Текст книги "Возлюбленная Немезида"
Автор книги: Меган Пол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Энни хотела что-то сказать, но тут же отказалась от своего намерения и вместо этого просто выпрямилась на стуле.
– Теперь мне представился хороший шанс, – говорила Флоренс, – раз и навсегда избавиться от неприятных воспоминаний и больше никогда не омрачать свое существование мыслями о Джекобе. – Энни одобрительно улыбнулась. – На самом деле это лучшее, что могла преподнести мне судьба. Встречусь с ним, напишу о нем без предвзятости… и все будет кончено! – Энни потрепала девушку по ладони, как бы приветствуя ее настрой, и убрала свою руку. – И главное, хоть, наверное, это и звучит абсурдно в моих устах, я действительно считаю его замечательным актером.
– Вот видишь! – воскликнула Энни. – Начало, можно сказать, положено. Убеждена, ты подготовишь превосходную статью! – Она вскинула руку, вновь подзывая официанта. – Думаю, это следует отметить по-настоящему!
Флоренс изобразила лучезарную улыбку. Она старалась для Энни, поскольку сама затруднялась сказать, что сулит ей встреча с Джекобом Тревельяном: радость или новые душевные муки.
ГЛАВА 2
– Сюда, пожалуйста, мисс Тревельян. – Сопровождаемая сотрудницей рекламного отдела, Флоренс шла по коридорам сумасшедшего дома, именуемого телестудией, которая являла собой еще более безумное зрелище, чем редакция журнала. Всюду тянулись провода, горели лампы, громоздилась сложная аппаратура, наименование и назначение которой она не знала, и куда ни глянь – люди, люди, люди, все до одного занятые решением каких-то жизненно важных задач. Флоренс, постоянно ловившая на себе любопытные недоверчивые взгляды, чувствовала себя здесь незваной гостьей.
– Надо же как забавно, что вы с мистером Тревельяном однофамильцы, – проговорила юная помощница руководителя рекламного отдела.
Немного нескладная и чересчур усердная, она единственная из завсегдатаев студии приняла ее дружелюбно. Неужели и она некогда была такой вот робкой и неуклюжей, думала Флоренс, вспоминая свои первые шаги на журналистском поприще. Нет, пожалуй, эта девушка значительно увереннее в себе, а ведь Флоренс была несколько старше ее и всех прочих своих коллег, когда наконец решила попробовать себя в журналистике. Тем не менее уверенность и невозмутимость профессионала она обрела не сразу.
Сейчас, правда, она тоже чувствовала себя не совсем спокойно, хотя по обыкновению, наверное, раз десять прокрутила в голове сценарий интервью, оттачивая каждый шаг своего личного и профессионального поведения. И все же пока еще она не готова к дуэли с Джекобом Тревельяном. Может, никогда и не будет готова. Ее смелое заявление Энни теперь казалось бредом душевнобольной. И что самое отвратительное, ей было отказано в возможности лично связаться с Джекобом по телефону, поскольку редактор "Современной женщины" договаривалась об интервью с рекламным отделом студии. Если бы она переговорила с ним заранее, то, возможно, сейчас шла бы на эту встречу с большей уверенностью.
– Вообще-то он мой дальний родственник, брат, – объяснила она своему гиду. – Но мы лет сто не виделись… Может, он меня даже и не узнает.
А вот это ложь, отметила про себя Флоренс. Вряд ли Джекоб забыл, как она мешала его с грязью, обзывая самыми черными словами, на похоронах Дэвида. Только, скорей всего, она сохранилась в его памяти в образе фурии, ведьмы, мегеры или чего-то подобного. Правда, она с тех пор изменилась, и значительно. Длинные пепельно-белокурые локоны, украшавшие ее головку в студенческие годы, трансформировались в модную короткую стрижку еще более светлого оттенка, на смену мешковатым джинсам с футболками пришли элегантные туалеты вроде брючного костюма мужского покроя, который в данный момент был на ней. Она повзрослела и вес сбросила, что ее особенно радовало. В ушах до сих пор звучал голос Джекоба, снисходительным тоном называвшего ее пышечкой.
Свинья! Флоренс постаралась подавить запузырившийся, словно лава, гнев. Ничего хорошего не выйдет, если она с ходу начнет собачиться, как совершенно резонно заметил рассудительный Рори, разговаривая с ней по телефону накануне вечером. Он знал историю ее отношений с Джекобом Тревельяном, но, к ее стыду, лишь частично – ровно столько, сколько ее коллеги из "Современной женщины", но, как подозревала Флоренс, Рори догадывался, что она рассказала ему не все. Спокойный и уравновешенный, он был к тому же далеко не глуп. А Флоренс знала, что чем больше она говорила о своем ненавистном брате, тем легче было слушателю уловить двойственную природу ее чувств. И проницательная Энни, судя по всему, тоже раскусила ее.
Юная гидесса Флоренс стремительно неслась по коридорам, будто от этого зависела и жизнь гостьи, и ее собственная. Однако Флоренс сознательно замедляла шаг. Не хватало еще, чтобы она предстала перед ним взмыленная и раскрасневшаяся. Она должна оставаться холодной и невозмутимой, как ледяная родниковая вода. Именно таким она ожидала увидеть Джекоба. Для обожающей его публики, ряды которой с выходом на экраны "Возлюбленной Немезиды" пополнятся новыми поклонниками, у него припасен образ сердечного обаятельного симпатяги, но уж ей-то известна его истинная сущность. Бездушный расчетливый негодяй, бесчувственный настолько, что будто и не человек вовсе.
Но едва ей удалось обрести должную степень хладнокровия, как впереди замаячили фургоны-уборные ведущих актеров и из глубин памяти вырвалось шальное воспоминание. Она представила, почти кожей ощутила прикосновение тепла. Теплые губы; теплые подушечки пальцев; теплое, теплое тело. Опаляющий жар обращенных к ней голубых глаз.
О нет! Нет, нет, нет! Это воспоминание ей заказано. Напрочь. Даже самые лучшие мгновения. Позволив себе хотя бы малейшую слабинку, она утратит самообладание, и прощай ее журналистская беспристрастность.
– Изыди, сатана, – пробормотала Флоренс себе под нос. Помощница из рекламного отдела обернулась и с любопытством воззрилась на нее. – Проговариваю кое-какие вопросы, – объяснила ей Флоренс, вновь принимая невозмутимый вид, который она так тщательно отрабатывала, готовясь к встрече. – Чтобы не забыть, о чем хочу спросить.
– Да, конечно, – отозвалась девушка и указала на самый большой и яркий фургон.
На его двери с огромной сверкающей звездой красовались выполненные серебром имя и фамилия Джекоба. Ну-ну, думала Флоренс, мысленно ощетинившись. Очень на тебя похоже, братец. Всегда в центре внимания, да? Пуп вселенной. Даже когда твоя вселенная умещалась всего-то в одном доме на Бленхейм-роуд.
Воспоминания о том доме и его обитателях не прибавляли уверенности, поэтому она не без усилий выбросила их из головы – наряду со всеми прочими мыслями, касающимися удручающих событий десятилетней давности.
Провожатая Флоренс, сделав свое дело, улыбнулась гостье и со словами "Увидимся позже" поспешила прочь, по-прежнему энергичная и целеустремленная.
Гм. Значит, мне предложено одной войти в львиное логово? – думала Флоренс, к своему удивлению, не заметив возле фургона никого из представителей телестудии. Хорошо это или плохо, она пока не могла решить.
Она глубоко вздохнула и поднесла руку к двери, жалея, что не имеет возможности – хотя бы на секундочку – взглянуть на себя в большое зеркало. Правда, вид у нее безукоризненный: чистые белокурые волосы блестят, умело наложенный неброский макияж лишь подчеркивает выразительные черты лица, элегантный деловой костюм сидит безупречно. Теперь или никогда, сказала себе Флоренс и несильно, но решительно постучала в дверь.
– Войдите! – отчетливо донесся до нее знакомый голос, который не обращался непосредственно к ней в течение десяти лет. Судя по тону, он все такой же наглый и самонадеянный, решила она. Еще раз глубоко вздохнув, она открыла дверь и вошла. Поздно отказываться от встречи со "знаменитостью"!
– Здравствуй, Джекоб, – произнесла Флоренс, с удовлетворением отметив, что голос у нее не дрожит. К несчастью, только голос. Внутри она вся трепетала от волнения.
– И ты здравствуй, Фло, – ответил Джекоб.
Спустя десять лет, вновь оказавшись в непосредственной близости к нему, Флоренс испытала потрясение. И гораздо более сильное, чем она ожидала. Она даже не могла объять его одним взглядом. И ее взор скользил по его лицу, рукам, по длинному силуэту ног и вновь поднимался к лицу, приковываясь к яркой голубизне глаз, которые, казалось, еще только вчера полнились презрением.
Джекоб лежал в вальяжной позе на канапе, стоявшем у стены просторного фургона. Переодеться после съемок он не успел и пока оставался в костюме денди эдвардианской эпохи, но ступни у него были голые. Незагорелые, почти прозрачные, они поражали какой-то пронзительной незащищенностью. К сожалению, жалость вызывали только ступни; во всем остальном он производил впечатление властного надменного наглеца – даже в горизонтальном положении.
Еще раз окинув его взглядом, Флоренс нехотя признала, что не ошиблась относительно внешности Джекоба во время просмотра фрагментов фильмов с его участием на заседании редколлегии. Ее названый братец за десять лет заметно похорошел, причем во плоти он восхищал еще больше, чем на телеэкране. Не по годам рослый симпатичный юноша превратился в зрелого, знающего себе цену мужчину – плечи и грудь раздались, налились силой; черты лица заострились, огрубели. Красоту и мощь его внушительной стати не могли затушевать даже фривольная щегольская рубашка с шелковым расшитым жилетом и грим, который он не успел снять. Он казался более собранным и еще более опасным.
– Теперь меня никто не называет "Фло", – солгала Флоренс, не мигая встретив взгляд аквамариновых глаз. Она продолжала стоять, давая понять, что не в восторге от его манеры приветствовать гостью в лежачем положении.
– В таком случае, Флоренс, – сказал Джекоб и, отшвырнув в сторону сценарий, который читал до ее прихода, одним легким натренированным движением поднялся с дивана, исправляя свою оплошность. – Должен признать, это вполне соответствует твоему новому имиджу. – К ее удивлению, он шагнул вперед и протянул руку, смерив ее столь же быстрым и оценивающим взглядом, как и она его секунду назад.
Флоренс медлила, желая вместо рукопожатия наградить его оплеухой. Похоже, ее чувства к нему ничуть не изменились за десять лет. Ни в малейшей степени, как это ни прискорбно…
– Ну что же ты? Я не кусаюсь, – усмехнулся Джекоб, явно забавляясь ее замешательством. Схватив одну ладонь Флоренс, он пожал ее, словно руку марионетки, и продолжал насмешливо: – И я так рада видеть тебя, Джекоб.
Флоренс отдернула ладонь, слегка удивившись, что не видит следов ожога.
– Я пришла сюда по долгу службы, Джекоб, – ровно проговорила она, подавив в себе порыв вытащить носовой платок, чтобы вытереть то место, которого он только что коснулся. – Отказаться брать у тебя интервью было бы глупо и нецелесообразно с точки зрения моей профессиональной карьеры. Иначе я бы и на милю к тебе не приблизилась. – Она кивнула на канапе, с которого он недавно встал. – Может, попробуем забыть о нашем прежнем знакомстве и перейдем к делу?
– Вижу, ты все столь же высокого мнения обо мне, – с улыбкой произнес Джекоб и жестом пригласил ее присесть на диван подле него. Флоренс, проигнорировав приглашение, придвинула к канапе стоявший неподалеку стул с прямой спинкой и, устроившись на нем, поставила рядом свою вместительную кожаную сумку на длинном ремешке. – Боишься рисковать? – продолжал Джекоб все тем же поддразнивающим тоном. Он вновь улегся на диван, подложив руки под голову.
Флоренс чувствовала себя полнейшей идиоткой. Она еще и минуты не пробыла в фургоне, но уже позволила Джекобу вывести ее из равновесия. Нелепость какая-то. Это она должна смущать его покой – задавая вопросы и подвергая своему пристальному вниманию. Если так пойдет дальше, можно считать, что интервью накрылось.
– Извини. – Флоренс постаралась придать голосу дружелюбный тон. – Тебе, наверное, кажется, что я веду себя непрофессионально. Просто я предпочитаю твердое сиденье с прямой спинкой, когда делаю заметки.
– Разумеется.
Она пытливо взглянула на Джекоба: его лицо оставалось бесстрастным. Он что, насмехается над ней? Отмахнувшись от своих подозрений, она полезла в сумочку и извлекла оттуда орудия производства: диктофон, блокнот с заготовками и карандаш.
– Так… Ладно… Начнем с главного. Для начала хотелось бы знать, сколько времени ты готов мне уделить. – Она включила диктофон, поставила его между ними и приветливо улыбнулась Джекобу. Если она хочет чего-то добиться, придется идти на уступки и вести себя с безупречной корректностью, тщательно скрывая свои чувства. Только вся беда в том, что Джекоб не имеет ни малейшего намерения изменять своим привычкам. В его ясных синих глазах уже нет-нет да и вспыхивает знакомый задорный огонек.
– Сколько тебе потребуется, – ответил он, потягиваясь и шевеля пальцами ног, словно выбирал удобную позу, чтобы было легче коротать длинную беседу. – Или, вернее, до тех пор, пока мое общество не надоест тебе.
Флоренс недюжинным усилием воли подавила всколыхнувшийся гнев. Она не пойдет у него на поводу и выпытает все, что требуется, чего бы ей это ни стоило. Использует его для достижения собственного успеха.
– Вот и отлично. – Она для виду что-то черкнула в своем блокноте. – Так. Прежде чем мы начнем, мне бы хотелось уладить пару формальностей… Статью о тебе опубликуют в "Современной женщине" только через несколько месяцев. После того, как будет готова к показу "Возлюбленная Немезида". Таким образом и журнал лучше разойдется, и фильм привлечет внимание более широкой зрительской аудитории… – Она скрестила ноги, мысленно похвалив себя за то, что, собираясь на встречу, сообразила надеть брюки. Джекоб смотрел на нее слишком уж пристально, и очертания его плотно сжатых губ навевали ненужные воспоминания. – Обычно мы предварительно не знакомим героев интервью с текстом публикаций. Наши очерки носят характер исследования, и они, как правило, положительные. Развенчание личностей мы оставляем работникам бульварной прессы.
– Вот как? Думаю, на этот раз вам придется отступить от ваших правил, – обманчиво беззаботным тоном отозвался Джекоб. – Возможно, мне будет интересно посмотреть, что ты собираешься писать обо мне.
– Это твое право, – ответила Флоренс, с трудом контролируя свое раздражение. – Никаких проблем.
– Похоже, мы сработаемся, – сказал Джекоб, и Флоренс вновь почувствовала себя в роли испытуемой. – Начинай. – По его выразительным губам скользнула самодовольная ухмылка.
– Так. Поскольку мне довольно хорошо известны основные пункты твоей биографии и я видела многие из твоих фильмов и телевизионных работ… – Ложь. Она смотрела все работы Джекоба. Причем неоднократно. – Давай начнем с "Возлюбленной Немезиды"… Это основная тема интервью. – Она замолчала, переводя дыхание. – Молва гласит, что ты поначалу не хотел соглашаться на роль главного героя, хотя деньги предлагались хорошие, не сравнимые с твоими прежними гонорарами. Может быть, ты считаешь, что для актера твоей направленности, специализирующегося на классике и экспериментальной драматургии, эта роль слишком коммерческая и несерьезная?
– Уф!
– Я основываюсь только на тех фактах, которые уже были опубликованы в прессе. – Довольная столь удачным началом, Флоренс глянула на свои руки, затем подняла голову и, встретившись взглядом с Джекобом, пришла в замешательство. Она могла бы поклясться, что он пытается спрятать в глазах обиду. – Я вовсе не стараюсь как-то досадить тебе, – продолжала она, удивляясь себе: ей почему-то хотелось смягчить его боль, спровоцированную ее вопросом.
Это Джекоб Тревельян, напомнила она себе, пока тот обдумывал ответ. Он способен только причинять душевные страдания, а не испытывать их…
Джекоб неожиданно сбросил ноги с дивана и сел. Чуть наклонившись вперед, он уперся локтями в колени и стал изучающе разглядывать свои пальцы. Его поведение озадачило Флоренс. Она терялась в догадках, не понимая, из-за чего может мучиться такой эгоист, как ее так называемый брат.
– Да, я действительно долго сомневался, – наконец заговорил Джекоб. Встретив столь непривычно открытый взгляд его глаз, Флоренс вдруг осознала, что перед ней сидит совершенно иной Джекоб, и ею овладело еще более странное чувство. – Но не потому, что считал эту роль не достойной моих талантов. Напротив. Я боялся, что не справлюсь.
– Как это? – Заинтригованная дотоле неведомой ей стороной его характера, она упорно вызывала в памяти все те многочисленные случаи, когда ей приходилось сталкиваться с его чудовищным себялюбием и вероломством, но сейчас они не находили отклика в ее душе. – Если уж ты сыграл Гамлета в Королевской шекспировской компании, то наверняка роль Неистового Джека мог бы исполнить с закрытыми глазами.
– Неистовый Джек – сложная, многогранная натура, – возразил Джекоб, разводя руками, чтобы очертить масштабность личности своего героя. – К тому же это реальное лицо, и еще живы несколько стариков, которые были с ним знакомы… Что, безусловно, налагает на актера дополнительные обязательства. Я сталкиваюсь с трудностями, которых прежде не знал. Мне ведь в основном доводилось играть отрицательных героев, морально неустойчивых типов, запутавшихся в жизни молодых людей. – Рассуждая на хорошо знакомую ему тему, Джекоб, казалось, даже внешне преобразился: взгляд его потеплел, стал более задумчивым; он будто говорил сам с собой. – В Неистовом Джеке сочетаются сразу все эти типы и еще много-много других. Распутник и одновременно глубоко нравственный человек, аристократ, погибший на фронте, спасая жизнь раненого солдата. По сути, хороший человек, но не образец добродетели… Я хочу изобразить Неистового Джека во всей его сложности и во всем многообразии, как он того заслуживает.
Джекоб замолчал, словно укрощая полет своей фантазии, затем продолжал:
– Существует также литературный аспект. Его эссе, дневники, любовные письма к Оливии Ньюхейвен – все выдает в нем человека с поэтической душой. Но я все это должен как-то передать в его манере говорить, двигаться… – Джекоб удрученно улыбнулся ей. Такой улыбки на его лице Флоренс еще не видела, даже представить не могла, что когда-либо увидит. – Это непросто, – закончил он, пожимая плечами.
А он изменился, думала Флоренс, испытывая легкое головокружение, которое она старалась побороть. Для успешного выполнения порученного дела ей необходимо сохранять ясность мысли.
– Да, я понимаю, что эта роль гораздо более объемная, чем может показаться на первый взгляд, – промолвила она, пытаясь выиграть время. – И все-таки как ты с ней справляешься? Твое мнение? Насколько я понимаю, съемки основных сцен уже закончены. Думаю, ты имеешь представление, что тебе удалось, а что нет?
Джекоб нахмурился.
– Не знаю… Даже не знаю… – Он устало потер лоб. – Иногда я очень доволен собой; кажется, что лучше никогда не играл. А в следующую минуту меня одолевают сомнения. – Он глянул на свои пальцы и досадливо поморщился, увидев, что они измазаны в гриме. – Правда, текущий съемочный материал вроде бы оставляет благоприятное впечатление…
– Мы смотрели у себя в редакции один фрагмент из фильма, и он всем очень понравился, – не задумываясь ляпнула Флоренс. – Сцена погони в Лондоне. Очень… э… энергичная.
Что ты делаешь? – ругала себя Флоренс, отмечая что-то в блокноте. Это же Джекоб Тревельян. А ты пытаешься подбодрить его, успокоить. С какой стати? Зачем ты проявляешь сочувствие к человеку, которого всегда считала антихристом? Разве он когда-либо считался с твоими чувствами?
Но поделать с собой ничего не могла. Позволив себе повнимательнее присмотреться к нему – что было весьма опасно, – она заметила на его лице следы глубокой усталости. Должно быть, он работал на износ несколько недель кряду, и, судя по тому, что он только что ей рассказал, а также по полученной ею предварительной информации, это и вправду трудная роль, требующая от актера полной отдачи сил. А предстоящие съемки сцен из истории Первой мировой войны предполагают еще и исполнение сложных трюков.
– Да, забавная сцена, – согласился Джекоб, переводя взгляд с испачканных пальцев на Флоренс. От его улыбки екнуло сердце. Такой естественной, по-мальчишески озорной улыбки он еще ей не дарил. Флоренс от неожиданности выронила карандаш.
Она и опомниться не успела, как Джекоб уже наклонился и поднял его с пола. Сидя на корточках, он протянул ей карандаш. Она взяла его, случайно соприкоснувшись с ним пальцами, и в то же мгновение его голубые глаза встретились с ее, зелеными. Флоренс невольно охнула и чуть подалась вперед, приоткрывая губы в предвкушении…
– Спасибо! – поблагодарила она, отдергивая руку (саму душу – от края пропасти). До боли в пальцах вжимаясь карандашом в бумагу, она стала сосредоточенно черкать в блокноте какие-то загогулины, словно от этого зависела ее жизнь.
Джекоб встал во весь рост. Она украдкой посмотрела на него. Он улыбался, но не той доброй, открытой улыбкой, которую она видела на его губах минуту назад. Нет, это была ненавистная многозначительная самодовольная ухмылка, преследовавшая ее и днем и ночью на протяжении десяти лет.
Ты – свинья! Я тебя ненавижу! – четко вывела она в своем блокноте. Ничто не изменилось. Ведь Джекоб актер, не так ли? И он только что использовал свое отшлифованное мастерство, чтобы сбить ее с толку. Флоренс не знала, на кого больше она злилась: на своего наглого родственничка или на себя, за свою глупую впечатлительность.
– Эта роль требует от тебя каких-то особых тренировок? – деловито, без тени волнения в голосе поинтересовалась она. – Занимаешься на тренажерах, выполняешь специальные упражнения? – Делаешь маски для кожи, принимаешь солнечные и воздушные ванны, мысленно добавила она, вспомнив, что Энни упоминала эротические сцены. И тут же пожалела об этом. Она же строго-настрого наказывала себе не предаваться подобным воспоминаниям.
– Нет, вообще-то нет… – Неужели в его голосе прозвучали нотки восхищения? Похвала актера ее умению притворяться? Джекоб замешкался, и Флоренс рискнула взглянуть на него не таясь. Он хмурился, кончиками пальцев потирая лоб у линии волос. – Нет, сказать, что я как-то специально готовлюсь, было бы преувеличением. Просто немного чаще стал бегать. Больше плаваю. И все в таком духе… Согласись, нельзя же допустить, чтобы Неистовый Джек мучился одышкой, гоняясь за дамами? – Он продолжал потирать лоб, словно его там что-то беспокоило. – Послушай, я почти на сто процентов уверен, что на сегодня со съемками закончено. Не возражаешь, если я избавлюсь от грима?
– Ради Бога. Беседе это не помешает.
– Спасибо. Терпеть не могу, когда на мне сто слоев всякого дерьма.
Джекоб вскочил с канапе и начал раздеваться. Флоренс вздрогнула.
– Т-тебе не нравятся костюмные роли? – торопливо спросила она, утыкаясь взглядом в блокнот и одновременно наблюдая за Джекобом. Несмотря на свою глубокую антипатию к нему, она не могла не признать, что его внешность сражает женщин наповал.
– В целом ничего не имею против… – Он ловко отстегнул цепочку со старинными карманными часами и, отложив их в сторону, принялся высвобождаться из жилета с перламутровыми пуговицами. – Во всяком случае, тут есть чем щегольнуть. – Как бы в подтверждение своих слов он провел пальцами по расшитому шелку. – Как знать? Если понравлюсь публике, то, возможно, еще стану и законодателем нового направления в моде. – Через несколько секунд нарядная рубашка тоже была благополучно снята и Джекоб, остановившись перед зеркалом голый по пояс, с наслаждением потянулся.
Флоренс, чтобы сдержать очередной судорожный вздох, поджала губы. Джекоб теперь был гораздо плотнее и крепче, чем десять лет назад, с хорошо развитой, но не до безобразия, мускулатурой. Вот бы провести ладонью по гладкой коже этого литого торса, мелькнуло у нее в мозгу.
Джекоб, словно услышав ее мысли, повернулся, глядя на нее с волчьим блеском в глазах.
– Между прочим, в некоторых сценах "Возлюбленной Немезиды" мне придется полностью обнажиться. Глядишь, еще прослыву на весь мир секс-символом. – Он поиграл мышцами рук. – Что скажешь, сестрица Флоренс? Выдерживаю я твою критику?
Флоренс отвечала ему бесстрастным взглядом. Джекоб, казалось, был разочарован ее невозмутимостью, и это доставило ей некоторое удовлетворение.
– Ну-ну. – Он поднес ладони к затылку, произвел серию каких-то дергающих движений и…
– Боже! – тихо охнула Флоренс.
– О Господи, хорошо-то как! – воскликнул Джекоб, снимая с головы копну спутанных кудрей. Он поместил парик на специальную подставку, которую Флоренс заметила только теперь.
В университете Джекоб ходил с еще более длинными локонами, чем его герой Джек Дарвиль, поэтому Флоренс пришла в изумление, увидев его коротко остриженным. Сейчас у него волосы были даже короче, чем у нее. От природы вьющиеся, они плотной волнистой шапочкой облегали породистый череп, придавая его облику своеобразную величавость.
Джекоб, с наслаждением покрякивая, длинными изящными пальцами стал массировать свой скальп.
– Держу пари, такого ты не ожидала, – произнес он и, мотнув головой, повернулся к ней с озорной улыбкой на лице.
– Не ожидала, – подтвердила Флоренс, не в силах сохранять серьезное выражение. Отложив в сторону блокнот, она поднялась со стула и подошла к туалетному столику. – Замечательный парик. – Она намотала на палец один локон, с удивлением отметив, какой он мягкий и натуральный. – Я была уверена, что это твои собственные волосы. – Склонив голову, Флоренс с интересом разглядывала новый имидж Джекоба, неожиданно представшего перед ней в облике римского императора.
Ей хватило и трех секунд, чтобы по достоинству оценить происшедшую в его внешности перемену. Короткая стрижка, безусловно, ему к лицу.
– Но зачем ты постригся? – спросила Флоренс.
– Потому что сначала, как я уже говорил, и не думал брать эту роль… – Стоя перед зеркалом, он взял бутылочку с лосьоном для снятия косметики, смочил ватный тампон и с нескрываемым удовольствием принялся стирать с лица грим. – Режиссер ходил за мной, ходил… уговаривал принять его предложение. Поэтому я еще до прочтения сценария коротко остригся в надежде, что это заставит его отступиться от меня раз и навсегда.
– Но уловка, судя по всему, не удалась?
– Нет. Он меня сразу раскусил и со смехом напомнил, что Неистовому Джеку так или иначе пришлось срезать локоны, когда он отправился воевать. – Джекоб потрогал затылок. – Такой мой вид идеально подходит для последней сцены, где я солдат… Вернее сказать, играю солдата, – поправился он, пожимая плечами, будто смутившись своего столь смелого заявления, хотя Флоренс сочла его телодвижение проявлением ложной скромности.
Освободившись от грима, Джекоб переместился к раковине с одной стороны туалетного столика, налил воды и погрузил в нее лицо до самого горла, смывая остатки крема-основы.
– Уф, уже легче, – произнес он, изучающе разглядывая в зеркале свое мокрое лицо. – Но вот чего мне очень хочется, так это принять душ. Подождешь немного? Я быстро.
– Конечно. – Флоренс начинала терять самообладание.
При виде полураздетого Джекоба вновь дали о себе знать ненужные воспоминания, которые она упорно старалась похоронить в душе. Сверкающие капли воды на его лице, волосах и груди напомнили то время, когда он плескался у раковины в ее присутствии – при обстоятельствах постыдных и в то же время восхитительных.
Джекоб, повернувшись вполоборота, посмотрел на нее искоса, и Флоренс поняла, что он тоже вспомнил прошлое, тот непринужденный ритуал омовения.
– А знаешь, это было так чудесно… – Голос у него был тихий, резонирующий, как и в тот день, когда она купалась в блаженстве. – Почему ты не хочешь признать это, Флоренс?
Наверное, она догадывалась, что момент откровения настигнет ее рано или поздно. Джекоб, якобы сомневающийся в своих актерских способностях, на самом деле был человек бесстрашный. Вряд ли бы он отказал себе в удовольствии заставить ее вновь пережить тот эмоциональный стресс десятилетней давности.
Он теперь полностью повернулся к ней: с плеч свисает белое полотенце, в глазах – вызов, еще более пугающий из-за короткой стрижки, подчеркивающей зрелую суровость его черт. Шальное благодушие Джека Дарвиля, плейбоя эдвардианской эпохи, слетело с него вместе с париком.
Методика самоконтроля за физиологическим состоянием организма оказалась бесполезной перед натиском его воли. Флоренс покраснела, сердце в груди загрохотало, колени подкосились, тело опалил жар, вселивший в нее ужас и сладостную дрожь. Уверенность и здравый смысл, которые она столь тщательно пестовала в себе, развеялись, словно дым, и, как ни хотелось ей отвергнуть предположение Джекоба, солгать она не могла.
– Да… Чудесно… Не отрицаю, – с запинкой промолвила она, уткнувшись взглядом в свои записи, будто искала в них спасения от неминуемой катастрофы. – Но это был единичный случай. Подобного больше не повторится, Джекоб.
– А разве я сказал, что жажду повторения? – язвительно парировал он, нанося удар с присущим ему хладнокровием, затем отвернулся и стал собирать одежду с туалетными принадлежностями, будто совершенно позабыв о ее присутствии.
Джекоб исчез в крошечной ванной, располагавшейся за перегородкой, а Флоренс, собрав в кулак остатки здравого смысла и воли, сидела и боролась с навернувшимися на глаза слезами, а также с собственными ногами, стремившимися поскорей унести ее из фургона.
Ужасная правда заключалась в том, что она действительно страстно желала близости с Джекобом.
