Текст книги "Несокрушимо (ЛП)"
Автор книги: Мелани Харлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Мелани Харлоу
Несокрушимо
1
Сильвия
Оглядываясь назад, я понимаю, что не стоило выпивать ту пятую мимозу за Завтраком с Санта-Клаусом.
А тем более шестую, седьмую и восьмую.
В свою защиту могу сказать только то, что они были невероятно вкусные и обманчиво крепкие. Честно говоря, я почти уверена, что бармены начали добавлять в них больше алкоголя по ходу мероприятия.
И мне это было нужно.
Это был первый раз, когда мы с Бреттом, моим бывшим мужем, и чертовой Кимми, его будущей женой, оказались в одной комнате. Они сидели за столом с Уитни, нашей дочерью, которой недавно исполнилось тринадцать, и Китоном, нашим десятилетним сыном, а также с какой-то другой семьёй из клуба. В августе, когда мы бронировали места, я полагала, что буду сидеть на том месте, которое теперь занимает Кимми. Конечно, тогда я даже не догадывалась, что Бретт уже нанял адвоката по разводам, оформил резидентство в Неваде, чтобы всё прошло быстро, и купил любовное гнёздышко для себя и своей любовницы.
Я согласилась прийти на этот завтрак только потому, что дочь умоляла меня об этом. Она терпеть не могла Кимми и злилась на отца. Я старалась не говорить о нём плохо в присутствии детей, но, наверное, об этом даже не стоило беспокоиться. Он никогда не был отцом года. В его понимании оплата их обучения в частной школе, покупка дорогих подарков на дни рождения и организация шикарных поездок делали его хорошим отцом. Он никогда не проводил с ними по-настоящему времени, и всё списывал на свой рабочий график.
Последние несколько лет я практически и так была матерью-одиночкой, а когда он ушёл окончательно, дети дали понять, что останутся со мной. Они терпели выходные с отцом, когда он их не отменял, но вопрос их привязанности даже не поднимался. И когда я упомянула о переезде в Кловерли, мой родной дом в северном Мичигане, где они провели несколько весёлых летних каникул, оба одобрили эту идею. Они были ещё маленькими, но понимали, что мне нужно уехать отсюда, чтобы собрать свою жизнь по кусочкам.
Каждую ночь я лежала без сна, задаваясь вопросом, не слишком ли это эгоистично – увозить их из единственного дома, который они знали. Но потом я думала о том, что мне придётся постоянно сталкиваться с Бреттом и Кимми в нашем городе, проезжать мимо дома моей мечты с табличкой «Продаётся» или терпеть сочувствие людей, которые лишь притворялись моими друзьями, а потом бросили меня в самый трудный момент. Мне нужно было быть рядом с семьёй, с людьми, которым я могла бы доверять, в месте, которое ощущается домом. Мне нужна была безопасная гавань.
И детям она тоже была нужна.
С тех пор, как Бретт ушёл, Уитни стала пользоваться всё большим количеством косметики. Я не была уверена, была ли это просто нормальная подростковая фаза или что-то большее, но меня это беспокоило. Когда я пыталась поговорить с ней об этом, она говорила, что просто очень любит макияж. Конечно, Бретту это не нравилось, так что, возможно, это был её способ выразить ему своё «катись к чёрту» своими ярко-красными губами? Часть меня восхищалась этим. Нужно ли было отнимать у неё это?
Китон, со своей стороны, похоже, заедал свои эмоции. Он постоянно был голоден, и хотя я не держала вредную еду дома, он всё равно каким-то образом её доставал. Недавно он начал её прятать, на прошлой неделе я нашла кучу обёрток от шоколадок под его подушкой. Проверила его ящики и обнаружила ещё больше. Когда я спросила его об этом, он обвинил друга. У меня не хватило духу уличить его во лжи.
Каждую ночь я молилась о том, чтобы Кловерли исцелил наши разбитые сердца или хотя бы сделал меня лучшей матерью.
Опустошив шестую мимозу, я развернулась и поставила пустой бокал на барную стойку.
– Ещё одну, пожалуйста.
– Да, миссис Бакстер, – ответил бармен.
Миссис Бакстер. Какая шутка.
– Сильвия! Так приятно вас видеть! – Типпи Хьюитт Гамильтон поцеловала меня в щёку и жестом указала на бокал, который бармен передал ей. – Мне то же самое.
– Да, миссис Гамильтон.
Я сделала глоток своего напитка, готовясь к разговору с Типпи, королевой сплетен среди женщин Оушен-Вью Кантри Клаб, которых я когда-то считала подругами. Но многие из них знали, что Бретт мне изменяет, и никто ничего не сказал. Их оправдание? Они не хотели меня расстраивать.
Бред.
Есть вежливость, а есть верность, и я прекрасно знала разницу, даже если они – нет.
– Итак, я слышала, вы возвращаетесь в Мичиган, – сказала Типпи, широко улыбаясь.
– Да.
– Бедняжка. Одно дело – потерять тот большой, красивый дом, но переезжать в Мичиган в начале зимы? Это просто нечеловечно!
– На самом деле, Типпи, я не должна была уезжать. Я сама этого хочу. Погода в Мичигане может быть холодной, но люди там гораздо теплее.
Моя колкость пролетела мимо её ушей.
– И ты выросла на… ферме, верно?
Её выражение лица ясно давало понять, что слово «ферма» она ассоциирует с захолустным болотом, полным болезней.
Я не видела смысла рассказывать ей, что ферма Кловерли – одно из самых красивых мест на земле в любое время года. Что люди приезжают туда со всей страны, чтобы остановиться в нашем отеле или устроить свадьбу в нашем саду. Что наш виноградник может соперничать с лучшими в долине Напа, а наши вина завоёвывают награды по всему миру. Она бы мне всё равно не поверила.
– Да, – ответила я.
– Как мило, – фальшиво улыбнулась она и покровительственно похлопала меня по руке. – Уверена, тебе там будет очень хорошо.
Я сделала ещё глоток своего напитка, когда к нам присоединились три другие женщины, чьи радары для сплетен, должно быть, передали им сигнал о возможности раздобыть очередной скандал.
– Сильвия, дорогая, ты выглядишь прекрасно, – произнесла Хилли Бриггс, чмокая воздух рядом с моей щекой. Она была так сильно надушена, очевидно, чтобы скрыть запах сигарет, которыми она поддерживала свою худобу, что я чуть не закашлялась.
– Украшения в этом году самые лучшие, что у нас когда-либо были, – добавила Лиз Данхэм, чьё тщательно нанесённое консилером лицо не могло полностью скрыть следы инъекций, которыми её дерматолог недавно боролся с морщинами и заполнял щёки.
Здесь худоба и молодость были чем-то вроде спортивного состязания.
– С кем ты сидишь, дорогая? – спросила Джейн Блайт Миллер. В её голосе звучала смесь жалости и злорадства, а наклон головы ясно давал понять, что она слегка наслаждается ситуацией. – У тебя есть свой столик?
– Я как бы просто перемещаюсь, – сказала я с натянутой улыбкой. – Я не особо голодна.
Они все кивнули, их одинаковые стрижки слегка качнулись. И выглядели они тоже одинаково: каждая в своём варианте двойного комплекта или водолазки со «скромной длины» юбкой, как предписывали правила клуба. На каждой из них висело жемчужное ожерелье. Я заметила, что Кимми тоже носит жемчуг, и задумалась, не Бретт ли подарил ей его. Это в его духе – покупать чужую привязанность.
– Ты в выигрыше, – вздохнула Джейн. – Мне вообще не стоило есть тот огромный кусок кофейного пирога. Наверняка в нём тысяча калорий.
– Не глупи. Сильвии не нужно беспокоиться о своём весе, – заметила Хилли с завистливым оттенком. – Она и так такая стройная в последнее время.
Я действительно похудела слишком сильно, и знала это. Но стресс последнего года лишил меня аппетита и вызвал приступы рвоты, когда мне всё же удавалось что-то съесть. Глубоко внутри я уже давно понимала, что мой безрадостный брак разваливается. Я просто слишком боялась что-то с этим сделать.
– Ну и хорошо, – сказала Типпи, поднося к губам свою мимозу. – Ведь теперь ты снова на рынке. Нужно выглядеть как можно лучше.
– На рынке? – Я моргнула, глядя на неё. – Типпи, я не на продажу.
– Успокойся, – она похлопала меня по руке. – Это был комплимент. Ты красивая, Сильвия. Тебе не составит труда найти нового мужа.
– Кто сказал, что ей вообще нужен новый муж? – спросила Джейн. – Брак – это такая морока. Иногда я мечтаю, чтобы Ричард просто оставил меня, чтобы я наконец обрела немного покоя! У тебя, наверное, теперь полно времени для себя, Сильвия.
Я могла бы ответить, что не искала никакого времени для себя, что у меня нет никакого покоя и что я ужасно скучаю по детям в те выходные, которые они проводят с Бреттом, но не стала.
– Ещё одну мимозу, пожалуйста.
Мои бывшие подруги переглянулись, пока я осушала бокал в несколько больших глотков. Обычно я не пила так много, но сейчас у меня был выбор – либо проглотить, либо плеснуть им в лица, а я не хотела устраивать сцену… Пока.
Хилли взглянула в сторону стола Бретта.
– Наверное, это так сложно для тебя, Силь.
Остальные одобрительно закивали.
– Просто не представляю, как тебе удаётся сохранять спокойствие, – сказала Лиз, в её голосе прозвучало почти предвкушение, что я сорвусь. – Я слышала про ребёнка.
– Ребёнка? – У меня сжался желудок. – Какого ребёнка?
– Ты не знаешь? Ну, вообще-то Кимми беременна, – радостно выдала Джейн, явно наслаждаясь моментом. – Она вчера всем рассказала об этом на обеде Леди-ассамблеи. Сказала, что на четвёртом месяце.
– Четвёртом месяце? – Я попыталась быстро посчитать в уме, хотя после выпитого это было непросто, и поняла, что она умудрился залететь ещё летом, задолго до того, как муж сказал мне, что уходит. – О Боже.
– Это, конечно, вызвало переполох, – добавила Хилли. – Но я уверена, что никто не поверил в то, что она ещё наговорила.
Я уставилась на неё.
– Что ещё она наговорила?
– Ну, ты же знаешь, стандартные оскорбления, которые любовницы кидают в сторону бывших жён. Что Бретт был несчастен с тобой годами, потому что ты такая холодная. Что ты скучная в постели. Что ты больше его не возбуждала. Что он даже… э… не мог возбудиться из-за тебя.
Я чувствовала, как растворяюсь в горячей, унизительной луже. Дышать стало невозможно.
– Боже, какая грубость, – сказала Типпи и сделала глоток своего напитка. – Кто вообще говорит такие вещи вслух за обедом?
Будто она не ловила каждое слово из того, что Кимми наговорила, как и все они.
– Грубость и глупость, – фыркнула Лиз. – Она ведь почти вдвое моложе его! Но её кожа просто идеальная. И, уверена, её грудь совсем не обвисшая.
– Ну, я её грудь не видела, – ответила я, устав молчать и быть выше этого, хотя мне хотелось закричать. – Но, может, если спросить, она нам покажет. Судя по всему, раздеваться перед чужими мужьями для неё не проблема.
Лиз выглядела оскорблённой.
– Я лишь имела в виду, что тебе, наверное, тяжело видеть его с такой, как она.
– Потому что я такая старая и обвисшая?
Я залпом допила свою мимозу и заказала ещё одну, хотя комната уже начала кружиться перед глазами.
– Сколько ты уже выпила? – спросила Типпи, приподняв бровь с осуждением. – Может, тебе лучше выпить кофе?
– А может, вам стоило сказать мне, что мой муж спит с продавщицей из магазина одежды с упругой грудью? – заявила я, обведя взглядом остальных. – Всем вам.
– Сильвия, это несправедливо, – начала Типпи, приглаживая кардиган на животе. – Я же не знала наверняка. Я только слышала слухи о… ну, ты понимаешь… – Она понизила голос. – О разводе.
Она прошептала это слово, будто, произнеси она его вслух, оно тут же материализуется и разрушит все их браки.
– То же самое, – кивнула Лиз. – Мы не хотели ничего говорить, чтобы не создавать ненужной драмы. Мы только о тебе думали.
– Да, и я думаю, что это несправедливо обвинять нас. Это ведь не наша вина, – надула губы Хилли. – Мы просто пытались быть хорошими подругами.
– Каким образом? – воскликнула я. – Вы позволили мне выглядеть полной дурой! И совсем перестали звонить или приглашать куда-то!
– Мы не знали, что сказать, Сильвия, – ответила Джейн, явно чувствуя себя неуютно. – Это просто так неловко.
– А вчера? Кто-нибудь из вас заступился за меня? Кто-нибудь остановил эти гадкие сплетни, которые она распространяла?
Я посмотрела каждой из них в глаза, уже зная ответ.
– Ну, мы не могли занять чью-то сторону, правда? – сказала Хилли, поправляя волосы. – Наши мужья все дружат с Бреттом. Нам придётся пойти на их свадьбу. Нам всё равно придётся общаться с ними, какими бы ужасными они ни были.
– О, уверена, вы справитесь. Вы ведь мастерицы притворяться чьими-то подругами, – ответила я, хватая новый бокал с мимозой, проливая часть напитка через край. Потом я подняла бокал и залпом его осушила.
Когда он опустел, я с грохотом поставила его на мраморную стойку и встряхнула головой.
– А теперь, извините, у меня есть дело.
Ни одна из них не попыталась меня остановить, когда я направилась через зал клуба, но все они пошли за мной, как стая гончих. Я чуть не упала, споткнувшись и ухватившись за чью-то спинку стула, но в конце концов добралась до стола Бретта, где схватила серебряный кувшин, наполненный ледяной водой.
– Ледяная королева, да? Сейчас я тебе покажу ледяную королеву, – сказала я и вылила весь кувшин ему на колени.
– Сильвия, какого черта?! – вскочил Бретт, и на пол посыпались десятки кубиков льда, но его брюки в области паха были насквозь мокрыми. – Ты с ума сошла?
– Нет, вовсе нет. Кажется, я как раз только что пришла в себя, – ответила я, чувствуя, как по венам бьёт адреналин. Казалось, что я могла сделать что угодно в этот момент. – Я должна была быть сумасшедшей, раз думала, что ты будешь мне верен, что сдержишь свои обещания. Ты – ничтожный лжец и изменник.
Господи, как же было прекрасно сказать это ему прямо в лицо!
Я перевела взгляд на Кимми.
– А ты просто дура, если думаешь, что он будет другим с тобой. Но это уже твоя проблема.
– Хватит! – резко бросил Бретт, поправляя галстук и оглядывая зал. Люди смотрели на нас.
– На самом деле, я только начала, – парировала я, подогретая мимозой и яростью оскорблённой женщины.
Я решительно направилась к танцплощадке в центре зала, где стоял Санта у своего красного бархатного трона и говорил в микрофон. Очередь детей тянулась к двери, все они ждали своей очереди, чтобы сесть ему на колени. Рядом два подростка в костюмах эльфов пытались сдерживать их нетерпение.
– Хо-хо-хо, – прогремел Санта, развернув старинный свиток. – Посмотрим, кто в этом году попал в список хороших, а кто – в список плохих!
Я подошла к нему и выхватила микрофон из рук.
– Давайте я помогу вам с этим, Санта.
Старик растерянно заморгал.
Повернувшись к толпе, я поднесла микрофон к губам.
– Простите, дамы и господа. Мне есть что сказать.
Зал замер. На лицах гостей читалось всё – от любопытства до шока. Обычно я была спокойной, сдержанной женщиной, совсем не из тех, кто хватает микрофон у Санты и устраивает лекцию в зале, где люди просто хотят насладиться своим бранчем с «Кровавой Мэри» и кишем.
– Для тех, кто меня не знает, я Сильвия Бакстер. По крайней мере, я была Сильвией Бакстер последние пятнадцать лет. А Сильвия Бакстер – это просто класс. Сильвия Бакстер выбирает путь достоинства. Сильвия Бакстер ведёт себя прилично.
Я сделала паузу.
– Сильвия Бакстер в списке хороших.
По залу прокатилась волна неодобрительного ропота.
– Но в этом зале есть люди, которые не попали в список хороших. Более того, некоторые из них возглавляют список плохих.
В этот момент один ребёнок в очереди к Санте расплакался.
– Мужья-изменщики, которые лгут и предают, – они в списке плохих, – сказала я, сверля взглядом Бретта, а потом и Кимми. – Наивные продавщицы одежды, которые распространяют гадкие сплетни. Они в списке плохих.
Я перевела взгляд на Типпи и остальных своих бывших «подруг».
– Неверные социальные карьеристки, которые называют себя твоими друзьями, пока вонзают нож в спину. Они в списке плохих.
Бретт поднялся из-за стола и начал двигаться в мою сторону.
Нет, черта с два. Я не позволю ему заткнуть меня.
Но, наверное, мне всё-таки стоило закончить это.
– Остальные, скорее всего, в списке хороших, – сказала я, уже ускоряя речь, пока Бретт приближался ко мне. – И если вы хотите оставаться в этом списке, это на самом деле очень просто.
Я пожала плечами.
– Не будьте сволочью. С Рождеством, друзья. Всем мира!
Я протянула руку и уронила микрофон.
Звук был ужасный. Я выглядела нелепо. Санта, скорее всего, вычеркнул меня из списка хороших, а люди здесь будут судачить обо мне ещё годы.
Но я чувствовала себя потрясающе крутой.
И это того стоило.
2
Генри
– Эй, ты всё ещё здесь?
Я оторвался от дубовой бочки, над которой работал, удивлённо взглянув на Деклана МакАллистера, шагавшего по каменному полу просторного винного погреба. Как финансовый директор Кловерли, он нечасто заглядывал сюда.
– Привет, Мак. Что-то случилось?
– Я увидел твою машину на стоянке. Сегодня субботний вечер, ДеСантис. Ты теперь свободный парень. Должен быть где-нибудь с девушками, а не тут, в подвале, делаешь массаж своему вину.
Я засмеялся.
– Батонаж, а не массаж.
– Какая разница, – отмахнулся он, наблюдая, как я вставляю длинный металлический штырь в отверстие сбоку бочки. – Чёрт, мне так хочется пошутить по этому поводу. Это будет считаться домогательством на рабочем месте?
– Слушай, это самое сексуальное, что будет у меня этим субботним вечером, так что давай без шуток, ладно? – Я повёл штырь взад-вперёд, скребя изогнутым металлическим наконечником по дну бочки.
Мак покачал головой.
– Это ужасно депрессивно. Даже шутить над этим не могу.
– Спасибо, придурок.
– Да брось, тебе надо выбираться отсюда. Поехали ко мне домой, выпьем пива, поужинаем. Фрэнни готовит жаркое.
– Ни за что. Я не буду вмешиваться в ваш субботний вечер с женой.
Но у меня тут же потекли слюнки при мысли о жарком. Я уже не помню, когда ел что-то домашнее. Но Мак, отец-одиночка троих девочек, и Фрэнни поженились пару месяцев назад – примерно в то же время, когда Рене, моя бывшая, подала на развод и ушла окончательно.
– Ты издеваешься? У меня трое детей, ДеСантис. У нас не бывает суббот, когда никто не вмешивается. И что ты ещё собираешься делать сегодня вечером, а?
Я замешкался. Правда заключалась в том, что мой вечер выглядел примерно так:
Съесть какую-то гадость из контейнера.
Посмотреть плохое порно, которое даже не заводит.
Всё равно подрочить.
Лечь спать.
Но я, конечно, не мог этого сказать. И не хотел быть чьим-то проектом милосердия на субботний вечер.
– На самом деле, у меня полно работы. Я тут надолго.
Мак не сдавался.
– Слушай, Генри, я тоже был разведённым. Я всё это проходил: отвратительная еда на вынос, разговоры с телевизором, ощущение, что все остальные в мире проводят время лучше тебя. – Он кивнул в сторону бочек. – Хотя, в твоём случае, это может быть правдой.
Смеясь, я вытащил штырь, поставил воздушный клапан обратно и перешёл к следующей бочке.
– Мне на самом деле нравится моя работа.
– Но ты тут безвылазно с самого сбора урожая, – продолжал он. – Уже начинаю думать, что ты спишь тут.
– Домой я всё-таки прихожу.
Правда, дома я чувствовал себя хуже. Я предпочитал яркие, просторные помещения винодельни тёмным, пустым комнатам своего дома. Как главный винодел, я всегда находил себе занятие здесь. Мы были маленькой винодельней, но я участвовал в каждом этапе процесса – и на винограднике, и в погребе. И всё делали вручную, по моему настоянию. Это требовало терпения, мастерства и времени, но я не хотел по-другому. Дома же я только сидел и ломал голову, где я всё так сильно напортачил.
Но это не было проблемой Мака.
– Почему ты чего всё ещё здесь, если у Фрэнни ужин в духовке? – спросил я.
– Надо было спрятать рождественские подарки от Санты у себя в офисе. Девчонки всё время их ищут.
Прятать подарки от Санты – ещё одна из традиций отцовства, которую я не успел испытать.
Я тут же отогнал эту мысль, прежде чем она задела меня сильнее.
– Они всё ещё верят в Санту?
Мак надел вязаную зимнюю шапку.
– Винни – да, ей всего пять. Фелисити восемь, она всё ставит под сомнение, так что, возможно, верит. А Милли тринадцать, так что, скорее всего, нет, но она делает вид. Фрэнни сказала ей, что тем, кто не верит, дарят на три подарка меньше, чтобы она не испортила всё своим сёстрам.
– Умно.
– Она вообще умная.
– Как ты вообще уговорил её выйти за тебя?
Мак выглядел по-настоящему озадаченным и покачал головой.
– Серьёзно, я сам без понятия.
После того как Мак ушёл, я закончил работать с бочками, ответил на несколько писем, попробовал рислинг из резервуаров, сделал заметки, убрался в лаборатории и осмотрелся, чтобы понять, есть ли ещё что-то, что нужно сделать перед тем, как отправиться домой.
Ничего не оставалось, но я всё равно не хотел возвращаться в пустой дом – тот самый, который я надеялся наполнить семьёй. Вместо того чтобы пойти на парковку, я застегнул куртку, надел шапку и перчатки и направился к винограднику.
Было холодно, конец декабря в Мичигане, но меня это не волновало. Я любил запах зимы, резкий холодный воздух в лёгких, хруст снега под ботинками. Я шел вдоль спящих рядов лоз, обдумывая прошедший сезон, пытаясь почувствовать энергию будущего роста, прикидывая новые стратегии для каждого участка. Я всегда чувствовал себя счастливее всего здесь, в винограднике, в любое время года. Лозы могли быть послушными или капризными, хрупкими или стойкими, но они говорили на языке, который я понимал. Я знал, как заботиться о них, формировать их, обновлять год за годом, превращая их в нечто прекрасное.
Если бы я был хотя бы наполовину так же успешен как муж.
Я выдохнул, и облачко белого пара рассеялось в ледяном ночном воздухе. В который раз я задавался вопросом, мог ли я сделать что-то большее, чтобы спасти свой брак. Настоящим врагом была бесплодность, которая понемногу разрушала наше счастье, пока от него не осталось ничего.
Несмотря на то, что говорила Рене, я никогда не винил её, но она чувствовала себя раздавленной от сознания, что её эндометриоз стал причиной проблемы. Она говорила, что ощущает себя неудачницей как женщина и как жена. Сколько бы раз я ни пытался убедить её в обратном, она отказывалась слушать или обращаться за помощью к психотерапевту. Гормональная терапия была адом для неё, и я изо всех сил старался быть чутким к её чувствам, напоминая себе, что это не то, чего хотел кто-либо из нас.
Единственные моменты, когда я действительно злился на неё, были наши споры об усыновлении, она даже не рассматривала такой вариант. Я называл её упрямой? Неразумной? Узколобой? Несправедливой? Я говорил слова, о которых потом жалел?
Чёрт возьми, конечно, говорил.
Но я говорил их от усталости, разочарования и страха. Я хотел быть отцом, черт побери, и видел, как мои шансы ускользают из-за её неумолимого желания «стать матерью естественным способом». Я винил её за это. Был ли я неправ?
В конце концов, возможно, это уже не имело значения.
После пяти неудачных циклов ЭКО наши сбережения иссякли. После лет попыток уловить идеальный момент для зачатия секс стал рутиной. После месяцев бесконечных ссор, ночёвок на диване и утренних извинений за слова, которые заставляли её рыдать всю ночь, я отказался от идеи иметь детей и просто хотел мира.
Я хотел перестать говорить о бесплодии. Я хотел прекратить избегать людных мест, потому что вид беременной женщины, или, что ещё хуже, её фраза «мы даже не старались», сводил Рене с ума. Я хотел снова хотеть секса, получать от него удовольствие ради самого процесса, ради освобождения, ради связи, ради веселья, чёрт побери. Мой член превратился в клинический инструмент, просто ещё один механизм в системе, которая не работала. И в конце концов стало ясно, что для Рене он был бесполезен, если не мог сделать её беременной.
Мы начали злиться друг на друга. Мы стали отдаляться. Мы разошлись.
Потом она сказала, что уходит. Что моё присутствие в её жизни постоянно напоминает ей о том, что у неё нет детей, что она больше меня не любит и не может остаться. Она ушла одним сентябрьским днём, и с тех пор я от неё ничего не слышал.
Конечно, мне было больно. Я злился. Испытывал горечь и обиду. Но вместе с этим… я чувствовал облегчение.
Потому что, если честно, я уже и сам не мог сказать, что всё ещё люблю её. Это звучит ужасно, но это правда. Годы, которые мы провели в попытках и неудачах завести семью, постоянные ссоры, финансовые траты, взаимные обвинения – всё это оставило неизгладимый след. Я понятия не имел, как сделать её счастливой, и не был уверен, что когда-либо смогу.
Честно говоря, я не был уверен, что вообще умею делать женщин счастливыми. Мой опыт в браке научил меня одному: ты никогда не узнаешь человека полностью. То, что ты думаешь, он хочет, то, что ты думаешь, можешь ему дать – всё это может измениться. Жизнь непредсказуема, и как только тебе начинает казаться, что ты во всём разобрался, что зима позади и весна уже на пороге, приходит поздний мороз и уничтожает все почки на лозе.
Поэтому, когда люди говорили мне что-то вроде: «Ты ещё молод, парням легче, всё у тебя будет хорошо», – мне хотелось дать им в морду. Всё не так просто, как просто взять и начать заново. Я больше никому и ничему не доверял – всё могло обернуться совсем не так, как ты думал.
К тому же, в этом маленьком городке не толпились одинокие красавицы, стучащиеся ко мне в дверь.
Я был ближе к сорока, чем к тридцати. Я фермер и ботаник. Меня приводили в восторг такие вещи, как почва, микроклиматы и углекислотная мацерация. Я любил испачкать руки, работая.
У меня было вполне приличное тело (спасибо часам, проведённым в спортзале, чтобы сбросить напряжение), но я не был накачанным. У меня была работа, которую я обожал, но я не был богат, и никогда не буду. Я водил старую побитую машину, таскал грязь в дом и стригся за 14 долларов.
Костюм с галстуком у меня был, но 365 дней в году я ходил на работу в потёртых джинсах и рубашках с дырками, и мне это нравилось.
Когда ей ещё было не всё равно, Рене говорила, что я хорош в постели – я всегда считал женское удовольствие важным. Но те дни давно остались позади.
Чёрт. Будет ли у меня вообще ещё когда-нибудь секс? Я скучал по всему, что с этим связано – по запаху духов в темноте, по ощущению мягких изгибов под ладонями, по вкусу женщины на языке.
Я едва не застонал вслух, дойдя до конца одного ряда и повернув в следующий. Но не было смысла терзать себя этим. Я не был готов к отношениям и не из тех, кто ляжет в постель с кем попало.
Я говорил себе быть благодарным за то, что у меня есть: хороший дом, отличная работа, несколько верных друзей. Да, моя сексуальная жизнь была ужасающе депрессивной, а первое Рождество в одиночестве обещало быть трудным, но я справлюсь. Может, куплю себе подарок – новую машину, часы получше или рыбацкую лодку.
По крайней мере, подпишусь на более приличный порносайт.
Мне он точно пригодится.
