Текст книги "Первые опыты"
Автор книги: Меган Маккаферти
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Первое апреля
Хоуп!
В подтверждение всего сказанного в прошлый раз по телефону: Сара – потаскуха. Бриджит все еще девственница. Мэнда тоже, но с таким же успехом ее можно назвать тем же словом, что и Сару. По моему мнению, хотя, может быть, оно несправедливо, оральный секс еще более интимный, чем обычный.
Упомянула ли я о том, что и Хай также не занималась сексом? Это может показаться невероятным, но с какой стати ей лгать? Хочется верить ее словам, потому что, зная, какое количество девственниц меня окружает, я не чувствую себя такой ущербной.
Мне нравится Хай. Но она всегда называет Нью-Йорк Сити, просто «этот город», словно других городов не существует. И чтобы показать свое превосходство над всеми и свои космополитические убеждения, она слишком пытается быть «уличной» и «светской». Но ей не удается ни то ни другое. Хай была самой бедной студенткой в своей частной школе, но она многого нахваталась от своих одноклассниц из высшего света. У нее есть мнение по каждому вопросу, и ей просто приходится всем об этом сообщать.
В Пайнвилльской школе нет уроков латинского? Как же, по их мнению, вы сдадите единый экзамен? Ведь вопросы по латинскому включены в лингвистическую часть теста. Не имеет значения, что к нему никто не проявляет интереса. Помни о пункте IX поправок к закону об образовании: обеспечить в государственных школах прохождение всех необходимых курсов. В этом году вы ставите в школе мюзикл «Юг Тихого океана»? Черт побери! Отстой! В прошлом году мы ставили свой оригинальный мюзикл, сочиненный и поставленный учеником одиннадцатого класса. Он теперь в нью-йоркской музыкальной академии Джуллиард. Мюзикл назывался «Гнилое Яблоко» и был посвящен Лилит – первой женщине, изгнанной из Рая. Ты никогда не слышала о Лилит? Откуда же возникло название женского музыкального фестиваля «Лилит Фер»? Тебе надо побольше узнать о теории феминисток…
Больше я не испытываю страха. Хай для меня никогда не станет настоящей подругой, а так и останется человеком, с которым мы просто болтаем.
Пока оставлю тему девственности и ее потерю и задам тебе вопрос: что ты думаешь насчет того, чтобы я встречалась со Скотти? Право выбора за тобой: расценивать это как первоапрельскую шутку или нет.
Находящаяся полностью в вашей власти, Дж.
Апрель
Шестое апреля
Лихорадка предстоящего школьного бала охватила школу с удвоенной силой. Я просто сойду с ума, если услышу, как еще один веселый голос скажет: «Оно розовое, длиной до колена, пышная юбка из шифона».
Ничего не хочу слышать об этом бале для десятых и одиннадцатых классов и не буду волноваться из-за него, так как я учусь в девятом классе. Но довольно большое количество девчонок из наших «элитных» классов собираются пойти со своими парнями из старших классов, поэтому я чувствую себя неудачницей. Ведь ни один старшеклассник не захочет напоить меня вином, чтобы затем заняться со мной сексом на заднем сиденье родительского автомобиля.
Бог мой! Что со мной не так?
Роб пригласил Хай. Она согласилась, затем взяла свои слова обратно, когда узнала от Сары, что он занимался онанизмом и кончил в пакетик из-под шоколадки Милки Вэй прямо в классе во время подготовки уроков в прошлом году. Отказ Хай шокировал всех, кроме меня. Если у кого и есть мужество отшить капитана суперсборной Пайнвилльской школы за его половые извращения, так это у Хай.
Несколько дней спустя ее пригласил один десятиклассник, с которым она посещает занятия по экономике. После того как она уточнила некоторые факты из его биографии (он тоже тер свой пенис на глазах у всех), она удивила нас всех, согласившись пойти с ним. Особенно меня.
– А Флай не будет ревновать? – спросила Бриджит.
– He-а, он все равно знает, что круче любого школьного коротышки.
– Что мне и правда хочется узнать, – начала я, – то зачем королеве бала из Нью-Йорка идти на какой-то отстойный бал в Пайнвилльской школе?
– Хочу посмотреть, что представляет собой такая грандиозная тусовка, как школьный бал в Пайнвилле, – ответила она, слегка раздраженно.
– Ну и ну! Неплохая причина, – пожала я плечами от удивления. – Но ты ведь всегда пренебрегала всеми мероприятиями в нашей школе?!
– Это потому, что мне не представился случай их оценить. – Хай улыбнулась. У нее белые, ровные зубы – само совершенство. – Я очень скучаю по вечеринкам своих друзей в честь их милых шестнадцати лет, поэтому мне надо куда-то выйти. Хочу, чтобы все офигели от моего платья.
Безмозглая команда тоже одержима этой же идеей. Они повторили слова Хай слово в слово, за исключением замечания о платье. Это довольно странно. Что баломания делает с людьми? Заставляет их думать, что кринолин и корсаж – одежда XXI века.
Бриджит идет с Берком. Они все еще вместе и ежедневно трутся у шкафчика Берка перед третьей парой химии.
Не могу поверить, что у них не было секса. Но я знаю Бриджит с рождения, она никогда не лжет. Если мы совершали какую-нибудь детскую шалость, например, оборвали все бутоны с призовых роз «Америкэн бьюти» в саду у старой мисс Вейнмейкер или съели за один присест коробку мятных пастилок, которую надо было отнести какому-либо спонсору отряда девочек-скаутов, купленную перед этим на его же деньги, Бриджит всегда признавалась, прежде чем я успевала придумать какое-нибудь алиби. Я не шучу. Думаю, что если бы Бриджит лгала, то она сразу же запуталась бы.
Во всяком случае, из-за того, что бал – это особое событие, Мэнда нарушила свое правило «только с выпускниками», согласившись пойти с Винни Карвелло, десятиклассником, оказавшимся старшим братом Пи Джея. Это чуть не заставило совершить младшего Карвелло харакири с помощью открывалки от бутылок. (О, итак, она решает опять подержать кое-что своим ртом?) Мэнда также идет на бал в Истлэнд с парнем, которого она знает сто лет. Это означает, что он тискал ее прошлым летом на набережной. Она страдает патологической баломанией. Для Мэнды это четвертый и пятый бал. Хождение по ним – это своего рода форма проституции для нее. Парень, с которым она идет, покупает всю одежду, платит за все. В ответ Мэнда ублажает его своим любимым способом.
Даже Скотти идет на бал. Его пригласила Келси Берни. Она одиннадцатиклассница, менеджер бейсбольной команды. Скотти сказал, что он собирается поступать в какой-то колледж в Северной Каролине, о котором я и не слышала. Думаю, что она не очень умна. У нее длинные всклоченные волосы, почти как у хиппи, словом мочалка. Как беспристрастный наблюдатель могу сказать, что он мог бы найти спутницу и получше.
Сара и я – единственные, кому нечем заняться в тот вечер, когда будет проходить бал. Но сейчас у нее настолько разбито сердце отсутствием известий от своего дружка из братства Каппа Сигма, что просто не осталось сил печалиться по другому поводу. Поэтому у меня есть еще время, чтобы придумать предлог, почему мы не сможем оплакать вдвоем нашу горькую долю – не приглашенных на бал.
Десятое апреля
Итак, день триумфа для везунчиков и унижения для неудачников.
Сегодня днем были соревнования. Они начались на полтора часа позже, потому что сломался автобус, который вез гостей. Я легко выиграла два забега, но не это важно в этой истории.
Так как у мальчиков соревнования проходили на другом поле и начались вовремя, то они вернулись в школу, когда эстафета 4 по 400 метров была в самом разгаре. Атмосфера соревнований была напряженной. Я не должна была участвовать в этой эстафете, потому что готовилась к забегам на 800, 1600 и 3200 метров. Но так как мы уже набрали двадцать очков, которые обеспечивали нам победу, тренер решил поставить меня на эстафету, как бы для тренировки перед своими забегами. (Стратегия всем сердцем была поддержана моим неофициальным тренером, сидевшим на трибуне.)
Дело в том, что при нормальных обстоятельствах Пол Парлипиано не должен был бы видеть меня на забеге. Но он не только видел меня, но и болел за меня. За меня! Когда я появилась из-за дальнего поворота под флагштоком, я услышала, как он кричал: «Давай, Пайнвилль! Шевели задницей!» Задница была как раз моя. Я бежала так быстро, что даже не видела его, но только слышала голос и знала, что это он. Когда передавала эстафетную палочку, оглянулась, просто чтобы убедиться, что я все это не придумала. Он все еще был там, стоял облокотившись о забор. Да, это был он.
Благодаря тому что я сделала огромный задел, три следующих бегуна должны были бы быть сражены полиомиелитом, чтобы проиграть эстафету. Это была совершенно незначительная победа в свете тех великих свершений, которые предстояли, но для меня это был один из величайших триумфов в жизни. Пол Парлипиано заметил меня, но я чуть все не испортила, едва не свалившись в обморок при звуке его голоса. Очевидно, я пользовалась успехом.
Но спустя полчаса произошла катастрофа.
Я вынимала вещи из своего ящичка, когда услышала, как группа старшеклассников обсуждала бал. Кэрри П. упомянула имя Пола Парлипиано. Я могла бы расслышать его имя, если бы его прошептали на стадионе с 10 000 орущими болельщиками, поэтому я спросила:
– Что там насчет Пола Парлипиано?
– Он идет на бал с Моникой Дженнингз. Они сидят за нашим столом.
Как гром среди ясного неба! Именно так.
– Ты же не собираешься впадать в это чертову депрессию, не так ли?
– Нет, – солгала я.
Моника Дженнингз вовсе не та блондинка с высокой большой грудью, которую вы так привыкли ненавидеть в кино. Она иногда красивая, иногда не очень. В классе для одаренных, но не в пятерке лучших. Она в команде по теннису, но не капитан. Она дружит с «Высшим светом», но ее приглашают не на все вечеринки. В общем, нормальная девчонка.
И это мне трудно воспринять. Это означает, что нет причины, по которой я не могла бы пойти на бал вместе с Полом Парлипиано.
Опустим тот факт, что для него я просто еще одна девчонка в форме Пайнвилльской школы, которая никогда ему в жизни не сказала ничего больше, чем: «Bonjour, mon ami» [8]8
[7]Bonjour, mon ami ( фр.) – Привет, мой друг!
[Закрыть].
Двенадцатое апреля
Маркус и его последняя подружка, какая-то шалава из группы «Мочалок», целовались рядом с его шкафчиком сегодня утром. Я не знаю ее имени. Только видела сзади, поэтому не могу сказать, как она выглядит. Но как у большинства «Мочалок» у нее были перекрашенные и пересушенные волосы, она носила 12-й размер, думая, что носит 6-й.
Я прошла мимо, чтобы попасть в класс на перекличку, стараясь не смотреть на них. Но когда я очутилась в нескольких шагах от парочки, Маркус оторвал руку от ее большой, одетой в лайкру задницы и помахал мне. Глаза его смотрели на меня, а губы все время продолжали обсасывать ее рот.
Когда же через пару минут он прошел мимо моей парты, я для него не существовала.
Надо это прекратить.
Шестнадцатое апреля
На часах 4 часа 20 минут утра, а я как всегда не могу уснуть. Было очень тепло, градусов 25.
Я стала думать, что глупо торчать в своей комнате, уже полностью проснувшись, и ожидать восхода солнца. Почему бы не начать свой день, когда еще темно?
Я решила прислушаться к посланию от своих жаждущих движения мышц, говоривших мне: «Пойдем бегать». Хорошо. Гарантировано, что отец не последует за мной. Я надела шорты и футболку, завязала шнурки. Пробравшись на кухню написала записку: «НЕ МОГУ СПАТЬ. ПОШЛА БЕГАТЬ. 4 УТРА. НЕ СХОДИТЕ С УМА. ДЖЕСС».
Вышла на цыпочках с черного входа и, оказавшись во внутреннем дворике, потянулась. Воздух был напоен ароматом травы. Стрекотали сверчки. Листья шевелились на ветру. Луна была почти полной, не хватало лишь небольшого кусочка, поэтому не надо было беспокоиться о лунатиках. Я побежала.
В темноте все выглядело по-другому. Большие двухэтажные соседские дома, казавшиеся такими безопасными и предсказуемыми при свете дня, ночью выглядели какими-то таинственными и загадочными. Особенно один, в котором горел единственный огонек. Мучаясь бессонницей, я думала о людях, которые, может быть, тоже мечутся в постели, как и я.
После того как пробежала не знаю сколько миль я остановилась, чтобы подумать. Мне известны эти звуки, но тут все слилось в унисон: биение сердца и мое дыхание, полет ног, ритм дороги, взрыв цвета на все еще размытых очертаниях предметов. Я бежала так легко, что даже не остановилась, когда сделала круг. Продолжала бежать, словно мое тело приняло решение раньше, чем мозг имел возможность запретить делать это.
К тому времени, когда вернулась домой, солнце уже сияло розово-оранжевым светом на горизонте. Часы показывали 5 часов 45 минут утра. Я бегала больше часа, и непонятно почему совсем не устала. Более того, мозг тоже успокоился первый раз за долгое время. Больше часа я не думала ни о бале, ни о Поле Парлипиано, ни об отсутствии месячных, ни о чем, включая Маркуса Флюти.
Мое сердце сильно билось. Я осознавала, что жива и хочу жить. Как бы мне хотелось, чтобы жизнь всегда была такой, чтобы все мои страхи пропали, все встало на свои места.
Я была в таком оптимистическом настроении, что поклялась себе отныне и навсегда быть нормальной.
Первый логический шаг в направлении того, чтобы стать нормальной девятиклассницей, – пригласить Скотти на свадьбу сестры.
В этом есть здравый смысл. Скотти нормальный. Скотти веселый. Скотти может спать по ночам. Я слишком долго училась в обычной школе, чтобы купиться на революционную теорию Хай, но, может быть, она частично права. Если я буду встречаться с ним, часть из его позитивных флюидов распространится на меня. Может, смогу быть нормальной, возможно, даже популярной, при этом не потеряв себя. Никогда не знаешь заранее, что получится, если не попробуешь.
Поэтому, чтобы не потерять самообладания и как только привела себя в порядок после утренней пробежки, принесшей успокоение, я поехала на велосипеде к Скотти, чтобы пригласить его лично.
– У дома на подъездной аллее была припаркована какая-то незнакомая машина. К тому времени, когда я вычислила, кому она принадлежит, у меня возникло желание прыгнуть на велосипед и уехать обратно, но было уже поздно. Меня увидели Скотти и его подружка, которую он, похоже, стащил с постели.
– А, привет, Джесс, – приветствовал меня Скотти. – Ты ведь знакома с Келси Берни, не так ли?
Я кивнула в знак согласия и улыбнулась, она в ответ сказала: «Привет» и тоже улыбнулась. Мы все трое стояли и улыбались. Все было чудесно.
– Она подвезла меня домой с утренней тренировки, – объяснялся он.
– Да, мне как раз по пути, – сказала она.
– Чертовски… – проговорила я.
– Что?
– Чертовски… ну, потому чертовски, что рано вставать.
– А-а-а.
Вовсе не это у меня было в голове. Совсем другое. Мой первый шаг, чтобы стать нормальной девятиклассницей, оказался неудачным. Я проваливалась, проваливалась куда-то вниз, катилась кубарем, как в мультике про хитрого Койота.
– Ты хочешь зайти? – спросил Скотти.
Я все еще стояла перед калиткой.
– Да, – ответила я.
– А я все равно собиралась уходить, – сказала Келси.
Скотти встал и отворил калитку, выпустив ее и впустив меня.
– До встречи, – сказала Келси.
– До встречи, – ответил Скотти.
– Пока, – попрощалась я.
Мы со Скотти не сказали ни слова, дождавшись, пока Келси завела машину и свернула с подъездной аллеи, погудев и помахав рукой на прощание. Он сел рядом со мной на качели.
– Что случилось?
– Вы что, ребята, вместе спите?
Скотти выглядел шокированным.
– Кто – я и Келси? Нет. Ты что! – ответил он, словно он никогда не думал об этом. – Мы друзья.
– Думаю, она не так на это смотрит.
– Хватит подковырок. Прекрати.
Парни – настоящие идиоты.
– Скотти, да она ведь хочет тебя.
– Но я ее не хочу, – сказал он как отрезал.
– Ну ладно.
– Хорошо.
Я раскачивалась на качелях.
– Итак, зачем ты пришла сюда? – спросил Скотти.
Зачем я пришла сюда? О, да.
– Ты уверен, что вы не собираетесь спать?
Он улыбнулся:
– Думаю, я бы знал, если собирались бы.
Логично. Глубоко вздохнув, я спросила его:
– Ты знаешь, что Бетани выходит замуж?
– Неужели это наконец-то случится?
– Да. Дело в том, что мне нужен спутник на свадьбу. А то я буду сомнительной подружкой.
– Что?
– Ну подружкой на свадьбе, – исправилась я, чтобы не объяснять шутку. – Это очень заметная роль. И если я пойду одна, Бетани и мама скажут, что это будет выглядеть подозрительно, черт его знает, что это значит. Поэтому, мне хотелось бы узнать…
– Ты просишь меня, быть твоим бойфрендом на свадьбе?
– Ну не бооойфрендом, – сказала я, имитируя принятое у нас в школе отвращение к этому слову. – Просто парнем, с которым я приду.
– Ну когда ты преподносишь это в таком свете, как могу я сопротивляться?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
Он остановил качели:
– Ну это как бал, только с бесплатной выпивкой.
– Да, и на мне будет по-настоящему уродливое желтое платье.
– Ооо, ты меня сейчас заводишь.
Мне нравится такой Скотти, и я могу также шутить. Скотти – единственный парень, с которым родители разрешают мне оставаться в спальне. Одним, с закрытой дверью. Не то чтобы я проверила это, приведя в дом много парней. Но однажды Пи Джей пришел ко мне работать над одним научным проектом, и родители настояли, чтобы он остался на кухне. Похоже на то, что родители хотели, чтобы я и Скотти занялись сексом, а они смогли бы поймать меня и наказать за что-то реальное, что может совершить подросток, а не за мое не совсем понятное человеконенавистническое поведение.
– Конечно, я пойду с тобой.
Затем мы обнялись. Я была счастлива. И я все еще была счастлива, когда я позвала сестру, чтобы сообщить ей эту новость. Удивительно, но мы продолжаем разговаривать друг с другом, словно забыв, что я обозвала ее сукой. А когда я рассказала это маме, она чуть не выскочила от радости из своей одежды.
Все, кажется, идет хорошо. Нормально.
Двадцать первое апреля
Я не удивилась, что Безмозглая команда была вне себя, узнав, что я пригласила Скотти на свадьбу.
– О мой бог! Ты должна рассказать мне все! – воскликнула Сара.
– Вот что мне нравится: женщина все берет под свой контроль! – сказала Мэнда.
– Мы можем ходить на свидания вместе, – предложила Бриджит.
– Да здравствует революция! – пошутила Хай, вызвав всеобщее замешательство Безмозглой команды.
В течение нескольких дней я ощущала себя одной их них. Вот почему то, что случилось сегодня, вызвало у меня неприятные ощущения в желудке.
– Когда заканчивается сезон тренировок? – спросила Мэнда после утренней переклички.
– В июне.
– И у тебя игры каждую субботу, верно?
– Соревнования, – поправила я.
– Соревнования, игры – какая разница, – продолжала Мэнда, махнув при этом рукой, словно прогоняя сделанную ошибку в сторону. Она явно устала от разговора, и неудивительно. Я начала объяснять ей все сложности моего расписания соревнований по легкой атлетике, когда вдруг прозвучал решающий вопрос.
– А в эту субботу у тебя есть что-нибудь?
– Да, у меня два старта в неделю плюс эстафета, приглашения на соревнования в другие школы или на чемпионат у нас в школе каждую субботу.
– О, – сказала Мэнда, взглянув на Хай.
– А что?
– Ну, я возьму их за покупками в город в эту субботу, – объяснила Хай.
– Чтобы поискать платья для бала, – продолжила Мэнда.
– Ну и другие штучки, – сказала Сара, словно защищаясь.
Я не могла поверить в это. После всех этих уничижительных слов о Безмозглой команде Хай с такой охотой продолжает общаться с ними? Мой мозг не мог этого принять. Конечно, я говорила о Безмозглой команде за их спиной, а потом ходила с ними куда-либо по выходным, но это потому, что мы уже давно вместе. Мне приходится это делать. Но у Хай нет таких обязательств.
Сначала мне было это безразлично. Помнишь, что ты не любишь ездить за покупками? И Нью-Йорк такое грязное, отвратительное и опасное место.Но когда мы вошли в кабинет истории и я увидела, что они изучают расписание движения транзитных автобусов через Нью-Джерси, мне стало так тоскливо, что даже заныл желудок. Я сказала Би Джи, что мне надо в комнату для девочек, бросая на него заговорщицкие взгляды и поднимая брови, что означало «женские проблемы». Учитель дал мне пропуск, не задав вопроса.
Я побежала в дамскую комнату. Я была так расстроена, что забыла произнести пароль, когда ворвалась в дверь. Ударившись об угол, я вдруг заметила трех «мочалок», рассекавших воздух своими лапами с длинными накрашенными ногтями, пытаясь разогнать клубы сигаретного дыма. Одна из них была подружка Маркуса, брюки неприлично обтягивали ее в промежности.
– Тьфу. Это «айкьюшница», – проворчала Кэмел Toy, увидев меня.
– Дерьмо! Я только что закурила, – выругалась ее подруга.
– Какого черта? – спросила третья, убивая меня своими черными стрелками. – Почему ты не произнесла этот чертов пароль?
– Извините, что забыла при входе сказать: «Прикольно». Пароль. Этот чертов пароль.
– Тебе бы надо чертовски сожалеть об этом, – сказала Кэмел Toy. – Ты заставила меня напрасно потратить сигарету.
Я не знала, какую ссору могут затеять «мочалки» из-за этой пропавшей сигареты, но и не собиралась выяснять этого.
– Извините, – сказала я, удирая со всех ног оттуда.
Их гогот и хихиканье эхом отдавались от стен и так громко, что я могла их слышать всю дорогу до кабинета истории.
Никогда не могу остаться одна, когда хочу.
Даже на следующей перемене я все еще кипела от злости. Поэтому решила встретиться с Хай лицом к лицу. Я последовала за ней к шкафчику, чтобы получить ответы на вопросы, пока она мазала губы блеском.
– Что происходит?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты знала, что у меня соревнования, но тем не менее запланировала поездку…
– Девочка, я просто должна путешествовать, – вставила она, когда переходила к окраске нижней губы. – Ты на меня не сердишься? Ведь просто не за что.
Я сердилась. Я была обижена. И сбита с толку. Не за что? С каких это пор я стала «ничем» в глазах Хай? С каких пор меня это стало беспокоить?
– Я не сержусь.
– Да, лучше не надо. Это такой пустяк.
Я наблюдала, как она смотрится в зеркало, и мной овладело странное чувство. Более странное, чем я когда-либо испытывала.
– Что-то не так? – спросила Хай.
Я сказала первое, что пришло в голову.
– Ты знаешь, что, когда ты смотришься в зеркало, на самом деле ты выглядишь не так? Это твое зеркальное отражение.
Хай улыбнулась, но это не был театральный деланый смешок.
– Девочка, ты даже половины всего не знаешь, – сказала она еле слышно, почти про себя.