Текст книги "Возлюбленная Немезида"

Автор книги: Меган Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 18

Флоренс пробудилась от короткого сна с дурным предчувствием. Первые несколько секунд в сонном сознании билась только одна тревожная мысль: она сказала или сделала нечто ужасное, что с минуты на минуту должно породить хаос.

Не разжимая век, она машинально протянула в сторону руку и, обнаружив, что рядом никого нет, только тогда сообразила, что ищет Джекоба.

Она сообщила ему про ребенка. Он получил письмо. Они поднялись в спальню.

Цепь бессвязных событий. И все же чувствуется в этой череде какая-то зловещая логика. Отсутствие в постели Джекоба усугубляло ее беспокойство. Флоренс обхватила себя руками, чтобы унять нервную дрожь. В его ласках, когда он любил ее, было что-то отчаянное и обреченное; каждое движение, каждое прикосновение пронизаны были какой-то трагической завершенностью. Между поведением Джекоба во время любовной близости и прибытием курьера определенно существовала какая-то связь. В этом Флоренс была уверена.

И куда подевался Джекоб?

Флоренс поднялась с кровати и подошла к окну. Джекоб, полностью одетый, тащил по двору металлическую ванну, в которой плескалось немного воды. Увидев его осунувшееся угрюмое лицо, Флоренс окончательно упала духом.

Ей захотелось вернуться в теплую уютную постель, нырнуть с головой под одеяло и переждать во сне надвигающийся кошмар, но она прекрасно понимала, что должна одеться и встретить свои страхи лицом к лицу. С ощущением полной безнадежности, будто она стояла на пути стремительно несущегося селевого потока, Флоренс отыскала дорожную одежду и покинула спальню.

Ей не давало покоя письмо. До прибытия курьера они потихоньку продвигались вперед, медленно, но верно наводили порядок в своих отношениях. По крайней мере, некоторые тайны были озвучены. Прежде она ни с кем не делилась по-настоящему своей скорбью. О да, родители утешали ее, и друзья выказывали участие, но она чувствовала, что почти все, кто ее окружал, в глубине души были рады подобному исходу. Ведь Дэвид погиб, а это значит, что она осталась без мужа, который заботился бы о ней и ребенке. А для девятнадцатилетней девушки, еще только вступающей в жизнь, незаконнорожденный младенец – сущая катастрофа. Она никому не говорила, что потеряла ребенка Джекоба, а не Дэвида.

Теперь он знает все, а она о нем по-прежнему ничего, думала Флоренс, спускаясь по лестнице. Ни о его жизни, ни о его чувствах к ней, ни о планах на будущее. Помешало письмо, будь оно проклято, а ей даже не известно, что в нем. Ознакомившись с его содержанием, Джекоб сразу замкнулся в себе, но она тем не менее позволила ему отнести ее в постель. Нет, это лицемерие! Если бы Джекоб не подхватил ее на руки, она сама кинулась бы в его объятия. Как бы он ни скрытничал, ни увиливал, она не способна подавить в себе влечение к нему.

Первое, что бросилось в глаза Флоренс, когда она спустилась в гостиную с низким потолком, было скомканное письмо. Оно застряло в узкой щели между плитой и стеной. Джекоб, очевидно, счел, что письмо попало в огонь, иначе он достал бы его из этой ниши и уничтожил, предположила Флоренс.

Стараясь не обжечься, она осторожно дотянулась до бумажного комка, от которого, похоже, зависело очень многое, и начала разворачивать, заведомо зная, что этого делать не следует, что ради душевного спокойствия было бы лучше просто кинуть его в огонь, как и хотел Джекоб. Ведь они пока еще близки, пока еще любовники. У них еще есть шанс наладить совместную жизнь.

Но любопытство, ненасытное чудовище, возобладало над здравым смыслом. Флоренс расправила листы и стала читать.

Интуиция не подвела ее: письмо прислала Мириель Брейдвуд.

"Дорогой Джекоб…"

Словно чья-то огромная ледяная лапа холодом сдавила все существо, привела в оцепенение разум, вызвала в теле дрожь. Буквы и предложения прыгали, путались перед глазами, сливаясь в замысловатые письмена, расшифровывать которые удавалось ценою неимоверно мучительного напряжения. И все равно из прочитанного она усвоила только две фразы. Кристально ясные, пронзительные, слепящие, как бриллианты, они прожигали мозг. Хотелось визжать…

"Я беременна, Джекоб!

Теперь ты видишь, что мы должны возродить наш брак!"

Ликующие восклицательные знаки кололи глаза. Флоренс старалась не замечать их, но сами слова хлестали еще сильнее.

Беременна…

Наш брак…

Флоренс бухнулась в кресло у камина и перевела дух.

Значит, вот она, та самая чудовищная маска, которую он надел, чтобы соблазнить ее. Притворился холостяком. Он не солгал только в одном – когда сказал, что они с Мириель "не посторонние люди". Настолько "не посторонние", что Мириель носит подаренное им обручальное кольцо. Настолько "не посторонние", что некоторое время назад они делили брачное ложе.

Огромная холодная лапа обратилась в тяжелый ледяной панцирь, выдавливающий из нее жизнь. Все восхитительные чувства и ощущения, которые она пережила в объятиях Джекоба, трансформировались в нечто темное и грязное. Ее предположение оказалось верным: Джекоб держал ее за запасной вариант. Он, конечно, желал ее, но при этом бесстыдно использовал для удовлетворения собственных физиологических потребностей. Она просто оказалась под рукой.

Никогда не забывай, кто он такой, сурово напомнила себе Флоренс, неподвижно сидя в кресле уже Бог знает сколько времени. Ведь она же прекрасно знает, какой он блестящий актер, но зачем-то утратила бдительность, предалась несбыточным фантазиям, купилась на его хитрость.

Вот теперь и пожинай плоды своей беспечности, сентиментальная дура. Хочешь не хочешь, а придется признать, что предмет ее обожания – вероломный беспринципный эгоист, каковым она всегда его и считала. И тем не менее она продолжает любить его, как и всегда!

Ну хорошо, пусть она его любит. Однако это не значит, что она будет потакать его прихотям. Или капитулирует перед его чарами. Пусть он завладел ее сердцем, но ее добрая воля осталась при ней. Как бы ни было больно, она отсечет его от себя – хотя бы лишь для того, чтобы отказать ему в том, чего ему ненадолго захотелось. Ее тела. Не исключено, что он тоже будет немного страдать, но, будучи Джекобом Тревельяном, быстро оправится от своих мучений.

С выражением непреклонной решимости на лице Флоренс принялась собирать привезенные с собой вещи, потом расставила и разложила по местам всю мебель, посуду и прочий домашний инвентарь и старым веником дочиста подмела каменный пол во всем коттедже. Только в той комнате, где спал Джекоб, она отказалась наводить порядок. Отныне, милый братец, сам разгребай свое дерьмо, уныло подумала Флоренс, поправляя салфеточки на буфете. И в прямом смысле, и в переносном!

И все же, куда подевалась эта свинья, когда он ей так нужен? Она уже черт знает сколько возится в коттедже, а от Джекоба ни слуху ни духу.

Может, он ее бросил? Завел свой "ягуар" и был таков, помчался сломя голову в объятия своей взбалмошной беременной женушки? Здесь ему больше делать нечего. Все, что хотел, он получил. Насладился деревенским воздухом, поделал эротическую гимнастику с доступной подружкой. Внес разнообразие в свою сексуальную жизнь.

Гнусный самец! Господи, из-за него она скоро совсем скатится на банальности, кипятилась Флоренс, свирепо размахивая веником. Вопреки клокотавшим в ней обвинениям она абсолютно точно знала, что найдет Джекоба где-нибудь возле коттеджа. Каким бы эгоистом и подлецом он ни был, совесть не позволит ему бросить ее одну в глуши.

Ее неудавшийся возлюбленный возился с автомобилем. Капот "ягуара" был поднят, и Джекоб, сдвинув брови, осматривал мотор. Одетый в черные джинсы и черную футболку, он являл собой классический образец трагического героя – мрачный, грозный, мужественный. Сурово сжатые губы и задумчивый взгляд свидетельствовали о том, что его мучают гораздо более сложные проблемы, чем несчастный карбюратор.

Опять играет, решила Флоренс, стискивая зубы. Того и гляди вытащит из двигателя череп и горестно воскликнет: "Увы, бедный Йорик!"

Джекоб при звуке ее шагов вытер руки о промасленную тряпку, выпрямился и повернулся к ней. Видимо, он хотел что-то сказать, но, заметив неприступное выражение ее лица, ограничился просто взглядом – ясным и спокойным. Даже не взял на себя труд изобразить раскаяние, сердито подумала Флоренс.

И все же чувствовалось, что в душе его происходит какая-то борьба. Это было видно и по тому, как заострился его подбородок, и по тому, как напряглись мышцы лица вокруг губ, глаз и носа. Еще как обеспокоен, отметила Флоренс, не испытав при этом особого удовлетворения. Как уж тут не волноваться? Догадался, наверное, что ей известен его мерзкий секрет и игра окончена.

Несколько секунд оба молчали. Флоренс для себя решила, что ни в коем случае не заговорит первой. Лучше уж возьмет свои сумки и пешком отправится до ближайшего селения, где можно взять такси. Никогда больше не спасует она перед Джекобом Тревельяном.

– Не знаю уж, каким образом, – наконец заговорил он, кидая тряпку в ящик для инструментов и опуская капот, – но, очевидно, тебе известно содержание того письма… Верно?

Флоренс почувствовала, что сатанеет от ярости, забурлившей в ней, как расплавленная лава в жерле вулкана. Вместо того чтобы объяснить все по-хорошему, как это делают порядочные люди, Джекоб предпочел щегольнуть своим божьим даром. Поймав себя на очередной банальности, Флоренс едва не разразилась истеричным хохотом. Судя по всему, он ярый приверженец избитой поговорки: "лучшая защита – нападение"!

С трудом сохраняя самообладание, Флоренс горделиво расправила плечи и, не отрывая глаз от лица Джекоба, медленно приблизилась к нему.

– Возможно, кое-что тебе удается неплохо, Джекоб. Ты непревзойденный лжец, умеешь все и вся поставить на службу своим интересам, бесподобно печешься о своей персоне. Но послушай моего совета: никогда не играй в баскетбол и крикет. Честные игры не для тебя. Там тебе поражение обеспечено заранее.

Джекоб пожал плечами и кивнул.

– Значит, ты все же прочитала личное послание?

Искушение наброситься на него было столь велико, что она физически ощущала, как какая-то внутренняя сила приподнимает ее с земли и швыряет вперед. На секунду ей показалось, что она теряет сознание от мощного натиска, сбивающего ее с ног. Флоренс глубоко вздохнула, неимоверным усилием воли обретая устойчивость.

– Знаешь, Джекоб, ты просто уникальный человек. Тебе это известно? – Дыши, Флоренс, дыши! – Из всех, с кем мне когда-либо приходилось общаться, ты – единственный, в ком нет ни капли порядочности… Мы с Мириель для тебя просто марионетки, которыми ты крутишь и вертишь, как тебе заблагорассудится. И при этом у тебя еще хватает наглости выставлять виновницей меня. Тебе даже в голову не приходит, что нужно дать какие-то объяснения. Или хотя бы извиниться.

– Я не стал бы оскорблять тебя извинениями, – отвечал Джекоб до странного глухим и вялым голосом. – А объяснениям моим ты вряд ли поверишь. Я только могу признать, что и в самом деле поступил плохо. – Он отвел взгляд, чем немало удивил Флоренс: она никак не ожидала, что он сдастся первым. – И, полагаю, ты не поверишь, – продолжал Джекоб, занося свою длинную стройную ногу на капот и рассеянно проводя носком по глянцевой поверхности, – если я скажу, что постараюсь больше не быть таким безмозглым идиотом? – Он поднял голову, искоса взглянув на нее, и Флоренс на мгновение почудилось, что в его потемневших глазах промелькнуло искреннее раскаяние.

Не обольщайся, осадила она себя, не забывай, с кем имеешь дело.

– Ты прав. Что бы ты ни сказал, я никогда тебе не поверю, Джекоб, – бесстрастно подтвердила она, в душе обливаясь слезами. – Сколько я тебя знаю, все твои слова и поступки всегда были пронизаны ложью. Вряд ли стоит ожидать, что ты теперь вдруг захочешь измениться.

– Пожалуй, не стоит. – Он внезапно нагнулся и подхватил ящик с инструментами. – В связи с чем, полагаю, будет лучше, если мы теперь прекратим этот бессодержательный разговор и как можно скорее отправимся в Лондон… Вещи собрала? – поинтересовался он, укладывая в багажник громоздкий металлический ящик.

Флоренс была рада, что Джекоб убрал с глаз долой инструменты, иначе она наверняка схватила бы первый подвернувшийся под руку тяжелый предмет и приложилась бы им к его красивой голове. Изо всей силы.

Как он смеет оставаться таким хладнокровным, деловым, равнодушным, безразличным, в то время как она, оглушенная его предательством, едва соображает от потрясения.

– Да, собрала, – процедила Флоренс сквозь зубы. Как же она ненавидит его, ненавидит! И как же ей хочется заставить его страдать, корчиться от боли так, как страдает и корчится она. А еще больше ей хочется увидеть, как он страдает и корчится… Но разве это возможно? У него готов ответ на любой ее выпад. Его броню не пробить. – Если тебе это не составит труда, я попросила бы подбросить меня до деревни, – ледяным тоном добавила она. – Возле почты я видела объявление службы такси. Оттуда я поеду сама, если не возражаешь. Заранее благодарю.

– Не неси чепухи, Фло!

Его внезапная вспышка доставила бы ей удовольствие, если бы само восклицание не прозвучало как оскорбление. И тем не менее гнев ее несколько поутих. Все-таки ей удалось пробить трещину в его броне: если уж не раскаяние и смятение, то во всяком случае раздражение он выказал.

– Ты не можешь своим ходом ехать в Лондон. Из этой глуши! – воскликнул он, направляясь мимо нее в коттедж. – Неделю будешь добираться!

– Пусть неделю, но я предпочитаю добираться своим ходом, чем ехать полдня в одной машине с тобой, – огрызнулась Флоренс, поворачивая за ним следом. Джекоб шел широким размашистым шагом, специально, как подозревала Флоренс, чтобы заставить ее семенить за ним по пятам, словно собачонка.

На пороге он резко остановился и повернулся. Флоренс от неожиданности налетела на него. Джекоб, не давая ей возможности отступить, схватил ее за плечи. Она видела, что он взбешен.

– Ты не стала бы этого говорить, если бы не прочла письмо… Если бы письма вообще не было… – Его глаза пылали холодной яростью. – Признайся, Флоренс. До тех пор тебе было хорошо со мной. Ты была счастлива, не могла мной насладиться! – Он приблизил к ней лицо, завораживая своим сосредоточенным гневным взглядом. – И ведь ты знала про Мириель… Я объяснял, что между нами существуют определенные отношения, но для тебя это не послужило препятствием… Во всяком случае, это не помешало тебе раздвинуть свои красивые ноги, верно?

Флоренс изо всей силы размахнулась ногой, метя Джекобу в голень, но тот, к сожалению, оказался проворнее, возможно ожидал от нее пинка. Тем не менее ей удалось задеть его по икре, и, увидев, как сузились от боли его глаза и искривился рот, она испытала смутное удовлетворение. Флоренс почти слышала, как он считает до десяти, пытаясь унять ярость.

– Какая же ты все-таки стерва, Флоренс, – прошипел Джекоб. Он осторожно отстранил ее от себя и, повернувшись, решительно шагнул в дом.

Флоренс закрыла ладонями лицо, чтобы сдержать истерический смех. Или рыдания… Правда, поразмыслив с минуту, она почувствовала, что ей стало чуть легче. Все-таки она содрала с него маску хладнокровия – вынудила реагировать по-настоящему, а не играть… Его саркастическое замечание относительно ее готовности заниматься с ним любовью, конечно, непростительное хамство, но, в сущности, обижаться тут не на что. Джекоб прав. Она знала, что у него есть какие-то обязательства перед Мириель… Просто не догадывалась, насколько велики эти обязательства.

Не придумав, что делать дальше, Флоренс села на садовую скамейку и устремила взор поверх каменной стены, за которой поблескивало вдалеке озеро.

Зачем, черт побери, я это сделал? – в отчаянии ругал себя Джекоб, запихивая в сумку скомканную одежду. Почему допустил, чтобы она вывела меня из себя? Почему разозлился на нее? Когда мне хочется только одного – схватить ее на руки, унести куда-нибудь, заставить любить себя!

Он знал, что обидел Флоренс. Обидел сильно, глубоко. Ему следовало бы немедленно кинуться ей в ноги, умоляя о прощении, дать хоть какое-то объяснение, чтобы смягчить ее боль. Господи, о каком прощении теперь можно вести речь… Ему следовало честно открыться ей в ту же секунду, когда пришло письмо.

Нет, гораздо раньше. В студии? У нее дома? В его квартире? Это следовало сделать еще десять лет назад… А он допускал ошибку за ошибкой, и в результате все эти ошибки вылились в то, что произошло три – или четыре? – месяца назад между ним и Мириель. Правда, тогда он и мысли не допускал, что у него появится возможность помириться с Флоренс. Но разве теперь это может служить утешением?

Голова раскалывалась. Таким несчастным, как сейчас, он в жизни себя не чувствовал. Джекоб застегнул сумку и швырнул к двери. Сумка подпрыгивая полетела по полу, таща за собой стеганый коврик.

– Боже милосердный, что же я наделал? – простонал Джекоб, плюхаясь на кровать. Он потер глаза и стучащие виски. Интуиция подсказывала ему, что теперь уже объяснять что-либо поздно.

Так и держать, приказала себе Флоренс, закидывая свои сумки в багажник "ягуара". Она теперь оделась в гранит. Холодна и невозмутима, как каменная мадонна. Что бы он ни сказал, она не примет на веру ни единого слова. И на провокации его не поддастся. Криков и пинков от нее он больше не дождется. Она доедет с ним до Лондона, а там прощай. Конец. Точка.

Как бы ни было больно.

Однако, оглядывая напоследок помещения коттеджа – кроме комнаты Джекоба, – Флоренс поймала себя на том, что не может изгнать его из своих мыслей. Ее решимость ничуть не ослабла, но в сердце закрадывались горечь и грусть.

Ну почему она обречена любить Джекоба? Это же вопиющая несправедливость. В числе ее знакомых столько мужчин, среди которых она сто раз могла бы выбрать для себя идеального партнера – взять хотя бы Рори, – а она зациклилась на человеке, испытывающем к ней в лучшем случае физическое влечение. Отдала свое сердце беспринципному комедианту, который постоянно использует данный ему Богом талант, чтобы получить от нее желаемое – ее тело и, когда ему удобно, ее общество.

Что ж, больше он от нее ничего не получит, поклялась себе Флоренс, подбоченясь стоя в маленькой темной кухне-гостиной. И если он сию же минуту не сойдет вниз, она сядет в его драгоценный "ягуар" и уедет одна. Пусть потом добирается как знает!

На лестнице послышались шаги. Флоренс резко обернулась на звук.

– Так мы вместе едем в Лондон или как? – холодно поинтересовался Джекоб. В одной руке он держал собранную сумку, через другую был перекинут плащ. Флоренс, перехватив его взгляд, внутри закипела от гнева: Джекоб смотрел на нее так, будто это она заставила его ждать.

– Да, спасибо… Если ты не против, – бесстрастно отвечала она, задушив в себе гнев. Нужно держаться золотой середины: отказаться от агрессивности, но и излишней сговорчивости не выказывать. – Я вспылила не по делу. Извини.

Джекоб насторожился – смотрел на нее прищурившись, словно ждал очередной истеричной вспышки или просто оценивал ее настроение. Флоренс не знала, чего она ожидала или на что надеялась, но во всяком случае увидеть Джекоба таким сдержанным и спокойным она никак не думала. Что с тобой, Фло? – удивилась она. Неужели соскучилась по сарказму Мистера Умника?

– Тогда поехали? – В его голосе тоже сквозила настороженность, словно он не мог найти верный тон.

Да, им предстоит нелегкий путь, решила Флоренс. Как по тонкому льду.

– Поехали, – живо отозвалась она, наблюдая за Джекобом. Он прошел к двери и вытащил из замочной скважины ключ. – Полагаю, здесь нас больше ничто не удерживает?

– Нет. Ничто. – Он наконец-то отыскал нужный тон, сухой и флегматичный.

Флоренс запаниковала. Чего он ждет от нее? Пресловутую оливковую ветвь? И если она предложит ее, возможно ли еще между ними что-то настоящее? Сердце заколотилось; она открыла рот, собираясь взять назад все злобные оскорбления и обвинения, которые недавно бросила ему в лицо. И вспомнила про письмо. Как она могла забыть про него? Как могла забыть радостное восклицание Мириель: "Я беременна, Джекоб!"

И вообще, как ей только в голову пришло, что можно верить женатому человеку, чья жена носит под сердцем ребенка, а сам он в это время обманом завлекает в постель другую женщину, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести?

Покручивая ключ на пальце, Джекоб отступил в сторону, пропуская ее вперед. Флоренс в последний раз обвела взглядом гостиную. Этого делать не следовало. Она едва не разрыдалась. Потому что каждая вещь, каждый уголок здесь напоминали пережитые мгновения блаженства и красоты. Каким бы Джекоб ни был негодяем, в его объятиях она чувствовала себя счастливейшей женщиной на свете. Прощаясь с коттеджем, она прощалась со своим счастьем.

Да, жестокая штука жизнь! Флоренс прошагала мимо Джекоба на улицу, оставив его запирать дверь.

При дневном свете и ярком солнце ехать было гораздо легче и удобнее, чем ночью. Они без труда находили верный маршрут. Джекоб ориентировался по дорожным указателям, не прибегая к помощи карт и органайзера Флоренс. И не выказывал ни малейшего желания завести беседу. Он весь сосредоточился на дороге, вел машину с привычной сноровкой опытного водителя, и они довольно быстро, но плавно катили в южном направлении, все дальше удаляясь от Пенрита. У Флоренс зудели пальцы от желания дотянуться до проигрывателя и нажать кнопку, но она догадывалась, что Джекоб не будет рад звукам музыки. Да, собственно, и она тоже. Что бы она ни выбрала, это вызовет мучительный резонанс.

На первой же станции обслуживания, встретившейся им на пути, Джекоб заправил "ягуар", затем припарковал автомобиль и со словами: "Давай разомнемся немного" сразу же вылез из машины. Флоренс, не успевшая выразить ни согласия, ни возражения, последовала за ним. Джекоб ждал ее, барабаня пальцами по капоту.

Разумеется, он хочет позвонить, хмуро думала Флоренс, шагая с ним бок о бок к зданию станции. Свяжется по телефону с Мириель, узнает, как она себя чувствует, извинится за несвоевременный отъезд и подтвердит свое согласие восстановить брак – ради ребенка. Интересно, как бы он поступил, напиши или позвони она ему десять лет назад? Примчался бы к ней на всех парусах, предлагая руку и сердце, или нырнул бы в кусты, открестившись от ребенка?

Как это было ни грустно, ее подозрения подтвердились: Джекоб извинился, сказав, что ему нужно отлучиться и он будет ждать ее в машине через пятнадцать минут. Покинутая Флоренс безнадежным взглядом провожала его рослую темную фигуру, решительным шагом направлявшуюся к таксофону, потом повернулась и уныло поплелась в магазин.

Ряды полок с книгами и журналами напоминали мешанину лощеных цветастых бумажек с бессмысленным набором слов и иллюстраций. Флоренс лишь через несколько секунд сообразила, что журнал, который она лениво листает, один из номеров "Современной женщины". Чуть оживившись, она отыскала собственную статью – очерк о женщине, собиравшейся возглавить команду регбистов, и, пробежав глазами несколько абзацев, осталась удовлетворенной тем, что она написала.

Под статьей была помещена ее фотография. На Флоренс смотрела улыбающаяся женщина с умным миловидным лицом. Глядя на эту аккуратненькую головку с короткой стрижкой и сексуально накрашенными губами, никто и не подумал бы, какая она на самом деле дура. Позволить какому-то негодяю так искромсать ее жизнь!

Будь ты проклят, Джекоб! Она вернула журнал на полку и направилась в дамскую комнату – приводить лицо в соответствие с лучезарным лицом женщины на фотографии под ее статьей.

И все равно видок у тебя, Фло, еще тот, думала она, изучая в зеркале свое отражение. На ум сразу пришло замечание Энни, сделанное всего несколько дней назад. С помощью туши для ресниц, румян и губной помады ей удалось придать некоторую яркость своим чертам, но в общем и целом вид у нее был осунувшийся и болезненный.

Проведи она в деревне несколько дней с кем-то другим, ее, наверное, принимали бы за фею, сердито думала Флоренс. У нее должен бы румянец гореть на щеках, глаза должны сиять живым блеском, как у хорошо отдохнувшего человека, а она похожа на привидение. И все из-за Джекоба, будь он проклят.

Когда она вернулась к машине, ее мучитель уже сидел за рулем. Она скользнула на сиденье и пристегнулась ремнем безопасности. Джекоб хранил молчание. Флоренс конечно же умирала от любопытства, желая знать, о чем он разговаривал с Мириель, но она скорее бы умерла, чем позволила бы себе хоть один наводящий вопрос.

– Может, я сяду за руль? – предложила она, избегая касаться опасной темы. – Мне это не трудно, и вожу я довольно прилично.

– Не сомневаюсь, Фло, – отозвался Джекоб. Он искоса взглянул на нее и завел мотор. – Ты все делаешь превосходно.

Флоренс бросила на него пронизывающий взгляд. На что он намекает? Неужели в нем проснулся прежний Джекоб? Трудно сказать. Уловить его интонацию она не успела, потому что в эту самую секунду взревел мотор.

– Если не возражаешь, я сам пока поведу машину, – добавил он, трогая "ягуар" с места. – Надо чем-то мысли занять.

Стараясь не слишком явно выказывать свою заинтересованность, Флоренс украдкой наблюдала за ним. Что произошло? Значит, разговор с женой не очень его обрадовал? Может, для нее еще не все потеряно? Размечталась, идиотка несчастная!

– А что случилось? Неожиданное известие о том, что скоро станешь папой, так тебя придавило?

Ты же не первый год в журналистике, Фло, фыркнула она про себя. Могла бы и потоньше сформулировать вопрос!

Джекоб, выезжавший на шоссе, с неприсущей ему порывистостью переключил скорость, тем самым, очевидно, выразив свое недовольство ее бестактностью, но промолчал.

Флоренс овладело дикое искушение вывести его из себя, спровоцировать еще одну ссору. Она понимала, что это во всех отношениях непродуктивный и даже опасный ход, учитывая, что Джекоб ведет машину на большой скорости, но соблазн был настолько велик, что она, дабы удержаться от вздорных реплик, изо всех сил прикусила губу.

Они долго, наверное целую вечность, ехали молча. Если Джекоб и злился на нее, внешне это никак не выражалось. После той мимолетной вспышки, когда они покидали станцию обслуживания, Джекоб больше не выказывал признаков агрессивности – вел машину столь же аккуратно и грамотно, как и во время их путешествия в Пенрит, и, хотя они мчались довольно быстро, Флоренс чувствовала себя в полной безопасности. Только его водительское мастерство и не тревожило ее сейчас.

До чего ж обидно, рассуждала Флоренс, искоса поглядывая на его удлиненный классический профиль. Как, черт побери, меня угораздило спутаться с тобой, Джекоб? Почему именно теперь, когда, казалось бы, жизнь у меня только наладилась и потекла как по маслу.

Она нашла прекрасную работу и замечательного спутника жизни, обрела уверенность в себе, добилась признания. А потом вновь встретила этого дьявольского типа и все благополучное существование разлетелось ко всем чертям. Она обнаружила, что он изменился и одновременно остался прежним. То же самое произошло и с ней: она изменилась, но осталась прежней, и оказалось, что для нее нет ничего важнее тех чувств и воспоминаний, которые бередят ей душу, когда она перестает контролировать себя. Но стоило ей только признать это и поверить в возможность подлинного счастья, тут же выяснилось, что Джекоб женат и скоро станет отцом.

Полный крах всех надежд и чаяний. Врагу такого не пожелаешь.

И ведь вся беда в том, с негодованием осознала Флоренс, что ненавидеть его гораздо легче. Ей было бы гораздо проще жить, сумей она полностью убедить себя в том, что Джекоб отъявленный негодяй и любой его шаг или действие представляют угрозу ее благополучию. Но она не исключала возможность альтернативы. Тайный голос нашептывал, что он любит ее так же глубоко, как и она его, и просто не может должным образом выразить свои чувства. И это было нестерпимо. Горько, досадно, если единственным препятствием на пути к счастью является чувство долга Джекоба…

– Полагаю, теперь ты приложишь все усилия, чтобы вы с Мириель жили в мире и согласии, – наконец произнесла Флоренс, не в силах больше молча терпеть душевные терзания: за два часа они не проронили ни слова.

Джекоб ответил не сразу. Флоренс поначалу решила, что он просто проигнорирует ее реплику, но через несколько секунд Джекоб тихо вздохнул и промолвил уныло:

– Да, наверное…

Флоренс вдруг стало обидно за его жену, что само по себе не поддавалось разумению, ведь Мириель лишала ее самого дорогого. И тем не менее что-то вынуждало ее выступить в защиту актрисы.

– Мог бы и повосторженнее откликнуться! Как-никак она носит твоего ребенка. Значит, еще недавно ты питал к ней далеко не платонические чувства… Женщины ведь не беременеют сами по себе. – Она помолчала, оттачивая свой язычок. – Хотя, если подумать, ты уже не впервой забываешь об элементарных основах механизма деторождения, верно, Джекоб?

Почти не поворачивая головы, он метнул на нее свирепый взгляд, давая понять, что она зашла слишком далеко. Флоренс содрогнулась.

– В том, что произошло тогда, виноват не только я, и тебе это известно, – ответил он скорее с грустью в голосе, чем с гневом. – Не надо строить из себя жертву; ты никогда ею не была. Язык у тебя есть. Могла бы в любую минуту открыть рот и остановить меня. Сказать что-нибудь о контрацептивах.

Слишком сильно я тебя желала! И теперь желаю! О Боже…

– А ты без подсказок не можешь, да? – зло парировала она, приходя в еще большую ярость. – Или ты настолько раб своих потребностей, что о практических вещах и подумать некогда? – Флоренс, чувствуя, что сотрясается всем телом, прижала ладони к кожаному сиденью, чтобы унять дрожь. – Так рассуждают и ведут себя только самонадеянные мужланы, Джекоб. Я полагала, у тебя за душой есть нечто большее, чем просто набор мужских инстинктов.

– А я не стыжусь своих мужских инстинктов, – бросил он, не отрывая глаз от дороги, словно и видеть ее не хотел. – Согласен, в тот вечер я забыл о мерах предосторожности, потому что очень хотел тебя. Но после, если бы ты хоть словом обмолвилась, я ни за что не бросил бы тебя.

– Как не бросишь теперь Мириель? Останешься с ней?

– Да, не брошу. Настоящий мужчина не может поступить иначе, – съязвил Джекоб. – И кстати, речь идет о том, чтобы вернуться к ней, а не остаться. Мы с Мириель сообща решили, что должны разойтись. Она прекрасно понимала – когда не была в расстройстве по какой-нибудь причине, – что для нас обоих это самый лучший выход. Я намеревался сохранить с ней дружеские отношения… Видит Бог, она нуждается в хорошем друге, но с браком было покончено.