Текст книги "Первые опыты"

Автор книги: Меган Маккаферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Второе августа

Хоуп!

Больше это не игра моего воображения. Всю последнюю неделю Берк высаживает меня из машины раньше, чем Мэнду, хотя я живу к нему ближе и с точки зрения здравого географического смысла надо было бы начинать с нее. Когда я ему сказала об этом, он пробормотал, что такой маршрут рекомендуется путевыми картами. Черт, черт, черт. Мэнда поддержала, сказав, что, не имея на вождение автомобиля даже временных прав (как у нее), мне следует заткнуться и дать ему спокойно вести машину. После чего продолжила хлопать Берка по коленке и махать своими чертовыми ресницами, пытаясь показать, как она недовольна нанесенным оскорблением.

Что же мне рассказать Бриджит? У меня нет неоспоримых доказательств. И вряд ли я их получу. Не могу же я стащить их форму и сделать анализ ДНК.

Нет, наверное, я не права. Единственное, чему он соответствует из всех требований, выдвигаемых Мэндой, – это его высокий рост: 180 см. Но он не обладает телом Аполлона. Может быть, он ежедневно чистит зубы? Не знаю. Но он не блондин, не занимается ни серфингом, ни лыжами, и водит «Форд Эскорт», а не джип.

Плюс Мэнда ведь не могла опуститься так низко, не правда ли? Флиртовать с Берком – это одно. Заниматься с ним оральным сексом – это другое. Это же как надо опуститься! Она стала бы грязной тварью после такого. И безусловно, Берк любит Бриджит. Думаю, он достаточно силен, чтобы контролировать свой член, в то время как Мэнда трясет своими сиськами. Ведь правда? (Ну, пожалуйста, скажи, что это правда.)

Единственная причина, почему я описываю тебе эту мыльную оперу, вместо того чтобы говорить о моем предстоящем визите к тебе через несколько недель, – это потому, что я боюсь сглазить, если буду об этом писать. А я не могу этого допустить. Не могу.

Скрестившая пальцы, твоя Дж.

Август

Пятое августа

ОСТАЛОСЬ ВОСЕМНАДЦАТЬ ДНЕЙ ДО ВСТРЕЧИ С ХОУП!

Каждое сообщение по электронной почте из Лос-Анджелеса от Бриджит, каждая полная плотских наслаждений поездка на машине вместе с Мэндой и Берком, цензурные и нецензурные анекдоты, которые приходится выслушивать от Сары, – все это усиливает необходимость моего скорейшего общения с Хоуп.

Я еду отмечать ее день рождения. Двадцать третьего августа. То, что она будет отмечать свои милые шестнадцать со мной, а не с кем-то из новых знакомых, помогает Мне пережить возникающую ревность, что мне нашли замену.

Это чувство только усилится, если она поступит в частную школу для девочек, в которую она подала заявление. Решение было принято ею в последнюю минуту. У кого-то из ее родственников имеются знакомые в совете директоров или что-то в этом духе. В этой школе великолепная программа по изобразительному искусству, которая поможет ей составить внушительную папку своих рисунков, что откроет дорогу в первоклассный колледж. Замечательные педагоги, прекрасное оборудование, богатые спонсоры. Она с таким восторгом говорила мне об этом по телефону. Я никогда в жизни так не восторгалась ни по какому поводу.

На ее день рождения я записала ей компакт-диск из разных композиций. Он должен помочь установить правильный баланс между искренностью и иронией. Не слишком много «Бека» и не слишком мало «Дюран Дюрана». Не могу чересчур увлекаться «Южным парком» и недооценивать Моби. Я сосредоточу все свои мыслительные способности на этом проекте, пока не закончу его. Мне нужно, чтобы подарок был совершенным. Это надо больше мне, чем ей. Хочу доказать, что я знаю Хоуп лучше, чем кто-либо еще.

Четырнадцатое августа

Я знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Поэтому я вовсе не была шокирована, когда мои планы увидеться с Хоуп провалились. Но была шокирована и расстроена из-за причины, помешавшей встрече.

Хоуп не только приняли в частную школу, но она еще получила стипендию. Это большая удача.

Знаю, что настоящая подруга была бы счастлива за нее. Знаю, что мне не следовало бы расстраиваться по поводу того, что занятия у нее в новой школе начинаются на две недели раньше, чем в обычной средней школе. Но в связи с этим мой визит к ней стал теперь невозможен. Знаю, что мне не следовало бы сердиться, ведь это шаг к заветной мечте Хоуп, воплощение ее в жизнь. В то время как для меня это означает только то, что я опять буду торчать в Пайнвилле и делать то, что и раньше. То есть никуда ни ходить и ничем особенным не заниматься. Мне не следовало бы так злиться, что дела у Хоуп идут намного лучше, чем мои.

Но я злюсь.

Когда я сказала маме, что не собираюсь провести неделю в Теннеси, она радостно воскликнула:

– Здорово! Мы хорошо проведем время вместе!

Нет необходимости говорить, что я решила не бросать свою работу так скоро.

Мне надо идти. Мне нужно отправить Хоуп подарок, если я хочу, чтобы она получила его до отъезда в школу.

Шестнадцатое августа

Мэтью Майклу Дарлингу исполнилось бы сегодня двадцать.

Словно мне и так мало моей депрессии.

Интересно, кому хуже – моим родителям или родителям Хоуп? Хоуп сказала, что отчасти смерть Хиза была облегчением для ее родителей. Они перестали ждать приближения его смерти. Мои родители никогда не ждали, что она придет. Что человек чувствует, когда ждет приближения смерти?

Я никогда не была на могиле брата. Родители никогда не брали меня. Можете ли вы представить, что они чувствуют? Вместо того чтобы выбирать для него плюшевые игрушки, выбирали место для погребения. Они не говорят об этом. Я знаю, что они чувствуют, но не признаюсь в этом.

Мама будет как зомби следующие две недели. Она будет принимать валиум с сегодняшнего дня и до первого сентября – годовщины смерти. Затем прекратит подавать на завтрак, обед и ужин холодную индейку. Больше не будет слез. Полное самообладание.

Папа ведет себя так, словно ничего необычного не происходит. Он ездит на трехчасовые велосипедные прогулки и часами возится с компьютером. Наши разговоры сводятся к тому, что он узнает, сколько километров я пробежала на этой неделе, чтобы подготовиться к легкоатлетическому сезону. Все как всегда.

Иногда я думаю, как бы выглядел Мэтью. Облысел бы он рано, как мой отец, или у него были бы идеальные зубы, как у моей мамы? А может, у него была бы безупречная кожа? Был бы он тощим, как я?

Знаю, что я незапланированный ребенок. Об этом мне сказала Глэдди на моем дне рождения, когда мне исполнилось четырнадцать. Она уже настолько старая, что не может контролировать себя. Поэтому пока Глэдис жевала торт, она поведала мне, что я – «чудесный сюрприз» для моих родителей, которые никогда бы сами «не решились снова на такое». Конечно, это просто более вежливый способ сказать мне, что я была ошибкой.

Бетани всегда считала, что я ее соперница. Вот брат – это совсем другое дело. Может быть, поэтому у нас всегда не ладились отношения с сестрой. С уверенностью можно сказать, что родители были счастливы, что я у них есть – особенно после того, как я перешагнула месячный рубеж. Но иногда они перебарщивают своей излишней опекой и другими занудными родительскими знаками внимания. Тогда я не могу не думать, что они пытаются спасти меня, потому что они не смогли спасти Мэтью. Может быть, в этом настоящая причина, почему они стали такими суровыми с той поры, когда умер Хиз от передозировки наркотиков. Это не из-за того, что они боялись, что он оказал на меня вредное влияние, как я думала раньше. Нет. Смерть Хиза, вероятно, напомнила им об их собственной утрате, и им не хотелось бы пережить это еще раз.

Проклятие, опять я слишком много думаю.

Одно знаю наверняка: если Мэтью был бы жив, мои родители более тщательно следили бы за контрацепцией, чтобы предупредить нежелательную беременность, и, следовательно, такой «чудесный сюрприз», как я, вряд ли бы был возможен. Это я поняла из слов мамы, которая говорила, что в семьях, в которых трое и более детей, «царит настоящий бардак». Поэтому испытываю благодарность к Мэтью за его смерть, а это – грех. Это дорога в ад, если бы я верила в него.

Но сейчас я чувствую себя виноватой, что осталась жива. Почему? Потому что я напрасно прожигаю жизнь. Мне дана эта жизнь, а я, вместо того чтобы радоваться, все время хандрю.

Хуже того, я осознаю, насколько смешна.

Восемнадцатое августа

Прошлая ночь – настоящая катастрофа.

Полная катаклизмов.

На самом деле единственная причина, почему я пишу о вчерашней ночи, потому что считаю, что она интересна с точки зрения исторической перспективы. Я хочу, чтобы мои потомки знали, какое событие переполнило чашу терпения.

Я отработала уже полсмены, как к моему киоску, чтобы кое-что разведать, подошла Мэнда. Она шла так быстро, насколько ей позволяла обувь на высокой платформе.

– Ты можешь попросить кого-нибудь другого подвести тебя домой?

– Нет, а что?

– Сегодня грандиозная вечеринка на Картерет Ейв.

– Ну и?

– Нуууууууу ииии? – передразнила меня Мэнда, нарочито преувеличивая, словно я понимала английский намного хуже, чем Дубок. – Мы хотели бы пойти.

– Мы – это кто?

– Я, – сказала Мэнда.

– И?

– Сара.

– И?

– Берк.

– А ты когда-нибудь задумывалась, что, может быть, и мне тоже захочется пойти?

– Да, лаааадно тебе, Джесс, – ответила Мэнда. – Ты никогда никуда не хочешь идти.

Она была права. Я никогда никуда не хочу идти. Все лето я избегала всех вечеринок и других мероприятий и теперь вижу, какое счастье это мне принесло. Я в еще более унылом настроении, чем раньше. Может быть, добрая вечеринка пошла бы мне на пользу. Жидкая смазка в виде алкоголя помогла бы мне потушить тот пожар, который полыхал у меня в груди. Я слишком много волнуюсь. Мне надо хоть немного расслабиться.

– Я хочу пойти.

Мэнда посмотрела на меня совершенно безучастным взглядом.

– На вечеринку, – сказала я. – Я хочу пойти на вечеринку.

Мэнда подумала, что это самая забавная вещь, которую она слышала в своей жизни. Она буквально согнулась вдвое, ладонями хлопала по коленям, когда смеялась, давая возможность Дубку и его венгерским друзьям заглянуть ей в майку.

– Ты есть говорить меня? – Дубок спросил у Мэнды.

Мэнда теперь не просто смеялась, а давилась от смеха. Я проигнорировала его.

– Я позвоню родителям и скажу, что ночую у Сары, – сказала я. – Они будут рады, что я общаюсь с друзьями.

– Ты серьезно? – спросила она, словно я собиралась перечеркнуть всю свою жизнь, что было не слишком далеко от правды.

– Да, – ответила я. – Я готова к ве-че-рии-ин-ке.

После работы (или неработы в случае Сары) Берк повез нас на побережье, где должен был состояться праздник. Мы прибыли туда около полуночи. Фиеста только что началась, потому что соотношение банок пива на песке к количеству людей равнялось один к одному. Плюс обоим полам еще предстояло смешаться. Хихикающие девчонки держались группами, сжимая в руках пластиковые стаканчики и банки с пивом, заботливо предоставленные им противоположным полом, желающим забраться к ним в трусы. Парни периодически наносили удары друг другу в руки, показывая на девчонок, в чьи трусы они хотели бы залезть.

Хотя мы уже ученики средней школы, но пока мы впустую тратим время на этой вечеринке, потому что это напоминает дни рождения в детском саду, когда мальчики и девочки собираются друг от друга отдельно. Вот когда оба пола соединятся вместе – тогда начнется настоящее веселье.

Радиостанция «Ритмы пляжа» крутила хиты о погоде:

Лето, лето, летняя пора, Танцуй и пой до утра.

– Все еще готова к ве-че-рииин-ке? – спросила Мэнда, стараясь перекричать музыку.

Мне не на чем было вернуться домой. Обратного пути нет.

– Мне очень нужно пиво, – прокричала я в ответ.

Мэнда отправила Берка на поиски выпивки. Вскоре он возвратился к нам, неся в руках кучу банок. Я не переношу вкуса пива. Даже хорошего пива, когда оно холодное, это не было ни тем ни другим. Но я знала, раз уж ты завелся, жуткий вкус не играл никакой роли. Я щелкнула крышкой и втянула столько, сколько смогла, и так быстро, как смогла.

– Ого! – воскликнули одновременно Мэнда и Сара. – Ну ты даешь, девочка.

Я опустошила первую банку с пивом, прежде чем закончили петь «Фреш Принс». За ней последовали первые аккорды знаменитого хита «Бэкстрит бойз» двухлетней давности. Их власть как бесспорных лидеров подростковой поп-культуры закончилась, поэтому отрицательная реакция последовала незамедлительно: толпа начала шикать, прежде чем группа начала играть слаженно.

Кто-то переключил на другую радиостанцию, но было уже поздно. Я уже начала думать о Маркусе Флюти, спрашивая себя, носит ли он футболку с изображением «Бэкстрит бойз» в Мидлбери. Мне хотелось знать, понимали ли другие шутки, как он. Интересно, думает ли он обо мне?

Я достала еще одну банку пива из ближайшего походного холодильника.

Сара и Мэнда едва сделали по глотку, но вели себя так, словно они уже надрались.

– Знаешь, о ком я скучаю? – спросила Сара.

– О ком? – переспросила Мэнда.

– Я скучаю по Хай, – ответила Сара.

– И я, – подтвердила Мэнда.

Я пробормотала что-то в ответ и залпом выпила еще одну банку пива. Не знаю почему, но на какую-ту долю секунды мне показалось, что Сара скажет: «Хоуп. Я скучаю по Хоуп». Может быть, потому, что я еще не размышляла об исчезновении Хай, но до конца дней не забуду, что уехала Хоуп. Дело в том, что если бы Сара сказала: «Я скучаю по Хоуп», я бы стукнула ее банкой с пивом.

– Хай правда реально существовала? – спросила Мэнда.

– Ее тетя сказала, что она, цитирую – вернулась в тот круг, которому принадлежит – конец цитаты.

Это привлекло мое внимание.

– Что? Что это значит?

– Думаю, это означает, что она вернулась в тот город, – сказала Сара.

– Почему она не сказала нам? – спросила я.

– Может быть, была смущена, знаешь ли, после всего того плохого, что она наговорила о чванливых, самодовольных девицах, с которыми ходила вместе в школу, – задумчиво сказала Сара. – Она не хотела встречаться с нами.

Я шнырнула банку в мусорный ящик и схватила другую.

Те «разговоры», которые последовали за этим, не стоит подробно описывать.

Мэнду интересовало, будет ли Бриджит вести себя высокомерно, когда вернется из Лос-Анджелеса. Когда она отправилась на поиски Берка, я выкинула выпитую банку и схватила еще одну.

Между двумя большими глотками пива Сара похвасталась, что потеряла полтора килограмма в первый же день новой диеты на лимонной воде.

Мне нужно абстрагироваться от того, что происходит вокруг меня.

Еще пиво.

Потом еще два.

Я уже отпила половинку шестой банки, когда увидела его.

Его.

Пола Парлипиано.

– БОЖЕ МОЙ! – закричала я Саре в лицо, как обычно поступает надоедливый закоренелый алкаш. – ЭТО – ПОЛ ПАРЛИПИАНО.

Я прижала ладони ко рту.

– О МОЙ БОГ! О, МОЙ БОГ! О, МОЙ БОГ! Я ЗНАЛА ЭТО! Я ЗНАЛА ЭТО! Я ЗНАЛА ЭТО! – закричала Сара, так что мои волосы откинулись назад. – ТЫ ВЛЮБЛЕНА В НЕГО!

Я закрыла ей рот ладонями.

– ТСССССССС… – пробормотала я. – Ведь не ты влюблена.

– Влюблена.

– Не влюблена.

– Влюблена.

Это препирательство продолжалось некоторое время, как обычно это бывает при разговоре подвыпивших людей.

– Я просто счастлива, что ты не лесби, – наконец сказала Сара, ставя на нашем препирательстве точку.

– Ты думаешь, я лесбиянка?

– О, мой бог! Не я!

– Тогда кто? И почему?

– Ну, идут слухи, Джесс, – сказала она. – …Ты ведь не целовалась ни с одним парнем, с тех пор как в восьмом классе встречалась со Скотти.

– Нет, целовалась, – протестовала я, с неохотой вспоминая о Кэле. – Я просто не рассказывала тебе об этом.

– Позволь мне угадать: он живет в Канаде верно? – начала Сара. – Около Ниагарского водопада. И я его не знаю.

Девятнадцатилетний компьютерный гений из Сиэтла, бросивший колледж, звучит не более убедительно. Я не знала, что сказать. Они считают, что я лесбиянка?

– Эй, я – единственная, кто защищал твою гетеросексуальность, поэтому не сердись на меня, – сказала она ненавистным мне тоном всезнающего человека. – Я – единственная, кто указывал всем, что ты чуть не падаешь в обморок, когда кто-нибудь произносит слова: Пол Парлипиано. Поэтому точно знала, что ты влюблена в него. Я знаю это наверняка, как знала про Мэнду и Берка, что они все лето трахаются до того, как их поймала…

Тут уже она закрыла рот ладонями.

О, черт!

– О, мой бог! Не говори никому ничего! – стала умолять меня Сара.

Я была настолько потрясена, что не могла вымолвить ни слова. Мэнда и Берк все лето занимаются любовью, Боже мой. Одно дело подозревать кого-либо. Но совсем другое, когда это низкое предательство подтверждено очень надежным источником.

– Я обещала Мэнде, что никому не скажу. И если Бриджит узнает… – Сара в панике начала метаться, так же как и я раньше. – О мой бог! Мать твою! Обещай, что не расскажешь Бриджит! О Мэнда! О люди! О мой бог! Мать твою!

Я искала Пола Парлипиано. Он был таким красивым! Таким чистым. Ну… Все.

– Джесс! Поклянись, что не скажешь никому!

Мне надо было его увидеть.

– Мне правда не хочется сейчас об этом думать, – ответила я, произнося каждое слово с такой убежденностью, которую можно объяснить большим количеством алкоголя. – Потому что мы с Полом Парлипиано на одной и той же вечеринке первый раз в жизни…

Вид Пола заставил меня замолчать. Вот он рядом, не далее нескольких метров, сидит на песке, скрестив ноги, потягивает пиво, ведет какой-то умный разговор с каким-то идиотом.

«YESSSSSS! ОН НЕ С ДЕВУШКОЙ. Пол Парлипиано так уверен в собственной популярности, что может общаться даже с каким-то отребьем. Это делает его таким привлекательным. И таким доступным», – думала я. А может быть, я сказала это даже вслух. Не уверена. Вот когда начала проявляться алкогольная амнезия. Все, что помню, так это то, что мой мозг, находившийся под воздействием пива, начал что-то говорить о правде, в которую я бы никогда не поверила, не будь я под влиянием вещества, изменяющего сознание. Большое количество выпитого пива – оправдание тому, что случилось потом.

Да. Это оправдание. Но довольно неубедительное.

Судьба привела меня и Пола Парлипиано но одну и ту же чертову вечеринку на пляже.

Он уезжает в колледж. Это мой последний шанс, КОГДА-ЛИБО сказать ему, что я чувствую.

Если я не скажу ему, то буду жить в агонии, а затем умру в одиночестве.

Я должна ему сказать.

– Извини меня, – сказала я Саре, которая гладила мои волосы и все еще умоляла никому ничего не говорить. – Мне надо подумать о своей жизни.

Итак, начался самый ужасный этап в моей юной, полной мучений жизни.

Помню, как посмотрелась в боковое зеркало припаркованной поблизости машины, оценивая свой вид.

Помню, что подумала, если мои волосы будут выглядеть хорошо, Пол не заподозрит, что я пьяная.

Помню, что нашла прическу абсолютно нормальной.

Помню, как, шатаясь, подошла к Полу Парлипиано и плюхнулась на песок между ним и тем парнем.

Помню, как сказала: « При-веееееееет», и Пол Парлипиано в ответ сказал: « Привет», а тот парень ничего не ответил, встал и ушел прочь.

Помню, как он сказал: « Ты в команде по легкой атлетике. Джессика. Верно?»

Помню, как фейерверк осветил его лицо.

Помню, что говорила ему, как я восхищалась его грацией и ловкостью, когда он прыгал через препятствия: РАЗ, ДВА, ТРИ – ВОЗДУХ. Как он поддерживал меня на легкоатлетических соревнованиях и как я не могла поверить, что это означает, что я существую в его жизни, хотя бы на короткое время, но это так много для меня значило, потому что я уважаю и даже люблю его, хотя логика и разум говорят мне, что я не должна ничего испытывать к нему, потому что едва знаю, но мне все равно, потому что я люблю и хочу, чтобы он знал, что я не жду взаимности, но я очень, очень, очень хочу его, потому, что только он любил бы меня такой чистой любовью, поэтому я хотела знать…

Помню его улыбку, означавшую: «Мне стыдно за тебя».

Помню, как все внутри меня перевернулось.

Помню его слова, которые я никогда не забуду: « Тебе просто кажется, что ты меня любишь. Если бы ты знала меня, ты бы поняла это».

Потеря сознания.

Я проснулась сегодня на полу в спальне Сары, не помня ничего. К несчастью, Сара с радостью заполнила Большой Каньон – то есть провал в моей памяти.

Вам нужно знать одну ужасную вещь: меня вырвало прямо на туфли Пола Парлипиано, после того, как я призналась ему в любви, но до того, как ушла.

Меня, Джессику Дарлинг, вырвало на туфли Пола Парлипиано.

Девятнадцатое августа

Меня вырвало на его туфли.

Я навеки останусь в памяти Пола Парлипиано «пьяной девицей, которую вырвало на его туфли».

Я хочу умереть. И то, что я не могу рассказать об этом Хоуп, только ухудшает мое состояние. Думаю, она не одобрит мое идиотское поведение. И конечно, не выскажет сочувствия, которое мне так сейчас необходимо.