Текст книги "Смесь бульдога с носорогом"

Автор книги: Маша Стрельцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Магдалина! – вытаращил он на меня глаза. – Ты откуда?

Папа был единственным человеком на свете, который звал меня полным именем. Наверно, за это я всегда ему симпатизировала.

– В гости заехала.

– А у тебя на хлеб денежки не будет? – тут же застенчиво спросил он. Папик почему – то очень стеснялся прямо попросить на бутылку и всегда просил на хлеб.

– Я тебе полный холодильник продуктов навезла, и буфет тоже забила, – успокоила я его.

Отец беспомощно на меня посмотрел, а я быстро его спросила :

– Пап, а где часы? Большие такие, из резного дерева.

– Часы? – переспросил отец.

– Часы, – подтвердила я.

– Не знаю, – быстро ответил отец. Я поняла – он их просто пропил, но признаться отчаянно стесняется.

– Пап, – начала я ласково. – Ты пожалуйста вспомни, куда они делись. Пусть они уже и не у нас эээ… дома. Мне просто очень нужно знать, пап. Очень.

– Нууу, – замялся отец.

Я поняла что надо его срочно дожимать.

– Папа, ты тут в общем вставай, я сейчас кофе сварю, – я распаковала новый махровый халат, положила ему на кровать и побежала в кухню.

Через несколько минут папа пил со мной кофе и задумчиво молчал.

– Пап, а пап, – осторожно позвала я.

– Дима, твой школьный товарищ заходил, ну и уговорил меня их ему продать. Уж больно они ему понравились, – наконец глухо отозвался отец.

– Чего? – поперхнулась я кофе. Я уж про того хулигана давно забыла, а вот поди ж. – А как так получилось?

– Ну…, – замялся отец, – он ко мне частенько забегал тут.

– Зачем? – автоматически переспросила я. Глупый вопрос. Ясно дело что попьянствовать.

– Ну это, – застеснялся отец, – фотографии твои школьные посмотреть да поболтать, как ты там. Он очень интересуется, все просил твои нынешние фотографии, да мамка твоя мне их не дает. Она мне вообще из дома ничего не дает, – пожаловался он.

Ничего себе! Я слегка присвистнула. Если отец не врет – то приворожка действует уже около двадцати лет. Мне стало стыдно и я сделала пометку себе в памяти – надо его отворожить.

– Он хоть женился? – осторожно спросила я.

– Да не, ты что? – вытаращил на меня глаза отец. Я слегка пожала плечами – множество мужчин ежедневно женятся, что тут такого?

– Ладно, пап, я тебя люблю, ты там в холодильнике пошарь, а я побегу до того Димы сбегаю, ладно?

Папа согласно кивнул, проводил меня мутным взором, а я торопливо пошагала на край деревни.

Дойдя, я в оторопении оглядела заколоченный Димкин дом. Рядом высился какой – то новорусский особняк в стиле «рашен клюква», и покосившаяся избушка в его тени выглядело особенно убого. Я задумчиво похлопала кончиком косы по коленкам и уныло поплелась обратно. Ну и что теперь делать?

Отец сидел, пил кока – колу и отчаянно страдал.

– Дочь, я ведь тут совсем без денег, мало ли что, ты б подкинула, – просительно поглядел он на меня.

– Я тебе навезла всего на месяц, – отмахнулась я. – Послушай, а где тот Дима теперь живет?

– Да где и жил, – ответил тот. – А если со мной что случится? Лекарство не на что купить.

– Пап, в буфете лежит аптечка, там все есть – и нитроглицерин, и эффералган, и аспирин, – пресекла я его попытку разжиться финансами на водку. – А что касается Димы – я только что была у него, не живет он там.

Папик беспомощно на меня посмотрел, видимо, стараясь сообразить, что б еще придумать.

– Как это не живёт? – переспросил он.

Я с сожалением поглядела на него. У папика налицо потеря чувства реальности.

– Пап, а если подумать? – настаивала я. – Где ты последний раз Димку видел?

– Он сам сюда всегда приходит, – ответил он. Я молча встала, сходила на речку и отворожила Диму. Отворот, сделанный на месте приворота – самое верное и сильное средство.

Смеркалось. Я проехала пост ГАИ и въехала в черту города, как запиликал сотовый.

– Здравствуйте, Маня, – раздался незнакомый голос. Мужской, несомненно но при этом по – бабски писклявый. В итальянской опере прошлого века ему б цены не было. «Друг мой, Кастраччо Кастракини», – говорили б ему венецианские дожи и прочие шишки.

– Представьтесь, будьте добры, – сухо попросила я.

– А вы разве меня не узнали? – тоненько удивился голос. – Я сейчас трубку положу, – отрезала я.

– Ну как же так, – продолжил голос, – совсем не узнаете?

Я нажала на отбой и положила сотовый в предназначенное для него гнездо на панели. Терпеть не могу эти глупые игры в угадайку – взрослые люди, а ведут себя как кретины. Телефон, ясен пончик, зазвонил снова через полминуты.

– Слушаю, – спокойно отозвалась я.

– Это Николай Марьянович, что ж вы, Манечка, меня не признали? – укоризненно сказал мой недавний собеседник.

– А вы номером не ошиблись? У меня нет в знакомых никакого Николая Марьяновича, – сухо сказала я и потянулась к кнопке отбоя.

– Нет-нет, не ложите трубку, – снова возопил голос. – Вы ведь Маня Потёмкина?

– Для кого Маня, а для кого и Магдалина Константиновна, – отрезала я. – Если вы по работе, то я вам заранее отказываю, вы мне очень неприятны. Заочно.

– А вы на меня неизгладимое впечатление произвели вчера, – заявил голос. – Нам надо поговорить.

Я подумала с секунду и недоверчиво спросила:

– Николяша никак?

– Ну вот видите, признали наконец – то!

– Ну говорите, – велела я.

– По телефону не очень удобно, Манечка. Сразу хочу сказать что хотя вы и возвели на меня напраслину, никаких у меня претензий к вам нет! Ни-ка-ких! Могу я пригласить вас в ресторан, Манечка?

– Николяша, верите нет, но я с вами общаться не желаю, – поморщилась я.

– Маня, просто один вечер со мной, только один вечер! В качестве компенсации.

– За что??? – поразилась я.

– Так с меня мать чуть шкуру не содрала, – смущенно признался он. – У меня сейчас проблемы-с. Большие.

– Сочувствую, – равнодушно сказала я.

– Манечка, всего один вечер! – взмолился он. – Я взял на себя смелость столик в «Лагуне» заказать.

Я молчала. Я помнила непрезентабельный вид Николяши, и помнила цены в «Лагуне». Бедный парень, чтобы провести там со мной один вечер должен как минимум два месяца бесплатно поработать, если взять за ориентир среднюю городскую зарплату. А на более высокую зарплату Николяшин вид и не тянул.

– Вы меня очень подведете если не согласитесь, – тихо сказал он и этим меня окончательно добил.

– Хорошо, я согласна! – решила я. Если по совести, так я вчера Николяшу использовала на полную катушку. Парень просто зазевался и не заметил асфальтный каток, который в итоге по нему и проехался.

– Отлично! – обрадовался парень. – Тогда через полчаса я буду ждать вас у входа в «Лагуну».

– Вы на какой машине?

– Какая машина? – удивился он. – Я сейчас на остановку, на автобусе и доеду.

У «Лагуны» я была через двенадцать минут. Минуты текли медленно, вязко, и я от нечего делать откинулась на кресло и слегка задумалась. Вопрос на повестке дня был один – что делать. Умных мыслей не приходило. С тоской подумала о жаркой Барсе – «Те кьеро, мучачо!!!». Дура! Тут не о мальчиках думать надо, а как из этой истории выпутаться. Нарушить своего обещания помочь Ворону я не могла. Ну кто меня тянул за язык! Прибавки к пенсии мне, видите ли, захотелось!

Ладно, фиг с ним! Доеду до дома, там прогадаю еще раз хорошенечко и определюсь, что делать!

Я определенно воспряла духом от этих мыслей, открыла глаза и огляделась.

Николяша уже торчал около дверей, вводя в столбняк вышколенного швейцара у дверей своим видом. Слава богу что у нас не Москва и не Нью-Йорк, а вполне демократичный город, фейс – контроля нет и все понимают, что за мятыми джинсами и несвежей китайской рубашкой могут стоять приличные деньги.

В общем, нас пустили.

Метрдотель проводил нас к маленькому столику на двоих и тут Николяша не растерялся. Стул напротив меня он махом переставил сбоку, уселся и ловко облапал мою коленку.

– Я о вас весь день думаю, Маня, – он жарко задышал чесночным запахом мне прямо в лицо.

Я смахнула руку и поинтересовалась:

– Послушайте, Николяша, а вы не напутали с рестораном? Здесь не подают вашей любимой итальянской кухни.

– Итальянская кухня? – озадаченно переспросил он. – У нас на кухне стоит обыкновенный гарнитур, советский, стул, шкафчики, и все такое.

Я не выдержала и рассмеялась.

– Или вы вампиров боитесь? – продолжила я.

– А в чем дело? – бедный стихоплет что – то начал подозревать.

– Да просто от вас так несет чесноком, – наклонившись к нему, интимным шёпотом произнесла я.

Николяша смутился и тихо сказал:

– У меня желудок больной.

И мне сразу до ужаса стало стыдно. «Ты над кем глумишься? – укорил меня внутренний голос. Вылезла из грязи в князи, так можно и простых людей зазря обижать?»

Бесшумно подошедший официант положил перед нами две папки меню в тяжёлых кожаных обложках. Николяша первый открыл папку, пробежался по строкам и наконец обратился ко мне.

– Маняша, что же вы сидите? Открывайте папочку да выбирайте что вашей душеньке угодно! Ни в чем себе не отказывайте, я помню про ваш отличный аппетит! – и он неожиданно подмигнул мне.

Есть хотелось зверски, однако я посмотрела на Николяшин вид, и благородно ограничилась салатом кинозвезд и супермоделей – «тонко нашинкованная белокочанная капуста и немного моркови. И никакой соли!». Ну и чашку кофе, его здесь варили гениально.

– Что с вами? – озаботился парень, услышав мой заказ.

– Да ПМС замучал, кусок в горло не идет, – лениво сообщила я.

Николяша же, видимо, решил оторваться за двоих, проставленные цены напротив заказанных им блюд его нисколько не смутили. Официант принял заказ, исписав почти два бланка и удалился, а я потрясенно спросила:

– Николяша, а вы где, собственно работаете?

Я явно ошибалась насчет его финансовых возможностей.

– В школе, – невозмутимо ответил он и поинтересовался в свою очередь: – Маняша, простите мою серость, но что такое ПМС?

– Вам это не грозит, – успокоила я его. – Предменструальный синдром.

– Ооо, – с умным видом сказал Николяша.

Черт меня возьми! Как я не пыталась относиться к нему по человечески, памятуя о своем вчерашнем к нему отношении, но он был противен. Да, он был мил, и изо всех сил старался мне понравиться. Однако, друзья мои, что вы скажете о гадкой бородавчатой жабе, изо всех сил растягивающей в улыбке жабьи губы и старательно выговаривающей хорошие и приятные вещи? Где – то на подсознательном уровне я причислила его к жабам и потому все мои попытки смотреть на него как на милого зайчика провалились.

Он был мерзок. Весь – от несвежей одежды до редких сальных волос и детсадовской нитки с бисером на запястье. От грязи под ногтями до нечистой кожи на лице с крупными мерзкими порами. Носки у него, ясен пончик, мерзко воняют, а под джинсами у него стопроцентно мерзкие застиранные серые трусы. Вернее, как раз нестиранные. И они, разумеется, мерзко воняют.

«Кто хоть ему дает – то», – подумала я с неожиданной жалостью. После этого стало гораздо легче общаться. Жалость перевесила. К тому же как ни странно Николяша отлично управлялся ножом с вилкой и не разу не запутался в столовых приборах. Я это оценила – сама я разбиралась в этом через пень – колоду.

– У вас есть девушка? – мягко спросила я его.

– Вы знаете, я ведь об этом и хотел с вами поговорить, – Николяша промокнул узкие губки салфеткой и вперил в меня взгляд. – Разумеется, мне не нравится причина, по которой мать категорично настаивает, чтобы я на вас женился, однако по здравому размышлению, все взвесив, я считаю что у нас получится неплохая семья.

– С чего вы так решили? – в крайнем удивлении воскликнула я.

– Вы девушка молодая, темпераментная, и мой опыт и зрелость будут сдерживать вас и направлять в нужном направлении.

Сказав это, он значительно поднял палец и плотоядно посмотрел на мою грудь.

«Я хочу тебя трахать каждую ночь», – сказали его жабьи глаза.

– Простите, Николай Марьянович, – кашлянула я. – А вам сколько лет?

– Мне тридцать семь, и я работаю учителем химии в средней школе, – отрекомендовался он.

«Жить будем на мои доходы», – поняла я.

Старше меня на девять лет – девчонки меня засмеют. Куда, черт возьми, смотрела мать, собираясь меня ему сплавить???

– Эээ, видите ли…, – начала я.

– Подождите, – он мягко положил свою птичью лапку поверх моей ладошки и сказал, – не торопитесь с решением, Манечка. Я понимаю насколько неожиданно мое предложение, и не настаиваю на немедленном ответе. Подумайте, завтра я позвоню, вы посетите мой дом, мать пироги завтра будет печь. Погуляем по городу, поговорим, узнаем друг о друге побольше. Хорошо?

Я очумело потрясла головой, пытаясь понять – это сон или нет? Что за бред?

– Вот и хорошо, – покровительственно погладил он мою ладошку и попросил счет.

Моими стараниями он выглядел не так уж безобразно – шесть тысяч с копейками. Николяша похлопал себя по левому карману, потом подумал и похлопал по правому. Официант выжидающе застыл у стола.

Я подкрасила за это время губки и пошла к выходу.

– Эээ, Манечка, – окликнул он меня. – У меня возникли трудности.

Я обернулась и вопросительно на него посмотрела.

– Манечка, я только сейчас обнаружил пропажу портмоне, о времена, о нравы, – горько сказал он и в доказательство вывернул карманы своих штанов. Два автобусных билетика и несколько смятых десятирублевок плавно спланировали на пол.

– Пропажу, значит? – повторила я, наблюдая как он собирает десятки с пола.

– Бывает, – мягко сказал он.

– Вы собственно и не обязаны носить с собой деньги, не так ли? – пожала я плечами, достала из кошелька деньги, расплатилась по счету, не забыв оставить чаевые и попросила официанта:

– Будьте добры, «Би – 2» молодому человеку.

– Будет сделано, – кивнул он и исчез.

– А вы не торопитесь, Николяша, – сказала я поднявшемуся стихоплету. – Сейчас вам коктейль принесут, чтобы вы не огорчались из – за портмоне.

Я небрежно бросила на столик несколько купюр и пошла к выходу.

«Украли, значит», – усмехнулась я.

В машине я первым делом занесла его телефон в черный список на сотовом. Пусть завтра звонит, на здоровье. Да и не забыть на домашнем телефоне то же сделать.

По дороге остановилась около любимой французской кондитерской и купила огромный торт – потому что опять вспомнила о том, что я ничего не сделала по пропавшему общаку, и потому у меня резко развился стресс. Что говорить Ворону после вчерашних бахвальных речей – непонятно. Нехорошо получилось, за такое могут и по кумполу. И вообще, если Ворон про это расскажет – клиентуры мне не видать. Впрочем, я повторяюсь.

Полностью погруженная в свои мысли уж не помню как я доехала до дома – слава Богу что ночью на дороге движения почти нет, иначе не миновать бы мне беды. На автопилоте выгрузилась у подъезда, взяла торт и медленно пошагала по ступенькам на свой этаж. Пройдя пару этажей, я насторожилась. Явственно слышалось какое – то бормотание. Я встряхнулась, и на цыпочках, бесшумно взлетела на свой этаж. Спиной ко мне у моей собственной двери стояла Грицацуева и аккуратно втыкала иглы под косяк двери.

– …, – сказала я от неожиданности. Обычно я не матерюсь.

Грицацуева вздрогнула, обернулась, и тут же метнула в меня фризом. Я в отчаянии подхватила торт и метнула его в Грицацуеву. И я увидела, как торт прорывает здоровую дыру в несущемся на меня комке фриза и, мгновенно покрываясь коркой льда, впечатывается в мою врагиню.

– Маруська! – завопила я. А что мне оставалось делать? Торт уберег от замораживания только лицо, рукой – ногой я двинуть не могла, и сейчас меня Грицацуева безнаказанно и размажет по стенке.

– Маруська! – завопила я еще громче, предчувствуя скорую смерть.

Дверь распахнулась и подружка вылетела на лестничную площадку.

– Ты чего? – буднично спросила она. – Ой, а это кто?

Я посмотрела в направлении ее руки и истерично расхохоталась. Грицацуева, карга старая, аж инеем покрылась! И то верно – замороженный торт, прикоснувшись к ней, вернул ей часть своего же заклинания – а такое бьет гораздо сильнее.

– Ох, Маруська, тащи из холодильника водку! – радостно заявила я.

Маруська странно на меня посмотрела, но тем не менее в квартиру убежала, оставив распахнутой дверь.

– Водки нет, – донесся через минуту ее голос, – мартини бьянко подойдет?

– Подойдет! – крикнула я.

– Тебе с апельсиновым или с яблочным соком сделать?

– Чистое тащи, – возмутилась я. Кто ж фриз снимает слабеньким коктейльчиком?

Маруська притащила бутылку, маленькую рюмочку и принялась меня отпаивать. Ну Грицацуева, ну сильна! Половина большой бутылки ушла, прежде чем я смогла пошевелиться!

– А с этой кикиморой что делать? – осторожно спросила Маруська.

Я подумала, потянулась всем телом и решила – в Каморку ее!

Каморкой я называла маленькую комнатушку – не более четырнадцати квадратных метров – в центре моей квартиры. То есть – она была прямо посередине второго этажа, со всех сторон зажатая другими комнатами, никаких окон, естественно. Ранее в моей квартире жил музыкант и тут у него была маленькая, но навороченная звукозаписывающая студия. И там была, разумеется, отличная звукоизоляция.

– Машка, ее б связать! – прошептала Маруська.

– Здравая идея!

И я осмотрелась. Комната, увы, была пуста. Я внимательно осмотрела Грицацуеву – но на ней было только пестрое летнее платье. Хоть бы поясок!

– Ну так чем бум связывать? – опять спросила Маруська. Я посмотрела на нее и тут мне пришла гениальная идея! На Маруське были чулочки, белые, кружевные, сама их пару раз всего одела, жалко на Грицацуеву переводить, да что делать.

– Скидывай! – радостно завопила я.

– Да ты что? – обиделась Маруська. – Такую красоту на нее? Не дам!

– Блин. Тогда сторожи, если что – бей по кумполу, – я вручила ей валявшуюся тут электрогитару и побежала в спальню.

Там я достала из тумбочки наручники, широкий рулончик скотча и быстренько побежала обратно. Не дай боже наша подопечная отомрет от заклинания.

– Не шевелилась? – озабоченно спросила я.

– Нет вроде, – ответила та, держа гитару, словно звезда бейсбола – биту.

– Тогда надевай на нее наручники, а я ей пока рот заклею, еще проклянет нас, как отомрет, – посоветовала я и вручила ей наручники.

– Ооо, – протянула Маруська, – ничего у тебя вкусы. Это тебя ими? – осторожно спросила она, рассматривая наручники. А что их рассматривать. Широкие кольца обернуты шкурой леопарда, по краям стразы. Очень нужная в хозяйстве вещь. Пятьдесят баксов в секс шопе стоят.

– Когда как, – пряча улыбку, ответила я.

Ловко отмотала полоску клейкой ленты, налепила ее на губы Грицацуевой. Та насторожено при этом на меня смотрела. Заклинание фриза – странная вещь. Все мышцы как льдом сковывает, однако глаза все видят и выражают кучу эмоций, если в них смотреть. Я подумала, посмотрела на нее и, оторвав еще пару полос скотча, наклеила их поперек. Для надежности. И без того морщинисто – отвислая кожа некрасиво залегла плиссированными складками под клейкой лентой.

– Да, бабушка, вам на круговую подтяжку срочно надо, – посетовала я.

Грицацуева недоуменно на меня воззрилась.

– Ну это, морщины убрать, операция такая, сейчас совсем недорого берут, – объяснила я ей по доброте душевной.

Ведьма прожгла меня полным ненависти взглядом из – под пегой, в завитках химии челки. Мда… Мне если б сказали что я старая и морщинистая, я б тоже наверно не обрадовалась.

– Я все, – раздался Маруськин голос. – Я еще и цепочку через батарею пропустила, не дернется.

– Умница, дочка, – похвалила я. – Так что там насчет персикового пирога?

– Готов, – отрапортовала та.

– Ну тогда не томи, пошли на кухню, мне необходимо сладкое, стресс у меня, – и я не тратя времени понапрасну рысцой двинулась на кухню.

– А что такое? – спросила Маруська, шагая позади меня.

– Как это что? – на ходу всплеснула я руками. – В деревне меня Грицацуева пыталась убить, да и сегодня тоже, жигуленок чуть не сбил, а там еще папа часы пропил.

– Как пропил? – вскрикнула Маруська.

– Да вот так! Взял и пропил, папу моего не знаешь!

– Козел! – припечатала Маруська.

– Папа не козел, – обиделась я, – просто так получилось, не обзывайся.

– Ладно, прости, – вздохнула та. – Руки помой сначала.

Пока я мыла руки, и названивала вниз охране, чтобы убрали нашу площадку от остатков торта, Маруська нарезала пирог и подогрела утренний кофе. Наверно что – то есть в упорядоченной семейной жизни – приходишь домой – а там тебя кто – то ждет, для тебя лично пироги печет. Руки мыть заставляет.

Я встряхнула головой. Чего эт за мысли ко мне в голову лезут? Я одинока, независима и мне это очень нравится. Вот так – то!

– Ты долго? – спросила Маруська.

– Все, иду, – откликнулась я и уселась за стол.

– Ну, рассказывай, кого ты мне в дом – то приволокла? – выжидательно посмотрела она на меня.

Я ухватила кусочек восхитительного персикового пирога, плеснула сливок в кофе, и, зажмурившись от удовольствия, откусила кусочек.

Была б я мужиком, я б на Маруське однозначно женилась, пофиг что у нее ноги кривые и короткие! Зато как она готовит!!!

– Ну? – подогнала меня подруга.

– Это Грицацуева, – объяснила я и откусила еще кусочек. Ну точно женилась бы!

– Кто такая?

– Ведьма тоже, на днях меня чуть не убила. Представляешь??

– Как так – чуть не убила? – поразилась Маруська. – Она ж старая и неповоротливая.

– При чем тут это? Магией, – объяснила я, помахала пальчиками, стряхивая крошки и ухватила следующий кусочек.

– Вот сволочь! – с чувством сказала подружка.

– И не говори, – поддержала я. – Поехала в деревню по делам, а она меня там в засаде ждала. Еле отбилась, блин!

– А сегодня – то ты ее где нашла?

– Ты не поверишь, Марусь. Я ее у порога встретила. Иголки нам в дверь втыкала.

– Вот ничего себе, – всплеснула руками та.

– Сейчас поедим – и пойдем допрашивать, – постановила я.

– Тогда я уже поела! – воскликнула Маруська. —Я, старушка, ни разу не видела как ведьм допрашивают! Жечь ее бум?

Я подумала и с сожалением возразила:

– Классная мысля, но прецедент создавать опасно. А то кто его знает, как жизнь повернется!

– Как скажешь, – вздохнула подружка. – Пошли?

– Ну пошли, – согласилась я, – только ты будешь держаться позади, чтобы она тебе ничего не сделала, ладно?

– Ага, и гитару возьму, если что – буду бить по кумполу! – воодушевилась та.

Я быстренько перемыла посуду, подхватила мартини и мы отправились в Каморку. Грицацуева сидела, недобро на нас посматривая.

– Леди, – произнесла я. – Сейчас мы вас совсем – чуть – чуть полечим, однако если я пожалею о своей доброте – имейте в виду – в гневе я неприятна. От вас требуется рассказать почему вы жаждете моей смерти. Надеюсь на понимание.

И я, сняв ленты скотча, влила в нее рюмочку мартини. Очень маленькую рюмочку.

– Можешь говорить? – вопросительно посмотрела я на нее.

Та подумала и нехотя открыла рот.

– Что валандаешься, все равно меня утром на помойку свезешь в мешке.

– Ах мы решили поиграть в Зою Космодемьянскую? – подняла я бровь. – Маруся, моего благородного порыва не оценили. Будь добра, напиши ей табличку на шею «ОНА УБИВАЛА ДОБРЫХ ВЕДЬМ » и неси утюг. На помойку конечно не свезу, но помучаться придется.

– Ага, – шагнула она к двери.

– Ворон тебя заказал, – как – то устало произнесла ведьма. – Но я не хотела, Мария, твоей смерти.

Вот ничего себе! Я неверяще посмотрела на нее – Ворону я нравлюсь, несмотря на все его нелестные высказывания, слепой надо быть, чтобы этого не почувствовать! В конце концов – он приворожен, не бог весть как, но на пару месяцев – результат гарантирован. К тому же у него сложная ситуация и я ему элементарно нужна, чтобы сохранить шкуру – товарищам типа Зыряна бить себя в грудь копытом и каяться «Ну не шмогла я, не шмогла!» – бесполезно.

– Маруся, в прежнюю позицию, – велела я, и она тут же встала за Грицацуевой с гитарой в руках. – Расскажи подробнее, – посмотрела я на ведьму.

– Он позавчера пришел ко мне и положил передо мной задаток за твою смерть, – монотонно начала Грицацуева.

– А ты сразу и ухватилась, – кивнула я. – Сколько хоть дал?

– Пять тысяч, но я от них отказалась. Сказала что у нас баксы так не зарабатываются, и если убью я тебя, следом за тобой в могилу сойду.

– Верно, – кивнула я. Ведьму убивать – себе дороже, дух ее потом не успокоится, пока убийцу на тот свет за собой не утянет. А уж как там убитый и убиенный разбираться будут – никому не ведомо. – И как же он тебя уговорил ?

– Мария, у тебя дети есть? – спросила вдруг Грицацуева.

– Нет конечно, – пожала я плечами. – Я ж незамужем.

– Тогда не знаю, поймешь ли, только не уговаривал он меня, – качнула она головой и слезинка скатилась по ее щеке. – Сын мой, 16 лет парню всего, у него залогом. Потому и пляшу под его дудку, ослушаться боюсь.

– Вот тебе раз, – удивилась я. – А ты на Ворона магией – то не могла повлиять?

– После твоих оберегов? – горько усмехнулась та.

Я задумалась. Ситуация была отчасти комичной – я сама лично сделала Ворона неуязвимым. А мои охранки еще ни одна ведьма не пробила.

– Послушай, Грицацуева, – начала я.

– Как ты меня назвала?? – поразилась она.

– Ну мы же не знакомились, это я тебя для себя так обозначила.

– Я Клавдия Никитична, – вскинула она голову.

– Еще одна, – бормотнула я озадаченно, вспомнив секретаршу Ворона. – Нет уж, раз так, то оставайся – ка ты лучше Грицацуевой. Так вот. Объясни, а почему ты со мной из вон рук плохо работала? Несерьезно меня заморозила в деревне, да и сегодня не прогадала, когда я точно буду отсутствовать и тебе не помешаю работать с моей дверью?

Этот вопрос меня здорово мучил. То что Грицацуева воспылала ко мне симпатией и потому спустя рукава работала – я отмела сразу. Но тогда – почему?

– Любит тебя кто – то сильно и прикрывает тебя это, как щитом, – обвиняющее произнесла ведьма. – А работала я на совесть, сына надо выручить хотя бы, я то что, моя жизнь пройдена, – махнула она рукой.

– Вот видишь, какая я умная, что кучу мужиков напривораживала, – наставительно обратилась я к Маруське.

– Да нет, тут как раз никаким приворотом не пахнет, настоящее, – отрезала Грицацуева.

– Как не пахнет? – растерялась я.

– На тебя посмотреть, так тебя будто без приворота и не любили, – буркнула Грицацуева.

Я промолчала. Не любили потому что и в самом деле. Ни разу. Не было у меня не свиданий с мальчиками. Никто меня не провожал до дому, не приглашал в кино или на футбол. Все мои сверстницы давно уже замужем и растят детей. А я смирилась с тем что буду одна. Потому что привороженные – не вариант. Когда привораживаешь – отдаешь этому человеку все до капельки хорошее отношение, что есть у тебя в душе персонально к нему. Закон сохранения энергии, сэр. Из ничего – даже любовь не рождается. И уж там, в душе привораживаемого твои эмоции прорастают и растут буйным цветом. А сама я остаюсь ни с чем. Мне просто-напросто нечем любить тех, кого я приворожила.

Кто ж меня так любит по настоящему, а я не знаю? А, к черту! Наверняка я поразила воображение какого нибудь маргинала, кто на такую обезьяну как я поведется.

– Что ты, Мария, делать со мной будешь? – просительно взглянула на меня Грицацуева.

– Отпустить – тебе придется меня по любому убить, – начала я размышлять вслух. – Не отпустить – значит надо с тобой что – то решать…

– А Ворон другую наймет, – подала вдруг голос молчавшая до этого Маруська.

– И то верно, – погрузилась я в неприятные размышления.

– Надо с ним урегулировать как – то, – опять подала голос Маруська. – Съезди да трахни его хорошенько, что ли. Он тебе тут же все простит.

– Думаешь? – протянула я.

– Ага, – кивнула та. – И платье белое одень. Прикинься красивой невинной овечкой, помогает здорово.

А еще немного подумала и пришла к выводу что в Маруськиных словах резон есть. Идти и напрямую выяснять, чего ему от меня надо – придется.

– Хорошо, – кивнула я. – Этой – матрасик выдать, руки сковать, рот заклеить.

– Не по-людски, – нахмурилась Маруська.

– Если по-людски, то она тут же как я уйду колдовать начнет, хочешь с ней остаться тогда? – предложила я.

– Нет, – быстро ответила Маруська. – Потом подумала и упрямо мотнула головой. – Не могу я так. Не по-людски!

– Ладно, – кивнула я. – В крайнем случае – напои ее хорошенько мартини и сними скотч с губ. Колдовать она не сможет нетрезвая.

– Вот это уже лучше! – обрадовалась сердобольная Маруська.

Я вздохнула и пошла звонить Ворону.

Сотовый он долго не брал. Наконец, раздался его сонный и недовольный голос :

– Алло!

– Привет, – я тяжким вздохом произнесла я. – Как дела?

– Мария? – недоверчиво спросил он.

– Мария, – призналась я, – ничего что я в такое время звоню?

– Да нет конечно, – горячо заверил он меня. – У тебя проблемы?

В голосе его явственно слышалась забота и желание оградить меня от всех невзгод.

– Нет, вернее да, – призналась я. – Можно я к тебе приеду? Надо поговорить.

– Конечно, приезжай, – сказал он и добавил, – ты на меня еще обижаешься? Я днем насчет внешности твоей проехался.

– А тебе это важно? – снова тяжко вздохнула я.

– Наверно.

– Обижаюсь, – честно сказала я. – Мне не очень повезло с внешностью, Ворон, и я сама об этом знаю, наверно не надо меня все же тыкать в это.

– Извини, я веду себя как мальчишка. Это сродни дерганию за косичку девчонок в школе, – вздохнул он и положил трубку.

Вот черт! За косичку меня дергал только Димка, когда она немного отросла к одиннадцати годам. И я понимала – это все его невысказанные мечты и желания, как мне об этом рассказать, он просто не знал, и потому страдали мои волосы. Дергая меня за косичку, Димка рассказывал мне, как он мечтает сходить со мной в кино, посидеть на берегу нашей речки, что ему хорошо около меня. Я это понимала, и не обижалась на него.

Вряд ли Ворон имел это же в виду. Как можно любить человека, и в то же время хотеть его смерти – я решительно не понимала.

Но тем не менее воспоминание о Димке меня взбодрило, и я почувствовала себя гораздо увереннее.

За следующие полчаса я успела одеть белое открытое платье, распустить волосы, сделать макияж и побрызгаться из баночки заготовленной водой с заклинанием красоты. Повертелась перед зеркалом и пошла на тестирование к Маруське – она в Каморке спаивала Грицацуеву.

– Супер, – пораженно вздохнула Маруська. – Ты как это делаешь?

– Да я краситься просто умею, – самодовольно отозвалась я. – Ну и гламарией облилась немного.

– А ты чего тогда всегда страшненькой – то ходишь?

Я посмотрела на нее, во все глаза рассматривающую меня, вздохнула и честно призналась :

– Лень мне каждый день красоту наводить. Я ж блондинка, пигмента нет, вот и получается, что я не страшная, а просто бесцветная. С макияжем – то я о-го-го! Ты мне просто скажи – я трону его сердце? Мне нужно сейчас пробудить в нем нежность, а не страсть. Получится?

– Такой – получится, – серьезно заверила меня Маруська, чокнувшись с Грицацуевой. – С Богом.

И я пошла.

Пацаны на лавочке все как один замолкли, увидев меня. Ночь на двор, чего людям не спится? Я скромно опустила очи долу и проплыла к своей машине. Нежная, беззащитная овечка – только этот имидж мог сейчас сработать. Ворон привороженный. Он должен меня захотеть охранить и защитить.