Текст книги "Бедная Марта"
Автор книги: Маурин Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Долгое путешествие отняло у Марты последние силы. Их хватило лишь на то, чтобы с трудом подняться с постели и собрать Лили и Джорджи в школу. Ни за что на свете она не смогла бы сейчас дойти до фабрики «Паруса и мешки Акермана». Франк отправился на Бэксил-стрит, чтобы извиниться от имени матери, но, вернувшись, сообщил, что дверь фабрики заперта на большой висячий замок.
Кейт настояла на том, чтобы вызвать доктора, который обнаружил у пациентки крайнюю степень переутомления и прописал ей постельный режим на ближайшие две недели.
– Вам нужно восстановить силы, – добавил он. – Железо подойдет лучше всего. Советую вам принимать его в жидкой форме, а не в таблетках.
– Хорошо, доктор. – Марте пришлась по душе идея провести в постели целых две недели, но на что семья будет жить без ее зарплаты?
– Не вздумай, – решительно заявила мать Кейт своей дочери, – предлагать ей деньги. Я знаю, что мы можем себе это позволить, но пришло время Карло показать, чего он на самом деле стоит. Ради Бога, покупай Марте лекарства, а заодно следи, чтобы они с детьми не умерли с голоду, но и только.
Впрочем, Франк первым доказал, на что он способен. Он нашел себе работу в рыбной лавке на рынке Сент-Джон. Возвращаясь домой, он посещал общественную баню, чтобы хорошенько помыться, но от него все равно исходил отчетливый, хотя и слабый, запах рыбы. Теперь, после объявления всеобщей мобилизации, Франк, которому скоро должно было исполниться восемнадцать, ожидал повестки, хотя и без большой охоты. В отличие от младшего брата, перспектива стать солдатом его не прельщала.
Жених Джойс, Эдвард, которому исполнился уже двадцать один год, тоже ждал призыва со дня на день, и парочка планировала пожениться, как только Марта родит.
– Чтобы ты могла надеть на нашу свадьбу красивое платье, мам, – сказала Джойс. – Но если Эдварда призовут раньше, то мы обвенчаемся по срочному разрешению, или как там оно называется.
К этому времени Карло уже отчаялся найти работу. Он готов был умереть от стыда, когда в газетах его именовали «инвалидом», вновь и вновь напоминая о том, что именно его жена на протяжении стольких лет содержала всю семью. Но скажите, что может сделать мужчина, у которого действует только одна рука? Вторая мертвым грузом висела вдоль тела, вызывая негодование Карло. Он предпочел бы вообще обойтись без нее.
В конце концов он нашел место уборщика на вокзале Лайм. Он толкал перед собой тележку с чистящими средствами, управляясь со щетками здоровой рукой. Хотя он ненавидел эту работу, она оказалась совсем не такой сложной, как он ожидал, и Карло с чувством гордости приносил по пятницам домой зарплату и вручал ее Марте, оставляя несколько шиллингов себе. Он все еще выпивал кружку-другую пива по вечерам, хотя и старался окончательно бросить пить.
Карло иногда задумывался над тем, а не наблюдал ли за ним все это время кто-нибудь с небес и, согласившись на работу уборщика, не показал ли он, что готов нести свою ношу? Он чувствовал, что доказал всему миру, что он – мужчина, готовый наконец-то содержать свою семью и отвечать за нее. Через месяц после того, как он начал работать уборщиком на вокзале, совершенно неожиданно ему пришло приглашение на собеседование на оружейный завод на другом берегу реки, где, как ему рассказывали, зарплаты были огромными.
– Это похоже на чудо, – заявил Карло Марте, вернувшись домой после собеседования. – Меня берут делопроизводителем, я буду проверять накладные.
– Что такое накладные? – спросила Марта. Ее муж, казалось, помолодел на добрых десять лет с тех пор, как вышел из дому сегодня утром. Она не могла припомнить, когда в последний раз видела его в таком радостном возбуждении.
– Счета, – коротко ответил он. – Когда ты продаешь что-либо или выполняешь для других какую-либо работу, то потом выставляешь им счет, чтобы этот человек мог заплатить тебе. А я хорошо пишу левой рукой. Марта, представляешь, – продолжал он приглушенным голосом, – за это мне будут платить три фунта и десять шиллингов в неделю!
– Черт побери! – завопила Марта, едва не лишившись чувств от радости.
Это означало, что ребенок Марты появился на свет не в Кингз-корт, чего она очень боялась, а в симпатичном доме типовой застройки с тремя спальнями на Глоуб-стрит, в Бутле, и роды принимала настоящая акушерка. Домик с фантастически низкой арендной платой подыскал Клайв, который тайком приобрел его за двадцать пять фунтов, как раз для семейства Росси. Его отец обнаружил некоторые, доселе скрытые, достоинства своей натуры, и это он помог Карло устроиться на работу на оружейный завод.
Марта с восторгом занялась покупкой мебели, пусть даже подержанной. Лили получила в полное распоряжение самую маленькую спальню, Франк с Джорджи делили комнату побольше, хотя теперь, когда мать счастливо занималась благоустройством своего нового дома, а отец был целыми днями на работе, Франк снова вернулся к прежнему образу жизни. Иногда он пропадал по нескольку дней кряду. Марта не расспрашивала его, чем он занимается. В любую минуту его могли призвать в армию, и тогда ей останется только молиться за него.
– Ой, какая прелестная малышка! – ахнула Кейт, с восторгом глядя на девочку со светло-русыми волосами, мирно спящую на руках у Марты. – Карло говорил, что вы намерены назвать ее Джозефиной.
– Да, Джозефиной, но мы будем звать ее Джо. – Марта подняла глаза и посмотрела на свою подругу. – Видишь, теперь я вновь могу произносить имя Джо с улыбкой. Хотя я и подумать не могла, что когда-нибудь это случится.
От имени газеты «Ланкашир пост» Клайв, который все еще работал в ней, пригласил фотографа в домик на Глоуб-стрит, чтобы сфотографировать Марту и ребенка.
– Пусть снимков будет несколько, – посоветовал он ему. – Один – с мужем, и еще один – с детьми. Да, кстати, теперь у них есть кошка, точнее, котенок. Сфотографируйте и его тоже, если можно.
Эдгар Гендерсон, редактор «Ланкашир пост», решил, что общее семейное фото получилось наиболее удачным. Оно было опубликовано в газете на следующий день и перепечатано ведущими газетами страны, которые следили за репортажами из цикла «Дорога Марты». На снимке Марта сидела с Джо на руках, Карло стоял у нее за спиной, а Джойс и Франк – по бокам. Лили и Джорджи присели на корточки у ног матери, а Тарзан, пушистый черный котенок, лежал впереди всего семейства.
В прекрасный солнечный июльский день, когда от запаха моря воздух в городе буквально искрился свежестью, Клайв привез Марте газеты, напечатавшие ее фотографию. Она чистила на кухне картошку, а Джо мирно спала в корзине для белья на столе в гостиной. Вытерев руки о фартук, Марта налила воды в чайник. Клайв еще никогда не видел ее такой счастливой, но в глазах у нее светилась легкая грусть, заметить которую мог только тот, кто знал историю ее жизни. Он боялся, что эта грусть не исчезнет уже никогда.
– Нет, вы только посмотрите сюда, – сказала она, драматическим жестом обводя комнату.
– Куда, Марта? – послушно спросил Клайв. Очевидно, она вновь решила показать ему, какой чудесный у них домик, что проделывала регулярно.
– Раковина, настоящая раковина, с сушильными досками с обеих сторон. – Марта отступила на шаг и принялась созерцать раковину с видом знатока, любующегося великолепным произведением искусства. – И шкаф с тремя полками, газовый обогреватель и вешалка для одежды. Когда мы жили в Кингз-корт, мне так ее не хватало.
– А где вы берете горячу воду? – Клайв забыл поинтересоваться этим, когда покупал дом.
– Вода нагревается на кухонной плите. Кипяток для чая я грею на огне в камине. А вон там стоит духовой шкаф. Прямо сейчас в нем томится тушеная баранина, которую я подам к ужину. – Она лукаво взглянула на него. – Надо быть мужчиной, чтобы совершенно не разбираться в таких вещах.
Они перешли в гостиную, где Марта взглянула на Джо и повесила чайник на крюк в камине, показывая Клайву, как он покачивается над огнем.
– Люди стали присылать деньги после того, как увидели вашу фотографию, – начал Клайв, когда они уселись. – И еще подарки для малышки, и для Лили и Джорджи тоже.
– Все-таки как много хороших людей на свете! – со слезами в голосе воскликнула Марта. – Подарки я с удовольствием приму, но деньги передайте на благотворительность, как и раньше.
После того как ее путешествие завершилось, ей прислали больше ста фунтов, но Марта наотрез отказалась взять хоть пенни.
– Иначе получится, будто мне платят за смерть Джо, – упорствовала она. – Наверняка в Англии найдутся тысячи семей, которым эти средства нужнее, чем нам.
– И просьбы об интервью продолжают поступать, – напомнил ей Клайв.
– Пожалуйста, напишите в газете, что у нас все в порядке, – попросила она его, – поблагодарите всех за подарки. – Марта уставилась на огонь. – Сегодня утром пришло письмо, – помолчав, сказала она. – Оно было адресовано в Кингз-корт, но кто-то принес его сюда. Хотите прочесть?
«Дорогая миссис Росси,
Вы не знаете меня – я понял это, когда нашел письмо Джо, которое он начал писать вам, чтобы рассказать о своей жизни во Франции, но так и не окончил его (письмо забрали военные, иначе я переслал бы его вам).
Меня зовут Реджи Моулз, я сержант. С вашим сыном мы познакомились в Кале, где он жил в лагере вместе с другими несовершеннолетними мальчишками, ожидая отправки обратно на родину. Поскольку он оказался очень смышленым юношей, да еще умел читать и писать, его откомандировали ко мне в центр связи в Сент-Омер. Джо настоял на том, чтобы взять с собой своего приятеля Альби.
На тот случай, если вам интересно, как жил Джо до того, как погиб, уверяю вас, что мальчишки замечательно проводили время. Альби оказался хорошим кашеваром, а ваш Джо целыми днями колесил по окрестностям на велосипеде, развозя приказы и сообщения, пока Альби на кухне готовил нам ужин. Иногда Джо брал Альби с собой, что и случилось в тот день, когда на них наткнулся капитан Уитли-Невилл. Через двое суток Джо погиб, а Альби получил тяжелое ранение.
Мне не следует так говорить, миссис Росси, но с тех пор, как это случилось, не проходит и ночи, чтобы я не молился о том, чтобы этот капитан умер страшной смертью. Он не имел никакого права посылать мальчишек в окопы.
Еще я хочу рассказать вам об Эмили, собаке, которую Джо спас от неминуемой гибели. Сейчас она уже совсем здорова, и мы с ней стали лучшими друзьями. Если мне не позволят взять ее с собой на родину, я, пожалуй, предпочту остаться во Франции. Мы с этой псиной твердо решили не расставаться.
Что ж, пора заканчивать это письмо. Я могу лишь добавить, что был счастлив познакомиться с вашим замечательным сыном. Он заслуживает медали за то, что спас Альби.
Остаюсь ваш, в печали и надежде, что эта жестокая война скоро закончится,
Реджинальд Моулз.»
Побывав в гостях у Марты, Клайв отправился на Док-роуд, битком забитую экипажами. Там можно было встретить моряков со всего мира с цветом кожи от снежно-белого до угольно-черного. До Клайва долетали обрывки слов, которых он никогда не слышал. В ноздри ему лезли незнакомые запахи, в глаза бросались невиданные зрелища: например, три девочки-китаянки, сидящие в тележке, которую везла за собой женщина на велосипеде. Мимо прогарцевала белая лошадь, увешанная гирляндами из бумажных цветов; за нею проследовал экипаж с высокой трубой, из которой клубами валил дым. Клайв понятия не имел, что это за агрегат и как он называется.
Однако же ему была известна судьба капитана Уитли-Невилла, о котором упомянул сержант Моулз в своем письме к Марте.
В последнее время Клайв стал регулярно читать «Манчестер гардиан», чтобы не выпускать из виду своего приятеля Алекса Скотта. Однажды на глаза Клайву попалась заметка, сообщавшая о смерти боевого офицера, но не на поле боя, а дома, во время отпуска в городке Абингдон в графстве Оксфорд. Внимание Клайва привлекла, в первую очередь, фамилия офицера – Уитли-Невилл. И Клайв вспомнил, что Альби именовал его «дьяволом».
Алекс вызвался провести расследование и спустя некоторое время сообщил, что капитан, принимавший участие в сражении при Лоосе, покончил с собой, но по указанию Военного министерства газетам было запрещено называть истинную причину смерти.
Клайв до сих пор не решил, стоит ли рассказывать Марте правду. Вероятно, совершить самоубийство капитана подтолкнули решения, которые он принял во время боя, и творившийся вокруг него кровавый кошмар. Не исключено, что он считал себя лично ответственным за смерть молодого Джо Росси.
Вздохнув, Клайв вновь подумал о том, почему посреди этого уголка Ливерпуля, в котором жизнь бьет ключом, его опять терзают тоска и уныние. Он не мог избавиться от них с тех самых пор, как вернулся вместе с Мартой из Лондона. Ему чего-то недоставало; его жизнь была лишена цели и смысла. В то время как тысячи молодых людей погибали во Франции, он ничем не мог им помочь.
Но ведь он обязан хоть что-нибудь для них сделать. Обязан внести свою лепту. Потому что когда эта проклятая война закончится, а он даже не попытается принять в ней участие, он будет терзаться угрызениями совести до конца своих дней. У Клайва не было желания убивать кого-либо, даже немцев, но ведь существовали и другие способы оказать посильную помощь.
Клайв решил, что по возвращении в офис сразу же напишет в Военное министерство, как и собирался сделать на Рождество, до того как сломал руку, и уведомит о том, что он сознательно отказывается от военной службы, но желает принести пользу на фронте в ином качестве. Он сомневался, что пройдет медкомиссию, если его призовут, потому что сломанная рука так до конца и не зажила. Временами боль становилась нестерпимой, и Клайв понимал, что не сможет носить оружие, не говоря уже о том, чтобы стрелять из него.
Вместо этого он хотел помогать раненым, а не увеличивать их число. А отслужив, он женится на Кейт – если, конечно, она согласится выйти за него замуж.
Кейт написала статью о путешествии Марты и отправила ее в Лондон, где ее напечатал какой-то журнал левого толка с небольшим тиражом. В качестве гонорара ей заплатили полгинеи. Но лучше бы ее статью не публиковали, потому что Кейт вбила себе в голову, что теперь ее с распростертыми объятиями примут на работу в любую газету, чего, однако, не случилось, несмотря на прилагаемые ею усилия.
Она закончила обучение в колледже, и родители отпраздновали это торжественное событие ужином в ресторане, пригласив на него Клайва. Они встретились в Саутпорте в своем любимом отеле, не таком роскошном, как «Адельфи», конечно, но тоже весьма приличном.
– В штате «Ланкашир пост» есть женщины? – требовательно спросила Кейт у Клайва.
– Есть, и довольно много, но они не работают репортерами, за исключением Маргарет Хамбл, которая ведет колонку рукоделия по субботам. Полагаю, ее можно назвать скорее редактором этой рубрики, нежели репортером.
Кейт пренебрежительно фыркнула и скривилась.
– Я не желаю писать о вязании. Я хочу писать о войне, об убийствах и о преступлениях, совершенных в пылу страсти.
– Кейт! – воскликнула ее мать, шокированная то ли словами, то ли выражением лица дочери, то ли и тем и другим.
– Что «Кейт»? – с вызовом ответила девушка. – Почему я не могу работать так же, как Клайв или Алекс?
– Потому что ты другая, Кейт, – возразила мать. – Ты девушка, а они мужчины.
– Я женщина, а не девушка, – подчеркнула Кейт, скривившись еще сильнее.
Тут даже ее деликатный отец нашел нужным вмешаться.
– Кейт, дорогая, женщина или девушка, какое это имеет значение? Кем бы ты ни была, ты ведешь себя не так, как подобает леди.
Кейт всегда прислушивалась к мнению отца.
– Все равно, это нечестно, – мрачно заявила она. – Держу пари, даже если бы я написала во все газеты страны, ни в одной из них мне не предложили бы работу репортера. Но я придумала, – лицо девушки просветлело, – теперь я буду подписываться мужским псевдонимом.
– Они поймут, что ты не мужчина, когда ты явишься на собеседование.
– В таком случае, папа, я докажу им, что я ничем не хуже мужчины.
– А кто такой Алекс? – полюбопытствовала миссис Келлауэй. – Ты уже неоднократно упоминала это имя.
– Вы всегда можете выйти замуж, – сказал Клайв.
– Выйти замуж! – Кейт пришла в ярость. – Неужели вы полагаете, что лучше выйти замуж, чем стать репортером? Почему бы вам не жениться и не уступить мне свое место?
Клайв пожал плечами.
– Хорошо, если хотите.
– Что? – Она в изумлении уставилась на него.
– Что вы хотите сказать этим, Клайв? – мягко поинтересовалась мать Кейт.
– Я хочу сказать, что в конце следующей недели отплываю во Францию, – пояснил Клайв. – Я подал заявление об уходе редактору «Ланкашир пост» и спросил, не возьмет ли он Кейт на мое место. Он согласился принять ее с испытательным сроком.
Кейт умудрилась надеть на лицо маску смирения, удовлетворения и беспокойства одновременно. Мистер Келлауэй нахмурился.
– Только не говори мне, что ты поступил в армию, сынок.
– Нет, я зарегистрировался в качестве отказника и еду туда санитаром.
Миссис Келлауэй накрыла ладонью запястье Клайва.
– Вы замечательный молодой человек, Клайв, – охрипшим от волнения голосом произнесла она. – Когда вы говорили, что собираетесь жениться, вы имели в виду кого-то конкретно?
– Разумеется, я имел в виду Кейт.
Мать Кейт повернулась к дочери.
– А ты что скажешь, дорогая?
– Отвечу согласием, наверное.
– Ты могла бы проявить больше энтузиазма, – заметил ее отец.
– Но ведь он сделал предложение не мне, а всем присутствующим.
– Я имел в виду только тебя, Кейт, – улыбнулся Клайв, – а не твою мать или отца. Давай встретимся на следующей неделе и выберем обручальное кольцо. Что скажешь?
Кейт пожала плечами.
– Ну, хорошо.
Мистер Келлауэй подозвал официанта.
– Не знаю, что здесь происходит, выходит наша дочь замуж или нет, но я чувствую, что необходимо заказать бутылку шампанского. Когда ее принесут, быть может, кто-нибудь подскажет мне, за что мы выпьем.
– Ты счастлива, дорогая? – поинтересовалась миссис Келлауэй, когда они возвращались в автомобиле в Омскирк.
– Конечно, мама.
– По твоему виду этого не скажешь.
– Может, завтра я буду выглядеть счастливее, чем сегодня. Пока что я просто ошеломлена, если хочешь знать.
Счастлива ли она? Кейт была на седьмом небе от счастья. В понедельник она встретится с Клайвом, и он купит ей колечко и скажет, что любит ее. Мать, словно угадав мысли дочери, заговорила о кольце.
– Сколько бриллиантов ты бы хотела, дорогая? – спросила она. – Три или пять? Или ты предпочла бы солитер[46]46
Солитер – здесь: крупный бриллиант, вставленный в оправу без других камней.
[Закрыть]?
– Я еще не знаю, чего хочу.
Нет, неправда. Кейт знала, что хочет побыть одна и поразмыслить о том, что она выходит замуж за Клайва, где они будут жить, сколько у них будет детей и на кого они будут похожи.
Вскоре Кейт уже лежала в постели и обдумывала фасон свадебного платья, но сама не заметила, как заснула.
Клайв, как сомнамбула, бродил по полю, усеянному телами англичан, французов, немцев. Большинство из них были уже мертвы. Они лежали там, где настигла их смерть, свернувшись калачиком или распростершись, будто распятые. У некоторых отсутствовала рука или нога, иногда и то, и другое, а иногда и голова. Он чувствовал запах крови. Время от времени раздавался стон, означавший, что солдат еще жив, и Клайв опускался на колено, сжимал руку раненого и шептал:
– Помощь уже идет. Держись, старина.
И вдруг из ночной темноты – или это был пороховой дым, или туман? – прозвучал голос:
– Декстер, где ты?
Но Клайв не обратил на него внимания.
Раздался приглушенный кашель, лежавшая на земле голова мотнулась из стороны в сторону, и Клайв поспешил на звук. Это был юноша с бледным лицом, совсем еще мальчик, слишком молодой, чтобы оказаться здесь.
– Джо! – прошептал Клайв. – А я думал, ты погиб. Твоя мать считает тебя мертвым. – Он бережно провел ладонью по лицу юноши, и его глаза закрылись навсегда. В глубине души Клайв понимал, что это не Джо, а всего лишь каприз его измученного сознания. Джо Росси уже год как был мертв.
Клайв отвернулся, и его стошнило. Искушение, которое уже одолевало его раньше, – взять пистолет и выстрелить себе в висок – вернулось с новой силой. Он предпочел бы такой конец, чем стать частью мира, в котором закат встречает ковер из невинных мертвых тел, устилающих землю. За один только первый день этой битвы при Сомме британцы потеряли двадцать тысяч человек, и еще несколько десятков тысяч пропали без вести или получили тяжелые ранения.
О боже, какая чудовищная несправедливость! Женщины, которых он никогда не узнает, уже стали вдовами, а дети лишились отцов. Мертвая зыбь взбудораженного мира будет разбегаться все дальше, забирая братьев и сестер, дедушек и бабушек, дядей и тетей, пока не останется никого, кто не потерял бы родных и близких, и к этому времени земля покраснеет от крови.
Господи, что же это за мир, в котором Смерть ходит по полям, собирая кровавую жатву?!
– Декстер, ты еще здесь?
– Клайв, старина.
Клайв коснулся щеки юноши и с трудом поднялся на ноги – грязь не отпускала его, словно хотела удержать, оставить здесь навсегда. Клайв стоял над трупом и пытался представить себе, что он – отец этого мальчика. И только тогда он заметил, что солдат одет в немецкую форму.
В груди Клайва поднялась волна тяжелого гнева и комком застряла в горле. Он задыхался. Как они смеют? Как, черт их всех побери, они смеют, эти выскочки, проклятые, тупые, невежественные ничтожества, начинать войны одним лишь росчерком пера и полагать, что человеческая жизнь ничего не стоит?
Если он женится на Кейт и у них будут дети, и среди них окажется мальчик, тогда его может ждать такая же судьба.
– Господи, – пробормотал Клайв. – Боже Всемогущий.
Пуля ударила его в грудь, и Клайв медленно и грациозно повалился на землю. У него уже не было времени понять, то ли это ошиблись свои, приняв его за врага, то ли немецкий солдат унес с собой последнюю жертву.
В голове путались беспорядочные, горячечные мысли. Вот он играет в карты с братом, раскачивает сестру на качелях, спорит с отцом, сидит на коленях у матери, когда та читает ему сказку, покупает Кейт кольцо и целует ее в губы.
Но когда пришло время сделать последний вдох и додумать последнюю мысль, Клайв вдруг увидел женщину в черной шали, целеустремленно шагавшую к нему по грязи. Он протянул к ней руку.
– Марта! – крикнул он. – Я здесь.
