Текст книги "Соблазн в жемчугах"

Автор книги: Мэдлин Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

К сожалению, Хоксуэллу удалось привлечь внимание рыбака, и тот снова приложил ладонь к уху. Крики Хоксуэлла казались Верити лишь клекотом чаек, и она сомневалась, что рыбак сможет что-нибудь разобрать.

– Он твердит одно и то же имя. – Рыбак снова приложил ладонь к уху. – Эрл Оксел? Мэрл Фокселл? – Внезапно он опустил руку и посмотрел на своего сына. – Я думаю, он говорит, что он граф Хоксуэлл.

– Может, ему тоже надо на север, – предположил сын. – Могли бы захватить его с собой.

Рыбак задумался. Сын перестал возиться с парусами. Верити пришла в отчаяние.

– Если он действительно граф, в чем я сомневаюсь, у него была бы собственная яхта, – сказала она. – Вряд ли ему понадобилась бы рыбацкая лодка.

– Верно, – сказал рыбак, почесывая подбородок. Он посмотрел на берег, где Хоксуэлл стоял в позе победителя – расставив ноги и скрестив руки на груди. – Но он похож на благородного джентльмена. Вполне мог бы быть графом. Хотя я в жизни не видел ни одного графа.

– А я видела, – сказала Верити. – Они выглядят гораздо представительнее, чем этот человек.

– Он опять кричит. Давайте подплывем поближе, чтобы узнать, что ему надо.

– Нет! – завопила Верити.

– Это займет всего минуту или две. Если он граф, то нехорошо просто уплыть, не так ли? Мне жена уши надерет, если я упущу шанс заработать…

Лодка начала разворачиваться и вскоре оказалась совсем близко к берегу.

– Вы правильно сделали, что вернулись, – крикнул Хоксуэлл рыбаку. – Не то вам пришлось бы иметь дело с судьей.

– За что? – выпучил глаза рыбак.

– За похищение моей жены.

– Что вы такое говорите? – Рыбак, испуганный, повернулся к Верити.

– Вы меня не похитили. Если вмешается судья, в чем я сомневаюсь… это все пустые угрозы… я поклянусь, что наняла вашу лодку и…

– Если я говорю, что это похищение, так оно и есть, – отрезал Хоксуэлл. – Сейчас же возвращайтесь, или будете иметь дело со мной.

– Если вернетесь на этот берег, вы будете иметь дело со мной, – пригрозила рыбаку Верити.

Рыбак опять почесал подбородок. Потом снял шляпу и поскреб в затылке. Он посмотрел сначала на Хоксуэлла, потом перевел смущенный взгляд на Верити.

– Сами понимаете, мадам, что я не хочу встревать в семейный скандал. Нам лучше вернуться. – Он дал знак сыну, и тот направил лодку к Хоксуэллу.

Верити злилась всю дорогу. Еще бы три минуты, и… Лучше было вообще не пытаться, чем позволить удаче отвернуться от нее.

Когда они подплывали к берегу, Хоксуэлл, видимо, уже немного остыл. Он улыбался так, словно приветствовал возвращение старого друга из Франции, притом на корабле, предназначенном для королевских особ. Но Верити ему не удалось одурачить.

Лодка подплыла к пирсу, и Хоксуэлл подошел к лодке.

– Решила проверить свою смелость, моя дорогая? – Он улыбнулся рыбаку. – Она же боится моря. Если бы вы отплыли немного дальше, она начала бы кричать и требовать, чтобы вы высадили ее на берег.

– Значит, нам повезло, милорд.

– Еще как! – Все еще улыбаясь, он протянул руку Верити. – Иди сюда, дорогая. А вам, джентльмены, не обязательно привязывать лодку.

Она подчинилась. Больше все равно было некуда идти. Он обхватил ее за талию и, будто она вообще ничего не весила, легко поднял над бортом и опустил рядом с собой. Лодка начала отплывать обратно в море.

Вид у Хоксуэлла был не слишком довольный. А у нее он был и вовсе несчастный.

– Вы будете рады узнать, что мисс Джонсон уже на пути к своему дому.

– Спасибо. Я знала, что вы справитесь с этим гораздо лучше, чем я.

– В следующий раз, когда стану брать с вас обещание не исчезать, я буду действовать как юрист и перечислять все возможные виды транспорта.

Он был не настолько рассержен, как она ожидала. Больше озадачен, как ей показалось.

– Неужели вы до такой степени не уверены в своих способностях убеждать, Верити? Вы не дали мне шанса принять или отвергнуть предложение, которое вы сделали мне прошлой ночью.

– Мне представилась редкая возможность, и я ею воспользовалась. Поскольку, как мне кажется, вы не слишком рассердились, могу я надеяться, что вы решили принять мое предложение?

– Я долго его обдумывал: может, следует поступиться гордостью. Именно поэтому я попросил Саммерхейза высадить меня на берег, чтобы разыскать вас.

– Так вы приняли решение?

– Пока нет. Давайте прогуляемся обратно. Я еще подумаю, а также постараюсь забыть свое раздражение по поводу вашего небольшого приключения.

Они шли назад к главной улице, и она молчала, давая ему возможность сколько угодно размышлять. Только бы ее попытка бегства не изменила его решения в худшую сторону. Неужели он настолько жесток и глуп, что заставит ее жить с ним в браке?

Она стала вспоминать свой дом, и настроение у нее улучшилось. Он примет ее предложение. Обязательно примет. Она в этом уверена.

Они дошли до конца деревни и спустились на берег. Погода была прекрасной. Морской ветер надувал паруса многочисленных яхт. Далеко в море они разглядели яхту Саммерхейза, который все еще таскал из воды рыбу. Пройдет не менее часа до того, как яхта вернется.

Останься он на яхте, Верити была бы уже в многих милях отсюда, прежде чем ее бы хватились. Она с большим успехом доказала, что может причинить гораздо больше неприятностей, чем мужчина в состоянии вынести за всю свою жизнь.

– Давайте прогуляемся в этом направлении, – предложил он и повел ее дальше по берегу, за деревню.

Деревня была расположена в небольшой бухте, а дорога, по которой они шли, поднималась немного в гору, петляя между небольшими холмами и скалами. Открывавшийся отсюда вид был великолепен. На горизонте виднелись большие корабли, направлявшиеся в устье Темзы.

– Я хочу поговорить с вами о вашем предложении, – сказал он и, сняв плащ, постелил его на клочок зеленой травы между скалами, чтобы она могла сесть. Место было настолько уединенное, что мир никогда не узнал бы, что, продав за деньги данное перед алтарем обещание в верности, сейчас он продаст и свою честь.

Хороший человек, лучший, чем он, отпустил бы ее на свободу и не стал бы брать деньги в качестве компенсации за потерю всего ее богатства. Но он не может позволить себе быть хорошим.

Она села и улыбнулась, явно настроенная оптимистически. Ее глаза блестели оттого, что все решилось так быстро.

А он смотрел на нее, и в его памяти ярко всплыло воспоминание о прошлой ночи и ее голой ноге. Как же трудно было отпустить эту ногу! Хотелось целовать ее от щиколоток до бедра и еще выше. Он глубоко вдохнул, и ему удалось избавиться от этого видения.

Она сидела вытянув ноги, как девочка, и сквозь подол желтого платья просвечивали ее щиколотки. Хоксуэлл отметил про себя, что ей не помешали бы новые туфли.

Он сел рядом и сказал:

– Мне надо кое-что узнать. – На самом деле это его гордость и самомнение желали ответа на тот вопрос, который он собирался ей задать. – Если я соглашусь с вашим планом, вы намерены выйти замуж за кого-то другого? Вы все это затеяли ради другого мужчины?

– Нет никакого мужчины, который меня ждет, если вы это имеете в виду. Я, конечно, могу выйти замуж, если встречу мужчину, который мне подойдет.

– Такого, которого одобрил бы ваш отец. Того, кто хорошо управлял бы вашим наследством, не так ли?

– Да.

– Такого человека, как мистер Тревис?

Она рассмеялась.

– Мистер Тревис? Нет, не такого. Мистер Тревис еще старше, чем вы.

Ему, возможно, не понравилось бы, что она говорит о нем как о старике, если бы его внимание не было приковано к ее смеющемуся лицу. Оно выглядело чувственным и притягивало взгляд.

– Мне всего тридцать один год, Верити. Хотя я на десять лет старше вас, мне еще далеко до подагры и вставных челюстей.

– Я лишь хотела сказать, что мистер Тревис для меня слишком стар. Я не собираюсь выходить за него замуж. А если выйду замуж, вы все равно будете получать обещанный доход. Повторяю, мы оформим это до того, как мой будущий муж сможет вмешаться или все отменить. Отец не раз говорил мне, что в Англии все можно решить с помощью правильного контракта.

– Мне просто надо было знать.

– Я так и думала. – Она сказала это по-доброму, будто понимала мужскую логику и то, почему ему надо было это знать. – Так мы пришли к согласию, лорд Хоксуэлл? Вы поможете мне исправить несправедливость?

– Я все еще об этом думаю, – вырвалось у него почти против воли.

Он же хотел сказать что-то совершенно другое, но его внимание неожиданно отвлек выбившийся из-под соломенной шляпки локон. Этот локон на бледной коже ее лба почему-то выглядел невыносимо эротично. Это свело его с ума. Вообще вся она сводила его, с ума.

– Может, вам стоит убедить меня?

– Убедить?

– С помощью поцелуя. Если я дам свое согласие на ваше предложение, вы, наверное, скажете, что поцелуи закончились вместе с моими претензиями. Я хочу получить один поцелуй. Пока мы с вами женаты и до того, как наш союз будет официально расторгнут.

Она понимала, что он ее дразнит.

– Вы хотите, чтобы я поцеловала вас до того, как вы сообщите мне о своем решении?

– Да, но поцелуй должен быть не таким, как прошлой ночью. Чтобы вы не просто клюнули меня в губы, а поцеловали по-настоящему.

– Все равно этот поцелуй должен быть коротким. Я считаю, что глупо думать сейчас о поцелуе. Гораздо умнее было бы больше вообще не целоваться.

– А что плохого в этом поцелуе? Здесь никого нет, и нас никто не увидит.

Она взглянула на него с подозрением.

– Всего один.

– Конечно. – Он потянул за ленту шляпки. – Эти поля были придуманы, чтобы запретить поцелуи. Они похожи на апостольники монахинь во Франции. Если вы не снимете шляпку, то не сможете меня поцеловать. – Развязав ленты, он снял шляпку и отложил в сторону.

При ярком свете солнца она выглядела прелестно. Подумав, она встала на колени. Она казалась очень серьезной, словно ученица, решающая трудную задачу.

Опустив голову, она нежно прикоснулась к его губам и немного задержалась. Но чуть дольше, чем было необходимо, и это сказало ему все, что он хотел знать.

Он положил ей руку на затылок, так чтобы она не могла прервать поцелуй. Ей пришлось задержаться еще на несколько мгновений. Потом еще на несколько.

Он уже забыл, зачем привел ее в это уединенное место. Значение имело лишь легкое дыхание ее поцелуя и охвативший его жар. Благие намерения, если они и были, тут же улетучились.

Она дрожала. Он почувствовал, как напрягся ее затылок, словно она хотела отодвинуть голову.

Этого он не мог позволить. Свободной рукой он обнял ее и быстро повернул, так что она оказалась в его объятии. Ошеломленная таким поворотом, она взглянула на него с удивлением. Он тут же впился губами в ее рот, чтобы не дать ей заговорить.

Никакой нежности. Никаких заигрываний. Он дал волю желанию, обуревавшему его уже три дня.

Она дотронулась рукой до его плеча. Это не было сопротивлением. Ее рука просто лежала на плече.

Он уже почти не мог сдерживаться и раздвинул языком ее губы, чтобы почувствовать ее вкус. Ее затрудненное дыхание свидетельствовало о близком к шоку состоянии. Но испытываемое ею наслаждение заглушило попытки сопротивления.

Он положил ее на спину и заглянул ей в глаза, а потом начал целовать голубую жилку на шее, в которой бился пульс. Его рука в это время скользила вниз по желтому платью, по бокам, бедрам и ногам. Перед его внутренним взором она предстала обнаженной, с раздвинутыми коленями, готовой принять его руку, его рот и тело…

Желание овладело им полностью. Его поцелуи опускались все ниже и уже достигли груди. Она подняла руку, желая то ли остановить его, то ли ободрить. Он поцеловал через тонкую ткань платья ее затвердевшие соски, и она вскрикнула от удивления. Он приподнялся и провел рукой по груди, наблюдая, как ее взгляд затуманился и она словно впала в забытье.

Просунув руку ей под спину, он нащупал пуговицы платья. Когда он расстегнул их, ее глаза в недоумении округлились. Он осторожно спустил платье с ее плеч, обнажив округлые красивые груди с темными манящими сосками. Опустив голову, он провел по ним языком.

Шок сменялся наслаждением, а наслаждение – шоком, и было непонятно, за чем победа.

Его дыхание приятно щекотало кожу. Он осторожно брал зубами сосок, и ее пронзала стрела наслаждения. Его язык порхал по груди, и она думала, что умрет. Она закрыла глаза. Это неприлично, подумала она. Вдруг их кто-то увидит. Надо оттолкнуть его. Но его губы и руки вызывали в ней такие восхитительные ощущения…

Приподнявшись на локте, он посмотрел на нее.

– Вам это нравится, – сказал он. Это не был вопрос. – И это, – он снова обвел языком одну грудь. – И это тоже, – пробормотал он, целуя ее плечо, шею, ухо. Его рука при этом скользнула вниз по ее ноге и оказалась под юбкой.

Тревога привела ее в чувство. Она не была такой уж несведущей и поняла, какая ей грозит опасность. Он проговорил у самого ее уха:

– Вы принадлежите мне, и вы не остановите меня, потому что сами не хотите этого.

От прикосновения его теплой руки ее страх утих. Она уже не возражала против того, что он ласкал ее голые бедра, покусывал соски и обводил языком груди. Наоборот, ей хотелось чего-то еще большего. Но он накрыл ладонью треугольный бугорок между бедрами, и ласки прекратились.

Наслаждение понемногу угасало. Напряжение стало менее чувствительным. Она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее.

Ее неожиданно удивила собственная нагота. Прикрывшись рукой, она села и стала приводить в порядок сорочку и платье. Дотянуться до застежки на спине она не смогла, и Хоксуэллу пришлось самому застегивать пуговицы. Ее лицо пылало.

Смущение и гнев внезапно резанули по сердцу как ножом. Она встала на колени, повернулась и изо всех сил ударила его по плечу.

– Вы же обещали!

Он перехватил ее руку.

– Я выполнил свое обещание. Вы сохранили девственность.

– Я едва ее не лишилась.

– Вы слишком неискушенны, чтобы знать, что означает слово «едва». Поверьте мне, это все еще больше, чем едва.

Она встала и начала всматриваться в даль моря. Сначала она не могла найти яхту Саммерхейза, а потом увидела, что она уже причалена к берегу.

– Нам надо поторопиться. Они вернулись.

Она стала озираться, почему-то вообразив, что Одрианна и Себастьян уже идут сюда, разыскивая их.

Хоксуэлл встал, отряхнул плащ, надел и поднял с земли ее шляпку. Она вырвала ее из его рук.

– Вы заманили меня сюда под тем предлогом, чтобы поговорить о моем предложении, – сказала она. – Вы солгали? Это все та же игра и тот же заговор, что и два года назад?

Он внимательно посмотрел на нее, а потом вдруг схватил и поцеловал.

– Нет никакой игры. И никакого заговора. Подвернулся шанс, и я им воспользовался. – Он поднял ее лицо за подбородок, чтобы она посмотрела ему в глаза. – Что же касается вашего предложения, Верити…

Она затаила дыхание, молясь о том, чтобы он принял решение, о котором она мечтала до того, как все это произошло.

– Нет.

– Нет?

– Нет.

Она не могла в это поверить. Ведь ей казалось, что он понял смысл ее предложения.

– Почему?

– Потому что я так говорю.

– Потому что вы так говорите? И больше вы ничего не будете объяснять? – Ей хотелось кричать. Все это было ловким трюком. Он заманил ее сюда, чтобы… чтобы…

Верити ударила его, вырвалась из объятий и пошла прочь. Она шла, не видя ничего перед собой, спотыкаясь и отказываясь от его помощи.

Глава 9

Хоксуэлл пытался найти утешение в том, что поступил более или менее честно. Это было трудно, даже болезненно, но он старался не винить Верити в том, что она не оценила его жертвы.

Его тело тоже этого не оценило. Он не мог прийти в себя в течение нескольких часов, потому что стоило ему посмотреть на Верити, как у него перед глазами тут же появлялась ее белоснежная грудь с вызывающе торчащими сосками и молодая женщина, впервые познавшая чувственное наслаждение.

Она не разговаривала с ним весь день. Притворялась, будто его не существует. Не получившее завершения возбуждение висело между ними словно густой туман, смещавшийся в его направлении в самые неподходящие моменты и вызывавший неподобающие мысли. Если она догадается о его эротических планах, то скорее всего спустится ночью с дерева под окном и исчезнет навсегда.

«Почему?»

«Потому что я так говорю».

Как глупо и неубедительно. Но ничего другого он не мог сказать.

Разве он может объяснить ей, что вожделение одержало победу над его прежним решением. Она вряд ли посчитает это причиной отказать ей в той жизни, о которой она мечтала. Но другой у него не было.

Их размолвка не ускользнула от внимания Одрианны и Себастьяна. Но все их попытки вовлечь Верити в непринужденную беседу не могли изменить холодного выражения ее лица.

Она рано ушла спать. Извинившись, Хоксуэлл тоже ушел к себе. Он вышел на террасу покурить. Вскоре рядом с ним появился огонек еще одной сигары, а чья-то рука поставила перед ним на перила рюмку бренди.

Хоксуэлл и Себастьян долго молча попыхивали сигарами, глядя в залитый лунным светом сад.

– Можешь поблагодарить меня, – прервал наконец молчание Себастьян. – Одрианна заметила на дальнем конце бухты две фигуры и испугалась, что ты затеял что-то недоброе. Она настояла на том, чтобы мы поскорее причалили к берегу, но ветер переменился, и мы не сразу справились с парусами.

– Спасибо.

– Мне показалось, что твоя невеста выглядела не слишком счастливой сегодня вечером.

– Я выглядел не лучше. Такова плата за то, что я сделал доброе дело, а не воспользовался обстоятельствами. Если бы я был менее тактичен, мы оба были бы более довольны. – Это было не совсем так. Его останавливали не соображения такта, а то проклятое обещание, которое он дал в оранжерее в Камберуорте.

Саммерхейз тихо засмеялся.

– Полагаю, что для удовлетворения желания у тебя впереди много времени. Вся жизнь.

– Когда я увидел, что ты никак не можешь справиться с парусами, то подумал, что ты мой союзник. Сначала ты советовал мне соблазнить ее, а теперь проповедуешь мудрость воздержания. В этом вопросе ты находишься под влиянием жены. Не делай вид, что возмущен. Ты же не станешь отрицать, что это она приказала тебе плыть к берегу? Может, она к тому же сочувствует бедняжке Верити?

– Она понятия не имеет, что произошло. Когда она увидела Верити, то подумала, что вы просто поругались.

– Мы действительно поругались. Правда, это продолжалось недолго.

– Думаю, к утру шторм утихнет.

– Возможно. А возможно, и нет. В любом случае через три дня мы отправимся в Лондон.

Они замолчали. Саммерхейз умел отвлекать своими разговорами. И сейчас он отвлек мысли Хоксуэлла и от ссор, и от ярких воспоминаний о страсти, пробудившейся в Верити.

Весь следующий день Верити почти не отходила от Одрианны. Она старалась как-то оправдать свое неподобающее поведение с Хоксуэллом. К тому же ее беспокоило то, что она проиграла всю войну, проявив непростительную слабость в первой же битве.

Она была почти уверена, что когда он привел ее на эту крошечную полянку, то намеревался сказать что-то совсем другое. Возможно, сегодня, выспавшись, он поймет, что поступил неразумно.

Однако ее надежды не оправдались. Он вообще больше не поднимал этот вопрос и не извинился за то, что случилось на той лужайке.

Напротив. Он говорил с ней и смотрел на нее так, будто после этих скандальных объятий и поцелуев у них появился общий секрет. Его присутствие каким-то невидимым образом давило на нее, даже когда она пыталась его игнорировать. Воспоминания все время всплывали у нее в голове, хотя она очень старалась следить за болтовней Одрианны.

Прошлым вечером он ушел к себе почти одновременно с ней. Она слышала его шаги, когда он поднимался вслед за ней по лестнице, и ее сердце было готово выпрыгнуть из груди. Она ненавидела то, как ее беспокоит и волнует его близость.

На первой же площадке лестницы она обернулась.

– Не вздумайте пытаться целовать меня сегодня. Не смейте. Вчера вы получили достаточно поцелуев, так что сегодня я вам ничего не должна.

– А вы, Верити, получили достаточно поцелуев?

– Более чем. Слишком много. – От того, как он на нее посмотрел, у нее почти подогнулись колени. – К тому же они мне не понравились. Вообще все было неприятно. Когда дело касается поцелуев, мы тоже друг другу не подходим. Вы должны изменить ваше решение. Я имею в виду ваше «нет».

Он поднялся на две ступеньки и оказался прямо перед ней. Его явно рассмешил ее протест.

– Когда дело дойдет до настоящих поцелуев и наслаждения, вы увидите, что мы очень подходим друг другу, Верити. А через какое-то время вы перестанете этого бояться.

– Я вовсе не боюсь. Вы ошибаетесь. Мне было неприятно…

Он приложил палец к ее губам, чтобы она замолчала.

– Может, мне сегодня ночью доказать вам, что я не ошибаюсь? Вы просто бросили мне вызов, дорогая.

Он ощутил, как дрожат ее губы. Да и вся она дрожала от его взгляда и близости.

Она стиснула зубы, чтобы перестать реагировать на него.

– Напоминаю вам о вашем обещании, – сказала она, когда ей наконец удалось от него отвернуться.

– Я не нуждаюсь в напоминаниях. Однако мне, наверное, придется провести ночь в вашей комнате, чтобы быть уверенным, что вы не воспользуетесь еще одной редкой возможностью и не сбежите.

Его предположение напугало ее. Она была уверена, что он не усидит всю ночь в кресле в ее гостиной. Этот мерзавец намерен сделать с ней все те ужасные вещи, которые едва не стоили ей девственности.

Воспоминания об этих «вещах» всколыхнули в ней чувственность, и она ужаснулась.

Она не должна так реагировать, если хочет сохранить остатки своей гордости, когда они навсегда расстанутся. Ей ни за что не удастся убедить его изменить свое решение, если он будет продолжать целовать ее и прикасаться так, как вчера. А когда она выйдет замуж за человека, которого сама выберет, ей не придется объяснять, почему она сблизилась с этим мужчиной перед тем, как он согласился отпустить ее.

– Нет, – ответила она. – Вы прекрасно знаете, что, оставшись в моей комнате, вы будете искушать дьявола и пострадает ваша честь.

Он рассмеялся.

– Как это мило, Верити, что вы беспокоитесь о моей чести.

– Меня это заботит настолько, что я обещаю – вам не придется меня сторожить. Клянусь, я буду в своей комнате завтра утром.

Он задумался. Потом, улыбнувшись, отступил.

– Да будет так. А теперь бегите, пока я не решил, что ваше раскрасневшееся лицо выдает надежду на мое скорое появление возле вашей двери.

Ночь Верити провела плохо. Хоксуэлл не сказал, что не появится у ее двери, поэтому она прислушивалась к малейшему шороху. Она ворочалась с боку на бок, думая о том, как она теперь сможет сбежать, если ей вообще это удастся.

Сложившаяся ситуация беспокоила и раздражала ее. Она сделалась нервной и не в меру осторожной. Она решила, что ей надо отдалиться и от Одрианны. Поэтому утром она поднялась с рассветом, надела свое простое голубое платье и, подвязав передник и закутавшись в шаль, спустилась во двор.

Садовники уже начали свою работу – окучивали, подстригали кусты и ветки деревьев, свозили мусор на тачках. Она стала наблюдать, как они обрезают деревья. Потом восхитилась землей, которую главный садовник привез с поля, лежавшего под паром с прошлого года.

Верити почти забыла про Хоксуэлла, его поцелуи и про свое смущение. Но по тому, как головы садовников повернулись в сторону дома, а главный садовник слегка поклонился, она поняла, что Хоксуэлл вышел на террасу.

Он выглядел хмурым и серьезным и смотрел на нее с нескрываемым интересом. Ей не понравилось, что ощущения, которыми откликнулось ее тело, были вызваны словно по его приказу.

Хоксуэлл поманил ее к себе. Попрощавшись с садовником, она поднялась по ступеням террасы.

– Пойдемте завтракать. Одрианна и Себастьян уже в столовой, а у меня есть для них новости.

Столовая находилась в другом крыле дома, и ее окна выходили во двор. Одрианна уже завтракала, а Себастьян накладывал себе в тарелку еду с больших блюд на буфете.

– Надеюсь, твоя тетя не заболела, – сказал лорд Себастьян Хоксуэллу, когда они оба сели за стол.

– У вас есть причина так думать? – удивилась Верити.

– Сегодня утром посыльный привез письмо лорду Хоксуэллу, – пояснила Одрианна.

– Насколько я понимаю, моя тетя здорова. Это письмо совсем другого характера. – Хоксуэлл достал из кармана письмо и положил на стол. – Оно пришло от адвоката из Лондона, мистера Торнаппла.

– От мистера Торнаппла? Моего попечителя?

– Он написал было мне в Суррей, а потом узнал, что я здесь. – Развернув листок, он пробежал его глазами. – Он сообщает, что ему удалось получить разрешение на новое расследование возможной смерти леди Хоксуэлл, урожденной Верити Томпсон. Слушание состоится завтра в Суррее, в доме следователя. Это будет всего лишь первый шаг, но он даст возможность обратиться к суду высшей инстанции. Он отправил письмо, уже собравшись ехать в Суррей.

Хоксуэлл отложил письмо в сторону и сказал:

– Нам надо срочно туда ехать.

– Возьмите нашу карету с четверкой лошадей. Я дам вам названия почтовых станций, где у нас есть запасные лошади, – сказал лорд Себастьян. – Если погода не испортится, вы будете на месте уже завтра днем.

Слушая об их планах, Верити пришла в ужас. У нее было такое чувство, будто она сама управляла четверкой лошадей и вдруг выпустила вожжи.

– А что, если мы не будем спешить в Суррей? – вырвалось у нее. Все повернулись к ней. – Что, если курьер не нашел этот дом? Что, если мы пробудем здесь еще один день?

– То есть вы хотите сказать… пусть вас действительно объявят мертвой? – спросил Хоксуэлл. – Тогда нам придется объяснить ошибку, когда мы приедем в Суррей. Осложнений окажется меньше, если с самого начала будет принято правильное решение.

– Я считаю, что если кого-то объявили мертвой, ей могли бы разрешить оставаться таковой хотя бы на несколько недель, если она того захочет, – пробормотала Верити.

Увидев недоумение на лицах друзей, она призналась:

– Это, разумеется, невозможно. Мы не можем допустить, чтобы была совершена ошибка. Я пойду в свою комнату готовиться к отъезду.

Она должна была готовиться не только к отъезду, но и к тому, что для нее означало покинуть этот дом.

Когда карета покинет это поместье, сделке, заключенной в оранжерее Дафны, придет конец. И конец обещанию. Теперь, чтобы держаться подальше от Хоксуэлла, ей придется полагаться на собственные силы.

Сьюзен упаковала вещи за десять минут. Верити поблагодарила горничную, дала ей несколько монет, оставшихся от пятнадцати фунтов Хоксуэлла, и отпустила. Потом сложила в чемоданчик свои щетки для волос, туалетную воду и две расчески. Дверь отворилась, и вошел Хоксуэлл.

– Я готова, – сказала Верити.

Он внимательно посмотрел сначала на чемоданчик, потом на нее.

– Вы чувствуете себя несчастной.

– Я думала, мы останемся здесь дольше. Я считала…

Она взяла шляпку и подошла к зеркалу.

– Вы рассчитывали, что у вас будет больше времени на то, чтобы убедить меня, – сказал он.

– Мне кажется, вы должны дать мне несколько дней в Суррее взамен тех, что я лишилась здесь.

– Не имеет значения, будет ли это один день или тридцать, Верити. Я больше не хочу вас отпускать.

Больше не хочет. Сердце сжалось. Его изменили поцелуи на той лужайке. Он намерен сохранить брак из-за какого-то мимолетного желания и короткого удовольствия.

Верити с трудом сдерживала слезы.

Ее положение будет теперь намного тяжелее. Она рассчитывала вернуться домой после того, как мир узнает, что она жива. Хотела употребить месяц, во время которого будет решаться вопрос об аннулировании ее брака, на то, чтобы разобраться с наследством отца, узнать о судьбе Майкла и позаботиться о благополучии Кэти.

– Простите мои эмоции, – произнесла она, вытирая слезы. – Теперь я вижу, что живу среди чужих людей, у которых нет причин отнестись ко мне по-доброму.

– Вас слишком страшит будущее. Оно будет совсем не таким, каким вы его себе представляете.

– Неужели вы настолько либеральны, лорд Хоксуэлл, что разрешите мне съездить домой, чтобы повидаться с людьми, которых я знаю и люблю?

– Не вижу причины отказывать вам в этом.

– И как часто вы будете меня отпускать?

– Как только мне будет удобно отвозить вас к ним.

– Почему мне кажется, что вам не часто будет удобно?

Он не рассердился – наоборот, смотрел на нее с сочувствием.

– Потому что вы чувствуете себя обязанной думать обо мне плохо. В противном случае вы никогда не сможете лгать самой себе.

Это заявление застало ее врасплох. Обернувшись, она взглянула на него.

– Я не лгу самой себе.

– Вы лгали себе эти два дня. Вы говорили себе, что можете убедить меня в том, что хотите избавиться от меня. Вы говорили себе, что если примете наш союз, то это будет означать, что ваш кузен победил, а вы проиграли.

– Я, возможно, все еще сержусь на моего кузена, но мои обязательства перед ним и его власть надо мной кончились, что бы ни случилось, так что мой гнев не имеет никакого значения.

– В таком случае я должен предположить, что ваш гнев направлен против меня как соучастника плана Бертрама. Вы хотите, чтобы мне тоже не досталась победа.

– Я не хочу, чтобы победил сам план. Да мне этого и не нужно. Вы делали вид, будто это понимаете, но это был всего лишь еще один обман, чтобы усыпить мою бдительность и получить то, что вы хотели.

Он улыбнулся.

– Вот видите, вы все же лгали себе. Вы не только отрицаете, что вам понравилось удовольствие, но и пытаетесь убедить себя, что я домогался вас там, на горке, так как это было частью нашего с Бертрамом заговора.

Она смотрела на него с ненавистью.

– Вы хорошенько все вспомнили, Верити, прежде чем пришли к такому выводу? Вам, случайно, не пришло на память, как приятно было чувствовать мои губы на своей груди, а мою руку…

– Ничего подобного! – взорвалась она, но ее щеки залила краска. – Вы мерзавец. Но я разгадала вашу игру.

Схватив чемоданчик, она направилась к двери.

– Можете думать, что я мерзавец, Верити, но я также ваш муж. И в этой, как вы назвали, игре победа осталась за мной.