Текст книги "Возьми моё сердце...(СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Фамилии одинаковые? – интересуется хрипловато. Тихо ржу, но киваю. Хоть и соврал, а в животе теплеет. Прогоню за нас обоих, заодно проверю, если зреет ещё одна диверсия, то удар её придётся на меня. Ладно, не из такого вылазили, не замаравшись – прорвёмся. Только как об этом сказать Лёхе?..

Шоу без Лёхи оказывается интересным, но не таким захватывающим. Конвой мой считает иначе и, полностью поглощенный просмотром, теряет меня из виду. Ещё не хватало нянек мне подсылать, сам разберусь.

По тихой грусти семеню обратно к Лешему, надеясь застать его мирно спящим… Ага, конечно, будет он послушным мальчиком – свалил, сукан, даже не попрощавшись с медперсоналом. Они вообще меня как завидели, к нему кинулись: одеяло поправить, подушку взбить, а там нет никого, и записка: «Здоров, как бык, поэтому всем удачи!»

Предполагая, что удача понадобится и ему, с нарастающей злостью прусь в гараж. Жопой чую: класть он хотел на постельный режим. Заметив знакомую макушку, торчащую над байком, подгребаю к нему, не удержав под контролем эмоции, отвешиваю несильный поджопник, ненавязчиво обращая на себя внимание.

Судя по тому, что его не часто так приветствуют, и кто на такое способен, он тоже понял, поэтому сейчас тупит на колесо, перебирая матерный запас и выискивая самый необидный.

– Бес, – не спрашивает и не утверждает, от него обращение слышится, как ругательство.

– Да, дорогой? – сквозь зубы на шипящих. Так и не оборачивается, сидит на кортах, в колени вцепившись.

– Ты что-то хотел? – пиздюли чует и наконец дарит мне взгляд, усмехаясь недобро.

– Хотел, – для лучшего восприятия падаю на корты с ним рядом, заглядывая в глаза, – дать тебе на выбор два варианта.

– Один хороший, другой плохой? – наклоняется ко мне – за байком не видно – чуть касается губ, не целуя, просто чувствуя. Целую сам, без языка, просто прижавшись губами, закрываю глаза и отстраняюсь, выдохнув со свистом.

– Тебе оба не понравятся, – отодвигаюсь, потому что он снова наклоняется, а я такого морального насилия на и так вытраханные нервы не выдержу. – До койки сам пойдёшь или понести? – его глаза округляются до нереальных размеров. Меня осмотрел. Хихикнул.

– А сил хватит?.. – вариант: «сам» – даже не рассматривает.

Что ж, придётся повозиться.

– Где сил не хватит – хватит упрямства. Проверишь? – встаю и подаю ему руку. – Пацаны сказали до завтрашнего заезда починят твой аппарат, – берётся за руку и встаёт с неохотой, его прям наизнанку выворачивает, что делать приходится, как велят, а не как сам хочет. Ничего, привыкнет, я тоже упрямый, ещё и наглый.

– Я завтра гоняю, – продолжает напирать, тянет в карман какую-то отвёртку, забираю всё, что было, включая пояс с инструментами, бросаю на пол, он вздрагивает, как будто я его, блядь, уронил.

– Гоняешь, – киваю, соглашаясь, – кто ж против? Но то ж завтра. А сейчас в люлю, да?..

– И ты дашь мне просто так лежать?..

– Нет, – отвечаю просто и, следуя за ним, вижу, как у него шея покрывается мурашками.

В домик заходим поочереди, Лёха уползает в душ, я молча сижу на койке, опустив локти на колени и скрестив пальцы, прижимаюсь к ним губами. Какова вероятность, что если я привяжу Лёху, а сам пойду на гонки, он меня потом убьёт? Какова вероятность, что я вообще тронусь и доеду?..

Последний раз гонял по малолетству, ещё на Маевом байке, это потом старший у меня его отобрал, когда после дождя поехал и чуть не убился, осталось что-то в памяти или вымерло всё?.. И самый главный вопрос: если разобьюсь, по кому будет Лёха больше убиваться, по мне или по своему железному коню, ведь придётся взять его машину. А у самого аж коленки чешутся, давно хотел прокатиться: там и мощность другая, и дури больше, да и вообще по-взрослому…

– Чего лыбишься, словно что-то задумал? – отвлекает меня, вздрагиваю от неожиданности, будто сейчас делал что-то неприличное.

– Тебе показалось, – отпускаю шальные мысли, пока меня этот рентген недобитый не вычислил. Орать будет матом, чую, так зачем его расстраивать раньше времени?..

Глаза поднимаю на Лешего и сердца удар пропускаю. Синяк на боку, на бедре – ссадина, локоть, кисть… Внутри всё переворачивается и вовсе не от того, что зараза эта голышом вышла. Начинает капитально сворачиваться кровь. Немеют пальцы. Теряется голос. И даже дыхание с хрипом.

– Ромк, ты чего?.. – не может прочитать, а я и сам себя в такие минуты боюсь. Боюсь привязываться, боюсь брать ответственность, боюсь терять и разочаровываться, но мимо пропустить не получается… Оно насквозь идёт, и не как через сито – с выходом, а внутри остаётся и распирает до сладкой боли, которую терпеть можно, но руки всё равно – в кулаки, а губы – в кровь.

Встаю через слабость, обосновавшуюся в коленях и не дающую нормально двигаться. Протянув руку, беру его за здоровую, относительно не пострадавшую конечность и веду к кровати. Укладываю на лопатки, придерживая за шею, чтобы на ребра давления было меньше. Лёха смотрит подозрительно и немного растеряно, словно впервые видит, а он меня таким и не видел… и не надо бы… но по пизде пошли все мои доводы.

Стягиваю через голову футболку – душит. Бросаю на пол. Седлаю его бёдра, убирая в стороны руки, пытающиеся меня придержать. Рассматриваю следы несправедливости на теле, и внутри всё кипит, хоть внешне абсолютно спокоен. Именно это его и настораживает.

– Ро-о-о-ом?..

Теперь осторожно беру в руки пострадавшую кисть, долго рассматриваю, а после тяну к губам, легко целуя, каждый казанок, каждую ссадину, задевая языком и зализывая раны.

– Бес…

Отпускаю руку, убедившись, что достал до каждой отметины, наклоняюсь к торсу, повторяя то же самое с синяками и ссадинами на теле… Хриплый выдох-стон Лёхи звенит окриком в пустом пространстве, но я его не слышу, как за вакуумом.

Сейчас отпустит…

Поцелуи, касания, липкие ласки, от которых вряд ли скоро отмоешься, их будешь чувствовать ещё долго.

Терпи.

Должно отпустить.

Губы не трогаю, в глаза тоже смотреть не могу, хотя хватка на моей шее становится всё крепче, а усилия жёстче.

Сейчас отпустит!

Щекой прижимаюсь к его бедру, трусь лицом, поднимаясь выше, приникаю губами к члену, прихватывая на стволе и чуть втягивая в рот тонкую, полупрозрачную кожицу.

– Блядь!

Терпи!

Совсем скоро!!!

Заглатывая член по самое горло, двигаюсь слишком медленно, чтобы обоим снесло крышу напрочь, но и из состояния полубессознанки ему вынырнуть не даю. Отсасываю как в последний раз, стараясь вытянуть из него всё то, что пережил, но выходит паршиво и не отпускает нихуя… наоборот… становится хуже: до трясучки и холодного пота – до сбившегося дыхания и Лихановских хрипов на выдохе.

Не отпускает. А должно было. Обязано.

По телу касаниями, выше, к груди, рукой почувствовать, как бьётся чужое… ЕГО… сердце и признать, что твоё стучит в том же ритме. Сползаю чуть ниже на бёдра, Лёху держу за плечи, чтобы даже дёрнуться не смел. Насаживаюсь сам… смазка, боль – всё как в бреду. Физическая боль не перебивает душевную, а должна бы. Движения плавные, руками за спину, держусь за его ноги позади себя, прогнувшись в пояснице.

Смотришь? Смотри, мне не жалко.

Скрип кровати кажется уже привычным звуком, сквозняк из открытого окна едва заметный, воздуха катастрофически не хватает, чтобы продышаться. Лёгкие горят огнём, словно дышу в пустыне.

Сколько я так терзал его, то подводя к оргазму почти-почти, то оттягивая его ещё на некоторое время, замедляясь и почти останавливаясь, просто чувствуя его в себе и влажные ладони, вцепившиеся в мои бёдра до синяков – сказать трудно. Даже закрыв глаза, видел, как приоткрыв рот, он, так же как и я, жадно глотает горячий воздух, как часто вздымается его грудь, и всё сильнее бьётся сердце… Я даже знал, с каким выражением лица он на меня смотрит: со смесью тревоги, ярости и восхищения. И кончал он так же, лежа подо мной… во мне… придавленный моей душащей лаской, с надрывом, с выкриком и тихим стоном: то ли от боли, то ли от своих ощущений. А следом эхом я. Как выстрел. Прямой – в голову и… тишина… только тело содрогается, и мозг не реагирует.

Алексей

– Чудовище… моё… – выдавливаю почти с хрипом и подхватываю выжатое до последнего чувства тело, вдруг ставшее таким лёгким. Боли своей не ощущаю, а вот его переживания теперь все во мне, словно Ромка в меня кончил… Оттрахал нежно… нет… отлюби…л… прямо в сердце, разложив передо мною всего себя до крайнего нерва… продышав через себя всю мою необходимость и важность… без слов… без слёз… с перетянутым спазмом горлом. Сейчас я выглаживал его, целуя губы с запахом сигарет и пульсирующую вену на шее, собирая солоноватый вкус кожи, решая для себя: могу ли принять такую ответственность. За нас обоих… Рома просто остывал рядом, мелко вздрагивая, поджимая ноги, вдруг обхватил руками и вдавился в меня, занимая каждую впадину на теле.

Он мне необходим. Факт. Без Ромки не было настоящих острых моментов ни в чём. Ни в седле байка. Ни в шутках. Ни в сексе. Я до него не… испытывал своей нужности. Мне о ней никто так не орал без слов, срывая горло. Я никого ещё так не хотел защитить и засунуть глубоко под кожу.

Парень пытается отползти от меня, удерживаю…

– Бес…совестный… Закрывай глаза, – он подчиняется, только перед этим долго и вымученно смотрит мне в лицо из-под густых длинных ресниц. – Успокойся… Просто дыши. Я так просто не уйду.

– Почему? – и закрывает глаза. Прихватываю в хлам искусанные губы, в полной мере испробовав горчащую хиной усталость и тоску, укладываю себе под здоровый бок и накрываю обоих одеялом.

– Потому, что взял моё сердце.

– Знаю.

И я тогда вспомнил, как это щемящее человеческое чувство называется. Сложил слово из пазлов-льдинок, только не «вечность», а что-то более весомое и горячее. А расколол кусок льда на правильные сегменты именно Рома. Только почему-то показалось, что парень в своём отходняке моих слов потом не вспомнит. Поживём – увидим.

Так и спали остаток дня и ночь, пропустив ужин. Не слышали долбежа в дверь потерявших нас «тигров», которые потом и по окнам нас с матами высматривали. Я изредка просыпался от дыхания, греющего мне ключицу и шею, но вилы даже встать было за таблеткой обезбола. Его тревожить не хотел. Берёг Ромкин сон, у беса, это оказалась такая защитная реакция – пребывать в мире грез. Ласкал взглядом и соображал отбитым мозгом, как так судьба-интриганка исхитрилась расставить на меня, матёрого тигра, силки.

Утро у нас выдалось ранним. Проснулись оба от голода, а нет, я от голода и тупой боли в плече и боку. Видимо, простонал, потому что Бес мигом скатился с постели и принёс стакан воды и таблетку, которыми его оказывается втихаря медсестра снабдила и дозировку сказала. Пока всосался обезбол, пристально рассмотрел Ромку, вроде нимба над головой не появилось, но такое впечатление, что Господь с ним всё же поговорил.

– Сильно болит?

– Терпимо, – врать не люблю, да и раскусит сразу же по гуляющим желвакам. – Жрать охота.

– Так пошли!

– Тебе в семь утра разве что картошку предложат почистить, – ворчу с полуулыбкой, а сам тянусь растрепать светлую чёлку. – Залезь ко мне в рюкзак.

Заначку мою полкилограммовую пачку крекеров и литр готового чая «Липтон» уговорили за пару секунд, чтобы урчащие желудки на время позатыкались. Ромка пошёл в душ, а я закурил, стоя у окна. Как я сегодня откатаю с таким плечом? Логичнее не подводить мотоклуб и снять свою заявку, но… мне нужно выяснить, кто так старается меня покалечить и оболгать пацана. Подозрение практически одно: Арап. Мотивы вроде бы тоже имеются. Но выгода? Ради чего руки марать? Арап не дурак – разворотить кучу дерьма пятнадцатилетней давности и ничего с этого не поиметь. Значит, он не один и скорее всего действует по указке с хорошо прикрытыми тылами, чтобы вовремя исчезнуть. Теперь осталось выяснить: кто меня так бесстрашно заказал. Плечо не утихает, ренген всё-таки нужен будет… Надо перед стартом ещё одну таблетку у Ромыча попросить.

Ромка

После завтрака, слежу за Лешим, как он суетится по комнате, прикидывает в уме план гонки, ждёт, наивный, пока подействует обезболивающее, чтобы идти в гараж… И совесть меня совсем не мучает. Вот никак. Считаю, что поступаю так во благо ему, хотя у него на это может быть свое мнение.

«Пии-и-и-издю-ю-ю-юю-ли-и-и-и…» – просвистело в подсознании. Отмахиваюсь от них и встряхиваю голову.

– Лёх, пошли: полежишь со мной? – трясу его за руку и тяну следом. Он похабно ухмыляется, я ему «фак» показываю и укладываю к себе. Сам падаю на здоровое плечо и начинаю рассказывать о своей работе: монотонно, скучно, чтобы усыпить бдительность, упуская самые острые моменты, и получается отлично – вырубается быстро, только вот неудача, рановато, а значит – проснуться может не вовремя и всё испортить.

Скашиваю взгляд на свой ремень, а потом на его руки… хорошая идея, но не стоит, могу сделать хуже. Поэтому просто убираю все часы и телефоны с видного места, скоро одеваюсь и, захватив его шлем, который с собой припёр, пулей лечу в гараж.

Там меня уже ждут Волк и Центровой, помогая экипироваться, вкратце обрисовывая правила заезда. Лёхин байк вывожу сам, прикрывшись шлемом.

– Если что пойдёт не так… – без особого волнения информирует старший, скорее опасаясь гнева Лешего, чем за мою шкурку, – как падать знаешь?

– Конечно, – ухмыляюсь через силу, придерживая язвительную тварь в себе буквально за хвост. – Так, чтобы красиво закопать могли, и мозги эффектно разлетелись.

– Почти, – соглашается, – голову береги, она у тебя и так отшибленная.

– Это, пожалуй, единственное, что у нас с тобой похоже. К счастью.

Под его хрипловатый рык «да пошёл ты, Бес!» хлопаю щитком «шапки», закрываясь от этого мира, седлаю «коня» и с рёвом трогаюсь с места, где в гуще событий и собравшихся байкеров мне отведена точка для старта.

Хоспади, ёб твою мать! Я чуть не опИсался, пока доехал!!! А что будет, если газу дать…

Подгребая к участникам, краем глаза цепляю Арапа. И почему я не удивлён? Остальных вроде видел, но по именам не вспомню, все из клуба Лешего в куче, намеренно ухожу в сторону, не привлекая внимания. Смотрят подозрительно, но молчат. Я бы сам ахуел, как Лёха похудел и усох за ночь. Нет, я, конечно, могу его затрахать до полусмерти, но не настолько же… Центровой объясняет что-то «тиграм», а Арап пилит меня ехидным взглядом, головой кивает. Понял уже, тварина, кто с ним сейчас яйцами будет мериться.

На старте выстраиваются по шесть спринтеров. Каждый такой заезд или дрэг-рейсинг по сути гоночное соревнование, являющееся спринтерским заездом на дистанцию на 402 метра на ускорение, проводящимся на прямой трассе без препятствий. Кто родом из прошлого века, тот помнит оглушающий рёв байков по ночам, а потом визг милицейских сирен. Времени на вкурить и помолиться у меня минуты три: пока в пол уха слушал организатора-судью. Вспомнил Лёхин быстрый старт, и его рассказы о примочках для увеличения скорости, которые они с таинственным Гномом провернули со «стариком».

Не наебнуться бы… Представил это в красках – поржал про себя, убедившись, что я «того».

До старта мгновения…

Знаю, что сейчас время полетит в разы быстрее, что очнусь уже на старте, что анализировать буду позже, а сейчас только с каждым произведённым рыком «зверя» адреналин убойными дозами выплёскивается в кровь, и ты уже себя как личность в масштабах вселенной не ощущаешь, только одним целым с байком, пускай и чужим, но радушно принявшим тебя и урчащим под тобой, как здоровый дикий кот, от тарахтона которого у тебя мурашки разбегаются по всему телу.

Кто бы сомневался, что я попал в шестёрку с падлой? Так он ещё и бедром притёрся. Справа, главное, один упырь, слева – вообще подозрительный чел. В упор смотрю и по какому-то подложечному подсосу понимаю, что это тот жираф, что меня на плечи во время концерта поднял. Спровоцировать значит хотели. Обложили, сучьи демоны! Ну да где Бес не пропадал!

Напомнил Господу Богу, как я котёнка с дерева в пятом классе снял и бабку через дорогу перевёл, хоть она всеми костылями упиралась и… приготовился. А уже время!

Рука судьи поднимается вверх. Бля, как лезвие гильотины, аж яйца поджались! Что там в памяти конспектом записалось?! Воспроизвожу всё по пунктам в аккурат с замахом, даже сам не понял – как. Видимо, хороший у меня педагог был, сладких ему снов да подольше.

Взревели… и рванули.

Я понимаю, что ору через пару секунд почти у старта. А ехать чуть больше! Пролетаю разметку, торможу где-то метров через… Чуть не уехал короче… Остановился… дрожащей ногой подпёр байк и себя, аж в коленке тремор. Пиздец… наверно? Опозорился?! Молчат… Шлем сдираю. Орут! Бегут! Ко мне бегут! Бить бегут! Базарю – отпиздят! Чуть не стартанул по косой в сторону, жить-то хочется, а я ещё молодой, красивый, умный… Но против логики – сцапали, и на руки. И качать! Не понял… Орут:

– Второооооой!

А пиздец-то близко, осторожно гладил по мокрому загривку и наклоняет раком на седло под змеиную кожу. В трёх метрах от меня стоит… Мам!

Лучше б реально это мать была…

====== Когда наше “хочу” превратилось в “люблю”? ======

Алексей

Проснулся с чугунной головой. Потому что спать, сука, не хотел, а меня заставили. На столе стакан воды, таблетка и записка: «Убей потом меня нежно, твой Бес!» Тру загривок, растираю этот чёртов застой, разминаю шею несколькими поворотами. Пью обезбол и выбиваю из пачки сигарету. Итак, мы имеем отсутствие персонального наказания Лиханова, а это, к бабке не ходи, диверсия. Шлема нет! И куда понесло молодого и симпатичного в «шапке-невидимке»? На трек – не иначе. Если узнаю, что сел на мой подорванный Стид с новым необкатанным колесом… – убью. Нет… надо по классическому сценарию: сначала выебу, а потом убью. Потом реанимирую и снова выебу. Курю в окно в четыре затяжки. По нюху, как пёс, нахожу заныканый телефон, смотрю последние звонки. Хмурюсь сильнее, наглаживая пальцами бока айфона. Чудооовище! О чём они перетирали с Егерем? Хорошо, если предупредил про Арапа. Так… первые вещдоки – пропущенные от Валеры. Набираю.

– Хай, Леший!

– И тебе не какать жидко, Волк! Разочаруй меня, пожалуйста, скажи, что Ромка стоит рядом с тобой и восторженно смотрит заезды.

– Не, он катается! Сам попросился, чтоб заявку не терять. Твой Стид же навороченный, грех его в стойле было оставлять. Сказал, ты только за…

– Брат, вы там ёбнулись всем мотоклубом? Он такую мощь между ног ещё не держал!

– Сам потом с ним разбирайся! Центровой разрешил. – раздражённо бурчит Валера, рядом уже Кэтка эфир визгом перекрывает. Значит, ребята собираются.

Сколько у меня времени? Минута, две, три? Дверь только хлопнула. Чуть не налетел на Ваньку: опять акулёнок в близ текущих водах патрулирует. Швыряю ему ключи на ходу, и пока он приходит в себя, ору из-за поворота.

– Запри окна и домик и тащи ключи до дальнего трека. Там сюрприз!

Сморгнул мне вслед, покрутил у виска, наверное. Чего я творю?! В три скачка через кусты – что я не знаю, где срезать? В результате выигрываю время и выскакиваю к зрителям как раз в тот момент, когда начинается третий заезд. Своего «старика» узнаю сразу же. Новая резина на заднем колесе даже не притёрта. Да чтоб тебе по жизни ёжиков трахать колючих-колючих!

Судья уже делает отмашку. Я выдыхаю с шумом, напряжённым взглядом впиваясь в стройную, как… как бы сравнением не обидеть, фигуру на моём «шестисотом». Проверим, «лаки» ты по жизни, Бес, или через раз в прыжке. Сорвались, рявкнув почти в унисон. С Ромкой в шестёрке Арап и… Блядь! Подбегаю к Волку, хлопаю по плечу с размаху. Обосрался – его проблемы со стиркой!

– Чё, так быстро мстить прибежал?!

– «Чё» через плечо и по-китайски «жопа»! Не ждали? Телепорт, бля!

Тут же азарт накрывает с головой: от старта до финиша неотрывно слежу за своим Спиди-гонщиком, языком прищёлкивая в предвкушении глубокой анальной кары. Только бы задница раньше времени не пострадала: трахать человека в гипсе как-то негуманно, не находите?

На старте теряет две секунды, потому, что дыхание подвело. Разволновался. Арап рванул идеально. Старая школа и тренировки. Но вес Беса сыграл в его пользу. «Старик» с малышом в седле быстро нагнал и компенсировал разрыв. Арап, Рома и третий рядом, практически одновременно финишировали. На плазме загораются номера: Арап – первый, Бес – второй, и Удав… – третий. Но разрыв у них в грёбаных сантиметрах. Лучше бы Ромка выбыл, ведь сейчас полуфинал надо пережить.

Пока мужики одной кучей качают Арапа – хоть бы не поймали пару раз! – вторая ватага сцапала Беса. Его выше подбрасывают, оглушая поощряющими воплями. А пацан похоже сам не ожидал и тем более не поверил, что в топе. Когда его возвращают на планету, втягивает голову в плечи и… оборачивается. В глазах вижу обескураженное: «Мама…». Конечно, папа отпадает, ибо ещё и пиздюлей с горкой добавит за такое безрассудство. Маню пальцем – отрицательно машет головой и отступает. Кто б тебе позволил слинять? Сзади надёжно подпирает толпа, хлопающая по плечам и ревущая, почти подпихивает Ромку ко мне. Ласково обнимаю за шею, щедро исполняя голливудскую улыбку. Ясно ощущаю, как табун мурашек пронёсся по его спине от шеи к заднице. Прааавильный маршрут!

– Ты сам придумал или кто подсказал? – шепчу на ухо, Бес ёжится.

– Сам! Я же гений. – голос прорезался, даже на фальцет не сорвался. – Когда б ещё такой шанс обозначился? А ты, что, сердишься, что ли?..

– Нет, бля, радуюсь. – хочу курить, но на треке это запрещено. – Что дальше делать, знаешь? Где по времени прокололся – понял?

– Угу. Руку только отпусти, сломаешь шею, – шипит на меня, я, не рассчитав силы, ослабляю захват.

– Филин-камикадзе, бля! В полуфинале чтоб не налажал. Тогда наказание автоматически смягчится.

– Какое наказание? – наивно хлопает глазками.

– А на твой выбор. Либо быть оттраханным, либо оттраханным быть.

В этот момент ко мне подгребает организатор, интересующийся, буду ли оформлять претензию в связи с аварией или я таковой не имею. Приходится объяснять человеку, что я жив и здоров, и какой тогда смысл подрывать любимой базе отдыха репутацию. Организатор выдыхает. Я возвращаюсь глазами в полуфинал. Шестёрка подобралась на трёх Стидах и трёх Спиритах. Удав и Арап опять зажимают моего парня с двух сторон. Я ору судье, чтобы оговорил правила дистанции между агрегатами. Личное пространство Ромыча значительно увеличивается. Ему сразу дышать становится легче. Захлопывает лицевой щиток, успев послать мне фирменную наглую улыбку. Смотрю на его руки и ноги – в этот раз всё делает правильно.

Ррррвауррр! Рома, Арап и Удав сорвались одновременно, не уступив ни секунды… Что я ещё успел шепнуть Бесу на ухо? Он всё исполнил беспрекословно. У самого финиша Арап и Удав притёрли мой Стид, явно намекая на моральное превосходство, и добились, суканы, – пацан дрогнул и ускорение потерял. Снова, Бес – второй, хотя был реальный шанс лидерства. Кусаю губу. На-ху-я?! Ромка слезами не изойдётся, если победа выскользнет из рук. Зачем тогда такое давление на треке? Зачем вообще, балбес, полез, проверять: не влечу ли я ещё раз? Что за самопожертвование?!

Бес сдирает шлем, по искажённому лицу вижу – в бешенстве. Врезаюсь в него у самого Арапа.

– Какого хуя ты творишь?! – Рома едва не бьёт мужика в грудь, но в последний момент движением руки стряхивает ярость с кулака. Сзади подбирается Удав.

– Мальчик… не умеет проигрывать? – змей скалится и переглядывается с Арапом. – Это плохо. – смотрит мне в глаза. – Ничему-то дядя тебя не научииил. Хай, кстати сказать, я Удав Каа. Помнишь… на открытии?

– Помню. Хуй, забуду. – Рома нагло игнорирует протянутую руку. – Только… я и тебя не совсем понял.

– А чего тут понимать? – щурится Удав. – Нас – трое, и мы стабильно катим к победе. Тебе серебро не вкатывает? Так за золото не один заезд пахать надо.

– Он, что ли, пахарь? – Бес нервно поводит плечами в сторону Арапа. – В финале не трите меня бортами, а то бодну, и тогда металл вам тоже не засветит. Я дурак, потому и предупреждаю, железо щадить не буду, заебётесь на сервис работать.

Переглянулись. Поморщились. Кивнули. Меня… да и Ромку тоже… это мало успокоило. Посылаю ментальное: прорвёмся! Вижу его напряжённую улыбку – верит.

К финалу готовится наилучшая шестёрка, а у Ромы по времени пятый результат. Зачем Удав сдал позиции до шестого места? Меня эта мысль изглодала. Арап, вообще, – пример спокойствия, ржут со змеем над чем-то пошло сказанным. Бес лежит грудью на руле Стида, пытаясь анализировать два своих заезда. Наконец, судья отправляет байкеров на финальный старт. Мне хочется верить, что опытные рейсеры просто над Ромой поиздевались и сейчас в финале проявят чемпионскую честность…

В боковой карман моих брюк ныряет юркая ладошка, и я её там хватаю. Сзади замирает Ваня.

– Я ключи принёс… А где сюрприз? – акулёнок смотрит на мой палец, коим я показываю на стартующего Беса. Ванька сразу же в меня вжимается всем телом. Отпихнуть не могу – клеем влип, ручонками загребущими за шлейки джинсов вцепился, а по телу – крупная дрожь. Не понял: боится, что ли?

– Ты охренел?.. – шипящим рыком обращается ко мне. – Он до сих пор в кошмарах видит, как разобьётся! Ему нельзя на такой скорости!

Перемещаюсь к финишу, встречу рейсеров там. Акулёнок волочится за мной, но его берут в захват Кэтка и Эжен – от этих не вырвешься. Да Ванька, похоже, и не пытается: ему нужно сейчас пообниматься и притереться к кому-нибудь, пацан в лёгком шоке. Благодарю девчонок взглядом: если женщины умные – это на всю жизнь подарок.

У финишной полосы замираю с ощущением, что сейчас все шестеро полетят на меня. Судья отмахивается. Байки срываются. У крайнего пропадает искра, и он обидно глохнет. Трек накрывает разочарованный рёв толпы, но карты рОзданы, как и распределена фортуной степень везения. За пару-тройку секунд Удав и Арап опять сближаются с Ромкой. Но ведь парень оседлал моего коня и выполняет мои инструкции. А значит… полметра отвоёвывает, и я почти слышу сбивающийся грохот его сердца. Сомневаюсь, что Бес понимает, что сейчас происходит. Но человек без невидимых крыльев никогда не победит на треке. У Ромы они без сомнения есть, и не по наследству переданные, а свои именные. Если суканы по бокам и задумали подлый финт, то Бес его сорвал и пересекает финишную черту первым, обманув судьбу. Подбегаю сбоку со смешавшимся чувством тревоги, гордости и досады, что не я это откатал… Прыгаю почти на ходу на пассажирское сидение и обнимаю его за торс, не давая больше никому шанса облапать Ромку пусть даже и в искренних поздравлениях. Показываю бесу направление: впереди небольшой лесок – до него минут десять. И мы уносимся на глазах ликующей толпы. А никто никому ничего объяснять не должен! Может у нас ритуал такой: победить и съебаться. Скромные, ага. Особенно он.

Едем, я сжимаю всё сильнее, а хочется обшарить ладонями грудь, бёдра, живот и пах, прикусить шею. Возбуждаюсь от одной мысли, что уже сзади и притираюсь к его спине каменеющим членом. Знаю, он сейчас уже заведён до предела вырисовывающимися перспективами отхватить от меня по полной программе. Но дотягивает на рваном выдохе до леска.

Ромка

«Вижу. Знаю. Чувствую каждую его эмоцию, что он сейчас испытывает. Его состояние передается мне даже через слои одежды, сейчас душащей и раздражающей каждый нерв. Но надо успокоиться, иначе убьемся оба, а у меня на этот вечер другие планы…»

Алексей

Я сам вышибаю носком сапога подпорку, чтобы зафиксировать «старика». Рома снимает шлем: жадно плавлю взмокший затылок пацана и языком слизываю тонкую струйку пота, побежавшую по шее. Вздрагивает, не оборачиваясь, хватает мою голову руками. Мне до чертей обидно, что молния на костюме спереди, а не сзади. Сдираю с Ромки «черепаху», отстёгиваю налокотники и защиту для коленей. Не поворачивается. Кладу ладонь на пах. Абзац! Всё темнеет в глазах.

Ромка

«Вдох… выдох застревает в лёгких и жжёт их от невнятного скулежа. Разряд по телу. Злость с адреналином. Сейчас бы остыть, а Он наоборот разжигает, не представляя, во что это выльется.

Крыша плавно начинает съезжать и от рывков на одежде – слетает окончательно.

Плавятся нервы.

Душит слепая ярость от произошедшего.

Лёха своими прикосновениями, беглой лаской забирает большую часть этого пиздеца себе, и хочется заскулить или уже сдохнуть, потому что всего слишком много!»

Алексей

Мы по-прежнему сидим на байке, только я сполз на седло с пассажирского сидения. Притягиваю к себе, сначала шепчу в усмехающиеся губы, как хочу его во всех позах, придушивая ладонью горло, и вовлекаю в яростный поцелуй. Моё нетерпение накрывает настоящим приходом. Нащупываю заклепки и молнию, тяну костюм с плеч, под ним влажная футболка и его запах… запах я втягиваю глубоко, по-звериному жадно, припадая губами к спине, покрывающейся мурашками, провожу небритой щекой по коже. Тихо матерится, выталкивая из горла слова и воздух, а я растираю руками его соски до горячей волны от груди к паху.

Ромка

«Лаской умудряется довести до полубессознанки и пьяного бреда. Возбудить душу. Состояние откровенной ломки побуждает к похоти и уже мало простого поцелуя, хочется больше, намного больше, чтобы не просто взяли, а отдали… себя»

Алексей

Путаясь в штанах, Рома снимает костюм с трусами, бросает на землю и снова садится в седло. Мы на одной волне желания, считываем его друг у друга по тайному коду. Расстёгиваю собственные джинсы, освобождая свой измученный член, провожу им по пояснице Беса и прикусываю губу. Оглядывается на меня и привстаёт, чтобы я потерял дыхание и терпение окончательно при виде бесстыдно оттопыренной поджарой светлой задницы на уровне глаз. Даю волю языку и пальцам, внезапно понимая, что он готов. Шлёпаю по ягодице.

– Думаешь, я зря в душе по полчаса торчу… – хрипло шепчет Рома. – Только без резинки… Леший, и быстрее, я сейчас скончаюсь…

Тяну за бёдра назад на седло, приноравливаясь головкой к пульсирующему входу, насаживаю, хрипло рыкнув, едва не кончив от самого ощущения проникновения. Рома вцепился в руль обеими руками, лбом уткнулся в спидометр. У нас вчера было, поэтому достаточно быстро принимает полную длину и размер. И спустя пару секунд я уже толкаюсь в парня, обхватив руками с единственным желанием – раствориться в нём без остатка, и довести нас обоих до крышесносной разрядки. Что-то щёлкает в мозгу, и я тоже кладу руки на «рога» Стида», сверху на судорожно сжимающиеся пальцы Беса. Я не вижу его лица, но знаю, что довольная усмешка раздвигает губы:

– Леший… изврат!

Выкручиваю ручку газа… Байк взрывается рёвом… А я в нарастающем раже врываюсь в тугую глубину, обжимающую мой член… Агрегат вибрирует под нами, вызывая дополнительную приходную волну. Я снова газую, почти срываюсь с места, и делаю очередной толчок, глубокий и жёсткий. Словно в этом безумном сексе нас трое… трое партнёров, и Рома зажат между взрыкивающими мной и байком.