Текст книги "Первые опыты"

Автор книги: Меган Маккаферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Четвертое июля

Хоуп!

Трудно придумать лучшее место, чтобы отмечать независимость нашей нации на набережной Слизсайд-Хайтс? И какой лучший способ можно придумать, чтобы провести День независимости, работая, как рабыня, за гроши, продавая разные разукрашенные сладости жирным, похожим на огромных китов туристам, наводнившим летом Нью-Джерси и загрязняющие все вокруг.

Я ненавижу их всех. Эти жирные грязные ублюдки повсюду: что-то швыряют и стреляют во всех аттракционах, для того чтобы выиграть призы для своих подружек – девиц с липкими, политыми влагоустойчивым лаком волосами и напоминающими моду 80-х годов длинными челками, а когда они гуляют по набережной, то их каблуки постоянно застревают между деревянными досками. Эти женщины висят на своих мужчинах и смотрят на них с нескончаемым обожанием, словно они пещерные жители из мультиков, дождавшиеся возвращения своих мужей с охоты. Под светом неоновых ламп эти герои отдаленных от центра маленьких городков преследуют ускользающую от них добычу – огромных плюшевых медведей, у которых рвутся швы и из которых сыплются маленькие пенополистироловые внутренности всякий раз, когда победитель перекидывает их через плечо. Если же им не повезло, они прикрывают лицо футболками, раскрашенными баллончиками с краской. Это официальное приглашение: дорогая, не пора ли заняться сексом?

Когда они не соревнуются за призы или не катаются на американских горках, они поедают малополезную или вовсе не полезную пищу: конфеты «Тэффи», замороженный заварной крем, яблоки в карамели, сахарную вату. Все это продается искренне вашей продавщицей кондитерской «Сладкое удовольствие у Вэлли».

Боже, благослови Америку.

Как я унижалась, упрашивая Сару, чтобы она убедила отца нанять меня на работу, несмотря на то что все вакансии уже были заняты европейцами с временными рабочими визами. (Они прилетают на лето, чтобы пожить жизнью типичного американского подростка, работающего летом. Только иностранец будет пахать сто часов в неделю за минимальную плату. Да здравствует земля свободных граждан! Приют всех смельчаков!) Но мне надобыло удрать из дома. Мама пыталась установить со мной дружеские связи: таскать меня за покупками, в кино или на ленчи либо просто вызывать на задушевные девичьи беседы. Тьфу! Как можно так обманывать себя? Ведь ей не хочется проводить время со мной. Она просто не знает, что с собой поделать теперь, когда свадьба прошла и Бетани переехала на другой конец страны с Г-кошельком. Никогда я не стану болтливым двойником сестры.

Хотя я не очень религиозный человек, но я молюсь, чтобы твоя работа не была такой противной. Молюсь, чтобы заработать достаточно денег на билет. Ты продолжай воспитывать будущих гениев в своем лагере. А я буду делать свою ненавистную работу, способствующую дальнейшему развитию ожирения по всей Америке, – одна сладкая булочка в секунду.

Ура-патриотически настроенная, твоя Дж.

Июль

Двенадцатое июля

Если ты работаешь летом в маленьком городке Сисайд-Хайт, штат Нью-Джерси, в самопровозглашенном раю – приюте солнца и веселья, то это стопроцентная гарантия, что у тебя не будет времени ни на солнце, ни на веселье. Это вызывает такое разочарование, потому что единственной твоей обязанностью является обслуживание сотен противных отдыхающих, жаждущих на отдыхе наслаждения и удовольствия: пытаться вдолбить тупоголовому идиоту из Лонг-Айленда, что разноцветная присыпка кончилась и осталась лишь сахарная пудра – это просто Армагеддон.

Вместо загара я вернулась домой с кожным покровом, состоящим из жира, на котором жарились пончики, шоколадного сиропа, сахарной пудры и пота. Мои уши звенят от гудков, звонков и ритмов, раздававшихся с побережья, где проводились нескончаемые танцевальные вечеринки. От этого децибельного шума, а также от звона колокольчика в соседнем магазине, торговавшем футболками с надписями: «Я НЕ ТАКОЙ ПЬЯНЫЙ, КАК ТЫ ДУМАЕШЬ», у меня голова идет кругом. Когда я вернулась домой, то была настолько противна сама себе, что не хотела никуда ходить и ничего делать. Я была настолько уставшей, что заснула сразу же, как только прикоснулась к подушке, если вам в это верится.

В первые недели работы я жаловалась и стонала: как накормить этих тиранов-туристов и как не запутаться с их кредитными карточками?! У меня не было ни минуты передышки. Не говоря уже о том, что мне приходилось отражать атаки преследовавших меня сексуально озабоченных коллег по работе. В любой момент не пользующийся дезодорантом волосатый венгр с непроизносимым именем, в котором нет ни одной гласной, спрашивал меня: «Ты есть говорить меня?» (Мой ответ всегда был неизменным: «Да».)

Я уже хотела все бросить, вполне сознавая, что освободившееся время не оставит мне другого выбора, как только сдаться на милость маме и везде сопровождать ее. Маме теперь очень нужна компания. Положительное в моей работе то, что я не зря так долго терпела, так как получила самую большую выгоду от нее: мне не надо было насиловать себя и общаться с ненавистными мне людьми, не боясь при этом прослыть нелюдимкой.

Практически все мои одноклассники работают на набережной. Я встречаюсь со всеми без опасения, что мне надо с ними поддерживать светские беседы. Мэнда работает кассиром в сети игральных автоматов «Выиграй у Вэлли». Вот что я могу сказать о ней: она получает зарплату за то, что флиртует с парнями, которые приходят играть в автоматы. Они не в ладах со сложной механикой разменных автоматов, поэтому у них нет другого выбора, как идти к Мэнде и менять доллар на четыре монетки по двадцать пять центов и при этом узнать ее телефонный номер. Скотти прожигает жизнь, работая в игровой палатке «Ударь по бутылкам пива» (пьяные идиоты плюс софтбол плюс пивные бутылки равно неминуемая преждевременная смерть) на Фантаун-Пьер. Берк вкалывает на аттракционе «Американские горки» и возит нас на работу и обратно домой в обмен на деньги за бензин. Сара не стала работать ни в одном из заведений на набережной, принадлежащих отцу, но сорок часов в неделю она проводит с нами, просто чтобы показать, что мы работаем, а ей этого делать не надо.

Что касается остальных, с которыми не часто встречаюсь в последнее время, то могу сказать, что это те счастливчики, которые проводят лето в более экзотических местах.

Вот еще одна новость: Бриджит все лето собирается провести в Лос-Анджелесе у своего отца. Она хочет стать – только подумайте кем! – актрисой. Нереально. Бриджит не волнует, что ее артистический опыт ограничивается тем, что она смеется над шутками, которых не понимает.

– Бриджит, ты даже не играла в школьных пьесах, – решила я обратить внимание бывшей подруги на такой незначительный, по ее мнению, факт.

– Знаю, – ответила она. – Я экономила силы для более великих свершений.

Веский довод. Лучше я оставлю эту тему. Я совершенно далека от того, чтобы разрушать ее мечты. Вероятно, я просто завидую тому, что она уезжает из Пайнвилля на лето, чем ее возможной славе и богатству. (Если когда-либо на каком-нибудь кинофестивале скажут: «Джессика Дарлинг была подругой детства великой Бриджит», я убью себя.) Понятия не имею, серьезны ли ее намерения стать актрисой или нет. Это доказывает, что кармически мы никак не связаны с ней. Но то, с какой странной просьбой ко мне обратилась Бриджит до отъезда, ни в какое сравнение не идет со всей этой шумихой по поводу ее отъезда на западное побережье.

– Джесс, мне надо попросить тебя об одолжении.

Посмотрим. Последний раз, когда меня попросили оказать услугу, я чуть не вылетела из школы. Но вдруг я осознаю, что соглашаюсь помочь ей вопреки своему желанию. Меня сбила с толку не столько новость, сообщенная мне Бриджит, сколько то, что она стояла посередине моей комнаты. Ведь она не заходила ко мне уже два года.

– Знаю, что все лето вы будете ездить на работу на машине Берка и… – Она колебалась.

– Ну и что? Что из этого? – Я уже начинала дергаться.

Она погладила свой красивый маленький носик – настолько крошечный, что сомневаюсь, выполняет ли он свои прямые функции. Через такие микроскопические ноздри вряд ли может проходить воздух. Он создан для шоу. Держу пари, что на большом экране ее нос будет выглядеть чертовски привлекательным. У нее такие маленькие волосики в носу, что даже на пленке IMAX с многократным увеличением можно не опасаться того, что из ее ноздрей будут торчать длинные страшные рыжие волосья.

– Ну ты же будешь видеться с ним каждый день… – Еще пауза. (Ее белоснежное лицо и шея покрылись пунцовыми пятнами. На кинопробах ей надо быть более уверенной в себе.)

– Не могла бы ты присмотреть за ним?

– Что?

– За все время нашей дружбы с Берком мы не расставались с ним больше чем на три дня, – сказала она, дергая свой хвостик. – Я беспокоюсь, что он, возможно…

– Обманет?

– Да.

– Перестань.

– Я знаю, что говорю.

Она нервно накручивала кончик хвостика на палец.

– Ты думаешь, у него кто-то есть?

– Нет. Я просто боюсь, что другие девчонки воспользуются возможностью и налетят на него, как коршуны. А как настоящий парень, он не сможет отказать им.

Но почему я? Почему не Сара? Ее способности к сыску намного превышают мои. И тогда Бог не допустил бы, чтобы Берк обманул ее. Я всегда знала, случись между Бриджит и Берком разрыв, скандал будет очень сильным. Мне бы не хотелось оказаться в его эпицентре. Но если бы вы увидели Бриджит, стоящую посередине комнаты, всю покрытую красными пятнами и нервничающую, вы бы тоже согласились помочь. Привлекательные люди могут быть в высшей степени убедительными просто потому, что они привлекательные. Это открытие поддерживает принятое мной решение.

Короче говоря, помимо основной меня ожидает дополнительная работа на неполный рабочий день. Мне предстоит приглядывать за Берком, чтобы он не заглядывался на других. И тогда все будет хорошо.

Если бы только Бриджит сама решила стать актрисой, то ладно. Но ведь всему виной красивые голливудские истории. Да и Хай, которая просто мастер сочинять всевозможные сказки, приложила к этому руку. Кстати, она исчезла так же безвозвратно, как мои месячные. Серьезно. Никто не получал от нее никаких известий с последнего дня занятий. Я об этом даже не задумывалась, пока Мэнда и Сара не спросили меня, не видела ли я Хай и нет ли у меня от нее новостей. Я была уверена, что эти трое гуляют вместе без меня.

По их просьбе на прошлой неделе я позвонила в дом к тете, у которой жила Хай. Тетушка сказала, что Хай проводит каникулы со своей семьей. Я спросила, куда они поехали. Но она как-то разволновалась и решила поскорее оборвать разговор со мной, сказав, что кто-то звонит в дверь. Так как я терпеть не могу говорить по телефону, то тоже часто прибегаю к подобной уловке. Наверняка с Хай что-то случилось. Не знаю, что, но держу пари, что какие-то семейные проблемы. Или незапланированная беременность. О-па! А вдруг она забеременела от Флая?

Да. Я стала говорить, как Сара.

Не могу забыть последних слов, сказанных ею: «Не имеет значения, что я делаю, не воспринимай это на свой счет». Может быть, она тогда уже знала, что уедет. Так как я сильно разочаровалась в Хай к концу учебного года, ее отсутствие меня совершенно не волнует.

Конечно, больше всего я беспокоюсь по поводу отсутствия Маркуса Флюти.

Знаю, что он все еще в Мидлбери. Но не могу отделаться от чувства, что увижусь с ним снова. Вся набережная была наполнена призраками Маркуса. Я сталкивалась с ними повсюду. Мне то и дело мерещились его кудри, одежда, татуировка. Его образ настолько укоренился у меня в мозгу, что внутри все переворачивается, когда я думаю, что вижу его. У меня так бешено колотится сердце, словно хочет выскочить из грудной клетки. Всякий раз, когда я вижу Маркуса, оказывается, что этот человек не имеет с ним ни малейшего сходства. Однажды Маркус оказался черным парнем. В другой раз – девушкой. Мне так нужно встретиться с ним, что он мерещится мне в каждом прохожем. Или просто любой прохожий напоминает мне его.

Двадцатое июля

Все еще нет ни Маркуса, ни Хай.

Я в списке массовой рассылки у Бриджит, и это выводит меня из себя. Вы бы согласились со мной, что, после того как она обратилась ко мне с такой странной просьбой, она могла хотя бы как-то персонифицировать свою корреспонденцию или, по крайней мере, иметь здравый смысл и каким-то образом сделать так, чтобы я не знала, что она посылает одинаковые сообщения всем в классе: « Мне только что не достались бесплатные тампоны, распространяемые по рекламной акции, но зато я увидела Фредди Принца-младшего в торговом центре».

Я все еще присматриваю за Берком. Единственные девушки, с которыми, по моим наблюдениям, он разговаривает, – это Мэнда и Сара. Пусть продолжает в том же духе.

Я все время встречаю Скотти, но как бы мне хотелось видеть его реже. Это мне напоминает происшествие с Кэлом.

Вчера я уже отработала семь часов тридцать восемь минут из моей восьмичасовой смены и за это время виделась со Скотти миллион раз. Он стоял под мерцающей неоновой вывеской, пытаясь убедить прохожих взять мяч у него из руки бросить как можно дальше. Он что-то считал и разговаривал с каким-то мужчиной с красноватым цветом лица, который проработал в этом киоске на набережной двадцать пять летних сезонов.

Скотти задрал красную форменную футболку Фантаун Пьер до груди, оголив живот. Под футболкой Скотти носил пояс, который ясно очерчивал появившееся у него недавно пивное брюшко. Все лето он вместе с футбольной командой посещал вечеринки, на которых распивали бочонок с пивом. Пожилой человек хохотал, когда Скотти стал говорить ему о необходимости хитрого изобретения для избавления от жира. Оно называется «Жиротопитель». Это чудесная штука, которая поможет ему расплавить жир в животе. Казалось, он ничего не имел против того, что целое лето у него уйдет на интенсивные тренировки по поднятию тяжестей и на ношение пояса «Жиротопитель», чтобы избавиться от жира, который он так легко набрал, лишь открывая рот и потягивая, потягивая и потягивая пиво. Пожилой мужчина наблюдал, слушал и хохотал до тех пор, пока это не стало опасным для его здоровья.

Я знала, какую историю рассказывал Скотти, потому что несколько дней назад он разыграл ее передо мной. Слово в слово, жест за жестом. Все то же самое. Я также смеялась. Видя, что он снова повторяет тот же спектакль, мне захотелось расплакаться. Отчасти это подтвердило то, что я уже знала: в его лице я ничем не отличаюсь от этого старика.

Это запоздалая реакция. Мне надо было прозреть еще три недели назад, когда Скотти перестал ездить на машине с Берком, Мэндой и со мной и его стала подвозить девушка по имени Беки из Истленда. Поэтому не было больше причин для моего беспокойства. Я и не беспокоилась.

Вплоть до вчерашнего вечера так и было. Мы застряли на шестом из тринадцати имеющихся на нашем пути домой светофоров, как вдруг я увидела, что человек, сидящий на пассажирском сиденье в машине, которая ехала прямо перед нами, и есть Скотти. Я узнала его по профилю супергероя. Он со всей силы дергался в такт рэпа, раздававшегося из машины Беки.

Грязно-белая косичка Беки торчала из-под темно-бордовой бейсболки Скотти. От этого у меня в животе начались спазмы. (Меня всю перевернуло от этого зрелища.)

В тот момент я начала интересоваться, не повлиял ли выросший живот Скотти на его красивую спину. У Скотти самый красивый изгиб спины. Я разглядела это, когда ехала на машине вместе с Мэндой, сидевшей рядом с водителем, и со Скотти, расположившимся вместе со мной на заднем сиденье. Скотти наклонился вперед, чтобы что-то сказать Берку, и его рубашка задралась, обнажая красивые стальные мускулы.

Я представила нас вдвоем на этой знакомой дороге.

Мне захотелось сказать ему об этом.

Внезапно включился левый поворотник. Они с Беки поворачивали на дорогу, которая не вела к его дому. Когда мы проехали мимо них, стоящих на обочине, Скотти наклонясь к Беки, просигналил одной рукой и помахал другой, чтобы мы проезжали быстрее. Он знал, что мы все время ехали сзади. И что важнее, знал, что я помашу ему в ответ.

С этого времени я для него просто девчонка. У меня нет права ревновать. Скотти не мой парень. Я едва согласилась, чтобы он просто был моим другом. А он так сильно старался. Я догадывалась: наши пути давно разошлись. Или я слишком рано притормозила наши отношения.

Двадцать девятое июля

Мне так надо, чтобы наконец возобновился мой цикл. В моем организме так много гормонов. Или, наоборот, недостаточно. Что бы там ни было, я знаю, что в последнее время не могу контролировать себя и нахожусь в состоянии эмоционального возбуждения.

В этот вечер произошли два события, которые являются тому доказательством.

В свой перерыв, я решила проверить, как поживает «Злодей». «Злодей» – это главный аттракцион, который требует известного мастерства. Лучше его назвать «Пристрели злодея». Около него всегда очередь из парней-идиотов с избытком тестостерона в крови, держащих в руках билеты стоимостью в один доллар, желающих стрельнуть разрисованными мячами из базуки по «Злодею». Личность человека, исполняющего роль злодея, всегда неизвестна. Он скрыт под камуфляжной одеждой и огромной маской с нарисованным на ней лицом самого непопулярного в этом году человека. В прошлом году это были Садам Хусейн и Кен Стар. В этом году «Злодей» – Билл Гейтс. Насколько мне было известно, еще до того как я начала работать здесь на набережной, работа быть «Злодеем» считалась самой унизительной.

Но это было до этого года.

Этим летом все, как загипнотизированные, наблюдали за ним. Он танцевал рок-н-ролл. Серьезно. Он двигался быстрее молнии и с легкостью уклонялся от выстрелов придурков. Для всех этих псевдомачо их неспособность вытрясти из него душу была настоящим оскорблением, с позволения сказать, мужского достоинства. Они кричали, вопили и в порыве бешенства грозили ему кулаками. Но на «Злодея» это совершенно не действовало. Кроме того, он прилагал все усилия, чтобы побольнее наказать своих мучителей, показывая им неприличную фигуру из трех пальцев. Он доводил их до сумасшествия. Это просто умора. «Злодей» веселил меня от души.

Сегодняшний вечер явился исключением.

Когда я остановилась рядом, «Злодей» спокойно стоял. Он не провоцировал своих врагов, грозя им пальцем, и не падал на землю, чтобы уклониться от выстрелов. «Злодея» сильно потрепали. С каждым выстрелом его камуфляжная одежда покрывалась разноцветными пятнами. Красными! Желтыми! Голубыми! Я не могла разглядеть его лица, но было ясно по тому, как он дергался и извивался, что сегодня «Злодей» был в подавленном настроении. Предполагаю, что получать пять долларов пятьдесят центов в час за то, что в тебя швыряют разноцветными мячами непременно желающие угодить в лоб туристы, всех бы вывело из равновесия.

Мне хотелось подбодрить его:

– Давай, Злодей! Поднимайся! Задай им перцу! Ты можешь это сделать!

Это сослужило бы добрую службу не только ему, но и мне. Но я закрыла рот и прошла дальше.

Затем я начала думать. А что, если это самая лучшая работа, которую «Злодей» мог найти? Это не шутка. Вдруг он приговорен к этой работе навечно, как тот пожилой мужчина с аттракциона «Ударь по нашим котам»? Один из тех неудачников, который работает на набережной от Дня поминовения павших бойцов (30 мая) до Дня труда (первый понедельник сентября), а остальную часть года живет на пособие по безработице? А может быть, это один из бедных европейцев, которому приходится проезжать тысячи километров, чтобы найти работу, хотя бы такую мерзкую, как «Убей злодея», или официанта, которому приходится подавать противную жирную еду?

Я осознала, что работа продавщицы в кондитерской «Сладкое удовольствие у Вэлли» – возможно, самая ужасная работа, которая у меня когда-нибудь будет. Я знаю, что впереди у меня блестящее будущее. Но, вместо того чтобы чувствовать себя счастливой, потому что меня ждет такое будущее, я испытываю чувство вины.

Когда я вернулась обратно за прилавок киоска, расположенного в центре кондитерской, и опять стала продавать замороженный заварной крем, я не могла даже заняться своим любимым делом: высмеивать про себя покупателей, особенно первого в очереди – великолепный материал, чтобы пошутить. Если Скотти был нужен «Жиротопитель» для живота, то этому мужчине он был нужен для всего тела. Он намного превосходил размерами грязного вида футболку, которой, вероятно, его жена моет посуду. Когда он стучал по прилавку, жир на его руке трясся, как пудинг на тарелке, и татуировка на бицепсе в виде пышногрудой женщины начинала крутить хулахуп. Надпись под ее крошечными ножками, гласившая: «СИД ЛЮБИТ МИРНУ» тоже ходила ходуном.

– Шототаке крэм? – рычал Сид. – Морожено или шозадрянь?

Я понимала такой язык без труда. Это пугает меня.

– Крем жирнее, чем мороженое, – ответила я. – Его делают из более жирных сливок.

Обычно я добавляла «сэр». Но у Сида отсутствовало несколько передних зубов. Мне до смерти весело, когда приходится называть мужлана без зубов «сэром». Но как я уже вам сказала, я была очень печальна.

Сид наклонился вплотную к моему лицу и, положив ладони на кассовый аппарат, произнес:

– Я хочу шоколадное. Очень большое. С разноцветной присыпкой. – И тут он громко рыгнул, обдавая меня противным запахом лепешки с начинкой из говядины с луком.

От отвращения меня чуть не вырвало, но я решила не закалывать его на месте. Мне не хотелось, чтобы у него началось кровотечение и он обрызгал бы весь прилавок своей противной сладкой кровью.

Я наполнила большой рожок шоколадным кремом, и мое настроение стало еще хуже.

Я внезапно почувствовала жуткое уныние из-за того, что мне приходится обслуживать такого противного, жирного, беззубого типа. Меня заинтересовало: а как Сид живет? А эта Мирна – реальный человек? Любила ли она его? Интересно, бросила ли она его потому что он толстый или потому, что он так громко рыгает при людях. Неужели он так раздавлен горем после ее отъезда, что находит утешение в том, что поглощает одно шоколадное мороженое за другим?

Я вручила Сиду десерт. Он открыл рот, похожий на пещеру, и тут же откусил половину рожка. Разноцветная присыпка из его рта просыпалась на прилавок. Он сунул мне три грязные, пропахшие потом бумажки и ушел, бормоча какие-то ругательства, прерывавшиеся только тогда, когда он кусал. После того как я пробила чек на три доллара, я схватила тряпку, чтобы смахнуть присыпку с прилавка. Все это время я пыталась стряхнуть с себя печаль. Но не смогла.

Не могу поверить, что люди приезжают сюда веселиться. Это самое скучное место на планете. Кроме школы, конечно. Если бы я дальше рассуждала о тяжести человеческого существования, я бы могла посочувствовать Сид, ответив на его ухаживания и комплименты, произносимые на ломаном английском. Он самый настойчивый из всех европейских поклонников.

Я прозвала его Дубом, но не испытываю желания объяснять почему.

Слава богу, что всего через несколько недель меня здесь не будет. Не надеюсь, что в конце концов смогу увидеться с Хоуп. Двадцать третьего, в день ее шестнадцатилетия, я буду работать здесь. Не могу в это поверить. Уже прошло шесть месяцев, как мы расстались. Но хотя мы продолжаем общаться друг с другом, как и обещали (не испытывая чувства вины), мне очень хочется посмотреть, как она живет. Может быть, если я увижу Хоуп в ее доме, то это поможет мне осознать, что она не вернется обратно.