Текст книги "Смесь бульдога с носорогом"

Автор книги: Маша Стрельцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Я ехала, медленно закипая.

Ладно, я ему не нравлюсь. Но неужели нельзя было это как – то по другому показать? Поцивилизованней, черт возьми!!!

Мы уже выехали со двора, как зазвонил его мобильник. Я взглянула на подсвеченное окошечко и черная злоба затопила меня – определитель вместо номера загрузил фотографию девушки, по виду – родной сестры Синди Кроуфорд.

Значит, так?

Я не думая быстрей молнии схватила трубку и сладким голосом произнесла:

– Аллё!

– Положи трубку! – каменным голосом сказал Ворон.

– На дорогу смотри, – закрыв ладошкой динамик, прошипела я.

– Это кто? – недоуменно спросила красотка в трубке.

– А вам кого? – снова сладким голом произнесла я.

– Мне Диму.

– Дима рядом, но он занят, а это кто звонит? – моим голосом можно было мазать тосты вместо джема.

– Марья, я не знаю что я с тобой сделаю, – сквозь зубы сказал Димка.

«Главное что ты теперь мне ничего сделать не можешь», – холодно подумала я. Не бросит же он руль и не полезет отбирать у меня мобильник. Мы уже ехали по улице с плотным трафиком, ему не припарковаться, ни остановиться.

– Это его подруга звонит, Марина! – прошипела в ярости девушка.

– Слышь, Димочка, Марина какая – то звонит, ты такую знаешь? – в сторону сказала я. – А я невеста его, Марин. Так что лучше ты сюда больше не звони.

– Убью! – ненавидяще сказал Ворон.

– Невеста, тебя как зовут? – насмешливо спросила Марина.

– Невесту, то есть меня, зовут Магдалиной Потёмкиной, – скучающе произнесла я. – Претензии принимаются по адрес…

Я успела поймать дикий взгляд Ворона, машина крутанулась, что – то глухо стукнулось, она завертелась, на меня что – то надвинулось, кольнуло, словно тысячью игл, и я уснула.

– Очнись, говорят тебе, ну же! – услышала я потом сквозь темноту. Тело словно положили на матрасик из торчащих гвоздей, очень уж больно было.

– Ну же! – яростно кричал на меня Димка.

Я открыла глаза и заплакала от боли.

– Как тебя зовут??? – не обращая внимания кричал он.

– Мне больно, Димочка.

– КАК ТЕБЯ ЗОВУТ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!!!!

– Марьей, неужто не знаешь.

– А по паспорту???

– Магдалина Константиновна Потёмкина, только я сейчас помру, отстань от меня.

Он сел около меня, заревел и начал тыкать в сотовый.

– Дура, что ж ты раньше не сказала, какая же ты дура!!! Але, скорая? Это с Ленина, долго вы там тащиться будете? Да мне пофиг, у меня девушка сейчас умрет! Ваши бы слова… Линка, ну что ты такая дура, а? Трудно было сказать а? Я ж не думал… Ведьма Марья и все, никогда и в голову не приходило что полное имя Магдалина.

Он ревел, большой и сильный, сидя около меня на асфальте, гладил меня по голове и ревел.

– Ворон, ты чего? – я от удивления даже про боль забыла.

– Разбились мы с тобой, – ревел он. – На мне – то не царапины, а вот ты плохая. Ну да ничего, сейчас скорая приедет, вылечим тебя и заживем с тобой! Линка, а ты меня совсем не помнишь?

– Помню конечно. Ты Ворон. Ты чего ревешь – то?

– Какой к черту Ворон! Ты помнишь как мы с тобой в кино ходили и на качелях катались? У меня шрамик на виске остался, помнишь, мы с них звезданулись, вот, смотри!

Он суетливо повернул ко мне лицо – слева и правда белел шрамик.

– Офигеть, – только и сказала я сквозь боль.

– Линочка, а ты чего так изменилась? Ты бы не сказала, я бы и не признал, – улыбался он сквозь слезы.

– Так я операцию сделала на глаза, и очки не ношу, ну и похудела, да волосы отросли. Эх ты!

– Дурак был, – радостно кивал он головой. – Сейчас скорая приедет, Линочка, ты уж потерпи, родная.

– Какая скорая? – тяжко вздохнула я. – Глупо – то как все получилось. У меня травмы, несовместимые с жизнью, я знаю, я же ведьма.

– А раз ведьма – вылечи себя!

– Не могу, – попыталась пожать я плечами. У меня перед глазами уже начали мелькать черные точки и я знала, что скоро отрублюсь. – Сейчас – не могу, ведьмы после секса или алкоголя не могут колдовать. Но ты не представляешь как мне хорошо оттого что ты меня одну всю жизнь любишь, без всякой магии.

– Линочка, не умирай, пожалуйста, – плакал парень, – я о тебе так мечтал, я не смогу без тебя жить.

– Сможешь, – шепнула я из последних сил, – бабушка умерла, и ее чары рассеялись. Ты свободен в выборе, уже давно свободен. Но все равно спасибо. Сегодня съезди ко мне домой найдешь там игрушку, большого голубого зайца, в нем Никанор деньги и спрятал. Они твои.

– Не надо мне выбора и денег, ты обещала разделить со мной смерть, – донеслось до меня и сознание уплыло в сторону. Хотя я еще почувствовала, как любимый ложится рядом со мной, обнимает меня и целует.

У зыбкой пелены на грани миров я увидела бабушку, и радостно побежала к ней.

– Ты меня ждала? – спросила я. – Так хорошо умереть, мне перед смертью было очень больно.

– Внученька, большая стала, – с нежностью бабушка посмотрела на меня. – Красавица!

– Ну, бабуль, насчет красавицы ты немного загнула, – рассмеялась я. – Как тут?

– Явишься, узнаешь, всему свой срок, – ласково сказала она и подтолкнула меня назад. – Иди отсель покуда, Магда.

– Как это – иди отсель? – непонимающе сказала я. – Я же умерла.

– Димка, охламон, за тебя умер, – вздохнула бабушка. – Сколько раз я его шпыняла, что не доведет его эта любовь до добра.

– Как это – за меня?

– Вы – половинки. Богу без разницы, какую именно часть от целого, правую или левую он получит. Ты иди, Магда, иди.

Пока я молчала, переваривая, силуэт бабушки истончился и пропал. Я хмыкнула и побрела обратно. По пути я внимательно рассматривала все вокруг, но было ощущение, что я лечу в каком – то облаке. Навстречу мне брел Димка.

Я обняла его, целуя и тоскливо шепча:

– Димочка, ну зачем ты это сделал? Как же я без тебя буду жить – то теперь?

– А как бы я без тебя жил? – тихо спросил он.

– Ты большой и сильный, ты бы справился. А я еще маленькая и слабая. Ты обо мне подумал?

– Я не оставлю тебя, – прошелестел он.

Я открыла глаза и поморщилась от боли. Прислушалась себе – внутренние разрывы почти заросли, кости же лишь чуть – чуть срослись. Крепко обнимая меня, рядом лежал Димка. И извернулась в его объятиях, прижала ухо к его сердцу.

– Тук… тук…

Медленно выбило оно.

– Туук…… Туууук….

Я зажмурилась, пытаясь сдержать рыдания.

– Туууук…………

Сердце в последний раз стукнуло и остановилось.

Я положила его голову себе на колени и взахлеб рыдала, гладя его волосы.

…Ворон, стоящий на четвереньках и кормящий зайчика.

…Я помнила, какое невинное выражение лица было у него, когда Серега упомянул о фотографиях, по которым он пишет с меня портреты.

…Ворон, всегда отдававший мне свои бутерброды в школе.

… Как мучительно – нежно он целовал меня несколько часов назад, и я таяла в его объятиях.

Память услужливо подсовывала мне картинки, и тогда я горько улыбалась. Он меня любил всю жизнь, вопреки всем приворотам и отворотам, а я этого не знала. Какой нелепый мир…

Господь исполнил мою молитву.

Димка меня любит.

И у него никогда больше не будет никого.

… Стекло треснуло и брызнуло во все стороны крошечными осколками. Не склеить…

Меня кто – то тронул за плечо. Я резко обернулась. Полная тетка в белом халате с чемоданчиком требовательно спросила:

– Кто пострадавший?

– Пошла на…, – четко сказала я. – Он умер.

Тетка убралась.

Я сидела на асфальте около покореженной девятки, гладила кончиками пальцев Димочкино лицо и рыдала. В паре метров на тротуаре уже собралась толпа зевак, жарко обсуждавших происходившее.

– Кто там помер – то, не пойму?

– Смотрю, а девятка кааак выскочит на встречную – и под джип тут же!

– Да сначала парень убивался по девке, точно помню.

– Пьяный на девятке ехал, понятно. Как таким права дают, такой джип попортил.

– А чего сейчас он лежит?

– А спроси…

– Так там кто помер – то?

Чуть позже приехали гаишники. Краем глаза я замечала, как громко кричит владелец джипа, в который мы врезались, как размахивает руками и тычет в насмерть «поцеловавшиеся» машины.

Мне было все пофиг, я тоскливо выла, прижавшись щекой к Димкиной. Меня дергали, чего – то от меня хотели, я сквозь зубы коротко посылала. Это было мое последнее свидание. От меня отстали.

Я смотрела сквозь мокрые ресницы как крупные отчаянные слезы – мои – катятся по Димкиной щеке, скатываясь на грязный асфальт дороги. Казалось, что это он и плачет. На миг мелькнула безумная мечта, и я быстро прильнула к его еще теплым губам. Чуда не произошло. Димка ушел, ушел от меня, совсем.

Вскоре тетка с санитарами все же отодрала меня от Димки и его унесли. Меня попытались допросить, но я была невменяемая. В конце концов гаишники сжалились надо мной и отвезли меня домой.

Я молча доехала до дому и так же молча вышла. Благодарить гаишников за то что они меня не бросили и довезли сил не было.

– Маняша, – раздался тонкий голос.

Я с трудом повернулась и увидела Натаху и Николяшу, идущих от соседнего подъезда.

– Что с вами, Маняша?

– Пошел в …, урод, – бесцветно сказала я.

На автопилоте, почти теряя сознание от боли – физической и душевной я поднялась к себе в квартиру, правда у подъезда встретила Августу Никифоровну. Та посмотрела на меня диким взглядом, но ничего не сказала.

Дома я пошла в ванную, умыться. Там стояло большое, в мой рост зеркало, я равнодушно отметила, что я вся в крови, волосы висят красными сосульками, платье порвано. Умывшись, я пошла на кухню. За клофелином. Жить мне не хотелось.

– Скоро мы будем вместе! – улыбнулась я разбитыми губами и крикнула в пустоту: – Ты меня слышишь?!!

Пузырек с клофелином я нашла на столе. Он стоял, прижимая лист бумаги. Я машинально его взяла, прочитала. Непонимающе посмотрела на него и еще раз перечитала.

Машка, любимая моя!

Я знаю, ты меня проклянешь, за то что я сделала, но все равно прошу – прости меня, свою непутевую Маруську. Я ведь вернулась, после того как ты с Вороном уехала, потому что каблук на туфле сломала. Решила тихонько переночевать в дальней комнатке, и тебе не мешать. Слышала я все, о чем говорилось. До утра вот мучалась сомнениями, а сейчас решилась. Выпотрошила я твоего зайца, Магдалиночка. Я ведь ничего в жизни хорошего не видела, муж урод и бабка шизофреничка, всю кровь выпили. Денег нет и не предвидится, муж у меня только мазней заниматься горазд. Да тебе не понять, ты вон в баксах купаешься. А я хочу хоть немного пожить как белый человек. А в милицию ты на меня все равно заявить не сможешь – откуда баксы, что скажешь? Не я эти деньги взяла, бедность моя проклятая.

Не поминай лихом.

Маруся.

«Я же говорил, перепрячь баксы!» – отрешенно сказал внутренний голос.

Я пожала плечами – кому теперь эти деньги нужны? Часы вот Маруська взяла зря – на них же охранка, сгниет. Потом я решительно открыла пузырек и вытряхнула на ладонь таблетки. Одинокий белый кругляшок выкатился на ладонь.

«Я за тебя умер», – словно послышался укоризненный Димкин голос.

– Поняла, Дим, – серьезно ответила я и, налив стакан воды, выпила эту единственную таблетку. Потом добрела до кровати и получила то, что мне было необходимо – черное, без сновидений забытье.

Я тяжело выздоравливала. Иногда, выплывая из спасительной бессознательности, я видела перед собой полузабытое лицо бабушки и хныкая, жаловалась ей на то, что у меня все болит. Та ласково обтирала мне лоб холодным полотенцем и пела песенки, убаюкивая, потом поила бульончиками и какими – то отварами, пахнущими солнечными лугами. Я покорно все пила, пока снова не проваливалась в черноту. «Бабушка, – постоянно спрашивала я, – а Димку ты не видишь?» Она качала головой и я радовалась – значит, это я умерла, а не он, раз я общаюсь с покойной бабулей.

А однажды я проснулась совсем.

Осмысленно оглядела свою спальню, первым делом сунула руку под подушку и облегченно вздохнула, нащупав толстенный том Библии Ведьмы. Я встала, покачиваясь, накинула халат и пошла вниз. Зверски хотелось пить. В кухне я расслышала голоса и нахмурилась. Кто бы это мог быть? За маленьким столиком для завтрака у окна сидели баба Грапа и Грицацуева, замолчавшие с моим появлением.

– Встала, ты смотрит-ко! – всплеснула руками старушка.

– А вы как тут оказались? – непонимающе спросила я.

– Я тебя попроведовать зашла, – ответила Грицацуева, – Агрипина уж сильно за тебя переживала.

– А я как знала, что встанешь – засуетилась баба Грапа, – шанежек испекла.

Черт, выходит это сумасшедшая Маруськина бабушка меня выхаживала. Хотя мое лечение ей явно пошло впрок – выглядела она абсолютно нормальной и по – домашнему уютной. Меня усадили за стол и поставили передо мной поднос с горой шанежек.

– Это вы за мной ухаживали? – спросила я ее.

– Ну а кто ж еще за тобой присмотрит, – кивнула старушка.

– И сколько вы за мной … присматривали? – осторожно спросила я.

– Да почитай пару недель, – ответила та.

Я прикрыла глаза, собираясь с мыслями.

– Ворона… похоронили? – глухо спросила я у Грицацуевой.

– Давно уж, – кивнула она.

Я закрыла глаза. Все, пути назад нет. Безумная надежда, что мне это приснилось, рассыпалась мелким песком.

– Ты чего это, милая? – раздался испуганный голос бабы Грапы.

Я собралась с силами и проговорила:

– А Маруська, внучка ваша, где?

– А вот спроси ее, лахудру, – ответила та. – Оставила мужу записку, что б не искал, а третьего дня бумаги с разводом пришли.

– Серега как это воспринял?

– Да никак, ему сейчас некогда, он почитай все картины продал, по выставкам мотается да новые пишет. Меня не гонит, слава богу, хотя кто я ему теперь, сердешному? Квартиру ниже тебя этажом купил, вот я и заскакиваю к тебе, присматриваю.

– Спасибо, – искренне ответила я. До меня дошло, что я могла запросто загнуться – две недели одной и почти в коме – это вам не баран чихал.

В дверь позвонили.

– Я открою, – вскочила баба Грапа. Что-то уж больно по-хозяйски она тут ведет себя, отметила я про себя. Но это, как ни странно, мне понравилось. Моему дому, оказалось, очень не хватало уютной заботливой бабушки.

На кухню зашел энергичный, перемазанный красками Серега.

– О, модель моя очнулась! – неподдельно обрадовался он.

– Очнулась, – кивнула я.

Окинула взглядом Серегу, заметила часы Лонжин и мокасины от Гуччи и внутренне улыбнулась – дурочка Маруська, ей всего-то пару дней до честного богатства дотерпеть оставалось. – А у тебя говорят дела отлично идут?

– Ага, мы теперь почти родственники, под тобой живу, – засветился он. – Теперь можешь меня безнаказанно затопить.

– Рада, Сереженька, твоим успехам, – искренно и тепло сказала я.

– Да что ты, – засмущался он, – это ведь все ты.

Ответить я не успела.

В дверь попинали.

– Я открою, – вскочила я и побежала к двери, надеясь непонятно на что.

За дверью стоял Зырян.

– Заходи, – разочарованно посторонилась я.

– Привет, – кивнул он, – выйди, поговорить надо.

Мы спустились вниз и сели в его машину.

– Послушай, ты с Вороном была на момент его смерти, ты часом не в курсе за общак-то?

Я с минуту помолчала, пытаясь справиться с нахлынувшими слезами.

Димочка, любимый…

– В курсе, – наконец кивнула я.

– Да ты что? – поразился он. – Ну, рассказывай тогда.

– Деньги эти лежали в банке у Галины Добржевской, – бесстрастно начала я, – Никанор, покойничек, решил преумножить их процентами. Когда же он собрался их забрать, Галина начала юлить и оттягивать срок выплаты, а потом его убили.

– То есть деньги у Галины? – нахмурился Зырян.

– Да, она их так и не отдала, – кивнула я с честным видом.

– То-то она и удрала, паскуда, – злобно стукнул Зырян по рулю. – Ну ничего, на каждую хитрую гайку есть свой винт с крутой резьбой.

Я промолчала. Я просто хотела наказать Галину за Сашку. Отвести разборки от себя. Осветлить память Димки.

– Ворон знал об этом? – встрепенулся Зырян, словно прочитав мои мысли.

– Нет, – твердо ответила я. – Саня ко мне гадать пришел, и я ему сказала что его врагиня оставит его с носом и сбежит в другую страну. А когда он от меня вышел, его во дворе моем и взорвали.

– Ну точно! – с видом озаренного гениальной мыслью воскликнул Зырян. – А что ж ты раньше молчала? – недовольно спросил он.

– Никто не спрашивал, – пожала я плечами.

Сидевшие у подъезда бабульки, когда я возвращалась, остановили меня.

– Маша, что по дворничихе-то будем делать?

– А что по дворничихе? – равнодушно спросила я.

– Так нету дворничихи – то! В ЖЭК идти, что ли?

– В ЖЭК, – так же равнодушно кивнула я. Я бы согласилась с ними, даже если бы они сказали что за дворничихой надо идти в Зимбабве. – А что с Натахой, прежней? Уволилась?

– Свят-свят! – перекрестились они. – Убили же ее, вчера похоронили. Менты говорят, двадцатая с чем – то жертва какого – то маньяка!

– Надо же, – бесцветно сказала я и пошла в дом. Значит, Ворон все же не маньяк, зря я на него подумала.

Потихоньку я отошла и начала снова вести прием.

Первым делом мне позвонила Оксана.

– Прости, – прохрипела она.

– За что? – искренне удивилась я. В свете последней свистопляски все мои прежние события и обиды казались такими далекими.

– Сама знаешь. Помоги мне, Мария, умираю я.

– Сейчас я приеду, – ровно сказала я. Я вообще стала другая. Ровная. Прежняя задиристая, слегка циничная девчонка исчезла, я больше не смеялась по каждому поводу, больше плакала, в одиночестве глядя на фотографию Димочки. Мое горе сконцентрировалось где – то глубоко внутри и цепко держало жгучими клешнями мое сердце. Все что я могла сделать – абстрагироваться от всего. Стать ровной ко всему.

Во дворе ведьмы меня ждала еще одна странная встреча. На крыльце Оксана провожала Николяшу. Он тоже ходит по ведьмам? – слегка удивилась я.

– Маняша! – жарко начал он, прикладывая руку к сердцу. – Вам не дозвониться, не достучаться. Какая удачная встреча!

Я внимательно поглядела на его руку с поросшими волосами пальцами, на болтающуюся на запястье бисерную нитку и некая мысль забрезжила в моем мозгу. Потом перевела взгляд на Оксану – и обратно на Николяшу. Черт возьми! Как я раньше не догадалась!

– Маняша! – снова продолжил мужик, – так как же нам встретиться?

– Завтра я дома буду, позвоните, – ровно ответила ему я, чтобы он только от меня отвязался.

– Непременно! Непременно позвоню, Манечка!

– Какая я вам Манечка? – раздельно проговорила я. – Я Магдалина.

– Простите ради бога, если чем обидел, – зачастил он, но я обогнула его и зашла в дом.

– Вы знакомы? – спросила меня Оксана, заходя следом.

– Немного, – скривилась я, – это материн знакомый. Рассказывай, что у тебя тут случилось.

У Оксаны оказался рак матки.

– Не знаю что и делать, – сказала резко постаревшая ведьма, роняя слезы на кольца с крупными бриллиантами. – Словно за одну ночь вся в метастазах оказалась. Погадала – от тебя это идет, Марья. Уж сильно я перед тобой виновата, но не губи, умоляю.

– А что это у тебя с лицом ? – непонимающе спросила я. Раздутое, густо усеянное красными мелкими точками, рак тут точно не при чем.

– Комаров в тайге собирала, – стыдливо призналась та.

– И сколько собрала? – затаив дыхание, спросила я.

– Все десять тысяч! – гордо призналась она. – Уже и обряд давно провела!

Я не сдержалась и улыбнулась. Ай да Оксана! Люди за год не могут нужное количество комаров набить, а она за пару недель управилась! Вот как жадность трудолюбию способствует!

– Как у тебя фамилия, кстати? – внезапно спросила я.

– Грушко, – недоуменно сказала она. – А при чем тут это?

– Да это я так, о своем, – рассеянно отозвалась я. – А ты отдай сорок процентов всей прибыли за месяц церкви, да потом по тридцать процентов от прибыли ежемесячно в течение десяти лет отчисляй либо церкви, либо помогай бедным. Поможет.

Я конечно загнула, но Оксане это полезно.

– А что так много? – недовольно спросила она.

– Ой, не жмись, а? – поморщилась я в ответ. – Ты и так с этого заклинания поднимешь столько, что не унесешь. А пожадничаешь – тебя рак сожрет. Выбор за тобой.

– А кроме этого – какие обряды надо сделать?

– Ну, рак свой полечи, – пожала я плечами. Рак для ведьмы – неприятно, но не смертельно.

Дома я позвонила Корабельникову.

– Здравствуй, Лис, – хмуро сказал он, заслышав меня. – Что тебе на это раз надо от бедного мента?

– Так уж и бедный, – не поверила я. – А ящик Сибирской короны?

– А я б его еще увидел, – жалобно ответил он. – Сперли, гады, на проходной!

– Я ж сказала что бутылки с подозрением на цианистый калий, – нахмурилась я.

– Вот то – то и оно! С подозрением! А надо было прямо говорить – ребята, сама только что в пивко отраву положила!

– Рисковый у вас народ, – только и смогла вымолвить я. – Так ты мне поможешь?

– А что мне за это будет? – вредно отозвался он.

– Звездочка, Корабельников, тебе за это будет, – вздохнула я. – Иди смотри файл на Грушко Оксану, это ведьма из наших. Посмотри, кто у нее в родне числится.

Он пощелкал по клавиатуре и выдал:

– Мать, Груш…

– Мать пропускаем, – прервала я. – Дальше.

– Брат, Грушко Николай Марьянович, ба! Да они родились в один день – 14 октября 1966 года!

– Звездочку хочешь? – равнодушно сказала я. Жалко что до меня раньше не дошло что Оксана и Николяша практически на одно лицо.

– Хочу! А за что? – обрадовался он.

– Грушко Николай Марьянович – и есть тот самый маньяк – многостаночник, на котором двадцать четыре девушки.

– На маньяке их уже двадцать пять, – поправил меня Корабельников. – А с чего ты взяла?

– Давай без вопросов, ладно? Я тебе сказала, а ты уж сам крутись, доказывай, это твоя работа, – бесцветно сказала я и положила трубку.

Не могла же я сказать ему, что я все поняла только на основании того, что Грушко Николай Марьянович до ужаса похож на свою сестру и носит на правом запястье нитку заговоренного бисера от Оксаны, которая стоит не одну тысячу долларов. Как Настя. Как Наташа. А его сестра его покрывает, ставит охранки – я успела просканировать на крыльце Оксаниного дома Николяшин бисер – на его нитке навязана куча мощнейших оберегов, потому он и не пойман. Как она ловко провела ведьм – давайте начнем с давних клиентов! Восемь лет назад Николяша девочек не убивал.

Через несколько дней раскрасневшийся Корабельников появился у меня на пороге с бутылкой дешевого пойла, именуемого шампанским. Газированная сладко – кислая водичка, ничего общего с французским аналогом. Но я была Корабельникову очень рада. Он, такой радостный, с брызжущим через край счастьем был словно солнышко в моей унылой жизни.

– Лисёночек, милый мой, я на тебе женюсь, – приговаривал он, открывая бутылку. – Ты меня махом генералом сделаешь!

– Получилось? – слабо улыбнулась я.

– Просто отлично! Главное – он все жертвы насиловал, и образцы спермы совпали! Ну и в его квартире нашли вещи, принадлежавшие жертвам, по мелочи, но это все ерунда перед образцами! Лисёночек, выходи за меня, а?

– Пошел к черту, – беззлобно ругнулась я.

И мы напились.

Напились, пошли в Каморку, и до утра терзали гитару – наследство сгинувшего музыканта.

Потом жизнь потекла так же вяло как и прежде.

Баба Грапа живет на два дома – Серегин и мой, я к ней привыкла и давно забыла, как я на нее когда – то злилась. Она и правда оказалась мировой бабуськой. Правда однажды меня чуть инфаркт от нее не хватил. Заметив, что мой гадкий кот опять заметался в районе ванной, вопя при этом дурным голосом, бабулька резво вскочила с креслица, схватила с полочки нераспечатанную пачку баксов и ринулась менять ему наполнитель в лоточке. Меня чуть кондрашка не хватила и я заорала дурниной, не хуже Бакса:

– Стой! Стой! Ты куда???

Бабулька подняла на меня перепуганные глаза – раньше я сроду на нее голос не повышала, и робко ответила:

– Тык кот-то твой придурошный на газетку – то не ходит, а я еще раньше поняла что ты ему энтих бумажек нарезала специально, вот и пользую.

Я схватилась за голову и со стоном произнесла:

– И давно вы ему этой специальной бумажки подстилаете???

– Тык вот как хозяйство стала вести, тык и подкладываю. Я что? Я в чужое хозяйство не лезу, как у тебя заведено, так и делаю, не то что моя свекровка, царствие ей, собаке, небесное, – ответила бабулька, смутно осознавая, что сделала что – то не так.

Я чуть не взвыла, отобрала у нее пачку денег и пнула крутившегося под ногами кота. Дармоед извел не менее пятидесяти тысяч долларов за три недели.

Тихо матерясь на трех языках, я собрала баксы в пакет, засунула их обратно в зайца от греха подальше, и пошла печатать фальшивые баксы для лоточка своего зажравшегося кота. Черт возьми! Все так замечательно было придумано – фальшивые баксы отправились в зайца, настоящие – на полочку. Маруська смылась с резаной бумагой, а настоящие достались мне, спасибо моему истеричному и подозрительному внутреннему голосу, настоявшему на обмене. Ну кто ж знал что у меня дома бабулька заведется, а?

Бабка с тех пор поумерила свой пыл в ведении моего домашнего хозяйства и кота стала недолюбливать.

С Грицацуевой мы почти подружились, часто встречаемся и чешем языками, перемывая кости знакомым. Она оказалась великолепной хозяйкой и пытается научить меня готовить.

Серега стал за короткое время очень модным художником, заколачивает бешеные деньги, но тем не менее ничуть не изменился.

А я сама каждую субботу ношу розы на Текутьевское кладбище и бессильно плачу, глядя на портрет Димочки на памятнике.