Текст книги "Соблазн в жемчугах"

– Думаю, эта яхта произведет впечатление на охранников тюрьмы. Каслфорд будет доволен, если так.

– У него есть две минуты на то, чтобы появиться, или эта яхта уплывет без него, – проворчал Хоксуэлл. – Он не был намерен задерживаться. Он принял твердое решение не позволять своим сентиментальным чувствам помешать правому делу, которое собирался совершить ради Верити даже вопреки своим собственным интересам.

– Вон он идет, – сказал Саммерхейз. – Проклятие! Да он не один!

Каслфорд весело шагал по пирсу с бутылкой в руке и с двумя женщинами по обе стороны.

– Они не могут плыть с нами, – заявил Хоксуэлл, как только Каслфорд подошел яхте.

– Конечно, могут. Это моя яхта. Вперед, мои голубки. – Он передал женщин одному из членов команды, который чуть ли не с размаху перебросил обеих через борт. – Они узнали, что я отплываю сегодня утром, и захотели присоединиться. А я так ценю женскую благодарность, – объяснил Каслфорд.

Он был почти трезв, но Хоксуэлл на всякий случай отнял у него бутылку.

– Ты забыл свою саблю, – сказал Каслфорд, похлопав по сабле, висевшей у него на поясе.

– Верно. Забыл. К счастью для тебя.

– Джентльмены, пора отправляться в путь. Мы поплывем навстречу приключениям, – провозгласил Каслфорд и отдал матросам команду поднимать паруса.

Саммерхейз ступил на борт. Хоксуэлл последовал за ним, предчувствуя неприятности.

– В парусах нет необходимости, милорд, – сказал один из матросов. – На реке полный штиль, никакого ветра, так что придется идти на веслах.

– В таком случае хорошо, что вас десять человек. – Каслфорд отстегнул саблю и, развалившись на диване под тентом, поманил к себе женщин.

Саммерхейз расположился как можно дальше от этой компании и стал смотреть на воду со странным выражением лица.

– Неужели он собирается развлекаться с этими женщинами прямо у нас на глазах? – удивился Хоксуэлл, сев рядом.

– Я думаю, он недоволен, что мы не подождали до вторника, и хочет доказать, что независимо от наших планов не изменит своей привычки к оргиям. Посмотришь, он еще и нас пригласит присоединиться.

– Я надеюсь, что он хотя бы отложит все до того времени, когда мы поплывем обратно. Хороши мы будем, если пришвартуемся к тюрьме, полной преступников, в самый разгар его шоу. Среди заключенных может начаться бунт.

Саммерхейз бросил взгляд через плечо.

– Наши надежды на такт и здравый смысл, похоже, как всегда, напрасны.

Визгливый смех и вопли оглашали воздух. Хоксуэлл не отрывал взгляда от реки, размышляя о том, что нарушает закон, собираясь вторгнуться в целый ряд отвратительных плавучих тюрем и заявляя о своем праве найти Майкла Боумана.

Глава 26

– Я не понимаю, зачем ему нужен весь этот чертов антураж. Он металлург, возможно, радикал, и мы нашли его в вонючей плавучей тюрьме, – сердился Каслфорд. – Более того, не понимаю, как я оказался частью этого антуража.

– Ты заснул, как только мы уехали из министерства внутренних дел. Мы не могли тебя разбудить, сколько ни старались. Поэтому ты здесь, – успокаивал его Хоксуэлл.

Каслфорд нахмурился и снова посмотрел в окно.

– Три кареты, все с гербами. Прямо королевская свадьба, не меньше. Зачем Саммерхейз позвал Уиттонбери?

– Он едет за своей женой, а потом на некоторое время отправится в Эссекс.

– А почему ты здесь, со мной, а не в своей собственной карете?

– Потому что я предпочитаю твою компанию компании нашего нового друга.

Это объяснение вполне удовлетворило Каслфорда. Он совершенно не сомневался, что его компания всегда предпочтительнее. Он несколько раз зевнул, сложил на груди руки и устроился поудобнее.

– Тогда почему и Саммерхейз не с нами, чтобы наслаждаться моей компанией, а едет в своей карете?

– Потому что, ваша светлость, когда вы спите, вы брыкаетесь и размахиваете руками. Вы занимаете место на трех человек. Поэтому Саммерхейз поспешил перебраться в свою карету.

Хоксуэлл полагал, что теперь Каслфорд снова заснет и проспит до того времени, когда закончится последний акт драмы. Не тут-то было.

– Забавное выражение было на лице Сидмута, когда он схватил Томпсона за галстук, – усмехнулся он, передразнивая выпученные глаза и отвисшую челюсть министра внутренних дел, когда они ввалились в его кабинет.

Саммерхейз хотел выглядеть более пристойно. У Хоксуэлла было единственное желание – как можно скорее со всем покончить. А Каслфорд решил, что они будут штурмовать министерство внутренних дел так же, как взяли на абордаж плавучую тюрьму.

Не обращая внимания на протесты клерков и других сотрудников, они сегодня утром ворвались в офис министра внутренних дел Сидмута, подталкивая впереди себя испуганного Бертрама Томпсона.

Без всяких церемоний Хоксуэлл приказал Сидмуту сесть и выслушать их. Потом, тоже по приказу, Бертрам, решивший, что ему остается только во всем признаться либо умереть, выложил историю собственной бдительности, такую жуткую, что от нее похолодела бы душа любого англичанина.

– У меня вызвало раздражение заявление Сидмута о том, что его подозрения подтвердились, – сказал Каслфорд. – Какое самомнение! Он не хотел признавать, что мы раскрыли заговор, который он проворонил.

На самом деле заговор раскрыла Верити. Если бы не ее настойчивость в деле пропажи Боумана и многих других, Клебери и иже с ним продолжали бы свое черное дело.

– Я верю, что Сидмут что-то подозревал. У него есть там свой человек. Я с ним знаком. Это не кто иной, как Олбрайтон.

– Олбрайтон? Черт побери! Он вернулся?

– Да, живет, как порядочный сквайр, в Стаффордшире.

– Вот скучища. Он должен быть готов к тому, чтобы пустить себе пулю в лоб.

– Я тоже так думаю. Поэтому я и заподозрил, что он человек Сидмута. Но он не провокатор. Его роль мирового судьи делает это невозможным. Тогда что за этим стоит?

– Благодаря мне он больше не понадобится, – гордо заявил Каслфорд.

– Я вижу, что ты приписываешь заслугу себе одному.

– Так и должно быть. Это была моя идея – проверить плавучие тюрьмы, моя яхта совершила плавание, мой камердинер привел в порядок Боумана, на нем моя одежда, и это я заставил Томпсона заговорить.

Все это было правдой, особенно последнее. Хотя Хоксуэлл и не присутствовал при этом, но поверил.

– А что ты ему сказал? Или сделал?

– Что бы ни было, это сработало:

Хоксуэлл посмотрел на Каслфорда, но тот не моргнув выдержал взгляд.

– Полагаю, что лучше я, чем Олбрайтон.

Карета свернула. Хоксуэлл узнал дорогу, ведущую к «Редчайшим цветам». Его сердце дрогнуло, но он постарался взять себя в руки.

– Что это за место? – спросил Каслфорд, когда все три кареты остановились. Он высунул голову в окно и стал разглядывать дом и сад перед ним.

– Здесь живут подруги моей жены, – пояснил Хоксуэлл, собираясь открыть дверцу кареты. – С ними знакома и леди Себастьян.

– И все они такие же прелестные, как твоя жена?

Хоксуэлл подождал открывать дверцу.

– И не вздумай. Я уверен, что говорю и за Саммерхейза. Эти женщины как сестры по отношению друг к другу, и нам с Себастьяном придется расплачиваться за твое плохое поведение.

– Черт возьми, я просто спросил, хорошенькие ли они.

– Спи дальше.

Он вышел из кареты. Саммерхейз и Одрианна уже стояли у дверей.

– Господи, ну и зрелище, – сказала Одрианна, оглядев три их кареты. – Верити в своей комнате, Хоксуэлл, остальные – в оранжерее.

Саммерхейз передал ее чемодан кучеру.

– Почему бы вам тоже не приехать на несколько дней в Эссекс, Грейсон? – сказал он.

– Да, приезжайте, – поддержала его Одрианна. – Мне кажется, что Верити понравилось на побережье и она будет не прочь опять там побывать.

Саммерхейз печально улыбнулся, а потом многозначительно посмотрел на Хоксуэлла.

– Увидимся там или в городе, – сказал он.

Они попрощались и пошли к своей карете.

– А это карета Каслфорда? Зачем он вообще здесь? – спросила Одрианна. – А кто это сидит в карете Хоксуэлла?

Саммерхейз взял ее за руку.

– Я тебе все объясню по дороге. – Он подсадил жену в карету и, прежде чем сесть самому, снова оглянулся на Хоксуэлла.

Хоксуэлл проводил карету взглядом, а потом, глубоко вдохнув и стиснув зубы, подошел к своей карете и заглянул внутрь.

Сидевший там светловолосый молодой человек с зелеными глазами посмотрел на него с любопытством. Взгляд этих глаз был умным и доброжелательным.

Хоксуэлла вдруг охватил гнев, но он не выплеснет его на этого юношу. Верити заслуживает лучшего, решил он. И он вовсе не хочет, чтобы она думала, что им движет досада или ревность. Сегодня ему не нужно недопонимание.

– Пойдем со мной, – только и сказал он молодому человеку, открыв дверцу кареты.

Был чудесный осенний день – солнечный, с прохладным ветерком и ароматами еще цветущего сада. Верити сидела на подоконнике своей старой комнаты и смотрела в окно на кружащиеся в воздухе желтые листья.

Всю прошлую ночь они проговорили так откровенно, как могут только женщины. Верити наконец рассказала им о Бертраме, о своем страхе и перенесенных побоях. Она могла говорить об этом спокойно только потому, что уже вылила весь свой гнев, всю горечь в разговорах с Хоксуэллом.

Одрианна плакала, но она была единственной, кто так отреагировал. Оказалось, что Дафна давно подозревала нечто подобное. Селия тоже. А Кэтрин… Кэтрин поняла ее лучше, чем остальные, уж это точно.

Рассказывая об этих печальных годах, Верити освобождалась от негативных воспоминаний. Но страшно устала. Поэтому она крепко и долго спала и встала гораздо позже подруг.

Надо бы одеться, подумала она. Саммерхейз скоро приедет за Одрианной, а за ней, наверное, приедет карета из Лондона. Она прекрасно провела здесь эти три дня, но пора было ехать домой.

Кто-то осторожно постучал в дверь. Скорее всего это Кэтрин. Они очень сблизились за это время, даже подружились.

Дверь открылась. Но на пороге стояла не Кэтрин. Это был Хоксуэлл.

* * *

Он увидел ее у окна, и она показалась ему прекрасной. Ветерок растрепал тонкие пряди ее волос, и они окружали ее голову словно нимб. Солнечный свет придавал белой коже розоватый оттенок. С распущенными волосами и сияющими глазами она выглядела такой свежей и невинной, что он с трудом оторвал от нее взгляд.

Хоксуэлл вошел в комнату, и она, улыбнувшись, протянула ему руку. Он поцеловал эту руку, и любовь захлестнула его с такой силой, что он еле удержался, чтобы не заключить ее в объятия.

– Ты не собираешься поцеловать меня как следует? Я провела две ночи, мечтая о тебе и твоих поцелуях.

– Конечно.

Обхватив ладонями ее лицо, он поцеловал ее «как следует». Она дотронулась до его руки и сказала:

– Я сейчас быстро оденусь, и мы можем ехать.

Только сейчас он заметил, что она в пеньюаре, а на плечи наброшена шаль. Он замер и вдруг подумал, стоит ли ей сначала одеться или…

«О чем это я думаю? – усмехнулся он про себя. – Нашел время».

– У меня для тебя сюрприз, Верити. Подарок. Притом такой, за который ты навсегда будешь у меня в долгу.

– Вот как? – Она улыбнулась словно ребенок, обрадовавшийся подарку.

Он смотрел на нее и уже в который раз удивлялся, что это за женщина: она то может быть наивной, а то вдруг страшно опасной. Он подошел к двери и открыл ее.

Худощавый молодой человек со светлыми волосами и неуверенной улыбкой вошел в комнату.

Глаза Верити расширились.

– Майкл!

Она соскочила с подоконника.

Хоксуэлл повернулся и вышел, закрывая за собой дверь и не оборачиваясь.

Он спустился вниз, вышел из дома, прошел мимо своей кареты и направился к карете Каслфорда. Тристану лучше не просыпаться, подумал он. Сейчас никто не должен его видеть. И разговаривать он тоже ни с кем не хочет.

Чтобы не рисковать, он велел кучеру подвинуться и взобрался на козлы рядом. У него было такое ощущение, будто кто-то долго бил его кулаком в живот, пока он не ослаб и ему стало трудно дышать. Он приказал кучеру возвращаться в Лондон.

Кучер натянул вожжи. Хоксуэлл смотрел в одну точку, отчаянно пытаясь не представлять себе картину воссоединения.

– Ты идиот, Хоксуэлл.

Оскорбление донеслось из окошка, отделявшего кучера от внутренней части кареты.

– Да, знаю. Спасибо, что напомнил, Каслфорд. А теперь продолжай спать.

– Я знаю, что ты задумал. Но это безумие. Ведь твои чувства к ней ясны как Божий день.

Хоксуэлл застонал. Он не мог поверить, что будет так страдать.

– Совершенно верно. И это означает, что твой совет бесполезен. Она не одна из твоих шлюх.

– Тем более нет причины быть идиотом.

– Я не в том настроении, чтобы чей-то лишенный телесной оболочки голос оскорблял меня целый час. Наоборот, я чувствую, что мне хочется кое-кого отдубасить. Так что лучше убери свой нос из этого отверстия.

– Отдубасить меня? Черт. Останови карету.

Кучер, разумеется, послушался. Каслфорд вышел и сделал знак кучеру слезть с козел и встать на запятки кареты, а сам взобрался на козлы, взял в руки вожжи и пустил лошадей.

Хоксуэлл сложил на груди руки и не отрываясь смотрел вперед. У Каслфорда хватило благоразумия всю дорогу до Лондона ехать молча.

Верити обняла Майкла как друга, которого давно потеряла. Хоксуэлл был прав. Это действительно подарок. Самый лучший.

Верити хотела поблагодарить его, но он исчез.

– Пойдем сядем. Я хочу посмотреть на тебя. Где он тебя нашел? – Она потащила Майкла к подоконнику.

– Ты не поверишь! Они держали меня в плавучей тюрьме. Сначала я очутился в подвале в доме лорда Клебери, потом в какой-то повозке, потом еще в одной, в которой было полно осужденных. Мы направлялись на юг. Я все время твердил, как меня зовут, что я не тот, за кого они меня принимают, но эти негодяи были уверены, что никогда не ошибаются.

– Ты был в плавучей тюрьме? Я слышала, это страшное место.

– Еще какое страшное. Вокруг меня постоянно умирали люди. – Улыбка исчезла с его лица, глаза потускнели, и он вдруг стал казаться гораздо старше своих лет.

– Но все же ты выглядишь неплохо, Майкл. Стал худой, а в остальном все такой же.

– Меня отмыли перед тем, как привезти к тебе. Пока другие двое куда-то уезжали, со мной оставался этот герцог Касл. Посмотри на мои волосы. Ты когда-либо видела в Олдбери такую прическу? Меня так причесал его камердинер. Я выгляжу как пижон. Представляю, что обо мне подумают в Олдбери.

Они оба посмеялись над тем, как он одет, – герцог надел на Майкла дорогое модное пальто.

– Ты бы видела его дом, Вери. Это настоящий замок. В таком месте даже дышать боишься, не то что испортить воздух.

Они снова рассмеялись. А потом стали просто смотреть друг на друга. А Верити улыбалась. Неужели совсем недавно она была убеждена, что ее долг – выйти замуж за этого старого друга? Какой абсурд.

– Мы повзрослели, Верити? – сказал он. – У тебя прекрасный муж.

– Да, прекрасный. Самый лучший. И он хороший человек.

– Я бы сказал – очень хороший, раз столько сделал, чтобы найти меня. Ты бы видела этих трех джентльменов, когда они спускались в вонючую тюрьму с таким видом, будто грязь расступится перед ними, стоит им сказать лишь слово. Начальник тюрьмы попытался было возразить, но этот герцог Касл просто положил руку на свою саблю и так посмотрел на него, что тот съежился. Потом герцог громовым голосом произнес мое имя. Я тут же вскочил и подумал, что они пришли, чтобы отправить меня на виселицу.

– Я надеюсь, ты сообщил матери о том, что жив.

– Я написал ей в первую же ночь и отправил письмо мистеру Тревису, чтобы он прочитал его маме.

Верити почувствовала страшное облегчение оттого, что Кэти теперь успокоится.

– А этот граф… твой муж… он знает? – спросил Майкл.

– Он знает о нашем первом поцелуе. Я призналась только в этом, но думаю, что он все еще сомневается, было ли что-то еще.

– Лучше пусть сомневается. Он похож на человека, который может убить, если захочет. Хотя… если он оставил меня с тобой наедине, а ты при этом даже не одета, значит, его это не слишком беспокоит.

– Он меня и не в таком виде знает.