Текст книги "Возлюбленная Немезида"
Автор книги: Меган Пол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА 17
– Тебе холодно, Джекоб? – спросила Флоренс, обратив на него внимательный взгляд. Он замер на месте в нескольких шагах от нее и стоял, сотрясаясь мелкой дрожью, будто в лихорадке.
Бред какой-то, думала она. Он же в теплом халате. Хотя, конечно, с Джекобом никогда не угадаешь. Во всяком случае, сейчас он в своем махровом халате казался более уязвимым, чем она, покрытая лишь мыльной пеной.
– Нет, вовсе нет. – Голос у него тоже был довольно странный – надтреснутый, ломкий, как у больного или продрогшего человека. – Просто устал, наверное… Не волнуйся. Со мной все в порядке.
– У тебя такой вид, будто ты столкнулся с призраком, – заметила Флоренс, все более тревожась. Задумчивый, даже будто огорченный чем-то, он вел себя совершенно не так, как обычно ведет себя мужчина в присутствии обнаженной женщины. Его безразличие должно бы оскорблять ее, но она испытывала только беспокойство. Джекоб Тревельян был явно не в себе.
– Почему ты не сядешь? – не унималась Флоренс, видя, что Джекоб продолжает стоять, словно контуженный. Наверное, в таком же ошалелом состоянии пребывал Джек Дарвиль со своими товарищами по оружию в окопах Первой мировой войны. Если Джекоб разыгрывает очередное представление, надо сказать, что грандиознее спектакля она еще не видела. Приглядевшись к нему, Флоренс заметила, что он побледнел.
Джекоб придвинул кресло к печке, медленно опустился в него и уставился взглядом в огонь. Флоренс сворачивала и разворачивала мочалку, мочила и выжимала ее несколько раз, раздумывая, должна ли она первой начать разговор. Разговор о масках.
– Джекоб? – тихо окликнула она, так и не дождавшись, когда он нарушит молчание. – Джекоб, что произошло? И не пытайся убедить меня, что с тобой все в порядке. Я знаю, что это не так. Ты плохо выглядишь… Аж побелел весь.
– Спасибо, Фло. – Он чуть повернул к ней голову, изобразив слабое подобие своей обычной дерзкой усмешки. – Но со мной, правда, все в порядке. В целом… – Не найдя лучшего применения своим рукам, он положил их на подлокотники кресла. – Просто… весь этот сумбур между нами… Думаю, у меня голова от этого тоже идет кругом, как и у тебя. Не только женщины подвержены эмоциональным потрясениям. Мы, мужчины, тоже иногда приходим в расстройство от переизбытка чувств.
Флоренс чуть не прыснула со смеху, вспомнив, как злилась на себя некоторое время назад за то, что расклеилась перед Джекобом, словно истеричная кисейная барышня. Интересно, мужчины викторианской эпохи тоже страдали приступами меланхолии? А собственно, что в этом смешного? Она всегда считала Джекоба бессердечным эгоистом, но, может, и он не чужд сентиментальности?
О какой сентиментальности ты толкуешь? – цинично усмехнулась она про себя. В ушах до сих пор звенели язвительные остроты и оскорбительные замечания, которыми Джекоб осыпал ее на протяжении последних дней и десять лет назад.
– Извини, Джекоб, – промолвила Флоренс, подавив в себе губительные порывы. Она повременит выносить суждение. Нужно дать ему возможность высказаться. – Вообще-то я по натуре не агрессивный человек… Просто так получается. Должно быть, мы так влияем друг на друга, возбуждаем один в другом воинственность!
– Что верно, то верно, – согласился Джекоб. Он широко и открыто улыбнулся, разворачиваясь в кресле к ней лицом. – Так, может, в интересах мира и гармонии ты теперь позволишь потереть тебе спину? Помнишь, ты предлагала…
– Минуточку. – Флоренс неожиданно смутилась. А, спрашивается, с чего это вдруг, если она уже несколько минут сидит перед ним голая? – Я… э… хочу сначала помыть другие части тела.
– Да, да, конечно, – сконфузился Джекоб, чем немало удивил Флоренс. Он вновь отвернулся к огню и приковался взглядом к пламени.
В душе ты настоящий джентльмен, не так ли, Джекоб Тревельян? – думала Флоренс, ухватившись за предоставленную ей возможность помыть "другие части тела", пока за ней не наблюдают. Она была несказанно поражена его чуткостью.
– Держи, – наконец проговорила она, протягивая Джекобу мочалку. – Можешь приступать.
Джекоб легко поднялся с кресла, подошел к ванне, опустился рядом на колени и, взяв намыленную мочалку, принялся широкими круговыми движениями растирать ей спину, обращая обычный акт купания в лечебный массаж. Флоренс, до этой минуты даже не подозревавшая, насколько измучено ее тело, едва не урчала от наслаждения. Вздохнув с облегчением, она полностью отдалась во власть его твердой руки.
– Нравится? – спросил Джекоб, продолжая мять ей спину.
– Не то слово! – ответила Флоренс, чуть выпрямляясь.
– Тогда расслабься! Чего опять натянулась как струна?
– Хорошо! Хорошо! – Она вновь глубоко вздохнула, принимая непринужденную позу.
– Ты всегда держишься со мной настороже, Фло, – неожиданно заявил Джекоб. Его пальцы замерли. – Почему так?
И впрямь почему?
Флоренс тоже застыла в напряженном оцепенении. Даже сердце, казалось, остановилось, а движение крови продолжалось будто бы по инерции. Почему она не хочет поверить Джекобу? Может, он и не лгал вовсе, объясняя ей причины своего отталкивающего поведения десять лет назад? Почему она не хочет поверить, что он по-прежнему к ней неравнодушен?
Флоренс на мгновение задумалась о несчастном происшествии, погубившем Дэвида. Почему она не может простить Джекоба? Ведь тогда он был молод и глуп, да и смерть друга наверняка оплакивал так же горько, как и она. Какой смысл отказывать ему в прощении по прошествии стольких лет?
– Не знаю, Джекоб. – Она вновь обмякла всем телом и сразу почувствовала ответную реакцию: ладонь Джекоба ожила, возобновив круговые движения по ее спине. – Наверное, в силу привычки. От которой пора бы уже избавиться… – Она чуть наклонилась вперед, наслаждаясь его целительными прикосновениями. – Подозрительность – весьма дурная черта.
– Твоя подозрительность распространяется только на меня? – непринужденно поинтересовался Джекоб. Он бросил в ванну мочалку и принялся мять ей плечи, как профессиональный массажист. Ощущения были сказочные…
Флоренс раздумывала, что ей ответить. Прежде всего, потому, что Джекоб угадал.
– Да, пожалуй. Наверное, потому, что ты всегда что-то скрываешь от меня и я это чувствую… и тогда, и теперь… – Она бросила на него взгляд через плечо. Джекоб хмурился. – Ну да, я понимаю, ты все объяснил, – добавила она. А вот до конца ли он был откровенен? Может, следует настоять, чтобы он выложил ей все до последнего, причем немедленно, и тогда уж можно будет с легким сердцем начинать новую страницу в их жизни.
Когда пальцы Джекоба вдавились в напряженные мышцы затылка, Флоренс приняла решение, которое, как она подозревала, могло коренным образом изменить их отношения. Джекоб говорил о ее масках, подразумевая, что она тоже имеет от него тайны. И вот теперь она, в знак полного доверия, собралась открыть ему свой последний, самый сокровенный секрет.
– Я…
– Ты так и не объяснила, почему покинула Бленхейм-роуд… Думаю, дело не только в том, что ты больше не хотела видеть меня. Главная причина не в этом. Ты слишком своенравна и упряма, чтобы позволить кому-либо – даже мне – путать твои планы, Фло.
Флоренс на мгновение утратила дар речи, пораженная синхронной направленностью их мыслей. Своим обвинительным заявлением Джекоб метил в самую сердцевину тайны, неприступной стеной возвышавшейся между ними.
– Ты опять угадал, – сказала она, тряхнув плечами, чтобы сбросить руки Джекоба. – Предвосхитил мои слова. Прочитал мои мысли. Мне просто страшно становится, когда ты это делаешь.
– Извини, – тихо ответил он. Флоренс вновь почувствовала на себе его ладони, ласково и медленно поглаживавшие верхнюю часть спины. – Я не специально… Само собой получается.
Ощутив на затылке его дыхание, она поняла, что Джекоб склонился к ней ближе, чем прежде, и на мгновение вообразила, как его влажные скользкие руки перемещаются к ней на грудь. И тогда прощайте все признания и объяснения. Они кончат тем, что займутся любовью прямо на коврике перед очагом.
Но Джекоб, к ее удивлению, продолжал массировать ей спину.
– Жаль, что я не умел читать твои мысли десять лет назад, Фло, – с грустью проговорил он. – Тогда, может быть, мы не оказались бы в такой ловушке… – Он сделал глубокий вдох, пытаясь то ли сдержать, то ли подавить в себе порывы, грозившие лишить его мужества. – И не потеряли бы целых десять лет, живя в разлуке.
Осознание утраченных возможностей, иной судьбы обрушилось на Флоренс с силой летящего экспресса. Ее захлестнуло отчаяние, неизбывная, горькая тоска заполонила все существо, потому что в глубине души она всегда понимала, что совершила непростительную ошибку.
– Почему ты не вернулась, Фло? – неожиданно и более резким тоном повторил Джекоб свой вопрос.
Флоренс достала из воды мочалку и расстелила на коленях, изучая неприхотливый узор, словно искала в нем вдохновения.
– Я собиралась вернуться, – наконец промолвила она. – Думала побыть дома неделю или две, чтобы оправиться от потрясения и решить, как вести себя, встречаясь с тобой изо дня в день… – Она почувствовала, что Джекоб вздрогнул, но продолжала: – А потом кое-что произошло, и я просто не смогла вернуться. Это было невозможно. Все изменилось… – Ее голос сорвался. Джекоб, конечно, догадался (она знала это наверняка!), что ему предстоит услышать в следующую минуту, но боялся предупредить ее вопросом. – Я выяснила, что беременна. – Бесстрастно выложив неприкрашенную правду, Флоренс замолчала на некоторое время, чтобы Джекоб мог со всей полнотой постичь смысл сказанного.
Он не вздрогнул, но Флоренс почувствовала другие изменения. Лица Джекоба она не видела, однако владевшее им смятение передавалось ей сквозь его пальцы, застывшие в холодной неподвижности на ее спине. Флоренс казалось, что она даже слышит стучавшие в его голове вопросы.
– Я довольно тяжело переносила это состояние, – продолжала Флоренс. Она зачерпнула в ладони воду и вылила на мочалку, лежавшую на коленях. – И в конце концов решила прекратить на время учебу и обдумать планы на будущее. Родители расстроились, но они в основном переживали за меня. Их тревожила моя судьба и то, как я буду растить ребенка одна, но они во всем мне помогали и поддерживали…
Как стали бы поддерживать и теперь, если бы ей вздумалось вернуться домой, поселиться с ними и устроиться на работу в библиотеку, как прежде. Флоренс вспомнила годы, проведенные в отчем доме до того, как она позволила себе пристальнее взглянуть на жизнь остальных Тревельянов и понять, что она желает того же, что имеют многие ее братья и сестры: творческой активности, интересного общения, признания. В Йоркшире, где ничто не угрожало ее скучному благополучию, она вела тихое спокойное существование, радуясь, что ее отделяют сотни миль от мужчины, который сейчас вновь начал очень робко и осторожно поглаживать ее голую спину. Джекоб был единственной – и подлинной – причиной ее многолетнего заточения, на которое она сама себя обрекла, потому что знала: стоит ей только высунуть голову из-за парапета, она обязательно увидит его притаившимся где-нибудь рядом в ожидании ее появления.
– Ребенок… младенец… Что с ним стало? – Пальцы Джекоба на мгновение замерли.
– Я сделала аборт, – ответила Флоренс, буквально выдавив из себя слова. Она хотела продолжать, но губы затряслись, дрожь объяла все тело. Ребенок родился настолько крохотным и недоразвитым, что просто не способен был дышать, и тем не менее всевозможные "если бы" очень долго не давали ей покоя. Сейчас она не смотрела на Джекоба, но его лицо отчетливо стояло перед глазами, и она пыталась представить, как выглядели бы сын или дочь этого умного харизматического мужчины. С какой упоительной радостью она растила бы и воспитывала его ребенка!
– Мне очень жаль, – тихо сказал Джекоб, обвивая ее руками и успокаивая, при этом совершенно не замечая, что рукава его халата пропитались водой.
– Да, я тоже очень страдала, – сдавленно произнесла Флоренс, с благодарностью отдаваясь во власть своих долго сдерживаемых чувств.
Джекоб прижал ее к себе. Флоренс догадывалась, что он ищет нужные слова, чтобы задать вопрос, который для мужчины имеет первостепенное, судьбоносное значение…
– Да, ребенок был твой, – монотонно бросила она, специально выхолостив из голоса все оттенки, чтобы у Джекоба не создалось впечатления, будто она в чем-то обвиняет его. Ее потеря была и его скорбью, только у нее было целых десять лет, чтобы смириться с ней.
– О Боже, – прошептал Джекоб, наваливаясь на нее. Теперь пришла очередь Флоренс поддерживать его.
– Не буду лгать… я спала с Дэвидом раз или два. Как-никак мы были помолвлены, – продолжала она, желая выложить на стол все карты до единой. – Но это было по-другому… Мы… В общем, если вспомнить все, разобраться не трудно.
Джекоб тихо охнул, будто получил удар в солнечное сплетение.
– О, Фло, какой же я был безответственный, даже не верится! Я был так одержим тобою, так хотел тебя, что у меня и мысли не возникло.
– Ну, я решила, что ты, очевидно, полагаешь, будто я предохраняюсь таблетками…
– Почему ты меня не остановила?
Флоренс удрученно усмехнулась про себя. Неужели мужчины до сих пор убеждены, что только им свойственно терять голову от сексуального желания?
– Потому что в тот момент я тоже была невменяема. Ни о чем не думала, кроме тебя.
– О Флоренс, Флоренс, – простонал он, едва не повисая на ней. Флоренс почувствовала, как в спину врезался край металлической ванны, но была почти рада этому. Хоть что-то отвлекает ее от сожаления. От боли утраты. От любви.
Спустя некоторое время, когда вода почти остыла, Джекоб разжал объятия и помог ей вылезти из ванны, с благоговением укутав в полотенце, словно бесценную хрустальную статуэтку. Поскольку спиртного в коттедже не было – а им обоим не мешало бы запить шокирующее откровение бренди, – он заварил чай и усадил ее с чашкой в руке в одно из кресел у камина. Наверное, было часов десять утра, предположила Флоренс, но ей казалось, что с тех пор, как она залезла в ванну и завела разговор о прошлом, минули уже сутки. С затаенным, почти неосознанным восхищением и еще более безотчетным томлением наблюдала она, как Джекоб быстро, но тщательно моется в остывшей ванне.
Погруженный в свои мысли, он молча натирал себя мыльной пеной и обливался водой и, то ли из-за глубокой задумчивости, то ли просто от отсутствия смущения, без всякого стеснения мыл интимные места – каждый жест, каждое движение настолько естественны и непринужденны, что Флоренс, несмотря на его молчание, чувствовала себя к нему ближе, чем когда бы то ни было прежде.
– Ну вот, теперь легче, – произнес через несколько минут Джекоб. Он обмотал вокруг пояса полотенце и плюхнулся в соседнее кресло. Флоренс решала, стоит ли ему напомнить, что теперь его очередь делиться своими тайнами. Она сбросила перед ним все свои маски – все, кроме одной, поправилась Флоренс, подумав о том, что скоро должна будет спокойно и собранно признаться ему в любви, – и ожидала от него ответной откровенности.
Она совсем уж собралась заговорить, но Джекоб вдруг закрыл глаза и, откинувшись в кресле, потер ладонями лицо.
Флоренс засомневалась. Уместно ли сейчас подвергать его допросу? Он только что узнал о том, что мог стать отцом, а подобный факт усвоить нелегко. Она за десять лет приспособилась к своим переживаниям, нужно и ему дать время привести в порядок чувства.
– Пойду-ка я оденусь, – заявила Флоренс, поднимаясь с кресла. – Хочешь еще чаю? – Кутаясь в полотенце, она глянула на свою чашку, потом на чашку Джекоба: оказывается, занятые своими мыслями, они не отпили ни капли.
– Нет, спасибо. – Джекоб отнял от лица руки и посмотрел на Флоренс. В его лице сквозила какая-то странная обреченность, может быть ностальгия, тоска по прошлому, которого никогда не существовало. Это чувство было ей знакомо. Она тоже жалела о несостоявшихся десяти годах счастья с Джекобом и его ребенком.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Джекоб? – спросила Флоренс, вновь заметив растерянность на его лице.
– Да, в целом… – Его губы дрогнули в кривой горестной усмешке. – Даже не знаю… Просто не дает покоя мысль, что у нас все могло бы сложиться иначе. – Он встал.
– Я тоже об этом думаю, – тихо сказала она. Ложная ностальгия захлестнула все ее существо, и она, подхваченная волной горькой радости, не раздумывая кинулась к Джекобу.
Упиваясь его страстным поцелуем, нежась в тепле мужских объятий, Флоренс едва ли сознавала, что полотенца сползли на пол к их ногам, и тем не менее в голове царила полная ясность, мысль работала четко. Сумеют ли они наверстать упущенное? Претворить в реальность то, что было назначено им судьбой еще десять лет назад? Смогут ли начать свой новый путь как единомышленники, а не как враги?
Ладони Джекоба ласкали ее все настойчивее, его разгоряченное тело все требовательнее возвещало о своих нуждах, с каждым мгновением все сильнее распаляя в ней ответное желание. Вопросы в конце концов угасли, и возобладали природные инстинкты. Ее пальцы поглаживали, бороздили, ощупывали его тело, язык сцепился с его языком в восхитительной чувственной схватке. Флоренс уже собралась перехватить инициативу и повести его наверх, в спальню, но тут ее сознание зафиксировало посторонние звуки.
Сначала послышался глухой рокот мощного мотора, потом все стихло, но в следующее мгновение раздались тяжелые шаги и стук в дверь.
– Не открывай! – рявкнул Джекоб, крепче прижимая ее к себе и лишний раз давая понять, насколько несвоевременно вмешательство незваного гостя. Флоренс готова была подчиниться, но резкий настойчивый стук не прекращался.
– Придется открыть, – сказала она, неохотно высвобождаясь из его объятий. – Наш визитер, кто бы он ни был, может заглянуть в окно, чтобы проверить, есть кто-нибудь в доме или нет! – Поглощенные друг другом, они даже не подумали о том, чтобы задернуть шторы.
Джекоб живо накинул на нее свой халат, а сам схватил первое подвернувшееся под руку полотенце и быстро намотал вокруг пояса.
– Я открою, – коротко бросил он, решительно отводя ее подальше от двери и от глаз нежданного посетителя.
Флоренс напрягала слух, пытаясь уловить подробности переговоров двух мужских голосов, один из которых принадлежал Джекобу, и пришла к выводу, что их покой нарушил почтовый курьер, прибывший на мотоцикле. Джекоба попросили расписаться, вручили пакет, потом послышался топот удалявшихся по тропинке шагов, вновь взревел мотор. С затаенным дыханием Флоренс ждала возвращения Джекоба.
Секунды текли и текли. Что случилось? Она порывалась броситься на крыльцо и узнать, почему он не возвращается, но страх пригвоздил ноги к полу. Должно быть, произошло что-то ужасное, если потребовалось гнать в такую глушь курьера. Что-то очень серьезное и тревожное, о чем следовало безотлагательно оповестить ее или Джекоба, хоть они в настоящий момент и были отрезаны от современных средств связи.
– Джекоб? – Не выдержав, она подошла к двери. Он стоял на крыльце, внимательно изучая содержание письма, написанного на двух листах; в лице смятение и горечь. Казалось, он едва держится на ногах. – Джекоб, что случилось? Надеюсь, ничего ужасного? – Перед глазами Флоренс на мгновение мелькнуло красивое лицо Мириель Брейдвуд.
Джекоб выпрямился и, скомкав письмо, повернулся к ней. Он улыбнулся – сначала нервно и неуверенно, потом во весь рот.
– Нет, ничего. – Все еще сжимая в кулаке скомканное письмо, он прошел в коттедж. – Но мне придется вернуться в Лондон, сегодня же.
Почему?
И опять перед глазами закачалось лицо Мириель, однако спрашивать Флоренс ни о чем не стала. Из боязни. Она ненавидела себя за свой страх, но не хотела лишний раз думать о партнерше по фильму и бывшей любовнице Джекоба, пока в этом не было необходимости, потому что подобные мысли служили напоминанием об эфемерности ее счастья. Все, что происходило в коттедже, было не более чем иллюзия, краткий эпизод в ее жизни, красивая греза.
– А, понятно, – протянула она. Джекоб отвечал ей удивленным взглядом. Очевидно, он приготовился парировать град вопросов и возражений. Флоренс испытала смутное удовлетворение оттого, что ей еще раз удалось спутать его планы.
– Прости. – Он шагнул вперед и резким раздраженным движением запустил скомканные листы в сторону печки. – Я нужен там…
– У "Возлюбленной Немезиды" возникли проблемы? – осторожно поинтересовалась Флоренс, все же не сдержав любопытства. Правда, она постаралась придать голосу беспечность, чтобы Джекоб не заподозрил, будто она обижена.
– Можно сказать, что так, – медленно произнес он. Флоренс вдруг увидела, что он по-прежнему направляется к ней и все так же широко улыбается, но с каким-то непонятным сожалением. Когда он притянул ее к себе, она была в полном замешательстве.
– Нам же надо… – Джекоб не дал ей договорить. Он смял ее губы и страстным сердитым поцелуем вытеснил из головы все мысли о Лондоне, телевидении, актрисах и любовницах.
– Но, Джекоб! – выдохнула она, когда он на секунду оторвался от ее лица и лихорадочно прижался губами к шее.
– Прошу тебя, Флоренс! – прошептал он, крепче прижимая ее к своему возбужденному телу. – Мы должны быть вместе! Неужели не понимаешь? Должны!
Флоренс ничего не понимала. Голова шла кругом, сознание затуманилось. Даже если бы Джекоб говорил сейчас что-то разумное, она все равно не сумела бы постичь смысл его слов. Она знала только, что Джекоб прав: они должны исполнить свое предназначение, то, что было им изначально предначертано.
Словно в дурмане, в лихорадочном жару, она позволила Джекобу подхватить ее на руки и отнести наверх. Свое полотенце он потерял где-то по пути и, когда они добрались до спальни, стал немедленно стягивать с ее плеч халат, потом толкнул на постель и вновь принялся целовать. Через несколько секунд они слились в тесной близости.
На этот раз в их ласках не было исступления животной страсти, с какой они предавались любви на солнечной поляне. И, хотя Джекоб овладел ею немедленно, его движения были ритмичны, размеренны, преисполнены томления и неги, позволяя обоим смаковать, впитывать каждое мгновение, каждый оттенок прикосновений и изгибов их тел. К тому моменту, когда он довел ее до оргазма, Флоренс уже всхлипывала от восторга. Все существо обволокла щемящая грусть. Они танцевали танец любви так, словно прощались навсегда…
Будучи человеком, который по роду своей профессии привык имитировать чувства – а порой и бесчувствие, – Джекоб теперь пребывал в шоке от переизбытка подлинных чувств. В одно ошеломляющее мгновение на него навалилось все, что только дано пережить живому существу. Рассудок и сердце разрывались, не в состоянии воспринять эмоциональный хаос, лишивший его способности контролировать свои действия и поступки. Собственное бессилие вселяло в него ужас. Любовь к Флоренс была единственной истиной, не вызывавшей у него сомнения, и сейчас, пытаясь найти точку опоры, он обратил на нее свой взор.
Все вышло не так, Фло, молча говорил он спящей женщине, находя утешение в целомудренных линиях ее лица, дышавшего отважной решимостью, которая не сглаживалась даже во сне. Флоренс была не из тех женщин, которые цепляются за кого-то или что-то в поисках моральной или физической поддержки, и, даже лежа с ним в одной постели, она, казалось, занимала совершенно отдельное, обособленное пространство. А вскоре она еще больше отдалится от него.
Сейчас, когда он видел перед собой Флоренс, думать о письме было невыносимо, но он знал, что рано или поздно придется разгребать последствия своей связи с двумя женщинами. Иначе как злой насмешкой судьбы это сумбурное письмо не назовешь. Он скомкал его и машинально бросил в печь, но отчетливо помнил каждую строчку, словно они были выжжены в его мозгу.
Мириель писала ему впервые, поэтому трудно было сказать, чем объяснялся ее отвратительный слог – воздействием медицинских препаратов или отсутствием навыка излагать свои мысли на бумаге.
" Дорогой Джекоб,
Пожалуйста, не сердись на меня, но мне удалось выудить твой адрес у одной из психованных мымр, работающих в клинике, хоть мне и посоветовали временно отказаться от общения с тобой. Я пообещала, что не помчусь за тобой в Камбрию, и как видишь, сдержала свое обещание".
Из дальнейшего содержания следовало, что Мириель выписалась из частной клиники буквально на третий день после того, как ее туда поместили, поскольку была убеждена, что она "абсолютно здорова" и "просто немного подавлена оттого, что подцепила какой-то вирус, взбаламутивший ее гормоны". Работники клиники пытались удержать ее, угрожая вызвать Джекоба, но Мириель сказала, чтобы они не суетились, заявив, что сама свяжется с мужем, так как у нее есть для него замечательная новость, о которой он должен узнать немедленно.
"Я беременна, Джекоб!"
Джекоб закрыл глаза. Он просто не мог смотреть на Флоренс, слыша в голове ликующий возглас Мириель. Отчаяние захлестнуло его с новой силой. Он физически ощущал, как клокочут в нем гнев, разочарование, горечь утраты, злость на судьбу и даже мрачное удовлетворение. Нет ничего приятного в сообщении о том, что у тебя будет ребенок от женщины, на которой ты был женат, а потом разошелся с ней из-за того, что она просто чужой тебе человек, но получить такое известие сразу же после откровения Флоренс – это сущее кощунство. Каждый раз, когда он пытался наладить свое счастье, какое-нибудь непредвиденное обстоятельство обращало в прах все его усилия. Десять лет назад трагическое дорожное происшествие помешало ему объясниться начистоту с Флоренс и Дэвидом, и в результате он был лишен возможности заботиться о Флоренс во время ее беременности. А ведь будь он рядом с ней, возможно, их ребенок выжил бы. Три месяца назад – или четыре? – он предпринял безуспешную и в общем-то ненужную попытку сохранить брак с Мириель и вот… навсегда потерял Флоренс. Хотел дать ей счастье, но, по-видимому, опять принес одни страдания.
– Господи, если бы только это был наш ребенок, Фло, – с жаром прошептал он. – Твой и мой. Я был бы счастливейшим человеком на земле!
Флоренс шевельнулась и что-то пробормотала, но не проснулась. Джекоб зажал ладонью рот, чтобы сдержать рвавшиеся наружу вопли отчаяния.
Больше всего он ругал себя за малодушие. Когда требовалось быть предельно честным, он струсил, увильнул. Нет, он не солгал – просто утаил правду. Ему следовало бы показать Флоренс это письмо, а потом признаться в своих чувствах, рассказать все как есть, а он вместо этого попытался урвать у нее еще несколько часов счастья – несколько бесценных часов, не омраченных ее ненавистью и презрением.
Идиот! Тупица! Дурак! – молча проклинал себя Джекоб. Он не мог бы придумать более верного способа навечно отвратить ее от себя. Флоренс ценила честность и искренность, и после того, как она решилась на столь мучительное признание, он обязан ей гораздо большей откровенностью. Он должен ей все рассказать. Правда, теперь не стоит рассчитывать на ее понимание и участие. Она возненавидит его, возненавидит опять, и с еще большим пылом. И будет права.
Джекоб осторожно слез с кровати, не в силах больше терзать себя созерцанием нежного восхитительного тела, которое вскоре навсегда будет потеряно для него. У него, возможно, есть только одно смягчающее обстоятельство. Он не первый и не последний мужчина, выказавший трусость и малодушие в присутствии любимой женщины. Слабое утешение.
Затянув пояс на халате, Джекоб не оглядываясь покинул спальню.
