Текст книги "Путешествие в молодость (СИ)"

Автор книги: Мефодий Отсюдов

Соавторы: Эдуард Поляков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3. Собрались старые друзья

Яву, яву, взял я на халяву.

«Сектор газа»

Подпевал я смартфону, радуясь удачной находке.

Выгнать любимую технику из гаража труда не составило. Но вид и состояние, в котором пребывала моя красавица делал глазкам больно.

– Дело было вечером, делать было нечего, – подбодрил я себя оглядывая бабкины владения в поисках ведра и тряпки.

Фронт работ предстоял немалый. Во первых, нужно было раскидать хлам, скопившийся в коляске моего мотомонстра.

Первое, что обнаружил в коляске – гнездо. Судя по размерам и помету крысиное. Потом на землю полетели старое одеяло, фуфайка, погрызенный крысами резиновый сапог, оказавшийся подозрительно тяжелым. Опасаясь заглядывать внутрь, а ну как там затаился хвостатый и весьма мерзкий, для уже городского жителя, длиннохвостый грызун, я перевернул сапог и потряс его.

Опасения не подтвердились. На землю брякнулся мятый бутыль с яркой надпись на этикетке “Блейзер”. Внутри даже еще что-то плескалось. Я смачно облизнулся, а потом скривился, вспомнив этот незабываемый вкус деревенского детства. Почуяв неладное, печень предательски ёкнула.

Чтобы успокоить впечатлительный орган пришлось брезгливо пнуть початый флакон с элитным пойлом нцатилетней выдержки в разрастающуюся кучу мусора. Следом в эту же кучу полетел гандон, судя по всему использованный. Возможно даже мною. Дырявый носок, три полупустые пачки “Святого Жоры”. Вершину мусорной пирамиды украсил граненый стакан, покрытый какой-то коричневой дрянью.

Спустя пару часов, старушка юности моей, отмытая до состояния “ипать-привет, как чисто” сверкала в лучах заходящего солнца так, что одной рукой я полировал бензобак, а другой вытирал слезы счастья. На первый взгляд к покатушкам все было готово. Но…

– Обломинго, – констатировал я, разглядывая совершенно пустой бак, в котором не то что бензина, даже запаха его не было.

Вместо знакомого аромата разбодяженого семьдесят шестого из бака перло олифой.

Из размышлений о превратностях судьбы и летучести бензина меня вывел рев мотоциклетного мотора в равных пропорциях смешанный с мальчишескими воплями и треском ломающегося штакетника.

– Таран – оружие героев, а в нашем случае – дебилов, – провозгласил я и отправился на разведку.

Картина за воротами, что называется, была маслом. Любимый бабкин палисадник, который она берегла хлеще, чем кащей ту иглу, подвергся вероломному вторжению мотоциклетной братии в лице Чижика. Я по “Чезетке” его опознал.

– Видимость – ноль. Иду по приборам? – поприветствовал я пилота. – Ты, дебил или как? С закрытыми глазами катаешься?

Из куста пионов раздалась нечленораздельная речь замешанная на боли и непечатных словесных оборотах великого и могучего. Спустя несколько секунд из зарослей восстал и источник голоса.

– Ты шлем задом наперёд носишь? Или на ощупь катаешься? – наседал я. – А белая трость тогда где?

Окинув меня злобным взглядом, юный байкер вытаращил на меня глаза и замахал руками.

– Ты, пенсия, какого там вчера накрутил? – вопил Чижик. – Нубас, зашквар на изи подкинуть решил? Хочешь, чтобы я рипнулся? Точнее, чтобы батя меня рипнул за этот чермет, который ему дороже меня? – наступал Чижик.

– Стоять, миллениал. Я не понял. Нихрена. Голос на два тона пониже, когда со старшими разговариваешь. А потом внятно и по делу, – скорректировал я юнца.

– Пранкануть меня решил?

– Про русский язык слышал? В нём есть слова. Подлежащее там. Сказуемые. Если эти слова выставить в правильном порядке, получается предложение. А если поменять слова местами то рождается интонация. Например, наша Таня громко плачет. Или – плачет наша Таня, громко. Понимаешь? Это и есть великий и могучий русский язык. Напряги башку, тиктокарь, и попробуй внятно изложить суть своих мыслей, – взывал я к разуму подрастающего поколения.

– Ты чего такой токсичный? Байтишь меня? – буркнул малой.

Я нихрена не понял. Но было видно, что парень разошелся. Кровь, сочившуюся из разбитого носа, не замечал. Да и джинсы разорванные по шву на заднице его по ходу волновали меньше, чем его драндулет.

– Сученыш, ты забыл что не в интернете? – уловив суть начал заводиться я. – Сюда иди. Будем учить тебя вежливости и русскому языку, если родители не научили, – проорал я, решив, что школьник меня недурственно так обложил на неизвестном мне наречии.

Словесная перепалка зашла в тупик. Решил действовать проверенным способом: привлечь в качестве аргумента штакетник. А там и поговорим на понятном языке. Дрын поддался легко. Малой завис, и, прикинув хер к носу, удрал в закат.

– Беги, Форест, беги, – проорал я вслед легкоатлету, помахивая дрыном. – А я пока тебе мотик до ума доведу, чтобы знал, как со старшими разговаривать.

Месть я решил сотворить донельзя примитивную, но действенную. Выкрученные ниппеля полетели в бензобак. А через минуту компанию им составили и бронепровода. Удовлетворившись, я вместо обломанной подножки подставил под мотик "терпилу" – пенёк, что валялся во дворе и присев на завалинку с наслаждением закурил.

– Да, а деревенька то изменилась. Раньше то дома досками подгнившими были обшиты, а сейчас сплошь китайским сайдингом, – подивился я, окидывая затуманенным ностальгией взором родные пенаты. – Как говорится, и до нашего захолустья тяга к дешевым понтам добралась. Не русская глубинка, а техасский колхоз какой-то, – вздохнул я, делая финальную затяжку.

Не успел бычок отправиться в последний полет, как из-за поворота, ревя мотором выскочил внушительных размеров внедорожник. Красивый полицейский разворот и четырехколесный монстр застыл буквально в паре метров от бабкиного палисадника, едва не смяв “Чезетку”. Стоило навороченной тачке замереть, как водительская дверь едва не слетела с петель от сильного удара.

– Это кто это тут такой бесстрашный? – проорал владелец внедорожника с видом хозяина вселенной вываливаясь из салона.

Я молчал, стараясь сохранить спокойствие. Хотя в присутствии тучного мужчины с тяжелым взглядом злого начальника всего и вся, сделать это было непросто. Чтобы унять дрожащие руки я вновь вооружился оторванной штакетиной.

– Штангисты и каратисты по одному. Остальные можно кучей! – подбодрил я себя, примеряясь к куску дряхлого дерева.

– О как, – отчего-то обрадовался мужик.

Я знал что внешность обманчива и уже прикидывал пути отхода, но толстячок с такой скоростью метнулся к багажнику и появится вновь поигрывая внушительных размеров бейсбольной битой. Запахло жареным, а в морду получать не хотелось совершенно.

– Бать, вломи ему, он твой мотик сломал и мне в ухо заехал, – подначивал мужика малолетний пилот “Чезетки”.

– Гы, – радостно воскликнул батя и замахнулся.

Помирать, так с музыкой, – подумал я встал в боевую стойку киношного ниндзя.

– Кууууяяяяя, – предпринял я психологическую атаку. – От сейчас кто-то огребёт! Сейчас я этой палочкой буду дубасить двух урок, один из которых малолетний инвалид на всю голову, – подбадривал я себя, сыпля цитатами из любимого фильма юности в правильном переводе.

Психологическая атака принесла свои плоды. Мужик застыл с открытым ртом.

– Опа на… Санек, ты ли это? – опуская спортинвентарь поинтересовался мужик.

– Ну, – отозвался я.

– Не узнал что-ли?

– Эээ, – промямлил я, пока мозг анализировал вводные данные.

По виду передо мной стоял и лыбился типичный бандос из девяностых, или как сейчас говорят "индивидуальный предприниматель".

– Кандидат ты в депутаты. Друга не вспомнил, – расстроено протянул незнакомец.

– Серега? – удивился я. – Краб? А, блин, извиняй, Крабов.

Вот уж совсем этот боров не вязался с воспоминаниями поджарого "Депутата", что в юности в одиночку. Несмотря на свою неуклюжую фамилию, нагибал по три-четыре человека за драку.

– Вот он. Тоже мне, друг детства. Не узнал, сучёныш. Хотя ты на морду тоже сильно изменился. Да и не только на морду. Был же тощий как Кащей. А тут, смотрю, отожрался. Я тебя, считай, по выражениям и наглому профилю только и узнал, – сознался Серега.

– На себя посмотри, – Усмехнулся я. – Рожа шире газеты, – попытался отмазаться я. – Как говорится, богатым будешь!

Старый друг рассмеялся.

– Да я вроде и не бедствую, – кивнув в сторону джипа, усмехнулся Серега. – Колхоз после прихватизации поднимаю.

– Оно, по подбородкам и мешкам под глазами хорошечно заметно, что не досыпаешь и не доедаешь, – подколол я друга.

– Бать, он мне в ухо двинул, – робко пискнул выглядывавший из-за салона авто мелкий подстрекатель.

Серега шумно вздохнул, повернулся и неспешно подошел к машине.

– Так говоришь, он тебя обидел? – указывая на меня битой, поинтересовался друг детства.

– Ага, – подтвердил подросток.

– Свистит Баклан, – парировал я.

Чтобы в красках описать ситуацию, мне потребовалась всего пара минут.

– Он вчера мне что-то там подкрутил, а сегодня у меня мотик с ума сошел. Я газ отпускаю, а он не сбрасывается, – отмазывался юный байкер. – Я с управлением не справился. Это он виноват. И вчера он еще катался на “Чезетке” и меня чуть не разбил, и бардачок поцарапал, – продолжал он гнуть свою линию.

– Держаться нужно было, – хмыкнул я.

– От жешь сучонок, – начал заводиться Серега. – Свистеть бате вздумал, значит, – грозно вопрошал главарь местных колхозников.

Почуяв неладное мелкий попытался ретироваться в направлении дома. Но Серега был быстрее.

– Свистеть, что пацаны пили, а на тебя дышали и потому от тебя пахнет моим вискарем, матери будешь, – орал на сына Серега, отвешивая ему звонких лещей. – Крысятничать удумал? Я из тебя эту дурь повыбью. Золотая молодежь, ёпрст. Все залеты его прикрываю, а он пользуется этим. Так ещё и уважаемых людей подставляет!

Экзекуция продолжалась недолго. Жертва Серегиного гнева извернулась и вырвалась на свободу.

– Дома разговор продолжим, – пригрозил фермер.

– Бать, ну не надо, – надавил на жалость малой. – А то я матери все расскажу.

– Нет, ты видал, – возмутился Серега. – Пригрел змееныша. Жируют на мои бабки и еще условия мне выдвигают.

– Серый, да забей ты на них, – вклинился я в семейные разборки. – Давай лучше выпьем, поговорим. А? Как раньше.

– Уболтал, чертяка языкастая, – кивнул Серега. – С меня магарыч, с тебя закусон и стол.

Закинув биту в машину Серега почесал затылок и подозвал сына.

– Иди сюда, засранец мелкий. Косяк свой будешь натурой отрабатывать. Притащи ка мне золотая рыбка бутылочку из шкафа моего волшебного.

Пока гонец метался кабанчиком, мы вытянули из палисадника пострадавшую технику.

– И чего малой развопился то? Тут всего то, тут подтянуть, фару поправить, тормоза проверить и разобраться, какого ляда газ запал, – резюмировал Серега. – Правда, колеса что-то спущены, броников не видно.

– Сорян, с этим я помог, – признался я.

– Да теперь то пофиг уже. Ты же починишь это, по старой дружбе, а? – похлопал меня по плечу Серега.

– Ты же знаешь мои расценки. Я как на заправке: меньше двух литров – даже не подходи.

– Хера се, – возмутился друг детства. Денег нет. Совсем нет. Мне тут школьному директору в доме окна поменять, а в школе шторы обновить, краску половую и айфон одиннадцатый учителке одной обещал, – начал клянчить Серый, как будто я прямиком из налоговой к нему явился.

– Совсем старый стал, да? Шуток не понимать? Загоняй свой дрышпак ко мне во двор, – заулыбался я. – Щас будем поглядеть, если компанию составишь.

Пока мы с другом детства, вспоминая чё и как, где и зачем, заталкивая многострадальный “Чезет” ко мне во двор, гонец принес радостную весть, объемом один литр. Лимонов не было. За закусью пришлось топать к бабуле, совершенно не довольной развивающимися событиями. А чему радоваться то? Любимый палисадник затоптали, забор сломали, к внуку друг пришел, бухать будут.

– Мож вам самогонки плеснуть, а то опять напьетесь шмурдяка своего? – ворчала бабка, протягивая мне газетный сверток и подозрительно рассматривая Серегу, застывшего перед ней с литровой бутылью в руках и выглядывающего из-за его спины подростка.

– Это чистокровный односолодовый шотландец, – попробовал оправдаться Серега.

– Ага, – усмехнулся я. – Это маркетинговый ход. Сам таким занимался и пил эту дрянь. После стакана во рту такое ощущение, что вместе с троллями на болотах торф жрёте.

– На апельсиновых корках и недельных носках настоянная значит, – вынесла вердикт бабка. – Я тут вам сальца да хлеба серого порезала. Вы закусывайте там, а то опять мне весь двор заблюете.

– Ба, ну харош, а. Когда это было то? – возмутился я, вспоминая многочисленные неловкие моменты, случавшиеся во время дружеских посиделок и тяжелый бабкин взгляд поутру, мотивирующий меня идти бороться с последствиями вчерашнего веселья.

По сложившейся традиции банкет по случаю встречи старых друзей организовали у меня во дворе. Как и в старые добрые времена “Чезетка” стояла рядом с моей “Джавой”. Серега разливал, а я, засучив рукава, погрузился в недра карбюратора. Мелкий подстрекатель прикинулся шлангом и заныкался в недрах отмытой люльки.

– Сам как? Какими судьбами в родные пенаты? – поинтересовался Серега, наливая по первой.

– Надоело все. Стукнуло мне тридцать пять вот и решил выбрать новый вектор развития, – попытался сумничать я.

– Понятно, а я вот фермерствую. Хера се, во у тебя бабка дает. Сала с чесночком на закусь к вискарю положила.

– Да не кипишуй ты. Сальцо мы так пожуем, а если пойло достойное – мы и без закуси посмакуем, – успокоил я друга.

– И то правда, – согласился Серега. – После школы я в армию, потом институт. Батя так захотел, – продолжил он свой рассказ, закуривая ароматную сигару. – А когда я отучился, батя заболел. Пришлось возвращаться и хозяйство принимать. Туда-сюда вот и поднялся немного. Женился. Сын растет. Чего с ним делать, хрен его знает. Семнадцать лет оболтусу, а его кроме мобильного телефона и игрушек компьютерных нихрена не интересует, – кивнул в сторону люльки Серега. – Мы то с тобой в его годы, хотя ты сам тогда звездюком был.

Из мотоциклетной коляски презрительно хмыкнули.

– Ты на сколько меня младше то? – не обращая внимания на сына поинтересовался Серега.

– На семь лет, – с неохотой напомнил я.

В нашей компании я был самым младшим и очень не любил, когда мне на это указывали. Хотя с другой стороны, все прелести юношества я познал лет на пять раньше своих городских сверстников.

– Ага, – согласился Серега. – Помню, Мелкий.

От упоминания ненавистной юношеской клички я скривился.

– Вот не поверишь, я ему “Чезетку” свою подарил, так он нос воротит, – продолжал откровенничать Серега. – Говорит, накой мне этот хлам. Его любой мопед порвет. А то, что на этой “Чезетке” моя юность прошла, скольких девок она на сеновал отвезла… Можно сказать, жизни меня научила и в большие люди вывела.

Было видно, что друг изливает мне душу. Мне оставалось только кивать и любовно перебирать чезетошный карбюратор да наслаждаться приятным времяпрепровождением компании старого друга.

– Нет, ты прикинь. Мопед какой-то китайский мою “Чезетку” сделает. Вот наглец. Да там рама из стали марки "пластилин 3"! Я себя в пример ставлю, вот мол, я вернулся на родину, батино дело принял. Преемственность поколений. То да сё. А он лыбится. Мол, чего в вашем колхозе делать. Я в тик-токе больше заработаю, чем ты на своих полях, – злился дружан опрокидывая один стакан за другим, а в перерывах смачно хрустя чесноком с салом.

Меня такие гастрономические изыски не впечатляли. Закусывал рукавом.

– Ну так пусть попробует, – С усмешкой ответил я другу. – Я же в рекламе варился. Его сто подписчиков сколько ему принесут? Копеек двадцать? На жвачку то хватит?

– И не говори, Мелкий. Я для него, видите ли, не авторитет. А какой-то хер патлатый в пидорской одежде – авторитет значит. Этот хер ролики тупорылые снимает. Подписчиков море у него. А то, что я хозяйством руковожу, живыми людьми управляю и мое слово для них закон, что спиться и с голоду сдохнуть им не даю, это все херня, – неподдельно возмутился Серега. – Да этого гандона модного щас в наше село привези и выпусти одного на улицу. Пиздец ему будет. Не изобьют, так с голодухи сдохнет. Руки-то под хер заточены! – уже орал Серега.

– Да ладно тебе. Перебесится. Поймет, что ты ему добра желаешь, – уговаривал я товарища. – Себя вспомни. Помнишь когда твои мысли о том что "батя ни хрена не понимает" плавно трансформировались в "а ведь батя то всё хорошо понимал".

– Да иди ты. Наливай лучше.

– Было бы чего, – протянул я, огорченно перевернув бутылку из которой в стакан друга упала всего пара капель.

Почесав затылок, Серега впялился в меня пьяными глазами.

– Ща я гонца зашлю. Пусть искупает косяки, работая во благо общества.

Услышав знакомую фразу, я лишь хмыкнул. В далекой деревенской юности именно меня, в силу возраста и статуса, меня практически всегда использовали, как гонца. Были в этом и свои плюсы.

– Матвей, – заорал Серега. – Мотя, мать твою. Ходи сюда. Дело есть!

Из коляски моей “Джавы” показалась всклокоченная голова.

– Чего тебе, – недовольно буркнула голова, окинув меня оценивающим взглядом.

– Сгоняй до Танюхи. Возьми портвейн три топора. Скажи, Санычу берешь. Она даст, – тоном, не терпящим возражений, выдал Серега. – Батя молодость вспоминать изволит!

Голова кивнула и растворилась в вечерних сумерках.

– Это для тебя я Серега, а остальные меня теперь только как Сергея Александровича признают. Ну а для близких – Саныч. Статус ёпрст, – едва не навернувшись с пенька, заменявшего ему стул выдал друг.

Я лишь ухмыльнулся, в глубине души завидуя Сереге – Санычу. О его судьбе я так или иначе знал. Я уехал из родного Бухарино, когда Серега уже учился в универе. Вроде ничем не примечательна его судьба, а меня начала глодать зависть. Я как был Санькой или Мелким, так им и остался. А Серега теперь Саныч. Статус.

– Дай угадаю, сидишь вот, завидуешь мне. Статусу моему завидуешь. Угадал? – словно прочитав мои мысли, прервал паузу бухой дружан. – А я тебе так скажу. А я тебе завидую. Из-за этого долбанного статуса мне отдохнуть даже нормально нельзя. А знаешь, как хочется. Как раньше, – пустился в откровения друг.

Я хмыкнул.

– Так ты отбрось стереотипы и раздвинь рамки дозволенного, – состроив философскую морду, мотивировал я. – На один вечер отбрось всё, что тебе мешает и сделай то, что тебе не позволяет статус или воспитание. Ощути вкус жизни и сладость похмельного стыда, – разошелся я.

– Хера се ты задвинул, – удивился Саныч и разглядывая меня сквозь пустой стакан.

– Харе грустить, – продолжал я давить интеллектом. – Вся наша жизнь состоит из сиюминутных удовольствий. Посмотри на меня. Встал я утром, посмотрел в окно и так мне это все осточертело. И вот через пару “мгновений”, – я сделал характерный жест пальцами, – сижу в компании лучшего друга. И вообще все круто.

Саныч заулыбался. А в его глазах забегали озорные огоньки.

– Слушай, а погнали на дискач. Как раньше. В Любавино, – предложил фермер, пытаясь встать с пенька. – Драку не обещаю. Меня за неё мандата лишат, но хоть развлечемся.

– О, узнаю старого друга. А то захандрил он мне тут.

Запыхавшийся Матвей, он же Чижик, вернулся минут через пятнадцать, когда его отец пытался оседлать реанимированный “Чезет”.

– Саныч, да ты на ногах не стоишь. Давая я за руль сяду, – пытался я уразуметь друга.

– Ссышь?

– Я нет, а вот ты до дискача не доедешь. Максимум – до окраины деревни.

– Обломщик хренов. Сергеевич, кам цу мир. Сядай за руль. Батю повезешь, – изменил стратегию фермер.

А я? – неподдельно удивился я.

– А чего ты? У тя же вон, коняка запряженный.

– Горючку гони. У меня топлива голяк.

– Вот ты Мелкий. Ладно. Отсасывай сколько тебе нужно, – великодушно разрешил Саныч.

Чижик, услышав знакомую фразу, схватился за живот. По-видимому, представив что-то свое.

Минут через пять мы совместными усилиями смогли наполнить пятилитровку бензином и отцепили коляску. А то не комильфо как то было. В финале нашей эпопеи парой подзатыльников успокоили Чижика, беснующегося в истерике от нашего сленга.

Чтобы не беспокоить бабку, мотоциклы решили отогнать от дома подальше.

– Прям как раньше. Мелкий, помнишь, как ты отхватить боялся, – лыбился Саныч.

– Серег, хватит меня так называть! – разозлился я. – Во первых я вырос давно, а во вторых у меня имя есть!

– Мелкий, не ломай кайф, а, – с издевкой пробасил Саныч.

Кайф, как считал состоявшийся фермер, обломил бабкин пес Кабыздох. Дворовая скотина, всю попойку с интересом наблюдавшая за нами, решила проводить нас такой тирадой, как будто мы ему в кашу насрали.

Ночной забег завершился секунд через сорок, когда мы абсолютно выдохшиеся упали на траву метрах в ста от бабкиного дома. Отдышавшись и пополнив в организмах запас портвейна и никотина, а также избавившись от давившего на мочевой пузырь конденсата, стали готовиться к поездке: выпили на посошок, а потом на легкий ход поршней.

Но обряд должного эффекта не принес или кто-то филонил. Все мои старания были тщетны. “Старушка” не заводилась.

– Искру проверить надо. Там провод есть, снимаешь и палец туда суешь. А я дрынкну, – оживился Чижик.

– Я те дрынку. Научил на свою голову, – огрызнулся я.

– Он чё, повелся? – оживился Саныч, кивая на сына.

– Было дело, – подтвердил я.

– Красава, – заржал Саныч. – А то я смотрю, сын на глаза умнеет.

– Угу.

– А у тебя аккум то не сдох? – продолжал сыпать советами Чижик.

– Мля, – удивился я.

– Серега, он нормально говорить умеет, – завопил радостный Саныч. – Сына, иди сюда, обними батю.

Наблюдая, как Чижик пытается вырваться из объятий пьяного отца, я лишь умиленно вздохнул. Мотоцикл то не заводился. Да и про аккумулятор я не подумал.

– Остается толкать. Он свое отжил, – поставил диагноз товарищ, когда я извлек из мотоциклетных глубин покрытий окислами аккумулятор.

Наскоро заизолировав провода, во избежание замыкания, я встал в боевую стойку и под задорный вопль Саныча “Погнали” стартанул в направлении Любавино. Метров через тридцать забега мотик, смачно стрельнув бензо-воздушной смесью, весело затарахтел.

– Есть контакт, – радовался Саныч. – Чижик, давай за руль. Надерешь задницу этому городскому пижону, я тебе новый айфон куплю, – вопил воодушевленный батя.

– Хер тебе, а не айфон, – осклабился я, прыгая в седло. – Молоко с губ сотри вначале.

С места мы рванули не сговариваясь. Ну как рванули. “Чезетка” резво прыгнула и заглохла. А я, забыв включить свет, влетел в канаву.