Текст книги "Соблазн в жемчугах"

Автор книги: Мэдлин Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Никаких ловушек не было. Верити лежала в постели, накрывшись простыней до подбородка.

Он напомнил себе, что цель сегодняшней ночи – доставить ей наслаждение. Он должен загладить свою вину. Жена она ему или нет, имеет он на нее права или нет, опыт подсказывал ему, что она не должна думать об этом как о болезненной и неприятной обязанности.

Она была почти тенью под этой простыней. Глаза закрыты, густые ресницы подрагивали. Он поставил лампу на дальний столик, снял халат и подошел к кровати.

Она вдруг широко открыла глаза. Оказывается, она за ним наблюдала из-под полуопущенных ресниц. Она его изучала. От девственности ее отделяло всего шесть дней, а она рассматривала его наготу с откровенным любопытством опытной куртизанки.

Он скользнул под простыню, протянул руку и снова удивился.

– Ты уже раздета.

– Так же как ты.

– Да, но…

– Предполагалось, что я буду ждать тебя в вечернем платье? Или в пеньюаре? Мне никто ничего не объяснил. В последний раз ты разорвал мое любимое платье. Моя горничная его починила, но оно уже никогда не будет таким, как прежде. Прости, если сделала ошибку, но я решила спасти свой гардероб от твоего нетерпения.

– Я одобряю твое решение. – Он притянул ее к себе. – На этот раз не будет никакого нетерпения. А боль женщины чувствуют только в первый раз. Сегодня ночью ты узнаешь, что такое наслаждение, Верити. Обещаю.

Тепло. Сила. Слияние тел. И пугающая интимность.

Она пыталась скрыть свое смятение, когда к ней прикоснулось его обнаженное тело, словно не ожидала, что ее собственная нагота предполагает…

Для нее все было по-другому с первого же поцелуя. Никакого, даже слабого, протеста. Ни попыток как-то собраться. Ни борьбы. Она приняла то, что должно было быть, в ту минуту, когда отпустила горничную, скинула свою любимую ночную рубашку и забралась в постель.

Но он не торопился. Он соблазнял ее долгими поцелуями. Его руки ласкали ее так умело, что ее тело полностью покорилось неизбежному.

Простыня сползла с их тел и упала на пол, обнажив обоих. Неловкость окончательно пропала под напором его ласк. Она даже следила за тем, как его рука скользит по ее груди, плечам, животу, вызывая трепет от предчувствия того, что должно произойти.

Она больше не сопротивлялась своему погружению в чувственные наслаждения. Для этого уже не было причин. Она отдавалась ему с облегчением и покорностью. Вожделение на время затмило обычное чувство вины. Потом она, возможно, будет себя корить за то, что предала свои мечты, отцовское наследство, даже саму свою жизнь, уступив этому человеку. Может быть, вспомнит Майкла и его неуверенную улыбку и станет опять беспокоиться о его несчастной судьбе.

А пока она закрыла глаза и отдалась восхитительным ощущениям. Хоксуэлл начал пощипывать один из набухших сосков. Потом наклонил голову и взял в рот другой. Она вцепилась ему в плечи и выгнула спину, словно ее тело просило о большем.

А его рука – эта сильная мужская рука – уже медленно двигалась вниз. Слишком медленно. У нее вырвался стон, когда эта рука остановилась в том месте у нее между ног, которое горело и пульсировало. Ничто, кроме этого, уже не имело значения. Все сосредоточилось там. Она раздвинула ноги и поцеловала его в опущенную голову.

– Ты слишком нетерпелива, – мягко упрекнул он. Его рука лежала на внутренней стороне бедра, и она инстинктивно приподнялась.

– Ты хочешь этого?

Его пальцы скользнули по влажной плоти, в отчаянии ждавшей этого момента.

Шокирующий взрыв наслаждения пронзил ее с невероятной силой. Потом еще один. И еще. Ничего другого не существовало. Это было похоже на безумие.

Потом вдруг появилось совсем другое ощущение, возникшее где-то в самой глубине ее существа, от которого ее тело содрогнулось в пароксизме страсти.

Он словно ждал этого момента, лег сверху и вошел в нее. Она уже не понимала, больно ли ей или нет. Она вся была во власти испытанного потрясения.

А он продолжал двигаться, заполняя ее целиком и овладевая не только ее телом, но и душой.

– Ты всегда будешь меня предупреждать, когда я должна оставлять дверь открытой? – спросила она после долгого молчания, и он уловил в ее голосе уже привычную для него практичность.

Он был не против этого, но сейчас его голова была не готова рассуждать логично, хотя он привык обсуждать с женщинами в своей постели совсем другие проблемы.

– Делай это каждую ночь. Формальные предупреждения, как мне кажется, не приняты.

– Значит, я никогда не буду знать, придешь ты или нет? Я должна лежать, не спать и быть готовой, если тебе захочется этим заниматься? А если ты вообще не придешь, я так и буду всю ночь не спать?

– Полагаю, такой опасности нет.

– Ты хочешь сказать, что собираешься приходить ко мне каждую ночь?

Он имел в виду, что она заснет, а не будет на самом деле ждать всю ночь, каково бы ни было ее понятие супружеского долга. Но вопрос был честным, а ее удивление напомнило о ее неискушенности.

– Возможно, и так. Во всяком случае, какое-то время я скорее всего буду приходить к тебе каждую ночь.

Он не спрашивал, согласна ли она. Он не был расположен вести такого рода переговоры.

– По-моему, это будет не так уж плохо. Возможно, ты был прав и в этом смысле мы довольно хорошо подходим друг другу.

Он приподнялся на локте и посмотрел на ее сморщенный лоб. Он вполне соответствовал ее голосу, полному неторопливых размышлений.

– Мы подойдем друг другу еще больше, если ты останешься честной и смелой.

– Честной и смелой? Ты меня такой считаешь?

– Эти слова не хуже и не лучше любых других для описания того, как ты относишься к наслаждению. – И для описания ее реакции в целом, решил он.

– Гувернантка учила меня, что мужчины предпочитают скромных и добродетельных.

– Я рад, что ты оказалась плохой ученицей.

– Значит, тебя не удивила моя несдержанность?

– Ни капельки.

– А меня удивила. Впрочем, ты, наверное, уже все испытал с другими женщинами.

Довольно неожиданно он почувствовал, что оказался на зыбкой почве.

В ее голосе он не услышал осуждения. Она была всего лишь самой собой – честной и смелой. Все же он счел за лучшее сказать небрежно:

– С другими женщинами? О! Ты имеешь в виду мое далекое прошлое? Да я уже давно о них позабыл.

Верити сначала хихикнула, а потом рассмеялась. Отдышавшись, она приподнялась, поцеловала его в щеку и упала спиной на постель.

– Спасибо, что попытался, Хоксуэлл. Хоть я смелая и честная, иллюзий у меня нет.

Зыбкая почва превратилась в топкое болото, и он решил, что этот разговор продолжался достаточно долго, чтобы она не почувствовала себя обделенной его вниманием.

Он поцеловал ее и встал с постели.

Глава 14

Дом Хоксуэлла на Ганновер-сквер оказался менее запущенным, чем Гринли-Парк. Район был не самый лучший, как написала в своем письме Селия. Светское общество уже давно отсюда переехало. То, что графы Хоксуэлл все еще жили здесь, свидетельствовало о постепенном уменьшении богатства семьи.

В некоторых комнатах, по мнению Верити, вполне можно было жить. Библиотеку, конечно, неплохо бы подновить, как советовала тетя Джулия, но Верити понравилась серебристая обивка кресел и диванов, старинная темная мебель и прекрасный вид из больших окон.

По контрасту с библиотекой гостиная выглядела холодной – и похоже, ею уже давно не пользовались. Хоксуэлл, наверное, редко принимал гостей в этом доме. Если к нему и приходили друзья, то скорее всего проводили время в библиотеке или в апартаментах наверху.

– А здесь сад, – сказал Хоксуэлл, открывая одну из застекленных дверей в длинной галерее, служившей также бальным залом. – Обещай, что не будешь меня ругать.

Они вышли на красивую большую террасу, пол которой был выложен похожими на мрамор плитами. Перед ней расстилался огромный сад, заканчивавшийся в дальнем углу кирпичной стеной, с помощью которой были, по-видимому, замаскированы конюшни и хозяйственные постройки.

– О Господи!

– Садовник не из лучших. Ты это имеешь в виду?

– Он ничего не умеет. Тисовые деревья погибли, а кусты вообще подстрижены кое-как. Боюсь, что он не знаком даже с азами садоводства.

– Думаю, ты его подучишь.

Она спустилась по ступеням и остановилась посреди разрухи.

– Я не уверена, что смогу с этим справиться.

– Возьми помощников. Уволь этого садовника и найми другого. Или трех. На свое усмотрение.

Она оглядела ряд небольших, совершенно нелепых клумбочек вдоль дорожек. Здесь все надо было перепланировать.

Обход дома и сада закончился в ее апартаментах. Там, как и в Гринли-Парке, недавно сменили шторы и покрывало на кровати. Наверное, об этом позаботились Коллин и тетя Джулия, а вовсе не Хоксуэлл.

Все же ей показалось, что он ждет ее похвалы. Он наблюдал, как она потрогала покрывало, а потом выглянула в окно. Он стоял за ее спиной, когда она открывала дверцы шкафов и ящики комодов в гардеробной.

Увидев дверь позади туалетного столика, она спросила:

– Еще один коридорчик?

Он сдержал слово и пользовался коридорчиком между их апартаментами в Гринли-Парке каждую ночь. Иногда, поджидая его, она представляла его таким, как в первую ночь – обнаженным, с потемневшим взглядом и напряженным выражением лица. В предвкушении того, что должно произойти, она ощущала, какими чувствительными становились соски и как начинало трепетать тело.

– Здесь нет коридора. Комнаты соединены напрямую. – Он открыл дверь, чтобы она увидела его комнату и камердинера, вешавшего в шкаф сюртук хозяина.

– Это мистер Драммонд. Он мой камердинер уже… Сколько лет, Драммонд?

– Я удостоен этой чести уже двенадцать лет, сэр. С тех пор как вы еще учились в университете. – Камердинер был явно тронут вниманием Хоксуэлла.

– В то время у него с самого утра было много работы. Не так ли, Драммонд? Не то что последние несколько лет.

– Да, сэр. Для вас есть почта. Я собирался переслать ее вам в Суррей.

Хоксуэлл занялся письмами, а Верити вернулась в свою комнату и обнаружила, что и ее ждет почта.

Одрианна сообщала, что они с лордом Себастьяном тоже вернулись в Лондон. Верити вздохнула с облегчением: одна из ее подруг будет рядом.

* * *

Обмакнув перо в чернила, Хоксуэлл подписал целую кипу бумаг, которую положил перед ним Торнаппл. Каждая закорючка его подписи означала контроль над богатством Верити.

Поверенный был воплощением профессиональной невозмутимости. Однако когда была подписана последняя страница, он снял очки и внимательно посмотрел на Хоксуэлла.

– Я надеюсь, что вы примете мой совет насчет наследства, которое получила ваша жена, лорд Хоксуэлл.

– Разумеется.

– Это промышленное предприятие. Оно более подвержено колебаниям в сфере экономики, чем богатство, полученное от владения землей. Потенциал гораздо больше, но и риск тоже. Наследство леди Хоксуэлл приносит большой доход, а с упразднением опеки прибыль от производства за тот период, когда она была несовершеннолетней, значительно увеличилась. Хотя нет гарантий дальнейшей прибыли.

– Я полагаю, что потребность в металле будет расти, а не снижаться. Хотя нет гарантий, нет и причины думать, что начнется спад.

– В этом вы ошибаетесь. Спад уже близок. Завод надежен, но и он страдает от послевоенной депрессии в экономике. Кроме того, ежегодно более половины прибыли дает механическая обработка металла. Благодаря изобретенному Джошуа новому методу у завода пока есть преимущество. Вы, наверное, знаете, что он не запатентовал свое изобретение, потому что это означало, что придется раскрыть принцип самого метода, а Джошуа никому не доверял и опасался, что его могут украсть. Однако если бы он стал известен, преимущество в значительной степени уменьшилось бы.

– А если метод вовсе будет утерян?

– Тогда у завода не окажется никакого преимущества.

Эта зависимость не ускользнула от внимания Хоксуэлла. Он начал взвешивать все «за» и «против» с того самого момента, как Верити рассказала ему о заводе.

– Леди Хоксуэлл чувствует себя хорошо? Никаких последствий ее приключений? – спросил Торнаппл как бы между прочим.

На самом деле ему, как и всем, это было очень интересно. Отличие состояло в том, что он был знаком с отцом Верити и, как ее попечитель, действительно за нее беспокоился.

– Приключения ничуть на нее не повлияли, потому что их и приключениями-то не назовешь. Она все это время жила недалеко от Лондона в доме одной вдовы, которую она считает своим близким другом.

Торнаппл откинулся на спинку стула.

– Должен признаться, что я рад это слышать. Я так обрадовался, когда она, живая и здоровая, вошла в библиотеку. Моя реакция, возможно, могла показаться грубой, но на самом деле… – Не закончив фразу, он начал собирать бумаги.

– А на самом деле?

– На самом деле я думал, что она умерла. Разве не все мы так считали?

– Все, кроме ее кузена.

– Ее смерть была не в интересах Бертрама Томпсона. Он не кровный родственник и не унаследовал бы ее долю. Вижу, вы удивлены. Вы об этом не знали?

– Нет, не знал.

– Он был сыном от первого брака жены ее дяди. Бертрам думал, что может унаследовать большую часть производства, но могло получиться так, что не получил бы ничего.

– Отец ведь оставил Верити гораздо большую часть.

– Семьдесят пять процентов. Бертрам Томпсон получил двадцать пять. Его отчим, Джеремая, помогал создавать эту компанию, но его половина отошла к Джошуа, когда Джеремая умер. Возможно, Бертрам рассчитывал вернуть себе эту половину после того, как умер и Джошуа, и был недоволен, узнав, как обстоят дела на самом деле.

Торнаппл аккуратно сложил бумаги в две стопки.

– В соответствии с завещанием Джошуа завод должен остаться у его дочери и перейти к ее наследникам. Я думаю, что в Йоркшире могут проживать какие-то дальние родственники. Бертраму не понравилось бы, если бы появились эти незнакомые люди и отодвинули его в сторону. Осмелюсь предположить, он и через семь лет продолжал бы настаивать на том, что, за отсутствием трупа, Верити следует считать живой.

Попрощавшись с Торнапплом, Хоксуэлл забрал документы и положил в седельную сумку.

Обдумывая по дороге то, что ему рассказал Торнаппл, он понял, почему Бертрама устраивала неопределенность – по крайней мере последние два года. Он считал, что завод вне опасности, только пока жива Верити. Потому что только Верити знала об изобретении своего отца.

– Я считаю, что ее надо построить прямо здесь, – сказала Дафна, остановившись на дорожке в задней части сада. – Если тебе нужна подходящая оранжерея, она должна быть здесь, где достаточно света.

– Думаю, она права, – согласилась Селия. – И тебе придется руководить строительством. Это не должна быть обычная теплица, если она призвана украсить сад графа.

Верити оглядела место, которое порекомендовала Дафна. Где бы ни стояла и какой бы ни была красивой, оранжерея все равно окажется скромной по меркам «Редчайших цветов». Но она же не будет выращивать растения на продажу.

– Ты уверена, что Хоксуэлл не будет возражать? – спросила Одрианна.

– Ты же не захочешь его рассердить? – добавила Дафна.

– Я же сказала вам, что это была его идея, – ответила Верити. – Он отдал мне оба сада, и я могу распоряжаться ими по своему усмотрению.

– Ты говоришь так, будто намерена оставаться здесь долго, чтобы проследить за всем, – сказала Дафна. – Ты смирилась со своим браком?

– Дафна, по-моему, ты вмешиваешься не в свое дело, – со смешком отругала ее Селия. – Но, прошу тебя, Верити, продолжай.

Верити состроила гримасу.

– Я собираюсь оставаться здесь довольно долго. Я смирилась с мыслью, что не получу аннулирования, если Хоксуэлл не поддержит мое прошение, а я не представлю неопровержимых доказательств принуждения. Ни того ни другого не произойдет, так что я остаюсь здесь.

Стоявшая рядом Селия обняла ее.

– Я знаю, что это не то место, где ты хотела бы быть. Но по сравнению со многими другими оно не такое уж и плохое.

Брак с графом и огромное богатство не самое худшее, что может быть. Вот что на самом деле подумала практичная и умудренная жизненным опытом Селия.

– Это верно, и я не так упряма, чтобы чувствовать себя несчастной при данных обстоятельствах. Особенно потому, что они неизбежны. Я даже нахожу в них удовольствие.

Они вернулись на террасу и стали обсуждать планировку сада, как она отсюда виделась. Селия нарисовала картину того, что будет видно из окон дома.

– Мне бы хотелось иметь извилистую дорожку, которая проходила бы мимо ряда небольших садовых домиков, – объяснила Верити. – Тогда оранжерея будет как бы еще одним домиком.

Селия нарисовала и это.

– Ты сама все раскрасишь, – сказала она. – Я сделаю несколько копий для разных времен года.

– Сделай одну, – сказала Дафна, – а другие сделает Кэтрин. Она талантливая художница, Верити. Перед тем как мы уедем из города, мне надо купить ей краски.

– Она все еще у вас?

– Да, – ответила Селия. – И я думаю, что она еще долго у нас пробудет.

Верити и Одрианна обменялись взглядами. Во время одной из своих бесед обе признались, что им стало все труднее соблюдать основное правило и не проявлять любопытство.

– Я думаю, она такая же, как мы. Она не опасна, – рискнула заметить Одрианна. – У Себастьяна всегда были сомнения на этот счет.

Дафна взглянула на рисунок Селии.

– Она не более опасна, чем была ты, Одрианна. Она, например, не проявила никакого интереса к моему пистолету.

Одрианна покраснела, услышав напоминание о злоключении с пистолетом, которое, однако, привело ее к союзу с лордом Себастьяном.

– А он скоро вернется? – спросила Дафна. Она имела в виду Хоксуэлла. Дафна приняла приглашение Верити приехать к ней только потому, что в своем письме та упомянула, что графа не будет дома.

– Он встречается с Себастьяном в их клубе. Я полагаю, они появятся не раньше чем через несколько часов.

– Значит, у Верити достаточно времени, чтобы показать свой новый гардероб, – сказала Селия.

– Мне бы хотелось показать вам кое-что другое. Мне нужен ваш добрый совет.

Спустя полчаса все четверо расположились в спальне Верити. Дафна, Селия и Верити сидели на кровати, рассматривая какие-то старые газеты. Одрианна, придвинув поближе стул, села так, чтобы тоже иметь возможность их видеть.

– Я всегда находила странным твое пристрастие к газетам, – сказала Селия. – Теперь вижу, что это было неспроста, и понимаю, в чем причина. Некоторые из газет двухгодичной давности – как раз того времени, как ты появилась в «Редчайших цветах». Судя по заметкам в газетах, в твоем графстве было неспокойно, Верити. Забастовки рабочих, демонстрации, аресты и казни.

– А вот заметка о Брандрете и его последователях, – сказала Дафна. – У нас на юге тоже неспокойно. Нам даже пришлось приехать сюда кружным путем из-за какого-то сборища прямо посреди главной дороги. Но у нас, слава Богу, не было революционеров, подобных Брандрету.

– Многие считают, что его заманили в ловушку, – добавила Одрианна, изучая газетные вырезки. – Мне кажутся опасными графства, прилегающие к твоему дому, Верити. Может, тебе лучше жить здесь?

– Нет, я сохранила эти газеты не для того, чтобы знать, насколько опасна жизнь в этих графствах. Я искала в них имена и фамилии. Посмотрите, вот заметки о пропаже людей. Почти все они – мужчины. Есть заметки о тех, кто был найден, и о тех, кого судили за преступления. Если подвести итог, окажется, что есть шестеро пропавших, о которых нет никаких сведений.

– Почему ты сохранила газеты с этими заметками? – спросила Дафна.

– Я следила за отчетами о заседаниях судов. Мне надо было найти одно определенное имя, которое нигде не упоминается. Только недавно я поняла, что это очень странно.

– Значит, ты искала информацию об определенном человеке, который пропал?

– Да, это тот молодой человек, о котором я вам рассказывала. Тот, кому угрожал мой кузен Бертрам.

Селия искоса взглянула на Дафну.

– Он был моим другом, – объяснила Верити и почувствовала, что краснеет. – Я должна выяснить, что с ним случилось. На самом ли деле Бертрам меня предал.

– Конечно же, должна, – поддержала ее Дафна. – Отсутствие имен других пропавших не означает, что они погибли. Возможно, просто сбежали от своих семей или решили начать новую жизнь. Такое бывает.

– Я могла бы с этим согласиться, о взгляните на это. – Она развернула несколько газет и показала на некоторые статьи. – Оба эти человека были из Стаффордшира близ Бирмингема. Оба были допрошены мировым судьей по поводу жалоб землевладельцев. Судья их не арестовал, но они исчезли. Вот этот человек исчез после столкновения на дороге с лордом Клебери. А этого арестовали в Шропшире после того, как мой кузен пожаловался, что он будто бы подстрекал к бунту рабочих на заводе, но его освободили, и он тоже исчез.

– Наверняка все они сбежали после того, как привлекли к себе внимание властей, – предположила Одрианна.

Может быть, подумала Верити. Но чем больше она перебирала эти газеты последние две недели, тем все определеннее приходила к выводу, что с этими исчезновениями что-то не так.

«Я могу навредить ее сыну. Никто меня не остановит. Я могу сделать так, что его вышлют из страны, и кто тогда будет ее кормить?» Это были слова Бертрама. Он был уверен в своей власти. Уверен и жесток.

Дафна снова взглянула на статьи.

– Странно, что все они сбежали, столкнувшись с представителями власти или с важными людьми. Ты много чего рассказала нам о своем кузене Бертраме, а лорд Клебери известен своим крутым нравом. Мне также знакома фамилия судьи, но я не могу вспомнить почему.

– Мне она незнакома, – сказала Верити. – Я не припоминаю, чтобы мой отец или кузен когда-либо говорили о мистере Джонатане Олбрайтоне.

Селия вдруг схватила газету и впилась в нее взглядом.

– Ты о нем слышала, Селия? – спросила Дафна.

Селия наморщила лоб.

– Несколько лет назад он был известен в Лондоне, а потом, кажется, уехал за границу. Сейчас, видимо, вернулся, если только это тот же человек.

– Может, я встречусь с ним, когда поеду домой. Мне бы хотелось узнать, что он за человек и не считает ли все это странным, – сказала Верити, указывая на газеты.

– Ты планируешь в скором времени съездить домой? – спросила Одрианна.

– Как только смогу.

Подруги не стали ее отговаривать, но на их лицах было написано: если решающее слово за ее мужем, то это случится очень не скоро.

– Проклятие! – пробормотал Хоксуэлл, увидев на пороге комнаты для игры в карты высокого человека. – Какого черта ему здесь нужно?

Саммерхейз бросил взгляд через плечо.

– Он член клуба, хотя редко здесь бывает. Но…

– Он направляется к нам. Похоже, он только что вылез из постели какой-нибудь шлюхи и ищет меня, чтобы поиздеваться. Приготовься, Саммерхейз. Сейчас будет знатная драка, потому что будь я проклят, если позволю ему умничать на мой счет.

– Каслфорд, – приветствовал Саммерхейз человека, приблизившегося к их столу. – Странно видеть тебя здесь раньше полуночи и при этом почти трезвым. Сегодня ведь даже не вторник, насколько я помню.

Герцог Каслфорд был дежурным в клубе по вторникам, и в эти дни он строил из себя пэра и страшного богатея. В остальные дни он неизменно пускался в отвратительный загул.

Хоксуэлл и Саммерхейз когда-то тоже участвовали в его дебошах, но в последние несколько лет повзрослели и немного умерили свой пыл. А Каслфорд, хотя и не оставил свои привычки к буйным увеселениям, по-прежнему имел влияние в правительстве и в свете.

Молодой герцог смотрел на них вполне дружелюбно. Его модно подстриженные темные волосы небрежно свисали на лоб. Со стороны все выглядело так, будто старый друг пришел поприветствовать собутыльников своей юности, но в глазах у него горел дьявольский огонек.

И хотя пока не было сказано ни слова, Хоксуэлл уже начал закипать.

– Как? Разве сегодня не вторник? – с наигранным удивлением протянул Каслфорд. – Похоже, я потерял счет времени. Спасибо, что сказал. – Он схватил стул, рухнул на него и, подозвав слугу, заказал бутылку очень дорогого вина.

– Насколько я помню, это твое любимое, – обратился он к Хоксуэллу. – Надеюсь, я не ошибся, потому что хочу выпить сегодня с тобой.

– Какая неслыханная щедрость.

– Разве между друзьями не принято праздновать успехи друг друга? Я слышал, что нашлась твоя невеста. Ты, должно быть, очень счастлив.

– Так оно и есть, – сказал Саммерхейз.

Принесли вино, и Каслфорд настоял на том, чтобы его налили в три бокала. Он поднял свой и отсалютовал Хоксуэллу.

– Итак, – сказал он, осушив бокал, – где она, черт побери, была все это время?

– Угомонись, Тристан, – оборвал его Саммерхейз. – Если ты присоединился к нам только для того, чтобы…

Хоксуэлл жестом остановил Саммерхейза.

– Ты встал рано и решил не пить прямо с утра только для того, чтобы казаться воспитанным, задавая мне этот вопрос? Твоя жизнь настолько пуста, что тебя это волнует?

Каслфорд улыбнулся.

– Да. Я отвечаю «да» на оба вопроса. Два дня назад, услышав эту новость, я моментально протрезвел. Черт побери, ничего себе история, сказал я себе. Прямо сюжет для комической оперы. – Он налил себе еще вина и сделал большой глоток. – С тех пор я пытался где-нибудь случайно с тобой встретиться.

– Если ты хотел его увидеть, мог бы нанести ему визит.

Каслфорд отреагировал так, будто это была странная мысль.

– Ты должен сказать мне правду, – продолжал он, обращаясь к Хоксуэллу. – Слухи не в твою пользу. Я вряд ли смогу тебя защитить, если не знаю, что это просто слухи.

– Что это за слухи?

– Ты ему не рассказал? – спросил Каслфорд у Саммерхейза.

– Хоксуэлл, тебе не обязательно все это выслушивать. Он пьян больше, чем кажется.

– Какие это слухи?

Каслфорд наклонился к Хоксуэллу и сказал заговорщическим тоном:

– Ты будешь счастлив узнать, что я записал, кто что сказал, на тот случай если ты захочешь кого-либо из них вызвать на дуэль.

– Как это мило с твоей стороны.

– Так для этого и существуют друзья, не так ли?

– Нет, – в отчаянии ответил Саммерхейз. – Друзья не подливают масла в огонь просто для того, чтобы позабавиться. Если он действительно вызовет кого-нибудь на дуэль, ты будешь сожалеть о своей игре.

– Саммерхейза все еще пугает мой дурной характер, но я уже по крайней мере лет пять просто цитадель спокойствия, – уверил Каслфорда Хоксуэлл. – Я никого не собираюсь вызывать. Так какие слухи?

Каслфорд сделал знак слуге налить всем вина.

– Во-первых, сплетня, что она сбежала из девичьего страха супружеской постели. Эта история лишена всякого интереса. Гораздо более красочна сплетня, что она сбежала после первой брачной ночи, потому что ты все испортил и довел ее до безумия. – Каслфорд перевел взгляд с Хоксуэлла на Саммерхейза. – Ты будешь счастлив узнать, что я предложил выстроить шеренгу из двадцати женщин, которые публично опровергли бы эту гнусную сплетню.

– Никто бы не поверил этой чепухе, – сказал Хоксуэлл. – Такое мог сказать только дурак.

– Это точно. Еще был человек, который признался мне по секрету, что ему известно из достоверных источников, что все это время она была со своим любовником. Это, боюсь, самое распространенное мнение. А именно – тебе наставили рога еще до того, как высохли чернила на брачном контракте.

Сплетни обернулись против Верити. И хотя Хоксуэлл подозревал то же самое, его это возмутило до глубины души. Он имел на это право, но как смели другие выдавать ложь за достоверный факт!

Он уже с трудом сдерживался. В нем будто проснулся спавший дракон и начал рвать опутывавшие его цепи.

– И кто же рассказал тебе эту сплетню?

– Не говори ему, – предупредил Саммерхейз.

– Как я уже сказал, эта сплетня на устах у всех, а ты ведь не можешь убить их всех. Тот, о ком идет речь, сказал мне, что твоя жена скрывалась в Шрусбери, где была хозяйкой модного борделя, известного среди радикальных элементов общества.

Дракон вырвался из цепей и изрыгнул пламя.

– И как же зовут этого лгуна, черт побери?

– Проклятие! – воскликнул Саммерхейз. – Каслфорд, не смей называть ему это имя!

– В этом нет надобности, потому что он недоступен. Я посоветовал негодяю убраться подальше, потому что, если Хоксуэлл узнает, он труп. Я слышал, что сегодня утром он удрал во Францию.

– Тогда зачем ты все это рассказал? Посмотри на него. – Саммерхейз показал на Хоксуэлла.

Хоксуэлл увидел, что Себастьян расстроен гораздо больше, чем он. Он выпил вина, решая, не помчаться ли ему самому во Францию, чтобы четвертовать там человека, оскорбившего Верити.

Каслфорд нахмурился.

– А ты бы промолчал, – обратился он к Саммерхейзу, – если бы услышал такое? Ты хотел бы, чтобы я промолчал, если бы услышал, что про твою жену говорят такое? Он должен знать про эту сплетню и вызвать первого же, кто ее повторит.

– Хорошо, что ты мне об этом сообщил, – сказал Хоксуэлл. – При том, что это и тебе причинило беспокойство. Уверен, ты сообщишь мне, когда снова услышишь эту сплетню, чтобы я мог сделать то, что должен.

– Конечно. Однако у меня было время подумать. Два дня полного воздержания позволили мне составить план, как отвлечь внимание общества от несвоевременной свадебной эскапады леди Хоксуэлл.

Хоксуэлл поймал взгляд Саммерхейза. Каслфорд выглядел очень довольным собой. Он полагал, что придумал великолепный план, что само по себе было нормально. Особенным было то, что он вообще придумал какой-то план.

– План? – осторожно осведомился Саммерхейз.

– Очень хороший план. Поверь мне, Хоксуэлл, но через месяц никто уже не будет сплетничать по поводу исчезновения твоей жены, потому что у них появится более интересная тема для сплетен. Я нанесу леди Хоксуэлл визит в этот вторник, чтобы начать осуществлять свой план.

– Твой план требует встречи с ней?

– Я должен убедиться, что она того стоит. На свадьбе я видел ее только мельком. Этого недостаточно. Если я намерен включить ее в круг своих друзей, то сначала должен по крайней мере поболтать с ней несколько минут.

Хоксуэлл и Саммерхейз снова переглянулись. Им план Каслфорда не понравился.

– Когда ты говоришь о круге твоих друзей, ты имеешь в виду своих вторничных друзей, я так понимаю, – сказал Хоксуэлл.

– Для начала – да.

Хоксуэлл представил себе Верити, участвующую в оргиях и дебошах. То, что он в свое время тоже этим увлекался, не означало, что он разрешит подобное жене.

Дракон, который уже было задремал, снова поднял голову.

Каслфорд отвлекся на спор сидевших за соседним карточным столом мужчин, обсуждавших политику. Хоксуэлл попытался привлечь его внимание.

– Каслфорд… Тристан… Ваша светлость.

– Ммм?

– Ты, разумеется, можешь завтра нанести визит моей жене, когда я буду дома. И в любой другой день. Но предупреждаю: никогда не приезжай в мое отсутствие.

Каслфорд посчитал это забавным.

– Не будь ослом, Хоксуэлл.

– Выслушай меня. Если твой план хорош, то я буду тебе благодарен. Но если ты задумал прекратить сплетни об исчезновении моей жены с помощью нового скандала о ее поведении в твоем кругу, то даже не пытайся. И Боже тебя сохрани, если ты своим пьяным умишкой решил возбудить новые сплетни о якобы своей с ней любовной связи…