Текст книги "Три вокзала"

Автор книги: Мартин Круз Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

21

Виктор толковал татуировки, сидя в кафе на Ярославском вокзале. Он дотронулся до экрана на телефоне Аркадия, увеличил изображение и начал.

– Подумай о татуировках преступника как о выставке художников школы Рубенса – эти «картины» обычно пишут разные руки и в разное время. Словно художники раскрашивают разные части тела – проступают лица, одни становятся ярче, другие, напротив, как будто уходят в тень. Некоторые места остаются незаполненными в ожидании значимых событий… Начнем с Мадонны с младенцем – эта семейная сцена говорит нам о том, что Тупой вырос не в простой семье, а в доме вора в законе. Татуировка сделана примитивно, лица переделывались позже. А вот тату с котом символизирует его раннюю карьеру мазурика – вора. Представь себе гибкого кота, он как карлик способен ловко проникнуть в любое место.

Наш герой становится старше и превращается в настоящего убийцу. Три дырки – три жертвы, будто бы он их просто трахнул. Четыре раза он сидел в тюрьме. Зубцы на колючей проволоке говорят о том, сколько лет. Паутина на плече означает, что он, скорее всего, сидел на героине, потому что в том, как нарисована паутина, есть нечто сюрреалистичное, напоминающее Дали.

Аркадий слушал и смотрел на Виктора, думая, что в нем как будто появились новые силы. Для человека, который должен был бороться с алкогольной зависимостью, он выглядел на удивление здоровым.

– Шкуре иного преступника можно доверять больше, чем визитной карточке. А эта визитка говорит о том, что у него есть приятели в Москве, Лондоне и Гонконге, притом, что сам он никогда не был дальше Минска. И, кстати, если преступник носит татуировку о преступлении, которое он не совершил, его «коллеги» по зоне рано или поздно поперек лица напишут – «Врун».

– Приятно знать, что хоть где-то в мире есть порядок.

– В старые времена – был. Но сегодня у каждой домохозяйки на заднице – тату. Да и зеки уже не станут довольствоваться самопальными чернилами, когда их подруги на воле фланируют с наполовину спущенными трусами, а на заднице у них сверкают узоры, – он прервался и спросил: – Ты чем-то взволнован?

– Они должны были прислать мне письмо об отстранении от следствия и об увольнении со службы. Зурин прислал только одно.

– Ты уверен?.. Все-таки я не могу поверить, что сижу здесь рядом с человеком, который убил Тупого, карлика. Помнишь, после этого должно начать действовать проклятие, как в сказке про «Белоснежку»?

– Скорее всего, – согласился Аркадий.

– Не переживай. Тебя уже столько раз дрючили, так что очередное проклятие точно пролетит мимо.

Виктор ушел до того, как принесли счет. Аркадий поинтересовался у официанта, не видел ли он мальчика, который на вокзале играет в шахматы.

Официант наклонил голову и задумался.

– Худенький такой мальчик?

– Да. Женей зовут.

– Не знаю никакого Женю. Этого зовут Гениус, он здесь привокзальный гений…

– Может быть.

– Он все время ошивается на вокзале – шляется туда-сюда.

– Сегодня был здесь?

– Нет. Может, у него сегодня свободный день. Вчера вечером у него были какие-то разборки с подругой. Прямо здесь.

– Подруга? – Аркадий не был уверен, что правильно расслышал.

– Королева красоты.

– У него есть красивая подруга?

– С бритой головой.

– С бритой головой, – ни больше, ни меньше? – Женя, которого знал Аркадий, никогда не связывался с модной тусовкой. Он вообще всегда был один. – Похоже, мы говорим о разных людях.

– …Она выглядела необычно, но, ясное дело, сука, – пожал плечами официант.

22

Четверо мужчин собрались за круглым столом: старший следователь Ренко, районный прокурор Зурин, помощник заместителя генпрокурора генерал Гендлер и священник, которого все называли отец Иосиф – он всегда сидел неподвижно, как чучело совы. Он давно перешагнул возраст принудительного выхода на пенсию – шестьдесят лет, и, по-видимому, продолжал работать по годовым контрактам. Никто не знал точно статус отца Иосифа. Никто когда-либо не слышал, чтобы он хоть что-то говорил.

Зурин никогда не выглядел лучше, чем сейчас: сосредоточенный и готовый к борьбе. При Ельцине он округлился и стал апоплексичным, при Путине – сел на диету, занялся физкультурой и похудел. Перед ним стоял штабель папок с делами – важные были отмечены красной полосой.

Гендлер положил на середину стола служебное удостоверение Аркадия и пистолет, девятимиллиметровый «Макаров», и заметил, что все выглядит как идеальная русская рулетка.

– Кроме того, что там вертится барабан, – заметил Аркадий. – Есть возможность его самому крутануть, тогда выпадает случай, есть шанс.

– И кому здесь нужен шанс?..

Гендлер установил на столе диктофон. Он нажал на кнопку «запись» и назвал место, дату, время и участников слушания дела об увольнении со службы.

Аркадию потребовалось мгновение, чтобы понять, что происходит на самом деле.

– Постойте, идет слушание о временном отстранении от исполнения должностных обязанностей.

– Нет, это – слушание об увольнении.

– Я получил вчера поздно вечером письмо об отстранении от исполнения служебных обязанностей. У меня оно есть. – Он протянул письмо помощнику заместителя прокурора. Тот отложил его в сторону, не читая.

– …Однако это второе слушание. Какой бы ни была причина, но вас не было на первом.

– Я бы хотел перенести слушание на другую дату.

– Отклоняется. Все участники на месте. Кворум имеется, есть основное досье и материалы, которые принес прокурор Зурин. Мы не можем просить его таскать эти дела туда-сюда, когда вам будет удобно.

– Мне нужно время, чтобы подготовить материалы.

– Это – второе письмо. Первое было отправлено вам месяц назад. Вчера время для вашей подготовки к слушанию закончилось.

– Я не получал первого письма.

– Я отправлял, – настаивал Зурин.

– Тогда я уже был бы отстранен от следствия.

– Так и было.

Так вот чем объясняется отсутствие поручений от прокурора. Ничто не могло скрыть торжества на лице Зурина. Он отлично играл свою роль и так классно держался.

– Я присутствовал на работе каждый день.

– Полагаю, готовиться к слушанию по вопросу увольнения со службы я вам не препятствовал, – заметил Зурин.

– Ренко, вы что-нибудь можете сказать в свою защиту? – вдруг спросил Гендлер.

– Нет.

– Но ведь вы продолжали активно работать. Согласно утверждениям прокурора Зурина, два дня назад ночью вы побывали в вытрезвителе. А вчера изменили отчет о вскрытии трупа, чтобы скрыть убийство.

– Отчет о вскрытии трупа не был изменен. Я, напротив, на деле помогал раскрыть убийство, а не скрыть его. Я полагаю, что мы можем столкнуться с серийным убийцей.

– Так вы утверждаете, что напали на след серийного убийцы. Голубая мечта каждого следователя! Я сожалею, но при сравнении аргументов и контраргументов, я должен доверять веским доказательствам, но у вас их нет – ни одного.

– Я предлагаю начать с доказательств прокурора, чтобы убедиться в том, насколько они веские, – сказал Аркадий.

– У нас нет времени. Я удивлен – так вы будете оспаривать увольнение со службы или нет? Я должен предупредить вас…

– Нет.

– Вы не станете оспаривать свое увольнение?

– Не буду.

– Он согласен!? – Гендлер обратился к Зурину, не скрывая удивления.

– Я слышу. Тогда это ему больше не понадобится. – Зурин сгреб со стола служебное удостоверение и пистолет Аркадия.

– Не пистолет, – Аркадий схватил Зурина за руку.

– Это – государственная собственность.

– Пожалуйста, господа, – помощник генпрокурора попытался их расцепить.

Аркадий разогнул пальцы Зурина. Прокурор отпустил и сказал:

– Да он же просто псих. Он напал на меня прямо на глазах у свидетелей.

– Читайте это, – Аркадий передал пистолет Гендлеру.

– Читайте что?

– Вот здесь – на боку.

Сбоку на пистолете мелкими каллиграфическими буквами было выведено: «Этим огнестрельным оружием награждается Заслуженный следователь России А. К. Ренко с благодарностью от народа».

– Это – мое оружие, – сказал Аркадий.

– Я учту это обстоятельство, – Гендлер удерживал пистолет.

– Ренко, – раздался голос отца Иосифа. – Ну ты и сукин сын…

Все замерли. Гендлер был ошеломлен. Никто никогда не слышал, чтобы отец Иосиф произнес хотя бы слово.

– Пистолет останется у тебя, – сказал отец Иосиф.

Решение было принято.

За каждым столом в комнатах отделений милиции разворачивался свой спектакль, за ним – своя драма. Убийцу наручниками приковывали к стулу. Сильно потеющий турист постоянно проверял карманы, как будто от этого может материализоваться его паспорт. Пожилая женщина, у которой пропал кот, принесла его фотографию. Помимо искривленных фотографий профессиональных преступников, на информационном табло были фотографии дезертировавших солдат – каждый день новая пачка. За компанию – фото какой-нибудь «золотой рыбки».

Аркадий появился с пакетом бутылок холодной газировки. На третий день детоксикации обыкновенно выходил весь алкоголь, но Виктор был хитер, как дрозд.

– Добрался без проблем?

– Все – о’кей.

– Как прошла встреча?

– Слушание было по поводу увольнения со службы, а не по поводу временного отстранения от исполнения обязанностей.

– Ты шутишь?! – выпрямился Виктор.

– Они выглядели вполне серьезными. Было не похоже, чтобы они шутили.

– Ты уже не с нами?

– Простой цивильный теперь.

– Ну, такой уж и «простой»… Хочешь, я прибью Зурина? Правда. С огромным удовольствием.

– Не стоит, но я ценю твою заботу.

– Да-аа… Невозможно выиграть в этом гребаном мире. Давай сегодня вечером напьемся. Напьемся до потери сознания. Что скажешь?

Аркадий сел за компьютер Виктора. На его экране возникла красивая девица с пышными светлыми волосами и скандинавскими синими глазами. Она была укутана в волчью шкуру и такую же шапку. На заднем плане – луковичные купола собора Василия Блаженного пылали в золотом солнечном свете.

– Ты делаешь успехи, – заметил Аркадий.

– Отстранен, уволен. Ты же это так не оставишь.

– Пока нет.

Надпись на фотографии говорила – «Оксана Петрова, Venus International».

Тут же можно было посмотреть фото Оксаны Петровой не в студии – она лежит на спине посреди зала, голова – в луже крови, руки – на бедрах. Кожаные брюки и трусы спущены до лодыжек. Возможно, первая балетная позиция. Трудно сказать. Фотография сделана два года назад. Согласно примечаниям, какой-то бездомный мужчина признался в преступлении, а затем отказался от показаний.

– Похоже, ее ударили сзади, – заметил Аркадий.

– Да они забьют как скотину любую, пока не добьются признания, что ее трахнул сам царь…

Аркадий открыл следующий экран. Инна Устинова выглядела моложе своих тридцати двух лет. Инструктор йоги, дважды замужем, первый раз – за американцем, который обещал ей Малибу и Калифорнию, а привез в Коламбус, штат Огайо. Согласно ее записям в Facebook, встречалась только с русскими. Ее мечта? Танцевать в клубе «Нижинский»! Ее тело нашли полгода назад в водосточной канаве у собачьего вольера в Измайлово. Она была голой от пояса, без признаков насилия – очевидный случай передозировки. Ноги были раздвинуты, руки разведены, как крылья – похоже на вторую позицию.

– Вот так? – показал Аркадий.

– Именно так.

– Не третья позиция?

– Да. Это называется «срать по ветру».

– Venus International – известное модельное агентство?

– Я позвонил подруге. Она все подтвердила.

– Название могли бы поточнее придумать, – заметил Аркадий.

– Что ты имеешь в виду?

– Так, это не совсем правильно – Венера это нечто большее.

– Ты имеешь в виду…

– Точно.

– Большее…

– Да.

– Ладно, они обычно выступали в роли «частных моделей» дамского нижнего белья и все такое, несколько лет дела шли отлично.

– Разве этот «Venus» не был некогда брачным агентством? Красивые русские девчонки для одиноких американских мужиков?

– Когда «Venus» начинал, они пытались заниматься всем подряд. Я понимаю, на что ты намекаешь. Думаешь этих двух женщин что-нибудь связывало?..

– Интересно?..

– У Устиновой был Facebook. У нее куча друзей, но Оксаны Петровой среди них нет. Обе жили в Москве, но как-то параллельно друг другу, не пересекаясь.

– Они ходили в клубы?

– Да симпатичная девушка всегда может попасть в клуб. Такие модели, как Устинова – постоянные клиентки в «Нижинском» и в десятке других заведений. То есть, если Петрова была танцовщицей в «Нижинском», как и Вера, между ними могли возникнуть какие-то отношения, пусть и поверхностные. Но она не была там балериной. Ведь так.

– А она не пыталась?

– Что ты имеешь в виду?

– Была ли Петрова на просмотре перед тем, как не стать танцовщицей в клубе «Нижинский»?

– Ну, и что это нам даст?

– Ведь кто-то же сказал «да» или «нет». У ворот всегда стоит привратник.

– И что же?.. – Виктор изобразил озабоченного врача, которому предстоит сообщить мрачный прогноз. – Тебя поимели.

– Возможно, тебе придется кое-что выяснить.

– А ты сам не можешь прийти и притворится, что ведешь следствие.

– Я этим только и занимаюсь в последнее время.

– Они оставили тебе пистолет?

– Да.

– Есть шанс, что тебя восстановят.

– Возможно.

– Да, тебя окружили со всех сторон: ни полномочий, ни поддержки – сплошь враги. Ну, а чего ты ждал – кровь на тротуаре, а потом взрыв аплодисментов?..

Аркадий не задумывался об этом, хотя, если честно, немного ясности в этом вопросе не помешало бы. «Дверь открыта», – подумал Аркадий и решил рискнуть.

Обернутая в шелка мадам Иза Спиридонова, балетмейстер клуба «Нижинский», полулежала в шезлонге, по одну сторону – рассыпан опиум, по другою – бокал бренди. Окна в квартире выходили на Москву-реку. Но с тем же успехом они могли выходить на Сену – превосходные старинные французские вещи в шкафу из белого тополя, стулья, обитые бархатом. Букеты шелковых цветов. На столе – фотографии Колетт, Коко и Марлен с автографами. Фотографии молодого Спиридонова, танцующего с Руди и Барышниковым, – на рояле. Масса фотографий украшала стены – как будто она не очень доверяла своей памяти.

– Пожалуйста, простите меня, я не буду вставать. Говорят, что балерины недолго стоят на пуантах, но долго страдают от бесконечной боли. Балет – жестокая система, но она работала, не так ли? У нас были красота и танцоры. Я, полагаю, именно поэтому вы здесь. Будете спрашивать о Вере?

– Да.

– Еще вопросы о клубе «Нижинский»?

– Только один. – Он сел, потому что за одним вопросом всегда следовал другой. Стоишь – и чувствуешь, что уже на полпути к двери. – Кто отбирает будущих танцовщиц для «Нижинского»?

– Я – балетмейстер.

– И много талантливых балерин хотели бы стать танцовщицами в «Нижинском»?

– Да.

– И для этого надо пройти просмотр у вас – и ничего больше?

– Да.

– Тогда почему вы согласились принять такую не слишком профессиональную танцовщицу, как Вера?

– У нее были другие качества.

– Какие же?

– Она была очаровательной девушкой. Это чувствовалось в ее танце. Это – нечто особенное, этому нельзя научить.

– Вы не против, если я включу свет? – Он уже был у выключателя, прежде чем она успела возразить, затем вернулся назад и тогда заметил фото на экране компьютера прямо перед Спиридоновой.

– Вы помните Инну Устинову? Она была тренером по йоге. Но тоже мечтала танцевать в «Нижинском».

– Конечно, я помню ее. Ну, знаете, она, мягко говоря, уже была немолода. Все ходила вокруг да около и искала плечо, на котором можно выплакаться.

– И ей удалось кого-то найти?

– Нет. Здесь все – профессионалы. Я предложила ей вернуться к своим коврикам на йоге. Я весьма переживала, когда узнала, что ее убили. Ее нашла собака. Как это ужасно, как это страшно, должно быть.

Аркадий не слушал. Он ее не заметил, пока света было мало – фотография в рамке драматически затемнена. На ней был запечатлен молодой танцор с золотистыми волосами. Это был тот самый молодой человек, которого Аркадий уже видел – обескровленный он лежал на столе в морге. На подносе лежала стопка программ различных балетных представлений.

– Мой сын, Роман. – Она следила за его глазами.

– Он тоже танцор?

– Был, пока не разрушил себя. На прошлой неделе Роман позвонил и сказал, что он с другом Сергеем уезжает отдыхать. Вчера позвонил Сергей и сообщил, что Роман поехал один.

Это было больше, чем мог рассчитывать Аркадий. Он приехал к этой женщине не для того, чтобы сообщить ей, что ее сын мертв. Более того – его сожгли под другим именем. И все же.

– Куда он собирался ехать?

– Не знаю. Я стараюсь не стоять у него на пути. Он страдает от депрессии, но врачи советуют, чтобы я дала ему дойти до дна.

– Что значит дойти до дна?.. – Конечно, Роман Спиридонов это уже сделал. Дойдите до дна, и вы окажитесь у центра земли. Но уже под чужим именем. Аркадий вспомнил голос мадам Бородиной – сухой, как хворост: «Сожгите его».

Хотя церковь против кремации, государство такую возможность допускает. Его вкатили в печь – где такой сильный огонь, что можно плавить золото, превратив плоть и кости в золу в банке с завинчивающейся крышкой и передали прямо в руки Бородиной. И что потом? Потом можно выбрать какой-нибудь парк – Сокольники, Горького или Измайлово – где от праха можно избавиться. Или просто выбросить урну в мусорный бак, или развеять над рекой.

– Кто такой Сергей?

– Бородин.

– Сергей Бородин звонил вам вместо вашего сына? Сообщил вам, что они уезжают, но не сказал, куда?

– Сергей сказал, что должен заехать, чтобы взять свою книгу.

– Что это за книга?

– Там на полке. Я жду, когда он появится.

На полке времен Луи XIV лежала сильно потрепанная книжка в мягкой обложке «Дневник Вацлава Нижинского».Вполне невинный – Аркадий просматривал страницу за страницей, проверяя, нет ли там чего.

– Вы не будете возражать, если я возьму ее с собой?

– Но Сергей за ней придет.

– Тогда он может зайти и ко мне.

У нее не было сил возражать ему. Ее внимание постоянно возвращалось к опиуму, рассыпанному на лакированном подносе, инкрустированном серебряными драконами из перламутра. Смолистая «пилюля» лежала в вазочке из тонкой слоновой кости.

– Иногда Божьи дары попадают в неправильные руки.

– Если Бородин – такой замечательный танцор, почему он ходит по канату в клубе «Нижинский», а не танцует в Большом?

– Ну, что вам сказать?.. – на мгновение Спиридонова задумалась. – Танец – дело интимное. И женщинам, так сказать, не нравится, как Сергей с ними обращается.

– Слишком мягко? Или слишком жестко?

– Как с цыплятами в мясной лавке.

23

Мая представила себя на золотой лестнице, которая ведет до самых облаков. Ее ребенок был на несколько ступенек выше. По непонятным причинам Мая не могла преодолеть разделявшее их расстояние или увидеть, что там – впереди. Но она была уверена, что там будет лучше того, что осталось позади.

– Сколько тебе лет, дорогая? В Пакистане ты уже была бы замужем и воспитывала ребенка. Какие у тебя крупные груди. Это производит на мужчин впечатление, но забудь про кормление грудью, дай их мне… Позволь раздеть тебя. Мне это очень нравится. Я все аккуратно сложу. О, Аллах, ты с каждой минутой становишься все красивее. Наш общий друг Егор не преувеличивал. Тебе нравится это место? Это офис моего другого друга, очень важного человека. Он пакистанец. Какой мягкий диван – правда? Хорошие картины, если ты их заметила. Все современное. Шампанское со льдом. Мини-бар. Хочешь выпить? Как тебе угодно. Поскольку сегодня воскресенье, у нас вся ночь впереди, дом пустой. Бритая голова – как эротично, как будто ты вся моя. Не скрою, я не в лучшей форме. Когда я приехал сюда студентом тридцать лет назад, я был тонким, как тростинка. Вот что делает русская кухня. Моя жена, благослови ее… – плохая хозяйка. Я называю ее своей женой, хотя по-настоящему мы не расписаны. Не понимаю, что русские имеют против специй. Конечно, я мало занимаюсь зарядкой. Мужчина моих размеров должен заниматься физкультурой. Это необходимость, а то он заплывет жиром, как я. Но мне приходится день и ночь проводить в киоске, иначе мои работники меня ограбят. Посмотри на меня. Я не был таким еще десять лет назад. Ты не против, если я тебя поцелую? Я выключу свет, а ты представь, что занимаешься любовью с самым красивым мужчиной в мире. О-о-о, если ты меня коснешься, я просто взорвусь. Правда, правда. О, нет, нет, нет… Так вышло, потому что у меня долго не было секса. Но я еще смогу. Подожди, я сбегаю в туалет и тут же вернусь. Одну минуту. Будет дольше, не так быстро.

Сбегая босиком по лестнице, он насвистывал песенку – «Надо жить умеючи, надо жить играючи…». Эта мелодия как будто висела в воздухе. В мужском туалете он умылся, перед зеркалом ущипнул жир на талии, скорчил улыбку, проверил зубы. Он не против подождать. И, правда: чем дольше, тем лучше. И хоть конец по-прежнему расслабленно свисал, он был уверен – это еще не все.

Свет в офисе был приглушенным. Возвращаясь, он осторожно протискивался между мебелью, стараясь не натыкаться на столы и стулья, нашептывая имя Маи и почти воркуя. Свет включили внезапно. Он оказался между двух мужчин в фартуках, рабочих ботинках и в хирургических перчатках. Если бы не перчатки, мужчины были похожи на автомехаников. На журнальном столике стоял пакет из бакалейной лавки. На секунду ему показалось, что он ошибся дверью и вошел не в ту комнату. Но тот самый мягкий диван стоял здесь, и на нем только что была Мая. Его одежда лежала на столе рядом с платком Маи, а девушки не было.

– Простите…

– …Не одевайся.

– Сядь. – Второй мужчина подсунул Али под колени стул. Он не то упал, не то сел на него.

Пока Али удавалось оставаться спокойным. «Просто вымогательство, – подумал он, – а эти двое братки». Они казались отлитыми из одной формы, различались только выбоинами – то тут, то там. Низкие голоса, глубоко посаженные глаза, вполне убедительное исполнение ролей.

– Вы поймали меня – все так – честно и справедливо. Нет нужды разыгрывать спектакль. Сколько вы хотите?

Один из мужчин показал Али фотографию с лицом Маи.

– Эта?

– Да. Послушайте, о чем бы вы ни спросили, я вам все расскажу. – Али решил, что важно наладить контакт и не демонстрировать ни капли любопытства. Его киоск грабили десятки раз, и он точно знал, что паника – худший советчик. Эти двое выглядели профессионалами, и это производило сильное впечатление. Они были мрачными, с неопределенного цвета волосами, тонкие губы без эмоций. Подбородки похожи на синюю маску. Он не стал спрашивать их имен, но про себя назвал крупного – господин Большой, а худого – господин Маленький.

– Где она? – в этот момент спросил Маленький.

– Понятия не имею. Это имеет значение? Она сделала свое дело.

Большой схватил платок Маи и сунул ему в нос.

– Да, восхитительный запах, – кивнул Али. – Маленькая сладкоголосая сирена. Минуту назад она была здесь, но теперь ушла. Это – правда, клянусь Аллахом.

Он ожидал, что его спросят, куда ушла. Вместо этого братки стали обшаривать офис и проверять содержимое мини-бара. Проверили даже еще теплый диван.

– Когда возвращался из туалета, я ожидал увидеть здесь ее, а не вас, господа, – осмелел Али.

– Что с ребенком? – господин Маленький задвигался позади Али.

– Она не говорила про ребенка, – Али повернулся на стуле.

– А сиськи?

– Я заметил, что они полны – как у кормящей матери. Но она не говорила про ребенка.

– Руки назад.

– Я раздет, вы не против, если я сначала оденусь?

– Рано.

Али дал завести руки за спину и привязать к стулу. Он был по-прежнему готов предложить сделку.

– Она была здесь еще минуту назад. И ты не знаешь, куда она ушла?

– Наверное, с Егором. Я могу теперь одеться? Так не ведут переговоры.

– А кто тут ведет переговоры?

Тишина, которая за этим последовала, сильно его расстроила.

– Разве это не рэкет?

– Мы похожи на вымогателей?

«Нет», – подумал Али. Ему хотелось, чтобы это было именно так.

– А если бы Егора не было, куда бы она пошла? – спросил господин Большой.

– Мне, правда, жаль, что я не могу вам помочь. – Али все еще был спокоен. Его и раньше избивали русские: у него были сломаны ребра, любое движение причиняло боль. Они могли догадаться, что он готов терпеть побои.

– Из киоска тебе все видно – так?

– Никто не может уследить за всеми. Все время люди приезжают и уезжают. Это же – Три вокзала.

Господа Большой и Маленький так на него глянули, что Али почувствовал, как сжались его яйца.

– Я уже говорил, что я не совсем без денег. Назовите свою цену для начала, чтобы… – Али осекся. Господин Маленький достал из хозяйственной сумки рулон прозрачной пищевой пленки…

«А где же еда?» – подумал Али.

– Тебя когда-нибудь заворачивали? – спросил Большой.

– Заворачивали?..

– Понимаю – ответ «нет». Все – просто. Я буду задавать тебе вопросы, где найти девочку и ребенка. И если ты не будешь нам отвечать или будешь отвечать неправильно, мы будем закатывать твою голову в пленку.

«Все это только запугивание», – подумал Али. Никто еще такого с ним не проделывал.

– Мы тебе устроим! Клаустрофобией не страдаешь?

– Нет.

– Посмотрим.

Один держал, чтобы сделать первый оборот пленки, а потом второй. Они стали двигаться вокруг него с коробкой и продолжали разматывать пленку дальше. Пленка была прозрачной. Али мог через нее видеть все четко, даже свое отражение в окне. А воздуха не было. Он закивал, чтобы показать, что все понял, но они продолжали накручивать и накручивать пленку, пока он не оказался обернут от шеи до макушки.

– Не паникуй, – сказал Маленький. – Чем быстрее сердцебиение, тем быстрее израсходуешь кислород.

Пленка все плотнее прилипала к лицу. Он что-то промычал, но рот был плотно запечатан. В окне вместо своего лица он увидел серебряный шлем и стал раскачиваться из стороны в сторону.

– Али – расслабься! У тебя – пять минут.

Пять минут? Они неправильно считают! Они, наверно, думали, что оставили немного воздуха! Нет, нет, нет, нет! Он сильно раскачивался, чтобы подняться и оторвать стул от пола. Упирался подбородком в грудь. Он чувствовал, что легкие и грудь стали разрываться, в ушах зашумело, на глаза накатывала темнота.

Когда сознание вернулось к Али, он все еще был привязан к стулу, но пленки на лице уже не было. Ее скатали в шар и бросили в корзину.

– Готов, – сказал господин Маленький.

– Кому нужна дыба или инквизиция, – заговорил Большой, – когда на кухне есть пищевая пленка?

– Хочешь водки? – господин Маленький влил в Али столько, словно просто перелил ее в кувшин. Али хватал жидкость большими глотками, стараясь оглушить себя.

– Вернемся к нашей проблеме, – напомнил господин Маленький. – Куда исчезла девка?

– Пожалуйста, у меня в Пакистане семья, маленькие дети, старые родители, у них нет никаких других средств существования.

– Ты вонючее дерьмо. Что ты тут делал с этой маленькой шлюхой, сочинял письмо Аллаху?

– Я был слаб. Меня соблазнили.

– Куда могла пойти эта девка?

– Клянусь – не знаю.

– Последний шанс.

– Пожалуйста.

Господин Большой оторвал кусок пленки. От одного ее прикосновения к щеке Али подскочил и опрокинул стул.

– Гений. Все называют его Гений, но его настоящее имя Женя. Я не знаю его фамилию, но его часто видят с Ренко – следователем из прокуратуры.

– Где?

– Мальчишка всегда в районе Трех вокзалов. Вы можете не узнать его: он играет в шахматы в зале ожидания. Я вам его покажу. Не надо больше меня заворачивать.

– Заворачивать? Ты кто такой – вонючий кусок сыра? Ты, наверное, думаешь – мы проклятые варвары…

– Нет, правда… я не знаю, что думать.

– Ты не можешь сейчас представить себе свою рожу! Давай. Мы спустим тебя в грузовом лифте. – Господин Большой хлопнул Али по спине.

Али засмеялся. Он чувствовал себя неуверенно, даже когда ему развязали руки, он стал неуклюже одеваться – все из-за водки. Когда поднялся лифт, ему пришлось переступить через тело Егора. Яйца мальчишки были выдраны, вокруг образовалась лужа крови, в рот вогнана толстая палка. Али охватил истерический смех.