Текст книги "Возьми моё сердце...(СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Хочешь поиграть в «Чур, я бревно?» Идёт. Только если дёрнешься – в следующий раз сверху тоже буду я.

– Капитулирую…

Нервный диалог прерываю, залепив ему рот рукой. Сползаю ниже, шлёпнув по бедру за то, что лизнул, а потом цапнул меня за пальцы. Порывисто расстёгиваю ему штаны и стаскиваю полностью, отправляя к куче своих вещей. Пройдясь ладонями от груди и к коленям, задеваю чувствительную внутреннюю часть бедра и оставляю быстро проходящие царапины, наклонившись к нему.

– Ты же… расслабишься? – спрашиваю осторожно, боясь давить. Он напряжён до предела, каждая мышца почти камень, и если бы я не видел, КАК сильно он возбуждён, я бы плюнул на всё и сам залез сверху. Но происходящее ему явно в кайф, главное, немного подтолкнуть.

– Рот закрой, – просит немного вымученно, тянется ко мне, приоткрывая свой собственный и жадно облизнувшись.

– Тогда… ляг на живот, – встречаю его ласку на полпути, охнув от хруста в рёбрах, когда руки сомкнулись у меня на торсе. – И лучше побыстрее, а то обойдёшься без прелюдии.

– Изнасилуешь?..

Кусаю его за губу и, выпутавшись из объятий, переворачиваю на живот. Прислушиваюсь: совсем рядом обосновалась парочка, увлечённо обсуждающая видеоигры, до которых мне нет дела совершенно, а вот шокировать молодые дарования не хотелось бы.

Через парусиновые стенки палатки внутрь едва проникает свет от фонарей, которые будут гореть возможно всю ночь.

Укладываюсь Лехе на спину, он удовлетворённо вытягивается, обтираясь таким же, как и у меня, изнывающим пахом о плед. Я, проезжаясь по его заднице, зависаю в той же эмоциональной точке, и какая падла из нас застонала первая, не выявит даже детектор лжи, но звук был более чем блядский, потому что гомон за стеной палатки внезапно стих.

– Хочешь зрителей? – шепчу на ухо, кусая за покрасневший кончик и спускаясь языком по ушной раковине, оставляю отметину на мочке.

– Или тебе нравится, когда за тобой подсматривают? – молчит, тяжело дышит, что даже дыхание кажется несёт в себе эротический подтекст. – Тогда может повторишь?.. – притираюсь к нему ближе, целуя россыпью плечи и скатываясь по спине вниз, оглаживая бока и останавливаясь на пояснице, чтобы оставить засос возле кокетливо наметившейся ямочки. Ладонями сминаю ягодицы, чуть раздвигая и кусая за одну из них не до боли, а до лёгкого раздражения, что в его вздрюченном состоянии сейчас сильнее любой ласки.

Выдох.

Блядский, сука, выдох, что у меня всё внутри бесконтрольно скручивает в жгут, и уже сам не пойму: то ли я его пытаю, то ли он меня уже сам морально ебёт.

– У вас там всё в порядке? – слышится снаружи, но по звуку могу предположить, что наше месторасположение точно они не знают, а то бы уже вломились.

– У нас все в порядке? – переспрашиваю у Лехи, прокатившись по его спине и в потёмках нашарив в кармане рюкзака смазку. Хлопаю крышкой, открывая.

Он поворачивает ко мне голову, часто дыша ртом, глаза даже в темноте кажется горят, и огонь этот мне передаётся, что бросает из жара в пот.

– Сам не ответишь? – дразню, выводя на новый круг доверия, раздражая с неким садистским наслаждением, выливая гель себе на пальцы и размазывая его по ним. Тянусь вниз, проходясь аккурат между ягодиц, и скольжу кончиками пальцев по пульсирующему то ли от страха, то ли от нетерпения кольцу мышц. Тянусь к губам, чувствуя, что мне самому это надо больше, чем просто секс, почувствовать что он этого хочет не меньше, чтобы шагнуть дальше. Ласка перерастает в адреналиновый приход, и если бы не протолкнул в него палец внутрь, боюсь, на лопатках лежал бы уже я. А так… это его тормозит и остужает, всего на мгновение, которого хватает, чтобы мне вернуться ему за спину, успокаивая поцелуями и лёгкими укусами… проталкивая пальцы один за другим всё глубже… постепенно увеличивая их до двух и уже вместе сложенными имея его так, что достаю до простаты и… Да!!!

– Может там кому-то плохо? – беспокоятся сердобольные граждане.

– Здесь кому-то очень хорошо, да? – едва шепчу, но он слышит.

– Ром… – хрипит, отпустив плед, что сжимал до этого со всей силы, и цепляет мою руку, подтащив к себе. Его голос звенит металлом, меня накрывает второй волной, словно наркота, что пошла по венам, донося тело и разум до пика удовольствия.

– Мне – пиздец? – спрашиваю, обтеревшись о его плечо, и глубже проталкиваю пальцы, задевая там, где лучше бы не следовало. Его выгибает над землёй, он плотно сжимает меня изнутри, и я не уверен, что смогу его натянуть без боли.

– Расслабься, – теперь прошу, почти поскуливая, и утыкаюсь ему губами в висок. – Потому… что я больше не могу.

Член горит огнём, и это ощущение доставляет реальный дискомфорт. Весь мокрый, такое чувство, что уже кончил и не один раз. Осторожно вынимаю пальцы, добавляя смазки себе на член, быстро размазывая по всей длине. Кошусь на презики и сразу же плюю на них: не те ощущения, не тот случай.

Раздвинув коленом ему ноги, встаю между, приподнимая Лёху и почти заставляя подогнуть одно колено, чтобы мне было удобнее. Вхожу с трудом, проталкиваясь по миллиметру, пока не врезаюсь полностью, теперь уже выматерившись сам.

Движения осторожные, скованные, боюсь слишком шуметь, чтобы не припёрлись эти чудики и всё не испортили. Почти ничего не слышу, не вижу, наглухо отключает мозг, и всё чего хочу – это обладать этим телом, блокируя любые мысли, что ещё и душой.

Лёху ломает капитально. Приходится пережать ему горло. Немного придушенный, он прекратил меня морально насиловать своими стонами, которые просто перестал контролировать, откликаясь на каждый мой толчок и ласку. Шлепки становятся всё громче, сдерживаться уже не получается. Понимаю, что долго так не продержусь, слишком он узкий и сдавливает меня по максимуму, поймав вспышку экстаза. Лёха зажимается ещё сильнее, и придушить бы теперь надо меня, потому что кроме стонов – отборный мат, который глушу, вцепившись ему зубами в лопатку.

Врезаясь бёдрами в его ягодицы, натягиваю до предела, уже плохо соображая, кто кого имеет. Просунув руку ему под живот, нащупываю член, жадно водя по нему пальцами, неотвратимо приближая оргазм…

Алексей

Даже не пытаюсь красоваться – как-то само по себе выходит. Рома, сидящий напротив, едва не сминает рукой в хлам пластиковый стаканчик с пивом. Пиво? А по глазам впечатление такое, что накидался выпивкой покруче. Не могу понять, что он хочет. Смутить меня? Да не фига не выйдет, я ловлю его молнии голыми руками, но прогреваюсь, словно он в меня вводит тонкий лазерный луч. Ещё немного и моя кровь закипит в венах, артериях и капиллярах, тогда я взорвусь. На меня так ни один из моих любовников не смотрел, чтобы я ощущал: меня хотят всего без остатка и делить ни с кем не намерены. В какой-то момент Ромка включает следующую скорость, резко встаёт и начинает выруливать с полянки. Его заметно пошатывает. Пацан бросает на меня последний выразительный взгляд и уходит, по пути стрельнув и прикурив сигарету.

Я заканчиваю песню, мне наливают ещё стопку, оглушают гулом аплодисментов. Передаю гитару Каримычу.

– Леший, я хочу тебе напомнить, что тут палатки, а не отдельные номера.

– Влад, проследи, чтобы рядом с нашей палаткой часика три никто не прогуливался. – пропуская слова админа мимо ушей, глухо цежу я.

– Я кому сейчас что внушал?!

– Каримыч, не шуми, лучше помоги. – я обнимаю здорового мужика за бычью шею и прижимаюсь лбом к его лбу. – Три часа!

– Аааа, Леший! – почти стонет администратор, но потом обречённо махает рукой.

Иду по ещё неостывшим Ромкиным следам. Мне кажется, я по-звериному ощущаю запах пацана, запах нетерпения и похоти.

Тихий стон в палатке… Ромка даже не понимает насколько наэлектризован воздух вокруг нас. Но во всём этом феромоновом взрыве – иначе не назовёшь – я ясно осознаю, что вести хочет мой бес, и он ради этого пойдёт на всё.

Ласки, поцелуи, укусы и зализывания… Ромка понимает, какого зверя он пытается сейчас нагнуть. Ему повезло, что я пьян, и многие мои инстинкты в полном расслабоне. Я тоже иногда позволяю себя погладить против шерсти, но это должен быть действительно сильный человек. И мой бес такой: он слабее, мельче и легче, но сила его в непрошибаемой харизме и упрямом нраве. Пацан не унимается, втирает ладонями и губами в мою кожу свой запах, своё имя… пока… наконец… не шепчет мне на ухо нежно-избитое веками «расслабься». Меня прошивает током такое желание, Рома словно всё ещё не верит, что он ведёт, а я это позволяю. Не мешая, не сопротивляясь… Это, что, я издал?! Глухой стон тягуче и сочно срывается с губ, потому что ловкие пальцы Ромки бесцеремонно крушат мою альфасамцовость. Мне опять шипят на ухо, опять кусают и целуют. Потом в какой-то момент моего полуосознанного пребывания в реальности, пальцы Ромки смыкаются на моей шее, действия беса слишком серьёзны для простой пошловатой блажи. Пацану важно взять меня всего полностью: и тело, и душу… И это делает его настолько убедительно сильным, что он рывком заставляет меня принять ту позу, что устраивает его. При этом, Ромка, роняя пот мне на спину, отчаянно молит дать ему эту недолгую власть, молит ненадолго забыть о…

Первое вторжение… Смазки достаточно, чтобы раздвигаемые стенки туго и покорно впустили изнемогающего завоевателя…

Сильным, оказывается, жизненно необходимо постоять вот так, беспомощно задрав зад, чтобы потом более уважительно относится к своим нижним. Я закусываю губу в сладчайшей муке подчинения. Ведь я иду по проторённому пути: именно Рома начал доверять мне первым, там… шагнувши за мной в море… Это он тогда заложил первый камень непростых отношений двух таких разных людей.

Плывущим сознанием догоняю, что меня страстно и горячо трахают, и я получаю от этого кайф. Меня приглушили, вылизали и теперь выбивают из меня излишнюю самоуверенность сильными глубокими толчками. По теряющемуся дыханию, переходящему в прерывистые глотки, Ромка понимает, что я почти догнал удовольствие, но кончить без его помощи не смогу. Рука пацана ныряет мне под живот, касается каменного истекающего предъякулятом члена. Несколько движений, и острейшим приходом подступает оргазм. Ромка выходит и срывающимся шёпотом велит лечь на спину, сам седлает мои бёдра и сжимает оба бьющихся члена влажной от пота ладонью. Глядя на меня сверху вниз убийственно диким взглядом, который в тусклом проникающем свете уже давно стал темнее ночи, пацан с наслаждением облизывает солёные губы, выглаживая наши стволы у самых головок. И разрядка наступает секунда в секунду, как выход из затяжного прыжка… Мой прохладный живот обжигают смешавшиеся горячие белёсые капли, а горло почти лопается от продавленного внутрь стона. Мой рот, чтобы не выпускать собственный крик, накрывает Ромка. Поцелуй стал последним неистовым аккордом. Пацан размазывает по нашей коже следы страсти, не в силах даже поднять головы. Но я-то знаю, что мой бес сейчас счастливо улыбается.

Комментарий к День Молодёжи http://static.diary.ru/userdir/9/6/7/4/967473/51295997.jpg

http://www.playcast.ru/uploads/2017/06/27/22906123.jpg – девушки

http://s6.favim.com/610/150715/belli-bello-blond-blonds-Favim.com-2961886.jpg – Ромка

https://vk.com/doc417732173_471301442?hash=a61401ad36f21c0928&dl=449f46ddb9a62254e6 – Леха

====== Третий день доверия ======

Алексей

Не помню, как мы провалились в сон, даже не помню чем наскоряк обтёрлись, сыто нацеловывая друг друга. В сумерках Ромка бесцеремонно заполз на моё плечо и вырубился первым. Какое-то время пристально смотрел на молодое симпатичное лицо и гадал, как эгоист Лиханов до такого абзаца докатился. Зад напоминал о том, что он у меня есть, и его использовали не по назначению. Зевнул и смежил веки за секунду до того, как в голове мелькнула шальная мысль: а как я завтра буду чувствовать себя в седле?

Проснулся потому, что к моему паху притёрлись тёплым гладким задом. Дыхание Ромки опять танцевало танго. Он всхлипнул и вжался в меня сильнее. Проверил ладонью и оскалился. Полная боевая готовность. Скользнул рукой по его бедру. Дрожь и тихий выдох, как подтверждение – не ошибся…

– Блядское состояние недовыеба. – отчаянно шипит в сгиб своего локтя, куда зарылся лицом. Передо мной не надо долго говорить, я знаю, чего именно не хватило бесу. Осторожно касаюсь губами изгиба плеча, провожу языком по шее за ухом, прикусывая мочку. Где-то в подсознании отложился полёт и приземление тюбика со смазкой в моём изголовье. Нашаривается быстро, Ромка вздрагивает от звонкого хлопка. Блуждаю губами по спине, а пальцами плавно растрахиваю вход, пока он нетерпеливо вгрызается в край покрывала. Я слишком нежен, не понимаю почему, но продолжаю изводить пацана неторопливыми ласками. Размазываю остатки лубриканта по члену, вхожу одной головкой, дразню расслабленный вход, с каждым толчком продвигаясь на пару миллиметров глубже и вынимая вновь. Ромка лишь судорожно глотает стон за стоном, зажимая рот ладонью. Добираюсь рукой до горла с гуляющим кадыком, придушиваю, ощущая сильную пульсацию артерии под пальцами.

– Блядь… Лёх… чудовище… со мной надо пожёстче! – впивается в моё предплечье, когда начинаю надрачивать в медленном режиме прибоя. Ромка, поскуливая, подмахивает, но обнимаю и лишаю возможности ускоряться. Размеренно вколачиваюсь сзади, и зажимаю бесу ладонью рот. Несильные укусы в шею и загривок заводят ещё сильнее… пацан выгибается, кожа блестит от влажных разводов. Меня перекрывает от ощущения бессилия этого безбашенного засранца, дрожащего сейчас в моих руках. А ещё демонстрирую наглядно, что хочу его и прощаю… Хочу! Шепчу это пацану на пылающее ухо. Ромку передёргивает в сладкой судороге, и он начинает кончать, чеканя стоны. Догоняю его в два толчка, едва успевая вынуть член и заткнуть блаженно улыбающийся рот поцелуем.

Дрожь гибкого жилистого тела сходит на нет. Пацан вытягивается вдоль меня, неожиданно хватает за руку и кладёт её себе на грудь.

– Что ты там… про сердце пел?

– Чтоб его взяли… – утыкаюсь губами в широкое острое плечо.

– Почему? Никому пока не нужно было?

– Полагаю, да…

– А если найдётся такой деби… в смысле… желающий… – затихает, ожидая моей фразы.

– Тогда… он должен понимать, кого берёт.

– Угу…

Я футболкой затираю на спине Ромыча и на пледе следы преступления. Тихие перешёптывания сменяются мерным дыханием.

Просыпаюсь рано. Странно, ведь в отпуске – махровый безответственный совин со стажем. Пацан спит на моей руке, повернувшись лицом. Мне нравится, как тихо он дышит. И какие длинные у него ресницы. На прокушенной губе запеклась капелька крови. Не бужу. Просто смотрю, почти зубами удерживая руку, которая тянется потрепать по светлой копне волос, провести по ресницам и губам, ведь нежность скупа, а такое утро… может и не повторится. Сжимаю зубы. Осторожно встаю.

Натянув трусы и джинсы, выползаю из палатки, щурясь на солнце, пробивающееся сквозь деревья. Наслаждаюсь прохладой, обнявшей разгорячённое сексом тело, и тишиной, окутавшей палаточный городок. Наши шмотки на верёвках подсохли, но не вижу обуви. Её, скорее всего, в сушилку забрал Каримыч. Что-то мне подсказывает, что Влад пробудился раньше меня. Выбираюсь на берег: на злополучном понтоне сидит опухший Каримыч, цедит кофе из поллитровой кружки. На меня смотрит, как комдив перед командой «пли», мат запивает, чтобы сразу не «огладить».

– Твою мать, Леший?! Я ж в почётном карауле полночи около вашего логова разврата простоял! Члены не постирали в хлам, кролики?

Нагло выпрашиваю пару глотков кофе, потом потягиваюсь до хруста. Влад смотрит снизу вверх, потом бессильно машет рукой. Правильный настоящий мужик. Он на такие сделки с природой не пойдёт. Ему меня точно не надо пытаться понимать.

Ромка

Пить. Писать. Пить. Умыться… Жопа болит?.. Не, не болит. Пииииить!

Похлопав рукой по пледу, не нахожу добровольцев спасать меня от жажды и голодного обморока. Резко сажусь. Встряхнув головой, разлепляю глаза с трудом, такое чувство, что не спал ночью, а предавался разврату… блаженная улыбка просится на лицо и так и застывает на пару минут, пока осознание происходящего не начинает долбить в мозг.

– Что ж ты, Ромыч, творишь? – спрашиваю сам у себя, боясь даже предположить почему так стало хреново, откуда этот зуд во всем теле, это слабость страшная и в груди, где-то под рёбрами. Всё тянет и сворачивается в тугой ком, и хочется разодрать грудину и вытянуть это новообразование, которое не должно быть во мне, но кроме как расчесать кожу докрасна, ничего не могу. По приезду надо сходить к врачу. Да, обязательно. У меня точно вирус. Заболеваю, что ли? Лёху бы не заразить.

Но сейчас о проблемах насущных. Выползаю, наскоро натянув трусы, в остальное паковаться лень, а я вроде ничего так, могу и в трусямбах прогуляться, тем более мне недалеко.

Выкатившись из палатки – понапридумывали, бля, домиков для карликов – с грацией локомотива прусь в море. Потихоньку сползаются на берег люди, Лёха перетирает с одним из мужиков что-то наверняка важное, но я занят.

Иду. В море. Прямо и не сворачивая, уже тихо скуля от перспективы сполоснуться. Зайдя по колено, всё-таки вспоминаю, что я – человек культурный и воспитанный, матюгнувшись, разворачиваюсь и пру обратно в сторону туалета. Какая-то падла ржёт. А, Лёха ржёт, тогда всё нормально.

Сходил по «делам», пошёл обратно. Искупался, нахлебался воды, попытался поплавать, понял, что из плаванья мне подходит только погружение топором на глубину, с всплытием не особо, решил – больше не повторять. Обсох, проснулся, оделся, рванул искать своего спутника, пока его кто-нибудь другой не нашёл. Подойдя со спины и дунув Лёхе в шею (Каримыч сделал в это время «Свят-свят-свят»), отобрал его недопитый кофе в пластиковом стаканчике и очень вежливо, шёпотом на ухо, поинтересовался:

– Как жопа?..

Алексей

От дыхания в шею и скользящего по коже шёпота меня тут же заводит, обдаёт жаром. Шокированный Каримыч конечно же ничего не слышит, ему бы ладонью глаза закрыть, чтоб и не видеть, да…

– Она таки на меня обижена. – я отвечаю почти сразу.

Ромка

– Поцеловать, где болит?.. – интересуюсь, прицениваясь, как раз удачно стою, пока меня водой не обливает бультыхнувшийся в неё Каримыч, поплывший китом в противоположном от нас направлении. – Чего он такой ранимый? – допиваю остатки кофе и возвращаю стакан Лёхе. – Что?.. Что?! Ну где я опять косячнул, что ты так на меня смотришь? – как будто я что-то сделал не так. – Попу жалко? Так она многоразовая… – я не успел закончить мысль, меня варварским, совершенно недопустимым образом зашвырнули в воду!

Сижу я в воде, размышляю о смысле бытия: вода по подбородок, штаны мокрые, телефон булькает и плачет в кармане… Пизда гаджету! Чем в Лёху кинуть, я не нашёл, пришлось снять ботинок и кинуть им, замах был так себе, поэтому, конечно, промазал. Не скажу, что сильно сожалею, но нрав требует справедливости.

– Руку подашь? – тяну ему клешню, вынуждая зайти в воду. Нехотя, сцепив зубы покрепче, но идёт ко мне, подтянув штаны по щиколотки. Я улыбаться начинаю раньше, чем он назад пальцы отдёргивает… Маты, крики, протест и «бульк». Сидим уже вдвоём, как два идиота, девки мимо прошли нас обругали, мол мы туда поссать уселись, а мы может таким образом налаживаем неформальное общение.

Достаю мобильный, Лёха, стирая воду с лица, делает то же самое.

– У тебя водонепроницаемый? – он кивает, я печально выдыхаю. – А у меня нет, – теперь печально выдыхает он. – Дыхание задержи, – прошу мягко, осмотревшись по сторонам, разворачиваюсь к нему корпусом, взяв за плечо опускаю в воду, погружаясь следом, быстро целую, пока не захлебнулись к чёртовой матери и выныриваю, вытаскивая его за футболку.

– Так, штаны у меня есть, футболки нет – дашь свою, и я не знаю, где ты её возьмёшь, – подрываюсь на ноги, пока он продолжает сидеть неподвижно и смотреть на меня в упор. А я сам не знаю, что это было?! Захотел и всё. – И, кстати, что у нас дальше по плану?..

Алексей

Наши шмотки пришлось прополоскать в проточной воде, благо речушка имелась и настойчиво опресняла морское побережье. Каримыч, когда узнал, что мы остаёмся в лагере ждать, пока шмотки высохнут, чуть не кончился от «счастья». Но при сильном солнце и ветре, мы в палаточном городке задержались лишь до полудня и, надо сказать, к удивлению Перешоги вели себя, аки ангелы.

Когда Ромка удрал в туалет, Каримыч подсел ко мне с мешком подарков: четырьмя банками пива и пакетом обалденно пахнущей вяленой рыбы. Я понимающе подношение принял и пообещал, что уже сваливаем, а в следующем году, приеду вряд ли. Влад приподнял соболиную бровь:

– А с парнем… как будет?

– Ты чего, Каримыч? Он же не маленький, сам решит.

– Ты в курсе, что ты с ним другой, Леший? Ты… такой же, каким раньше был… Без тормозов и лишнего здравого смысла.

– Это плохо? – эффектно щурюсь.

– Это не по возрасту, сечёшь? – Влад закуривает. – Или поиграетесь и разбежитесь?

– Я… ничего не забыл, Каримыч. – говорю тихим, глуховатым голосом. – Может поэтому и часто сбрасываю скорость на полпути, чтобы случайно не заехать обратно… в прошлое дерьмо… И пацана я не привяжу к себе, если сам верёвку не подаст. Не переживай, старый друг. И бывай!

– Передавай привет Егерю! Скажи, что я и сам наведаюсь к концу сезона.

Застываем в крепких объятиях, от которых лично у меня всегда рёбра трещат. В трёх метрах вижу панорамно подзависшего Ромку, протягиваю ему пакет. Подходит, берёт, пытливо осматривая мою персону.

– Мне, что, отойти и отлить спокойно нельзя? Чего случилось опять?

– Ничего. – жму руку Перешоге. – Влад, не теряйся – звони. Первое января у меня.

Потом, обнимая Ромку за плечи, почти насильно волоку его собирать вещи. Упирается, как стадо ослов, упрямо вывёртывается из-под руки, тихо матерится. Пока не вжимаю его в дерево в более-менее безлюдном месте. Он роняет пакет, чтобы клещом в меня вцепиться, а я целую эту заразу взасос, вбиваясь коленом между ног и сжимая в кулак волосы на затылке. Наконец, он отбился, запарившись меня пинать и покрываться красными пятнами от злости.

– Что за игры в загадки и скелеты в шкафу? Пиво, рыба, обнимашки! Загадочный за Егерь впереди?! Ладно хоть не позади…

– Скоро узнаешь. – усмехаюсь и опять тяну к себе. – Там банька в лесу. Я тебя попарю… А Егерь, он и в Африке егерь, следит за порядком, чтобы браконьеры не борзели.

– Хули браконьеры, когда ты борзеешь? Так и будешь меня возить по местам былой славы?

– И? Что-то не устраивает? Скучно? – пытливо смотрю в голубые глаза с расширенными зрачками. – Остались сутки до конечного пункта. И ещё… вспомни кто я… вспомни… кто ты. Вспомни, как нас штырит друг от друга. Нет? К чему всё усложнять? – разворачиваюсь и иду вперёд, немного злясь. По шелесту шагов за спиной понимаю – пацан следует за мной. Нет, ну никто и не мечтал о большой и чистой любви, но меня словно начали ограничивать. Хочу его. Сильно. Часто. В многочисленных позах. Но… мне казалось, что контролирую ситуацию, понимаю: чего оба хотим. Сейчас же просто в ахуе! Если это не ревность, то я – не Леший. И кстати, я не хочу, чтобы он сейчас психанул и рванул от меня прочь. Круто разворачиваюсь: меня жёстко имеют взглядом.

– Ром, я ж не сволочь конченная, чтобы замутить с тобой, и при этом продолжать ходить налево, хотя я тебе… подписку о невыезде не давал.

– Ну-ну. – он сплёвывает в сторону. – А ничё так покусались, а? А то так ванильно было, что тошнить начало.

Рома меня обруливает и залезает в палатку, пару секунд выгодно демонстрируя задницу. Меня накрывает. Влетаю следом и влипаю в спину, обнимаю жадными руками крест накрест, потом жестоко кусаю в плечо. Терпит, лишь свистит дыхание через сжатые зубы.

– Я тебя опять выебу, Леший.

– Конечно… – смачно целую туда, где ещё алеет укус. – Мечтать не вредно, вредно – не мечтать.

Едем по трассе вперёд. Меня действительно охватывает то самое, припрятанное подальше чувство раздрая и беспредельной свободы. Кто хоть раз писал с дороги на обочину, смущая только облака в небе? Тот меня сразу поймёт. Скорость усреднили, сняли шлемы. Видели бы вы огромные Ромкины глаза! Как блюдца. Дитё дитём. А можно? Нет, блядь нельзя. Сейчас ворона подлетит и высером оштрафует! Здесь свободная зона выхлопа. Всё законно. Но за жизнь свою отвечаешь сам. И вокруг видон, хоть кино снимай. Пацан первый раз в своей жизни «крест» сделал – руки раскидав, проехал по планете с диким воплем обрусевшего индейца-каманча. Я курил и наслаждался жизнью. Потом учил его ставить «Стид» на одно колесо, но это дело не быстрое. И мы всю воду из-за сушняка выхлестали. И я мучительно вспоминал добрым словом Ромкиного отца. Такое впечатление, что мужик для сына только поучаствовал в зачатии, научил пить, курить и материться. А за остальное – природа позаботилась. Но при всём этом с пацаном отдыхала душа. Себя он мне напомнил, что ли… давным давно… Жаль, плавать научить не успею.

Вспомнил, как трахались в прибое, сощурился, собирая языком сладкую ломоту по зубам. Кайфово… было. И отчаянно. Повторить бы…

Ромка уже подъезжал, матерясь на свою косорукость, после очередной неудачной попытки выехать на заднем колесе, хотя переднее уже получилось от трассы оторвать.

– Ты сколько этому учился? – злится пацан, отбирая у меня окурок и делая глубокий тяжок. – Или это я такой умелый?

– Не гони коней. И я не за один день намастрячился.

Губы Ромы досадливо кривятся, а я на них смотрю. Ловит взглядом моё вожделение, приближается, потихоньку отодвигаю лицо. О, игра! Приподнимает резную бровь, давит нагловатую лыбу, делает резкое движение ко мне, я отдёргиваюсь, хотя хочу наоборот: засосать по самые гланды и… Нет, трахаться на трассе – это уже перебор! Хотя… пацан уже облизывает губы.

– Ну и лады. – снова седлает старичка «Стида».

– Ехать пора. Будет ещё время потренироваться. Нам сто двадцать километров до грунтовки, а потом пятьдесят до домика Егеря.

– Если не по пути, так чего едем? – буркнул пацан.

– Со старым другом повидаться надо. Ты против? Там прикольно. Тайга, орехи, дикий мёд, дичь, банька и «шершовка». Не Мартына ж за встречу пить? Пивас с рыбой на опохмел! – кладу ладонь сзади на Ромкину шею, начинаю выминать, мне нравится её крепость.

Пацан пытливо смотрит.

– В общем и целом, давай заедем. Там хоть цивильная избушка или каменный век? – нагоняет вид, что соглашается нехотя, типа мне одолжение великое делает. Я улыбаюсь.

– Цивильная, не бзди.

Уже перед самой отправкой лезу в кофр и выуживаю старый «Самсунг» с трещинкой на экране, запаска моя на нечаянный случай. Заряжаю всегда оба. И в этот раз Каримыча попросил. Рома смотрит уже смущённо:

– Ты, Дед Мороз, что ли?

– Ага, на полставки. Бери. Ты, кстати, карточки так и не заблокировал. И домой позвони, чтоб знали о твоих планах. Сегодня понедельник. Фест в среду-четверг. Пятница–суббота на дорогу назад с минимумом заездов и остановок.

– А вторник?

– Хорошо, если не забудешь. – мне хочется ржать. – Медовуха у Егеря зачётная.

– Э, Леший, сразу говорю, я на групповуху согласия не даю, только если ты снизу.

– О, как. – проверяю шлем, любовно поглаживая старые коцки. – Нет, Егерю с нами не по пути, не того направления мужик.

– То есть просто… понимающий?

– Типа того. Мешать не будет.

Ромка загадочно смотрит, потом заглядывается на мой обтянутый джинсой зад.

– Даже не думай! – мои глаза темнеют.

Едем довольно быстро – под «сотку», продолжая выпускать внутреннего зверя. Мне кажется, или Рома в седле уже сидит увереннее? Не так зажимается в плечах, и ноги держит шире, а не осторожничает, давя коленками по бокам байка. Любуюсь, не королевская посадка, конечно, но для новичка очень даже прилично.

Время катится к ужину, а мы кроме шашлыков и разогретой картошки с утра ничего не ели. Впрочем, зная домовитость Егеря, голодными мы спать не ляжем.

И трезвыми.

И грязными.

Егерь, в миру Кирилл Горин, вполне осознанно отдалился от цивилизации, но ретроградом не был. И выбираясь ко мне зимой, профессионально насиловал всевозможные гаджеты. Однако, прозвище Леший ему подошло бы больше, чем мне. Сильный большой лесной мужик с длинными руками, молчаливый, бородатый. Надо ли говорить, что безлицензионные охотнички быстро попритихли, когда Егерь тут поселился?

Не по пути, конечно, но полтора дня я Киру всегда выделял. Он меня просто ждал, ведь связи в домике не было, но по дороге на фест я заезжал обязательно.

Кир встретил нас почти на полпути довольно приличной грунтовки, сидя на колясочной «Ямахе» и гоняя во рту сигарету. Обнялись. Я представил Ромку. Егерь добродушно улыбнулся, когда я перекладывал в люльку пакет с подарками от Перешоги. Пиво в тайге дефицит. Пацан недоверчиво осматривал длиннорукую фигуру и шутить пока не пытался.

За Киром мы добрались до добротного приземистого лесного домика. Рядом уютно смотрелись небольшие строения-срубы: зимний туалет, баня, тёплый сарай, гараж и несколько клеток. От всего увиденного веяло стариной глубокой, но Ромка похоже не унывал. Лихо облазил территорию. Поржал с клеток:

– Для браконьеров, что ли?

– Нет, для животных. Подранков. – пояснил Егерь. Голос у него был глухой бархатный и низкий, как отголосок грозы. Рома даже притих, но инспекции не прекратил. Около одной клетки отчаянно вжался в прутья.

– Тигра! Живой! Леший, ты глянь!

Я и Кирилл подошли. Егерь достал трехмесячного тигрёнка и объяснил, что подобрал бедолагу рядом с израненной матерью. Тигрица издохла, а мелочь он оставил на время подкормить, сообщив по рации местным защитникам природы, чтобы приехали и забрали в питомник, пока не подрастёт. Ромка выпросил зверя на руки и, хоть и был немедленно оцарапан, радости имел полные штаны. Горин прятал улыбку в бороду, потом меня тихонечко оттолкал в сторону.

– Леший, это кто?

– Это Роман. В смысле… дорожный роман.

– Ясно. Не унимаешься?

– А надо? Дай пожить.

– Живи. – Егерь разводит длинными большими руками. Я практически уверен, что пацан не слышал ни слова из этого диалога.

Кир накрыл на улице в небольшой беседке. Решётку он сам вырезал, руки у мужика не только большие, но и золотые. Я по молодости залипал на них, и не только на них… Если честно – и Горин это знал – я его хотел. Потом только не одноразовый звоночек совести меня отрезвил. Кира не надо было тянуть в мою зону отчуждения, превращать его из личности в используемого мной в корыстных целях прямоходящего.

Кир притащил чугунок с обалденно вкусно пахнувшим варевом, мощный бутыль с золотистой чуть мутноватой жидкостью, на дне которого, лежали трупики шершней, кусок вяленого мяса и булку хлеба.

– Горин, ты уже и булки печь умеешь? – протянул я, отламывая хрустящую краюшку, но у меня её уже вырывали из рук.