Текст книги "Несокрушимо (ЛП)"
Автор книги: Мелани Харлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
– В такие моменты я иду бить что-нибудь. Тебе стоит попробовать.
Она снова подняла бокал и допила вино. Я тоже опустошил свой и протянул руку, чтобы забрать её бокал.
– Давай сюда, я помою.
Она последовала за мной к раковине в глубине подвала.
– Я вообще никогда в жизни ни разу ничего не била.
– Что? – Я сделал вид, что шокирован, пока мыл бокалы. – Даже в драках в баре не участвовала?
Она засмеялась, засунув руки в карманы пальто.
– Никогда.
– Не устраивала спаррингов с сёстрами, когда была маленькой? Мы с братьями регулярно колотили друг друга.
– Нет. Думаю, Мег и Хлоя пару раз сцепились, а с Эйприл мы точно кричали друг на друга из-за того, кто украл чью помаду, щётку для волос или джинсовую куртку. Но до драк дело не доходило.
– Даже ни одной драки на детской площадке для хвастовства? – поддразнил я, ставя бокалы на сушилку и вытирая руки о низ своей рубашки.
Именно тогда я заметил дырку. Чёрт побери, не мог же я носить рубашку с дыркой именно в тот единственный раз, когда Сильвия Сойер зашла сюда, чтобы поговорить со мной! Хотелось извиниться или что-то такое – она ведь всегда выглядела идеально одетой и ухоженной. И, конечно же, она заметила эту дырку – она была прямо на груди. Я прикрыл её рукой, но она, похоже, не смотрела на меня.
– Знаешь, в третьем классе одна хулиганка столкнула меня с качелей, но я не дала сдачи, – сказала она рассеянно.
– Почему?
– Боялась. Она была больше меня.
– Вот почему тебе нужно научиться бить, – сказал я. – Приходи как-нибудь в спортзал. Там есть отличный тренер, который работает с новичками. У неё много клиенток-женщин. И, кажется, у них есть классы самообороны.
– Правда? – Она чуть оживилась. – Это может быть полезно. Я ведь буду жить здесь одна, и, хотя этот городок не самый опасный, кто знает, что может случиться.
– Именно.
– И это наверняка поможет мне чувствовать себя… сильнее. Увереннее. Знать, что я могу постоять за себя, если что. Шанс, что мне когда-нибудь придётся ударить кого-то, невелик, но если вдруг…
– Ты будешь знать, что делать.
– Я буду знать, что делать, – она улыбнулась, в её глазах блеснула искорка. – Знаешь, я уже видела дырку в твоей рубашке.
– А нельзя сделать вид, что не видела?
Смеясь, она потянула мою руку с груди.
– Видела. И всё в порядке, Генри. Не нужно извиняться за удобную одежду на работе. Это я вторглась в твоё пространство.
– Я рад, что ты это сделала.
Наши взгляды встретились, и в тишине я вдруг задумался, какой могла бы быть жизнь, если бы наше время сложилось иначе. Поцеловал бы я её в такую ночь, как эта? Подошли бы мы друг другу? Были бы мы сейчас дома, под тёплым одеялом, прижавшись друг к другу?
Эта мысль заставила меня почувствовать тесноту в штанах.
И одновременно – стыд.
Конечно, она была одинока, как и я. Но она была ещё и чертовски уязвимой. Она была здесь со мной – одна, ночью, потому что доверяла мне. Доверяла, что я не позволю себе лишнего. Я был другом её семьи и сотрудником. Только полный придурок воспользовался бы ситуацией. Не говоря уже о том, что это поставило бы под угрозу мою работу, отношения с её семьёй и профессиональную репутацию.
Я убрал руку.
– Уже поздно. Я провожу тебя.
Она достала из кармана варежки и надела их.
– Не нужно. Уже поздно, и я уверена, ты сам хочешь скорее попасть домой.
– Позволь перефразировать, – твёрдо сказал я. – Я собираюсь проводить тебя.
Она сузила глаза, натягивая шапку, но при этом улыбнулась.
– Хулиган.
– Тогда попробуй меня побить.
Она как бы шлёпнула меня по груди варежками, и я улыбнулся, отходя к лестнице.
– Это всё? Тебе точно нужны эти курсы.
Через несколько минут мы уже шли по тропинке к дому, вокруг нас мягко падал снег.
– Ты придёшь на ужин завтра? – спросила она.
– Не думаю, – ответил я.
– Почему?
– Это же только для семьи, верно?
– Ты почти что семья, Генри. И я тебя приглашаю. Удивлена, что моя мама ещё не сделала этого.
– Сделала.
– Вот видишь? – Она легонько толкнула меня локтем. – Ты придёшь. Всё решено.
– Знаешь, Эйприл как-то сказала, что ты можешь быть упрямой и всё знать лучше всех. Я ей не поверил.
Она вскинула нос.
– Я старшая сестра. Мне можно иногда быть боссом.
– Но ты не моя старшая сестра.
– Верно, – сказала она. – Но это мой дом. Это что-то да значит. Ну же.
– Я подумаю над твоим приглашением, – сказал я.
– А, ты из тех мужчин, да? – спросила она, когда мы подошли к крыльцу её родителей.
Я поднялся по ступеням рядом с ней.
– Из каких мужчин?
– Из тех, которые не могут уступить женщине, – она повернулась ко мне лицом у двери и ткнула пальцем в грудь, её взгляд был игривым.
Я держал руки крепко сжатыми в карманах и смотрел на неё сверху вниз, борясь с каждым инстинктом, что пробуждался внутри. Теми инстинктами, которые точно знали, что делать, когда провожаешь красивую женщину до её дома ночью, и её лицо светится в темноте, длинные, почти невесомые волосы покрыты снежинками, а её тёплые, мягкие губы так близко, что стоит лишь наклониться – и ты узнаешь, какие они на вкус.
– Я могу уступить женщине, – сказал я тихо.
Её улыбка исчезла, губы чуть приоткрылись.
– Спокойной ночи, Сильвия, – быстро сказал я, пока не сделал что-нибудь, о чём потом пожалею. Я поспешно спустился по ступеням и направился обратно по тропинке к винодельне.
Я не услышал, как открылась или закрылась дверь дома Сойеров, так что предположил, что она какое-то время стояла там, наблюдая, как я иду сквозь заснеженную темноту. Но я не обернулся.
Чёрт, да, я могу уступить женщине.
Но я не мог уступить самому себе.

Сегодня ночью ты она приснилась.
Мы дегустировали вино в погребе, и она была обнажённой, и позволила мне поливать ее тело холодным вином и слизывать его с ее кожи.
В четыре утра я проснулся с внушительной эрекцией, которая никак не хотела исчезать. Я ворочался ещё час, а потом сдался и скользнул рукой в свои боксёры, пытаясь избавиться от образов, засевших у меня в голове.
Пока я ласкал себя, я представлял, как мой язык скользит по её горлу, груди, животу, внутренней стороне бёдер. Слышал её вздохи и стоны, отдающиеся эхом от каменных стен. Чувствовал её пальцы, запутывающиеся в моих волосах, её ноги, обвивающие мою голову, её тело, напрягающееся в сладком напряжении. Я заставлял её кончить именно так, пока вино стекало с её тела, а она пульсировала напротив моего языка. Я тоже застонал, когда мой собственный оргазм прошёлся волной через моё тело.
Но мне не стоило этого делать. Мне стало ужасно стыдно. Потому что теперь, когда я смотрел бы на неё, я не смог бы думать ни о чём другом, кроме её обнажённого тела на каменном полу.
Я точно не собирался идти на семейный ужин к Сойерам.
Чтобы не соблазниться, я надел на работу самые грязные джинсы и самую ужасную фланелевую рубашку с дырками, ту самую, которую моя бывшая всегда умоляла меня выбросить. Я не стал бриться и надел кепку вместо того, чтобы причесаться.
На винодельне я весь день занимался тяжёлой и грязной работой, чтобы гарантированно вспотеть. Я был один, так как моя помощница Марьела взяла выходную неделю, а дегустационный зал тоже был закрыт. Никого не заботило то, как я пахну.
Около шести вечера я был снаружи, укладывая новые контейнеры на пресс-площадке, когда услышал, как кто-то зовёт меня. Удивлённый, что в такую стужу кто-то оказался здесь, я обошёл здание и направился к входу в винодельню.
Сильвия стояла возле двери дегустационного зала, дрожа от холода без пальто, обхватив себя руками.
– Эй! – позвала она, заметив меня. – Я искала тебя!
Я побежал к ней, расстёгивая свою куртку.
– Что случилось? Всё в порядке?
– Да, но Боже, как холодно! – Она подпрыгивала с ноги на ногу.
Я быстро снял свою куртку и протянул ей.
– Надень это. Не спорь.
Она надела куртку, в которой почти утонула, и мы поспешили внутрь дегустационного зала. Закрыв за нами дверь, я включил все лампы. Я не доверял себе находиться с ней в темноте.
– Ух! – Сильвия подула на свои руки. – Здесь ещё холоднее, чем вчера! Я не чувствую лица! Что, сейчас минус десять?
– На самом деле около минус четырёх, но всё равно слишком холодно, чтобы бегать без пальто, – я положил свою шапку и перчатки на высокий столик и провёл рукой по своим взъерошенным волосам. – Что ты делала там?
– Искала тебя. Мы все ужинаем у родителей, и кто-то спросил, где ты. Я вызвалась за тобой сходить.
– Без пальто?
– В доме жара – я весь день готовила и так вспотела. И не меняй тему, – она высвободила руку из рукава моей куртки и погрозила мне пальцем. – Ты же сказал, что придёшь на ужин.
Я скрестил руки на груди.
– Я сказал, что подумаю.
– И ты подумал?
– Да. Но я не могу прийти.
– Почему?
Я пожал плечами.
– Работаю.
Сильвия закатила глаза.
– Генри, на дворе Рождество! Сделай перерыв!
– Ещё не Рождество.
– Для нас Рождество уже началось, – сказала Сильвия. – Сегодня гостиница официально закрывается для гостей на целую неделю, а это значит, что рождественские каникулы в Кловерли стартуют прямо сейчас. – Она подняла руки, но они утонули в рукавах моей куртки. – Я могу понять, что ты хочешь дождаться реального дня рождения Иисуса, чтобы отпраздновать, но я уверена, он не будет против, если ты поужинаешь с нами сегодня. На самом деле, он хочет, чтобы ты пришёл. Он мне так и сказал.
Я рассмеялся.
– Иисус сказал тебе, что хочет, чтобы я поужинал с вами?
– Да. Он сказал, что ты слишком много работаешь.
– Мне кажется, у Иисуса есть дела поважнее.
Она покачала головой.
– Нельзя ставить под сомнение слова Иисуса, Генри. Теперь пошли. Я уверена, ты ещё не ел, а у меня весь день в томятся фрикадельки в сладко-пряном соусе.
У меня тут же заурчало в животе.
– Фрикадельки, значит?
Она заметила мою слабость.
– Да. И это только закуска. В духовке уже готовится ветчина, а ещё будет тыква в мёде, хрустящая брюссельская капуста с беконом и орехами пекан…
Настоящая еда.
Я простонал вместе со своим желудком.
– Ты убиваешь меня.
– Хорошо. Идём и поешь.
– Посмотри на меня. Я выгляжу ужасно, Сильвия.
– Неважно, как ты выглядишь, сегодня всё по-домашнему.
Я уже придумывал ещё одну отговорку, когда она сделала шаг ближе. На секунду я боялся даже вдохнуть. Потому что, пахла ли она печеньем, фрикадельками или духами – я всё равно хотел бы больше.
– Слушай, – тихо сказала она. – Я знаю, что сейчас тебе, наверное, не особо нравятся большие собрания. Мне тоже. И я вполне пойму, если ты захочешь побыть один. Но мне действительно понравилось говорить с тобой вчера вечером, и… – Она замялась.
– И что?
Она пожала плечами.
– Думаю, это всё. Мне просто понравилось говорить с тобой вчера, – затем она начала снимать мою куртку. – Слушай, не переживай из-за ужина. Это абсолютно нормально, если ты не хочешь идти, и я не хотела…
– Сильвия, – я взял её за рукава куртки, не давая ей снять её. – Я не хочу быть один сегодня вечером. Дело не в этом.
– Тогда в чём?
– Просто… – но как я мог закончить эту фразу? Просто ты слишком красивая? Просто я не могу перестать думать о том, чтобы тебя поцеловать? Просто мне приснился такой сон о тебе прошлой ночью, что я кончил так сильно, что не доверяю себе находиться с тобой наедине?
Она замерла, глядя на меня с выражением, которое было наполовину полным надежды, наполовину пугающим.
На несколько безумных секунд я подумал: «К чёрту всё». Просто поцелуй её.
Но вдруг дверь винодельни распахнулась.
– Эй! Вы идёте или нет? – Это была Эйприл, кутающаяся в длинную пуховую куртку. – Мама послала меня за вами.
Я отпустил Сильвию, сделав шаг назад и стараясь дышать нормально.
– Он строит из себя недотрогу, – сказала Сильвия, но её голос слегка дрожал.
– Чёрта с два, – указала на меня Эйприл. – Ты идёшь на ужин, Генри. Это Рождество.
Я сдался.
– Ладно, но мне нужно сначала домой, чтобы принять душ.
– Не спеши, – сказала Эйприл. – Мы никуда не торопимся. Мак и Фрэнни с детьми только что приехали, а Хлоя с Оливером ещё не добрались. Мег и Ноа тоже опаздывают.
– Что принести? – спросил я.
Эйприл покачала головой.
– Ничего. Просто приходи.
Я не мог явиться с пустыми руками, но подумаю об этом позже.
– Ладно, увидимся через некоторое время.
– Отлично, – сказала Эйприл. – Идёшь, Сильвия?
– Да, – она снова попыталась снять мою куртку, но я протянул руку и остановил её.
– Оставь её. Слишком холодно, чтобы выходить без пальто.
Её лицо вспыхнуло, когда она застёгивала молнию.
– Хорошо. Спасибо. Увидимся скоро.
Я смотрел, как они уходят, и думал, нормально ли чувствовать себя пятнадцатилетним подростком в теле взрослого мужчины. Гормоны, о существовании которых я уже забыл, бурлили в моей крови, а сердце билось слишком быстро.
Она такая чертовски красивая.
– Всё нормально, – сказал я себе, собираясь. – Это естественно. Это биологическая реакция. Она красивая женщина, уделяющая тебе внимание, а ты не занимался сексом уже очень долго.
Но позволить ей носить мою куртку – это максимум, на что я могу пойти.
5
Сильвия
Куртка Генри была плотной, тёплой и приятно пахла – не дорогим одеколоном или лосьоном после бритья, а чем-то земным, зимним и мужским. Тот же запах я почувствовала прошлой ночью, когда стояла рядом с ним в винодельне. Пока мы шли, я опустила подбородок глубже в воротник и вдохнула глубоко.
– Что ты делаешь? – спросила Эйприл.
– Ничего.
– Эм, мне показалось, что ты нюхаешь куртку Генри.
– Что? Это смешно.
– Правда? Потому что мне также показалось, что между вами двумя только что в дегустационном зале что-то происходило.
У меня сжался живот.
– Что-то вроде чего?
– Не знаю. Казалось, что я что-то прервала.
– Это ещё более нелепо.
Но так ли это?
С тех пор как Генри проводил меня домой прошлой ночью, он не выходил у меня из головы. Не в каком-то непристойном смысле, просто… был там. Мне было так приятно провести с ним время. Я даже не помню, когда в последний раз могла так легко и откровенно поговорить с кем-то, тем более с мужчиной. Бретт всегда говорил много, но всё это было исключительно поверхностно. А если я пыталась перевести разговор в более глубокое русло, намекнуть на свои страхи о том, что наш брак трещит по швам, или спросить, что он чувствует, он просто менял тему. Со временем он даже перестал смотреть мне в глаза.
Генри смотрел прямо на меня. Слушал меня. Заставлял меня чувствовать, что меня слышат и понимают. К тому же он был умным, увлечённым своим делом и, честно говоря, невероятно привлекательным. Как я раньше этого не замечала? Он был чем-то средним между суровым охотником и сексуальным профессором: идеально чувствовал себя в джинсах и ботинках, с грязью на руках, но при этом был интеллигентным, красноречивым и чутким. Я чуть не умерла, когда он сказал мне дать вину согреться на языке – вероятно, это была обычная фраза в винодельческой индустрии, но она заставила меня почувствовать жар во всём теле.
Интересно, что он думает обо мне? Находит ли он меня привлекательной?
Боже, это была такая детская мысль – «Ты мне нравишься? Да или нет?», но я должна признать, что часть меня надеялась, что да, даже если из этого ничего не выйдет. Прошло уже много времени с тех пор, как я чувствовала себя красивой в чьих-то глазах.
– Что в этом такого смешного? – спросила Эйприл. – Генри очень красивый.
– Это правда, – осторожно согласилась я.
– И он отличный парень. К тому же вы оба через многое прошли.
– Вот именно, – сказала я. – Слишком рано даже думать о том, чтобы… двигаться дальше. Мой развод только-только завершился.
– Это, кажется, не мешает Бретту, – сухо заметила Эйприл. – Я и не говорю, что тебе нужно выйти за Генри замуж. Просто узнай его лучше, особенно если ты переезжаешь сюда. Будь его другом. В этом же нет ничего плохого?
– Нет, – признала я.
– Вот и всё, что я имела в виду.
Мы поднялись по ступеням крыльца, и я вспомнила, что Генри сказал мне прошлой ночью: «Я могу уступить женщине.»
Я поёжилась, закутываясь в его куртку. Он не сказал это с каким-то подтекстом или даже флиртом, но что-то в самих словах или, может быть, в его тихой, серьёзной манере произнести их, заставило меня почувствовать дрожь глубоко внутри.
И, конечно, Эйприл не всё себе придумала – в винодельне действительно был момент, когда я подумала, что Генри, возможно, собирается меня поцеловать. И что ещё более странно, я даже надеялась, что он это сделает, хотя не думаю, что была к этому готова. Да и что-то подсказывало мне, что он тоже не был готов.
Но я этого хотела.
Чёрт, да, я этого хотела.

Дом был наполнен шумом и хаосом – все уже собрались, стол в столовой ломился от блюд, рождественские песни звучали из беспроводных колонок, в камине ярко пылал огонь, пятеро детей бегали кругами, а настроение у всех было отличное. Я была так рада видеть, как Китон и Уитни весело проводят время, что меня даже не волновало, что их ужин, скорее всего, будет состоять из печенья, шоколада и леденцов.
Взрослые наливали себе напитки, наполняли тарелки и рассаживались в большой комнате, пристроенной к дому сзади, болтая, смеясь и делясь новостями. Быть снова окружённой семьёй было так приятно, что у меня едва не перехватило горло.
Сев с тарелкой на диван, я поговорила с Мег и Ноа об их благотворительном проекте. Они предложили мне присоединиться, учитывая мой прошлый опыт работы с фондами и мероприятиями по сбору средств. У бара я обсудила с Маком школы, куда пойдут мои дети, узнала его мнение об администраторах и учителях. Вернувшись в большую комнату, я подсела к отцу, чтобы поговорить о том, в каких районах стоит искать дом, какие там цены и налоги, стоит ли нанимать риелтора или попробовать справиться самой. Хлоя спросила, смогу ли я помочь в дегустационном зале на следующей неделе, так как гостиница будет заполнена, а часть сотрудников в отпуске. Я с радостью согласилась.
Аппетит у меня был отличный, и я вернулась за стол, чтобы взять добавку десерта, когда услышала стук в дверь. У меня кольнуло в животе, и я быстро проверила свитер на наличие пятен, а потом потерла губы, надеясь, что на них всё ещё осталась хоть капля цвета. Поставив тарелку в сторону, я пошла открывать.
Когда я открыла дверь, я не была готова к тому, как отреагирует моё тело. Генри стоял передо мной, свежевыбритый, аккуратно причёсанный, в тёмном шерстяном пальто и с бутылкой вина в руках. Мои щеки залились румянцем, а пульс взлетел.
– Привет, – сказал он, его дыхание клубилось в холодном воздухе.
– Привет. Заходи, – я отошла, чтобы он мог войти, и почувствовала аромат его одеколона, когда он прошёл мимо. Мои «женские» мышцы, долгое время пребывавшие в спячке, вдруг сжались. – Повесить твоё пальто? Обещаю вернуть, вместе с твоей другой курткой, когда будешь уходить.
– Конечно. – Он стряхнул снег с ботинок и протянул мне бутылку. – Это тебе.
– Спасибо. – Поставив бутылку на столик в прихожей, я повесила его пальто в шкаф и обернулась к нему. На нём был тонкий угольно-серый свитер поверх тёмно-синей рубашки и тёмные джинсы. – Ты выглядишь здорово.
– Спасибо. Я подумал, что в этот раз надену рубашку без дырок. Попробую не выглядеть как голодный студент. – Он взглянул на мой свитер, обтягивающие джинсы и сапоги на высоком каблуке. – Ты тоже выглядишь отлично.
– Спасибо. – Взяв бутылку, я кивнула в сторону задней части дома, откуда доносился шум. – Готов?
– У меня есть выбор?
Улыбнувшись, я взяла его под руку.
– Нет. Но я буду рядом, обещаю, всё будет отлично. Пойдём.
Если Генри и нервничал, заходя в комнату, полную людей, то он этого не показывал. Конечно, это были только мои родственники и их вторые половинки, и все знали, что не стоит говорить о Рене или о чём-то ещё, что могло бы заставить его чувствовать себя некомфортно. Он выглядел абсолютно своим, общаясь с Маком, смеясь с Хлоей над каким-то самодовольным знатоком вина, который на прошлой неделе посещал винодельню и раздавал советы, и обсуждая с Оливером прогресс в строительстве ликеро-водочного завода. Он съел три полные тарелки еды, как будто не ел нормальной еды целую вечность.
Позже он присоединился ко мне, Хлое и Оливеру, Маку и Фрэнни и всем пятерым детям в игре. Я была удивлена, как легко он взаимодействовал и с девочками Мака, и с моими детьми. Казалось, ему действительно нравилось играть, и он старался рассмешить их. Я задумалась, хотел ли он когда-нибудь иметь детей.
После игры, пока он пил кофе с моим отцом, смешанный с ирландским виски и покрытый сливками, и обсуждал предстоящий сезон роста винограда, я помогала матери и Эйприл убирать кухню. К этому времени Мак и Фрэнни уже увезли своих детей домой, мои дети разошлись по спальням, а Мег и Ноа исчезли, даже не попрощавшись.
– Они, наверное, уже пять раз успели переспать, – прошептала Эйприл, пока мы перекладывали остатки еды в пластиковые контейнеры.
Я застонала.
– Перестань. Это была пытка смотреть на них весь вечер. Они едва могут держать руки при себе.
– Знаю. А ты бы слышала её рассказы о сексе, – покачала головой Эйприл. – Это просто безумие. Такое, где в ход идут наручники.
– Я слышала кое-что, – я быстро оглянулась на маму, чтобы убедиться, что она нас не слышит. – Честно говоря, я даже немного завидую. У меня такого никогда не было. А у тебя?
– Нет. Где вообще найти таких мужчин? Хороших, чтобы с тобой обращались правильно, но с этим альфа-отношением за закрытыми дверями? Это что, особенность людей из сферы правоохранительных органов? Может, мне начать наведываться в пожарную часть.
Я покачала головой.
– Не знаю. У меня это всегда было либо одно, либо другое – а то и ни того, ни другого.
Когда мы убрали остатки еды и включили посудомоечную машину, Эйприл зевнула и спросила, можно ли ей уйти.
– Конечно, – сказала моя мама. – Я справлюсь с остальным.
– Я помогу тебе, мама, – предложила я. Всё, что оставалось сделать, это помыть вручную сервировочные блюда. – Я буду мыть, а ты вытирай.
– Спасибо, дорогая.
Мы попрощались с Эйприл и начали работу. Разговоры в гостиной звучали поверх тихого жужжания посудомоечной машины, музыку уже выключили. Я услышала глубокий голос Генри и оглянулась через плечо. Он сидел на диване напротив моего отца, наклонившись вперёд, локти на коленях, и выглядел так, будто слушал очень внимательно.
Я улыбнулась и снова повернулась к раковине.
– Генри так увлечён своими лозами. Это так мило.
Моя мама посмотрела на меня.
– Он действительно милый. И увлечённый.
Я задумалась, не сказала ли я слишком много, и прикусила губу, вместо того чтобы задать вопрос, который меня действительно мучил: какая на самом деле была его жена? Был ли их брак таким плохим? Почему у них не было детей?
Но мама сама развеяла мои мысли.
– Так приятно видеть, что он снова наслаждается общением, – сказала она. – Последние несколько месяцев он был совсем подавленным.
– Ну, развод может сильно подкосить.
– Да. Но приятно видеть, что и ты наслаждаешься вечером. Тебе было весело?
– Да, – сказала я. – Больше всего мне понравилось видеть, как дети веселятся. Они так хорошо ладят с девочками Мака.
– Девочки Мака – просто прелесть.
– Надеюсь, Китон тоже найдёт здесь друзей среди мальчиков.
– Найдёт. Как только начнётся школа, у него не будет проблем.
Я терла дно сотейника.
– Я беспокоюсь за него – за них обоих, если честно. У них нет отца рядом. Но потом я вспоминаю, каким человеком оказался Бретт, и думаю, что, может быть, лучше вообще без мужского влияния, чем с таким.
– У них будет достаточно здорового мужского влияния здесь, – уверила меня мама. – Твой отец, Мак, Генри. Оливер и Ноа тоже часто бывают рядом.
Я увидела возможность и воспользовалась ею.
– Генри действительно здорово ладит с детьми. Интересно, почему у них с Рене так и не было своих.
Мама замолчала на минуту, и я подумала, что, возможно, она не знает. Но когда я передала ей сотейник, она ответила тише, чем обычно:
– Они пытались много лет, – сказала она. – Это была часть их проблем. У Рене был эндометриоз, поэтому они надеялись на ЭКО, но оно не сработало.
– О нет, – я сразу поняла их ситуацию лучше. Я сама сталкивалась с трудностями в попытках забеременеть. После нескольких лет неудач мы с Бреттом обратились к ЭКО и нам дважды повезло.
Я знала, каким изнурительным может быть этот процесс. И каким разрушительным для женской психики, для её тела, для брака. Мне вдруг стало жалко бывшую жену Генри, я могла понять её. И мне было жаль самого Генри.
– Это так тяжело, – сказала я. – Это из-за этого их брак распался?
– Я никогда не спрашивала, но думаю, это сыграло большую роль, – она взяла у меня блюдо и начала его вытирать. – Я знаю только то, что знаю, потому что Рене немного поделилась со мной. С Генри я об этом ни разу не говорила.
– Я тоже, – пообещала я.
Мама перевела разговор на завтрашний вечерний приём, волнуясь из-за бесконечного списка дел. Когда мы закончили мыть и вытирать посуду, я заверила её, что буду рядом, чтобы помочь.
– Утром просто дай мне список, что нужно сделать. И не переживай, это будет потрясающий праздник. Как всегда.
Когда мы убирали вымытые тарелки в шкафы, через кухню прошли Хлоя и Оливер, чтобы попрощаться. После их ухода моя мама вытерла лоб и обмахнула лицо рукой.
– Эти приливы меня доконают. Пожалуй, пойду в комнату и включу вентилятор.
Я улыбнулась и взяла губку, чтобы протереть столешницы.
– Иди, мам. Я всё закончу.
– Спасибо, дорогая, – она заглянула в гостиную и попрощалась, а потом поднялась наверх. Спустя мгновение в кухню с пустыми чашками вошли Генри и мой отец.
– Ну, пожалуй, и я отправлюсь спать, – отец поставил свою кружку в раковину и поцеловал меня в макушку. – Огонь в камине почти погас. Ты ещё побудешь здесь или мне позаботиться о нём?
– Я сама, пап. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Джон, – сказал Генри. – Спасибо за всё.
Отец махнул нам рукой и отправился наверх, оставив нас вдвоём на кухне.
– Рад, что пришёл? – спросила я.
– Определённо, – он подошёл к острову и поставил свою стеклянную кружку на столешницу. – Всё было очень вкусно. Спасибо, что забрала меня. Иначе я бы поехал домой и съел на ужин кукурузные чипсы.
Я усмехнулась и покачала головой.
– Как ты можешь быть таким разборчивым в вине и так халатно относиться к еде?
– Хороший вопрос. Вероятно, потому что я хорош в виноделии, но ужасен в готовке.
Я улыбнулась, закрывая кран.
– Хочешь ещё кофе? Половина кофейника, наверное, осталась.
Он замялся.
– А ты будешь?
– Конечно. Захвати виски с бара, ладно?
Пока он доставал бутылку виски, я налила нам кофе. Он добавил по капле виски в каждую чашку, а я положила сверху оставшиеся взбитые сливки.
– Вот, идеально.
– Не хочешь сесть? – он взглянул на мои ботинки. – Ты ведь тут трудилась уже долго.
– Определённо. Пойдём в гостиную.
В камине ещё потрескивал слабый огонь, освещая комнату уютным светом. Я села на один конец дивана, а Генри устроился на другом.
Скинув ботинки, я поджала ноги под себя.
– Снег всё ещё идёт, – сказала я, глядя через раздвижные стеклянные двери на террасу. – Но мне нравится белое Рождество.
– Мне тоже, – он сделал глоток кофе. – Ты, наверное, скучала по этому в Калифорнии.
– Ну, мы обычно проводили праздники в Аспене, если не приезжали сюда, – я почувствовала неловкость от своих слов. Сейчас это звучало так претенциозно.
– Наверное, это было здорово.
– Было, – кивнула я. – Но дома на праздники лучше.
Он кивнул, и я поняла, что не знаю, откуда он сам родом.
– Где ты вырос? – спросила я, поднося чашку к губам.
– На ферме в Айове.
– Правда? – почему-то это заставило меня улыбнуться, представляя его мальчишкой с фермы.
Он выглядел изумленный.
– Удивило?
– Немного. Хотя я не знаю, почему. Ты ведь до сих пор вроде как фермер.
– О, я определённо всё ещё фермер.
– Твоя семья до сих пор живёт в Айове?
Он сделал глоток кофе, прежде чем ответить.
– Нет. Братья разъехались кто куда: один в Индианаполисе, другой в Фарго, третий в Сиэтле. Родителей больше нет. Есть несколько кузенов там, но я редко их вижу.
– Ферма, где ты вырос, ещё существует?
– Существует, но отец её продал, и она стала частью крупного сельскохозяйственного предприятия.
– Почему он её продал? Почему не передал тебе?
– Я тогда учился в колледже и вообще не был заинтересован в фермерстве, особенно в выращивании кукурузы и сои. Честно говоря, я вообще не хотел заниматься сельским хозяйством. Думал, что получу степень по биологии и пойду в медицинский университет.
Я заинтересованно наклонила голову.
– Что заставило тебя передумать?
– Я взял курс по винопроизводству в Корнелле и влюбился в это дело, к большому разочарованию моей матери. Кажется, она очень хотела хвастаться своим сыном-врачом.
Я улыбнулась.
– Не жалеешь?
– Нисколько. Моё дело всё ещё связано с наукой, но я намного больше люблю вино, чем людей. Ну, большинство людей.
– Я тоже. Иногда я думаю, была ли я раньше более терпима к неприятным людям или их просто стало больше, – я вздохнула. – Или, может, я их притягиваю.
Генри мягко улыбнулся.
– Не думаю.
– Серьёзно, Генри, я не могу назвать ни одного человека в моей жизни, не из семьи, который поддержал бы меня так, как я поддерживала бы друга в подобной ситуации. Я им доверяла. Думала, они заботятся обо мне. Наверное, я не разбираюсь в людях. – Я покачала головой. – Ну, это и так понятно. Посмотри, за кого я вышла замуж.
– Не будь к себе так строга, – тихо сказал Генри, пока поленья в камине тихо потрескивали. – Ты видишь хорошее в людях. Это хорошее качество.
– Возможно. Но я чувствую себя такой глупой. – Я поставила кружку на столик у дивана и обняла колени руками. – Все знали, что Бретт мне изменяет, даже я знала. Но мы все делали вид, что не замечаем.
– Почему?
– Мои так называемые друзья утверждают, что не хотели меня расстраивать. А почему я притворялась? – у меня перехватило горло, и я надеялась, что не опозорюсь, расплакавшись перед Генри. Я даже не понимала, почему рассказываю ему всё это, но что-то в теплоте камина, в позднем часе и тишине дома словно приглашало к признаниям. – Наверное, я боялась. Боялась, что он меня бросит. Боялась остаться одной с двумя детьми в тридцать семь. Боялась, что мои дети будут расти в разрушенной семье. Поэтому я притворялась, что счастлива.
– Это было, должно быть, очень тяжело.
– Да, так и было, – я замялась перед следующим вопросом, но внутренний голос подсказывал, что его нужно задать. Может, и он захочет признаться. – А ты притворялся, что счастлив?
Генри уставился в свою кружку, ничего не отвечая. На мгновение мне стало страшно, что я ошиблась, и это был слишком личный вопрос. Разве не говорил он мне вчера, что он закрытый человек?
Я поспешно извинилась:
– Прости, я не хотела лезть…
– Я не умею притворяться, – перебил он меня. – Со мной всё просто: что видишь, то и есть, и я не умею лгать. Возможно, это и было моей проблемой.








