Текст книги "Измененный"
Автор книги: Майкл Маршалл
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Глава 46
Но Холлам выстрелил раньше, и Эмили дернулась, как будто съехала на поезде. Ее пуля улетела неизвестно куда. Ее отбросило через порог кухни, она завалилась набок, проехалась по плиткам пола и ударилась спиной об одну из них, окровавленная рука оказалась под телом и громко хрустнула, когда Эмили застыла.
– Как раз вовремя, – сказал Баркли. – Господи, Роб, да что с тобой такое сегодня?
Я подбежал к Эмили. Пуля прошла через горло, вырвав клочок плоти, и вышла с другой стороны, оставив на полу лужу крови и ошметки тканей. В ее горле что-то заклокотало, а в следующий миг кровь захлестала фонтаном.
Я схватил ее перевязанную руку, прижал к шее.
– Держи так, – велел я, надеясь, что это правильно. – Прижми крепче.
Она посмотрела на меня. Грудь ее вздрогнула, словно кто-то пытался вырваться из ее сердца. Не особенно яростно, но решительно.
– Ой, – выдохнула она.
Эмили снова вздрогнула, и от движения грудной клетки сгусток крови выскочил из кровавого месива на шее.
– Прошу тебя, Эмили, – сказал я. – Держись, не умирай.
Ее губы задвигались, но на этот раз не прозвучало ни слова, лишь в горле то и дело влажно чавкало.
– Звоните в «Скорую»! – прокричал я Холламу. Он стоял, окаменев, держа пистолет перед собой, ошеломленный. – Вызовите врача.
– Все бригады сейчас заняты на Сант-Армандс Серкл, – негромко произнес Баркли, будто думая о чем-то другом. – Извини. Не повезло твоей подружке.
Эмили казалась смущенной и испуганной. Она не сводила с меня глаз. Сначала мне показалось, что ее левую руку сводит судорогой, но потом я понял, чтоона пытается сделать украдкой. Я провел ладонью по ее руке и попытался вынуть пистолет из стиснутых пальцев.
Баркли понял, что я делаю.
– Ага, вот и оружие, – сказал он. – Как хорошо, что вы принесли с собой пистолет. Только вряд ли у вас что-то получится. Вы же не станете в меня стрелять?
Я вынул пистолет из руки Эмили и поднялся.
– Не делайте этого, сэр, – угрюмо проговорил Холлам. – Шериф, я звоню в «Скорую».
Оружие показалось мне тяжелым. Оно было теплым от вспотевшей, горячей руки Эмили. Все, что я знал об оружии, было почерпнуто из телепередач – и тогда же забыто. Но я посмотрел на пистолет, взвесил его на руке, понимая, что от меня, по большому счету, требуется только спустить курок, а все остальное случится уже само собой.
Эмили кашлянула и издала звук, похожий на далекий крик грача, разбуженного в ночи.
Я снова посмотрел на нее, но ее уже не было.
Я не увидел, как она умерла. Эмили ушла, а я в тот миг не смотрел на нее, как и никто другой. Она ушла одна.
Я развернулся к Баркли, размышляя, не спустить ли мне все-таки курок.
– Не переживайте, – сказал шериф. – Она все равно быстро скатывалась на самое дно, уж поверьте мне. Теперь что касается оружия, – он сунул руку в карман. – Я нашел это в спальне, – затем вынул что-то и показал, чтобы я как следует рассмотрел. Это был пистолет.
Холлам тоже посмотрел, потом перевел взгляд на меня.
– Я впервые это вижу, – проговорил я, выпрямляясь. – Холлам, вы должны мне поверить.
– Спрятан под кроватью, – сказал Баркли. – Жалкая попытка. Вам еще многому предстоит научиться, дружище.
Я начал поднимать руку с пистолетом Эмили. Рука сильно дрожала. Холлам выругался и двинулся на меня, держа оружие наготове.
– Мистер Мур, не делайте этого, – произнес он. – Я слышал, что вы сказали. Давайте все обсудим. Успокойтесь и не усугубляйте ситуацию.
– Ситуацию уже никак не усугубить. Эмили была права. Этот тип с самого начала все знал.
– Мистер Мур, прошу вас. Не вынуждайте меня.
Баркли поднял оружие и нацелил на меня.
– Двое против одного, мистер Мур.
– Очень… – Я умолк, слишком поздно заметив, что на руках шерифа медицинские перчатки.
Я положил палец на спуск.
Баркли развернул руку и выстрелил.
Пуля попала Холламу прямо в грудь. Тот пошатнулся, заваливаясь назад. Баркли выстрелил снова, и Холлам упал.
Спустя миг он попытался сесть. Что-то сказать, перекатиться на бок. Ни одна из попыток не увенчалась успехом. Наконец Холлам сумел повернуться лицом к шефу, начал что-то говорить – и снова упал. Наверное, он умирал несколько минут, но, по большому счету, с ним было покончено именно в этот миг.
– Вы ненормальный? – наконец-то сумел выдавить я. – Что… какого…
– Это вы виноваты, – заявил Баркли. – Роб был не самым смекалистым полицейским на свете, но был дотошным. И честным. Вы открыли для него дверь туда, куда ему не следовало заглядывать. Это вы его убили. Надеюсь, вы гордитесь собой. Я, между прочим, крестный его ребенка.
Мне казалось, я нахожусь в комнате с ненормальным из другого мира, логика которого диаметрально противоположна моей. Я шагнул назад, едва сознавая, что у меня в руке зажат пистолет Эмили. Шагнув, я врезался в стол, который мы по настоянию Стеф купили как-то на выходных на Сидар-Ки; на него выкладывался каждый свежий номер ее журнала и лежал так неделю после публикации. Журнал за последний месяц каким-то образом оказался на полу, и по нему уже успели пройтись.
– Успокойтесь. Я не собираюсь в вас стрелять, мистер Мур, – сказал Баркли. – Во всяком случае, раньше, чем нужно. У меня и без того три мертвых тела, и надо же возложить на кого-то ответственность. В особенности за девушку в бассейне – работа проделана большая, и я не хочу, чтобы она пропала впустую.
– Это вы сделали? С ней?
– Нет, конечно. Это устроили другие друзья Уорнера. Теперь все бразды правления у них в руках, это они как раз и сунули снова вилку в розетку, отчего получилось такое безобразие.
– Какие друзья? Кто они?
На какой-то миг Баркли растерялся, словно мой вопрос поставил его в тупик.
– Они называют себя Соломенные люди или как-то так, но, должен признаться, я крайне мало о них знаю. Сейчас всем заправляет человек по имени Пол. От этого типа мурашки бегут по коже, и он с самого начала был сильно недоволен затеянной Уорнером игрой. Он хотел, чтобы я спрятал концы в воду лично для него. Никаких исключений. Никаких поблажек.
Я поднял пистолет Эмили.
– Я хочу застрелить вас.
– Господи, мистер Мур, ну ничего у вас не получится! Мы ведь уже прошли этот этап. Не обманывайте себя.
– Я… я все расскажу. Обо всем.
– И ничего не добьетесь. На самом деле только усугубите. – Он повертел в руках пистолет. – Это было куплено четыре дня назад в Бойнтоне, с вашей кредитной карты – мы сделали клон, когда ваша покойная приятельница передала нам информацию, она тогда работала официанткой в «У Джонни Бо».
Я уставился на пистолет, припоминая то утро, когда завтракал с Хейзел, а Эмили (Джейн, официантка) взяла у меня карту и ушла с ней внутрь ресторана.
– Конечно, мне придется проделать некоторую работу, чтобы было очевидно, кто ее убил, – продолжал Баркли. – Хотя это может оказаться и Роб; он действовал в рамках самозащиты, когда мы вместе с ним пришли в дом и увидели, что вы сделали с той несчастной девушкой в бассейне. Пока не знаю, еще не думал об этом. Но кобура от этого пистолета плавает с другим мусором у вас в бассейне. Так что начало положено.
– Ничего не выйдет, – сказал я, ощущая, как кружится голова. – Не выйдет у вас спихнуть все на меня. Я всего лишь продаю недвижимость. Кто поверит, что я ни с того ни с сего сотворил такое?
– Да это случается сплошь и рядом! Человек живет себе спокойно, а потом – раз, и в новостях только об этом и говорят. А до того все его друзья и знакомые были уверены, что он совершенно нормальный парень. Конечно, они первые скажут: «Ну, он казался каким-то очень уж правильным. Наверное, чересчур правильным», но это будет после.
– Нет, – сказал я. – Люди меня знают.
– Они думают, что знают. Кроме того, есть и другие улики и свидетельства; они разбросаны по всему дому, не говоря уже о конторе в «Океанских волнах». Все как я сказал – день выдался хлопотный. Сцена готова. Ваш выход.
Я пытался придумать, как смогу опровергнуть обвинение. Шериф видел, что ничего не приходит мне в голову, и улыбался. И улыбка была искренней.
– Дальше сами, мистер Мур. У меня дела. Постараюсь, чтобы все заметили, как сильно я занят.
Он смотрел, как я подхожу к парадной двери и открываю ее. Жизнерадостно кивнул мне, будто подбадривая. Я медленно вышел на улицу, хотя уже начал понимать, что шериф говорил чистую правду. Убивать он меня не намерен.
А то не получится веселья.
Но в следующий миг я вспомнил другие его слова. Сердце у меня дрогнуло.
«Никаких исключений».
Я побежал к машине. Понял, что до сих пор сжимаю в руке пистолет, кинул его на пассажирское сиденье, завел мотор и дал задний ход. Пока машина сдавала задом на закругленную дорожку, я прижал к уху телефон. Захлопнув дверцу, выехал на дорогу и направился к воротам жилого комплекса.
– Стеф, – сказал я, когда на другом конце ответили. Я старался говорить как можно спокойнее. – Я сейчас еду к тебе, ладно? Мне бы хотелось, чтобы ты была одета как для прогулки.
– Но зачем? – Та была озадачена.
– Просто выполни мою просьбу. И не откладывая, хорошо? Я уже скоро буду.
Я завершил вызов и проехал в открывшиеся ворота.
Глава 47
У входа в больницу стояли машины «Скорой». И еще три готовые выйти в эфир бригады корреспондентов, среди которых я узнал одного репортера с TV-40; он стоял сбоку от входа и что-то серьезно говорил в камеру. Я свернул, чтобы не оказаться посреди этой толпы, заехал на главную стоянку и нашел местечко в дальнем конце. И только когда заглушил мотор, до меня дошло, что все руки у меня в крови Эмили. И рубашка тоже.
Я снял рубашку и постарался вытереться. Получилось плохо. Перегнувшись через сиденье, я нашел сзади спортивную куртку, которую обычно надевал после спортзала, накинул ее на себя, после чего заметил под пассажирским сиденьем бутылку со старой и теплой минералкой. Стеф всегда ругала меня за то, что я вечно забываю выбрасывать из машины подобный мусор. Но сейчас я был рад собственной забывчивости. Я вышел из машины и, экономно расходуя воду, обтерся испорченной рубашкой. Кровь обнаружилась и под ногтями, оттуда ее было уже не вымыть, к тому же я решил, что и без того потратил впустую много времени. И тут заметил, что и брюки у меня в крови. Похоже, я способен видеть только то, что лежит у меня перед носом. А может, всегда видел только это?
Отчистить брюки я никак не мог. Остается надеяться, что никто не заметит. Я положил пистолет под пассажирское сиденье и накинул сверху рубаху, сложив так, чтобы пятна крови не бросались в глаза.
Я понимал, что от оружия необходимо избавиться, но сделать это надо правильно, ведь на нем теперь отпечатки моих пальцев – Баркли только того и ждет, чтобы его нелепейшая ложь получила подтверждение.
Обычно у боковых входов в больницы толпится компания заядлых курильщиков, но то ли в больнице Сарасоты их отстреливают без предупреждения, то ли те сами переместились к парадному входу, чтобы поглазеть на происходящее. Выехав из дома, я включил местную радиостанцию, но в новостях не сообщили ничего такого, чего я не знал бы сам. Один погибший в результате перестрелки, двое серьезно ранены, остальные пострадали в результате паники, кинувшись бежать от опасности, которая никак не затронула бы их, если б они оставались сидеть на своих местах. Полиция пока не сообщала имена погибшего и раненых. Интересно, кто там у них остался за главного теперь, когда Холлам погиб, а Баркли занят совершенно другими делами? Я раздумывал, не позвонить ли на радио, чтобы те прислали корреспондента ко мне домой, но отказался от этой мысли. Мне плевать, что выйдет из всей этой истории. Меня волнует только женщина, которая сейчас в этом здании, к которой я спешу.
На первом этаже царил настоящий хаос. Еще больше корреспондентов и медиков. Полно народу, вероятно, друзей и родственников прежних и новых пациентов. Взволнованные голоса, многие говорят по сотовым. Я ввинтился в самую гущу толпы, надеясь, что в толчее никто не обратит внимания на мою одежду, и попытался прикинуться таким же сбитым с толку и не знающим, куда иду. Я продвигался очень медленно, а когда наконец оказался рядом с площадкой, где располагались лифты, понял, что у меня новая проблема. Я выругался, напугав своим скрипучим голосом тех, кто был рядом.
По всему коридору выстроились копы. Они стояли вроде бы для того, чтобы народ организованно грузился в лифты, и, вероятно, мешали репортерам прорваться в реанимацию. Полицейские показались мне уставшими и напряженными. Я рассудил, что раз это полиция Сарасоты, то они не подчиняются Баркли, но твердой уверенности у меня не было. Может, во всем виновато мое воображение, но мне показалось, что один из полицейских обшаривает взглядом толпу, высматривая кого-то определенного. Может, меня? Может, и нет.
Я снова растворился в массе людей. Подталкиваемый со всех сторон, я двигался через холл по диагонали, повторяя проделанный путь в обратном направлении. Охваченный робкой надеждой, я вынул телефон и нажал кнопку быстрого набора с номером Стеф. Я уже звонил ей в палату, как вдруг…
Никто не ответил. Я развернулся и начал проталкиваться в совершенно другую сторону, чтобы проверить одну идею.
Лестница оказалась рядом с боковым входом, пролеты уходили вверх и вниз. Никто ее не охранял. Наверное, копы уже скоро сообразят, что надо заткнуть и эту дыру, поэтому я побежал вверх со всех ног. Ворвался в двери третьего этажа и помчался по коридору. Направился прямо к посту дежурной медсестры, где успел побывать утром. По дороге я перешел на шаг, но все равно двигался быстро. Вокруг было полно врачей и сестер, люди разговаривали вполголоса. Вероятно, большинство раненых доставили сюда, в реанимацию.
Я услышал, как кто-то сказал:
– Стрелок. Полминуты назад. Реаниматологи уже там.
По другую сторону белых дверей было поспокойнее, несколько человек стояли у палат, вглядываясь сквозь стекло. Я добежал до конца коридора, распахнул дверь в палату Стеф.
Кровать была пуста.
Она была пуста и не прибрана, да и в целом палата не выглядела так, словно здесь готовились к приему нового пациента. Словно заклинание, повторяя себе под нос слово «нет», я кинулся к тумбочке у кровати. Лекарства, запасная ночная рубашка. И сумочка Стефани.
Но где же она сама? Неужели кто-то успел добраться до нее раньше?
Уличной одежды я не увидел и счел это добрым знаком. Я выскочил обратно в коридор, едва не столкнувшись с кем-то в белом халате. Вдруг я узнал человека, и мы оба одновременно обернулись. Это был тот самый доктор, с которым я разговаривал утром.
– Где она? – сердито спросил он.
– Вы меня спрашиваете?
– А вы не знаете?
– Разумеется, не знаю, иначе не искал бы ее. Я звонил в больницу полчаса назад. Она ответила, значит, тогда еще была здесь.
– Я заходил в палату к вашей жене десять минут назад, но ее уже не было. Я обошел весь этаж, разыскивая ее.
– Боже! – воскликнул я. – Вы никого здесь не видели? Того, кого здесь не должно быть?
– Да вся больница набита теми, кого здесь не должно быть! – ответил он. – В данный момент невозможно разобраться, кто должен быть здесь, а кто – нет.
Доктор вдруг понял, до какой степени я встревожен, и мысленно вернулся назад.
– А… кого вы имеете в виду?
– Неважно. Я найду ее, – сказал я, удаляясь по коридору. Если я переполошу доктора, моя задача не сделается от этого проще. – Наверняка она вышла погулять. Стефани такая, ненавидит сидеть в четырех стенах. Если найдете ее раньше, скажите, чтобы никуда не уходила, ладно? Скажите, что я здесь.
– Скажу. Ей стало немного получше, но лечение предстоит долгое. Ей необходимо провести некоторые процедуры, и прямо сейчас.
– Понял. – Я остановился, чтобы выслушать его – этот человек даже не подозревает, какая опасность в действительности угрожает Стеф, несравнимая с той, что была в бутылке вина, – а затем спешно вышел к столу медсестры.
Нельзя болтаться по всей больнице, надеясь на удачу, – стоит свернуть не туда, и окажешься еще дальше от цели. И как бы мне ни хотелось двигаться, делать что-то, для начала пришлось остановиться и подумать.
Будем считать, что за Стефани никто не приходил. Я должен так считать. Если я буду думать иначе, значит, я опоздал и все мои поступки уже не имеют никакого значения. Эта мысль мне невыносима.
В таком случае она куда-то ушла сама.
Итак, Стефани была отравлена. Не знаю, сказали ли ей об этом врачи, догадалась ли она сама, но полчаса назад в телефонной трубке раздался истерический (по меньшей мере придушенный и взволнованный) голос мужа, который велел ей одеться и быть наготове. Подумав: «Ладно, конечно, это странно, но, кажется, серьезно», она сделала то, о чем он просил. Муж едет дольше, чем она рассчитывала (я ехал от дома на предельной скорости, но из-за вечерних пробок все равно задержался). Она начинает нервничать. И сидеть в палате полностью одетая Стеф тоже не может, потому что стоит туда заглянуть медсестре, как та сейчас же поймет, что готовится побег, будет спрашивать, в чем дело, и потребует, чтобы больная немедленно легла в постель, как и полагается больной. И тогда Стеф отправляется гулять по зданию или по этажу и ждет меня, чтобы выйти сразу, как только я подъеду.
Такая версия мне понравилась куда больше, чем та, в которой кто-то приезжает раньше меня. Но все равно было неясно, что делать дальше. Врач сказал, что уже осмотрел весь этаж. Насколько внимательно? Он наверняка смотрел только в тех местах, где обычно бывают пациенты (уборные, автоматы с чипсами), а вовсе не заглядывал в каждый угол и за каждый поворот. А в больнице полным-полно углов и поворотов. Есть ли у меня время заглядывать повсюду, когда Стеф может вовсе не быть на этом этаже?
Народу вокруг поста медсестры поубавилось. Кто-то взял происходящее под контроль, и одна из сестер, когда я проходил мимо, даже проводила меня пристальным взглядом, пытаясь определить, имею ли я право находиться здесь. Я и сам не знал. Складывалось впечатление, что все смотрят на окружающих с подозрением, и на какой-то миг у меня закружилась голова при мысли, что все, кто здесь находится, проникли сюда нелегально и участвуют в каком-то заговоре, сути которого мне не понять: медсестры, санитары, предполагаемые пациенты и так называемые родственники. И абсолютно любой из них мог бы затолкнуть тело Стеф в какой-нибудь шкаф, а потом наслаждаться, глядя, как я мечусь в поисках жены, и у любого может оказаться пистолет в кармане, в сумочке, под белым халатом, и любой только и ждет удобного момента, чтобы схватить меня под аплодисменты публики. Может, это соревнование? И все это было разыграно, все здесь актеры и статисты? Может, так было всегда, повсюду в мире и я единственный, кто ни о чем не подозревает?
Я быстро прошелся по этажу, но никого не нашел. Под конец меня осенило, что Стеф могла спуститься на первый этаж, к выходу, и ждать меня там. Мне показалось, что это самое логичное объяснение – Стеф отличается острым умом, прекрасно анализирует и делает выводы, и я просто полный идиот, что сразу об этом не подумал.
Мне не хотелось ехать на лифте, чтобы спуститься прямо в толпу полицейских, поэтому я вернулся к дальней лестнице и потопал вниз пешком. Я знал, что Стеф нет у северного выхода – во всяком случае, ее там не было десять минут назад, когда я сам входил через ту дверь. Через несколько минут я выяснил, что ее нет и у восточного выхода.
Оставался только главный вход. Все равно мне придется идти в ту сторону.
Я быстро зашагал по коридору, ведущему к главному входу. Народу здесь было уже поменьше, хотя в самом конце скопилась небольшая кучка людей, один из которых был явно похож на репортера. Я не знал, что подумает Стеф, увидев в больнице такие толпы. Когда я уходил от нее утром, она плохо соображала, и вряд ли за это время у нее в голове окончательно прояснилось. Надо мне было хотя бы намекнуть, чего я опасаюсь, а лучше все ей рассказать. Тогда было бы проще предугадать ее действия, если бы я знал, что она вникла в ситуацию.
Я попытался позвонить ей еще раз. Пока шли гудки, я понял, что хватаю воздух ртом, и попытался успокоиться.
Внезапно я услышал ее голос, жалобный, надтреснутый.
– Билл?
– Стеф! Где ты?
– В кафетерии. А… а ты уже здесь?
– Да, я в больнице, – сказал я. – Здесь. Все в порядке. Но почему ты в кафетерии?
– Я хочу, чтобы все было правильно. И сейчас самое время, правда? Ты всегда так говоришь. Что самое время действовать – сейчас. Завтра начинается сегодня.
– Стеф… о чем ты? – Я снова сорвался с места, отыскивая на стене план здания, пытаясь найти карту. – Чтобы что было правильно?
– Все, – голос звучал смущенно, но решительно, словно она пыталась выстроить в уме сложную логическую цепочку, но разум отказывался содействовать. – Он позвонил через пять минут после тебя. И я подумала: это ведь ничего не значит? Просто развлечение. Я очень на тебя злилась, вот и все. Так что пойми.
– Кто позвонил, милая? – Я наконец-то нашел план больницы и выяснил, где находится кафетерий, – на другом конце здания. Собравшись с силами, я спешно двинулся в том направлении. – О ком ты говоришь?
– Ты сам знаешь, – проговорила Стефани с неохотой. – Он сказал, нам надо встретиться, поговорить. И я подумала: хорошо, надо все расставить по местам. Ведь ничего же не было. Мне так стыдно.
И тут до меня дошло:
– Ник здесь?
Ник, тот парень, который начал работать в редакции полтора месяца назад, примерно тогда же, когда началась чертова игра. Который случайно повстречался с моей женой вчера вечером в городе. Который только что звонил ей, чтобы назначить встречу, через несколько минут после того, как я выбежал из дома и удрал от Баркли, – у шерифа, без сомнения, имелся при себе телефон, и тот запросто мог позвонить.
– Да.
– Он там с тобой?
– Мы пьем кофе. Он хотел пойти куда-нибудь в другое место, но я отказалась наотрез, сказав, что жду мужа. Я остаюсь в больнице. Так я ему сказала.
– Правильно. Ты верно ему ответила. Оставайся на месте, Стеф. Никуда не уходи. И не пей ничего, что он тебе предложит. И никуда не ходи с ним!
Я кинулся бежать.