Текст книги "Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963"

Автор книги: Мартин Хайдеггер

Соавторы: Карл Ясперс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

1950–1958

[140] Карл Ясперс – Мартину Хайдеггеру

Базель, 14.1.1950

Дорогой Хайдеггер!

Большое спасибо за Ваше письмо от 10.12. Получив его, я тотчас же отослал опровержение. Оно уже давно напечатано[416][416]
  Ср. письмо [138] от 2.12.1949, прим. 413.
  * Русск. перев.: Восстание масс. / Перев. А. М. Гелескула // Ортега-и-Гассет X., Избранные труды. М., 1997. С. 43–163.
  ** Русск. перев.: "Вещь" / Перев. В. В. Бибихина // Историко-философский ежегодник '89. М., 1989, а также в: Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. Составлен., перев. В. В. Бибихина. М., 1993. С. 316–326.
  *** Русск. перев.: "Поворот" / Перев. В.В. Бибихина //Хайдеггер М. Время и бытие. С. 253–258. На языке оригинала все эти доклады опубликованы теперь в: GABd.79.


[Закрыть].

Рождество Вы встретили с обоими Вашими сыновьями. Я чувствую из Ваших строк: дивное счастье после стольких лет огромнейших тревог. Пусть же оба сына найдут в Германии свой путь, притом хороший!

Другая забота[417][417]
  Вероятно, подразумевается описание ситуации в письме [136] от 23. 11. 1949.


[Закрыть], о которой Вы пишете, уладится. Нужно набраться терпения, сколь бы нынешнее положение ни было недостойно Вас.

Вы напоминаете о нашем давнем плане – ах, как давно это было, в совершенно другом мире! – насчет публичной дискуссии между нами[418][418]
  Ср. письма [102] от 24. 5. 1930 и [1 10] от 24. 12. 1931.


[Закрыть]. Если бы мы нашли подходящую форму дискуссии, под стать философствованию, которое практикуем мы с Вами, то, как Вы говорите, это могло бы пойти на пользу «делу». Полемика в профессорском стиле не имела бы смысла – ведь речь идет не о «проблемах», какие можно обсуждать спокойно или возбужденно; еще меньше смысла имела бы сенсация, которой Вы ожидаете и которую пришлось бы, очевидно, принять как неизбежность. Только если бы удалось глубокое взаимодействие в силу откровенных попыток прояснения, обоюдного постижения основ и возможностей наших импульсов, т. е. стала бы зрима коммуникация по существу и в связанном с ним личным, – тогда был бы сделан действительно стоящий шаг. Вероятно, подходящей возможностью могла бы стать философская переписка, которую мы бы попытались вести параллельно с нашей личной, обсуждая друг с другом все, до последних доступных основ, а затем опубликовали бы без всякой обработки? Переписка Лейбница и Кларка[419][419]
  Кларк Сэмюэль (Clarke, Samuel; 1675–1729) – английский философ-моралист, математик и теолог; с 1707 г. – священник в Лондоне. В 1715–1716 гг. Лейбниц обменялся с ним несколькими полемическими письмами. О содержании переписки и том, что послужило ее поводом, см.: Die Philosophischen Schriften von Gottfried Wilhelm Leibniz. Hrsg. von C. J. Geihaidt, Bd. 7, Berlin 1890, S. 347–351.


[Закрыть] ни в чем не является для нас образцом, кроме, как мне кажется, многократного челночного движения. При этом можно достичь ясности значительно быстрее и лаконичнее, чем при одноразовых критических обсуждениях. Держать ответ, объясниться – наверняка очень полезно. Но это предполагает обоюдное доверие и искренность. Каждый из нас должен проверить себя, коль скоро мы хотим это начать. Если удастся избежать обычной в подобных случаях склоки и осмелиться на предельное, тогда это себя оправдает. Появится документ, который сможет ныне ободрить и помочь. Особенно если в конце станет ясно, что есть общая точка соприкосновения – чего мы пока не знаем, – будет достигнуто необычайное. А именно, ответ на вопрос: способны ли философы по существу говорить друг с другом, когда между ними безусловно нет невыразимого единодушия в

Мартин Хайдегтер/Карл Ясперс

этосе. Вот что необходимо показать. Может быть, стоит обдумать этот план. Сейчас, при моих малых силах, рабочая нагрузка является пока непреодолимой преградой. Но я надеюсь, что вопрос лишь в том, когда я разгружу себя настолько, что стану достаточно свободен для такой переписки.

Спасибо за "Неторные тропы"[420][420]
  Экземпляр книги имел посвящение: «Карлу Ясперсу с сердечным приветом. Мартин Хайдеггер. 12. XII. 49».


[Закрыть]. Я читал о Ницше[421][421]
  Nietzsches Wort «Gott ist tot», S. 193–247.


[Закрыть], об эпохе картины мира[422][422]
  Die Zeit des Weltbildes, S. 69-104.


[Закрыть], о Рильке[423][423]
  Wozu Dichter, S. 248–295.


[Закрыть]. Мне кажется, теперь я по крайней мере яснее вижу, о чем мог бы Вас спросить. Во время чтения меня взволновали неожиданные совпадения[424][424]
  На этот счет на форзаце книги: «Примечательные совпадения со мной, без влияния, если Хайдеггер не дополнил эти рукописи после 1945 г., по прочтении моих. Последнее, однако, маловероятно».


[Закрыть] в деталях и в восприятии – при всей ощутимой для меня огромной разнице подхода в целом. Когда что-то меня раздражало, я говорил себе: не надо забывать о двух вещах, ведь речь здесь все время идет о неторных тропах[425][425]
  В подаренном ему экземпляре книги «Неторные тропы», под Хай-деггеровым объяснением ее заглавия, Ясперс приписал: "«Лесовозными дорогами» («Holzwege») называют дороги для вывоза срублен-ных деревьев, а не проезжие дороги. Это вовсе не «лесные тропы»


[Закрыть] и о подготовке приготовлений. В этой книге Вы предстаете в своем давнем облике. Она увлекла меня больше, чем все Ваши прежние труды[426][426]
  Ясперс интенсивно читал «Неторные тропы» [за исключением «Происхождения произведения искусства» («Der Ursprung des Kunstwerkes») и частично «Понятия опыта у Гегеля» («Hegels Begriff der Erfahrung»)] и испещрил книгу многочисленными замечаниями.


[Закрыть]. Однако я не сумел определить, в чем заключалось Ваше подлинное намерение. Начинать критику сегодня в кратком письме невозможно. Я остался в вопрошающем ожидании: возникает ли здесь фантастическо-обманчивая возможность мышления-поэтизирования или осторожно приоткрываются врата, – имеет ли место соблазнительное освобождение от нынешнего осуществления этоса или, скорее, прокладывается путь, который в конце приведет к такому осуществлению, – ^заявляет ли здесь о себе гностическое безбожие или предчувствие божества.

Вы говорите о "других трудах, находящихся в подготовке" – в связи с этим мои наилучшие пожелания!

Ваш Карл Ясперс

[141] Мартын Хайдеггер – КарлуЯсперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 7 марта 1950 г.

Дорогой Ясперс!

Мой ответ на Ваше последнее письмо, которое я ежедневно перечитываю с благодарной радостью, опаздывает до неприличия и по сей день не готов.

Несчастье нашего вернувшегося домой сына, прояснение моего внешнего положения[427][427]
  Относится к отмене запрета на преподавание и обещанию восстановления в статусе пенсионированного профессора.


[Закрыть] и негаданное великодушие и радость[428][428]
  В начале февраля 1950 г. Ханна Арендт приезжала во Фрайбург.


[Закрыть] слились воедино.

Сегодня я хотел бы одной фразой, которая разрушит все другие догадки и толки, разъяснить то, что пытался в моем первом письме[429][429]
  Ср. письмо [127] от 22. 6. 49.


[Закрыть], вновь пришедшем к Вам, обозначить словом «растерянный».

Дорогой Ясперс!

Я не приезжал в Ваш дом с 1933 года не потому, что там; жмяа еврейская женщина, а потому, что мне просто было стыдно. С тех пор я не бывал не только в Вашем доме, но и в городе Гей-дельберге, который я ценю как таковой только благодаря Вашей дружбе.

Когда в конце 30-х вместе с чудовищными преследованиями началось самое страшное, я тотчас подумал о Вашей жене. Через проф. Вильзера[430][430]
  Вильэер Юлиус (Wilser, Julius; 1888–1949) – профессор во Фрайбурге, с 1934 г. – ординарный профессор палеонтологии в Гейдельбер-ге. Во время ректорства Хайдеггера был канцлером университета.


[Закрыть], которого я здесь тогда знал и который имел близкие связи с тамошним окружным руководством, я получил твердые заверения, что с Вашей женой ничего не случится. Во

Мартин Хайдегтер/Карл Ясперс

страх оставался, как и чувство полного бессилия, – я и упоминаю об этх>м не затем, чтобы записать на свой счет хотя бы видимость помощи.

Я и сегодня не хотел бы ступить на землю Гейдельберга прежде, чем встречусь с Вами по-доброму, но с неизбывным чувством боли.

Приветствую Вас сердечно,

Ваш

Мартин Хайдеггер

[142] Карл Ясперс – Мартину Хайдеггеру

Базель, 19 марта 1950 г.

Дорогой Хайдеггер!

Сердечно благодарю Вас за Ваше откровенное объяснение. Свою благодарность передает Вам и моя жена. Для меня много значат слова о том, что Вам было "стыдно". Тем самым Вы вступаете в сообщество, объединяющее нас всех, живших и живущих в душевном состоянии, для которого и "стыд" слово подходящее.

От себя и своей жены я хотел бы сказать Вам, что мы никогда не допускали мысли, будто моя жена, будучи еврейкой, была для Вас причиной прекратить наши отношения. Думая об этом в минувшие годы, я сожалел единственно об отсутствии у Вас мотивов, которые в столь радикально изменившиеся времена при-

вели бы Вас ко мне, к нам. Но не будем говорить о взаимных обидах. Об этом Вам сказало уже мое первое письмо. Прояснение вряд ли возможно без осознания совокупной взаимосвязи событий в Германии.

Вы простите мне, если я выскажу то, о чем иногда думал: казалось, по отношению к национал-социалистским явлениям Вы вели себя как ребенок, мечтающий, не знающий, что он делает, слепо и бездумно вовлекаясь в предприятие, которое видится ему совсем иным, нежели оно есть в реальности, а затем в недоумении стоит перед развалинами и опять плывет по воле волн.

Спасибо за Вашу обеспокоенность в 1939-м, когда Вы обращались к Вильзеру. Вы думали о нас. Ситуация была такова, как Вы говорите: хотя гейдельбергский крайсляйтер был настроен ко мне весьма благожелательно (по ошибке, порою свойственной национал-социалистам) и хотя от него и других важных чинов я получил самые решительные заверения, даже в письме из СД[431][431]
  СД (SD) – «Служба безопасности» (Sicherheitsdienst).


[Закрыть] в Берлине, направленном в Гейдельберг на имя тогдашнего ректора[432][432]
  Cl.ll. 1938 по март 1945 г. ректором был историк Пауль Шмитгхен-нер (Paul Schmitthenner), в 1940–1945 гг. занимавший также пост министра по делам культов и просвещения в Карлсруэ.


[Закрыть], – я давно понял, что они все бессильны, что ни один национал-социалист не заслуживает доверия, поскольку все они терроризируют друг друга и в результате совершают преступления и нарушают свои обещания. Ведь вполне логично все кончилось тем, что Гитлер приговорил Геринга к смерти.

Вместе с Вами я надеюсь, что у нас еще будет возможность встретиться и поговорить. Тогда мы и поговорим о том, чего не скажешь в письме. До тех пор в распоряжении каждого из нас будут труды другого.

Примите мои добрые пожелания и сердечный привет. Давай-

те писать друг другу почаще!

Ваш Карл Ясперс 273

[143] Карл Ясперс – Мартину Хайдеггеру

Базель, 25.3.50

Дорогой Хайдеггер!

В 1946 году вышли три мои работы, все три – одинаковым тиражом ("Идея университета", "Ницше и христианство", "Вопрос вины"[433][433]
  Die Idee der Universität, Berlin u. Heidelberg 1946; Nietzsche und das Christentum, Hameln o.J. (1946); Die Schuldfrage, Heidelbeig u. Zürich 1946.


[Закрыть]). Первые две разошлись еще несколько лет назад. "Вопрос виньГ и по сей день не распродан[434][434]
  Немецкое издание расходилось очень медленно, тогда как швейцар-ское в течение года выдержало четыре издания.


[Закрыть]. Опубликованное в этой работе – часть лекции зимнего семестра 1945/1946 г.[435][435]
  Название лекции: «Духовная ситуация в Германии» («Die geistige Situation in Deutschland»).


[Закрыть]. Студенты, конечно, заполнили аудиторию – это была сенсация. Но и их, и остальных моих соотечественников мало интересовали эти размышления. Для меня же тогда очень важна была эта попытка осмысления, которая уже год спустя захлебнулась.

Теперь я часто вспоминаю Ваши слова о "стыде". Мне кажется, Вас может заинтересовать моя старая работа, и она, вероятно, будет даже понятна Вам в ее подлинном импульсе. Поэтому я ее Вам посылаю.

В то время я получал много откликов на эту работу; некоторые ругали ("изменник" и т. п.), многие соглашались, дополняли, модифицировали; до странности часто встречалась фраза: "…но здесь, в наших краях, я, наверно, единственный, кто так думает". Все это, однако, словно бы давно миновало.

С сердечным приветом,

Ваш К. Ясперс

[144] Мартин Хайдеггер – Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 8 апреля 1950 г.

Дорогой Ясперс!

Сердечно благодарю Вас за оба Ваших письма и за статью[436][436]
  Ср. прим. 436 к письму [143] от 25.3.1950. Замечание, вероятно, относится к работе Ясперса «Вопрос вины».


[Закрыть]. В ответ хочу поздравить Вас и Вашу милую жену с Пасхой, а еще сказать, что о «стыде» часто говорила и говорит моя жена.

Ваш образ мечтательного мальчика необычайно меток. Зимой 1932–1933 года я ушел в отпуск, обещанный берлинским приглашением в 1930 году. Когда я вернулся из хижины, меня буквально со всех сторон принялись толкать к ректорству. Еще утром в день выборов я пошел в университет и заявил снятому ректору фон Мёллендорфу[437][437]
  Мёллендорф Вильгельм фон (Möllendorff, Wilhelm von; 1887–1944) – профессор анатомии. См. также: Das Rektorat 1933/34. Tatsachen und Gedanken // Die Selbstbehauptung der deutschen Universität. Das Rektorat 1933/34. Hrsg. von Hermann Heidegger, Frankfurt a. M. 1983, S. 21 ff.


[Закрыть], который хорошо знал меня как соседа и очень хотел видеть своим преемником, а также проректору прелату Зауэру[438][438]
  Прелат Йозеф Зауэр. Ср. письмо [114], прим. 302.


[Закрыть], что я не могу и не хочу занимать эту должность. Оба ответили, что отказаться мне уже нельзя, поскольку все подготовлено для возможно более единодушного голосования и в случае моего отказа есть угроза, что назначат никудышного «старого бойца» из национал-социалистов.

Но даже и сказав "да", я не видел ничего далее университета и не замечал, что происходит в действительности. Ни на миг мне даже в голову не пришло, что теперь мое имя может оказать такое "воздействие" на немецкую и мировую общественность и повлияет на многих молодых людей. Только на днях бывший ректор Политехнического университета в Карлсруэ[439][439]
  Гюнтер Пауль (Günther, Paul; 1892–1969) – профессор физической химии и электрохимии. В 1949 г. был ректором Технического университета в Карлсруэ.


[Закрыть] рассказал мне и моей жене, как студенты в Берлине тогда целыми днями обсуждали мое вступление на пост ректора. А я мечтал и думал, по сути, о «том» университете, который мне грезился. Вместе с тем

Мартин Хайдегтер/Карл Ясперс

я сразу угодил в сложную систему должности, влияний, борьбы за власть, групповщины, увлекся и – хотя всего на несколько месяцев – впал, как говорит моя жена, в "опьянение властью". Только начиная с Рождества 1933 года я стал прозревать и в феврале, несмотря на протесты, сложил с себя полномочия и отказался участвовать в торжественной церемонии передачи должности моему преемнику[440][440]
  Керн Эдуард (Kern, Eduard; 1887–1972) – юрист. В1934 г. стал преемником Хайдеггера на посту ректора. Уже в 1946 г. смог вновь занять свою кафедру в Тюбингене.


[Закрыть], который с 1946 года вновь занимает свое место. Разумеется, по поводу этого шага – не в пример обсуждению моего вступления в должность ректора – отечественная и зарубежная пресса хранила гробовое молчание. Я, конечно, не обольщаюсь, но в ту пору, когда ректоры оставались на должности по 3–5 лет, это был все же поступок. Однако тотальная организация общественного мнения была уже обеспечена. Одиночка был совершенно бессилен. То, что я сейчас говорю, не может ничего оправдать, может лишь объяснить, как год от года, чем ярче выявлялось зло, рос и стьщ, что когда-то я прямо и косвенно в этом участвовал.

Но когда я затем попытался в меру моих скромных знаний и сил прийти к историческому пониманию, меня постигла неудача. Годы 1937 и 1938 были для меня самым тяжелым временем. Мы видели, что надвигается война, грозящая прежде всего подрастающим сыновьям, ни один из которых не был ни в гитлер-югенде, ни в студенческих партийных организациях. Такие угрозы прибавляют человеку проницательности; затем начались гонения евреев, и все покатилось в пропасть.

В "победу" мы не верили никогда; и если бы до нее дошло, жертвами в первую очередь пали бы мы. Уже к летнему семестру 1937 года я понимал это совершенно однозначно. Я вел тогда семинар по Ницше, обсуждали проблему "бытия и видимости". Не-

кий д-р Ханке, чрезвычайно одаренный, представившийся как ученик Ник. Гартмана, участвовал в работе. В первые недели он под впечатлением моего изложения (кое-что из этого, о "нигилизме", опубликовано теперь в "Неторных тропах"[441][441]
  Nietsches Wort «Gott ist tot» // Holzwege, Frankfurt a. M. 1950, S. 193–247, а также в: GA Bd. 5. Hrsg. von F.-W. v. Herrmann, Frankfurt a. M. 1977, S. 209–267.


[Закрыть]) пришел ко мне и заявил, что должен по секрету кое в чем признаться: он – осведомитель СД по сектору Юг (Штутгарт) и хочет мне сообщить, что я там на первом месте в черном списке. Когда началась война, д-р X. вышел из СД и погиб во французской кампании.

Я и это пишу опять-таки не затем, чтобы показать, будто чего-то добился, хотя в 1933–1944 годах каждый, кто умел слышать, прекрасно знал, что во Фрайбургском университете никто не осмелился на то, на что осмелился я. Тем больнее были для меня нападки, предпринятые против меня в 1945–1946 году и, собственно, предпринимаемые по сей день. Я и в 1945–1946 году еще не видел, какое общественное значение имел мой шаг в 1933 году. Лишь позднее я кое-что узнал об этом в связи с сомнительной известностью благодаря "экзистенциализму". Вина одиночки остается, и она тем более непреходяща, чем более он одинок. Но дело зла не завершилось. Только теперь оно вступает в подлинно всемирную фазу. В1933 году и до того евреи и левые политики видели яснее, глубже и дальше, чем те, кто находится под непосредственной угрозой.

Теперь наш черед. Я не строю иллюзий. От вернувшегося из России сына я знаю, что мое имя опять возглавляет список и что угроза может стать явью в любое время. Сталину незачем объявлять войну. Он каждый день выигрывает сражение. Но "люди" этого не видят. Никакой возможности уклониться нет и у нас. И каждое слово, каждый труд сам по себе уже есть контратака, хоть все это разыгрывается и не в сфере "политического", кото-

рую уже давно заслонили иные бытийные отношения и которая ведет мнимое существование.

Я внимательно изучу Ваши работы, хотя с годами я стад еще более бережным и еще более медлительным читателем.

Ваше прекрасное предложение насчет дискуссии по переписке в свободные минуты – единственно возможное. Но опять все та же старая история: чем проще становятся "вещи", тем сложнее адекватно мыслить их и высказывать. А еще я часто "мечтаю", что было бы, если б Шеллинг и Гегель в двадцатых годах прошлого столетия вновь нашли друг друга и привели свои принципиальные позиции не к компромиссу, а к решению высокого уровня. Конечно, оба они принадлежат иному порядку, а исторические аналогии и вообще дело никчемное.

Но, несмотря ни на что, дорогой Ясперс, несмотря на смерть и слезы, несмотря на страддния и ужас, несмотря на нужду и муки, беспочвенность и изгнание, в этой бесприютности свершается не ничто; в ней скрывается преддверие Рождества, чьи самые далекие знаки мы, эероятно, все же можем ощутить в легком дуновении и должны воспринять, чтобы сохранить их для будущего, загадку которого не разгадает никакая историческая конструкция, и уж конечно не сегодняшняя, мыслящая исключительно технически.

Я слышал, что летом Вы будете читать лекции в Гейдельберге. Вы, наверное, едва ли захотите остановиться здесь, во Фрайбурге. Но если будете проезжать через Фрайбург, сообщите мне время, я подойду к поезду, чтобы по меньшей мере пожать Вам руку.

Сердечно приветствую Вас и Вашу милую жену. Моя жена тоже шлет Вам привет.

Ваш Мартин Хайдегтер

[145] Мартин Хайдеггер – Карлу Ясперсу

Мескирх,12.У.50

Дорогой Ясперс!

Я приехал сюда на несколько недель, чтобы подготовить новое издание книги о Канте[442][442]
  Kant und das Problem der Metaphysik, Frankfurt a. M. 2,1951; 4. erweiterte Auflage 1973.


[Закрыть], для которой здесь еще хранятся рукописи. Я взял с собой Ваш «Вопрос вины» и «Введение»[443][443]
  Jaspers K., Einführung in die Philosophie. Zwölf Radio-Vortage, Zürich 1950.


[Закрыть]. При чтении первого мне стало ясно, что второе способно мне помочь, не говоря уже о том, что это хорошая возможность приблизиться к самому главному, а значит, и к самому трудному в Вашем мышлении. «Введение» позволило мне наконец ясно увидеть, насколько решающими идя Вашего мышления являются отсутствие и возможность коммуникации. Но сейчас я еще недостаточно себе зто представляю, чтобы судить с уверенностью, и потому следующим своим вопросом, вероятно, ломлюсь в открытую дверь.

Не стоило ли Вам попытаться представить внутреннюю систематику Вашей философии в ее строении и развитии только из основополагающего опыта коммуникации? Мне кажется, самое главное пока слишком скрьпо традиционным схематизмом представлений и различений. Речь, однако, идет не о том, чтобы представить "новизну" Вашего мышления только из этого основополагающего опыта, но о том, чтобы таким образом привести это мышление к более четкой выраженности относительно традиционного. Формально это тот же вопрос, который я 30 лет назад стают перед Вашей "Психологией мировоззрений"[444][444]
  Вопрос к «Психологии мировоззрений»: пограничная ситуация как центр философии, а также вопрос о методе у Ясперса.


[Закрыть], однако содержательно и в позиции все обстоит иначе. Но, может быть, то, что я ищу, Вы уже осуществили.

От студенческого союза в Гейдельберге я получил повторное приглашение читать там лекции в мае или в июне. Прежде чем принять решение и назначить время – если я скажу "да", – я хотел бы знать, будете ли Вы в Гейдельберге, и если да, то когда именно.

С сердечным приветом,

Ваш

Мартин Хайдеггер

[146] Карл Ясперс – Мартину Хайдеггеру

Базель, 15.5.1950

Дорогой Хайдеггер!

Усталый после дневных трудов, хочу только быстро ответить на Ваш вопрос: если я буду выступать в Гейдельберге ш, то вскоре после 15 июля; а буду ли я выступать – пока не определилось окончательно, так как ясны еще не все технические условия для поездки; однако вполне возможно, что я поеду.

На ваш вопрос о философствовании: по замыслу, "Введение1" не является введением в "мое" философствование, которого, надеюсь, вообще нет; в силу самой своей задачи – посредством современного технического аппарата достичь людей – "Введение" представляет собой крайнее упрощение.

Тема "коммуникации", на которую Вы обратили внимание, подробно обсуждается в моей книге "Об истине"[447][447]
  Jaspers K, Von der Wahrheit, München 1947.


[Закрыть] (например, в альтернативе: католичество и разум ш), а также во втором томе моей « Философии» "9.

Построение философии из этого основополагающего опыта означало бы превратить "труд" в систематику, которая мне определенно чужда. Мне кажется, что философия, в той мере, в какой она выходит в публичную сферу языка, есть лишь одна грань действительности, которая актуализируется, только когда – в читающем или пишущем – добавляется другая сторона.

Насколько я понимаю свою работу, содержательно речь идет все о том же, что впервые без всякой специальной философской подготовки было представлено в "Психологии мировоззрений".

Не смею судить, оправданно ли Ваше пожелание "более четкой выраженности". Вероятно, в этих делах всегда остаешься очень далек от того, что бы должно быть.

Сокрытие "традиционным схематизмом представлений и различений" было бы мне, конечно, весьма неприятно, будь оно сокрытием. Простоя изначально пытаюсь думать не оригинально и полагаю, что двигаюсь в пространстве philosophia perennis, дабы оттуда в меру своих сил прояснить для себя реальности и обрести средства коммуникации. Традиционное настолько богато и значительно, что его наиболее полное усвоение при постоянной опоре на простое, существенное представляется мне совершенно необходимой поддержкой и пищей для современного понимания. Мне кажется, невнимание к тем или иным необходимым различениям затуманивает сегодня наше мышление – например, в диалектике, в

* Вечной философии (лат.).

coincidentia oppositorwn, в старательно культивируемых многозначностях, какие практикуют марксисты и психоаналитики, создавая тем самым мир неискренности и обмана. Коль скоро я говорю старым языком философии, мне кажется, присутствует ясность. Правда, Ваш вопрос, возможно, вполне оправдан в тех случаях, где я, вместо того чтобы думать, пользовался готовыми формулировками, – но это можно показать только конкретно. И это затронуло бы побочный сор, а не главное. Ваш вопрос побуждает меня к большей внимательности.

Я стремлюсь к учению о категориях и методе, над которыми еще работаю, чтобы достичь максимальной ясности того, что может быть сказано, однако не стремлюсь к созданию труда, который бы совершенно объективно рассматривался как философия.

При всяком повторении переданных нам традицией мыслей, настоящей поверкой кажется мне то, что они значат в совокупности собственной и обшей действительности, т. е. что вместе с ними возникает, отвергается и стимулируется, иными словами, как с ними в действительности живут.

На Ваше письмо от 8 апреля я отвечу в другой раз. Сегодня – спасибо за оба письма!

Сердечный привет,

Ваш Карл Ясперс

* Совпадении противоположностей (лат}.

[147] Карл Ясперс – Мартину Хайдеггеру

Базель, 16.5.1950

Дорогой Хайдегтер!

На оба Ваших письма от 8.4 и 12.5 я отвечу позже. Сегодня – только моя благодарность и ответ на вопрос по поводу Гейдель-берга.

Если я буду там выступать, то вскоре после 15 июля; буду ли я выступать – пока окончательно не решено. Еще нет полной ясности с техническими предпосылками моей поездки (к сожалению, сегодня они вдвойне сложны из-за бюрократии и моих щх>-блем со здоровьем). Но поездка весьма вероятна. Желаю удачи в Вашей работе

и шлю сердечный привет,

Ваш Карл Ясперс

[148] Мартын Хайдеггер – Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 26. V. 50

Дорогой Ясперс!

Благодарю Вас за сообщение. От приглашения в Гейдельберг, а тжже от приглашений в пять других немецких университетов я только что отказался. В июле я, скорее всего, уже буду в хижине. Сердечные пожелания по случаю Троицы,

Ваш Мартин Хайдегтер

[149] Карл Ясперс – Мартину Хайдеггеру

Базель, 24 июля 1952 г.

Дорогой Хайдеггер!

Более двух лет прошло с тех пор, как я писал Вам в последний раз: я все еще хочу ответить на Ваши последние письма. То, что этого по сей день не произошло, получилось неумышленно. Осенью 1950 года я подготовил документы[450][450]
  Для въезда в ФРГ.


[Закрыть], которые тогда были необходимы для поездки, договорился с Геншерами[451][451]
  Имеются в виду физик-ядерщик Вольфганг Гентнер (Wolfgang Gentner, 1906–1980) и его жена Алиса (урожд. Пфелер). В то время Гентнер был ординарным профессором физики во Фрайбурге; в 1958 г. он был назначен директором Института ядерной физики им. Макса Планка в Гейдельберге.


[Закрыть], чтобы во Фрайбурге поговорить и с Вами. Но ничего не вышло, поскольку в Санкт-Морице[452][452]
  Ср. письмо [131] Ясперса Хайдеггеру от 6.8.1949, прим. 371.


[Закрыть] я подхватил простуду с обычными для меня тяжелыми последствиями[453][453]
  С ранней юности Ясперс страдал бронхоэктазией, которая уже при малейших простудах могла привести к воспалению легких.


[Закрыть]. В конце сентября, к назначенному времени, я хотя и был здоров, однако физически очень слаб, к тому же спешил с подготовкой к семестру. На поездку я уже не осмелился. Я не писал Вам, поскольку откладывал письмо, не считая его абсолютно срочным. Но задержка эта была вызвана не только небрежностью, не только множеством вставших передо мной вопросов (однажды Вами перечисленных: с чего начать?[454][454]
  Ср. письмо [132] Хайдеггера Ясперсу от 12.8.1949.


[Закрыть]); главной причиной было замешательство, обусловленное содержанием Ваших последних писем, Вашими словами о 1933-м и последующих годах, с которыми мои воспоминания не вполне совпадают, а еще – ненужными сплетнями насчет Гей-дельберга[455][455]
  Речь шла о слухе, будто Хайдеггер осенью 1949 г. сказал гейдельберг-скому историку литературы Паулю Бёкману (Paul Böckmann), что Ясперс ранее занимался плагиатом его идей и потому он, Хайдеггер, в 1933 г. порвал с ним отношения, и бущо в ответ на это Ясперс в 1945 г, своим письмом во Фрайбургскую комиссию по денацификации сильно ему навредил [сообщено в письме Курта Россмана (Kurt Rossmann) Ясперсу от 29.3.1950].


[Закрыть], в которые я не буду вдаваться и которые пресекла Ханна[456][456]
  Речь идет о Ханне Арендг, которая во время своих визитов в Европу всякий раз заезжала из Базеля также и к Хайдеггеру. Как именно она «пресекла» эту историю, неизвестно.


[Закрыть]. Но теперь мне наконец хочется написать. – Слишком долго я непростительным образом это откладывал. Мною движет «добрая воля», проистекающая из сознания обязательства далекого неизгладимого прошлого. Если машина моих писем застряла от замешательства, а значит, от неспособности ответить

надлежащим образом, то я все же надеюсь, что она снова придет в движение, если я ее подтолкну, а Вы, пойдя навстречу, ей поможете.

Ваши письма от апреля и мая 1950 года лежат передо мной. Когда я только что их перечитал, замешательство возникло вновь. Такое чувство, будто Вы не ответили мне в чем-то очень существенном, крайне для меня необходимом (после Вашего предпоследнего[457][457]
  Письмо [141] Хайдеггера Ясперсу от 7.3.1950.


[Закрыть] письма, в ответ на которое я послал Вам мою работу «Вопрос вины», я ожидал критического отзыва об этой статье). Далее, дело, вероятно, в том, что каждый из нас слишком мало знает о публикациях другого. Потому, когда мы что-то говорим о них друг другу, наверно, легко выходит что-то случайное и искаженное – это касается безусловно как меня, так и Вас.

То, что мы оба понимаем под философией, чего желаем, к кому обращаемся, как философия связана с нашей собственной жизнью, – все это, вероятно, уже в истоках у нас чрезвычайно различно. Прояснение этого, наверно, привело бы к той, настоящей дискуссии. Но я к этому пока не готов, потому что недостаточно знаю Ваши труды. А то, что я знаю, уже сейчас побуждает меня время от времени делать заметки. Это различие, очевидно, заставляет нас при чтении философского текста применять совершенно различные масштабы. Однако должно быть и нечто такое, в чем мы, несмотря ни на что, можем сойтись и, быть может, даже едины. Иначе было бы невозможно то, что некогда было.

Из Вашего письма я беру то, что в наибольшей степени "объективно" и отделимо от личного, которое издавна определяет наши отношения. Вы высказываете решительные суждения о современных процессах: "Дело зла не завершилось", – да, верно, так я думаю вместе с Вами с 1945 года. Но Вы полагаете, что это зло нахо-

дится в своей "всемирной фазе" и усматриваете его в Сталине и соответствующих реальностях. Что это такое и как связано между собой, во многом показывает великолепная книга Ханны[458][458]
  Arendt Я., The Origins of Totalitarianism, New York 1951 [на немецком языке: Elemente und Ursprünge totaler Herrschaft, Frankfurt a, M. 1955*.


[Закрыть]. Вы, по всей видимости, так не считаете. Вы пишете: «Сталину незачем объявлять войну. Он каждый день выигрывает сражение. Но „люди“ этого не видят. Никакой возможности уклониться нет и у нас. И каждое слово, каждый труд сам по себе уже есть контратака, хоть все это разыгрывается и не в сфере „политического“, которую уже давно заслонили иные бытийные отношения и которая ведет мнимое существование». Мне страшно чигеть такое. Если бы Вы сейчас сидели передо мной, то, как и десятилетия назад, на Вас бы обрушился поток моего красноречия, гневный, призывающий к разуму. Меня беспокоят следующие вопросы: не поощряет ли такой взгляд на вещи гибель – в силу.'его неопределенности? Не упускаем ли мы из-за иллюзии величия подобных воззрений то, что еще можно сделать? Как получается, что в одном месте Вы печатаете крайне позитивное суждение о марксизме[459][459]
  Heidegger M., Über den Humanismus, Frankfurt a. M. 1949, S. 27 f.: «Поскольку Маркс, постигая смысл отчуждения, входит в сущностное измерение истории, – поэтому марксистское понимание истории (Geschichte) превосходит прочую историографию (Historie)… Можно по-разному относиться к учениям коммунизма и их обоснованиям, однако в аспекте истории бытия несомненно: в нем высказывает себя элементарный опыт всемирно-исторического».


[Закрыть], не высказывая одновременно со всей ясностью, что признаете силу зла? Не следует ли каждому из нас выступить против этой власти прежде всего там, где она нам явлена, и не следует ли тому, кто против нее высказывается, говорить ясно и конкретно? Не есть ли эта власть зла в Германии то, что постоянно росло и на самом деле способствует победе Сталина, а именно сокрытие JE забвение прошлого, так называемый «новый национализм», возврат старой модели мышления и всех призраков, которые, несмотря на свою ничтожность, губят нас? Не присутствует ли эта власть во всяком необязательном, неясном мышлении («необязательном», потому что оно движется параллельно жизни и деятельности мыслящего)? Не это ли все обеспечивает победу Сталина? И не является ли, далее, философия, прозревающая и поэтизирующая в таких фразах Вашего письма, рождающая видения ужасного, опять-таки шщшовкой победы тоталитарного – в силу того, что отрывается от действительности? Точно также, как философия до 1933 года во многом наделе подаотовила приход Гитлера? Не происходит ли сегодня нечто сходное? Не впадаем ли мы в серьезное заблуждение, полагая, будто ровное достижение как таковое уже является контратакой? Не может ли быть наоборот: подобно тому как Георге и Рильке (но не Гофмансталь) способствовали становлению человеческого типа (разумеется, лишь в ужом кругу «образованных»), который, будучи уже не в состоянии думать, «растворялся», ускользал от выбора «или– или», а са&ш эти поэты становились чем-то вроде идолов, вместе с которыми человек рассчитывал внутренне побороть чертовищну?

Может ли политическое, которое Вы считаете заслоненным уже другими отношениями, когда-либо исчезнуть? А если. оно лишь изменило свой облик и средства? И не должно ли признать именно это?

Далее Вы пишете: "в этой бесприютности… скрывается преддверие Рождества". Я читал это с возрастающим ужасом. Это – насколько я понимаю – чистое мечтание в ряду многих, которые – каждое "в свое время" – обманывали нас на протяжении этого полувека. Вы что же, намерены выступить в качестве пророка, который из тайного знания указывает на сверхчувственное, в качестве философа, уводящего от действительности? Из-за фикций упускающего возможное? В таком случае встает вопрос о полномочиях и оправданности притязаний…

Я заканчиваю, ставя многоточие, правда, теперь совершенно иначе и с большими надеждами, чем когда-то, в моем последнем

(цо 1949 г.) настоящем письме[460][460]
  Письмо [122] Ясперса Хайдеггеру от 16.5.1936.
  * Русск. перев.: X. Арендт. Происхождение тоталитаризма. М., 1997.


[Закрыть], году в 1934. Сегодня это многоточие обозначит не происшедший разрыв, сопровождающийся слабой надеждой, что Вы ответите, как это было тогда, но шанс, что мы, возможно, еще поймем друг друга на уровне человеческих пределов и человеческих возможностей.

У Вас в письме есть прекрасные, верные слова: "Чем проще становятся вещи, тем сложнее адекватно мыслить их и высказывать". Это простое принадлежит конкретной ситуации и лишь оттуда находит путь к высказыванию и объективному образ^ То, / что я до сих пор не умею сказать Вам это простое и не сльпйу его от Вас, для меня всего лишь знак недостаточности моего философствования. В старости жизнь становится так коротка, что каждый день бесценен. Выбираешь то, что считаешь самым важным. Надеюсь, я доживу до того дня, когда смогу прочитать все Ваши труды и сказать, что кажется мне таким простым, – в первую очередь для того, чтобы услышать Ваш ответ. Но все так неопределенно.

С сердечным приветом,

Ваш Карл Ясперс

[150] Мартин Хайдеггер – Карлу Ясперсу

Фрайбург, 19 февраля 53 г.

Дорогой Ясперс!

Радость и почитание близких и друзей украсят Ваш праздник[461][461]
  Семидесятилетие Ясперса.


[Закрыть] так, как Вам это подобает.

Множество людей, которые давно уже ведут с Вами беседы и учатся у Вас, составят широкий круг праздника и будут с благодарностью думать о Вас.

Университеты, мир литераторов и ученых сообществ покажут к этому дню современникам Ваши труды.

Все, что подобает этой годовщине и ее праздничности, свер-шится прекрасным и достойным образом.

И в то же время некто попытается проследить Ваш путь и заодно оценить свой собственный. Он вспомнит о совместных годах и горестных событиях и примет судьбу различных попыток мышления, стремящихся посредством вопрошания указать на сущностное в неспокойном и зыбком мире.

Такое вопрошание может быть столь неотступным, что затрагивает и самое себя в стремлении узнать, нет ли во всей различности мыслительных путей некоего сходства, знаменующего ту близость, в какой – по сути неприметно и непостижимо – находятся между собою все, кто одинок по причине того же дела и той же задачи.