Текст книги "Первые опыты"

Автор книги: Меган Маккаферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Первое марта

Хоуп!

Извини, что тебе приходится сначала общаться по телефону с моей мамой или отцом, прежде чем меня позовут. Больше я не поднимаю трубку. У меня телефонофобия, с тех пор как ты уехала. Причина, по которой я больше не подхожу к телефону, следующая: сама мысль о том, что мне предстоит разговор с кем-либо, вызывает у меня отвращение. Это правда. Кроме тебя, я отвергаю всех, кто пытается завязать со мной беседу в то драгоценное время, когда я ничем не занята между тренировками и моими бессонными ночами, во время которых я ворочаюсь с боку на бок.

Итак, сегодня вечером мне не хотелось говорить с Хай. Мне не следовало бы быть такой удивленной, когда она позвонила. Ведь я сама дала ей номер телефона.

Сказать по правде, я больше думала о тебе, чем о Хай, когда с ней разговаривала. Понимаешь, я представляю, как трудно тебе в новой школе и как тяжело завести новых друзей, и как-то ты сказала, что испытываешь благодарность к любому, кто пытается проявить к тебе дружеские чувства.

Поэтому я говорила с Хай. Она рассказала мне обо всех обстоятельствах, из-за которых она очутилась в Пайнвилле. Очевидно, она ходила в крутую частную школу в Манхэттене, где царили высокомерие и надменность. «Нужна куча денег или палата ума, чтобы поступить туда. У меня было второе», – сказала Хай. В середине осеннего семестра директор прислал письмо, в котором сообщалось, что школа больше не может предоставлять ей стипендию. «Им надо было убрать с дороги малоимущих, чтобы освободить ее для финансово-обеспеченных», – продолжала Хай. Ее мама не смогла заплатить за учебу в весенний семестр. «Я никогда не знала отца», – заметила Хай. Но мама и слышать не хотела, чтобы перевести Хай в обычную нью-йоркскую среднюю государственную школу. «Ведь там либо одни тупоголовые девицы, либо малолетние преступники», – сказала Хай. Поэтому, пока ее мама не переведется в филиал компании в Нью-Джерси, Хай живет у своей тети и будет учиться в Пайнвилльской средней школе. (С «мочалками» (девушки со свободными моральными принципами), «кантрушниками» (деревенщины) и «белыми неграми», – добавила я.)

Наш разговор вовсе не был неприятным, даже наоборот. Хай рассказала про себя довольно интересную историю. Но все время, пока я разговаривала с ней, я думала, как будет здорово, когда часы покажут 21:27. Это означает, что прошло двадцать минут и я могу закончить разговор, не показавшись грубой, и лечь спать.

Вот мое новое хобби. Наблюдать, как проходит моя жизнь минута за минутой. Я ожидаю окончания всего и везде – разговора, занятий, тренировок, темноты – с тем чтобы осталось еще больше времени на созерцание. Я постоянно ожидаю чего-нибудь лучшего, что так и не приходит. Может быть, это помогло бы, если бы я знала, чего хочу.

До тех пор, пока я это не выяснила, полагала, что ожидала окончания девятого класса и наступления лета, с тем чтобы дальше ожидать окончания лета и возвращения в школу. И я опять продолжу эту игру-ожидалочку: буду ждать еще два года окончания школы и моего «бегства» в колледж, с тем чтобы начать «настоящую жизнь». Независимо от того, какой она будет.

Когда ты была рядом, я не очень часто об этом думала.

Я по-настоящему скучаю по тебе, по нашим беседам. Знаю, что ты понимаешь меня. И всякий раз, когда говорю с кем-либо еще, это напоминает мне, что они меня не понимают вовсе.

Твоя наблюдательница за часами, Дж.

Март

Четвертое марта

Мои первые соревнования будут лишь через месяц, а мне бы хотелось, чтобы этот проклятый сезон уже закончился.

Сегодня я выскочила из дома, чтобы пробежать пару километров по окрестностям в полном одиночестве. Когда я бегаю одна, без тренера, или когда Пол Парлипиано не смущает меня своей грацией, мой мозг успокаивается, как бы проясняется.

Забыть код замка от моего шкафчика было неприятно, это точно. И у меня «крыша» едет из-за отсутствия месячных. Но случай с Маркусом совсем довел меня. Я не могу перестать думать о нем и о том, что будет, если Сара начнет делать свои знаменитые намеки: «Знаете ли, думаю, между ними что-то происходит – боже мой! Между Мистером Съемпончик и нашей Мисс Умницей».

Мне действительно нужны эти полчаса, чтобы ни о чем не думать.

Должно быть, отец поставил в подошвы моих кроссовок какой-нибудь чип, потому что не успела я отбежать пару десятков метров от дома, услышала, как он несется со свистом на своем десятискоростном велосипеде. Мне бы следовало это предвидеть. Отец всегда в двух местах: или перед компьютером, или на велике. И если он не колесит по дорогам, как его любимый велосипедист всех времен и народов Лэнс Армстронг, победитель «Тур де Франс», то он неотступно следует за мной.

– Прибавь шагу, Джебука, – закричал он. – Думаешь, Алексис Форд бегает так же медленно?

Алексис Форд ходит в среднюю школу в Истленде. В прошлом году она выиграла у меня четыре десятых секунды в беге на 1600 метров на чемпионате среди восьмиклассников. Мой папа смотрел видеозапись тех соревнований больше, чем агенты ФБР фильм об убийстве Кеннеди. Я не шучу. Это обычно происходит так:

– Ты упустила инициативу вот здесь, – говорит он.

– Папа, старт только что был дан. Мы не пробежали еще и двадцати пяти метров.

Отец перематывает видео и нажимает на паузу.

– Смотри, – говорит он, указывая на экран, – тебе все время приходилось бежать по третьей дорожке, чтобы обойти эту девочку из Лейси. Напрасная трата энергии. Тебе она была необходима для финального рывка. Вот почему Алексис Форд выиграла у тебя четыре десятых секунды.

Несколько недель назад отец склеил кусочки видеопленки с подобными допущенными мной ошибками на соревнованиях, для того чтобы получился фильм: «Агония поражения Джебуки Дарлинг: серия первая». Предполагается, что я должна смотреть его и учиться на своих ошибках, с тем чтобы не допускать их впредь.

– Смотри прямо сюда, – говорит отец. – Видишь, как ты размахиваешь руками? Видишь, как тебя зажали?

Напрасно он все это говорит. Вот моя стратегия: стань лидером с первой минуты и никому не позволяй обойти тебя.

Знаю, отец рад, что в нашей семье есть спортсменка. Бетани никогда не увлекалась спортом. Он гордится, что я не из тех неуклюжих девиц, которые с трудом бегут по дорожке, надеясь пробежать милю за восемь минут. Я по-настоящему хорошо бегаю. Это тешит его родительское самолюбие. Мои успехи – это почти полноценная замена играм Малой лиги или детским турнирам по баскетболу, в которых он мечтал принять участие, но ему так и не представился случай.

Наши совместные пробежки отец рассматривает как возможность сблизиться друг с другом, но мне не нравится его вмешательство. Как только он принимается критиковать меня, в моем мозгу, который до этого отдыхал, начинают путаться мысли.

Сегодня мне стало от его слов настолько плохо, что в голове зародилось странное желание: захотелось, чтобы он ударил меня велосипедом. Я представила, как он теряет контроль на долю секунды, со всей силы ударяет меня колесом по ноге, я теряю равновесие и падаю на асфальт. От боли свертываюсь калачиком. Мои руки и ноги – просто месиво из крови, кожи и гравия. Я кричу: «О ЧЕМ ТЫ ДУМАЛ, КОГДА ЕХАЛ ТАК БЛИЗКО? ЭТО ТВОЯ ВИНА! ПОЧЕМУ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ОСТАВИТЬ МЕНЯ В ПОКОЕ?» Может быть, я сломаю руку или ногу и пропущу весь сезон, но отец, чувствуя себя виноватым, не будет переживать по этому поводу.

Меня так взволновала мысль о травме, что я подумала: не надо ждать и судьба поможет мне. Решила сама организовать это столкновение. Притворюсь, что упала, когда буду в полной уверенности, что он не переедет через меня и не раздавит на смерть. Нет, пусть ударит меня слегка, лишь бы потом оставил в покое. У меня прибавилось адреналина, и я начала бежать быстрее от этой мысли. И в это время услышала слова отца: «Вот это то, что надо, Джебука!» Вместо того чтобы почувствовать себя лучше от похвалы, мне стало еще хуже. Еще больше захотелось, чтобы он ударил меня велосипедом и моя карьера бегуньи на этом бы закончилась. Я знала: впереди из асфальта торчат корни деревьев, поэтому может выглядеть вполне логично, если я споткнусь о них («Здорово. Держи шаг, Джебука. Ты летишь!») и упаду на тропинку, а он ударит меня велосипедом. Мне больше бы не пришлось бегать и слушать об Алексис Форд, о моих болтающихся руках и об агонии поражения. Знала: сейчас или никогда, – поэтому наступила на торчащий корень. Замахав руками, почувствовала, что падаю, как в замедленном кино, все время ожидая удара колеса о лодыжку, голень и бедро. Я ждала криков, воплей, своих жалоб и обвинений.

Но отец инстинктивно свернул в сторону с дороги.

Позднее, когда я мазала перекисью водорода кровоточащую пораненную коленку и порезанную ладонь, отец стоял в дверном проеме и читал мне лекцию о том, что надо быть осторожнее.

– Ты могла закончить сезон прямо там, – сказал он.

– Да, – вздохнула я. – Но не закончила.

Кожа у меня горит до сих пор.

Десятое марта

Все группой мы идем сегодня вечером на ежегодный конкурс талантов, проводимый нашей школой. Нам необходим отдых от монотонного уик-энда в Пайявилле, когда мы толпимся в развлекательном центре, жуем что-нибудь в ресторанчике «У Хельги» или болтаемся дома у Скотти. Еще мы хотим дать возможность Хай вкусить местной культуры.

– Смею сказать, вряд ли за входную плату в пять долларов ты найдешь лучшее шоу придурков, – сказала я.

– Девочка, я из города, где такое шоу показывают бесплатно, – ответила Хай.

– Подожди и увидишь.

Уже поздно вечером Хай согласилась со мной. Никто из нас не мог понять, что вынуждает этих людей с такой охотой унижаться перед теми, с кем они в обществе занимают одинаковое положение.

Кратко поясню.

Шоу открывалось с выступления группы, названной «Четверка Лена Леви». Какое самомнение! Лидером группы был не кто иной, как Лен Леви, тот мальчик, который разбил мое сердце, когда мне было восемь лет. На нем был толстый слой театрального грима, словно от аудитории можно было скрыть с помощью подсветки, а возможно, и ауры, исходящей от величия рэпа, его сизое, в шрамах от прыщей лицо. Я говорю это со всей горечью, но, конечно, это ремарка в сторону.

Итак, выступление группы «Четверка Лена Леви» было первым среди последовавшей за ними череды других номеров, протестующих против пения ворованных песен и под «фанеру». Должна признаться, что сама группа держалась довольно скованно, но Лен просто привел всех в ужас. В повседневной жизни он довольно зажатый и действует, как робот. Ну добавьте к этому психа, который не может постоять на месте, и вы получите представление, что такое Лен на сцене. Ответ Пайнвилльской средней школы Заку де ла Роша, который ходит по сцене, как робот-киборг после короткого замыкания, так быстро, что луч прожектора не успевает за ним.

Лен, не пропев и половины куплета, вдруг завопил: «Пайнвилль» – и попытался нырнуть в зал со сцены, издав первородный крик. Все продолжали сидеть на своих местах, никто не собирался ловить его. Он приземлился на ноги и просто стоял на месте, потрясенный тем, что он на полу, вместо того чтобы раскачиваться на руках у восторженной толпы.

Поэтому он стал призывать аудиторию спеть вместе с ним.

– Пайнвилль, – заорал он в микрофон.

Затем он повернул микрофон в сторону аудитории – тишина.

– Пайнвилль, – проорал он еще громче.

На этот раз зрительный зал покатился со смеху. Песня вскоре закончилась, и Лен Леви бросил микрофон на сцену так, что из него раздался оглушительный рев и шипение, и выскочил из зала как ошпаренный.

Следующей была Дори Сиповитц, несгибаемая поклонница Бритни Спирс. Как у настоящей Лолиты-дивы, в номере Дори было много хореографии и мало пения, причем песня была записана заранее, и необходимо было лишь открывать рот во время исполнения. Мать Дори сидела прямо перед нами и кричала: «Секси, бейби! Секси, секси, секси!», в то время как ее дочь извивалась и вращалась, словно на горячей сковородке, в розовом, расшитом блестками узком женском комбинезоне с вырезом на животе.

Мне даже не надо говорить вам, насколько это было неуместным и отвратительным.

За ней выступало трио танцоров хип-хопа, как всегда навеселе, которым следовало бы знать получше, что не стоит надевать белые костюмы из синтетики. (В припев они добавили слово «бум», и получалось – бум-шака-лака-шака-лака-шака-лака.) Группа «Белых негров» пела что-то про жизнь хулиганов. Они были экипированы какими-то издающими треск и шум инструментами, которыми эти суперзвезды из трущоб разжились в магазине за углом. Также выступали жонглер и группа под названием «Длинная странная прогулка».

Было еще несколько номеров, но я о них могу лишь сказать, что, кроме смущения, они не вызвали никаких эмоций.

Последним номером были соревнования двойников Элвиса Пресли. Сначала вышел Перси Флойд. Через тридцать секунд после его попытки сымитировать стиль Вегас и корчей под прожектором на сцену выскочил черный Элвис и стал кружить по сцене, как торнадо. Все имитирующие Элвиса достойны лишь тухлых помидоров. Но черный Элвис, одетый в забавный костюм, подложил что-то под живот, и когда он танцевал, живот ходил ходуном. Это было настолько забавным, что аудитория буквально сходила с ума.

Я смеялась, хлопала и кричала вместе с остальными, пока черный Элвис напевал что-то, проходя между рядами. Только тогда, когда он приподнял огромные темные очки с одной стороны, чтобы вытереть пот со лба красным шарфом, я узнала, кто играл черного Элвиса, – и это произвело на меня шокирующее впечатление. Я чуть не свалилась в проход – и это добавило бы драматизма в сложившуюся ситуацию.

– Не может быть! – вскрикнула я. – Я знаю этого паренька!

– Кто он? – спросила Хай.

– Ну Пепе ле Пю.

– Кто?

– Пепе. Пьер. Он со мной в одной группе на французском, безнадежно влюблен в меня.

Пепе, должно быть, положил в комбинезон десяток подушек. Но несмотря на его накладной живот, он был настоящим королем. Он изображал карате. У него были два дюжих телохранителя, которые вышли на сцену и бросили ему плащ. И последний штрих. Объявление по микрофону: «Элвис только что покинул здание».

Я очень гордилась им, когда он выиграл.

Не знаю, почему не узнала его сразу же. В то время как в нашей школе пятьсот белых учеников, афроамериканцев всего лишь двадцать пять. И лишь один учился со мной в одной французской группе – тот, что сходил по мне с ума. Может быть, я не узнала Пепе по той простой причине, что он очень талантливо умеет маскироваться. Я наблюдаю за ним последнее время. Пепе один из немногих учеников, которые не принадлежат ни к какой группировке. Он выигрывает и шоу талантов, и соревнования по борьбе. Говорит на английском, французском и на негритянском диалекте английского языка. Ладит в школе со всеми: «братством» и «белыми неграми», компьютерными гениями «404 – ошибка природы», «отстоем», «качками» и «айкьющниками». Мне хотелось бы быть своей хотя бы в одной группе, а Пепе одновременно умудряется быть своим для всех.

Семнадцатое марта

Все становится каким-то странным.

Грег Махони вчера на вечеринке получил пулевое ранение. Грег – гибрид «отстоя» и «кантрушника», который мог целыми днями пить и курить и ничем другим не заниматься. Он обожал музыку кантри и украсил свой грузовичок флагом Конфедерации с надписью «Я – крепкий орешек с головы и… до бампера». Во всяком случае, это не было следствием пьяной драки между подростками. Ни у кого из них не было пистолетов. Грег нашел несколько патронов в своем грузовике и по причине, остающейся неизвестной, скорее всего по пьянке, решил бросить их в огонь. Гильзы взорвались и задели его.

Я услышала об этом во время утренней переклички от Сары, которая обожала распространять подобные сплетни.

– О мой бог! Только полный идиот мог бы, цитирую – устроить этот чертов фейерверк – конец цитаты.

– Так почему он это сделал?

– Спорю, что он вообще ни о чем не думал, – сказала я. – Грег повел себя так, как ведет себя любой «отстой». Это его вклад в общественную жизнь.

Затем я услышала, как какой-то голос заметил:

«Извините, Мисс Невысокомерная и Немогущественная». Мне не надо было поднимать глаза, чтобы узнать, кто говорит. И когда я, наконец взглянула, то увидела, что через две парты от меня, чуть приподнявшись, говорит Маркус.

– А каков твой вклад в общественную жизнь? – поинтересовался Маркус.

Я хихикнула. Боже мой, как же это достает.

– О мой бог! Тьфу. Какого черта ты лезешь не в свои дела? – спросила Сара.

– А какого черта ты лезешь не в свои? – парировал Маркус. – Я с тобой разговаривал?

В этот момент наш классный руководитель вмешался в спор:

– Вы забыли правило, что в классе запрещено сквернословить?

– Если вы собираетесь наказать меня, так накажите и ее, – сказал он, указывая на Сару. – Она сказал «чертов» до меня.

Прежде чем Сара успела запротестовать, мистер Риккардо заметил:

– Я слышал тебя, а не ее. Выйди из класса.

– Вы, должно быть, шутите? – улыбался Маркус.

– К директору, немедленно!

Это было несправедливо. По-настоящему несправедливо.

Маркус не отрывал от меня глаз, пока собирал свои веши, чтобы спуститься вниз в кабинет директора. Тут я поняла, что мы с Сарой разговаривали довольно тихо. Маркус специально подслушивал наш разговор. И он хотел, чтобы я знала об этом.

Ну зачем? Он вообще не замечал меня с того случая, который произошел в кабинете у секретаря. И я делала все возможное, чтобы также его не замечать. Не знаю, почему он ко мне цепляется. Не могу не думать об этом.

Девятнадцатое марта

Сегодня Сара и Мэнда во время своего полета в Мексику коротают время, анализируя вспышку гнева у Маркуса, и размышляют, какую роль сыграла в этом я. Мне приходится убеждать себя, что я ничего не могу с этим поделать, поэтому нет смысла заострять внимание на этой теме.

Только третья часть Безмозглой команды проводят весенние каникулы в Канкуне. Сара и Мэнда пытались сохранить это от меня в секрете, разговаривая противным шепотом, сравнимым с шепотом суфлера в театре. НЕ НАДО, ЧТОБЫ ДЖЕСС УЗНАЛА О НАШЕЙ ПОЕЗДКЕ. Они считали, что у меня будет разбито сердце, когда узнаю, что где тусуются без меня.

Вот это да! Ирония судьбы. Поняв, что я обо всем знаю, они без стеснения стали болтать о поездке в присутствии Бриджит. Она притворялась секунд тридцать, что ей не обидно, а затем выпалила:

– Почему это вы меня не пригласили?

– Мы подумали, что ты захочешь провести все каникулы с Берком, – ответила Мэнда.

– Да! – подтвердила Сара.

– Это не наша вина, если тебе повезло и ты заполучила такого клевого парня, с которым можно провести каникулы. У нас нет такого, – продолжала Мэнда, которая тотчас же бросила Берни, как только Сара предложила поездку.

– Точно! – подтвердила Сара.

Полагаю, Бриджит решила, что ей и в самом деле повезло. Поэтому простила их, и они опять стали обниматься. Так разрешаются все конфликты в Безмозглой команде.

Весенние каникулы действуют мне на нервы. Я схожу с ума от большого количества свободного времени и скуки. Может быть, в этом и заключается причина, что я проспала до 15 часов 37 минут. Теперь прощай, ночной сон. Но все равно это лучше, чем быть в школе.

Двадцатое марта

Вчера вечером мама пришла с работы и спросила меня, как прошел день.

– Эмейя закручивает роман с Колином…

– Кто? Что?

– И Рут напилась в знак протеста. И Джастин…

– Джесси! О чем ты говоришь? Кто эти люди? Они твои друзья?

– Нет, в действительности нет, – ответила я. – Они из реалити-шоу «Реальный мир».

Мама, вздохнув, сказала:

– Джесси, я спросила тебя, как прошел твойдень.

Тут мне пришло в голову, что я слишком долго сижу у телевизора.

Когда сегодня Скотти пригласил меня к себе домой, я подумала: «Хорошо. Вот мой шанс стать более коммуникабельной». Я отправилась к нему на велосипеде. Приехав, позвонила в дверь, ожидая, что кто-нибудь откроет. Никого. За дверью слышался шум, значит, он дома. Позвонив еще пару раз, решила войти сама.

Шум раздавался из подвала. Кроме Скотти, там еще были Бриджит, Берк и приятель Скотти по бейсбольной команде Пи Джей. Парни сидели около телека, играя в видеоигру. Бриджит стояла над Берком, напряженно наблюдая.

– Привет, парни, – громко крикнула я.

– Давай!!! – заорал Скотти.

– Бей его! – кричал Пи Джей.

– Три шестнадцать. Три шестнадцать, – кричали Берк и Бриджит.

Я пыталась поговорить с Бриджит, думая, что она, возможно, будет благодарна, что приехал кто-то без Y-хромосомы. Но она давала мне односложные ответы, не отрываясь от экрана.

Я не могла поверить, что мы были лучшими подругами.

Состязание продолжалось еще минут десять, наконец Берк был объявлен победителем. Только после этого они заметили мое присутствие.

– Привет, Джесс. Видела, как я сделал Глейзера.

– Это ты-то? Не верь этому козлу.

– Да я надрал тебе задницу! Ты паршивец!

И тут Скотти скрутил руки Пи Джея назад и заставил его молить о прошении.

Я сглупила, подумав, что они отложат игру и мы поговорим или займемся чем-нибудь. Вместо этого они начали новую игру. Здесь уже катались на скейтбордах и сбивали друг друга с ног. Я играю в нее иногда в субботу вечером. Но до меня дошло, что они намерены играть весь день. Девочки собираются вместе, чтобы просто побыть вместе. Парням в качестве предлога, чтобы собраться, нужна какая-нибудь деятельность. Иначе это выглядит так, словно собрались гомики.

Вдруг я услышала шум в туалете – нет, это не просто набиралась вода, а там словно начался потоп. Роб появился из ванной, застегивая молнию на брюках, с выдернутой из унитаза ручкой.

– Послушай, парень, я только что сломал твой сортир, – сказал он, испытывая гордость за свой «сортирный» юмор.

Этот «взрыв дерьма» со стороны Роба был последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, поэтому я попрощалась с ними. Скотти протянул пульт Бриджит, в ответ на это она завопила: «Я не умею играть в эту игру», а потом он пошел проводить меня до подъездной аллеи.

– Тебе надоело? – спросил он.

– Нет, правда нет.

– Ну тогда хорошо.

Пауза.

– Что ты собираешься сейчас делать?

Я не знала. Но мне не хотелось говорить об этом.

– Думаю, я пойду домой к Хай, ненадолго, – солгала я.

– Вы стали хорошими подругами?

– Думаю, да.

– Сожалею, что тебе было скучно.

– Да, и я тоже.

И я действительно так думаю. Все было бы намного легче, если бы это было не так.