Текст книги "Возлюбленная Немезида"
Автор книги: Меган Пол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Пол Меган
Возлюбленная Немезида
Об авторе
Меган Пол в компании мужа Филиппа и кошек, число которых периодически меняется, живет в Оссетте – небольшом городке Западного Йоркшира, расположенном между Лидсом и Уэйкфилдом.
Несколько лет она работала в библиотеке и по совместительству в канцелярии муниципалитета, но теперь все свое время посвящает писательскому творчеству.
Член Ассоциации писателей любовных романов, а также активный член Общества британских писателей, Меган Пол, кроме всего прочего, входит в правление Гильдии авторов эротических произведений. Этот жанр занимает в творчестве Меган весьма значительное место. Она опубликовала десять эротических романов, шестьдесят пять рассказов и печатается в различных изданиях и журналах для женщин. В 1995 году Меган Пол стала победительницей конкурса эротического рассказа "Олимпия".
Писательское творчество отнимает у Меган большую часть времени, но в число ее интересов входят также чтение (в основном научно-популярной и научно-фантастической литературы), музыка, кошки, компьютеры, кулинария, спорт и фотографий.
Книги, входящие в серию «Скарлет», публикуются в России по соглашению с лондонским издательством «Robinson Publishing Ltd» и выходят в свет вскоре после английских изданий.
Серию «Скарлет» можно выписать по почте наложенным платежом.
Заявки направляйте по адресу: 111250, Москва, а/я 56, «Скарлет»
ГЛАВА 1
О нет! Только не я! – думала Флоренс Тревельян. Прошу вас, не поручайте мне брать интервью у этой свиньи!
Страстный вопль ее души не был услышан окружающими, поскольку с ее пересохших губ не сорвалось ни звука. Она молчала, пребывая в полной растерянности. Ей впервые поручают подготовить статью о знаменитости, чья фотография будет помещена на обложке журнала "Современная женщина". Что подумает Энни, заведующая отделом, если она откажется от столь перспективного задания?
Коллеги Флоренс, сидевшие вокруг стола, с удивлением смотрели на девушку, заинтригованные ее неоправданно затянувшимся молчанием. Любой журналист, если он в здравом уме, уже давно бы расплылся в самодовольной улыбке. Любой журналист, если он в здравом уме, уже давно бы рассыпался перед Энни в благодарностях за оказанную честь и даже озвучил бы две-три идеи о том, как он собирается действовать.
Флоренс упорно молчала. Художественный редактор хмурился, заведующая отделом мод обменялась многозначительным взглядом со своим заместителем, а на лице главного редактора, Энни Макленнан, поселилось обеспокоенное выражение.
– Что-то не так, Фло? – властно спросила она, сохраняя при этом нейтральный тон.
Флоренс сжала в руке карандаш, которым делала пометки в своем блокноте, затем, сообразив, что едва не переломила его на две части, поспешно положила на стол.
– Нет-нет. Все в порядке, – солгала она. – Я просто подумала, почему для этого интервью вы выбрали именно меня, а не Джен или Сюзанну? – Девушка глянула на упомянутых сотрудниц, которые считались гораздо более опытными журналистками, чем она.
Энни наградила ее проницательным взглядом, отчего Флоренс смутилась еще больше. Неужели главному редактору что-то известно? Неужели Энни каким-то образом узнала о том, что произошло десять лет назад? Маловероятно. В сущности, это исключено. Но, с другой стороны, у Энни Макленнан обширнейшая, можно сказать легендарная, сеть осведомителей, и если кто и мог узнать о связи Флоренс с мужчиной, который фигурировал в их сегодняшней повестке дня под первым номером, так это только Энни.
– Ну, во-первых, мне кажется, ты вполне созрела для выполнения подобных заданий, – заметила главный редактор, складывая на столе руки и испытующе глядя в лицо Флоренс. – И потом, мне представляется интересной идея, чтобы мужчину по фамилии Тревельян интервьюировала женщина, которая носит ту же фамилию. Что думаешь по этому поводу?
Я ненавижу, ненавижу, ненавижу его! Ненавижу Джекоба Тревельяна всеми фибрами души! – подумала Флоренс, но в ответ лишь сказала:
– Да, теперь ваша позиция мне ясна. – Она взяла со стола карандаш и тут же положила, добавив: – Я признательна вам за то, что вы предоставили мне возможность проявить себя… – Флоренс уткнулась взглядом в свой блокнот. Ну чего они все вылупились на нее?
– Боже, а ты случаем ему не сестра? – вдруг воскликнула Энни, вынудив Флоренс поднять голову и посмотреть ей в лицо. – Или, лучше того, какая-нибудь неизвестная экс-супруга, на которой он женился тайком от всех? Одно из темных пятен его прошлого?
За столом раздался оживленный ропот, и Флоренс, впервые за долгое время, почувствовала, что краснеет. Она сейчас станет пунцовая с ног до головы, в отчаянии думала девушка, и ничего тут не поделаешь.
Блондинка с нежной молочной кожей, Флоренс неизменно краснела в минуты стресса. Правда, в последнее время с помощью методики самоконтроля за физиологическим состоянием организма она довольно благополучно справлялась с этим феноменом, пряча смущение под маской невозмутимого спокойствия, – даже когда испытывала неимоверное напряжение. Однако сейчас хладнокровие изменило ей. Она чувствовала, как поднимающийся от груди жар, выползая из нарядного ворота ее белоснежной блузки, пунцовым румянцем заливает шею и лицо, добираясь аж до корней ее коротко остриженных, как у эльфа, волос.
– Мне только этого не хватает для полного счастья, – пробормотала девушка, ловя на себе вопросительные взгляды коллег. Однако кое-какие объяснения касательно ее отношений с Джекобом Тревельяном дать все же придется. Но именно "кое-какие". Распинаться перед ними по всем статьям она не собирается. – Нет, я ему не жена, – заговорила она с полнейшим самообладанием в голосе, хотя щеки ее, наверное, пылали багрянцем. – Но мы действительно связаны родственными отношениями. В некоторой степени… Он мне дальний родственник. Брат. Четвероюродный или пятиюродный.
– Гм… Вообще-то нам это даже на руку, – заметила Энни, не спуская глаз с Флоренс. – Он обычно не очень общителен с прессой. Может, хотя бы с родственницей разговорится.
– Ну, я бы не сказала, что у нас очень уж родственные отношения, – поспешила объяснить Флоренс. – На самом деле последний раз я видела его лет десять назад… – Десять лет, три месяца и семь дней. После похорон Дэвида. Но об этом она тоже не станет рассказывать коллегам. Она даже Рори не поведала подробностей, а Рори, поскольку он был ее самым близким другом из числа мужчин – и, если все удачно сложится, они скоро станут любовниками, – она открыла многое о себе и о том, как складывалась ее жизнь после той ужасной катастрофы, которая случилась в первый год ее учебы в университете.
– Тем не менее это дает тебе весьма весомые преимущества по сравнению с другими журналистами, – оживленно проговорила Энни, как бы оглашая окончательное решение. В сущности, так оно и было. Нравится это Флоренс или нет, интервью ей брать придется. Отказаться от поручения она не имеет права. Энни слыла великодушным и справедливым руководителем, но непрофессионализм не прощала. Так что личные симпатии – антипатии в сторону, и за дело. С Джекобом Тревельяном она встретится и – кровь из носу – возьмет у него суперинтервью, хоть и расстались они десять лет назад не лучшими друзьями. "Будь ты проклят, жалкая двуличная крыса!" – пожелала она ему напоследок.
– Ладно, теперь перейдем к деталям, – решительно заявила Энни, не давая Флоренс возможности пойти на попятную. – У нас есть видеоматериалы, а также еще некоторая информация об интересующем нас мужчине. Если не возражаете, давайте посмотрим. Надеюсь, Флоренс не откажется выслушать наши предложения. Лавиния! – окликнула она помощницу, отвечавшую за видеоаппаратуру. – Давай фильм. Посмотрим, что представляет собой неотразимый господин Тревельян… или "Неистовый Джек Дарвиль", как вскоре нам придется называть его.
На широком экране телевизора, стоявшего на дальнем конце стола, замелькали полосы, через несколько секунд сменившиеся четким изображением человека, при виде которого Флоренс, даже спустя столько лет, стиснула зубы от раздражения и еще куда более темных чувств. Глупое сердце вдруг загрохотало в груди, как отбойный молоток.
– Вуаля, дамы! Джекоб Тревельян! – провозгласила Энни.
На кассете был запечатлен фрагмент телевизионного спектакля, в котором Джекоб снялся около года назад. Он исполнял одну из главных ролей, но это была роль антигероя – его обычное амплуа, в котором он весьма преуспел. Его тонкая, обстоятельная, усложненная манера исполнения приковывала взор. Казалось, будто он с экрана телевизора переместился в комнату редакции и играет непосредственно среди них. И даже Флоренс вынуждена была признать, что выглядит он потрясающе.
Джекоб Тревельян, в синих джинсах и домашнем свитере, вальяжно развалившись в кресле, с едкой учтивостью высмеивал героиню пьесы. Каждая произнесенная им фраза несла в себе глубокий подтекст; голос густой, резонирующий. Флоренс видела этот спектакль, когда он впервые демонстрировался по телевидению, и тогда, сама того не желая, была взволнована красотой Джекоба, которая с годами стала еще ярче. Нос прямой, твердо очерченный рот, лицо худощавое, чуть вытянутое и широкоскулое, совсем как у нее, хотя Флоренс была приемной дочерью в семье Тревельянов и не имела кровных уз с Джекобом. Ко времени съемок спектакля волосы у него отросли и соблазнительно вились на лбу, за ушами и у самого ворота на шее.
Но прежде всего обращали на себя внимание глаза – чисто голубые, сияющие, как ледяная гладь скованного морозом озера. Флоренс не забыла, как они буравили ее, излучая холодное пренебрежение, сбивая с толку, вызывая головокружение. Вот и сейчас у нее голова пошла кругом.
В последних кадрах короткого фрагмента герой Джекоба внезапно вскакивает с кресла и недоброй поступью начинает мерить шагами комнату, демонстрируя свою статную фигуру и тигриную грацию.
Ты всего лишь несносный позер, Джекоб! – думала Флоренс, подавляя в себе восхищение, хотя сознавала, что никто из сидевших за столом не разделяет ее мнения. Все остальные женщины зачарованно наблюдали за его игрой. Джекоб еще не приобрел ни всемирной известности, ни славы голливудского секс-символа, – что наверняка потешило бы его самолюбие, раздраженно думала Флоренс, – но у представительниц слабого пола Великобритании он пользовался баснословным успехом. Почти каждая женщина, которая заговаривала с ней о Джекобе, – а таковых было немало, ведь они носили одну фамилию, – как правило, или была влюблена в него, или жаждала с ним переспать.
Флоренс, хмуро глядя на экран, слушала Энни, которая зачитывала краткую справку о профессиональной деятельности Джекоба Тревельяна с его первых шагов до настоящего момента: участие в классических постановках пьес Шекспира; роли в паре относительно недорогих английских фильмов, получившие бурно восторженные отзывы критиков; отмеченные наградами роли в телеспектаклях; озвучивание голосов за кадром и чтение стихов на радио.
– Как мы знаем, в Соединенном Королевстве он пользуется большой популярностью, особенно в роли барда с Эйвона, но мировой известности пока не достиг… – Энни кивнула Лавинии, уже державшей в руке другую кассету, и продолжала: – Однако вскоре, возможно, все изменится… Этот кусочек пленки вообще-то не должен существовать… Вы даже не представляете, чего мне стоило раздобыть его. – Лавиния вставила кассету в видеопроигрыватель, и, когда на экране высветилось изображение, Энни объяснила: – Текущий съемочный материал "Возлюбленной Немезиды" еще никто, кроме самих участников съемочной группы, не видел.
О Джекоб, свинья, ты с каждым разом все отвратительнее! – думала Флоренс, приковавшись взглядом к новому образу своего кузена, в котором тот намеревался предстать перед зрителями в грядущем телесериале. Странное, очень странное чувство владело ею, но она вполне отдавала себе отчет в том, что эта последняя вспышка негодования таила в себе парадокс и имела совершенно иной источник происхождения. Она с одинаковой силой ненавидела Джекоба как за его неотразимость, так и за его гнусный поступок в отношении ее самой и Дэвида!
– Ну, а теперь скажите, есть ли среди вас поклонницы Джекоба Тревельяна? – с усмешкой поинтересовалась Энни и, увидев парочку взметнувшихся рук, удивленно вскинула брови. Очевидно, главный редактор никак не ожидала, что в ее команде, состоявшей исключительно из практичных и искушенных профи, найдутся романтические натуры, падкие до чар кинозвезд. Тем более что, будучи сотрудниками журнала "Современная женщина", они общались со знаменитостями почти ежедневно. – Ладно. Раз уж вы оценили его достоинства в других фильмах, думаю, глядя на эти кадры, вам захочется его просто съесть! – продолжала Энни, наградив подчиненных непристойной ухмылкой. Флоренс едва не затошнило от дурного предчувствия. – Джек Дарвиль был известный повеса и волокита, и его любовный роман с леди Оливией Ньюхейвен, как указывается в документальных источниках, отличала особенная страстность. Телевизионщики, разумеется, стараются выжать из этого материала по максимуму, стремятся показать даже то, чего не было… принимая во внимание финансовое обеспечение проекта. По сценарию, как пить дать, предусмотрены любовные сцены с обнажением, так что нам представится возможность полюбоваться великолепным господином Тревельяном во всей его красе! – Энни смачно хмыкнула, а две "поклонницы" и Флоренс покраснели.
– В одежде, правда, он тоже смотрится неплохо. Особенно в этой постановке. На "Возлюбленную Немезиду" выделены большие деньги, что находит яркое отражение и в декорациях, и в гардеробе. Костюмы центральных персонажей сшиты на заказ у известных модельеров.
Да, наряды исключительные, думала Флоренс, глядя на своего брата в причудливом старомодном костюме, который был ему на редкость к лицу. Знаменитый денди Неистовый Джек щеголял в элегантном бордовом сюртуке, нарядной рубашке с высоким воротом и шейным платком, поверх которой был надет серый шелковый жилет с вышивкой, идеально сочетавшийся с серыми брюками и темными сапогами. Любой другой мужчина в подобном наряде имел бы женоподобный вид, но Джекоб, сколь ни досадно это признавать, смотрелся в нем как истинный романтический герой, воплощение мужественности и рыцарского духа. А длинные волосы придавали его внешности лоск искусного соблазнителя из плутовского романа.
– Студия, естественно, много выиграла оттого, что Джекоб Тревельян согласился на столь вопиюще показушную роль, – говорила Энни, в то время как на экране герой Джекоба петлял по закоулкам Лондона эпохи Эдуарда.
Должно быть, Неистовый Джек спасался бегством от очередного обманутого мужа или еще кого-нибудь. Флоренс невольно восхищалась атлетизмом своего брата: он энергично, с грациозной легкостью лавировал среди людей, то ныряя, то выныривая из толпы и всегда при этом оставаясь в фокусе телекамеры. Интересно, размышляла Флоренс, в "Возлюбленной Немезиде" он сам выполняет трюки? К тому же там есть душераздирающие сцены кровавых сражений из истории Первой мировой войны. Пожалуй, сам, пришла к выводу девушка. Джекоб достаточно упрям и самонадеян, к тому же он всегда стремится во всем быть хозяином положения. Собственно это, рассеянно думала Флоренс, и явилось камнем преткновения в их отношениях.
– …Потому что до этого он играл главным образом классику, – проник в ее мысли голос Энни. Флоренс, виновато потупившись, вновь стала следить за ходом рассуждений главного редактора. – Ибсена, Чехова и, разумеется, Шекспира, – разглагольствовала та. – Он, так сказать, эстетствующий актер. И второе. Режиссеры также стремятся вовсю эксплуатировать его внешность. Настоящий Джек Дарвиль был скорее обаятельный, чем красивый. Но Джекоб Тревельян наделен и тем и другим. За что непременно ухватятся создатели рекламы, разжигая у публики новую волну страстного обожания.
Кто-то на дальнем конце стола театрально вздохнул. Флоренс с трудом подавила в себе вспышку ярости.
Он совсем не такой, хотелось крикнуть ей несчастной воздыхательнице. Это он только в фильмах, если требует роль, изображает из себя доброго и благородного, а на самом деле это жесткий, холодный, безжалостный эгоист, который, кроме себя, никого не любит. В сущности, успешно справившись с ролью обаятельного донжуана, вдруг осознала Флоренс, он навеки зарекомендует себя гениальным мастером перевоплощения.
Глядя на экран, где крупным планом высвечивалось изображение ее фотогеничного, но столь чуждого ей родственника, она пыталась понять, что же теперь таится за ширмой этих леденяще голубых непостижимых глаз.
Джекоб Тревельян, сидя перед зеркалом в отведенном ему жилом фургоне на съемочной площадке фильма "Возлюбленная Немезида", смотрел на лежащий перед ним на туалетном столике раскрытый журнал "Современная женщина" и поглаживал указательным пальцем крошечную фотографию в нижней части страницы. Почему это лицо до сих пор волнует его? Даже спустя десять долгих лет, наложивших отпечаток зрелости и на нее тоже, судя по видимым изменениям в чертах ее лица на снимке.
Фотография, несмотря на свой более чем скромный размер, была на удивление четкой и представляла автора помещенной выше статьи.
Флоренс Тревельян. Кузина Фло. Девушка, которая десять лет назад на некоторое время лишила его сна и покоя, да и сейчас, еще, как ни прискорбно это признавать, с завидной регулярностью вторгалась в его мысли.
Неужели ты действительно так прекрасна, Фло? Он взял со столика журнал, чтобы внимательнее рассмотреть фотографию, чем вызвал негодование своего темпераментного парикмахера.
– Женские журналы почитываешь, касатик? – язвительно поинтересовался Карло, укладывая волосы Джекоба в искусно растрепанную кудрявую шапку. – А я-то, дорогой Джекоб, всегда считал тебя сущим самцом, – продолжал он и, глядя в зеркало, стал поправлять упавшие Джекобу на лоб локоны. – Видно, придется изменить свое мнение.
Джекоб в ответ лишь усмехнулся. Пылкий Карло отличался нетрадиционной сексуальной ориентацией, но на него не замахивался. Безобидный малый.
В отличие от женщины на фотографии. Вот уж сестрицу-то безобидной никак не назовешь. Ему казалось, что он видит в ее глазах затаившийся гнев, хоть она и улыбалась. Или это отблеск какого-то другого огня? Впрочем, что бы это ни было, она по-прежнему производит впечатление уникальной, незабываемой женщины.
– И кто же эта милая молодая особа? Еще одна представительница клана Тревельянов? Или просто однофамилица? – спросил Карло. Он уже закончил колдовать над прической Джекоба и теперь явно был не прочь посплетничать.
– Моя сестра. Только не очень-то она меня жалует. А сам я, похоже, совершил большую-пребольшую глупость, – ответил Джекоб, чувствуя, что им овладевает смятение.
– Так рассказывай! – потребовал парикмахер, вновь хватаясь за расческу, – очевидно, заметив, что один из локонов лежит не очень хорошо.
– Ну, она – журналистка, завтра придет брать у меня интервью. И если ее отношение ко мне не изменилось, значит, она постарается распять меня на страницах своего журнала. Что, думаю, не составит для нее особого труда, если верить этому… – Он постучал пальцем по статье, которую недавно прочел.
– Боже, надеюсь, у вас не произошло инцеста? – воскликнул Карло, вытаращив свои накрашенные глаза.
– Секс тут ни при чем, – поспешил разуверить парикмахера Джекоб, сознавая, что говорит бесстыдную ложь. – А если бы между нами что-то и было, это все равно не страшно. Мы ведь очень дальние родственники, к тому же Флоренс – приемная дочь. Так что кровными узами мы никак не связаны.
– И?.. – допытывался парикмахер.
– Просто мы немного повздорили. Еще в пору студенчества. Мы учились в одном университете. Это сложно объяснить. Флоренс довольно упрямая дама, а я тоже не очень сговорчивый. В общем, мы никак не могли найти общий язык.
Джекоб видел в зеркале лицо Карло. Было заметно, что у того наготове сотни вопросов, но Джекоб, избегая встречаться взглядом с парикмахером, стал листать сценарий с новыми изменениями. Карло еще с минуту повозился с его волосами, затем сбрызнул их лаком и, пробормотав "чао!", оставил Джекоба в одиночестве штудировать свою роль.
Ну что ты притворяешься, Тревельян? Разве так учат роль? – ругал себя Джекоб. Он отбросил сценарий в сторону и вновь взял со столика раскрытый журнал.
– Все еще ненавидишь меня, Фло? – тихо вопрошал он, обращаясь к фотографии. На него смотрела молодая женщина с белокурыми, как сливочное масло, волосами, остриженными коротко, под мальчишку; черты лица, утратившие детскую пухлость, поражали изяществом и отточенностью линий. Просто удивительно, но девушка, которая и тогда была настоящей красавицей, стала еще красивее. Ему даже почудилось, что он видит в блеске ее колдовских зеленых глаз отсвет приобретенной с годами мудрости. Ладно, ненавидит она его или нет – вопрос праздный, поскольку отказываться от интервью уже поздно, если только, конечно, он не желает навлечь на себя гнев прессы, которая и без того обижена его некоммуникабельностью.
– Твое счастье, сестренка, что я люблю рисковать, – сказал он, напряженно вглядываясь в крошечное глянцевое личико, будто это могло каким-то образом приблизить его к Флоренс и помочь определить ее настроение, ее отношение к нему. Согласившись на встречу с ней, он, скорей всего, допустил непростительную ошибку, и далеко не первую, с горечью думал Джекоб.
И все же, несмотря на все свои дурные предчувствия, он вдруг с удивлением обнаружил, что улыбается. Он был возбужден, эмоционально и физически, и только теперь осознал, что жил в предвкушении этой встречи многие месяцы. Даже годы… В сравнении с этим "Возлюбленная Немезида", пожалуй, гораздо менее сложное испытание.
– А я все ждала, когда ж ты наконец признаешь свою принадлежность к семейству Тревельянов, – сказала Энни Флоренс во время совместного обеда в винном баре.
– Что вы имеете в виду? – не сдавалась девушка. Она всегда начинала нервничать, когда разговор заходил о ее знаменитых родственниках, чувствовала себя, как бабочка, запутавшаяся в ажурной сверкающей паутине. Кто она такая? Обычная белокочанная капуста, по ошибке причисленная к коллекции бесценных амазонских раритетов. И некоторые из них весьма ядовиты, думала Флоренс, подразумевая конечно же Джекоба. Пытаясь выиграть время, она добавила: – По-моему, это довольно распространенная фамилия.
Энни остановила на ней пронизывающий взгляд.
– А знаешь, мне вообще-то импонирует, что ты никогда не упоминаешь свою семью. – Флоренс, к своему удивлению, прочла в глазах редактора искреннее одобрение. – Большинство людей не раздумывая стали бы эксплуатировать столь выгодные связи. Имея в родственниках знаменитого модельера, восходящую звезду модельного бизнеса и выдающегося актера, можно не без основания надеяться, как я уже раньше и указывала в отношении Джекоба, что перед тобой откроются многие важные двери.
– Вовсе не обязательно, – возразила Флоренс, досадуя на то, что беседа принимает довольно неприятный для нее оборот. Она чувствовала себя неловко оттого, что ее считали представительницей некоего клана, группировки, хоть это и содействовало повышению ее конкурентоспособности – единственный плюс во всей ситуации. Энни не сводила с нее пытливого взгляда. – На самом деле я имею весьма отдаленное отношение к семейству Тревельянов, – продолжала девушка. – Во-первых, я – приемная дочь, что само по себе меня мало беспокоит, но, когда мое имя упоминается в одном ряду с такими личностями, как Роуз, Хлоя и Джекоб, – загибая пальцы, она назвала двух своих сестер, модельера и манекенщицу, и брата, "выдающегося" актера, чтоб ему было пусто, – я чувствую себя обманщицей. К тому же мои приемные родители принадлежат к довольно скромной ветви Тревельянов. Они с севера. Наверное, в менее просвещенные времена нас бы назвали бедными родственниками. Так что я, пожалуй, самая обычная женщина по фамилии Тревельян. – Флоренс грустно улыбнулась. – Прошу прощения, если вам показалось, что я слишком заносчива. Похоже, в этом плане я не без греха. Но уверяю вас, я заносчива совсем чуть-чуть.
Энни рассмеялась.
– Да ради Бога! Все мы немного заносчивы… К тому же своими успехами ты обязана только себе. Очень скоро, Флоренс, ты будешь не менее знаменитой, чем все твои прославленные родственники.
– Ну, раз вы так говорите, – отозвалась Флоренс, стараясь не выдать голосом распиравшего ее ликования оттого, что начальница столь высокого мнения о ее способностях. Ведь она довольно поздно ступила на стезю деловой женщины. На то были причины…
– Я знаю наверняка, – решительно заявила Энни. – Ты встречаешься со своими родственниками?
– Да так, изредка. Представляете, наверное…
– Нет, не представляю, – ответила Энни. – Я – единственный ребенок в не очень дружной семье. Мы практически не общаемся.
– Собственно, у меня почти аналогичная ситуация, – сказала Флоренс, вспоминая, что всегда чувствует себя неприкаянной на больших семейных сборищах. – Правда, с Роуз и Хлоей мы время от времени видимся. Иногда обедаем вместе или в бар наведываемся.
– А с Джекобом, значит, не встречаетесь? Похоже, ты не очень жалуешь своего братца, да?
Флоренс смотрела на стоявшие перед ней тарелки с едой, которую теперь отнюдь не находила аппетитной.
Прежде чем ответить, она поднесла к губам бокал с минеральной водой. С тех пор как она узнала про свое задание на заседании редколлегии, у нее постоянно сохло во рту.
– Это так очевидно? Мне казалось, я довольно умело скрываю свою неприязнь.
– Нет, не очевидно. Ни в коей мере, – разуверила ее Энни, подцепив вилкой с тарелки листик салата. – Просто у меня довольно большой опыт общения с людьми, гораздо больше, чем у тебя. – Она с задумчивым видом пожевала салат и вдруг спросила: – А почему ты его не любишь? – Видя, как вяло Флоренс возит по тарелке вилкой, Энни быстро сказала: – Можешь не отвечать, если тебе больно об этом говорить. Но я должна знать твою позицию: если ты считаешь, что это как-то отразится на интервью, я без труда найду тебе замену.
Разумеется, найдешь, думала Флоренс. И потом меня постоянно будут тактично отстранять от престижных заданий, предлагая довольствоваться мелкими, не сулящими никаких перспектив поручениями. Многообещающее начало, то негромкое имя, которое она уже себе создала, – все это канет в Лету прежде, чем у нее появится шанс добиться настоящего успеха.
– Нет, проблем не будет, – беспечно проговорила Флоренс и, поднеся ко рту наколотый на вилку кусочек мяса, энергично впилась в него зубами, демонстрируя превосходный аппетит, которого у нее не было. – Возможно, журналистского опыта у меня и маловато, – она смело посмотрела в лицо Энни, – но я вполне способна думать, действовать и писать объективно. Все будет происходить так, словно я вижу его впервые, – решительно добавила она, надеясь, что ей удалось развеять опасения главного редактора.
– Что ж, думаю, ты прекрасно справишься с заданием, Флоренс, – сказала Энни с уверенностью в голосе, будто никогда и не подвергала сомнению профессионализм своей подчиненной. – Тем не менее мне все же хотелось бы знать, какая кошка пробежала между тобой и Джекобом Тревельяном.
Флоренс вновь поднесла к губам бокал, а Энни, словно желая дать ей время собраться с мыслями, жестом подозвала официанта и заказала для каждой из них еще по одному напитку.
– Ну, это довольно запутанная история, – начала Флоренс, – а также немного глупая и грустная. Все произошло, когда я училась в университете… В первом… Я училась в двух… – Господи, она еще и двух слов не сказала, а уже так трудно. – Джекоб учился в том же университете, что и я, только старше курсом и на другом факультете. Мы были едва знакомы. Я встречала его пару раз на семейных торжествах, но мы практически не общались. Тем не менее он предложил мне комнату в доме, который он снимал вместе со своими друзьями, и я согласилась, сочтя, что это гораздо лучше, чем общежитие. Одного из студентов, живших в доме, звали Дэвид. Он был другом Джекоба…
Флоренс сбивчиво поведала Энни всю историю, или по крайней мере ту ее часть, которую она обычно рассказывала, когда на нее очень уж нажимали. Главный редактор "Современной женщины" в среде журналистов имела репутацию одной из умнейших слушательниц, и Флоренс невольно задавалась вопросом, что за информацию удалось ей выпытать у Джекоба.
Десять лет назад Флоренс была увлечена отнюдь не Джекобом, а Дэвидом – симпатичным, добрым, впечатлительным Дэвидом, с которым у нее завязались тесные отношения буквально в первые недели учебы. И Джекоб почти сразу же дал ей понять, в довольно категоричной форме, что он не одобряет ее увлечения. Даже теперь, оглядываясь назад, Флоренс по-прежнему затруднялась объяснить себе причину его недовольства. Дэвид с Джекобом были не дети, которые дуются, когда кто-то уводит у них лучшего друга. Флоренс поначалу заподозрила Джекоба в гомосексуальных наклонностях, решив, что, возможно, он, так же как и она сама, просто влюблен в Дэвида, но у того было столько девчонок, что она вскоре отмела эту абсурдную мысль.
– Я никак не могла его понять, – рассказывала Флоренс, возвращаясь из прошлого в реальный мир. На губах Энни играла загадочная улыбка. – Короче говоря, он делал все возможное, чтобы разрушить наши отношения, и продолжал в таком духе, пока наконец не достиг своей цели.
На самом деле он достиг большего, вынуждена была признать Флоренс. Гораздо большего. Но она вновь, как всегда решительно, отпихнула прочь воспоминания о последнем, завершающем ударе и его печальных последствиях. Только так можно сохранить спокойствие духа.
– И ты до сих пор страдаешь из-за этого? – удивилась Энни. – Почему, скажи на милость? Ты теперь взрослая женщина с успешно складывающейся карьерой. И судя по тому, что ты рассказывала мне о Рори… – Энни чуть склонила набок голову. – Ну да, мы все немного грустим о своей первой любви. И все же мне непонятно, почему ты до сих пор держишь зло на Джекоба Тревельяна за его вмешательство. Что было, то прошло. Возможно, он тебе даже оказал услугу.
– Мне есть за что злиться на него, – с жаром возразила Флоренс, внезапно осознав, что за целый день, пока разжигала в себе ненависть к Джекобу, переживая события прошлого, она ни разу не вспомнила про Рори. Чувство вины только сильнее подхлестнуло бушевавший в ней праведный гнев. – Он не просто разрушил наши отношения; ему удалось втянуть Дэвида в спор, и в результате тот погиб!
– О Боже! Извини, – промолвила Энни, накрывая ладонь Флоренс своей.
– Разбился на мотоцикле. Джекоб, видимо, выпендривался, как всегда. А Дэвид сидел на заднем сиденье. Ходили слухи, что оба были подвыпивши, но доказательств тому не нашлось. – Говорить вдруг стало трудно, но она, призвав на помощь все свое самообладание, которое воспитывала в себе на протяжении десяти лет после случившегося, продолжала ровным голосом: – Если бы Дэвид не погиб, я наверняка спокойно пережила бы разрыв и, возможно, уже через месяц смеялась бы над своими сердечными горестями. Жизнь продолжается и так далее. А его смерть словно выкристаллизовала сидевшую в груди боль. Она поселилась там навечно.
