Текст книги "Путешествие в молодость (СИ)"

Автор книги: Мефодий Отсюдов

Соавторы: Эдуард Поляков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Чиж усмехнулся.

– Я перед тем, как ее домой отвезти, это же самое спросил. Ксюха сказала, что секса ей не хватает. Муж пьет неделями и, соответветственно, на нее даже и не смотрит.

– А чего тогда не разведется? – попытался я подловить паренька.

– А он когда отойдет, то все пропуски восполняет. С лихвой даже. Ксюха так сказала. Она как про это рассказывать начала, с таким придыханием говорила, что я не удержался и отомстил загульному Петрухе.

– А может лучше каждый день по разу, чем за неделю тридцать раз? – усмехнулся я, вспомнив свою зоотехническую извращенку.

– Может, – согласился рассказчик. – Когда все закончилось, Ксюха разревелась, а потом успокоилась и разрешила приезжать к ней, когда её муж в очередной загул уйдет. А вот когда он в завязке, чтобы даже и не думал. В это время ей никто кроме Петьки не нужен. Типа, прибор у него такой, что ему даже мерины завидуют.

– Всем известно девки любят не за милое лицо, а за длинный хер горбатый и за правое яйцо, – назидательно произнес я.

Чиж задумался.

– А ты откуда знаешь? Тебе тоже говорили, что кочерыжка коротковатая? – попытался поддеть меня юнец.

– Вот дярёвня, – не выдержал я. – Эту мудрость, как ты выразился, нафталиновая группа озвучила еще в то время, когда ты у бати в яйцах обитал.

– Я так и понял, – подмигнул мне товарищ.

История закончилась, Чиж замолчал. Я сидел, курил и наблюдал за своим подопечным.

– Я сначала на Ксюху обиделся, за то, что в мелкочлены меня записала. А когда домой ехал, отошел. Думаю, это не член у меня короткий, а манда ваша мадам Ксения раздолбанная. И вообще, чего на этом зацикливаться, нужно на остальных проверить. Так что, теперь на моем счету целых три тёлочки, – горделиво ударив себя в грудь, выдал юный ёбарь-террорист. – Поначалу дело не шло, так я просёк твою тему с гитарой и попросил того чувака из Любавино мне показать пару песен. Сработало. Пока песню на улице учил, тян склеил, а третьей – Натаха стала. Ты когда её выгнал, я до Любавино её подвёз. Сказала, что я лучше тебя трахаюсь.

А вот это уже был перебор.

– Мне батя твой добро на воспитание прогрессивными методами дал. Так что, без обид, – растягивая слова, произнес я, поднимаясь с лавочки. – Натаха это тебе сказала, чтобы мне насолить. Знала сучка, что ты хвастать будешь. Что огулял ты её – мне пофиг. А вот, что базар фильтровать нужно, ты забыл, – назидательно произнес я, снимая с себя кожаный ремень с увесистой бляхой.

Чиж, почуяв неладное, засуетился и попытался слинять. Хер он угадал. От меня так просто не уйдешь. Воспитательный процесс проходил под вопли и матюги косячника.

– А насрать, что не гуманно, зато действенно, – резюмировал я, отпуская звездюка. – Пару дней на пузе поспишь, зато базар фильтровать начнешь.

Крыть балбесу было нечем. Да и хлестанул то я его по заднице всего-то пару раз. И то за дело.

– Завтра к обеду отойдешь, придешь ко мне. Музицировать будем. И гитару мне нормальную найдёшь! Продинамишь, у меня напоминатор всегда при себе. Так что, не ссы малой. К осени всю дурь из тебя повыбьем и сделаем из тебя четкого пацана, – подмигнул я Чижу.

– А без рукоприкладства не умеешь что ли? – насупился охламон.

– А мне так легче, – рыкнул я. – И наглядное действие имеется. Ты вон три недели назад только и мог, что ныть и за чужой жопой прятаться. А сейчас?

Малой почесал задницу и задумался.

– Харош себе чужое то приписывать! Я сам до всего дошел, – возмутился он.

– Ага, как же сам. Умелое психологическое давление, мотивирующие подзатыльники и личный пример, – перечислил я. – Вот цена твоих побед. Тебя пинками и пиздюлями заставили сделать первый шаг. Как сейчас модно говорить, за химо вышвырнули из зоны комфорта, показали тебе модель поведения и ты успешно освоился в новой среде обитания в качестве индивида, а не биомассы. И сделал то, о чем в начале лета только мечтал, – рассусоливал я.

– А, ну да. Пока вы с батей водку квасили, всё и случилось, – порушил образовательный момент Чиж.

Я лишь головой покачал. Чего дебилу объяснять хитрости продуманного плана. Который, правда, был нцать раз переигран. Ну да не суть. Первый шаг то малой сделал, оторвался от мамкиной титьки (кстати, надо будет уточнить у Саныча, куда он жену то дел) и отошел от фермерской протекции. Ну почти.

– А ну шагом марш, в сторону дома раны зализывать! – прояснил я ху из ху. – И чтоб до фестиваля никаких баб. Всё, пост у тебя начинается! Точнее этот, как его. А, вспомнил, целибат! Загуглишь чего это такое, если тупой и слов таких не знаешь!

Глава 20. Звезда колхозного масштаба

Я стал знаменитым – я вам не чета

Я – супермен, я – поп-звезда

Я по улице иду, не замечая никого

О-о-о

Я вчера под фанеру пару песен слабал

Три калеки мне похлопали, и я звездою стал

Кроме меня все музыканты – дерьмо

О-о-о

«Сектор Газа».

Наигрывал я на древней гитаре незамысловатую мелодию малопопулярной, но несущей глубокий смысл песни “Звёздная болезнь”.

Про кого пел Хой, мне доподлинно неизвестно. В моей же интерпретации композиция адресовалась Чижу.

Свою верную «бобровку» я давеча откопал в бабкином чулане. Выпущена она была в восемьдесят лохматом году, в славном городе Боброве – центре советского гитаростроения. Бабкин чулан оказался идеальным местом для хранения не только хлама, но и отечественных акустических гитар. Корпус, со следами былых пьянок, сохранился идеально. Даже не отсырел и не покорёжился ни разу.

А вот струны сгнили. Но тут мне Чиж на помощь пришёл. Точнее батя его спонсорскую помощь оказал. Так что, у нас теперь гитарный дуэт вырисовывался.

Хотя, я опять слегка перескочил в повествовании. А дело было так.

Получив по заднице, Чиж ретировался обдумывать своё поведение. На следующий день после нашей беседы с участковым, усатый блюститель правопорядка натянул деревенских самогонщиков по полной программе.

Пригрозив сельчанам введением жёстких санкций, он, насрав на все статьи, нормы и нормативы отечественного законодательства, ввёл мораторий на производство домашнего алкоголя.

Несогласных и особо умных, вопивших, что для себя гнать можно, озверевший майор закрыл на пару дней в райотделовской кутузке.

На тихих жалобщиков, прилюдно молчавших, но в тихую строчащих кляузы во все инстанции по любому поводу, Петрович наваял такие компроматы, что искатели справедливости прониклись и обещали не отсвечивать до скончания лета.

В Любавино и в Бухарино озверевшим участковым брага была уничтожена под ноль. Бабы в голос выли, а мужики слезой давились, видя, как бессердечный блюститель правопорядка опустошает тару с вызревшей бражкой, путём переливания жидкости из фляг в компостные ямы, под садовые деревья и другую огородную растительность.

– Ещё спасибо за урожай потом скажете, – глумился участковый.

Готовый продукт у населения был реквизирован и томился в закромах любавинского участкового пункта полиции. Отобранный самогон мент пообещал вернуть пострадавшим от ментовского произвола сразу после отбытия городских гостей в родные пенаты. Объединённые общим горем любавинцы и бухаринцы, в отместку решили забить на работу.

Не прокатило.

Местные агро-магнаты таких люлей им ввалили, что работягам обоих полов пахать пришлось от этого дерева и до вон того столба из соседней деревни.

Без перерыва на обед и прочих льгот.

Разобравшись с населением лысый импотент, и это одно из самых культурных и безобидных прозвищ, данное Петровичу сельчанами, прикатил в гости к моей бабке.

– За неделю до праздника мораторий на алкогольную продукцию домашнего производства будет частично снят. Новая брага не вызреет, выгнать не успеют, – уверял Петрович, крайне довольный проведенным оперативным мероприятием. – Я пару раз ещё подворовый обход проведу, нарушителей моратория показательно покараю! Так что, как говорится, вам и карты в руки. Смотрите мне! Не обосритесь, бизнесмены херовы! И чтобы потравленных не было! – наставлял участковый меня и Чижа, явившегося по зову участкового.

За выданные люля малой на меня всё ещё злился, и я даже очканул слегка, не сдаст ли…

– И чтобы ни одна собака не узнала, чего вы тут готовите! – продолжал нудеть Петрович. – А то если нечаянно кто-то из мужиков узнает, кто инициатор сухого закона, эх и не поздоровиться кому-то, – тыкнул он в меня пальцем.

Подставлять ретивого борца с “зелёным змием” и конфликтовать с пострадавшими от ментовского произвола местными бутлегерами нам было не с руки. Чиж побурчал для приличия и согласился мутить бизнес по тихой грусти в бабкиной бане.

Бабку, естественно, в курс дела ввели. Старушка заверила, что на неё можно положиться и нашу тайну она унесет с собой в могилу.

На второй день после визита участкового я бегал по двору, как в жопу ужаленный. Нужно было срочно найти кучу тары, в которой можно сотворить брагу. Параллельно я прикидывал, а где бы надыбать сахар. Да побольше, да подешевле. Собственно в процессе этих поисков я и обнаружил свою бобровку.

А тары и сахара было мало. Пришлось наведаться в бабкин сарай, где, сколько я себя помню, всегда хранился всякий “нужный” хлам.

То, что я там увидел, повергло меня в натуральный шок.

– Ба, вот скажи мне, нахера тебе столько сахара? – вопрошал я, разглядывая закрома запасливой старушки.

– Мал ты ещё! Не понимаешь! Сахар, гречка, соль, тушенка и спички – это же товары первейшей необходимости. Этого всегда должно быть с достатком, – возмущалась запасливая родственница. – Это мой стратегический запас на случай пандемии или ядерной войны.

– Ба, да на твоих запасах рота солдат месяц протянет. Причем, служивые не то что не оголодают, а ещё и по десятку килограмм прибавят. – Семнадцать мешков сахара, каждый весом по пятьдесят килограмм, – воздел я руки к небу.

– Двадцать один, – злобно зыркнула на меня бабка. – Очко.

– Тридцать коробок с тушенкой, пять сундуков с гречкой и три мешка соли, – перечислял я, не обращая внимания на бабкины подколы.

– И чего? – не сдавалась бабка.

– Да ничего! Не съешь ты столько! Сгниет это все к херам собачьим, – возмущался я. – А если не сгниёт, то крысы сожрут.

– Все не сожрут, – не сдавалась старушка. – У меня тут сторож хороший. Васькой зовут. А что злыдни хвостатые понадкусывают, то спишем на инфляцию.

В своем мнении о необходимости стратегического запаса бабка, пережившая восход, расцвет, закат СССР и много чего ещё, была непоколебима.

– А если тебя это так задевает, то пусть это будут мои инвестиции в наше светлое будущее. Банкам и государству я не доверяю. Плавали, знаем, как они могут. Раз и под матрасом не накопления на достойный уход в мир иной, а куча цветных фантиков, которых, разве что, на потрепанный венок хватит. А на тушенку и гречку инфляция не распространяется. Жрать всегда хочется, – аргументировала продвинутая старушка. – Будет чем, и помянуть, и чего на самогон выменять, а потом и могильщикам проставиться.

Я только головой покачал. Логика у бабки была железная. Не одной деноминацией и прочими кризисами подтвержденная.

– Окей, если это инвестиции, то они должны работать и приносить прибыль, – привел я последний аргумент. – А у тебя, как минимум, в четырёх мешках уже камень, а не сахар-песок! Предлагаю, обновить и пополнить твои закрома путем пассивного вклада в одно очень прибыльное дело. Доход – три мешка свежего сахара сверх вложенного. По рукам?

– И мешок гречки сверху, – не сдавалась бабуля. – И это, ещё спичек бы пару коробок накинуть.

– Ба, а ты точно дояркой в колхозе работала?

– А что? – насторожилась старушка.

– Да ничего! Не колхозница, а натуральный биржевой маклер!

– Это ты меня сейчас обозвал что ли?

– Нет, блин, комплимент сделал, – психанул я.

Поверила мне бабка или только решила сделать вид, что всё пучком, я так и не понял. Но румянец на старушечьих щёчках заиграл.

– Десять мешков берёшь, двенадцать возвращаешь, – выдала бабка, после недолгих раздумий. – Ты это, не обижайся на меня. Бизнес, ничего личного, – с умным видом изрекла родственница.

После таких заявлений, ну никак не подходящих под типичную деревенскую старушку, я натурально челюсть на пол уронил.

– Это я в кино слышала, – попыталась отмазаться бабка. – Или опять скажешь, что это фейк?

Делать было нечего, а спорить – бессмысленно. Пришлось соглашаться на грабительские проценты, выставленные предприимчивой родственницей.

А к вечеру в калитку постучал Чиж. За утро звездюк пропсиховался, а к вечеру прозрел.

– Как сам? – поприветствовал я дружана, но тот лишь отмахнулся. – Заходи. Трудотерапия продолжается.

Вода во всё подходящее, что попалось в мои цепкие лапы, была залита мной ещё по утряне. На закате, мы на пару с Чижом, засыпали в ёмкости сахар, долили теплой водички, закинули дрожжей.

На утро третьего дня мутная субстанция с легким хлебным запахом у нас бурлила в пяти старых алюминиевых флягах, в трёх огромных кастрюлях, в своё время честно стыренных из колхозной столовой, в нескольких десяти литровых банках, в тазиках и даже в банном ковшике.

Под роль основной бражной емкости был отведен банный котел, вмурованный в печку.

Итого мы инвестировали полтонны сахара и получили дохрена браги.

– Бизнес требует жертв. И как это не прискорбно звучит, но недели две придется довольствоваться буржуинским хамамом, – с наигранным сожалением поставил я перед фактом Чижа, намекая на непригодность бани для гигиенических процедур.

– Пиво и девочки в комплект не входят, – хмыкнул малой.

– Будем пользовать, что есть. Мы не привередливые, – подмигнул я.

Без движухи в деревне скучно. Дел то конечно хватает, но это рутина. Чтобы разнообразить досуг я принялся обучать Чижа музыкальным премудростям. Да и мне, как оказалось, нужно было пальцы в форму привести.

Оказалось, что звездюк не только проникся творчеством «Сектора», но и пробежался по хитам Хоя, разучив пяток трёхаккордовых композиций.

А когда я предложил выучить чего-нибудь серьёзное, забурчал, что там аккордов много.

– Ты же сам рвался на сцену. А чтобы тебя там закидали не ссаными тряпками, а влажными женскими трусиками, нужно репетировать, – мотивировал я балбеса.

Уболтал.

Сыгрались мы быстро. Я самозабвенно вспоминал соляки и кайфовал, подыгрывая Чижу. Малой в долгу не оставался и радостно горланил на всю округу, какой он ядренный молодец и про прочие тонкости деревенского быта конца прошлого века.

Успех был на лицо. И даже немного гордиться своим падаваном начал. Ровно два часа гордился.

На пятый день после беседы с участковым, когда мы с Чижом, как обычно, играли в моем импровизированном гараже по типу сарая, к нам заглянула бабка.

– Эй, артисты, выйдите ко двору, там к вам зрители пришли, – огорошила она нас. – Девчонки музыки желают.

Под девчонками, как оказалось, старушка подразумевала своих подружек. Судя по внешним признакам, ровесниц мамонтов и динозавров.

– Мальчишки, сыграйте нам что-нибудь, – одолели нас пенсионерки.

Я впал в ступор.

– Бабушки, да у нас репертуар специфический, – попытался отмазаться я.

Не прокатило. И подставила нас моя же бабка.

– А ты сыграй, что есть, а там посмотрим, – подмигнула мне бабуля, доставая из-за пенька стеклянную бутыль литров на пять, в которой плескалось что-то красненькое.

– Петрович, ирод такой, почти всю самогонку у населения реквизировал. Почитай неделю уже постимся. А душа праздника просит. Похоронные заначки приходится доставать, – заговорщицки подмигнула подружкам моя родственница. – На вишне настаивала. На чердаке от деда спрятала да и забыла. А сегодня полезла чеснок развешивать и нашла, – оправдывалась она, разливая настойку в красивые стопочки.

– От какого мужа то? Ты же своего мужика то лет пятнадцать как схоронила, – заподозрила неладное соседка бабка Анфиса.

– Да не от твоего, не боись. От сваво прятала и забыла. А он уже потом помер, – отмахнулась от ревнивой соседки родственница. – Тваво то какой толк поить. Он пока портки стянет, уже запыхается, – поддела бабка соседку.

Пенсионерки радостно загалдели, явно намереваясь разделиться на два лагеря и подискутировать, но стаканы были наполнены.

– Будем. Давай, бабоньки, за мужиков, что ли, – оглядевшись, провозгласила бабка первый тост.

А дальше, как в песне: “Дело было вечером, делать было нечего”. Или нет такой песни? А и пофигу. Чего такими мелочами голову забивать, если налили и нам.

Наливка оказалась шикарнейшей. Никакой элитный коньяк или вискарь с ней и рядом не стояли.

Мягкая, терпкая, с легким ароматом летнего луга и ноткой коровьего помета. Короче, в жаркий летний вечер – самое то.

А потом мы сыграли. И спели. Выпили и снова спели. Потом бабки выступили с сольным номером. Потом я им уже подыгрывать начал.

Классический “Ой, мороз, мороз” горланили всей толпой. Причем разросшейся до неприличных размеров.

Радовало, что гости ещё пару заныканных на чёрный день пузырей притащили.

Если честно, то я даже и не заметил, как к нашей тусовке примкнули практически все жители нашего конца. А это почти три десятка человек в возрасте от пяти и до девяносто пяти лет.

Для тех кто в танке, уточняю, Бухарино, по сути, это одна длинная улица. И так уж издревле повелось, что в нашем селе нет начала. Концы есть, а начала нет.

– Я на тот конец или я на другом конце села, – обычно говорили так, насрав на всю нумерацию домов, исторические факты и прочие аргументы.

Так вот, пока я, значится, пытался отбиться от возжелавших меня потрепать за всякое бухаринских бабок, восходящая звезда местной сцены примостилась между двух девушек-подростков, видать внучек наших слушательниц, и начал ездить им по ушам. Ну и пофиг бы на него, сидел бы да не отсвечивал, так нет. Нужно же понтануться.

Я решил порадовать благодарных слушательниц и зашел с козырей. Заиграл и затянул частушки, в которых из-за леса выезжает конная милиция.

Радостный народ инициативу подхватил, а этот звездюк сидит и, выражаясь интернетным языком, в комментариях срёт. Тут аккорд не мажорный, а минорный должен быть, там в ноту не попали, тут залажали. Маэстро диванный, блин.

Жару давать расхотелось. Доиграл я и с чувством выполненного долга свалил в сторону гаража. Народ поначалу запротестовал и, не дождавшись моего возвращения, гонцов за мной отправил. Пришлось вернуться, отмазаться, что у меня дел много, пальцы болят и вообще, дорогу молодым.

– Вон юное дарование просите, он всё знает и умеет, – кивнул я в сторону зазнавшегося Чижа.

Обломившиеся зрители, у которых душа яро требовала продолжения уличного концерта, прониклись и перекинули свое внимание на юное дарование. Минут двадцать Чижа и так, и этак упрашивали сыграть. Уболтали всё-таки.

Взяла “звезда” гитару в руки и обосралась слегка.

– Зови Санька (это они про меня вспомнили), этот только свистеть горазд, – резюмировала разъяренная публика, плюясь в сторону звездуна.

– Да ладно вам, я сейчас магнитофон лучше вынесу, – встала на мою защиту бабуля. – Бобинный.

Так постепенно посиделки переросли в дискотеку для тех, кому за шестьдесят. Молодежь рассосалась по своим делам, я залип в мобилке, читая про приключения космонавта, попавшего в далекое прошлое. А Чиж, собака сутулая, всё-таки склеил двух подружек и красиво так ушёл с ними в сторону заката.

Вот такой у нас веселый вечер получился.

Чиж, как ни в чём ни бывало, заявился ко мне ранним утром. Часов в двенадцать. Я как раз только глаза продрал. Обиды на малолетнего раздолбая у меня не было, но и проучить его было нужно. А то весь успех воспитательного процесса потеряется. Вот и терроризировал я его незамысловатым соляком из «Звёздной болезни», который как нельзя кстати подходил под эту ситуацию.

– Санёк, ты чего? – не выдержал Чиж, когда я в очередной раз “завёл” “Звёздную болезнь”. – Музыка прикольная. Не спорю. Но ты эту песню уже битый час играешь. Уши уже болят от неё.

– А это мстя за ваше поведение, молодой человек, – сумничал я.

– Ну, извини, не подумал. Думал, ты поймешь. Я же перед Никой и Евой понтануться хотел, – понурив голову, выдал малой. – Прости. Я честное слово, не специально.

– За титьку то хоть дали подержаться? – подмигнул я.

– Да ну их, – вздохнул дружан. – Весь вечер сидели и в телефоны втыкали и селфи своими понтовались. Я думал они на интересное мне намекают, уводя меня за село, а они на наших просторах крутых фоточек решили наделать. А раздеваться не захотели. А я чего, дебил что ли? Городские малолетки, чего с них взять, – сплюнул Чиж.

После таких слов обижаться на юнца было глупо.

– Ничё, – подбодрил я малого. – Давай репетировать. Мы с тобой на фесте так бахнем, что из желающих прикоснуться к нам, а потом и отдаться очередь выстроится.

– А чего мы тогда херней страдаем, – моментально возбудился малой. – Ты что сейчас играл? Покажи аккорды, я её петь буду!