Текст книги "Не родись красивой (СИ)"

Автор книги: Марта Раева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Глава 37

Костя, сидя за своим рабочим столом, крепко задумался. Его волновал вопрос о состоянии Мити. Вот уже два раза виделся с ним после его заграничной командировки. Было жалко на него смотреть.

– Митя, авось, все наладится, и придете к согласию. И Катя, и ты сам… – Больше не знал, как успокоить друга.

– Я дурак, пошел на поводу своих жалких чувств – и потерял Катю. Миле только один раз сказал, что отец отказался от финансирования моих личных затрат. Этого оказалось достаточно, чтобы наступило ее охлаждение. Такая пошлая ситуация – и она произошла со мной!

– Ты ожидал другого?! Ох, Митька, ты действительно дурак! Но сейчас же ты в норме, все понимаешь – и это уже хорошо.

– Да, отцовское решение было кстати… Чтобы я образумился наконец. Не потому, что стеснен материально. А потому, что заставил взглянуть на себя со стороны…

– Да, ладно! Ты не виноват, что у тебя состоятельные родители. Я ведь тоже во всем обязан отцу. Мы наследники своих отцов, что поделаешь тут?!

– Катя меня заподозрила, что я жду, когда наследством обзаведусь… Вот это был удар! Она изменилась, ты не заметил?

– Я давно ее не видел, – уклонился от ответа Костя. – Когда она родит? Мама говорила, как тяжело ей становится. Скорей бы закончилось это ожидание…

– Она изменилась. Показалось, что стала какой-то черствой, что ли… Раньше даже когда на меня обижалась, была мягкой, сочувствовала… А теперь заговорила о разводе.

– Ну, тут она торопит события. Подожди… как только у вас появится ребенок, все пойдет по нужному руслу.

Костя приехал домой и с радостью увидел Санечку. Подхватил его и почувствовал себя счастливым. Жалко было, что редко с ним виделся. Иногда на прогулке с Лидией Ивановной, иногда вместе с отцом устраивали посреди рабочего дня посиделки в детском кафе, прогулки на детскую площадку, чтобы разделить радость общения всей семьи. Лидия Ивановна все не могла налюбоваться на соединение дорогих ей мужчин, как она говаривала, представителей трех поколений.

По озабоченному виду матери было заметно, как она переживала о том, что Катя изменилась. Ее удручала сухость в их отношениях. Катя даже могла позволить себе быть резкой, выразить недовольство по пустякам. Лидия Ивановна об этом жаловалась Косте, и оба одинаково расстраивались.

И тут она услышала телефонный звонок.

– Костя, Катя уже в роддоме! – обрадовала его мама.

Он восхитился, стал звонить Мите. Тот уже был взволнован, мерил шагами коридор роддома.

– Да, как только мне сообщат, я позвоню тебе.

Что ж, оставалось ждать радостного события. Чего я-то так возбужден? – спросил себя Костя. Вспомнил, как узнал о рождении Санечки. Только через Митю. Лучше всего помнил момент, когда узнал о том, что скоро станет отцом. За месяц перед его рождением. Помнил, каким потерянным и чуть ли не несчастным тогда был.

Наконец Митя позвонил и радостно сообщил – родился мальчик, крупный, все с ним в порядке. И с Катей все хорошо.

Костя не сразу после выписки Кати с ребенком навестил счастливых родителей. Пришел, когда страсти улеглись. Познакомился с сыном своих друзей в отсутствие Мити, был рад, что увидел Катю без свидетелей, поздравил ее.

Катя, уставшая, но по-домашнему жизнерадостная и милая, встретила его с улыбкой. Санечка танцевал от радости.

– Папа, ты пришел посмотреть на братика? У меня теперь есть братик.

– Да, поздравляю и тебя с рождением брата! Как вы его назвали?

Сын пошел с ним в ванную комнату и говорил-говорил:

– Мама хочет назвать его Романом. А дядя Митя хочет дать простое имя – Алеша. Я тоже придумал. Его можно назвать Кирилл, и я его буду звать так – Кир. У меня есть друг в нашем доме, его так зовут. – Сыну нравилось четко выговаривать букву «р».

И вот Костя видит новорожденного, еще безымянного. Он не спит, шевелит маленькими ножками и ручками, вертит головкой. Такой крошечный!

Подошла Катя, спросила:

– Смотришь, на кого похож? Еще ни на кого… будет меняться.

– А Митя как считает?

– Конечно, считает, что на него.

– А дедушка его видел?

– О, он первым прибежал!

После обеденного кормления оба брата уснули. И они смогли поговорить: давно не виделись.

– Так какому имени отдадите предпочтение?

– Пусть решает отец. Он счастлив от одного только выбора. Всех спрашивает, столько красивых имен перебрал.

– Но ты хочешь в честь Митиного отца.

– Да, если Тамара не назвала своего сына в его честь, то нам сам бог велел.

– Тебе нравится Роман Никитич, знаю.

Сидели рядом с кроваткой малыша и тихо говорили.

– Катя, ты выглядишь счастливой. В последний наш разговор ты вполне понятно была расстроена. Помирились с Митей?

– Да мы не ссорились. Просто я уже по-другому чувствую, наверно, стала другой. И он такой чужой… Несмотря на то, что старается вернуть прежние отношения.

– Будь с ним помягче. Он страдает от вины перед тобой.

– Костя, ты уже во второй раз просишь за него. Больше не проси.

Катина резкость удивляла. Такая категоричная Катя была ему незнакома. Он так и заметил:

– Да, Катя, ты стала другой.

– А какая я была? Кроткой? Всегда виноватой перед всеми и каждым? Да, ее больше нет.

Помолчали. Но Катя решила, что надо еще что-то добавить к сказанному.

– Я теперь не даю себя в обиду. Потому что я теперь одна. И меня некому защитить.

– Катя, ты не права. – Хотел сказать о Митиной готовности защищать ее, но остановился. Решил, пусть сами разбираются между собой, а он скажет за себя. – Ты забыла обо мне.

– Ну, да… Как-то упустила тебя… Как ты думаешь, почему?

– Ты – мать моего сына. Забыла?

– Ох, Костя… Я знаю, кто я и кто ты. Ты прежде всего – сын своих родителей, отец Санечки. А я для тебя – не родной человек. Так… Вынужден со мной общаться, потому что мать твоего сына. Так же теперь будет обстоять дело и с Митей. Он, правда, утверждает, что любит меня. А я уже не верю этим его словам.

– Означают ли твои слова, что мне остается сказать тебе, что люблю тебя… чтобы быть тебе родным человеком?

Катя усмехнулась:

– Кроме этого, нужно еще, чтобы я поверила тебе.

– Однажды ты поверила.

– Когда? Когда ты мне признался и я тебе поверила? Не припомню что-то.

– Ты тогда была очень больна. Поэтому не помнишь. Но я-то помню – ты поверила.

Катя внимательно разглядывала его. Костя не отводил своих глаз от ее недоверчивых глаз.

– Ты говоришь о моих снах? Тебе Митя рассказывал?

– Это были не сны. Это действительно был я, и я тебе говорил, что люблю тебя.

– И говорил, что все помнишь? Что будем вместе – ты, я и Санечка? – Увидела его утвердительный кивок. – Да ты обманывал меня?! Боялся, что я умру?!

Костя молчал – оправдываться не было смысла.

– И я тебе поверила? Вот дура!

Санечка зашевелился во сне. Катя замолчала. Она по-настоящему разозлилась. Все время воспринимала тот важный для нее разговор с Костей не как реальность, а как сновидение. Такое сладостное, такое желанное… И Костя был не прежний, а настоящий, к которому вернулась память. Значит, он солгал… пожалел ее. Это была ложь. Спасительная, но ложь…

Косте не оставалось больше ничего, как с сожалением попрощаться. Катя его не провожала.

Пришел Митя с целым свертком покупок: купил по составленному Катей списку. Был в последнее время возбужден, радостен. Старался не обращать внимания на холодность Кати, верил, что вернется период их жизни, похожий на послесвадебные дни. Заметил Катино настроение, спросил:

– В чем дело? Я сделал что-то не так?

– Да нет. Приходил Костя. Поздравлял, вот цветы принес.

– Но ты расстроена. Что-то случилось?

– Ничего особенного. Просто не хочется говорить. Прости. – Занялась делами, расставляла принесенные Митей покупки. Чтобы не продолжались его расспросы, завела другой разговор.

– Митя, как твои дела с Романом Никитичем? Он продолжает наказывать тебя… финансово?

– Да нет. Говорит, что хотел припугнуть меня. А что? Почему ты спрашиваешь?

– Да ты сейчас так растратился…

– Катя, ты никогда не просила ни о чем, чтобы я тратился. Я рад, что ты впервые попросила… Ведь я готов для вас с детьми на все, сделать все, что захотите. Только скажи! – С раскаянием вспомнил, сколько просьб Милы, очень даже недешевых, выполнял.

– Митя, я теперь знаю о твоих возможностях жить безбедно. Но мне ничего не нужно покупать. Не хочется ничего, на что потрачены не принадлежащие тебе средства. Хочется по-настоящему ценить подарки. Если же задумаешь порадовать, лучше всего подходит мне и детям то, что не требует каких-то денежных затрат.

– Вот так задачу задала! Чем же тебя порадовать? – Подошел к ней, обнял. – Вот это не требует денег…

Катя, терпеливо вынеся ласку, отстранилась. Пожалела, что так неудачно выразилась. Ох, уж эти мужчины! Даже такой человек, как Митя, не понял, что имела в виду другое – хотела от него усилий других – ума, изобретательности, а главное, души.

Митя засобирался, сказал, что у него дела, Катя его не задерживала. А он отправился к другу, чтобы в числе иных поводов для встречи узнать, что между ним и Катей произошло.

Глава 38

Митя застал Костю за книгой о детском творчестве. Тот объяснил, что Санечке нравилось делать кормушки для птиц. Вместе с Катей они сделали две неуклюжие кормушки, тем не менее птицы охотно слетались и клевали остатки булки и каши. Митя округлил глаза:

– Это Катя тебе сказала?

– Да нет, Санечка, а что?

– Господи, а я гадаю, что имела в виду Катя… Представляешь, дорогих подарков ей не надо, нужны другие.

Тут и Костя согласился с другом:

– Помнишь, ты говорил, что удивлялся Катиной реакции на свои слова, поступки? Что она реагировала всегда неожиданно. А меня удивляет сынишка: на мое предложение провести уикенд в парке развлечений заметил, что лучше самим придумать игру и вместе поиграть. Он хотел бы больше времени побыть со мной. В общем, реакция очень своеобразная.

– Да, с мамой и сыном не соскучишься… Ты сегодня был, говорил с Катей. Она какая-то скучная была после твоего ухода.

– Да, разговор был неудачный. Расстроил я ее. И поделом мне.

– Расскажешь?

Костя вздохнул. И вместо того, чтобы передать их разговор – такой интимный, рядом со спящими детьми, – сказал:

– Знаешь, я понял, почему она изменилась. Дело в том, что она чувствует себя брошенной, беззащитной… От того, что у нее нет родных, кто бы бескорыстно помогал ей, заботился о ней. Оно так и есть: родных по-настоящему людей нет, с отцом нет близких отношений… Тебе, мужу, не верит, что любишь. Считает, я с ней общаюсь только из-за Санечки.

– Ну, приехали!.. Костя, это что – снова депрессия начинается?

– Нет, конечно… И хотя все ее мысли о детях, свои силы она направляет и на себя тоже, на свою защиту, потому что никто больше о ней не позаботится, не защитит.

– Костя, ты меня пугаешь! Откуда такие выводы?

– Митя, но ведь так и есть… Разве ты не видишь, что она уже твердо решила себя беречь, защищать во что бы то ни стало… От других и прежде всего от нас: от тебя, от моей мамы, от меня, наконец… Какая уж тут депрессия!

Митя застыл в растерянности. Задался вопросом: он что-то важное упустил? Понятно, что Катя его не простила пока… Но не считать его своим родным, близким человеком… какой-то бред! Как она может?!

И тут услышал неожиданное заявление Кости:

– Хочу сказать тебе, Митя, вот о чем. Я собираюсь доказать Кате, что я ей родной человек… который ее любит и которому она может доверять.

Тут Митя совсем потерял дар речи. Только смотрел на друга и поражался сказанным словам. А еще тому, что Костя вдруг повеселел.

– Все думал, как тебе сказать это… И вот сказал!

После долгого молчания Митя заговорил:

– Я тебя понял. А пришел я к тебе… вот зачем… Хочу посоветоваться. Скоро Кате день рождения. Хотел заказать зал в ресторане. Но теперь вижу – это плохое решение. Как считаешь, что можно придумать?

Размышляли, кто из них сможет поговорить с ней, и не могли прийти к какому-либо определенному решению.

Катя неожиданно сама заговорила с Митей об этом. Спросила, надо ли в ее день рождения приглашать кого-либо, если она плохо себя чувствует. И удивилась, что Митя согласился с ней. Сказал, что сделает все, как она хочет. будет ждать сколько угодно, пока она не решит их судьбу. Предложил приходить только тогда, когда она позовет. Катя повеселела. Митя снова был прежним: внимательным, добрым, заботился о ней, угадывая ее желания. А ее единственным желанием было: побыть одной, чтобы не тяготило ничье присутствие в ее доме.

Привечала только Лидию Ивановну, потому что та оказалась незаменимой помощницей. А однажды вместо нее пришел Костя. На вопрос, придет ли его мама, отвечал, что они с отцом вынуждены были уехать на похороны брата Ильи Александровича.

Катя чувствовала себя неважно, поэтому приняла это известие с облегчением. Приход Кости показался даже уместным, поскольку радость сына от встречи с отцом вызвала и ее ответную радость.

– Костя, давно надо было бы прийти. Санечка скучал.

– Я думал, что ты на меня сердишься.

На другой день, когда в его присутствии готовила еду для детей, ей стало плохо. Костя бережно усадил ее на стул, встал к плите. Затем решил вызвать скорую, но Катя воспротивилась.

– Идем, я тебя уложу в постель. – Не обращая внимания на ее возражения, подхватил на руки – оказалась легкой. И обняла его за шею. Прижалась головой к его груди.

Пока он нес ее в комнату, Катя обеспокоенно говорила:

– Костя, я полежу немного, а ты присмотри за детьми, хорошо? Через час я покормлю малыша.

Вместе с Санечкой ходили на цыпочках, говорили чуть ли не шепотом, баюкали малыша, чтобы не плакал. Катя с улыбкой оценила их старания. Когда малыш после кормления уснул, втроем сели обедать. А после прогулки отец с сыном приготовили ужин. Пошли звать Катю. Смотрели, как она меняла пеленки. Все трое склонились над ребенком, разглядывали его, целовали ручонки и пяточки, радовались его улыбкам.

Поздно вечером после купаний и укладывания детей, наконец, вздохнули и улыбнулись друг другу.

– Ты устала, Катя, ложись. Не нужна помощь ночью? – А когда Катя отказалась, пообещал утром прийти.

– А как же твоя работа?

– До обеда не будет меня, ничего не случится. Мама завтра приезжает и снова примет вахту. – Погладил ее по голове. – Тебе не будет снова плохо?

– Знаешь, день сегодня прошел так, что я чувствую себя здоровой. И ничуть не устала.

– И для меня день такой счастливый! Я чувствовал себя отцом семейства.

Когда Костя ушел, Катя видела в окно, как он при свете фонарей шел к машине, высокий, волосы на красивой голове обдуваются ветром. На душе было спокойно и светло.

Зато Костя уже по дороге домой ощущал какое-то внутреннее беспокойство. Он не зря погладил Катю по волосам. Захотелось снова прикоснуться к ним, как это сделал, когда днем взял ее на руки. Помнил, как Катя прижалась к его груди, и он почувствовал запах, который исходил то ли от ее волос, то ли вообще от ее тела. Он и сейчас его беспокоил. Костя даже приложил ладонь к лицу: конечно же, ничего не ощутил, но память остро напомнила этот запах – смесь каких-то трав или цветов вместе с запахом теплого молока. Он был уверен, что этот запах ему знаком.

Утром на другой день ему понадобилось время, чтобы выбрать возможность невзначай наклониться к Кате, держащей ребенка, и коснуться ее волос, лица и даже шеи. Снова этот запах! Это ощущение затем часто сопровождало его, возникало в самый неожиданный момент и очень беспокоило.

Шли месяцы, уже приближалось лето. Катя чувствовала, как окрепла, не было уже слабости. Радовалась той радости, которую ежедневно, ежечасно получала от своих мальчишек. Иногда звонил и приходил Митя. Держала себя с ним ровно, не хотела, чтобы обижался. Ведь она почти устранила его как мужчину из своей жизни. А как друг он был ей необходим, особенно когда держал их сына на руках. Назвали малыша Романом на радость Митиному отцу.

Изредка приходил Костя. Гулял с сыном, иногда с обоими малышами. Нравилось катить вместе с Санечкой коляску. Был какой-то задумчивый, разговаривали мало. Не было дня, чтобы не приходила Лидия Ивановна. Ей нравилось получать любовь и радость от внука, благодарность в глазах Кати.

Однажды Катя гуляла во дворе с малышом в коляске. Лидия Ивановна с Санечкой отправились на аттракционы в парк. Во двор въехал Костин джип. И вот он подходит, улыбающийся, с пакетом и игрушкой под мышкой. Поднялись в квартиру. Пока раздевала спящего Ромочку, Костя заварил чай, чтобы посидеть спокойно и поговорить. Ему надо было сказать Кате о том важном, что происходило с ним в последние дни.

Катя, спокойная и безмятежная, присела за стол, поблагодарила за свежий чай. Это был чай с запахом чабреца, который Катя очень любила.

– Нравится чай? – спросил ее Костя.

– Да, ты принес? Такой хороший. Еще чувствуется мята.

– Такое сочетание мне нравится. Это твой запах.

– Что ты выдумываешь? Никто не говорил мне этого, а сама я не чувствую.

Митя смотрел на нее, и что-то в его взгляде Катю насторожило. Молчала, потому что поняла, что хочет о чем-то сказать.

– Знаешь, мне надо проверить вот что… Недавно почему-то представил прошлое… мы с тобой находимся в каком-то помещении и я обнимаю тебя и вдыхаю этот запах, такой чудесный – цветочный и молочный одновременно.

Катя засмеялась.

– Наверно в больнице, где ты мне говорил неправду… что вспомнил меня.

– Нет, в больнице ты вся пропахла лекарствами. Это было где-то на природе, припоминаю. И я глажу твои волосы и тело, и от кожи исходит этот запах.

На этот раз улыбка сошла с лица Кати.

– Я хочу проверить, было ли это в реальности… Хочу тебя обнять. Разрешишь?

Катя молча кивнула. Костя порывисто встал, приподнял ее и прижал к себе. Обнял так крепко, что у нее перехватило дыхание. Губами притрагивался к шее, потом отстранился, расстегнул воротник ее блузки и стал целовать грудь, зарылся в нее. И вот уже целует в ее раскрытые губы. Катя, забыв обо всем от этих прикосновений и поцелуев, инстинктивно прижалась всем телом к его телу. И такое желание накатило на них, что застонали. Потом оба зашептали жаркие слова. Так было с Катей когда-то давно, когда к ней прикасался Костя.

И произошло то, что должно было давно произойти. Они были как голодные, как обезумевшие от жажды мужчина и женщина. Лежали на диване полураздетые и желали только одного – чтобы их голые тела соприкасались. Костины руки были одновременно требовательные и нежные. Губы шептали ласковые слова, такие знакомые, таким знакомым голосом произносимые, что у нее потекли слезы. Наконец они соединились, и это было такое наслаждение, такой восторг… слезы текли не переставая. Костя их вытирал губами, испытывая томление и огромную нежность. И еще много-много воспоминаний окутали его с головой. Ведь это все было уже когда-то… Памятью отзывалось в каждой клеточке его тела. И запах возбуждал, но уже был таким привычным, таким родным. И наступило такое желанное освобождение, что их стоны превратились в один общий голос.

Костя первым поднялся с дивана, подобрал разбросанную на полу одежду. Потом присел рядом с лежащей Катей и тихо проговорил:

– Катюша, родная моя, любимая! Вот я и вспомнил… все вспомнил. Как жалко, что это не произошло раньше. – Гладил ее лицо, целовал ее ладони. – Почему я не догадался сделать это раньше?.. Обнять тебя и обцеловать тебя всю! Память вернулась бы…

И услышал Катины слова, так необходимые им обоим:

– Костя, не жалей. Твоя память должна была созреть… со временем. Именно сейчас. А еще что ты вспомнил? Буду теперь из тебя каждое воспоминание выведывать и проверять, верное ли… Хочу вместе с тобой говорить об этих наших мгновениях. Они так незабываемы, верно?

Встала, чтобы погладить его лицо, взять его руки и прижать к своему лицу. Костя посадил ее на колени – и не было большего счастья, как вот так сидеть со своей Катей, ласкать ее руками, взглядом. Но надо было одеться, успокоиться, потому что с минуты на минуту должны были прийти Лидия Ивановна с Санечкой.

На другой день Костя встретился с Митей. Оказались одновременно у Катиного дома. Решили пойти в кофейню напротив издательства, чтобы поговорить о том, что их волновало и мучило.

– Митя, ко мне память вернулась. Как-то постепенно, не сразу – но вернулась.

– Вот это новость! Как здорово, Костя! Я за тебя рад! – Митя помолчал, смотрел на друга увлажнившимися глазами. – Катя знает?

– Да, вчера признался ей. И конечно, и она, и я счастливы.

– Вот это новость! – И вместе с удивлением в его голосе слышалось огромное сожаление. – Катя теперь меня отвергнет окончательно. Как ты думаешь?

– Знаешь, Митя, надо позаботиться о ее благополучии. Пусть она сама решит, хорошо?

Когда вышли на свежий воздух, Митя нервно закурил. Напряжение его не оставляло. Костя сочувственно смотрел на друга. И почему-то в этот момент оглянулся.

У ворот издательства стояла Катя и смотрела куда-то вверх. Худенькая, в летнем платьице, с бумажным пакетом, который держала, обняв, у груди. Заходящее солнце освещало ее знакомую прическу. Походила на юную девушку. Костя заметил, что и Митя увидел ее, отбросил в сторону сигарету.

Катя возвращалась из магазина, и ей захотелось дойти до своего издательства. Посмотрела на окна своего кабинета. Как же она соскучилась по своим обязанностям, родным коллегам!

Погруженная в свои мысли, не сразу услышала, что ее кто-то окликнул. Знакомый голос негромко произнес ее имя. Потом еще один голос с ласковой интонацией позвал: «Катюша!» Порывисто оглянулась. Совсем недалеко стояли двое мужчин и смотрели на нее. И была целая минута молчаливого разглядывания. Как будто все трое еще не знали друг друга, как будто заново вглядывались друг в друга. Какое-то любопытство было во взглядах двоих из них, стоящих рядом: тревожное у одного, и улыбчивое у другого. Она тоже загляделась – такими чудесными показались ей эти молодые мужчины, внешне такие разные, но одинаково красивые и любующиеся ею, Катей.

И она пошла им навстречу.