Текст книги "Бруклинские ведьмы"

Автор книги: Мэдди Доусон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Натали держит Амелию, которая пускает пузыри.

– Смотри, тетушка Марни, я разговариваю, и у меня слюнки текут! – детским голоском воркует сестра, а мама с папой сидят сбоку и смотрят, пытаясь задать миллион вопросов. Все вопросы сразу.

– Это ты где сейчас?

– Это правда дом Бликс? Покажи нам кухню!

– Дом старый? С виду так очень!

– Даже не говори, что там красные стены!

– Зайка, ты выглядишь усталой! Спорим, ты хотела бы сейчас вернуться домой!

Последним, с ужасно обаятельной улыбкой, вступает Джереми:

– Хорошо проводишь время? Тебе нравится дом?

Я слышу, как с крыши спускается Ноа, поэтому бросаюсь с телефоном вниз по лестнице, в гостиную, и сажусь там на пол, как можно дальше от окна.

– О да, он милый! – говорю я Джереми и могу только надеяться, что даже если мое лицо стало пепельно-бледным или ярко-красным, он не заметит этого в тусклом свете гостиной, с кухни слышно, как Ноа, насвистывая, выбрасывает наши бутылки из-под пива в мусорное ведро.

– Мы просто хотели убедиться, что с тобой все хорошо, ты добралась и все такое, – говорит отец. – А еще, дорогая, просто чтобы ты знала; мы провели семейный совет и решили сегодня вечером научить Джереми играть в четверной солитер.

– Да, но это выше моего разумения, – кричит оказавшийся за кадром Джереми.

– Так как ты, милая? – спрашивает папа.

– Хорошо. Пока особо не о чем рассказать.

Мамино лицо загораживает весь экран.

– МИЛАЯ, ТЫ МЕНЯ ВИДИШЬ?

– Да, мама! Да, я просто отлично тебя вижу. И слышу тоже.

– Тогда скажи нам хотя бы вот что: КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, У ТЕБЯ ВЫЙДЕТ ПРОДАТЬ ЭТОТ ДОМ?

Я поднимаю взгляд и вижу Ноа, который стоит в дверях гостиной, сложив руки на груди.

22
МАРНИ

Вот так. Приехали.

Когда я прерываю чат, Ноа заходит в гостиную, ступая так осторожно, будто идет не по полу, а по острым камешкам. Его глаза округлились и блестят от потрясения. Он садится передо мной на пол и качает головой.

– Ладно, Марни, – медленно произносит он, – почему бы тебе не рассказать мне, что происходит? И что ты тут делаешь?

– О боже, все так запутано и сложно… – Я сглатываю. – Я думала, ты в курсе, но, в общем, похоже, что бабуля Бликс завещала этот дом мне. Ты знал об этом?

– Нет, не знал! Откуда бы? – Он откидывается назад, прислонившись к дивану, и сильно трет обеими руками лицо. – Она завещала дом. Тебе. Моей бывшей. Господи, поверить не могу! – Потом он опускает руки и долгое мгновение смотрит на меня. – Почему она так поступила? С моей мамой, например?

– Не знаю. Сама в шоке.

Он вытаскивает телефон и смотрит на него.

– Вот блин! Я выключил звук, а тут, дай-ка посмотрю, э-э, девять, десять… нет, тринадцать пропущенных звонков от мамы за полтора дня. И три эсэмэски, где сказано, чтобы я немедленно перезвонил. – Он вздыхает и прячет телефон обратно в карман. – А ведь мама не верит в эсзмэски, так что она реально в отчаянии. Блин, блин, блинский блин. И что мне делать?

– Погоди. Ты серьезно не проверяешь телефон?

– Поправка: я проверяю телефон, но держу его на беззвучке, потому что иначе сойду с ума от мамы, которая хочет, чтобы я все время был на связи. Поверь мне, она звонила лишь чуть чаще, чем обычно. Я взял за правило перезванивать примерно после каждого пятого вызова.

– Ноа, но вдруг у нее действительно что-то случилось?

– Я в конце концов это узнаю. Она же сумасшедшая, моя мама. И ты это знаешь. – Через секунду он добавляет: – Прежде чем я позвоню, не могла бы ты ввести меня в курс дела? Как все это произошло. Ты обсуждала с Бликс ее завещание?

– Нет, мне пришло письмо из юридической конторы.

– Письмо. Теперь мне нужно узнать еще кое-что, так? Что говорилось в этом письме, Марни?

– Только то, что я наследую дом в Бруклине и должна приехать, как только смогу, потому что нужно что-то там сделать. Принять кое-какие решения.

– Решения?

– Да.

– Какого рода?

– Ноа, я не знаю, какого рода. Думаю, там есть какие-то условия. Что-то, наверное, мне нужно знать, или сделать, или… что-нибудь еще. Вот почему я здесь. В письме было сказано приехать как можно быстрее.

После этого он долго ничего не говорит, просто смотрит в никуда. Он потирает большим пальцем указательный – эта нервная привычка появилась у него, еще когда мы вместе преподавали в школе, задолго до всего этого. Когда мы еще были влюблены.

Я напоминаю себе, что мы больше не влюблены, ничего подобного. Он меня бросил, и не сожалеет об этом. А я унаследовала этот дом. И почему? Возможно, потому, что это часть той большой жизни, которая, по мнению Бликс, меня ждет. Впрочем, я все равно не смогу как следует объяснить ему это.

Он встает и начинает кругами расхаживать по центру комнаты, ероша волосы.

– Но вы с ней были на связи после свадьбы? Ты знала, что она это сделала? Вы вообще разговаривали?

Я очень тяжело вздыхаю, дабы продемонстрировать, что от этих расспросов у меня вот-вот лопнет терпение.

– Слушай, я разговаривала с ней однажды. Один раз. Но она ничего об этом не говорила, клянусь. Я даже не знала, что она болеет, тем более что умирает.

– Скажи мне правду. Просто для информации. Ты как-то заставила ее сделать это, чтобы отомстить мне?

– Ноа! Ты не настолько плохо меня знаешь!

– Но теперь ты собираешься продать дом? Так сказала твоя мать. «У тебя выйдет его продать?» – это ее слова. Она их практически прокричала. Ты ведь это планируешь, да?

Я ничего не отвечаю.

– Да, именно это ты и планируешь. О господи! Вот ведь ирония судьбы! Ну продашь ты его, и что? Купишь на вырученные деньги дом с тремя спальнями в респектабельном пригороде, да? Тебе даже дела до всего этого нет. – Он недоверчиво качает головой. – Слишком, слишком невероятно, просто невозможно. Хотя это моя бабуля Бликс как она есть. Она вечно сворачивала вправо, когда казалось, что она свернет влево, и делала совсем не то, что от нее ожидали. Всегда заставляла всех ломать головы над своими поступками. – Потом он остановился и вздохнул: – Но знаешь, что меня сейчас огорчает сильнее всего? Предстоящий разговор с матерью. Вот увидишь, она найдет миллион причин обвинить меня в том, что все так вышло. Можешь мне поверить.

– Ну… сочувствую.

Он смеется.

– Ничего ты мне не сочувствуешь. Все это ни хрена ни в какие ворота на лезет, понимаешь? Это я был здесь, когда моя двоюродная бабка умирала, но она все равно умудрилась ни словечка не сказать мне о доме, о том, что с ним будет дальше, и я, конечно, предположил, что могу здесь остаться, потому что дом отойдет моей семье, и тут появляешься ты.

С лестницы, откуда-то снизу, доносится громкий звук.

– Что это? – спрашиваю я.

Он ерошит пальцами волосы и отвечает:

– Я говорил тебе, там один мужик живет. У него идет какая-то жизнь, и иногда он роняет вещи.

– Как его зовут?

– Патрик Делени. Он полуинвалид. Обгорел, особо не выходит.

– Думаю, нужно к нему спуститься, посмотреть, все ли у него в порядке. – Я больше не могу вынести ни минуты в обществе Ноа.

Он снова принимается расхаживать кругами.

– Погоди. Я как раз кое о чем подумал. Как думаешь, может быть, чтобы она оставила дом нам обоим до того, как мы развелись, и мое письмо от адвокатов просто не дошло, потому что я был в Африке, а мама звонит сказать, что получила его? Может такое быть?

– Может, – пожимаю плечами я. – На самом деле, у меня назначена встреча с адвокатом. В понедельник, в десять утра. Почему бы тебе не пойти со мной? Возможно, мы получим какие-то ответы.

– О’кей, – говорит он мгновение спустя. – По крайней мере, я так и скажу маме.

Я встаю с пола и выхожу на улицу, закрыв за собой большую тяжелую дверь. Хотя уже вечер, тут по-прежнему светло от уличных фонарей и много людей, которые выгуливают собак и разговаривают по телефонам. Через четыре дома от этого – кофейня, там полно людей в шарфах и куртках. Я спускаюсь по ступенькам в цокольную квартиру. Лесенка узкая, темная и, возможно, ее наводняют собравшиеся со всего Нью-Йорка крысы и тараканы, но я все равно храбро стучу в дверь. Я смотрю под ноги на случай, если там вдруг появится что-то живое.

Никто не отвечает, поэтому я стучу снова. А потом снова. И снова. На окнах – решетки. Я поеживаюсь.

Наконец из-за двери доносится приглушенный голос:

– Что такое?

Я прижимаюсь губами к дверям:

– Э-Э… Патрик? Послушайте, меня зовут Марни. Я… подруга Бликс, наверное, так, да. А может, ее двоюродная внучка по мужу. Хотя «подруга» звучит лучше. Как бы там ни было, я была наверху и услышала грохот. Хотела узнать, все ли у вас в порядке.

За дверью молчат, а потом голос, еще более приглушенный, чем раньше, отвечает:

– У меня все в порядке.

– О’кей, – говорю я, – тогда спокойной ночи.

Новая пауза. И уже практически отчаявшись дождаться от него еще хоть чего-нибудь, я вдруг слышу теперь уже ближе к двери:

– Добро пожаловать в Бруклин, Марни. Ноа с вами?

Я прислоняюсь к двери, почти сбитая с ног этим вопросом. И добротой в голосе моего собеседника.

– Да, – произношу я наконец. – Не сию секунду, но он наверху. Я думаю сходить в кофейню перекусить. Составите компанию?

– Простите, не могу.

– Ничего страшного. Может, тогда вам что-нибудь принести?

– Нет, спасибо. Послушайте, там у Бликс был номер моего телефона. Звоните в любое время, если что-то понадобится.

– Спасибо. Дать вам мой номер? На случай, если и вам что-то понадобится.

– Конечно. Положите в ящик для почты, пожалуйста.

Когда я снова поднимаюсь, Ноа уже ушел в дальнюю спальню и закрыл за собой дверь. Мне слышно, как он разговаривает по телефону, без сомнения, с матерью. Его голос то громче, то тише, а когда я прохожу мимо, до меня доносится: «Я пытаюсь объяснить тебе – она сейчас здесь!»

Спальня побольше, в передней части дома, та, что со стенами цвета охры, открыта, так что я захожу в нее и закрываю дверь. Это какая-то сюрреалистическая комната с висящими повсюду постерами, большой двуспальной кроватью с неровным матрасом, индийским стеганым покрывалом, с расставленными повсюду сумасшедшими безделушками, всякими флагами на стенах, маленькими картинками, всякими штучками, которые Бликс, без сомнения, любила и которые, кажется, до сих пор хранят в себе ее частичку.

Я лежу и смотрю в потолок, освещенный уличными фонарями. Они такие яркие, что в комнате хоть кино снимай, так светло.

На потолке – трещина, похожая на симпатичного бурундучка, поедающего буррито.

«Не сдавайся, все будет хорошо», – говорит бурундучок.

«Все сложится именно так, как оно должно быть». Проходит долгое время, прежде чем мне удается закрыть глаза и заснуть.

Вот так и заканчивается первый день.

23
МАРНИ

Когда я просыпаюсь наутро, Ноа уже ушел, и это не иначе как божеское благословение.

Я принимаю душ в сказочной ванне, стоящей на когтистых лапах, а потом поднимаюсь на кухню и ищу кофеварку, но нахожу только какое-то устройство вроде пресса, у которого, похоже, отсутствуют ключевые части. В холодильнике нет никакой нормальной еды, только уйма темного шоколада, что-то зеленое, кашицеобразное, предположительно чечевица, и несколько бутылок, наверное, с пищевыми добавками. И, конечно, пиво. Огромное количество пива.

По счастью, когда я начинаю планировать вылазку во внешний мир за едой, раздается быстрый стук в заднюю дверь.

Открыв дверь, я обнаруживаю за ней Джессику, одетую в розовое кимоно в цветочек и голубые джинсы, с влажными волосами, кое-как собранными в восхитительно небрежный пучок.

– О, привет! – выпаливает она. – Хотела предложить позавтракать вместе, если вы не возражаете. – Она делает печальное лицо. – Дело в том, что мой бывший, папаша Сэмми, приехал утром и забрал его, а мне всегда это тяжело дается и поэтому хочется немного отвлечься, и я подумала, что вам, возможно, захочется выбраться из квартиры.

– Я буду рада.

– Здорово! Я могу показать вам окрестности! Знаете, столпы Парк-Слоупа[14]14
  Исторический район Бруклина.


[Закрыть].

Я возвращаюсь взять мой тонкий, маленький, из серии «сойдет для Флориды» свитер, а она бросается к себе в квартиру за свитером настоящим, а потом рассказывает мне обо всех местных достопримечательностях. Когда мы выходим, Лола машет нам с крыльца соседнего дома и кричит:

– У вас все в порядке, Марни?! Устроились?!

– Все отлично, Лола, – кричу я в ответ и слышу:

– Заглядывайте при случае! Расскажу вам кое-что!

Джессика бормочет:

– Они с Бликс – та еще парочка. Всегда сидели на крыльце и заговаривали со всеми, кто проходил мимо. Играли с детишками, старичков звали посидеть вместе. Бликс всех знала.

Стоит чудесный денек – теплый для первого октября, как говорит Джессика, – и тротуары полны народу: дети в форме футболистов спешат на матчи, семьи с колясками, кучки молодых парней в черной одежде с множеством молний, мужчина на углу вроде как читает лекцию кирпичному дому, парень напротив продуктового магазинчика расставляет ведерки с цветами. Петляют по улицам автомобили, визжат тормозами, и прямо из второго ряда водители выскакивают из них, чтобы забежать в какой-нибудь магазин, вызывая потоки раздраженного бибиканья и ругани, – и хотя это заставляет меня подскакивать, Джессика не обращает на происходящее ни малейшего внимания.

Мне хочется приостановиться, впитать в себя окружающее, задержаться где-то и просто понаблюдать за всем этим, но Джессика продолжает нестись со скоростью пятьдесят километров в час, бодро разглагольствуя об отце Сэмми, который изменял ей, пока они были женаты, а теперь живет с другой женщиной. А тут еще судья решил, что у них должна быть совместная опека над сыном, – могу я вообще такое представить! Ей приходится отпускать туда Сэмми через выходные! Каждый второй уик-энд! Драгоценное время, свободное от работы и учебы, которое она должна проводить с собственным сыном, приходится теперь дарить этому паршивцу, бывшему мужу, которого она называет Мерзкозаврус!

– Я знаю, что ты, наверное, думаешь, и ты абсолютно права: я должна была уже все это преодолеть. Он – отец Сэмми, и Сэмми в нем нуждается, но – и это большое и толстое «но» – изменяя мне, он потерял кое-какие свои привилегии, и как мне это преодолеть? Вообще-то! – Она смотрит на меня, и я вижу, как ее распирает от гнева и как она прекрасна в своем возмущении. – Тебе тоже, как я понимаю, пришлось столкнуться с проблемами. Со всеми друзьями Бликс так. В смысле, для начала, ты была с Ноа…

– Проблемы были, да, – соглашаюсь я, и она продолжает:

– Эй, как ты относишься к тому, чтобы постоять в очереди, пока не освободится столик? Есть тут одно место, которое я люблю, но, чтобы туда попасть, нужно монументальное терпение, потому что там потрясающе. Сотни хвалебных отзывов на Yelp[15]15
  Сайт для поиска услуг с привязкой к местности с возможностью обратной связи.


[Закрыть]

– Я не против подождать, – говорю я, хотя в животе бурчит. Даже странно, что Джессика этого не слышит.

– Отлично! Потому что там лучше всего в Парк-Слоуп готовят яйца! Надеюсь, ты их любишь? Там южная еда, я знаю, тебе понравится. Подходит к твоему акценту. Ага, вот мы и пришли! Видишь, как тут мило? Называется «Желток»!

Уж конечно, мы оказываемся возле малюсенького заведения, перед которым ошиваются человек тридцать, потягивая кофе и болтая. Внутри, я вижу, всего-то пять столиков, за один из которых нам предстоит сражаться. Мы вносим свои имена в список, а потом, по предложению Джессики, бродим по округе, заглядывая в магазины. Я пытаюсь смириться с мыслью, что не видать мне завтрака где-то до середины следующей недели.

– Знаю, для тебя, наверное, это еще хуже, но я до сих пор не могу поверить, что Бликс больше нет, – говорит она. – Я ужасно без нее тоскую, как будто бабушка умерла, ну или еще кто-то из близких. Я же каждый день ее видела! Сэмми из дома выйти не мог, пока не остановится перед ее квартирой. Она была всем.

– Ты давно ее знала? – спрашиваю я.

– С тех пор, как ушел Эндрю. Значит, выходит, три года? Но по ощущениям гораздо дольше, потому что она всегда была тем человеком, с которым можно обо всем поговорить. Как будто она мой гуру, психотерапевт, бабушка, мастер рэйки и лучшая подружка в одном лице. Мы поддерживали отношения, даже когда она болела.

– Я… я даже не знала, что она больна. Мы познакомились на прошлое Рождество, а потом она приехала ко мне на свадьбу… но и всё.

– Ну надо же! Она очень тебя любила. И всем о тебе рассказывала! Наверное, весь Бруклин знал, что ты должна приехать. А потом перед самой ее смертью явился Ноа, так что я подумала, что, наверное, теперь ты все-таки не приедешь. Мне так и не удалось остаться с ней наедине, чтобы спросить, понимаешь? Надеюсь, ты не против, что мне все это известно. Так уж бывает, если ты один из людей Бликс. Такое впечатление, что мы все как-то связаны.

– Должна признать, я понятия не имела, что была одной из людей Бликс.

– Нет? Ну, нас довольно много. С большинством я встретилась на поминках, которые она для себя закатила. Ты знала об этом?

– К сожалению, совершенно не в курсе.

– Тогда придется тебя просветить, – заявляет она. – В цоколе живет Патрик. Он удивительный человек, художник и скульптор, но с тех пор, как Бликс умерла, не вылезал на свет божий. Видела в гостиной Бликс его скульптуру – женщина с руками у лица? Неправдоподобная красота. Такая жалость, что он больше не творит!

– Перестал из-за ее смерти?

– Что ты, нет. Гораздо раньше. – Она смотрит на меня и смеется. – Я типа слишком много болтаю. Прости. Так что, Бликс оставила тебе дом, я не ошибаюсь? По завещанию?

– Как ни парадоксально – да.

Она так резко останавливается, что в нее чуть не врезаются двое прохожих.

– Как Ноа к этому отнесся?

– Ой, там жесть, – говорю я. – Ноа и его мамаша считают, что это они должны унаследовать дом, и если хочешь знать правду, я с ними согласна. И без обид, но я даже жить тут не хочу, так что, наверное, просто продам дом, и всё.

– Ой нет! – Ее лицо меняется. – Ты просто продашь его и уедешь?

– Ну-у… да. Я имею в виду, это же не мой дом, понимаешь? Моя жизнь в другом месте. Во Флориде.

– Я об этом даже не подумала. – Она изучает мое лицо. – Конечно же, у тебя есть своя жизнь! Ох, зараза! Все равно как если кто-то завещал бы мне дом в какой-нибудь Оклахоме или еще где – ожидая, что я подорвусь и приеду туда.

– Это действительно как-то непродуманно.

Джессика перекидывает сумочку на другое плечо и поджимает губы:

– Должна сказать, что это ужасно в стиле Бликс. Такие проделки. Ни предупреждения, ни пояснений. Мы все называли это «бликсануть». Хотя в основном все оборачивалось к лучшему… после того, как осядет пыль.

– Ха! Так значит, она меня… бликсанула? – спрашиваю я.

– Тебя, моя дорогая, она бликсанула по полной программе. Возможно, ты еще не завершила процесс расставания с Ноа. Такие вещи длятся вечность, а теперь тебе приходится начинать все сначала, раз он опять маячит у тебя перед глазами напоминает о прошлом. Он ведет себя… странно, ведь, правда? Признайся, так и есть. Я же вижу. Хотя бы по тому, каким он был вчера вечером.

– Ну да, немного странно, – соглашаюсь я, – но тут все ясно. Он в шоке.

Джессика хмурится.

– Могу я сказать тебе кое-что, или, может, мне лучше держать свой болтливый рот на замке?

– Давай.

– Бликс не хотела, чтобы ее дом достался ему или его семье. Она нарочно оставила его тебе.

– Да ну!

– Серьезно, она не то чтобы сильно обрадовалась, когда Ноа нарисовался. – Джессика резко останавливается у витрины, будто кто-то ударил по тормозам. – Смотри, это один из моих любимых магазинчиков, – все тем же оживленным тоном щебечет она. – Хочешь, зайдем, посмотрим пальтишки-курточки? Тебе может понадобиться что-нибудь такое.

– О’кей, – говорю я, – хотя во Флориде незачем иметь много пальто.

– Ну-у-у-у, – нараспев произносит она, – никогда не знаешь, чего ждать, если в деле замешана Бликс! Может обнаружиться, что она хотела, чтобы ты тут осталась.

– Раз она умерла, у нее нет особых методов воздействия.

– Это ты так думаешь, – усмехается Джессика.

Мы заходим в магазин, она устремляется к курткам и начинает разглядывать их, погрязнув во всевозможных оттенках серого, черного и коричневого. А потом внезапно, без предупреждения, замирает, напрягается и смотрит прямо перед собой.

Проследив за ее взглядом, я вижу уставившегося на нее мужчину, который пробирается к нам, а следом за ним идет Сэмми. Если бы Джессика была кошкой, она выгнула бы спину и зашипела.

– Эндрю! – восклицает она, и ее лицо делается злобным. – Что, ради всего святого, вы тут делаете? Разве вы не должны ехать в Куперстаун? – Она озирается по сторонам. – И где твоя подружка, а?

Она тянется вперед и кладет руку на плечо Сэмми, будто защищая его. На лице мальчика ошеломленное выражение, я вижу, как он одними губами артикулирует:

– Все нормально, мам, все нормально.

Мужчина выглядит сконфуженным, словно его поймали на чем-то, что вполне объясняет злобный тон Джессики. Сэмми, отбросив с глаз слишком длинные густые волосы, ускользает от матери, становится там, где она не сможет до него дотянуться, и говорит:

– Мам, полегче. Все о’кей. Мы просто хотели вначале поесть, а теперь смотрим перчатки.

Джессика поворачивается к бывшему мужу:

– Если бы я знала, Эндрю, что твоя подружка не собирается готовить вам еду, то накормила бы Сэмми завтраком.

– Да все в порядке! Мы хорошо позавтракали тут, по соседству. Мне всегда нравилось, как здесь кормят. – Эндрю кладет руку на голову сына, и я вижу, что Джессика расценивает это как возможное насилие, а Сэмми с несчастным видом смотрит вниз и пинает что-то на полу.

– Ну так где она?

Эндрю что-то мямлит, потом они с Джессикой некоторое время испепеляют друг друга взглядами, затем он опускает голову, улыбается и ведет сына туда, откуда они пришли, – в отдел перчаток.

– До свидания, – бросает им вслед Джессика. – И не задерживайтесь, о’кей? Мы оговорили расписание, Эндрю, и должны его придерживаться. – Она оборачивается ко мне: – Давай выбираться отсюда, не возражаешь?

Сэмми умоляюще смотрит на меня. На меня! Как будто я могу чем-то помочь.

– Конечно не возражаю, – отвечаю я. И улыбаюсь парнишке.

– Прости, неловко вышло, – извиняется Джессика. – Этот человек органически не способен придерживаться плана, даже если сам его составил.

– Выходит, не одна я в процессе расставания со своим бывшим, – изрекаю я и радуюсь, когда она смеется и отвечает:

– Ох! С этим мужиком я буду в процессе до конца жизни, если не поберегусь.

К тому времени как мы возвращаемся в «Желток» – предварительно Джессика, петляя по улице, проводит для меня экскурсию, показывая, где лучшее пиво, лучшая восточноазиатская одежда, ювелирные украшения, гамбургеры, кексики, кофе и все остальное, – наша очередь каким-то образом подходит, и мы втискиваемся за крошечный двухместный столик у стены.

Подходит официант, привлекательный с виду паренек в черной вязаной шапочке и очках в красной пластмассовой оправе, и я заказываю сырный омлет с беконом, кофе и тост на цельнозерновом хлебе, а Джессика говорит, что будет то же самое. Как только официант удаляется, она улыбается мне.

– О'кей, – говорит затем Джессика, – значит, мы установили, что обе пытаемся разобраться с бывшими, которые сейчас маячат у нас перед глазами, но на самом деле я даже не знаю, то там у тебя было с Ноа. Пока мы еще не стали лучшими подружками, не хочешь рассказать, что между вами произошло?

Так что я завожу обычную историю – про свадьбу, медовый месяц, разрыв – в общем, про все, за исключением разрезанного свадебного платья, – а потом приходит официантка, ставит на столик две чашки кофе, и я внезапно понимаю, что она недавно порвала с официантом, который подходил к нам до этого, и отношения между ними уже не наладятся, но зато сейчас по улице проходит парень, с которым они были бы идеальной парой. Может быть, ей следовало снять фартук, отпроситься на несколько минут и догнать его. Она могла бы обставить все это как-то естественно, непринужденно. Или, может, парню стоит зайти сюда. Ему нужен завтрак. Нужны объятия. Нужна она.

А двое за соседним столиком все сильнее влюбляются друг в друга. На улице золотистый ретривер подбегает по тротуару к карапузу лет двух-трех и лижет ему лицо. Карапуз хохочет и пищит:

– Мамочка, хочу собачку!

Где-то в моей голове возникает забавное ощущение, будто всё вокруг погружается в золотой свет, словно в кленовый сироп, затапливающий блинчики.

Я поднимаю глаза и вижу, что Джессика недоумевающе улыбается мне.

– Джессика, – говорю я, – тебе надо вернуться к Эндрю. Ты же знаешь это, верно?