Текст книги "Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963"

Автор книги: Мартин Хайдеггер

Соавторы: Карл Ясперс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Если бы не требования французских оккупационных властей и созданной по их инициативе Комиссии по расследованию деятельности сотрудников университета в нацистский период, Хай-дегтер, скорее всего, вообще не стал бы оправдываться на фактологическом уровне. Факты для него – это не то, что было, а то, что он способен помыслить и вынести в качестве таковых; остальное – сфера фактичности для других, ему недоступная. И чем больше мы узнаем об этом периоде в жизни философа, тем заметнее разрыв между тем, что было, и тем, что мыслимо и выносимо; не случайно "девятый вал" разоблачений разразился после смерти философа. Для того чтобы оценить его силу и доказательность, надо знать, на что были способны миллионы немцев того времени, в их числе большое число профессоров; кроме того, надо отказаться от презумпции того, что выдающийся мыслитель должен во всех смыслах возвышаться над посредственностью (мнение, которое авторы писем разделяли в 20-е годы) и поэтому его заблуждения имеют какой-то особый вес и для них нужно вырабатывать свой масштаб суждения и критерии оценки.

Конечно, представление Хайдеггера и Ясперса о величии философского призвания и вытекающая отсюда бескомпромиссность, с какой они судили других, естественным образом заставляет посмотреть и на их жизнь так же строго. Соблазн столь же понятный, сколь и бесплодный. К тому же "гномы" предусмотрели такую возможность и по-разному защитились от нее. Хайдеггер впервые упоминает в переписке о "гномах" в связи с Венецией "из ста одиночеств" и "ветряными мельницами" Лес-синга: в этих метафорах, пишет он, заключена "мысль будущего", перед лицом которой "мы просто гномы". Т. е. "гномы" мы не перед ясно прочитываемым смыслом этих метафор, а по сравнению с тем, что является в них открытым, что еще не состоялось; только постепенно выходя за пределы коммуникации/не-коммуникации, мы приблизимся к тому, что здесь сказано. "То, что Вы говорите о нас как о "гномах", – отвечает Ясперс, – вполне созвучно моему ощущению. Иногда я употребляю это же выражение… Но я сознаю и какая гордость заключена в том, чтобы войти в пространство великих, осмелиться в каком-нибудь закоулке негромко сказать свое скромное слово и заметить, что не принадлежишь к их кругу [курсив мой. – М. Р.], однако был среди них, причем иначе, нежели большинство твоих современников. Потому-то мы знаем, насколько мы малы. Но вместе с тем – какое притязание: ты находился в общении с ними!" (письмо 133).

В этом абзаце различия между философами не декларируются – напротив, в своем отношении к традиции здесь они как бы едины, – но присутствуют более упорно, чем в начале переписки. Если Хайдеггер является "гномом" перед "мыслью будущего", еще не высказанной в наличной традиции, то его друг признает себя "гномом" по отношению к Великому в том виде, как оно состоялось в традиции. "Пространство великих" для него – это город с улицами и "закоулками", построенными на века: в одном из "закоулков" философ осмеливается "негромко сказать свое скромное слово", после чего замечает, что "не принадлежит к их [великих] кругу". Но сам факт посещения одного из закоулков великой традиции возвышает философа над современниками – ведь он был там, хотя и не был принят за своего.

Хайдеггер понимает традицию принципиально иначе. Великие не являются ее хозяевами, которые могут признать или непризнать его своим; в лучшем случае они такие же носители "мысли будущего", как и он сам. В силу открытости традиции нет "круга", к которому можно было бы принадлежать; можно лишь поддерживать ее открытость, делая ее принципиальной – в этом "скромное слово" Хайдеггера, но оно не нуждается в одобрений великих системосозидателей. Основное для него происходит не на улицах, а как раз в закоулках, так что нахождение в одном из них не свидетельствует, в отличие от того, как думает Ясперс, о необычайной скромности "гнома": просто это знак того, что он на правильном месте, где случается основное. У хайдеггеровского "гнома" по идее нет своего слова, пусть даже "скромного"; извлекаемое им из традиции настолько аперсо-нально и чуждо системосозиданию, что даже величайшему "автору" не от чего его отлучить. Когда Ханна Арендт справедливо заметила, что философия Хайдеггера идет не от бурь нашего времени, а от изначального, она забыла добавить, что до Хайдеггера этого изначального не было и что в нем отразились бури нашего времени. Принадлежность к так понятой великой традиции для Хайдеггера настолько естественна, что не является предметом гордости: в конечном счете общение с избранными великими шедеврами входит в обязанности смотрителя галереи и не может возвышать его над людьми с улицы, которые иногда в эту галерею заглядывают. В этом качестве Хайдегтер вменил себе в обязанность формировать тот круг, принадлежность к которому казалась Ясперсу слишком большой честью: ведь простое пребывание на службе Великому уже возвышает его над большинством смертных. Написав в "Заметках о Мартине Хайдеггере", что тот "обладает волшебством как гном", не будучи демоничен в гетевском смысле слова, он имел в виду

Метаморфозы великих томов

волшебство творения слова из слова, возобновление традиции в ее истоках: это волшебство притягивало и отталкивало его, заставляя писать письма, которые не всегда отправлялись адресату (любопытно, что нет ни одного неотправленного письма Хайдеггера Ясперсу).

В переписке нередко упоминаются горы, особенно когда Хай-деггер пишет из "хижины" в швабских Альпах. В самом конце (письмо 152) Ясперс также вспоминает заснеженные горы в Фельдберге, где он отдыхал восемнадцатилетним юношей. Но это не такие высокие горы, как те, в которых оба философа встречаются в последней записи Карла Ясперса из его "Заметок о Хай-деггере" для окончательного объяснения и борьбы: "На широком скалистом плоскогорье высоко в горах издавна встречались философы одного времени. Оттуда открывается вид на заснеженные вершины гор, а ниже видны долины, где живут люди; горизонт простирается[15][15]
  Safranski… S. 263.


[Закрыть] до самого неба. Солнце и звезды там ярче, чем в других местах… Воздух чист и прохладен… Попасть туда не представляет особого труда… надо только решиться время от времени оставлять свое жилище (Behausung), чтобы там, наверху, узнавать подлинное (was eigentlich ist). Там философы вступают между собой в беспощадную борьбу. Они захвачены силами, которые борются друг с другом посредством человеческих мыслей… Ныне на такой высоте уже, кажется, никого не встретишь. Мне показалось, что я встретил там одного, всего одного. Но он оказался моим учтивым врагом. Ибо силы, которым служили мы, были непримиримы. Вскоре мы уже не могли говорить друг с другом. Радость превратилась в безутешную боль, как если бы была упущена возможность, бывшая где-то рядом. Так случилось у меня с Хайдеггером"[16][16]
  Ibid., S. 431.


[Закрыть].

Итак, финальная сцена, вслед за романтиками и Ницше, разыгрывается в высокогорном ландшафте. Именно в горах, в их чистом разреженном воздухе, и должна состояться дуэль. Кажущийся демократизм не должен вводить в заблуждение: несмотря на видимую доступность, путь одолели только два "гнома" – на "скалистом плато" Ясперс застал только Хайдеггера. Но встреченный оказался "учтивым врагом" – не потому, что понимал философию иначе, а так как через них изначально говорили разные, несоединимые силы. Высокогорная дуэль не состоялась, даже ее главное орудие, разговор, вскоре стал излишним. Общим был только преодоленный маршрут, обретенное высокогорье. В его чистом, холодном воздухе множатся вопросы. Зачем помещать встречу в столь "нечеловеческий" ландшафт (высокогорный воздух не прохладен, а жгуче морозен)? Почему разрыв с возвышенным легче декларировать в определенных политических контекстах, чем осуществить в мысли? Почему, например, так высоко не могли взобраться не только упоминавшийся доктор Грасси, но и Гуссерль, Кассирер или Ханна Арендт? И как объяснить вскользь брошенную Ясперсом в одном из последних писем фразу: "между нами может быть либо все, либо ничего"?

Став политическим символом новой Германии, Ясперс, как показывает приведенный отрывок, сохранил "веймарские темы" в первозданной чистоте – иначе он допустил бы в разреженный воздух горного плоскогорья кого-то еще кроме самого себя и своего "учтивого врага". Но туда не попал даже Макс Вебер, которому Ясперс поклонялся всю жизнь.

Когда в декабре 1997 года в берлинской квартире, где на полках стояли несколько тысяч книг, я впервые читал эту переписку, у меня было чувство, что в эпистолярном жанре осуществляется здесь что-то очень значительное, настолько значительное, что опубликованный корпус текстов Хайдеггера и Ясперса, сам по себе огромный, не смог вместить его до конца. Сейчас я точно знаю, что это чувство не обмануло меня, хотя на каждый ответ приходится, как минимум, десять вопросов. А может быть, именно поэтому?..

Москва, апрель – май 2000 года

Предисловие немецких издателей

Ясперс и Хайдеггер переписывались с 1920 по 1963 год. В общей сложности сохранилось 155 писем и набросков. Еще 15 писем Ясперса Хайдегтеру, копий которых в архиве Ясперса нет, следует, вероятно, считать утерянными.

В архиве Ясперса есть также письма к Хайдеггеру с пометкой "не отправлено". Поскольку Ясперс не изъял их из переписки, но включил в нее в соответствии с хронологией, мы также воспроизводим их, а так как Хайдеггер знать о них не мог, они набраны другим шрифтом.

С1936 по 1949 год в переписке был перерыв. Последнее письмо Хайдеггеру датировано 16.5.1936 и в бумагах Ясперса сохранилось в виде наброска. Поскольку в архиве Хайдеггера этого письма нет, оно предположительно не дошло до адресата, что и могло привести к обрыву переписки. Однако обмен публикациями продолжался и после этого: от Ясперса Хайдегтеру до 1938 года, от Хайдеггера Ясперсу также и во время войны. Правда, ни благодарственных писем, ни иных сообщений не было.

Письма приведены без сокращений и купюр. Отдельные сокращения оговорены особо; правописание модернизировано, явные ошибки исправлены. По обоюдному согласию издатели решили отказаться от интерпретаций и редакционную ответственность несут раздельно: Вальтер Бимель – за письма Хайдеггера Ясперсу и примечания к ним; Ханс Занер – за письма Ясперса Хайдеггеру и примечания к ним. Издание осуществлено по поручению д-ра Германа Хайдеггера и Фонда Карла Ясперса в Базеле, которые в свою очередь установили принципы издания для каждого из двух издателей раздельно.

Вальтер Бимель благодарит магистра искусств Штефана Винтера за помощь в расшифровке писем Хайдеггера и за чтение корректур, Хермину Бимель – за сверку рукописей, д-ра Германа Хайдеггера – за помощь в идентификации упомянутых в переписке лиц и за консультации, а также г-на Марка Михальского – за проверку библиографических сведений.

Ханс Занер благодарит г-на д-ра Марка Хенги за научное сотрудничество, а г-жу Дану Хоххут и г-жу Лизелотту Мюллер – за техническую помощь.

Оба издателя выражают признательность Архиву немецкой литературы в Марбахе за постоянную любезную помощь.

Фонд Карла Ясперса благодарит Гейдельбергский университет за поддержку в издательской работе, а также выражает благодарность за финансовую поддержку следующим организациям: Швейцарскому национальному фонду поддержки научных исследований (Берн), Фонду Макса Гельднера (Базель), Немецкому научно-исследовательскому объединению (Бонн), а также Фонду Нижней Саксонии (Ганновер).

Издатели Ахен, Базель, февраль 1989 г.

Мартин Хайдеггер/ Карл Ясперс Переписка 1920-1963

1920–1922

[1] Мартин Хайдеггер – Карлу Ясперсу

Глубокоуважаемый г-н профессор!

Только сейчас, когда обременительные доклады о Шпенглере[1][1]
  Доклады о Шпенглере: прочитаны в Висбадене в середине апреля 1920 г. в рамках «Недели науки», устроенной «Союзом курсов высшей школы». Там выступали также физик Борн, историк Онкен и правовед Вольцендорф. Хайдеггер выступал в среду, 14 апреля, на тему: «Освальд Шпенглер и его работа „Закат Европы“» («Oswald Spengler und sein Werte „Der Untergang des Abendlandes“»). Доходы от докладов были направлены висбаденскому «Союзу попечительства о летнем отдыхе бедных детей».


[Закрыть] остались позади, я наконец берусь за перо. В то утро[2][2]
  «В то утро…» относится к визиту Хайдеггера к Ясперсу; см прим. 5 к письму Ясперса от 21.1.1921.
  В 1919–1921 гг. Хайдеггер работал над заметками к "Психологии мировоззрений" Карла Ясперса (К. Jaspers "Psychologie der Weltang-schauungen"), которые должны были быть напечатаны в "Гёттинги-ше гелерте анцайген", однако публикация не состоялась. Впервые появились в издании: Karl Jaspers in der Diskussion. Hrsg. von H. Saner. München 1973, S. 70—100 (по поводу упомянутых фактов см. S. 100), а также в GA*, Bd. 9: "Wegmarken". Hrsg. von Fr.-W. v. Herrmann. Frankfurt a. M., 1976, S. 1-44.


[Закрыть] я выехал спозаранку, потому что не хотел ехать скорым поездом, а иначе добрался бы сюда только в час ночи. Если на обратном пути будет время, я загодя дам знать. Вечер у Вас очень меня порадовал, главное, у меня было «чувство», что мы работаем над оживлением философии, исходя, по сути, из одних и тех же предпосылок. В Гёттингене мне обещали предоставить еще больший объем для моего текста[3][3]
  Здесь и далее сокращением «GA» обозначено Полное собрание сочинений Мартина Хайдеггера: Martin Heidegger Gesamtausgabe. Frankfurt a.M.: Vittorio Klostermann, 1975-. I. Abt.: Veröffentlichte Schriften. 1910–1976. Bde 1-16; II. Abt.: Vorie-
  Комментарии


[Закрыть], и я теперь подумываю о более подробном изложении.

Благодарю Вас и Вашу супругу за сердечный прием и кланяюсь Вам обоим, преданный Вам

Мартин Хайдеггер.

Висбаден, 21 апреля 1920 г. Кайзер-Фридрих-ринг, 54.

[2] Карл Ясперс – Мартину Хайдеггеру

Гейдельберг, 21 января 1921 г.

Глубокоуважаемый коллега!

Могу ли я просить о любезности сообщить Ваше мнение о г-не Фридрихе Ноймане[4][4]
  О Фридрихе Ноймане (Friedrich Neumann) ср. следующее письмо Хайдеггера.


[Закрыть] как философе и о его докторской диссертации по философии? По причинам внешнего характера он хотел бы защищаться у меня в Гейдельберге. В принципе я согласен. Но, к сожалению, я уже многим отказал, поскольку готов принять только отличную работу и вовсе не хочу содействовать тому, чтобы звание доктора философии немецкого университета носили люди не очень достойные. Ваше суждение для меня очень важно, ведь Вы, как я слышал, давно знаете этого господина и работа его относится к Вашей проблематике.

Почему Вы сами не можете довести его до защиты?

Простите мне, пожалуйста, этот прямой вопрос. Судя по нашей незабываемой беседе[5][5]
  Когда состоялась эта «незабываемая» беседа, с точностью установить нельзя. В предыдущей почтовой открытке Хайдеггер пишет о «вечере у Вас», т. е. в Гейдельберге. Согласно Ясперсу (Philosophische Autobiographie. Erweiterte Neuausgabe. München 1977, S. 92 ff)*, первый разговор состоялся в «келье» Хайдеггера во Фрайбурге: «Весной 1920-го мы с женой заезжали на несколько дней во Фрайбург, поговорить с Гуссерлем и Хайдеггером. Праздновали день рождения Гуссерля. Сидели довольно большой компанией за столом, пили кофе. Г-жа Гуссерль назвала Хайдеггера „феноменологическим дитятей“. Я рассказал, что моя ученица Афра Гайгер, очень яркая индивидуальность, приехала во Фрайбург учиться у Гуссерля. По формальным условиям участия в его семинаре он ее к нему не допустил. Так академический схематизм лишил и его, и ее благоприятной возможности, поскольку Гуссерль не пожелал увидеть самого человека. Хайдеггер оживленно включился в разговор и поддержал меня. Это походило на солидарное выступление людей более молодого поколения против авторитета абстрактных предписаний… Особенным показался мне один только Хайдеггер. Я был у него в гостях, мы сидели вдвоем в его келье, и я видел, как он занимается Лютером, видел интенсивность его работы, симпатизировал его убедительной и лаконичной манере говорить». – Вскоре после визита Ясперса во Фрайбург 8. IV (день рождения Гуссерля) Хайдеггер, вероятно, впервые приезжал в Гейдельберг.
  sungen 1923–1944. Maibuiger Voriesungen. Bde 17–26, Frcibuiger Voriesungen. Bde 27–55; Flühe Frcibuiger Voriesungen. Bde 56–63; III. Abt.: Unveröffentlichte Abhandlungen; IV. Abt: Aufzeichnungen und Hinweise. – Здесь и далее все постраничные прим. перев. *В переводе на русский язык опубликовано только "краткое" издание – т. е. "Автобиография" без главы о Хайдеггере (Ясперс £, Философская автобиография. М., 1995).


[Закрыть], в таких вещах Ваши ценностные критерии совершенно совпадают с моими.

С сердечным приветом,

преданный Вам

К. Ясперс

Хандшусхаймерландштр., 38.

[3] Мартин Хайдеггер – Карлу Ясперсу

Фрайбург, Лерхенштр., 8.22 января 1921

Глубокоуважаемый г-н профессор!

Я охотно отвечу Вам, хотя бы затем, чтобы не создавалось впечатления, будто я пытаюсь подсунуть Вам г-на Фр. Ноймана[6][6]
  Фр. Нойман учился у Хайдеггера во Фрайбурге-им-Брайсгау.


[Закрыть].

Г-н Н. учится здесь уже второй семестр – не могу сказать, что я его знаю: в его случае это так нелегко. Не потому, что он необычайно сложная натура, а потому, что он очень непостоянен, ха-латен и, пожалуй, во всем фальшив.

Когда летом он приехал сюда, он был в полном восторге от Гуссерля[7][7]
  Гуссерль Эдмунд (Husserl, Edmund; 1859–1938) – основатель феноменологии, с 1916 г. ординарный профессор во Фрайбурге-им-Брайс-гау. – Рано распознал значение Хайдеггера, которого в начале 1919 г. взял в ассистенты. Гуссерлю и была посвящена работа «Бытие и время» («Sein und Zeit»). Гуссерль предложил Хайдеггера в качестве своего преемника. После 1930 г. произошло отчуждение, впервые отраженное в послесловии к «Идеям» («Ideen» в: Jahrbuch für Philosophie und Phänomenologische Forschung. Bd. 11, Halle a. d. S., 1930, S. 549–570). См. также: Husserliana. Bd. V. Hrsg. von Marly Biemel, Den Haag, S. 138–162. Соиздателем ежегодника был также и Хайдеггер*. Кхай-деггеровской критике феноменологии ср.: GA, Bd. 20: «Prolegomena zur Geschichte des Zeitbegriffs». Hrsg. von Petra Jaeger, Frankfurt a. M., 1988, § 11.


[Закрыть], каждая тривиальность была откровением, каждое положение – классическим, он вычитывал для Гуссерля рукописи, некоторые из них переписывал и был с ним неразлучен, даже собирался писать работу по философии языка. К началу нынешнего семестра между ними, должно быть, что-то произошло; Гуссерль теперь решительно отвергается, мои критические высказывания воспринимаются по-мальчишески односторонне. И при этом почти ничего не понято. Он общается с определенным кругом посредственных людей, которые постоянно надоедают друг другу, они пытались примазаться ко мне, но не на того напали. Думают, что, бессмысленно повторяя фразы, выхваченные из моих лекций, добьются успеха. А при этом не замечают, как крепко я держу их под контролем. На моем семинаре для начинающих по «Размышлениям» Декарта – пока что речь шла только об основательной интерпретации, о солидной работе – они всякий раз один за другим оказываются несостоятельны, они считают, что освобождены от серьезной работы, и занимаются болтовней – студенты первого и второго семестра куда скромнее и искренне увлечены делом.

В прошлом семестре он восхищался Гуссерлем, теперь же восхищается моей лекцией, которой не понял (признаю, несовершенство ее разработки, особенно изложения, тому способствует). Это видно из чернового варианта его работы о "ценности жизни", представленного мне перед рождественскими каникулами. Еще раньше он спрашивал меня, как бы ему устроить возможно более скорую защиту докторской диссертации (сейчас он на восьмом семестре – чем он занимался в Вене, мне до сих пор неясно).

У Гуссерля он защищаться не хочет; я сказал ему, что экзаменовать не могу, самое большее, могу написать отзыв на его работу, так что в конечном счете он все равно попадет к Гуссерлю. На это он сказал, что в таком случае пошел бы скорее к Вам, поскольку хочет защищаться в Германии, причем побыстрее (видимо, по финансовым причинам). Я ответил, что охотно порекомендую Вам его работу, если сам по совести сочту ее достойной. Его наброски, бессистемные, написанные за неделю-другую, я просмотрел во время каникул и, по его настоятельной просьбе, тотчас же отослал ему в Вену мой отзыв.

Я без обиняков написал, что так дело не пойдет и что у него есть две возможности: либо ориентировать исследование на Диль-тея[8][8]
  Дильтей Вильгельм (Dilthey, Wilhelm; 1833–1911) – создатель теории гуманитарных наук. – Приветствовал становление феноменологии, однако после появления статьи Гуссерля «Философия как строгая наука» («Philosophie als strenge Wissenschaft», в: Logos., Bd. l, Tübingen, 1910/11, H. 3, S. 289–341)** посчитал себя неправильно понятым. См. переписку Дильтея и Гуссерля в: Revista de Filosofia de la Universidad de Costa Rica. Vol. I. No. 2,1957. Hrsg. von W. Biemel, pp. 101–124, а также в: Man and Worid, Vol. I, No. 3,1968, pp. 428–446~.


[Закрыть], а значит, по-настоящему его проработать, на что уйдет несколько месяцев, по крайней мере до лета, либо подойти к работе систематически, что в обозримом будущем сделать невозможно.

В примечаниях я указал ему на грубейшие ошибки. По возвращении он заявил, что выбирает первый путь; г-н Шайер[9][9]
  Шайер (Scheyer) учился во Фрайбурге-им-Брайсгау.


[Закрыть], с которым они теперь закадычные друзья и которого он летом высмеивал как глупца, якобы посоветовал ему послать Вам какую-нибудь часть своей работы. Он намеревался отправить Вам то, что показывал мне; я сказал ему, что это бессмысленно, у него ведь уже есть мой отзыв.

Чем он занимается теперь, я не знаю. Еще когда он впервые назвал Ваше имя, я, памятуя о разговоре с Вами, тотчас предупредил его, чтобы он не обольщался насчет легкости своей задачи. Я имею в виду, что ситуация простая: если работа не удовлетворит меня, я спокойно отклоню ее, а ему скажу, что обращаться к Вам нет смысла. Если же он все-таки это сделает, Вам придется взять на себя труд и отказать ему. В этом семестре я выкинул уже четверых. Одного-единственного пока формально оставил – это г-н Левит[10][10]
  Левит Карл (Löwith, Karl; 1897–1973) – ученик Хайдеггера, в 1933 г. эмигрировал сначала в Италию, затем в Японию и в США. После


[Закрыть], – чем он занимается и как все будет, я понятия не имею.

Вчера у меня была Афра Гайгер[11][11]
  Гайгер Афра (Geiger, Afra) – подруга Гертруды Ясперс, еврейка;, ученица Ясперса и Хайдегтера, погибла в концентрационном лагере Равенсбрюк.


[Закрыть]. Финке[12][12]
  Финке Генрих (Finke, Heinrich; 1855–1938) – католический историк, с 1891 г. – профессор в Мюнстере, с 1899 г. – во Фрайбурге – им-Брайсгау, а с 1924 г. – президент Общества Гёрреса.


[Закрыть] она объяснила дело так: философия, дескать, слишком трудна, и ей хочется попробовать себя в истории. Без сомнения, сказано честно и прямо, но для тайного советника Финке возмутительно… Она спросила у меня, нельзя ли подготовить историко-философскую работу по средним векам. Я сказал, что в эту область невозможно проникнуть за один год, поскольку она не имеет никакого богословского образования (это основное условие, да и вообще самое главное) и не знает Аристотеля и Августина. Мне ее очень жаль; пожалуй, поговорю с Финке еще раз. Мое мнение о нынешних студентах, а тем паче о студентках утратило всякий оптимизм: даже те, что получше, либо экзальтированные фанатики (теософы, которые проникли уже и в протестантское богословие), георги-анцы и проч., либо, не ведая меры в чтении, впадают в нездоровую всеядность и всезнайство, при том что ничего не знают как следует.

Недостает подлинного понимания научной работы, а значит, истинной, сильной настойчивости, самоотверженности и настоящей инициативы. Но, в конце концов, чрезмерная критика тоже сковывает; я СУГ этого страдаю, поскольку любое якобы позитивное высказывание пробуждает ложные ожидания. До сорока нельзя заступать на кафедру.

На каникулах я опять непременно возьмусь за рецензию на Вашу книгу[13][13]
  Относится к «Психологии мировоззрений».


[Закрыть] – возможно, от этого она станет еще хуже.

С сердечным приветом,

преданный Вам

Мартин Хайдегтер.

Передайте, пожалуйста, поклон Вашей супруге.

[4] Карл Ясперс – Мартину Хайдеггеру Гейдельберг, 24 января 1921 г.

Глубокоуважаемый коллега!

Большое спасибо за Ваше обстоятельное и многое разъясняющее письмо. Вечно одна и та же безотрадная ситуация!

Что до г-на Ноймана, то я, разумеется, буду весьма Вам благодарен, если Ваша оценка избавит меня от ненужной работы.

Переписка

Г-ну Нойману, который хотел приехать сюда, я – одновременно с моим первым письмом к Вам – сообщил, что в его личном появлении нет необходимости, пусть лучше пришлет мне работу, когда она, по его мнению, достигнет определенной завершенности.

Афру Гайгер мне тоже очень жаль. Я бы пожелал ей работы в конкретной научной области, с которой она при ее усердии сумеет справиться. Мотивы, какие она изложила Финке, искренни, но глупы. Надеюсь, ей все-таки удастся поработать у него. Однако историко-философская работа столкнется с теми же самыми сложностями. Ее работу как студентки университета я оцениваю целиком положительно, ведь кое-что существенное там было. Но докторская степень для нее вопрос чисто практический, обывательский (как, впрочем, и для большей части студентов). Она это сознает, к счастью. Ведь и в частных науках полно добротных ремесленных работ, лишь прорабатывающих материал согласно заранее заданной постановке проблемы. Для этого нужна лишь толика благожелательности соответствующего профессора.

Ваша рецензия на мою "Психологию мировоззрений"[14][14]
  Jaspers K., Psychologie der Weltanschauungen, Berlin 1919.


[Закрыть] – единственная, которой я ожидаю с нетерпением.

Еще раз большое Вам спасибо!

С сердечным приветом,

преданный Вам

Карл Ясперс.

Моя жена шлет Вам наилучшие пожелания!

[5] Мартин Хайдеггер – Карлу Ясперсу Дорогой г-н профессор!

Переписка рукописи[15][15]
  Относится к обсуждению «Психологии мировоззрений», см. прим. 3 к открытке от 21 апреля 1920 г.


[Закрыть] затянулась, поскольку я целиком зависел от любезности одного студента, который занимался этим лишь по нескольку часов в неделю, да и писал довольно медленно. Текст очень сжатый и сложный. Однако кое-что, вероятно, прояснит, что я имею в виду. Стиль скорее греческий, чем немецкий, поскольку во время работы над рукописью, да и сейчас тоже, я читаю почти исключительно греческие тексты.

Поскольку вместо ежегодных 12 номеров "Гёттингер анцай-ген" теперь выходят лишь 4, в мое распоряжение предоставили только 1/3 печатного листа. Напечатают ли рукопись вообще или нет, я не знаю. У меня есть еще две машинописные копии. Одну пошлю Риккерту[16][16]
  Риккерт Генрих (Rickert, Heinrich; 1863–1936) – вместе с Виндель-бандом основатель юго-западной немецкой школы неокантианства; профессор во Фрайбурге-им-Брайсгау, а с 1916 г. – в Гейдельберге. Хайдеггер посвятил ему свою диссертацию, однако впоследствии отдалился от его философствования. Ср.: G A Bd. 20: Prolegomena zur Geschichte des Zeitbegriffs. Hrsg. von Petra Jaeger. Frankfurt a. M., 2., durchges. Aufl. 1988, § 4 (d), S. 20 f. и § 5 (b), S. 41–46.


[Закрыть], так как в свое время пообещал ему рецензию, другую получит Гуссерль. Я еще раз обдумал план сокращений и пришел к выводу, что лучше всего от них отказаться, но стиль сделать более лаконичным. Правда, звучит странно, когда я говорю о правилах стиля.

Зимой буду читать курс о "Метафизике" Аристотеля, может быть, удастся обнаружить всякие интересные вещи[17][17]
  Теперь в: GA Bd. 61: Phänomenologische Interpretationen zu Aristoteles/ Einführung in die phänomenologische Forschung. Hrsg. von Walter Bröcker u. Kate Bröcker-Oltmanns, Frankfurt a. M. 1985.


[Закрыть].

Впрочем, у меня мало студентов, с которыми на занятиях можно сделать что-либо толковое.

Что до Ваших возможных назначений[18][18]
  В мае 1921 г. Ясперсу была предложена кафедра философии Грайфс-валъдского университета, в июне – должность ординарного профессора в Киле. Ясперс отклонил эти предложения и занял место орди «парного профессора философии в Гейдельберге. 19. Эльфрида Хайдеггер (Elfride Heidegger), урожд. Петри, род. 3.7.1893 г. в Лайзниге (Саксония).


[Закрыть], то я и моя жена[19]

[Закрыть] шлем Вам сердечные поздравления.

Сердечные приветы всей Вашей семье,

преданный Вам

Мартин Хайдеггер. Фрайбург, 25. VI. 21

[6] Карл Ясперс – Мартину Хайдеггеру

Гейдельберг, 28 июня 1921 г. Дорогой г-н Хайдеггер!

Большое Вам спасибо. Сегодня я еще не могу Вам ничего сказать, поскольку пока не успел заняться изучением Вашей работы[20][20]
  Рецензия Хайдеггера на «Психологию мировоззрений».


[Закрыть]. Но, по крайней мере, хочу сообщить Вам, что она получена. Надеюсь, ее изучение даст мне важный импульс.

Второе издание моей "Психологии мировоззрений", на котором давно настаивает мой издатель[21][21]
  Шпрингер Юлиус (Springer, Julius), Берлин; второе, пересмотренное издание вышло в его издательстве в 1922 г.


[Закрыть], вообще-то не требует особой переработки. Если захочется сказать нечто новое, я лучше напишу новую книгу. Поэтому ограничусь шлифовкой стиля, улучшу организацию материала, а «дух» книга оставлю прежним. Книга в самом деле не идеал, но перестроить ее очень трудно. Ведь в конечном счете она нравится мне и такой, какова она есть, и при всех недочетах я все же полагаю, что «интенция» вполне заметна и что изучение книги в ее нынешнем виде может быть поучительно.

Вот почему Вашу критику я прочту больше с прицелом на мою дальнейшую работу, чем ради непосредственного использования. Хотя это, конечно, не окончательное решение, а лишь мой нынешний взгляд на подготовку 2-го издания.

Передайте поклон Вашей милой жене и сами примите сердечный привет от Вашего

Карла Ясперса.

Еще одно замечание: Вы что же, и впредь намерены титуловать меня "профессором"? Ведь между нами уже давно установились "философские" отношения? Или Вы так мало мне доверяете?

[7] Карл Ясперс – Мартину Хайдеггеру

Гейдельберг, 1.8.1921

Дорогой г-н Хайдеггер!

Афра Гайгер рассказала мне, что Вы, по вполне понятным причинам, хотели бы узнать, как обстоит дело с преемством на должность внештатного профессора[22][22]
  С 1 апреля 1920 г. Ясперс был в штате на должности внештатного профессора философии, как преемник Ханса Дриша (Driesch, Hans). Это место освободилось 1 окт. 1921 г., поскольку Ясперсу была предоставлена персональная должность ординарного профессора при условии, что он останется в Гейдельберге.


[Закрыть], в настоящее время занимаемую мной. Как Вы знаете, я был бы очень рад Вашей работе здесь. Но, к сожалению, в сложившейся теперь ситуации у Вас нет никаких перспектив. И у Кронера[23][23]
  Кронер Рихард (Kroner, Richard; 1884–1974) – с 1919 г. внештатный профессор философии во Фрайбурге-им-Брайсгау. С 1924 г. – профессор в Дрездене; в 1929–1935 гг. – в Киле; в 1938 г. эмигрировал в Великобританию, а в 1941 г. – в США, где преподавал в Теологической семинарии (Theological Seminary) в Нью-Йорке. Кронер начинал как представитель юго-западной школы немецкого неокантианства, однако в конечном счете стал одной из главных фигур неогегельянства. См. его основное двухтомное произведение: «Von Kant bis Hegel», Tübingen, 1921–1924.


[Закрыть] тоже. Подробнее пока ничего сообщить Вам не могу и прошу, чтобы это осталось между нами.

Надеюсь, Вы в самом деле собираетесь приехать к нам осенью, как сказала Афра Гайгер. Я бы с удовольствием обсудил с Вами тогда Вашу критику[24][24]
  Критика «Психологии мировоззрений».


[Закрыть], которую внимательно прочитал. Ведь хороший разговор – самая подходящая и самая глубокая форма, чтобы говорить о таких вещах. А пока лишь несколько предварительных замечаний.

Думаю, что из всех рецензий на мою книгу, какие я читал, Ваша наиболее близко подходит к истокам моей мысли. Поэтому она по-настоящему затронула меня внутренне[25][25]
  Ср. более поздние суждения иного характера: К. Jaspers, Philosophische Autobiographie, a. a. O., S. 95: "В одном важном пункте я оказался несостоятелен в первые же годы. Когда мы познакомились, как раз вышла моя «Психология мировоззрений». В то время как эта
  книга нашла много читателей, но была с возмущением отвергнута коллегами, разгромлена Риккертом с позиций, чуждых целям моего труда, Хайдеггер весьма основательно прочитал ее, заверив меня, что она – новое начало, но одновременно в своей неопубликованной критике поставил ее под сомнение безжалостнее всех других. Он дал мне рукопись этой критики. Она показалась мне несправедливой; я прочитал ее бегло, она не была плодотворной для меня. Я шел иными путями, нежели те, какие предлагал он. Но у меня не было и желания вникать в эту критику, спорить с ней и прояснять для себя в дискуссии, в чем заключались чуждые мне устремленность, вопро-шание и требования. Ведь тогда у меня бы это и не получилось – мои философские усилия еще находились в statu nascendi* и непроизвольно сторонились того, что не давало им пищи".
  К рукописи рецензии Ясперс в более поздние годы добавил следующее замечание:
  "Эти замечания мне прислал тогда Хайдеггер.
  В то время я их почти не читал, такой тип критики меня не интересовал.
  Чтение затруднял и скверный шрифт пишущей машинки.
  После нескольких страниц я прекратил чтение.
  Это было не на том пути, на каком я искал и работал.
  Отсутствие реакции с моей стороны, как я полагаю сегодня, наверняка задело Хайдеггера. Он не пожаловался на это ни прямо, ни косвенно. Но сейчас мне кажется, что с этого началось его «отчуждение», поскольку я не последовал за ним на путях мышления". 26. Ср.: Heidegger M., Anmerkungen zu Karl Jaspers // G A Bd. 9, особенно S. 28 ff.
  'Состоянии рождения (лат.),


[Закрыть]. Однако – также и в размышлениях о «я есмь» и «исторический»[26]

[Закрыть] – я все еще не вижу позитивного метода. Читая, я постоянно ощущал потенцию продвижения вперед, но затем с разочарованием обнаружил, что настолько я и сам уже продвинулся. Ибо одна только программа волнует меня так же мало, как и Вас. Некоторые суждения показались мне несправедливыми. Но я отложу все до устного обсуждения. В вопросах и ответах я разбираюсь лучше, чем в докладах. Однако никто из «философов» молодого поколения не интересует меня больше, чем Вы. Ваша критика может оказаться для меня полезной. Она уже принесла пользу, поскольку побуждает к подлинным размышлениям и не дает расслабиться. Можно ли мне оставить Вашу рукопись у себя?

Сердечные приветы Вашей жене от меня и моей жены,

Ваш Карл Ясперс

Афра Гайгер прислала нам сегодня письмо с Матгерхорна.

[8] Мартин Хайдеггер – Карлу Ясперсу

Мескирх, 5 августа 1921 г.

Дорогой г-н Ясперс!

Сердечно благодарю Вас за оба Ваших письма. На первое я не ответил, так как не знал, что писать, и в последние недели был перегружен работой. В целом семестр оказался для меня разочарованием; работа ради тех, что сидят перед тобой, себя не оправдывает. То один, то другой изредка возьмется за дело, чтобы тотчас же вновь предаться любимым простеньким занятиям. В минувшем семестре я часто спрашивал себя, что же мы, собственно, делаем. При этом я вовсе не гонюсь за "преподавательским успехом" и тому подобным. Но если отмести все ориентации такого рода как в конечном счете несущественные, то собственное право на деятельность в университете можно мало-мальски оправдать лишь тем, что сам относишься к ней вполне серьезно, берешься за поставленные задачи и продвигаешь их на шаг вперед.

Тем самым рискуешь только не поспеть за "процессом", но это едва ли не лучшая и постоянная проверка себя на то, своим ли делом ты занят – если оно тебя зацепляет, подстегивает, доказательство налицо. И все же снова и снова обнаруживаешь в себе мелкое создание, которое норовит ловко улизнуть от трудностей и строит карточные домики.

Конечно, пусть критика останется у Вас. От писем толку мало. Приеду ли я на эти каникулы в Гейдельберг, пока не ясно. Я так медленно работаю, что все каникулы, наверно, уйдут на подготовку следующей лекции. Начиная с 16-го я все время буду дома. Гуссерль тоже сказал, что я во многом несправедлив к Вам; для меня это всего лишь доказательство, что я хотя бы попытался помочь. Цель достигнута, если моя критика даст Вам какой-нибудь стимул, может быть, и такой, о котором я даже не думал. Если оценивать ее согласно критериям, которыми я руководствуюсь в работе, то она – просто смешной и убогий опус начинающего, и я отнюдь не воображаю, будто продвинулся дальше, чем Вы сами, тем более что я забрал себе в голову пойти окольными путями. Выберусь ли я оттуда, не знаю, – если только заставлю себя удержаться на ногах и вообще идти.

Касательно бесперспективности надежд на гейдельбергскую внештатную профессуру[27][27]
  Должность внештатного профессора, которую занимал Ясперс. См. прим. 22 к письму [7] Ясперса от 1.8.1921.


[Закрыть] я уже был должным образом осведомлен благодаря косвенному замечанию Афры Гайгер в письме Карлу Левиту. У меня нет задатков для охоты за местами – но поскольку в Гейдельберге для меня открывалась уникальная возможность, я, понятно, был в ней заинтересован. Прежде всего я радовался за свою работу, которая стала бы «свободнее» и раскованнее". Атак по-прежнему живу под внутренним и внешним гнетом, но при том обладаю одним важным благом: мне не нужно втискивать свою работу в рамки бюрократических предписаний, я направляю ее согласно собственным необходимостям.

После моего отъезда из Фрайбурга там – судя по тому, что говорил в Гейдельберге д-р Маннгейм[28][28]
  Маннгейм Карл (Mannheim, Karl; 1893–1947) – социолог. В 1926–1930 гг. – докторская диссертация в Гейдельберге, затем место ординарного профессора во Франкфурте-на-Майне, откуда он в 1933 г. эмигрировал в Великобританию. Область специализации: социология знания.


[Закрыть], – кажется, пошли слухи, что я, мол, «буду непременно взят на заметку». Когда я здесь, на родине, услышал об этом, я начал было надеяться. Поскольку теперь я знаю все от Вас, вопрос для меня исчерпан. А пишу я об этом во избежание неясностей, Вы должны знать, что любая «мнимая» утечка информации (или хитрость?) идет «от других».

Я рад за Вас, что все получилось так благополучно и Вам не понадобится просить о переводе.

Вот теперь наконец Вы сможете по-настоящему "развернуться".

Сердечный привет всей Вашей семье,

Ваш Мартин Хайдеггер.

[9] Мартин Хайдеггер – Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 27 июня 1922 г. Дорогой г-н Ясперс!

Сердечно благодарю Вас за любезную пересылку Вашего труда[29][29]
  Работа Ясперса «Strindberg und van Gogh. Versuch einer pathogra-phischen Analyse unter vergleichender Heranziehung von Swedenborg und Hölderlin», Bern 1922.


[Закрыть]. Мой ответ задерживается, поскольку на Троицу во время каникул я прихворнул и лишь теперь вновь начинаю работать.

Сперва должен сознаться: из Стриндберга не читал ничего, Ван Гога в подлиннике не видел ни разу. Правда, с письмами знаком.

Ваша философско-научная позиция выражена в этом труде еще яснее, прежде всего начиная с той страницы, где Вы пытаетесь позитивно вписать каузально-психическое в старом смысле в мир духовно-исторический.

В основе этой задачи лежит вопрос: как "встроить" эту область, напр, шизофренического, в сущностно единую понятийно-категориальную пронизанность жизни по ее бытийному и предметному смыслу. В этом виде вопрос поставлен еще по-старому. Упомянутое предметное как раз и не следует понимать как "сферу", "область" с неопределенным бытийным характером. Необходимо отказаться от предметного и конкретного характера, которым снабдила эти феномены прежняя научная установка, и придать им понятийно-категориально тот смысл, какой они имеют, поскольку они суть нечто и как таковые являются подвижностями в "Как" основополагающего смысла фактичности (формально: бытийного смысла) жизни. Необходимо прояснить, что значит – со-образовывать бытие человека, участвовать в нем, иными словами, необходимо изначально выявить и категориально определить бытийный смысл жизни, бытия человека. Психическое не есть нечто такое, что человек "имеет", осознанно или неосознанно, а нечто такое, что он есть и что им "живет". То бишь принципиально: есть предметы, которых человек не имеет, но которыми "является", притом еще и такие, чье "Что" покоится в "что они суть"; точнее: старое онтологическое различение "Was-" и "Daßsein" недостаточно не только содержательно, но имеет начало, в смысловую область которого не входит доступный ныне бытийный опыт жизни (говоря короче: "исторического") и его бытийный смысл.

Старую онтологию (и вытекающие из нее категориальные структуры) необходимо создать совершенно заново – если всерьез подойти к задаче постичь и направить собственно нынешнюю жизнь в ее основополагающих интенциях. Наша философия более не способна даже понять то, чего в своей области достигли для себя греки, не говоря уже о том, чтобы мы имели хоть какое-нибудь представление о том, что значит добиться того же и только того же в нашей области; это, однако, не означает обновлять Платона или Аристотеля либо восхищаться античностью и твердить, будто греки знали уже все самое важное.