Текст книги "Соблазн в жемчугах"
Автор книги: Мэдлин Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Она шла по проселочной дороге, служившей улицей, провожаемая любопытными взглядами. За поселком начинались железнодорожные пути.
– По этим рельсам на завод привозили в вагонетках железную руду, – объяснила она. – Таких заводов, как этот, не так много. Здесь делают все – от начала до конца. На входе – руда, на выходе – отливки, стержни, сварочное железо.
По другую сторону от завода стоял еще один дом, более скромный, но тоже большой.
– Здесь живет мистер Тревис. Сейчас его, по всей вероятности, нет дома – он должен быть в сверлильном цехе.
Она направилась к низкому зданию с несколькими окнами. Из трубы не шел дым, никто не входил и не выходил.
За станками стояли шестеро рабочих. Когда вошла Верити, они прекратили работу и уставились на нее с недоверием и удивлением.
– Мистер Тревис, – позвал один из рабочих. – Пришла дочь хозяина. Она вроде бы должна быть призраком, но она живая.
В открывшуюся боковую дверь стала видна еще одна комната, со станками поменьше и длинным столом, заваленным кусками железа и стали. Мистер Тревис снял очки и стал всматриваться в Верити.
Это был крупный мужчина с седеющими светлыми волосами и лицом, таким же суровым и жестким, как железо, которое он обрабатывал. От улыбки оно смягчилось, и на мгновение Хоксуэллу показалось, что мистер Тревис вот-вот заплачет.
– Это не может быть мисс Томпсон, Исайя. Это прекрасная леди, которая, я думаю, просто заблудилась.
– Но это действительно я, мистер Тревис, – сказала Верити, подыгрывая ему.
Тревис подошел ближе и состроил гримасу, словно комический актер. Потом нагнулся, чтобы заглянуть под поля ее шляпы. – Будь я проклят, но это она. Годы превратили девочку в женщину. Притом в настоящую леди.
Верити обняла его, потом представила Хоксуэлла.
– Я хотела бы немного погостить у вас, если не слишком помешаю, мистер Тревис.
– Никто здесь не говорит, что это невозможно, а это означает – добро пожаловать. Погостите столько, сколько захотите, потому что ваш кузен, когда вернется, отнесется не слишком благожелательно к вашему визиту.
Он повел их в свою комнату и закрыл дверь. Хоксуэлл оглядел куски железа на верстаке, станки и инструменты. Видимо, здесь и обитал секрет изобретения Джошуа Томпсона.
– Я писала вам, мистер Тревис, что жива и здорова. Разве вы не получили мое письмо?
– Получил и страшно обрадовался. Странное это чувство – оплакивать человека, а потом узнать, что он жив.
– Настолько странное, что вы не могли ответить?
– Ваш кузен тоже узнал, что вы живы. Он запретил мне писать вам. Грозился уволить меня, если я это сделаю, и послать к черту завод. Он сказал, что я буду виноват, если все эти люди потеряют работу. Ему не понравится, если он узнает, что мы с вами сегодня разговаривали.
Он пододвинул Верити стул, и она села. Хоксуэлл остался стоять.
– Нам многое надо обсудить, пока у нас есть эта возможность, мистер Тревис. Но прежде чем мы будем говорить о деле, я хочу спросить вас, где Кэти. Я тоже ей написала… – Она мельком взглянула на Хоксуэлла. – Я послала письмо на адрес викария. Но теперь знаю, что он уехал.
– Да, уехал. Потерял свое место. Сейчас вместо него родственник миссис Томпсон. Мистер Томпсон считал, что наш прежний викарий использовал свою кафедру в церкви для того, чтобы разжигать недовольство. Это означало, что он больше хвалил вашего отца, чем нынешнего обитателя большого дома.
– А Кэти?
– Она не здесь, но неподалеку отсюда – живет в домике рядом с каналом на благотворительные пожертвования прихожан.
Потом разговор перешел на дела завода. Хоксуэлл слушал, но при этом внимательно рассматривал станки и металл, которые использовал Тревис.
Тревис описал волнения на заводе прошедшей зимой и всеобщее недовольство рабочих низкой оплатой труда из-за того, что после войны уменьшился спрос на пушки и мушкеты.
Верити попрощалась с мистером Тревисом, пообещав скоро вернуться.
– Я всегда подозревала, что Бертрам плохо управляет заводом, – сказала Верити, когда они вышли. – Став моим опекуном, он запретил мне приходить сюда, а с мистером Тревисом мне вообще многие годы не удавалось поговорить наедине. Я думаю, у него есть что мне рассказать.
– Ты имеешь в виду, что он все расскажет, когда меня не будет с тобой.
– Не воспринимай это как оскорбление. Он не знает ни тебя, ни того, что ты обо всем этом думаешь.
– Он не уверен, не в сговоре ли я с Бертрамом, ты это хочешь сказать? – Трудно было винить мистера Тревиса, если даже Верити не совсем была в этом уверена.
– Ты граф. В твоем присутствии он не будет откровенен, что бы ни думал о твоих отношениях с Бертрамом. Палата лордов никогда не симпатизировала таким людям, как он. А теперь мне надо увидеть Кэти.
Глава 17
Домик возле плотины оказался бедной лачугой, крытой соломой и окруженной небольшим огородом.
Сердце Верити сжалось при виде этого бедного жилища. Ей отчаянно хотелось увидеть Кэти, но она почти надеялась, что им дали неверный адрес.
Хоксуэлл вышел из кареты, и она передала ему корзинку с провизией, которую она купила в Олдбери.
Хоксуэлл помог ей выйти.
– Я подожду тебя здесь, – сказал он.
Еще по дороге она думала, как попросить его об этом, и ее тронуло его понимание, что ей захочется побыть с Кэти наедине. Ей надо не только обсудить проблемы, о которых Хоксуэлл не должен знать. Были еще чувства, которые она не хотела выставлять напоказ.
– Это может занять некоторое время. Может быть, ты уедешь, а потом вернешься за мной?
– Я прогуляюсь до плотины и полюбуюсь окрестностями. Если решу уехать, то дам тебе знать.
Верити подошла к дверям домика и постучала. Дверь открылась, и на пороге появилась Кэти – похудевшая и седая, но все такая же крепкая и ничуть не сгорбленная.
Она нахмурилась, увидев модную шляпу и красивое платье, и карету, остановившуюся позади ее огорода.
– Это я, Кэти. Верити.
Кэти схватилась за притолоку и, отступив, вгляделась в лицо гостьи, а когда узнала, ее глаза наполнились слезами. Она обняла Верити, и это объятие было таким теплым, таким знакомым, что Верити тоже заплакала.
– Деточка моя, – тихо плакала Кэти. – Моя дорогая девочка.
– Это твой муж? – спросила Кэти, кивнув в сторону Хоксуэлла. Она усадила Верити на единственный стул, а сама села на табуретку. – Красивый мужчина.
– Да, красивый. – Может, даже слишком. Он стал ее погибелью и продолжает ею быть. Эта красота в сочетании с титулом делала его уверенным в себе, а ее, напротив, лишала уверенности. – Он может быть очень добрым, – добавила она, потому что не хотела, чтобы Кэти за нее беспокоилась. Он ведь действительно мог быть добрым. – Он привез меня сюда, чтобы я могла увидеть тебя и чтобы ты знала, что я жива и здорова.
– Я уже потеряла надежду снова тебя увидеть. Это какое-то чудо. Но если он так добр, детка, почему ты сбежала?
Как это похоже на Кэти. Она сразу поняла, что Верити сбежала.
Объятия, которыми Кэти встретила Верити, наполнили ее сердце воспоминаниями. Эти руки утешали ее, когда девочкой она потеряла мать, а потом, когда была постарше, и отца. Когда ее слишком сильно ругала гувернантка или порола Нэнси, она убегала из дому, хотя знала, что ее за это накажут, и пряталась в домике Кэти, где ее обнимут и утешат.
Она не могла ответить честно на вопрос Кэти. Незачем волновать ее рассказом о том, как ей угрожал Бертрам.
– Я сбежала, потому что не была согласна выходить замуж. – Она рассказала о своем плане и о том, как надеялась стать свободной, а достигнув совершеннолетия, вернуться домой и прогнать Бертрама.
– Это план ребенка, – сказала Кэти. – В этом ты очень похожа на своего отца. Это был пиан ребенка, ничего не знавшего в жизни. Но теперь ты здесь, и если этот лорд может иногда быть добрым, замужество не нанесет тебе вреда. По крайней мере ты будешь в безопасности.
– Теперь я больше знаю жизнь, и я рада, что увидела тебя. А Майкл? Как он поживает?
Кэти закрыла глаза, и Верити поняла, что коснулась печальной темы. У нее упало сердце.
– Его давно уже здесь нет. Дольше, чем тебя. Сначала я об этом не беспокоилась. Ведь ты знаешь, что это было не в первый раз, когда он…
– Куда он уехал?
Кэти покачала головой.
– Не знаю. Иногда я вижу во сне его и тебя, когда вы были детьми, и мне начинает казаться, что этот сон означает, что он умер. – Она вытерла глаза и вымученно улыбнулась. – Но раз ты не умерла и я вижу тебя своими собственными глазами, возможно, эти сны ничего не значили.
– Может быть, его арестовали? Он бывал несдержан на язык, Кэти. Что, если он оказался в чем-то замешан и его посадили в тюрьму?
– Если это так, то не в Шропшире и не в Стаффордшире. Если бы его судили здесь, мне бы сказали. Мистер Тревис наверняка знал бы об этом.
Верити взяла руки Кэти в свои.
– Значит, все это время ты ждала, не зная, оплакивать его или нет?
– Или тебя, детка. Или тебя.
– Я разузнаю, что с ним случилось, Кэти. Даже если новости будут плохими. Но тебе не придется больше ждать. – Она оглядела полутемный домик. – Здесь, должно быть, неуютно, когда идет дождь, а особенно – зимой.
– Я считаю, мне повезло, что у меня есть хотя бы этот дом. Когда Майкл уехал, меня выселили из принадлежавшего заводу дома, где мы жили.
Этого не должно было случиться. По соглашению, заключенному с Бертрамом, Кэти не должны были выселять из ее дома. Еще одно свидетельство вероломности Бертрама привело Верити в бешенство, которое ей с трудом удавалось скрыть.
– Я позабочусь о том, чтобы в будущем у тебя было более удобное жилье, – сказала она и вдруг вспомнила, что не имеет права что-либо обещать – ей придется сначала просить разрешение у Хоксуэлла. Ей придется обращаться к нему, чтобы получить хотя бы крохи своего наследства и помочь этой дорогой ей женщине.
Она встала и подошла к столу, на котором стояла корзинка.
– Я купила продуктов на потом, но кое-что мы съедим сейчас. – Она развернула мясной паштет и кусок сыра. – Давай сядем, и ты расскажешь мне все о наших соседях. Рассказывай только о хорошем, остальное я уже знаю.
Хоксуэлл наблюдал за баржей, ожидавшей, когда откроется входной шлюз. Большие ворота, запиравшие его, открылись, вода прибыла, и груженная углем баржа начала медленно подниматься, а достигнув нужного уровня, проплыла мимо выходных ворот шлюза.
Побродив немного по окрестностям, Хоксуэлл вернулся к карете за домиком Кэти и посмотрел на часы. Верити, наверное, захочет побыть с Кэти подольше.
Когда он говорил с Верити об этой женщине, у него сложилось впечатление, что она была для нее чем-то вроде няни или гувернантки. Но наблюдая за их радостной встречей, за тем, как они обнялись и расплакались, он понял, что имела в виду Верити, сказав, что эта женщина ей как мать.
Окрестности показались ему тихими и безопасными, и он решил все же уехать, предварительно послав кучера сказать Верити, что вернется через два часа.
Лосфорд-Холл был расположен на холме в конце дороги, проходившей по лесу. Хоксуэллу понравился особняк, но его местоположение придавало дому загадочный облик. Впрочем, это вполне подходило человеку, жившему сейчас в нем.
Джонатан Олбрайтон принял его в библиотеке, доверху набитой книгами и всевозможными бумагами. Не все это досталось нынешнему хозяину вместе с домом. Об этом свидетельствовали кипы каких-то брошюр и непереплетенных книг, соседствовавших рядом с аккуратными томами в кожаных переплетах, которые были обычны для подобных особняков.
– Рад, что ты заехал. Я очень на это надеялся, – сказал Олбрайтон.
Хоксуэллу он показался немного похудевшим, но манера держаться все еще говорила одновременно и о почтительности, и о высокомерии. Его длинные волосы были забраны в старомодный хвост, а темные глаза и вся внешность, как всегда, располагали к доверию и желанию поделиться секретами. Однако Хоксуэлл знал, что, сколь долго на него ни смотри и сколь часто с ним ни разговаривай, никогда не узнаешь, о чем думает этот человек.
– Значит, ты знал, что я приехал. – Это был не вопрос, а утверждение. – В деревне слухи распространяются быстро, не так ли? А как мировому судье, тебе все становится известно раньше, чем многим другим.
– Твой приезд просто подтвердил то, чего я ожидал. Ты, в конце концов, должен был приехать хотя бы для того, чтобы узнать о наследстве твоей жены.
Они оба сидели в удобных креслах – таких, в которых чувствуешь себя уютно и можешь читать много часов подряд. Этот человек, несомненно, так и делал. В университете Олбрайтон был весьма прилежным студентом, и все считали, что он станет профессором. Вместо этого он избрал жизнь кочевника, путешествуя по свету, а в Лондоне никогда не задерживался надолго.
Такой образ жизни, а также доход непонятного происхождения, привели Хоксуэлла, Саммерхейза и Каслфорда к выводу, что Олбрайтон занимается какими-то полулегальными делами – возможно даже, по поручению правительства.
– Значит, ты стал сельским джентльменом, – сказал Хоксуэлл, с нескрываемым восхищением оглядывая библиотеку. – Хотя это и соответствует твоим интеллектуальным интересам, я как-то не представляю себе, что тебе удастся задержаться здесь надолго. Правда, служба мирового судьи дает тебе достаточно пищи для твоего неуемного любопытства.
– Это было неожиданным назначением. Но я стараюсь честно выполнять свой долг.
– Я уверен, что ты прекрасно со всем справляешься. И надолго ты намерен остаться в Англии?
– Посмотрим. – Олбрайтон улыбнулся. Глубина его темных глаз притягивала, но, как всегда, была непроницаемой.
– Мне все уши прожужжали всякими историями о подрывной деятельности в этом регионе. Дама, к которой я приехал с визитом, убеждена, что грядет революция. Она рассказала какую-то чепуху о том, что Клебери купил пушки. Я сегодня не видел ничего такого, что могло бы спровоцировать такие страхи.
– Слухов всегда больше, чем оснований для них. Я, правда, стал более осмотрительным, разговаривая с людьми, которые, возможно, разжигают недовольство, чтобы их не провоцировать. А что касается Клебери… он никогда не был особенно умен, не так ли?
– Многие в парламенте считают, что министерство внутренних дел больше возбуждает недовольство, чем гасит его. Говорят даже, что здесь работают провокаторы, находящиеся на службе у министра. Тебе что-нибудь об этом известно?
Олбрайтон просто посмотрел на него, но на его губах и в глазах заиграла усмешка.
– А я-то думал, это визит вежливости. Тебя что, пэры послали, чтобы ты проверил слухи? Если так, ничем не могу помочь. Я не встречал ни одного агента-провокатора, если они вообще существуют.
– Меня никто не посылал. Мне просто самому любопытно. – Больше всего ему хотелось знать, почему Олбрайтон здесь. Конечно, с окончанием войны работы для шпионов стало меньше, так же как упал спрос на железо. Должен же человек чем-то заняться, если перестал быть востребованным.
Хоксуэлл встал и выглянул в окно. Оно выходило в небольшой сад, за которым начиналась дикая природа.
– Ты давно вернулся в Англию? Странно, что в городе никто об этом не знает.
– С год уже. Я в Лондоне не задержался, и у меня не было времени встретиться с друзьями.
Хоксуэлл не считал себя близким другом, с которым хотел бы встретиться такой человек, как Олбрайтон. Да и были ли у него друзья?
– У тебя прекрасное поместье. Получил в наследство?
– Я тоже считаю, что поместье прекрасное. Спасибо.
Хоксуэлл рассмеялся.
– Тайн тебе не занимать, не так ли?
– Это не тайна, а моя личная жизнь.
– Сомневаюсь, что Клебери не вмешивается в твои дела, если вы стали с ним друзьями.
– Я не стал бы называть лорда Клебери своим другом.
Хоксуэлл обернулся.
– Так для чего же ты здесь поселился? Не для того же, чтобы дышать целебным деревенским воздухом.
– Ты бы хотел, чтобы я тебе солгал, Хоксуэлл? Придумал историю, которая соответствовала бы твоим представлениям обо мне? Если настаиваешь, так и будет. Но я предпочитаю этого не делать. Мы знаем друг друга достаточно долго и в прошлом приятно провели немало времени. Ты и некоторые другие заслуживают лучшего.
Да, у них было что вспомнить. Было в жизни их четверки и хорошее, и плохое. Правда, они не всегда шли по жизни плечом к плечу. Олбрайтон всегда оказывался немного в стороне, и его окружала какая-то тайна. Сейчас он назвал это личной жизнью.
Хоксуэлл вернулся в кресло.
– Нет, не надо лгать. Расскажи лучше, как обстоят дела в Париже. Я уверен, что ты был там совсем недавно.
– На сегодня у тебя больше не намечено визитов? – спросил Хоксуэлл, когда Верити вышла из домика Кэти.
– Больше нет. – Они сели в карету. – А где ты был?
– Осматривал окрестности.
Верити посмотрела на него – и вдруг пересела к нему с сиденья напротив. Он обнял ее за плечи.
– Мой кузен вернется через день. Нэнси сообщила своей домоправительнице, что они возвращаются.
– Я и не думал, что он задержится в Лондоне после того, как ты уехала. Так что ничуть не удивлен.
– Я намерена поговорить с ним о Кэти, но он не станет меня слушать. Он будет отрицать, что лгал мне и давал ложные обещания.
Она немного повозилась и умудрилась сесть ему на колени. Потом поцеловала его таким же образом, как он потребовал от нее утром. Он был в восторге.
– Ты уверена, что хочешь начать все здесь и сейчас? – Он уже не мог оторвать от нее рук.
– Уверена, – ответила она и опять поцеловала его, как бы подтверждая свое твердое намерение.
Поощрения ему уже не требовалось, а она так ерзала у него на коленях, что все соображения по поводу времени и места куда-то испарились.
Он спустил ее ноги на пол кареты. Она склонилась над ним, уперев руки в спинку сиденья у него за спиной.
Он высоко задрал ей юбку и подол сорочки и приказал:
– Держи так.
Она еще выше подняла одежду и прижала ее к груди. Она стояла, раздвинув ноги, и эта поза показалась ему невероятно эротичной. Ему захотелось взять ее именно такой, но…
Не сейчас. Не здесь. И время не то. Подняв голову, он начал рукой ласкать влажные завитки у нее между ног, потом погрузил пальцы вглубь и ласкал до тех пор, пока она не начала вскрикивать от каждого прикосновения.
Тогда он усадил ее на колени лицом к себе. Раздвинув ее колени, он вошел в нее более сильным толчком, чем намеревался, так что она вскрикнула.
Он на мгновение остановился, чтобы ее тело приняло его. Ему не раз приходилось так делать, но сейчас это почему-то далось ему особенно трудно. Стиснув зубы, он подождал, пока ее плоть успокоится, а потом снова вошел в нее. Обхватив ее за ягодицы, он направлял ее движения, позволив пламени страсти выйти из-под контроля.
Верити лежала, положив ему голову на грудь и не двигаясь. Подол платья немного опустился, но ее соблазнительные ягодицы белели в полутьме кареты.
Хоксуэлл подумал, что она уснула, и решил ее не трогать. Но когда они подъезжали к дому миссис Джералдсон, разбудил ее. Не могла же она оставаться у него на коленях!
Он пошевелился, и она тут же села и быстро привела себя в порядок.
– Какой скандал, – сказал она.
– По сравнению с тем, что я собирался сделать, не такой уж и скандал.
Она посмотрела на него с удивлением, очевидно, прикидывая, что еще он мог бы сделать.
– Не забивай себе голову, Верити. Как-нибудь я тебе все покажу.
Она кивнула, а помолчав, сказала:
– Меня очень расстроило то, как живет Кэти. В этой лачуге недолго и заболеть. За водой ей приходится ходить к реке, а благотворительной помощи прихожан едва хватает на покупку продуктов.
– Да, ее положению не позавидуешь.
– Я бы хотела, чтобы она переехала в Суррей, в Гринли-Парк. Наверняка там найдется домик для нее, или она могла бы помогать в господском доме кухарке или экономке. Мы могли бы отвезти ее в Лондон, но она не знает городской жизни и вряд ли будет там счастлива.
– Я уверен, что в Суррее ей будет гораздо лучше.
– Спасибо. Для меня это очень важно.
Она сочла его ответ за согласие и осталась довольна собой.
– Верити, ты меня соблазнила, чтобы получить разрешение на все это?
– Сегодня утром ты дал понять, что поцелуи и все прочее могут помочь получить твое согласие на мои просьбы.
Он дал бы согласие и без ее смелого поведения. Как он мог ей отказать, увидев, как эти две женщины встретились, и услышав, как Кэти назвала Верити своей дочерью? Можно было обойтись и без женских хитростей.
Однако он все же решил, что не в его интересах говорить ей об этом.
Глава 18
– Я слышала, что вернулись Томпсоны, – провозгласила спустя два дня миссис Джералдсон. – Ты наверняка захочешь нанести им визит, Коллин. Может, и вы, леди Хоксуэлл?
– Мы можем запрячь кабриолет и поехать вдвоем, – подхватила Коллин. – Я умею управляться с вожжами, а лошади у Гермионы очень смирные, Верити.
– Моя жена утром жаловалась на головную боль, – вмешался Хоксуэлл. – К тому же вам не следует ехать одним так далеко. Я поеду с тобой, Коллин. У меня все равно есть кое-какие дела на заводе.
Верити была ему благодарна за то, что своей ложью он избавил ее от необходимости лгать. Он знал, что она вовсе не жаждет видеть своего кузена, не говоря уже о том, чтобы при этом присутствовала Коллин.
Час спустя Хоксуэлл и Коллин сели в кабриолет и отправились в Олдбери.
– Ты должен убедить Верити лучше заботиться о своем здоровье, Грейсон, – сказала Коллин. – Она сегодня встала очень рано и гуляла в саду, хотя из-за росы было очень сыро. А она даже не накинула шаль.
Он не знал, что Верити встала так рано.
– Я не думаю, что она такая хрупкая, что может сразу же простудиться. Если бы она была слаба здоровьем, я бы это уже заметил. Но она очень нервничает оттого, что ей приходится здесь жить.
– Ее, наверное, пугают трудности светской жизни. Она нигде не будет чувствовать себя дома, особенно пока не оборвана ее связь с Олдбери. Не мне советовать, но это должен быть ее последний визит. Она всегда сможет видеться с Томпсонами, когда они будут приезжать в Лондон, ведь они ее единственные родственники.
– Не тебе советовать.
Коллин ошеломила его реакция, и он пожалел, что высказался так прямо. Он взял ее руку, как бы прося прощения.
Она сжала его руку.
– Извини меня. Ты прав. Я иногда забываюсь.
– Не в этом дело. Просто даже самому хорошему совету не всегда надо следовать.
Он отпустил ее руку и взял вожжи, но все же улыбнулся, чтобы она не обижалась.
На самом деле ее совет был искренним и очень проницательным. Этот визит действительно напоминал Верити о разнице между их статусом. Это было первой причиной отказа выйти за него замуж. И вот теперь она вернулась домой, и он понял, что близкие ей люди не хотят иметь ничего общего с ним. Она предчувствовала – и правильно, – что тот круг, в котором он вращался, будет еще менее открыт для нее.
Он оставил Коллин у Томпсонов и откланялся. Нэнси была разочарована краткостью визита и выразила надежду, что граф скоро вернется.
Хоксуэлл нашел мистера Тревиса и сразу, как только тот поздоровался, понял, что надо соблюдать осторожность. Это стало очевидно особенно после того, как мистер Тревис настоятельно пригласил зайти к нему в дом.
Там их встретила миссис Тревис. Она принесла в гостиную эль и исчезла.
– У меня к вам несколько вопросов о заводе, – сказал Хоксуэлл. – Моя жена очень вам доверяет, поэтому я решил обратиться к вам, а не к мистеру Томпсону.
Тревис не позволил себе даже малейшего проявления реакции на эту реплику.
– Верити рассказала мне, что вы с ней единственные, кто знает секрет Джошуа. Я видел часть вашего завода, и не понимаю, как это может быть.
– Сверление – это сверление, сэр, а станки – это станки. В этом нет ничего нового. Значение имеет инструмент, которым сверлят. Его преимущество невидимо для глаза, но его наконечники сделаны не из железа, а из стали, и имеют особую конструкцию. Ими я и работаю. Рабочие, которых вы видели, тоже используют эти наконечники, но они их не изготавливают, а простое описание их формы ничего не дает. Утром я ставлю инструменты на станки, а по окончании работы снимаю и собираю все наконечники, чтобы ни один не пропал.
– А разве мистер Томпсон не может просто взять один?
– Полагаю, что может, но только если возьмет его с моего трупа. А если и возьмет, то что будет с ним делать? Отдаст его кому-нибудь скопировать? Если этот секрет будет раскрыт, то Томпсону конец, поэтому он и не пытается.
– Но все же он мог избавиться от вас.
Тревис тихо засмеялся.
– Мог. Были дни, когда он очень этого хотел, но только благодаря этим специальным приспособлениям завод еще работает. Ведь спрос на литье упал практически до нуля. Ему хотелось, чтобы все оставалось как есть, по крайней мере еще несколько лет. В мире грядут большие перемены, лорд Хоксуэлл, и для их свершения понадобится железо.
– А пока, на мой взгляд, завод не слишком загружен.
– Скажем так – доход в этом году будет не такой, как десять лет назад. Я не сомневаюсь, что старший мистер Томпсон перенес бы это безболезненно, а этот… Он не заботится о заводе, как следовало бы. Катается себе в Лондон, не так ли? Но промышленность не там, а здесь. Лучше бы он ездил в Манчестер и Лидс и обедал там с промышленниками и торговцами, а не с лордами.
Хоксуэлл посмотрел в окно на корпуса завода: сегодня там шла плавка и из огромной трубы валил дым доменной печи.
– Расскажите мне о старшем мистере Томпсоне.
Тревис отпил несколько глотков эля. Хоксуэлл тоже сделал вид, будто пьет, в надежде, что у Тревиса развяжется язык.
– Он был довольно сложным человеком, если вы понимаете, о чем я. Жесткий снаружи, но слишком мягкий внутри. Как свежая буханка хлеба. Но он был себе на уме, уж это точно. Однако никто не мог работать с железом так, как он. В кузнице ли или у печи, он понимал все так, словно был сделан из того же материала.
– Похоже, так оно и было.
Тревис хохотнул и кивнул.
– Мы относились к нему с большим уважением. Он был одним из нас. Иногда он приходил на завод, снимал свое дорогое пальто и, засучив рукава, ковал железо. Очень трудно не уважать человека, который потел от работы рядом с тобой. Он был честным, но понимал, что это редкое качество. Вот почему нет патента. Получая его, ты выдаешь свой секрет. Делаешь чертежи и выкладки, а кто-то другой, которому наплевать на чужой патент, крадет твое изобретение.
– Вам он все же доверил свой секрет.
Тревис пожал плечами.
– Он не мог все делать один: руководить заводом, находить заказы, вести бухгалтерию. Надо было кому-то довериться, а я был специалистом по обработке металла.
– А Бертрам Томпсон им не был.
Тревис промолчал.
– Зачем он передал секрет своего изобретения дочери? Она ведь не работает с железом.
– Думаю, он учил ее по картинкам, чтобы она, в случае надобности, могла его нарисовать. Это было похоже на то, как если бы он обратился за получением патента. А зачем он это сделал? Не мне было решать будущее этого изобретения. Он передал его следующему поколению. А через нее – следующему, которое, как я думаю, займет ее место.
Он имел в виду ее мужа. Если бы Джошуа Томпсон не утонул во время наводнения, он организовал бы для дочери свою свадьбу. Выдал бы ее замуж за человека, похожего на него самого. Человека, который умел бы обращаться с железом и был жестким снаружи и, возможно, мягким внутри, когда дело касалось его рабочих и его семьи.
Хоксуэлл подозревал, что Верити была права: Бертрам хотел выдать кузину замуж за лорда, чтобы не появился человек, который мог бы конкурировать с ним в деле. Ни один лорд не запачкает рук таким грязным делом, как завод, и будущее виделось Бертраму безоблачным.
– Если бы вам пришлось передать секрет в руки другого человека, мистер Тревис, кому бы вы его отдали? Если Верити когда-нибудь должна будет принять решение, к кому ей обратиться?
Тревис стал еще более серьезным, как это бывает с любым человеком, когда ему намекают, что он смертен.
– Да, сэр, это проблема. Это должен быть человек, знающий дело и честный, не так ли? И притом в немалой степени. Но если бы мне пришлось выбирать, я выбрал бы молодого человека, которому мог доверять, вопреки тем, кто в него не верит.
– А такой человек существует?
– Трудно сказать. Был один такой, но он больше здесь не живет. Майкл Боуман, сын Кэти.
Это тот самый Майкл, о котором спрашивала Верити. Хоксуэлл решил не продолжать эту тему, чтобы Тревис не подумал, что он придает ей слишком большое значение. А еще он подозревал, что ему может не понравиться услышанное.
Похоже, этот Майкл Боуман обладал теми качествами, которых нет у Бертрама, и был кандидатом на место Джошуа Томпсона.
«Он не желал, чтобы я вышла замуж за такого человека, как ты». Да, ее отец желал бы, чтобы она вышла замуж за кого-либо похожего на сына Кэти.
Все утро Верити старательно избегала назойливых вопросов миссис Джералдсон о здоровье и, улучив минутку, смотрела в окна на дорогу.
Наконец она увидела всадника, скачущего к дому. Она попыталась добежать до двери раньше дворецкого, но опоздала. Всадник отдал ему письмо, и дворецкий понес его хозяйке дома.
Письмо была запечатано незнакомой печатью, и это озадачило миссис Джералдсон. Она поднесла письмо к окну, пытаясь прочитать его на просвет. Верити кашлянула, давая понять, что она все видит.
Миссис Джералдсон быстро обернулась. У нее хватило такта смутиться.
– Вам письмо, леди Хоксуэлл. Оно пришло не по почте, а с нарочным.
– Как странно. Если позволите, я выйду, чтобы прочесть его.
Выйдя из дома, Верити распечатала послание. Как они и договорились два дня назад с Кэти, кто-то написал письмо от ее имени. В нем сообщалось, что Кэти удалось выполнить небольшое поручение Верити.
Верити вернулась в дом и уверила миссис Джералдсон, что чувствует себя гораздо лучше и воспользуется каретой Хоксуэлла, чтобы прокатиться и насладиться прекрасной погодой.
Все они с трудом поместились в хижине Кэти: двое молодых рабочих, один более пожилой, Верити и сама хозяйка. А один рабочий, который был такого же высокого роста, как Хоксуэлл, вообще сел на пол, потому что иначе ему пришлось бы стоять согнувшись.
Рабочие поделились с Верити местными новостями, которые миссис Джералдсон вряд ли могли быть известны. Они рассказали о волнениях, которые происходили зимой на заводе. Окончание войны сказалось на всех металлургических предприятиях, и Олдбери не был исключением.
– Мы держимся только за счет специальных заказов, – сказал один из рабочих. – Это обработка металла и сверление. Но мистер Томпсон… знаете, миледи, он не то, что ваш отец… он не знает, как получить такой заказ, поэтому нескольких пожилых рабочих просто уволили – например Тимоти. – Он указал на своего товарища. – Его семью и семьи других уволенных навязали приходу, как Кэти, вот и вся благотворительность.
– Прошлой зимой он снизил нам зарплату, – добавил Тимоти. – И экономит на топливе. Думаю, что деньги ему нужны, чтобы покупать своей жене драгоценности.
