Текст книги "Бедная Марта"

Автор книги: Маурин Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Джо уехал, Франк опять куда-то исчез, и тут к ним пожаловала Джойс и объявила, что Марта так понравилась Эдварду, что он хочет познакомить ее со своими отцом и матерью, и Лили и Джорджи тоже. В воскресенье в четыре часа дня их приглашали в дом его родителей на Спеллоу-лейн на вечерний чай. Джойс заявила командным тоном, что Марта к этому случаю должна купить себе новое платье на рынке на Грейт-хомер-стрит, и она даст ей для этого денег. Серое, по ее словам, выглядело так, будто прежняя владелица мыла им полы. К шляпке с красной атласной лентой у дочери претензий не было, но Лили, к ее розовому платью, необходим широкий пояс, желательно белый, в розовую полоску или крапинку. И, пожалуйста, ни в коем случае не следует называть Эдварда Эдди. Он этого терпеть не может.

– А у Эдварда есть фамилия? – ледяным тоном осведомилась Марта. Судя по многочисленным указаниям, можно было подумать, что их приглашают на чай к особе королевской крови.

– Разумеется, у него есть фамилия. МакДональд.

Марта не стала спрашивать, принадлежат ли эти МакДональды к католической вере. Говоря откровенно, ей было все равно, хотя как знать, если Джойс и Эдвард решат пожениться, она может и передумать.

Если верить Джойс, то Франк до сих пор был должен Мэгги О'Коннор несколько фунтов, хотя и заплатил ей больше половины долга. Где он взял деньги? Мысль об этом не давала Марте покоя. И причина, по которой он однажды пришел домой, дрожа от страха, как оказалось, не имела никакого отношения к его долгу. Просто он был любовником женщины, муж которой, уличный музыкант, неожиданно вернулся домой и застал Франка в постели со своей женой. Так что скрывался Франк не от ростовщика, а от обманутого супруга.

Марта поинтересовалась, сколько лет этой женщине.

– Около двадцати пяти, – ответила Джойс. – Она очень красивая; во всяком случае, именно так он сказал Эдварду.

Очевидно, Франк решил произвести на Эдварда впечатление своими победами на любовном фронте. Но тот пришел в ужас и рассказал обо всем Джойс, которая, в свою очередь, посвятила в эти подробности мать. Марта же не просто изумилась – «возмутилась» было более подходящим словом, – но Франк был ее сыном, и она решила, что Эдвард повел себя, как болтливая старая дева.

В воскресенье у них побывал отец Лоулесс, но Джо уехал днем раньше, не успев получить пасторского благословения. Марта, обыкновенно ревностная католичка, почувствовала себя уязвленной, когда священник заявил, что из Джо получится хороший солдат.

– Он слишком юн для того, чтобы стать солдатом, отец, – отрезала она.

И тогда святой отец разразился целой тирадой о гордости, самопожертвовании и о том, что сражаться за свою страну – великая честь. Марта едва не вышла из себя, и сдержаться ей стоило огромных усилий. В последнее время она постоянно злилась на кого-нибудь, главным образом, на сержанта Гиллигана, правительство и Карло.

После похода в театр ее супруг вновь вернулся к прежнему существованию, и в понедельник утром, когда Марта отправилась на работу, чувствуя себя бесконечно усталой и совершенно павшей духом, он еще спал. Карло опять зарос щетиной, и Марта заметила, что Джойс не включила отца в число приглашенных на чай к родителям Эдварда. В какой-то степени это ее устраивало, поскольку она сомневалась, что Карло соизволит вновь привести себя в порядок. Как бы там ни было, но тогда им занимался Джо, теперь сын уехал, а Марте хотелось лишь, чтобы ее оставили в покое и она могла бы выплакаться. Но у нее оставались Лили и Джорджи, служившие живым напоминанием о том, что она еще нужна кому-то как мать, если уж не как жена.

В понедельник Марта ждала Кейт под навесом зоомагазина, надеясь вновь увидеть свою подругу и рассказать ей о том, что Джо приезжал домой на побывку. Беленького котенка на витрине больше не было, зато появился целый выводок полосатых котят. Они весело играли друг с другом, и Марта пожалела, что не может купить их всех.

– Но, Марта, вы только представьте себе, что будет, когда они вырастут, – сказала Кейт, когда они встретились и Марта поделилась с ней своими мыслями. – Шесть больших кошек, которые бродят по дому! Да вы шагу не сможете сделать, чтобы не наступить на кого-нибудь из них.

– Пожалуй, вы правы, – вздохнула Марта. К тому же их нужно еще и кормить. Она рассказала Кейт о Джо. – Мне жаль, что вы с ним не увиделись.

– Мне тоже, – искренне ответила Кейт. – Но не расстраивайтесь. Познакомимся в следующий раз.

– Все дело в том, – со слезами в голосе призналась Марта, – что вчера он отплыл во Францию. Так что теперь он уже там. – Она не имела ни малейшего представления о том, как выглядит чужая страна, – Ирландию она заграницей не считала. Интересно, дома во Франции такие же, как у них здесь? Есть ли там дороги, лошади и автомобили, как в Англии?

– Ох, Марта, – Кейт обняла свою подругу за шею. – Мне очень жаль. Но ведь это недоразумение, которое вскоре выяснится, верно? Они же не смогут долго держать его там. Надеюсь, что совсем скоро Джо вернется домой.

Они медленно шли в сторону Центрального вокзала. Столик за дверью, который они привыкли считать своим, был свободен. Марта настояла на том, что на этот раз она заплатит за кофе и пирожные для Кейт. Зрители в театре подарили Джо приличную сумму денег, большую часть которой он оставил матери. Марта до сих пор негодовала, вспоминая, как ее сына использовали для того, чтобы заманить в армию других молодых людей. Она рассказала обо всем этом Кейт, которая тоже пришла в ужас.

– Самое гадкое – то, что мужчина-певец выдавал себя за женщину. Я хочу сказать, что не понимаю, зачем он это делал. – Марта до сих пор не могла преодолеть отвращение, которое испытала в театре. Даже то, чем занимался их Франк, казалось ей не столь отвратительным. – Ладно, – сказала она и поморщилась, – теперь имеет значение лишь то, что наш Джо опять уехал, а я не смогла его остановить, верно?

– Но вы, по крайней мере, пытались это сделать, Марта, – принялась успокаивать ее Кейт. – Вы ходили к мерзкому сержанту полиции и отвратительному политику, так ведь? А репортер из «Ланкашир пост» написал статью, но газета отказалась публиковать ее.

– Я бы хотела прочесть ее, – вырвалось у Марты прежде, чем она подумала о том, что не умеет читать, так что пришлось бы просить об этом Кейт. – Я должна поблагодарить репортера. Как его зовут?

– Клайв Декстер. Я постараюсь завтра привести его с собой.

Клайв оставил в секретариате колледжа записку о том, что хотел бы встретиться, но Кейт и не подумала ответить. Насколько она могла судить, Клайв Декстер оказался безнадежен как репортер и подвел ее и Марту.

Возвращаясь в колледж, Кейт заглянула в офис «Ланкашир пост». Мальчишка в приемной сообщил ей, что его босс наверху и она может подняться к нему.

– Разве вы не должны предупредить его о моем приходе? – недовольно осведомилась Кейт.

– Это же не аудиенция у королевы, мисс. Здесь офис газеты. Босс не откажется принять кого-нибудь, ведь так он может упустить сенсацию или что-нибудь в этом роде.

Громко топая по ступенькам, Кейт поднялась наверх и постучала в дверь. Оттуда донеслось лаконичное:

– Открыто.

– Открыто? – презрительно скривилась она, переступив порог. – Разве в таких случаях не принято отвечать: «Войдите»?

Клайв Декстер сидел за столом и читал экземпляр собственной газеты. На нем были светло-коричневые брюки, жилет в тон и кремовая рубашка. Пиджак висел на спинке стула. Кейт решила, что он, пожалуй, красив, но какой-то пресной красотой.

– Полагаю, люди могут говорить то, что им вздумается, мисс Келлауэй, – невозмутимо откликнулся Клайв. Поднявшись на ноги, он отвесил ей легкий поклон, и девушка неохотно признала, что он выглядит стройным и элегантным. – Счастлив вновь встретиться с вами. – Он иронически улыбнулся. – Вы, как обычно, сама любезность. Как поживают ваши родители? – продолжал он. – Мне показалось, что они исключительно приятные люди.

– Да, они тоже хорошо отзывались о вас. – Кейт коротко рассмеялась. – Моя мать считает, что вы обладаете «интересной бледностью».

Клайв вопросительно поднял брови.

– В самом деле? А я полагал, что бледность является признаком плохого здоровья, например анемии.

– Я придерживаюсь такого же мнения, – живо откликнулась Кейт.

– Тем не менее я чувствую себя превосходно.

– Это свидетельствует лишь о том, что внешность порой обманчива.

– Вы совершенно правы, мисс Келлауэй. А теперь присядьте, прошу вас, если вы намерены остаться, чтобы я мог последовать вашему примеру и дать передышку своим ногам, на тот случай, дабы моя бледность не заинтриговала вас еще более, или менее, как получится. Не знаю, какой вариант я бы предпочел.

Кейт с размаху опустилась на стул возле его стола, пропустив мимо ушей колкости Клайва.

– Вы оставили для меня записку, – напомнила она ему.

– Действительно, и вот вы здесь, наконец, – подчеркнул он. – Как хорошо, что речь не шла о важных вещах.

– В чем же тогда дело? – поинтересовалась девушка.

– Я подумал, что вы захотите забрать фотографию Джо. Мне не хотелось оставлять ее в секретариате колледжа – вдруг она потеряется. Фотография здесь. – Он взял со стола стопку бумаг с прикрепленной к ним фотографией Джо. – Дать вам конверт?

– Да, пожалуйста. А там, внутри – это та статья, которую вы написали? Я могу ее прочесть?

– Как вам будет угодно. – Клайв протянул ей бумаги. – При случае верните мне ее, она понадобится мне для архива. Как знать, вдруг отношение к войне в этой стране изменится. При других обстоятельствах статью даже могут опубликовать.

– Вы не станете возражать, если я прочту ее прямо здесь? Я очень быстро читаю. – Тогда ей не придется лишний раз приходить сюда.

– Как вам будет угодно, – повторил Клайв, пожав плечами. – Я уверен, что вы быстро делаете массу всевозможных вещей. – И он вернулся к прерванному чтению экземпляра «Ланкашир пост», пока Кейт пробежала глазами статью.

Минуту спустя она подняла голову и произнесла жалким голосом:

– Статья великолепна. Вы вложили в нее не только ум, но и душу. Я и представить себе не могла, что она столь хороша. Я решила, что поскольку редактор отверг вашу статью, то она безнадежна. Вы и впрямь так относитесь к войне?

– Разумеется, – отрезал Клайв. – Было бы сущим лицемерием писать то, чего я не думаю на самом деле. Мой редактор счел, что статья или напугает читателей до смерти, или оскорбит их.

– Простите меня, – пролепетала девушка. – Мне очень понравился вот этот отрывок: «…Интересно, а известно ли увешанным орденами генералам, что за них воюют мальчишки? И если известно, то что они об этом думают?» Как по-вашему, они об этом знают?

Лицо Клайва потемнело, глаза вспыхнули недобрым огнем.

– По-моему, знают, но их это не волнует. Люди, которые ведут войны, я имею в виду тех, кто сидит на самом верху и всем заправляет, – сумасшедшие. Какой человек в здравом уме будет составлять планы уничтожения тысяч себе подобных? На нашу страну ведь никто не нападал, не вторгался на ее территорию. Тогда это был бы веский довод, и я наверняка оказался бы в первых рядах добровольцев, которые пошли бы защищать ее. Но эта война! – И он широким жестом развел руками, демонстрируя полную беспомощность.

Кейт не ответила. Она смотрела на его раскрасневшееся от гнева лицо, чувствуя, как ее отношение к нему меняется на противоположное. Клайв был невероятно красив. Он и вправду поражал глубиной ума, как предсказывала ее мать, и действительно разбирался в войне. Интересно, а согласится ли он вновь прийти к ним на обед – она постарается убедить родителей пригласить его еще раз. Откровенно говоря, Кейт не отказалась бы выйти за него замуж – она хотела бы выйти за него замуж.

И только заметив фотографию в серебряной рамочке, стоявшую на столе, Кейт вдруг вспомнила, что у него есть невеста по имени Леттис.

Ох, проклятье! Она едва не выругалась вслух. Но тут Кейт вспомнила кое-что еще. Она же не рассказала ему последних новостей о Джо. Кейт откашлялась, чтобы привлечь внимание Клайва; он явно унесся мыслями куда-то далеко-далеко.

Клайв взглянул на нее своими темными глазами, и она сказала:

– Я только что виделась с Мартой. Вчера Джо отправили во Францию.

– Это отвратительно, – пробормотал репортер. – Он же совсем мальчишка. – Клайв побарабанил по столу. – Эта Марта… Я могу встретиться с нею?

– Это одна из причин, по которой я пришла сюда, – сообщила Кейт. – Марта хочет лично поблагодарить вас за вашу статью.

– А что толку? – мрачно обронил Клайв, не отрывая взгляда от стола. – Ее ведь даже не напечатали.

– Но вы все равно пытались помочь! Вы старались изо всех сил, и она тоже. – Кейт молитвенным жестом прижала руки к груди, чтобы показать, какое впечатление произвела на нее статья. – Послушайте, приходите завтра в кафе на Центральном вокзале без четверти час, и я познакомлю вас с Мартой.

Клайв Декстер решительно заявил:

– Приду обязательно.

После того как Кейт ушла, Клайв встал и пнул ногой ни в чем не повинный письменный стол. Подойдя к окну, он с размаху врезал ногой по стене, давая выход своему гневу. Это был наилучший способ сбросить напряжение, который он мог придумать в тот момент.

Кейт так и не забрала фотографию Джо. Он вернулся к столу и взял ее в руки. Мальчик выглядел совсем еще юным и невинным, его, наверное, никто не целовал, кроме матери. Будьте вы прокляты, те, кто заправляет страной и этой гнусной войной!

– А ты что думаешь обо всем этом, Летти? – Клайв сел на стул и посмотрел на фотографию своей невесты. – Уж ты-то наверняка получаешь удовольствие от этой чертовой войны, верно? – Она работала в Адмиралтействе[15]15
  Адмиралтейство – Военно-морское министерство Великобритании.


[Закрыть] в Лондоне и снимала квартиру в Мэйфэр[16]16
  Мэйфэр – фешенебельный район Лондона.


[Закрыть] вместе с несколькими девушками-служащими. – Вокруг столько симпатичных молодых офицеров, с которыми можно флиртовать, – сказал он, глядя на ее смеющееся лицо. Скорее всего, каждую ночь она проводит с новым любовником.

Леттис Конуэй приходилась ему дальней родственницей, и Клайв знал ее, что называется, с пеленок. Они всегда были друзьями, но Клайв ни за что не женился бы на Лет-тис, даже если бы за ней давали многомиллионное приданое. Впрочем, Леттис тоже не горела желанием выходить за него замуж. Он казался ей слишком скучным, слишком сдержанным, ужасно танцевал, совершенно не умел веселиться и получать радость от жизни. Клайв, в свою очередь, считал ее слишком шумной и несдержанной. Она совершенно не разбиралась в политике и была слишком беззаботной и острой на язык.

Но помолвка стала для них спасением. Мать Клайва перестала подбирать подходящую невесту своему старшему сыну, а родители Леттис больше не занимались поисками подходящего мужа для дочери – если таковой когда-либо появлялся на горизонте. Кроме того, они не стали возражать против того, чтобы она жила в Лондоне. Как выразилась однажды мать Леттис:

– Если это не волнует тебя, Клайв, дорогуша, то почему это должно беспокоить нас?

В самом деле, почему? Хотя, говоря по правде, Клайв все-таки беспокоился, самую малость. Он восторгался Леттис за то, что она избавилась от своих комплексов, но девушка ступила на скользкую дорожку, и он опасался, как бы она не пострадала. В то же время он искренне радовался тому, что их помолвка фиктивна.

Когда на следующий день Марта и Клайв встретились в кафе на Центральном вокзале, Клайв сразу же ощутил к ней симпатию. Она извинилась за свой внешний вид.

– Это моя рабочая одежда, – с сожалением призналась женщина, разглаживая юбку на коленях красными, обветренными руками. Кожа у нее на пальцах потрескалась оттого, что по несколько часов в день ей приходилось работать с жесткой тканью. Марту сопровождал стойкий запах пыли и мешковины.

Похоже, когда-то она была красавицей, но время оказалось безжалостным к ней. Кожа на лице Марты выглядела увядшей, вокруг глаз и в уголках губ пробежала паутинка глубоких морщинок, хотя былая красота возвращалась к ней, когда Марта улыбалась, что случалось очень часто, если она рассказывала о Джо и других своих детях. Клайв сумел разглядеть, что волосы женщины, почти полностью спрятанные под потрепанной косынкой, закрывавшей уши и завязанной узлом на затылке, были темными. Довольно большие глаза были карими.

Когда мисс Келлауэй представила их друг другу, Клайв вручил Марте маленький букетик роз, украшенных папоротником. Он бы купил ей и большой букет, но опасался, что у нее нет подходящей вазы, тогда как эти розы можно было поставить и в обыкновенный кувшин или банку.

Этот жест произвел на нее впечатление, и она, запинаясь от волнения, поблагодарила его. Клайв подумал, а дарили ли ей цветы раньше, но потом решил, что уж на свадьбе-то у нее наверняка был букет. Она настояла, чтобы он называл ее Мартой, а он заявил, что в таком случае она может звать его Клайвом.

– Не знаю почему, но я уже думал о вас как о Марте, а не как о миссис Росси, – признался он.

– Благодарю вас за то, что написали статью о Джо, – пробормотала она. – Кейт прочтет ее мне как-нибудь на днях.

– Быть может, – предложил он, – вы завтра заглянете ко мне в офис и я прочту ее сам? – От его внимания не укрылось, как Кейт сердито тряхнула головой, и он поспешил скрыть улыбку. – Полагаю, вы не откажетесь составить компанию вашей подруге, мисс Келлауэй?

– Благодарю вас, мистер Декстер. С радостью принимаю ваше приглашение, – ответила девушка в своей высокомерной манере.

Обращаясь к Марте, Клайв сказал:

– Мисс Келлауэй говорила мне, что вы ходили на прием к депутату парламента от Центрального округа Ливерпуля, майору Норману Брауну, и что он не смог вам помочь.

– Абсолютно ничем, – поморщившись, призналась Марта. – Кажется, он полагал, что я должна гордиться тем, что Джо может оказаться во Франции, где идет война. Говоря по правде, майор показался мне не вполне нормальным.

– Он пользуется репутацией законченного пьяницы, – сказал Клайв. – Если вы согласны, то от вашего имени я могу написать в Военное министерство и напомнить им о том, что закон был нарушен, и потребовать, чтобы Джо немедленно отправили домой.

– Я согласна, – торжественно объявила Марта.

– В таком случае я подготовлю обращение сегодня же, – пообещал он.

На следующее утро Клайв отправил Герберта в бар «Капс» на Парадайз-стрит за бутербродами и бутылкой вина.

– Купишь белое сладкое вино, – велел он. – Это для леди. И, пока она будет здесь, оставайся под рукой на тот случай, если она попросит чаю. – В крошечной каморке внизу была плита и необходимые принадлежности для того, чтобы приготовить чай или кофе. – И позаботься о том, чтобы у нас было свежее молоко.

– Слушаюсь, босс, – легко согласился Герберт. – Это связано с той статьей, что вы пишете?

– Если тебе так уж необходимо знать, Герберт, то да, связано, – высокомерно произнес Клайв. – Это называется журналистикой. Сколько тебе лет, кстати? – Он предположил, что Герберт – ровесник Джо. Отец мальчишки работал в типографии «Ланкашир пост», и только благодаря протекции юноша стал помощником Клайва.

– Четырнадцать, босс. На Рождество будет пятнадцать. – Герберт выглядел таким самодовольным, как будто был одним из немногих счастливчиков, доживших до пятнадцати лет.

– А что бы ты сказал, если бы тебя собирались отправить во Францию? Я имею в виду, прямо сейчас?

Юноша скорчил рожицу.

– Мне бы это не понравилось, босс. У нас есть сосед, так вот, он попал во Францию и тут же был убит. Не прошло и пяти минут, как ему прострелили башку, бедняге.

Мальчишка-посыльный имел привычку изъясняться очень живописно. У Клайва сложилось впечатление, что Герберта не удалось бы убедить поступить в армию ни за какие деньги.

Марта и Кейт пришли вместе. В невыносимо самоуверенной мисс Келлауэй Клайву нравилось то, что она всегда исключительно бережно обходилась со своей подругой – усаживала ее первой, подкладывала сахару в чай, брала под руку на прогулке. По крайней мере, снобизм в число ее многочисленных недостатков не входил.

– Если вы с Мартой намерены обращаться друг к другу по имени, то и я, полагаю, должна вести себя аналогичным образом, – с вызовом заявила мисс Келлауэй, как будто боясь, что он станет возражать.

– Это меня вполне устраивает… Кейт, – дружелюбно согласился Клайв.

Он усадил гостей за стол, на котором лежали бутерброды и стояла бутылка вина.

Марта подняла бокал.

– Я только пригублю, иначе вино ударит мне в голову, – заявила она. – Ведь мне сегодня еще работать. Как жаль, что все это, – она обвела рукой офис, включая и угощение на столе, – и моя встреча с Кейт состоялись только потому, что нашего Джо обманом убедили вступить в армию.

– Я бы тоже предпочел, чтобы мы встретились при других обстоятельствах, – согласился Клайв.

– Как и я, – подхватила Кейт. Она тоже попросила налить себе немного вина, поскольку, по ее словам, ей еще предстояло вернуться в колледж.

Для начала Клайв прочел вслух письмо, которое написал в Военное министерство, за ним последовала статья, отвергнутая редакцией «Ланкашир пост». Теперь, слыша себя словно со стороны, Клайв решил, что она получилась у него чересчур несдержанной, слишком злой и язвительной, но он не был готов сменить тональность и сделать ее более терпимой только ради того, чтобы ее напечатали.

Пока он читал, Марта кивала головой, и на глазах у нее выступили слезы. Клайв надеялся, что она не расплачется, потому что он не знал, как вести себя тогда и что говорить. Так что он обрадовался, когда она пригубила вино.

Клайва, когда он начала читать вслух свою статью, не покидало странное ощущение, будто весь мир замер, чтобы выслушать его. Замерло дорожное движение, повсюду выключились станки и машины, люди замолчали, говорил только он один, сообщая всему миру, какая страшная, непоправимая ошибка произошла. Закончив, Клайв представил, как солдаты кладут оружие на землю, как прекращается война и воцаряется мир на все времена.

Но тут его размышления прервало негромкое ржание лошади, запряженной в повозку, и цокот ее копыт по булыжной мостовой. Где-то неподалеку закричал мужчина, засмеялась девушка, а внизу завозился Герберт, громко насвистывая что-то, как локомотив перед отправлением.

Вдобавок зазвонил телефон, отчего Клайв и Кейт вздрогнули, а Марта вообще подпрыгнула на месте, поскольку никогда не слышала подобного звука. По ее словам, она даже не подозревала, что такой аппарат существует.

Но, по крайней мере, никто не плакал. И это было очень хорошо, поскольку Клайв подозревал, что разрыдался бы громче всех.

– Это вряд ли было куплено на рынке! – воскликнула Джойс, заявившись в Кингз-корт в воскресенье после обеда и столкнувшись лицом к лицу с Мартой, одетой в темно-зеленое атласное платье с треугольным вырезом и широким поясом в тон. – Оно выглядит чертовски дорогим.

– Это подарок, – сказала Марта.

– Платье дала Кейт. – Лили погладила блестящий материал, словно прикосновение к платью матери доставляло ей удовольствие. – Оно принадлежало Эвелин, сестре Кейт, которая переехала в Ноттингем. Кейт говорит, что оно немножко старомодное, потому что закрывает лодыжки, но мама не против.

– Нисколько, – подтвердила Марта. У нее еще никогда не было такого шикарного платья. Она даже боялась надевать его. Красную бархатную ленту на ее шляпке пришлось заменить зеленой, и еще Марта надела подержанные полусапожки со скошенными каблуками, которые были ей немножко малы.

Джойс недовольно скривилась.

– А этот пояс тоже дала тебе Кейт? – поинтересовалась она у Лили, щеголявшей в своем кричаще-розовом платьице. Все были готовы к походу в гости к родителям Эдварда на Спеллоу-лейн.

Марта догадалась, что Джойс относится к Кейт с неприязнью, хотя они никогда не встречались. Дочь недолюбливала Кейт за то, что та писала письма Джо вместо нее.

– Это не пояс, а шаль. – Лили развязала пояс и развернула его. Большая квадратная шаль переливалась всеми цветами радуги. Девочка набросила ее на плечи и покрутилась на месте. – Видишь, ее можно носить по-всякому.

– Ах, скажите пожалуйста! – презрительно фыркнула Джойс. Но внезапно все ее недовольство растаяло без следа и она крепко обняла и поцеловала сестренку. – Тебе очень идет, Лил. – Джойс повернулась к Марте. – В этом платье ты выглядишь замечательно, мам. Зеленый тебе к лицу.

– Спасибо, родная. Ну что, все готовы? – спросила Марта, испытывая легкое беспокойство оттого, что сейчас ей предстояло выйти во двор наряженной, как на свадьбу. Люди начнут думать, что у Росси завелись лишние деньги или еще что-нибудь в этом роде.

У миссис МакДональд оказался зычный и оглушительно громкий голос. Так во всяком случае показалось Марте. Кроме того, она обладала привычкой пронзительно вскрикивать, к месту и не к месту.

Поначалу Джорджи даже испугался, когда его представили и миссис МакДональд заверещала от удивления при виде его зубов, которые она сочла неестественно большими для мальчика его возраста.

– Никто не говорил нам ничего подобного, – твердо возразила Марта. Джорджи, дрожа всем телом, прятался у нее за спиной. Новое платье придавало ей уверенности.

– Зубы Джорджи выглядят здоровыми и крепкими, – вмешался мистер МакДональд, явно желая сгладить возникшую неловкость. Он был жизнерадостным невысоким мужчиной с озорными блестящими глазами и густыми закрученными усами. Говорил он очень мало, главным образом потому, что миссис МакДональд никому не давала и рта раскрыть. Хозяйка дома оказалась высокой костлявой женщиной с мутными глазами, прикрытыми тяжелыми веками. У нее было унылое выражение лица и надменный вид.

Их дом типовой застройки был достаточно просторным, но гостиная, в которой они сейчас сидели, была заставлена таким количеством мрачной мебели, что в ней практически не оставалось свободного места. Тяжелые занавески из коричневого велюра были плотно задернуты, не пропуская внутрь солнечный свет. На стенах, оклеенных темными обоями, висело несколько угрюмых картин. На них были изображены животные, убитые или умирающие.

Откровенно говоря, Марта предпочла бы вернуться в Кингз-корт – там, по крайней мере, светило солнце. Кроме того, в этом доме стоял неприятный запах, словно забилась канализация, а от внезапных вскриков миссис МакДональд у Марты разболелась голова.

– Джойс говорила мне, что ваш супруг – контролер в трамвае, – продолжала орать хозяйка, – и не смог прийти сегодня, потому что работает по воскресеньям.

– Да, действительно. – Марта метнула быстрый взгляд на дочь. По крайней мере, Джойс могла бы предупредить ее, что солгала родителям Эдварда.

– Какой ужас! – снова заверещала миссис МакДональд. – Не знаю, что бы я делала, если бы мой Реджинальд работал по воскресеньям. – Она окинула гостей самодовольным взглядом. – В конце концов, это день отдыха.

– Не для всех, – тут же возразила Марта. – Кому-то же надо работать и в больницах, и в гостиницах, и… – Но она более ничего не смогла добавить.

– На паромах, – пришла ей на помощь Лили, – и в поездах, и в ресторанах.

– Полицейские тоже работают по воскресеньям, и еще им приходится ездить в трамваях, – внес свою лепту и Джорджи, стараясь не показывать зубы.

– Некоторым людям приходится ездить в трамваях на службу в церковь, дорогая, – добродушно заметил мистер МакДональд, но в ответ удостоился лишь презрительного взгляда – похоже, его супруга не привыкла уступать в споре.

Разговор не задался. Марта решила, что теперь будет соглашаться со всем, что изрекает миссис МакДональд, какие бы глупости та ни говорила, и молилась про себя, чтобы остаток дня прошел более благополучно.

Ее надеждам, однако, не суждено было сбыться. Миссис МакДональд объявила, что скоро будут подавать на стол.

– Полагаю, все любят требуху с луком.

В комнате воцарилась тишина. Внезапно ее нарушил пронзительный вопль Джорджи, который превзошел визг хозяйки как по продолжительности, так и по громкости. Личико мальчика покраснело, и он вцепился в юбку Марты, крича, что хочет домой.

– Хорошо, родной, – стала успокаивать его Марта. – Хорошо, мы уйдем прямо сейчас. У него приступ, – пояснила она хозяевам.

– Быть может, молодой человек приляжет ненадолго наверху? – любезно предложил мистер МакДональд.

– Нет, благодарю вас. Дома ему станет лучше. Пойдем, сынок. – Марта попробовала взять Джорджи на руки, но он оказался слишком тяжелым. Мальчик потащил ее к двери.

– Я хочу побыстрее уйти отсюда, мам.

– У него часто случаются такие припадки? – поинтересовалась миссис МакДональд.

– Не очень.

Марта принесла извинения за причиненные неудобства, и они откланялись. Лили поддерживала брата под руку.

Как только они завернули за угол и дом МакДональдов скрылся из виду, Джорджи успокоился и перестал кричать.

– Я не смог бы есть требуху, мам, – выдохнул он. – Ни за что на свете.

– Я тоже. – Лили прижала руку к сердцу. – Я бы скорее умерла, чем проглотила хотя бы кусочек требухи. Ты умница, Джорджи, что притворился, будто у тебя приступ.

Несмотря на бедность и постоянное чувство голода, никто из Росси не стал бы есть требуху.

– Очень странный выбор угощения, – с негодованием заметила Марта, – требуха с луком. В старые добрые времена, приглашая гостей, я предлагала им к чаю бутерброды с ветчиной и лепешки с маслом.

– Вас пригласили на вечернее чаепитие! – бушевала Джойс, вернувшись к ним поздно вечером. Она утверждала, что они выставили ее на посмешище, хотя Марта и объяснила дочери, почему они вынуждены были так поступить. – Вечернее чаепитие отличается от полдника. К нему подают мясо или рыбу.

– Прости меня, родная, я и не догадывалась об этом, – спокойно ответила Марта. – Но скажи-ка мне, с каких это пор ты начала есть требуху? И что это за сказки о том, что твой отец работает контролером? – Спокойствие покинуло ее, и она разозлилась. – И где, по мнению этой женщины, мы живем? Я хочу сказать, она что, может в один прекрасный день заявиться сюда, ожидая увидеть, что Кингз-корт – нечто вроде Букингемского дворца?

– Она думает, что мы живем на Джерард-стрит, – заявила Джойс, с размаху опускаясь на кушетку.

– Джойс, все это вранье до добра не доведет.

– Я знаю, мам, – вздохнула дочь. – Но не могу же я открыть правду! Я начинаю жалеть, что не сказала Эдварду сразу, будто я сирота.

– Значит, ты готова отречься от отца и матери, да? Джойс, милая, – нежно произнесла Марта, – если ты не можешь рассказать своему кавалеру всю правду о себе, то тебе лучше перестать с ним встречаться.

Джойс заплакала.

– Не могу, мам. Я люблю его.

Марта погладила дочь по голове.

– В таком случае ему придется смириться с тем, что твой отец такой, какой есть, а тебе – постараться найти общий язык с его матерью. Она неприятная женщина, родная моя. Откровенно говоря, я бы не хотела, чтобы меня, сравнивая с нею, считали хуже ее.