Текст книги "Три вокзала"

Автор книги: Мартин Круз Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

14

Аркадий позвонил Виктору из гримерки танцовщиц и сообщил, что жертву, которую они назвали Ольгой, опознали как Веру Антонову, девятнадцати лет, студентку МГУ. А поскольку это был его случай, предложил приехать в «Нижинский» и принять участие в расследовании.

– Я пока не могу никуда ехать. Мне делают татуировку.

– Прямо сейчас? В это время?.. Нет проблем. Клуб открыт всю ночь.

Аркадий не знал, что сказать. Он мерил шагами небольшое, ярко освещенное пространство, которое было отведено под гримерку. Стол с гримом завален использованными салфетками, банками с кремом, пудрой и румянами, помадой и тушью. Трудно было представить, как сюда могли втиснуться шесть женщин, не говоря уже о том, что им приходилось здесь еще и переодеваться – снимать один костюм и надевать другой.

– Я трезв, если это – то, что тебя сейчас интересует, – сообщил Виктор.

Аркадий думал о другом. Он обратил внимание на фотографии друзей и членов семьи, они были подоткнуты за раму зеркала. Но ни на одной из них не было Веры Антоновой.

– Кто ее опознал? – спросил Виктор.

– Журналистка, которая пишет о клубе и еще несколько человек. Похоже, учебу в МГУ она совмещала с работой в «Нижинском».

– Да, грустно…

– Зачем тебе татуировка?

– Ты же не думаешь, что я могу просто так для удовольствия болтаться в тату-студиях… Между прочим, звонил Зурин и спрашивал, где твое прошение об отставке. Он ждет. Он сказал, что начальство проинформировано – тебя отстранили. Ты больше не следователь. Первый звоночек, и они тебя задержат.

– Арестуют?

– Отрубят голову, если захотят.

– Когда ты сможешь приехать в клуб? Ты же всегда говоришь, что детектив идет вперед, а прокурор – следует за ним. – Пока Аркадий говорил, он быстро открывал и закрывал ящики. В одном он, конечно, заметил экстази в виде леденцов, прозрачных капсул и зеленого горошка, однако ни клофелина, ни эфира не было. В комнате с зеркалами, отражающими друг друга, он казался себе окруженным отчаявшимися мужчинами с длинными прилизанными волосами, глубоко запавшими глазами. Такие обычно блуждают дождливой ночью по улицам и заставляют людей поднимать стекло в машинах или спешить к светофору.

– Не кидайся на артистов. Я позвоню тебе утром, – сказал Виктор.

– Татуировка болит?

– Немного покалывает.

– Ладно.

Изящная Иза Спиридонова была совсем седой. Аркадий помнил ее еще по Большому театру – она недолго была примой, а потом получила травму. Он полагал, что она могла где-нибудь преподавать, учить молодых балерин поднимать ножку и отводить ручку – так и вот так. Вместо этого она оказалась хореографом «Нижинского». Ее комнатка размещалась между завешанной костюмами стойкой и штабелями компакт-дисков, вокруг модели клуба из пробкового дерева – здесь были видны проходы, танцполы и сцены.

Аркадий указал на макет пальцем.

– Где мы на этой модели?

– Я не обсуждаю то, что происходит за стенами клуба, ни с кем. Пожалуйста, не трогайте.

– Я всегда любил модели. – Он наклонился, чтобы получше рассмотреть. – Грузовой лифт ходит вверх и вниз?

– Нет, это не кукольный домик. Не трогайте, пожалуйста.

– Где, вы говорите, мы тут находимся?

– Ну, например, здесь. – Она указала на третий этаж (всего их было пять). – Вы показывали эту фотографию кому-то из танцоров?

– Да.

– Почему вы не пришли сначала ко мне? Наши девочки – почти дети. Я не хочу, чтобы они разрыдались до того, как закончится шоу. Держитесь подальше от девочек. И вообще, если у вас есть вопросы, давайте звоните завтра, я найду для вас время.

«Завтра началось уже несколько часов назад», – подумал Аркадий. А времени у него было лишь до тех пор, пока его не настигнет Зурин.

Зазвонил телефон Спиридоновой, она присела, чтобы поговорить.

– Нет, я не одна. Здесь – следователь, но он уходит… совершенно бесполезно и пугает девочек… подожди секунду, он недостаточно сообразителен, чтобы понять намек. – Она подала Аркадию знак уходить. – Разве вы не видите – я на работе?

– Я тоже. Вот фото Веры. Взгляните!

– О! Нет. – Фото оказалось в руке Спиридоновой, и она тут же сунула его назад Аркадию. – Уходите уже! Я не могу поверить, что вы показали вот это моим балеринам.

– Но я не показывал им этого…

Он опустил руку в карман куртки и впихнул Спиридоновой другую фотографию, пристально наблюдая, как ее взгляд скользнул по грязному матрасу, полураздетому телу Веры, татуировке-бабочке у нее на бедре.

– Я не понимаю… – Спиридонова немедленно нажала на отбой.

– Я тоже, – заметил Аркадий.

– Господи, как это могло случиться? – Она отбросила фото так, словно по нему полз паук. – Кто… кто мог сделать с ней такое?

– Я не знаю.

Он описал обстоятельства, при которых была найдена девушка: «Одета – как проститутка, татуировка – как у проститутки, на кровати проститутки, порошок для того, чтобы „вырубить“ клиента – как у проституток».

– Я не могу это никак объяснить. Это не та Вера, которую я знала.

– Какой она была?

– Свободных нравов – так можно было бы о ней сказать.

– Сексуально свободных?

Она задумчиво улыбнулась.

– Они все – разные: бисексуалы, геи, лесбиянки. Вера была популярна и у мужчин и у женщин – они слетались к ней, как пчелы на шикарный цветок. Но она была честолюбива. У нее мог быть любой из дюжины миллионеров. Зачем ей продавать себя у Трех вокзалов?

– Вы можете назвать имена ее мужчин?

– Я могу назвать некоторых, но этот список будет неполным и несвежим. Она была слишком непостоянной девочкой. Она жила в общежитии. Может быть, стоит поговорить с соседями по комнате.

– Что она изучала?

– Языки. Международные отношения.

Аркадий был удивлен. На факультет международных отношений обыкновенно попадала только элита. Аркадию было трудно в это поверить, но он сам когда-то был частью «золотой молодежи» Москвы. …Когда-то, когда на этой земле царили красные динозавры.

– Как к ней относились другие балерины?

– Отлично.

– И не было конкретных врагов?

– Нет, никого.

– Вы проводили с ней собеседование, прежде чем принять в труппу?

– Конечно, хотя это не Большой театр. Я здесь не совсем настоящий репетитор – главным образом для престижа… Девочки в основном делают то, что им нравится. Это все-таки клуб «Нижинский». Люди здесь ждут чего-то нового, причем каждую неделю. И за те деньги, которые они здесь оставляют, еще хотят прикоснуться к культуре. Не слишком долго, конечно, хотя бы секунд на десять. Увидеть некоторые пируэты или живые картины. Девочки выстраиваются в линию, как самые настоящие балерины с самим Нижинским, чтобы богатые мужчины могли ими просто полюбоваться… – Она курила и напряженно выдыхала дым, который скручивался в замысловатые арабески, – …боготворить их.

– У нее в Москве семья?

– Ее родители погибли во время взрывов в метро. Брат пропал в армии – он повесился…

– Почему?

– Он был геем.

Этого было достаточно. В армии над новичками обычно издеваются. Гомосексуалов преследуют.

– Когда это случилось?

– Под Новый год. Она была расстроена, но ничего необычного. Она была собранным человеком, именно потому это, – она направила взгляд на фотографию Веры в бытовке, – совершенно необъяснимо.

– Она хорошо одевалась?

– Ничего бросающегося в глаза.

– Дорогие украшения?

– Нет.

– Сегодня вечером вы давали спектакль, в котором балерины принимали пять основных позиций, кроме четвертой. Ее, как предполагалось, должна была исполнять Вера?

– Да.

– Почему никто не встал на ее место?

– Вера часто приходила в самый последний момент. Я, сознаюсь, делала ей поблажки. Девочка много занималась в университете. Я уважала ее за это.

– Вы заявили о том, что она пропала без вести?

– Если бы ее не было неделю. Она вела активную жизнь. Это – свойство молодости, не так ли? Энергия?..

– Она когда-нибудь принимала наркотики?

– Никто из моих девочек не принимает наркотики – в противном случае их бы немедленно уволили. У меня этого не может быть.

– Когда вы последний раз ее видели?

– В четверг, на репетиции.

– Точное время?

– С двух до пяти. У нас два раза в неделю репетиции, потому что, как я вам рассказывала, балерины по большей части создают собственную хореографию. Все, что я требую – чтобы они не свалились со сцены…

– Какое у нее обычно было настроение?..

– Всегда приподнятое.

– Пожалуйста, напомните, какая тема была в этот уик-энд…

– Эксплуатация детей. В частности – девочек. Я использовала костюмы, в которых были смешаны такие разные образы, как Лолита, японские нимфетки – аниме, детский балет.

– Я видел это. Но мне показалось, что кое-что отсутствует.

– Что вы имеете в виду?

– Независимо от того, что должна была бы представлять Вера, вам стоит взглянуть на фото, и, может быть, вы вспомните…

Ее глаза скользнули по фото насколько это было возможно быстро.

– Я понимаю, вы считаете, что она здесь похожа на проститутку.

– Балерины сами выбирали, какой костюм надевать или вы назначали им роли?

– Я назначала им роли. Но это же все только для сцены, понимаете.

– Вы узнаете ту одежду, что была на Вере, когда ее убили? Юбка, топ, сапоги?..

– Трудно сказать точно.

– Каково ваше первое впечатление?

– Похоже на костюм…

– Тот, что вы выбрали для нее?

– Да, но не предполагалось, что они отправятся в таком виде домой. Зачем стала бы она появляться в этом ночью, да еще в таком опасном месте, как Три вокзала?

– Накануне она говорила о каких-нибудь своих планах, собиралась ли куда-нибудь ехать?

– Нет… – Иза Спиридонова запнулась, – насколько мне известно – нет.

– Вы можете вспомнить кого-нибудь, кто мог бы желать ей вреда – прежний любовник, ревнивый коллега?

– Нет. Творческий век балерины, знаете ли, достаточно короток. Один неверный шаг, одно падение, одна поездка.

– И это может быть даже не падение?..

– Да. Именно поэтому танцоры ужасно суеверны… – Она снова вернулась к фото, – а татуировка совсем недавняя.

– Когда она появилась?

– Две недели назад.

– Спасибо. Это поможет определиться со временем.

– Неужели все так, как вы говорите. – Спиридонова скривила губы.

– Если вы еще что-то вспомните, – Аркадий дал ей свою визитную карточку, – лучше звонить на сотовый. Я крайне редко бываю на работе.

Выходя из конуры мадам Спиридоновой, Аркадию пришлось прижаться к стене – три китайца, одетые в черное, как раз выскакивали из грузового лифта. Он находился напротив, двери были открыты – чем не приглашение. Аркадий вошел и нажал пятый.

Когда двери открылись, он шагнул в мир, задрапированный в черное. Платформы, переходные мостки, рельсы и скрытые за кожухами осветительные приборы. Внизу был цветной мир – пучки света окрашивали воздух в красный, синий и зеленый. Глобус блестел и вращался, когда танцоры взлетали в бесконечном пульсировании ритмов. С высоты пятого этажа все это казалось далеким. На среднем переходном мостике сидел Петрушка. Он выглядел грустным – таким унылым мог быть только клоун. Он бесцельно постукивал одной ногой о другую и никак не реагировал на появление Аркадия.

– Я догадываюсь, почему вы здесь, – сказал Аркадий.

– И почему?

– Хочется побыть одному.

На нем был мешковатый костюм, но он не мог скрыть его мощную мускулатуру, – не больше, чем грим мог скрыть снисходительное выражение.

– Правильно…

– Вы – человек, который летал во время шоу, – сказал Аркадий.

– Вы все еще здесь?..

– Ну, предположим, я просто любопытный и никогда раньше не видел сцены с такой высоты.

Когда глаза привыкли, он разглядел космический корабль, люстру, детскую коляску – атрибуты спектакля – все это было подвешено к потолку. На переходном мостике рядом с Петрушкой лежала страховка и аккуратно сложенный канат.

– Что надо сделать, чтобы избавиться от вас?

– Ответить на несколько вопросов, – сказал Аркадий.

– О чем?

– О полетах.

– Я не думаю, что это будет вам интересно.

– Почему бы и нет?

– Хорошо, есть два вида полетов. Того, кто летает на двух канатах, буксируют по кругу, как чемодан, безопасно и медленно. Тот, кто летает на одном канате, летит в любом направлении, с любой скоростью, как ему понравится. Вот это – приспособление для одного каната. – Он посмотрел на Аркадия сверху и вниз, – но вы, определенно, не стали бы летать на двух канатах.

– Вы намекаете на человека, который стоит внизу, на земле, и держит другой конец каната?

– Человек… Или мешок с песком.

– Как вас зовут? – спросил Аркадий.

– Петрушка.

– Вы все еще в роли?

– Всегда. Так же как и вы. Вы – милиционер, не так ли?

– Как вы догадались?

– Вас выдает вид человека, который всегда «на работе».

– Вы так думаете?

– Абсолютно точно.

– Вы были знакомы с Верой Антоновой?

– Я не знаю. Кто она?

– Балерина. Здесь в клубе.

– Нет, я здесь новый человек.

– Вы не москвич?..

Петрушка зажег сигарету спичкой. Вместо того чтобы загасить огонь, он дал ей упасть на навес для прожекторов.

– Это – часть клоунады? – спросил Аркадий. – Вы хотите, чтобы здесь все сгорело?

– За каждый вопрос – спичка. Это – игра.

– Вы и правда – псих?..

– Смотрите, уже две спички.

Клоун зажег еще одну спичку и пустил ее дрейфовать вниз к прическам, обнаженным плечам, декольте. Аркадий понимал – маловероятно, что вниз долетит настоящее пламя – все-таки далеко, – но для паники достаточно одного вскрика «Пожар!»

– Вы не прекратите?

– Еще одна.

Петрушка зажег третью спичку и, прежде чем бросить ее вниз, дал пламени разгореться.

– Еще?

– Вера Антонова мертва. Это не вопрос, – сказал Аркадий. Клоун не ответил. По крайней мере, решил Аркадий, он не станет зажигать спичку. – Она была красивой девочкой. Это – также не вопрос. У меня есть ее фото.

– Я покажу вам, как это действует, – клоун встал на ноги, взял веревку, прошел по рельсу… У него было феноменальное чувство равновесия. Стоя на рельсе в полутьме, он перекинул веревку через блоки над головой, сделал петлю на одном конце и вручил другой конец Аркадию.

– Держите.

– Зачем?

– Вы – мой противовес.

Клоун вставил ногу в петлю и взошел на мостки. Потом нырнул вниз, когда Аркадий пытался удерживать веревку в руках. Но она оказалась настолько скользкой, что все, что мог сделать Аркадий, дать ей размотаться, а Петрушка изящно приземлился на танцпол. Гости оценили его стремительный спуск аплодисментами. Петрушка взглянул наверх во тьму, дернул веревку и пустил по ней прощальную волну Аркадию. Тот почувствовал себя дураком, хуже того – он явно упустил что-то важное. Он не знал где… но он был убежден, что уже встречал этого человека раньше, тогда тот, конечно, был не в клоунском гриме. Но чувство… Словно локоть человека, толкнувшего вас в метро: и хотя вам едва удается заметить блеск глаз на его лице, в памяти он остается, прежде всего, болью ушиба.

15

В 5 утра, когда выносливая публика все еще ждала последнего танца, последнего тоста и последней шутки, Аркадий вышел из клуба «Нижинский». Над городом нависла гроза. Порывы ветра швыряли по улицам мусор. Крупные капли дождя били по машинам и ветровым стеклам.

Аркадий поставил «Ладу» подальше от клуба, чтобы не подвергаться насмешкам со стороны охранников на стоянке. Аккуратно разместил пластиковые банки в салоне – крыша авто прохудилась настолько, что протекала в дождь.

Мужчина и женщина, поторапливая друг друга, прокладывали себе дорогу, стараясь опередить грозу. Мимо пробежала еще одна пара – женщина была босиком – туфли на высоком каблуке она несла в руке. С ним поравнялись чьи-то ноги – рядом вырос Дима-телохранитель. «Глок» открыто повис у Димы на плече.

Дима обыскал Аркадия, быстро «прощупав», в это время с ними поравнялся роскошный «Мерседес-S550». Боковое стекло сползло вниз, в нем появился Саша Ваксберг и пригласил Аркадия… еще на минуту.

Аркадий был польщен, но теперь жалел, что у него не было с собой пистолета.

Ваксберг и Аня расположились на заднем сиденье, рядом стояла красно-белая спартаковская спортивная сумка. Аркадий и Дима сели на откидные сиденья, спиной по ходу движения. Машина тронулась, и по тому, как она пошла, Аркадий почувствовал, какая она тяжелая – бронированная с пуленепробиваемыми стеклами; глубоко просевшие шины, шурша, плотно цеплялись за мостовую. Похоже, водитель, нажал на кнопку и тихо запер двери.

– Слава, можно включить нам здесь дополнительный обогрев? Наш друг немного промок под дождем. – Ваксберг обратился к Аркадию: – Так что вы думаете о нашем клубе?

– Незабываемо.

– А женщины? – спросил он. – Они благородные и довольно красивые – не так ли?

– Настоящие амазонки, – ответил Аркадий.

– И это не случайно, – добавила Аня, – девочки стекаются в Москву с романтичными мечтами – они хотят стать моделями или балеринами. А Москва превращает их в барышень для эскорта и простых шлюх. Мы их отмываем, полируем и накачиваем им бюсты, как воздушные шары. Короче говоря, мы превращаем их в красоток.

– Куда мы едем? – спросил Аркадий.

– Отличный вопрос, – заметил Ваксберг. – Мы могли бы пойти в мое казино на Арбате. Нет, его закрыли. Или казино у Трех вокзалов. Нет, его тоже закрыли. Фактически, у меня все казино закрыли. Я получал с них миллион долларов в день. Теперь, скажите спасибо нашему кремлевскому дзюдоисту с черным поясом, я просто плачу за аренду.

– Но у вас все еще есть ваши полмиллиарда долларов?.. – Аркадий оценил, как Ваксберг смог обойтись без упоминания Путина. – Но вы хотите сказать, что вам уже не так, как прежде, благоволят в Кремле.

– Да, не особо. Итак, мы просто на покатушки, не так ли?

– И поговорить. Я прав, Аня?

– Надеюсь, что так.

Дождь барабанил по крыше. Сидя спиной вперед и глядя на улицу сквозь тонированные стекла и ливень, Аркадий не понимал, где они едут.

– Меня можно считать кем угодно, но я не лицемер, – заговорил Ваксберг. – Когда наш великий старый Советский Союз разваливался, я наварил много денег. Это можно сравнить с тем, как из старых кусочков складывают новую мозаику. Мне представились возможности, и я сумел ими воспользовался везде, где только мог. Чем только ни занимались на первых порах те, кто потом сколотил большие состояния – Ротшильды, Рокфеллеры? Вы же не думаете, что у них изначально руки по локоть в крови?

– То есть, вы стремитесь войти в элиту?

– А почему нет? …Но любые деньги превращаются в мыльный пузырь, если государство не признает незыблемости права частной собственности. И в зарождающемся государстве – а мы надеемся, что Россия, поверьте мне, является таким новым государством – пузырь этот может лопнуть легко. Кто захочет заниматься бизнесом в стране, где состоятельных граждан публично травят, а потом отправляют за решетку – и в Сибирь? Мы думали, что Кремль нас любит. Но теперь мы все попали в черный список.

– И кто же в этом списке? – Аркадию было любопытно.

– Мы – это так называемые вами олигархи. Идиоты, которые привели к власти эту ящерицу. И эта наша ящерица оказалась вдруг хищным тираннозавром. У меня в Москве было более двадцати заведений. Теперь – везде мрак, софиты погашены, кроме «Нижинского». Там отличный шеф-повар, помощники режиссера, крупье – больше тысячи человек, которым я плачу каждую неделю, просто чтобы они оставались со мной. «Нижинский» – моя последняя точка опоры. Вы понимаете, что сейчас они используют любой предлог, чтобы прикрыть мой бизнес, а скандал вокруг мертвой девушки только сыграет им на руку.

– Все еще хуже. Я думаю, что ее убили.

– В таком случае я хочу знать, кто это сделал.

– И это не вызовет скандал?

– Нет, если все будет сделано по закону и если информацией об этом распорядиться должным образом.

– Мне не нравится эта тема, – заметила Аня.

Ваксберг подался вперед. Он выглядел усталым, диким, кожа – сухая, как пергамент, борода и брови – черные, как смоль, – стареющий дьявол, пользующийся косметикой. Он прямо спросил Аркадия:

– Зачем вы здесь, объясните? Вы ведь сами занимаетесь расследованием, правда? Любопытных я больше не заметил.

– Я помогаю детективу, который пока работает в другом направлении.

– Как следователь?

– Да.

Ваксберг мягко добавил:

– Я разговаривал с Зуриным.

– С прокурором Зуриным? Сегодня?.. – Аркадий должен был признать, что такое развитие ситуации не могло прийти ему в голову.

– Да. Я извинился за столь поздний звонок. И, признаюсь, мне никогда не доводилось разговаривать с человеком, настолько склонным избегать какой-либо ответственности. Он сказал, что у вас не было никакой причины начинать расследование, потому что вас временно отстранили от должности. Фактически, он охарактеризовал вас как лжеца, склонного к бахвальству, да еще способного к насилию. Прокурор Зурин прав? Вас действительно временно отстранили от дела?

– Еще нет.

– Но ждать недолго. У Зурина масса информации. Вы когда-нибудь стреляли в прокурора?

– Это было очень давно.

– В вас самого стреляли?

– Несколько лет назад.

– В голову?

– В голову…

– И здесь есть тонкий момент. Прокурор Зурин изобразил вас как психически неуравновешенного человека с больными мозгами, мошенника. Фактически – как бешеную собаку.

– Вы на самом деле такой?.. – Аня переспросила Аркадия.

– Нет.

Звук дождя подавлял все другие звуки, казалось, что началось наводнение, и все дома, деревья и автомобили встали на цыпочки. Дима следил за диалогом, держа палец на курке. Аркадий внутренне сочувствовал Ваксбергу. Люди полагают, что одно из преимуществ невероятного богатства состоит в том, что вы можете легко испортить выстрелом дорогой салон пуленепробиваемого автомобиля, пусть все зальет кровь. Но за дорогой кожей – настоящая броня, рикошет будет крайне болезненным.

– Уезжайте отсюда до тех пор, пока власть не сменится, – заговорил Аркадий. – Вы – глава международной компании. Я уверен, вы вывели заграницу достаточно денег, на свежий круассан по утрам и стакан апельсинового сока хватит.

– Они аннулировали мой заграничный паспорт, – сказал Ваксберг. – Я – в ловушке.

– Плохой знак, – согласился Аркадий.

– Мне нужен паспорт, чтобы я мог свободно ездить и заниматься бизнесом. Я также хочу, чтобы у меня была возможность вернуться и защищать свои интересы. Для этого мне нужны умные, заслуживающие доверия люди.

– Уверен, что у вас есть подходящие кандидаты.

– Их нет, а те, кто есть – запуганы. Как вы считаете, почему мы разговариваем здесь, когда нас уже почти наполовину затопило? Мой офис прослушивается. Мой автомобиль и телефоны тоже прослушиваются. Мне нужен человек, который хорошо знает закон, но которого этот закон не останавливает. В некотором смысле, Зурин дал вам максимально положительную рекомендацию. Следователь, который убил прокурора – боже мой!.. – Слава объезжал вокруг баррикады из оранжевого цвета бочек, направляя машину к незаконченному пролету автострады, где изогнутая конструкция повисла в воздухе. Вокруг не стояли бетономешалки, не было видно генераторов или других признаков активной деятельности. Машина остановилась в десяти метрах от края эстакады. Слава открыл двери.

– Вы хотите, чтобы мы вышли? – спросил Аркадий.

– У нас есть зонты. Вы же не боитесь небольшого дождика, не так ли?

– Я останусь здесь, – сказала Аня.

– Вы должны простить меня, – Ваксберг обратился к Аркадию. – Я немного параноик, но если бы вас столько раз предавали, как меня, вы бы тоже стали параноиком. Это – шестое чувство.

Дима открыл зонт над Ваксбергом, когда он вышел из машины. Аркадий от зонта отказался и пошел по эстакаде к точке, где открывался панорамный вид на Москву. Городские огни скрывал дождь, казалось, что где-то тлеют угли. Молнии играли в облаках, и Аркадию вдруг пришло в голову, что высокий пролет недостроенной магистрали, нашпигованный стальной арматурой – не самое безопасное место, особенно в такую грозу. Он вдруг подумал, что если с ним что-то случится, то дело Веры Антоновой останется нераскрытым. Еще у него был ключ от «Лады» Виктора. Впрочем, и та скоро развалится, как повозка в пустыне.

Ваксберг отвел зонт назад, чтобы насладиться картиной ливня.

– Нет лучшего места для конфиденциального разговора, чем на улице под дождем.

– Разговора о чем?

– О вас. Вы – именно такой человек, которого я искал. Находчивый интеллектуал, кроме того, вам абсолютно нечего терять.

– Жесткая оценка.

– Это означает, что вы готовы к любой перемене судьбы.

– Нет, – ответил Аркадий.

– Подождите. Вы даже не выслушали моего предложения.

– Я не хочу его слышать. До завтра, по крайней мере, я – следователь.

Дима подошел к ним, держа на изготовку «Глок».

– Есть проблемы? – спросил он Ваксберга.

– Нет, так, немного упрямства.

– Чему это вы радуетесь? – Дима посмотрел на Аркадия.

– Сейчас гроза, молнии, а у вас в руках – пистолет. Вы – человек-громоотвод.

– Идите к черту, – лицо телохранителя выражало недоумение.

Аркадий на мгновение задумался, сможет ли смерть восполнить жизнь, лишенную сна. Что касается преисподней, то он подозревал, что она окажется больше похожей на Три вокзала, чем на сковородки с горящей смолой и серой.

Через разрывы облаков были видны проблески синего предрассветного неба. Гроза играла последнюю барабанную дробь отступления.

Аня вышла из автомобиля и хлопнула дверью. Она уже не выглядела счастливой.

– Аня, вы нас потеряли? – спросил Ваксберг.

Она молча показывала на капот.

– Это? – Дима махнул на веревку, которой был привязан капот у «Мерседеса».

Аркадий задавался вопросом, с каких пор капоты у «Мерседеса» привязывают веревками, чтобы они не открывались?

Дима, похоже, подумал о том же, поскольку он наклонился к веревке, но в этот момент капот внезапно открылся, и из мрака багажника возник новый пассажир. С этого момента все тела стали двигаться медленно. «Безбилетник» стрелял в Диму – один, два, три вспышки у ствола. Дима пробовал открыть ответный огонь, но его безупречный пистолет заклинило из-за дождя. Качнувшись назад и бесполезно сжимая курок, который так и не подался, он принял на себя четыре пули и только потом рухнул. У Славы тоже был «Глок». Но пистолет водителя не заклинило, и он расстреливал «Мерседес», пока не вышла вся обойма. «Безбилетник» выкатился на дорогу, прячась за бронированную машину. Идея отступления, похоже, пришла в голову и Славе, он тоже нагнулся, и тут раздался выстрел.

Аркадий поднял пистолет Димы. Он не был стрелком: его отец-военный сумел вселить в Аркадия ненависть к огнестрельному оружию, но пока он рос, часто чистил оружие, постоянно о нем заботился. Ствол с девятимиллиметровым отверстием стоял прямо, как дымовая труба, на раме «Глока». Аркадий стал осторожно приближаться к машине, потому что был не очень метким стрелком. Однако в этот момент неизвестный пассажир вновь скрылся в бронированном багажнике и поспешно перезаряжал пистолет. Было слышно, как он несколько раз выругался, пытаясь вслепую его проверить, а потом высунулся с пистолетом в тот момент, когда небо буквально раскололось от молний. Увидев вспышку, он на мгновение сожмурился. Белый свет вспыхнул за спиной Аркадия, и он выстрелил. «Безбилетник» согнулся, стал заваливаться и, наконец, скатился на дорогу.

Аркадий нашел в бардачке карманный фонарь. Стрелявшим был карлик – тридцати-сорока лет, мускулистый, в балетном трико – прямо из сказки, в свитере-водолазке – как в «Белоснежке», за исключением того, что он все еще сжимал девятимиллиметрового «Макарова». Между глаз у него появилось ровное отверстие – как ожог от сигареты.

– Это Тупой… – выговорил Ваксберг. – Вы убили Тупого…

Дима и Слава тоже были мертвы, они лежали лицом вниз – плоские, как рыбы, кровь смешивалась с дождевой водой. Аркадий заглянул в багажник и обнаружил, что место, где должен быть фонарь, заклеено липкой лентой. Он сорвал ленту и обнаружил пластиковый пакет из супермаркета, в котором была перемена одежды, пончо, обувь и карточка метро. Никаких документов. Ничего ценного, чтобы стоило прятать в багажнике, уж и не говоря о подготовке к убийству. Аркадий вспомнил о спартаковской спортивной сумке на заднем сиденье.

– Стойте! Я все объясню, – Ваксберг видел, что Аркадий ринулся в машину.

Аркадий открыл сумку, и из нее вывалились чеки, векселя на предъявителя, а еще доллары, евро – в пачках по 10 000.

– Это – пожертвования от гостей, которые пришли на аукцион, – сказал Ваксберг.

– В фонд помощи детям, – уточнила Аня.

– Какая удача! Как только эта сумка окажется в руках милиции, вы ее больше никогда не увидите.

– Вы можете объяснить им, – выговорил Ваксберг. – Ведь вы сказали, что все еще следователь.

– Не самый популярный. Сколько здесь денег?

– Около ста тысяч долларов, – уточнила Аня. – Столько же в чеках и векселях.

– Ладно, поверите или нет, но некоторым людям, эта сумма может показаться большой.

– А сотрудник прокуратуры не захочет сам узнать, сколько здесь денег?.. – спросил Ваксберг.

– Вы хотите предложить мне сделку после того, как почти всех нас перестреляли?

– Да, но вы, кажется, не особенно и заботились о себе. Я имею в виду то, что когда Тупой в вас стрелял, вы, не раздумывая, подошли и продырявили ему голову.

Молнии прекратились, но дождь продолжал идти. День готов был начаться, и Аркадий знал, что рано или поздно патрульная машина, проезжая мимо отгороженного участка, увидит на недостроенной эстакаде лимузин. Если они подъедут ближе, то наткнутся на тела… Дорожная милиция брала взятки почти за все.

Ваксберг, не дождавшись, пока Аркадий передвигал коченеющие тела, подошел ближе, словно хотел получше разглядеть то, что осталось от самого славного карлика на свете.

– Что вы делаете? – вскрикнул он, когда Аркадий молча вложил пистолет в руку, прицелился в небо и несколько раз нажал на курок пальцем Ваксберга, как будто тот стрелял.

– Делаю из вас героя. Экспертиза покажет, что вы стреляли несколько раз.

– Вы хотите списать преступление на меня?

– Напротив. Я сделаю из вас героя. Расскажите им о том, что случилось, как было, за исключением моего присутствия здесь. Сыграйте эту сцену и честно расскажите, что происходило.

– Вы нас оставляете? – осведомилась Аня.

– Да. Скоро откроют метро. В десяти минутах отсюда станция. Заберу свою машину. Не «Мерседес», конечно, но, по крайне мере, без дыр от пуль.

– Итак, я действовал в целях самообороны. Я просто приблизился к этому убийце и… Бах! – продумывал свою роль Ваксберг.

Аркадий ничего не сказал, хотя помнил, что писал его отец в армейском уставе: «В боевой обстановке офицер может бежать только, если это последний выход, но никогда не отступать. Офицер, находящийся под прямым огнем, должен двигаться спокойно и уверенно, а не носиться от одного укрытия к другому. Такой стоит десяти блестящих тактиков». Аркадий мечтал, чтобы он умер до того, как стал его отцом.