Текст книги "Несокрушимо (ЛП)"

Автор книги: Мелани Харлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

22

Сильвия

В четверг утром, как только я отвезла детей в школу, я натянула всю свою самую тёплую зимнюю одежду и помчалась в винодельню. День был солнечным, но жутко холодным: воздух обжигал нос изнутри и хлестал лёгкие при вдохе. Но моё тело согревалось предвкушением, пока я считала последние минуты до встречи с Генри.

Его грузовик стоял на парковке, и моё сердце застучало сильнее при виде его. Я так скучала по нему, пока была в отъезде. Я мучилась с решением, стоит ли звонить ему, – часть меня знала, что лучше оставить его в покое, – но в конце концов я так хотела услышать его голос, что не выдержала и набрала номер. У него был удивительный дар успокаивать даже самый сильный хаос в моей голове, помогать мне видеть вещи в правильной перспективе, напоминать, что на самом деле важно. Генри умел меня рассмешить даже в самые трудные моменты. С ним я чувствовала себя понятой. Принятой такой, какая я есть, со всеми моими недостатками. Я бы не справилась с последними шестью неделями без его дружбы.

Когда я впервые пошла к нему в виноградник после Нового года, я была поражена, узнав, что он всё ещё готов меня обучать. Я думала, что, как только скажу ему, что между нами не может быть ничего романтического, он рассердится. Обидится. Разозлится.

Но он не стал. Он был добрым и понимающим. Безусловно, разочарованным, но не заставил меня чувствовать себя виноватой за то, что я не могу изменить. Он утешил меня. Обнял меня и заверил, что я не ужасный человек – я человек, я поступаю правильно, и я прощена.

Тем не менее, я пообещала себе не злоупотреблять его добротой. Я не собиралась быть для него обузой. Не собиралась приходить туда каждый день, ожидая, что он уделит мне внимание.

Но, конечно, всё произошло именно так.

Неважно, сколько времени я могла провести с ним – мало или много, он делал это время драгоценным. Он был терпеливым, смешным и добрым. Он отвечал на все мои глупые вопросы, никогда не раздражался, даже если я просила его повторить. Мы часто смеялись. Рассказывали друг другу истории. Делились своими маленькими слабостями – его слабостями были соревнования по чирлидингу на спортивных каналах, пончики с хрустящей глазурью и магазин поддержанной мебели. Я всегда смеялась, представляя, как он тайком просматривает сайт мебели и с трудом удерживается от покупки стола из восстановленного дуба или итальянского кожаного кресла.

Он тоже смеялся над моим списком.

– Прости, – сказал он, – но я вынужден дисквалифицировать твой пункт про еду. Салат не может быть маленькой слабостью.

– А ты пробовал греческий салат в Национальном парке Кони-Айленд? – возразила я. – Он утопает в фета! А свёкла консервированная!

– Консервированная свёкла? Боже, какой ужас! – Он потянул меня за волосы, и я засмеялась.

Но кроме этого он ни разу меня не коснулся. Ни разу.

Иногда я ловила, как он смотрит на меня, и он ловил, как смотрю на него. Но мы никогда не говорили ни слова о том, что произошло между нами… или о том, что происходило сейчас. Как будто, если не называть это, мы будем в безопасности.

Но мы не были. Конечно, не были.

Я ворвалась в дегустационный зал и увидела Хлою за стойкой, которая разбирала новые бокалы из коробок.

– Привет, – сказала она, – как дела с домом?

– Всё хорошо, – ответила я, тяжело дыша. – Генри здесь?

– Внизу. Слишком холодно работать в винограднике сегодня. Ты хочешь…

Но я уже мчалась через цементный пол к ступеням, ведущим в подвал. Я сразу его заметила, стоящего у бочки с длинной стеклянной трубкой, которую теперь знала, как называть – «винный вор».

Он услышал мой топот по лестнице, поднял взгляд и широко улыбнулся.

– Привет.

Когда я подошла к нему, я дышала тяжело, и мне казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди. Но это было не только от спешки.

– Привет.

– Как прошла оставшаяся часть поездки?

– Хорошо.

Я до смерти хотела, чтобы он обнял меня, и не могла удержаться от разочарования, когда он так и не сделал этого. Моё тело было словно огромный обнажённый провод, искрящееся от его близости.

– Дети справились?

– Да. Было тяжело, и Уитни много плакала, но я ожидала этого.

Мои надежды начали угасать… Он так и не прикоснётся ко мне. Даже дружеского, неформального касания локтем не будет.

– Бедняжка.

Он взял пробу вина из бочки.

– Ты рада вернуться?

– Да.

Боже, как я скучала по его объятиям. Неужели я больше никогда их не почувствую?

– Кажется, теперь мы действительно можем двигаться дальше.

– Когда вы закрываете сделку с домом?

– Пока жду точной даты, но надеюсь, что у нас будут ключи уже на этой неделе.

Я попыталась улыбнуться, но вдруг почувствовала, что хочу расплакаться, и даже не понимала почему. Что со мной не так? Конечно, он не будет ко мне прикасаться – он уважает моё решение, как порядочный человек. Разве я ожидала от него чего-то другого?

– Оптимизм – это хорошо, – сказал он. – Чем ты хочешь заняться сегодня? На улице слишком холодно, но ты можешь поработать здесь со мной и Марьелой или спросить Хлою, чем ей помочь наверху.

Я с трудом сглотнула комок в горле.

– Наверное, пойду наверх, посмотрю, что нужно Хлое.

– Хорошо.

Я повернулась и начала уходить.

– Сильвия, – тихо позвал он.

– Да?

Я обернулась, чувствуя, как сердце разбивается на тысячи осколков. Каждая клеточка моего тела хотела броситься к нему, запрыгнуть в его объятия, умолять о другом конце этой сцены воссоединения.

– Я рад, что ты вернулась.

Я улыбнулась, хотя в глазах стояли слёзы. Неужели мы обречены на это навсегда? Скучать друг по другу даже тогда, когда стоим рядом? Это была настоящая мука, и я не видела выхода.

– Я тоже, – сказала я.

Наверху я сказала Хлое, что плохо себя чувствую, что было правдой – в животе внезапно началась буря.

Моя сестра посмотрела на меня.

– Да, у тебя неважный вид. Иди домой, отдохни. Ты, наверное, не останавливалась ни на секунду последние дни.

– Ладно.

Я снова укуталась в свою зимнюю одежду и пошла домой быстрым шагом, не дав слезам вырваться наружу, сдерживая рыдания в груди. Я не остановилась, пока не оказалась в своей спальне с закрытой дверью, где бросилась на кровать, свернулась калачиком и дала волю слезам. Я не плакала так сильно со времён, когда меня бросил Бретт.

Но это была моя вина.

Я переехала сюда, чтобы найти покой и уверенность, чтобы почувствовать опору под ногами, чтобы создать для себя и детей безопасное убежище, чтобы собрать своё сердце по кусочкам и защитить его лучше.

Но вместо этого я влюбилась. Я чувствовала себя обнажённой, уязвимой, и ненавидела себя за это.

Вдруг я поняла, что меня сейчас вырвет, и пулей вылетела из кровати в примыкающую ванную, едва успев до того, как желудок опустел.

Так продолжаться больше не могло.

В конце концов мне пришлось вытащить себя из спальни и попытаться быть взрослой, способной функционировать. Дети вернутся из школы около трёх, у Китона тренировка по боксу, Уитни нужно испечь что-то для благотворительной ярмарки лыжного клуба, а мне нужно заехать в банк и офис риелтора до пяти. Я почистила зубы, прополоскала рот и попыталась привести лицо в порядок, но скрыть то, что я несколько часов рыдала, было невозможно. Хлоя была права – мой цвет лица оставлял желать лучшего. Моя кожа приобрела какой-то серо-зелёный оттенок. Надеюсь, солнцезащитные очки немного помогут. По крайней мере, желудок чувствовал себя лучше.

Мне удалось закончить все дела до того, как дети вернулись домой на автобусе, хотя все в офисе риелтора и банке, наверное, подумали, что я странная, раз ношу очки внутри помещений.

Дома я приготовила детям полезный перекус и молилась, чтобы они не заметили мои опухшие глаза. Китон, похоже, ничего не замечал, пока ел свои палочки сельдерея с арахисовым маслом и взволнованно рассказывал о проекте для научной ярмарки. Но Уитни не сводила с меня пристального взгляда из-за своей тарелки с морковью и хумусом и едва прикасалась к еде.

– Ты не голодна? – спросила я, избегая зрительного контакта.

– Немного, – ответила она, покручивая на тарелке несколько маленьких морковок. – Ты в порядке?

Китон перестал есть и тоже посмотрел на меня.

– Конечно, – попыталась я улыбнуться, но улыбка получилась какой-то жутковатой. – Давайте заканчивайте с перекусом, чтобы мы успели вовремя. Пока Китон будет на боксе, Уит, мы заедем в магазин и купим всё для выпечки. Что ты хотела приготовить?

– Брауни.

– О, это вкусно. Дай-ка я найду рецепт, чтобы составить список продуктов.

Она продолжала изучающе смотреть на меня, пока я искала рецепт в телефоне, проверяла запасы в кладовке матери и быстро составляла список того, что нужно докупить. С Нового года у нас с Уитни были довольно хорошие отношения, хотя мы больше никогда не обсуждали Генри или то, что произошло той ночью. Она знала, что я работаю в винодельне, но если это её беспокоило, она ничего не говорила.

В Калифорнии она была довольно грустной и привязчивой, но я её не винила. Для нас всех это был эмоционально сложный уик-энд, а то, что Бретт был занят тем, чтобы успокаивать беременные капризы Кимми, только ухудшило ситуацию. Ему удалось провести немного времени с детьми, но я знала, что это было не то внимание, которого они от него ждали.

Я слишком хорошо это знала.

Поздно вечером, когда Китон делал уроки в своей комнате, а Уитни и я занимались выпечкой на кухне, в доме царила уютная атмосфера. Мои родители ушли ужинать с друзьями, и мы остались вдвоём. Снаружи ветер завывал у окон, а температура продолжала падать, но внутри было тепло, и кухня наполнялась восхитительными ароматами.

Уитни была гораздо веселее и разговорчивее, чем днём, и я наслаждалась её рассказами о новых друзьях в школе, симпатичном мальчике из её класса по английскому, о том, в какой цвет она хочет покрасить свою комнату в новом доме и как назовёт лошадь, которую мы собирались завести. Это был именно тот вечер, о котором я мечтала для нашей новой жизни.

– Мам, можно тебя спросить? – Уитни продолжала смотреть на миску с глазурью, добавляя в неё ещё сахарную пудру.

– Конечно.

– Почему тётя Эйприл так и не вышла замуж и не завела детей?

– Думаю, она просто не встретила подходящего человека.

– Но ведь она такая красивая.

Я улыбнулась.

– Дело не только во внешности, милая. Нужно найти того, рядом с кем ты можешь быть самой собой. Того, кто будет видеть твою красоту и внутри, и снаружи.

– Она хочет выйти замуж?

– Думаю, да. Но найти своего человека – не всегда просто. А иногда находишь, но ничего не выходит.

– Где ты познакомилась с папой? – спросила она.

– В Чикаго. Я тогда училась в колледже, а он работал там.

– Вы были влюблены?

Я тщательно обдумала ответ.

– Тогда да, были.

– Поэтому вы поженились?

Я взглянула на свою левую руку, вспоминая момент, когда Бретт надел мне на палец обручальное кольцо с бриллиантом и попросил выйти за него. Честно говоря, я тогда колебалась – в мои планы входило путешествие после колледжа. Но я любила Бретта, а он делал мне столько обещаний о прекрасной жизни, которая нас ждёт, если я выйду за него и перееду в Калифорнию, где его ждала руководящая должность в семейной инвестиционной компании. Он говорил, что любит меня. Что я буду иметь всё, о чём могу мечтать. Что он готов на всё ради меня… кроме ожидания.

В двадцать два года, ослеплённая любовью и мечтами о красивой жизни, которую он так убедительно рисовал, я сказала «да». Я поверила ему. Я сделала всё, о чём он просил, отказавшись от собственных мечтаний, и последовала за ним через всю страну, где мы действительно построили красивую жизнь – по крайней мере, внешне.

Но я не могла сказать этого Уитни.

– Да. Именно поэтому мы поженились. И я рада, что так произошло, милая. Потому что, несмотря на все трудности последних лет, я бы прошла через всё это снова, чтобы иметь тебя и Китона. Быть вашей мамой – это лучшее, что я сделала в своей жизни.

Она включила миксер и некоторое время молчала, пока взбивала глазурь. Но через несколько минут, размазывая глазурь поверх маршмеллоу на брауни, она сказала:

– Папа говорит, что любит меня. Но я ему не верю.

– О, Уитни, не говори так.

– Это правда. Я ему больше не верю. Ты знаешь, что он подарил мне на Рождество?

Я покачала головой. Бретт подарил детям их подарки, когда они ужинали с ним и Кимми, и я не спрашивала подробностей.

– То же самое ожерелье, что он подарил мне в прошлом году. Точно такое же.

– Мне жаль.

– И он сидел, объясняя, какое оно дорогое, как важно заботиться о нём и не терять его, потому что оно такое ценное. А я сидела, смотрела на него и думала: «Папа, ты вообще ничего не понимаешь в том, как заботиться о действительно ценных вещах».

Я засмеялась, хотя это было вовсе не смешно.

– Боже, Уит. Ты абсолютно права. И я не хочу это обесценивать, но ты так права. Он всегда покупал мне дорогие подарки, когда всё, чего я действительно хотела, – это чтобы он проводил больше времени с нами.

– Это так злит, – сказала она, отставляя миску с глазурью. – Что за человек он такой?

– Твой отец не плохой человек, – сказала я, заставляя себя быть великодушной. – Но он всегда был таким, кто думает, что любовь можно купить. Его отец был точно таким же. Это единственный способ, который он знает. Это заставляет его чувствовать себя важным, и для него это главное.

– Это неправильно, – упрямо заявила она, разглаживая слой глазури.

– Нет, это неправильно.

– Мне жалко этого ребёнка, который у них родится. Потому что он никогда не изменится.

Я глубоко вздохнула.

– Трудно сказать. Но я надеюсь, что ради этого ребёнка он научится любить менее эгоистично.

– Я тоже.

Мне было приятно, что она проявила сострадание к нерождённому ребёнку Бретта и Кимми. Может, я всё-таки не так сильно проваливаюсь в воспитании. Благодарная за свою сообразительную, стойкую и прекрасную дочь, я крепко обняла Уитни сзади.

– Мам, ты меня душишь, – пожаловалась она.

– Прости, милая, – сказала я, ещё сильнее прижав её к себе. – Но ты такая обнимательная, я не могла удержаться. Я люблю твоё большое сердце.

– Хорошо, но можешь меня отпустить?

– Никогда.

– Мам!

– Ладно, ладно. – Я отпустила её. – Почему бы тебе не пойти спать, милая? Я уберу всё здесь. Утром мы разрежем их на квадраты, и я упакую их в коробку для тебя.

– Хорошо. Спасибо, мам. – Она вытерла руки о джинсы и направилась в коридор, но внезапно развернулась и бросилась ко мне в объятия, разрыдавшись. – Прости, – всхлипнула она. – Я даже не знаю, почему я плачу.

Я обняла её, гладя по волосам и мягко покачивая, хотя она уже была почти моего роста.

– Всё нормально, милая. Поверь, я понимаю. Со мной такое случается постоянно.

– Мне просто вдруг стало так грустно.

– Тебе не нужно это объяснять. Просто выплесни всё. Я рядом и всё понимаю.

Она плакала несколько минут, потом отстранилась и вытерла нос рукавом. Я взяла салфетку из коробки на столе и протянула ей.

– Вот, пожалуйста, воспользуйся этим.

– Прости.

Она высморкалась, выбросила салфетку и взяла другую. Протёрла глаза и уже собиралась выбросить её в мусорное ведро, как вдруг раздался стук в дверь. Мы с удивлением переглянулись.

– Уже после девяти, – сказала я. – Интересно, кто это.

– Мне обязательно показываться? – Уитни выглядела испуганной при мысли, что кто-то увидит её опухшее лицо. – Я сейчас ужасно выгляжу.

– Нет, всё нормально, – заверила я. – Ты поднимайся наверх, а я скоро зайду пожелать спокойной ночи.

Она поспешила в прихожую и поднялась по лестнице, а я подождала, пока она дойдёт до своей комнаты, прежде чем открыть дверь.

На пороге стоял Генри.

– Привет.

– Привет.

Ни один из нас не улыбался.

– Хлоя сказала, что ты заболела.

– Всё в порядке. – Я заставила себя встретить его взгляд и поняла, что он видел мою ложь насквозь. – На самом деле, нет.

Генри кивнул.

– Может, нам стоит поговорить?

Сдаваясь, я отошла в сторону, внутренне содрогаясь от предстоящих минут.

– Заходи.

Он вошёл в прихожую, и я закрыла дверь за ним. Затем встала напротив с руками, скрещёнными на груди.

– Что происходит, Сильвия?

– Я… я думаю, что мне больше не стоит работать в винодельне.

Его губы сжались в тонкую линию.

– Почему?

С трудом сдерживая слёзы, я сказала ему правду, как мы и обещали друг другу.

– Потому что я влюблена в тебя, Генри.

Он подошёл ближе и взял меня за плечи.

– Это не будет иметь значения, где ты работаешь, Сильвия. Или где ты живёшь. Я тоже люблю тебя. И я буду ждать. Буду ждать столько, сколько нужно, чтобы доказать тебе, что я никуда не уйду, потому что ты того стоишь. Ты стоишь всего.

Затем его губы накрыли мои в горячем, властном поцелуе, который разрушил все мои барьеры.

Я обвила его шею руками, и почувствовала, как он крепко обнимает меня и поднимает над полом. На целую минуту я позволила себе утонуть в этом вихре чувств, в освобождении от накопившейся тоски по нему, в желании, которое он разжёг во мне, в блаженном осознании того, что он любит меня, хочет меня и готов ждать.

Но я не могла позволить ему этого.

– Нет, Генри. – Отрываясь от его губ, я с трудом выдавила слова, хотя они чуть не застряли у меня в горле. – Не жди меня.

– Сильвия, пожалуйста, может, мы всё-таки…

– Нет! – Я толкнула его в грудь, и он осторожно поставил меня на ноги, разжав объятия. Не в силах встретиться с его глазами, я отвернулась и уставилась на дверь. – Мы не можем так продолжать, Генри. Это слишком тяжело. Сегодня утром я мчалась в винодельню, так радуясь, что увижу тебя, и когда я приехала, я так отчаянно хотела, чтобы ты обнял меня, и мне было так грустно, что ты этого не сделал.

– Я бы отдал всё, чтобы обнять тебя этим утром, – тихо сказал он. – Ты даже не представляешь, как сильно я этого хотел. Но я пытался уважать твоё желание, Сильвия.

– Я знаю, – прошептала я, не в силах остановить слёзы. – Я знаю, как это несправедливо. И я подаю смешанные сигналы, даже самой себе. – Наконец я повернулась к нему. – Но я больше не хочу быть грустной, Генри. Это слишком тяжело.

Его глаза отражали столько эмоций – любовь, боль, разочарование, страдание.

– Скажи мне, что я должен сделать, и я это сделаю.

Я смотрела на него – на этого красивого, сильного, потрясающего мужчину, готового ради меня на всё, – и пыталась понять, может ли это быть правдой. Может ли он действительно любить меня так, как говорит. Может ли быть, что я этого достойна.

Может ли он остаться навсегда.

Но я не могла заставить себя в это поверить.

Вместо этого я открыла дверь, впустив в дом холодный воздух.

– Тебе нужно уйти, Генри. Забудь меня.

Он стоял неподвижно несколько секунд, с гордо расправленными плечами и сжатыми кулаками. Затем он резко захлопнул дверь.

– Я уйду. Только скажу одну вещь, Сильвия, то, о чём я думал весь день. Я вырос в сумасшедшем доме с тремя безрассудными, буйными братьями и двумя преданными родителями, которые сумели сохранить брак и воспитать нас, не потеряв рассудка. Мы ссорились? Конечно. Были ли мы богаты? Нет. У нас не было большого дома, дорогих машин, мы не ездили в роскошные путешествия, а новые вещи для меня означали одежду, которую износил мой старший брат Энтони. Но это было отличное детство, потому что мы всегда были друг за друга. Мы заботились друг о друге. Мы всегда знали, что, несмотря ни на что, у нас есть семья. Это чувство я потерял во взрослой жизни. Это чувство принадлежности и преданности. И я хочу воссоздать его. Потому что больше всего на свете я люблю заботиться о тех, кого люблю, защищать их, обеспечивать. И я хочу быть тем, кто заботится о тебе, Сильвия. Потому что ты заслуживаешь того, кто будет обожать тебя. Кто поставит тебя на первое место, пока ты сама ставишь всех других.

– Генри, – прошептала я, слёзы стекали по моим щекам.

Он поднял руку, останавливая меня.

– Дай мне договорить. Я знаю, что для тебя в первую очередь важно быть матерью, и я никогда не стану этому препятствием. Но я люблю тебя и не могу уйти, не поборовшись.

Его взгляд проникал так глубоко, что я чувствовала это в своей душе. Я так сильно хотела броситься в его объятия и сказать: «Да, заботься обо мне, да, защити меня, да, обожай меня. Ты – именно то, что мне нужно, то, о чём я мечтала. Вместе мы покажем детям, что такое настоящая любовь. Мы заставим их поверить в неё».

Но эти слова не могли выйти из моих уст – они были пленниками страха, который слишком глубоко засел в моих жилах.

– Ты должен уйти, Генри, – прошептала я, плача. – Я не знаю, как позволить себе быть любимой так, как ты хочешь. И я слишком боюсь попробовать.

Он смотрел на меня, сжав челюсти.

– Хорошо, Сильвия. Ты победила. – Затем он резко распахнул дверь и через мгновение ушёл.

Я быстро захлопнула дверь, чтобы не видеть, как он уходит. Прислонившись лбом к ней, я продолжила тихо плакать.

И тут я услышала голос за спиной, сверху, с лестницы.

– Мам?

Я с трудом подавила рыдания и попыталась говорить спокойно.

– Я сейчас приду, Уит.

Она сделала паузу.

– Ты в порядке?

– Да. Всё хорошо. Всё будет хорошо. – Я вытерла лицо краем свитера. – Дай мне минуту, ладно?

– Ладно.

Я изо всех сил старалась взять себя в руки, прежде чем пойти наверх, но это было бесполезно. К счастью, в комнате Уитни уже был выключен свет. Она лежала под одеялом, обнимая своего медвежонка. Я села на край её кровати и погладила её по волосам.

– Кто был у двери? – спросила она.

– Мистер ДеСантис.

– О. – Она замолчала на мгновение, теребя уши своего медвежонка. – Мам?

– Да?

– Я знала, что это был мистер ДеСантис. И я слышала, как вы разговаривали.

– О. – Я подбирала слова. – Мне жаль, что ты это услышала. Это, наверное, было неприятно. Но я обещаю тебе, Уитни, между нами ничего нет. Мы не встречаемся.

– Я знаю. Я слышала.

– После нашего с тобой разговора в канун Нового года мы с ним решили, что не будем вступать в романтические отношения.

Она колебалась.

– Из-за меня?

– Нет! Нет, милая, не из-за тебя. Просто это было слишком рано. Я не была готова. С тех пор мы только работали вместе. Но даже это скоро прекратится.

Она повернулась ко мне лицом.

– Он сказал, что любит тебя.

– Да, сказал.

– Ты ему веришь?

Я сглотнула.

– Не знаю, Уитни. В этом вся проблема.

– А ты его любишь?

– Не так, как я люблю тебя.

– Но ты его любишь?

– Это… это сложно.

– Нет, не сложно. Это вопрос, на который можно ответить да или нет.

О, Боже, я ведь совсем всё порчу, правда? Как поступить правильно? Сказать ей правду и рисковать тем, что она почувствует себя виноватой и напуганной? Или солгать, чтобы она чувствовала себя в безопасности? Я обыскала своё сердце, но не могла сделать ни того, ни другого. Вместо этого я попыталась представить, что бы сказала моя мама.

– Да, Уитни. Я его люблю. Но я не хочу. У меня сейчас всё перемешано в голове, и я пытаюсь в этом разобраться. Главное – ничего не изменится. Все обещания, которые я дала тебе, я выполню. Мы переедем в наш новый дом, обустроим его так, как захотим, наполним наш сарай животными, о которых будем заботиться, и будем отлично проводить время.

Она ещё мгновение смотрела на меня.

– Ладно.

Я наклонилась и крепко обняла её.

– Вы с братом – самое важное в моей жизни, – сказала я ей. – Мне нужно только это, чтобы быть счастливой.

Когда я выходила из её комнаты, уже почти закрыв дверь за собой, мне показалось, что я услышала её шёпот:

– Я тебе не верю.

Но она сказала это так тихо, что я не была уверена, прозвучало ли это вообще.