Текст книги "Не родись красивой (СИ)"

Автор книги: Марта Раева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 32

Так снова после свадьбы Катя осталась одна. Конечно, с ней был сын, стала совсем родной Лидия Ивановна. Горячо она протестовала против устройства Санечки в детские ясли-сад, просила подождать еще год, пока не подрастет до трех лет.

С удовольствием Катя занималась своими обязанностями в журнале, руководила художественной редакцией, отвечала за театральную рубрику, ходила на спектакли, искала авторов, сама публиковала рецензии, интервью. Готовилась участвовать в фестивале сценографов, для чего затеяла серию публикаций о театральных художниках. Юбилей в декабре собирался отмечать и отец Мити, Роман Никитич, ему решила посвятить цикл публикаций.

С ним встречалась в его мастерской, очень подружилась, вела записи, беседуя с ним, и придумала оригинальную форму периодических заметок о его творчестве. Ей он нравился своим добродушием, да и тем, как в его поведении и чертах узнавала характер Мити.

Звонил муж нечасто. Заметила, что говорил по телефону, словно по обязанности. Не хотела много думать о том, почему Митя так изменился. Инстинктивно отметала эти думы, иначе от страха сжималось сердце и молоточком стучало в висках. Из его хором переехали с сыном в их уютную квартиру, не забывая узнавать от участливой консьержки, как та прибирается в Митиной квартире, поливает цветы. Да и Тамара проверяла, все ли в порядке, так что беспокоиться на этот счет не приходилось.

Поскольку плохо чувствовала себя по утрам, Катя сходила к гинекологу и ее подозрения подтвердились: она беременна. Не знала, радоваться этому или нет. Беспокоилась, надо ли говорить об этом Мите по телефону. Решила, если он узнает об этом по приезду, будет не поздно. Печалилась, почему это событие, которому бы Митя обрадовался, наступило сейчас, когда так неожиданно почувствовала его охлаждение к ней.

Первым заметил изменение в ее психофизическом состояния Роман Никитич, когда воскликнул: «Да ты, голубушка, ждешь ребенка?!» И увидев ее улыбку согласия, обрадовался, засуетился, восхитился: «В моем возрасте надо обрастать внуками!»

Но по окончании командировки Митя сообщил, что еще задержится на месяц. Да и Тамара со злорадством не раз намекала при встрече в доме родителей, что Костя увлечен не только европейским театром. Катю ее намеки не удивляли, она давно уже предполагала причину Митиного поспешного отъезда и долгой задержки.

Перед отцовским юбилеем в конце декабря он наконец прилетел. Катя узнала от Романа Никитича об этом по телефону. Он сказал, что сообщил ему о ее беременности, извинялся, объяснял, что сына надо было подготовить к встрече с ней. Тревожился за него, прежде всего.

Митя позвонил перед концом рабочего дня, сказал, что будет ждать ее в ресторане недалеко от издательства. Катя волновалась, потому что ужасно хотела его увидеть, хотя и понимала, что предстоит невеселый разговор.

Он ждал ее у входа в ресторан без шапки, с поднятым воротником пальто, Увидев ее, бросил недокуренную сигарету. Смотрел на нее внимательно и настороженно. Поцеловал в щеку. Мало изменился, только не было привычной милой приветливости на лице.

– Митя, не очень удачное место для встречи.

– Ты же не ждала меня дома. Вот и встречаемся в неудачном месте.

Катя видела, как он напряжен, обычно в таком состоянии его глаза становились темнее. Сделал заказ, не спросив, чего бы пожелала она, да и она отнеслась к этому равнодушно.

– Почему ты не говорила о том, что беременна? Почему об этом я узнаю не от тебя? – Митя мог бы добавить и то, как отец сердито разговаривал с ним, как, сообщая о беременности невестки, обозвал его идиотом.

– Да, виновата перед тобой. Прости. Как-то не нашла удобной возможности сказать это по телефону.

– Катя, я заметил, ты не умеешь отстаивать свои интересы, бороться за свое счастье. Не понимаешь, что точно так же было с Костей?

– Да, ты просто обязан сравнить мое нынешнее положение с тем, каким оно было когда-то… с Костей.

– Если бы ты мне сообщила об этом сразу, я примчался бы несмотря ни на что.

– А на что тебе надо было смотреть? – Катя не могла говорить по-другому. А хотела бы вести себя, как прежде, просто и ласково улыбаться в любимые глаза. Ведь так долго она их не видела…

– Не цепляйся за мои слова. И вообще, ты просто замечательно заставляешь меня чувствовать виноватым. Заставляешь оправдываться… Не замечаешь, как давишь своим положением на меня? А ведь по твоей вине мы оказались в этой ситуации!

Катя сказала себе: «Стоп! Остановись! Пусть он не прав… Пожалей себя. И его пожалей. Это же Митя, добрый, внимательный, дружелюбный, такой, каким был, даже когда еще не стал твоим мужем…»

– Митя, мы так долго не виделись. Давай не будем упрекать друг друга. Просто поговорим. Ведь ты ехал, не зная о моем положении, и готов был что-то важное сказать мне. Теперь трудно это сделать, да? – Было жалко смотреть на его растерянность. – Да, у нас будет ребенок. Но это ничего не меняет.

Митя прервал ее сердито:

– Нет, это все меняет.

– Митя, ты хороший человек, но твое чрезмерное чувство ответственности может сослужить плохую службу. Мы сейчас решаем нашу судьбу. Бороться за свое счастье я и сейчас не собираюсь. Я хочу выслушать, чего ты хочешь для себя. Чтобы с меньшими потерями выйти из этой ситуации.

– Хорошо. Прежде чем я отвечу на твое пожелание, замечу вот что. Ты только не обижайся. Когда-то мой друг мне жаловался, что ты своей беременностью поставила его в отчаянное положение, он очень страдал. Я его очень жалел. Сейчас ты и меня заставляешь испытать подобное состояние.

– Ох, Митя! – Катя, конечно, обиделась, рассердилась. – А ведь тогда ты и мне сочувствовал. Забыл? Ну, ладно. Ты только не говори, как когда-то твой друг говорил, сожалея, что я оставила ребенка… не говори, что тоже сожалеешь…

Митя опустил голову, теребил салфетку, потом бросил с силой ее на стол. Смотрел куда-то в пространство, только не на нее. После того, как их обслужили, они молча сидели, не притрагиваясь к еде. И тогда Катя решилась на такое, о чем потом страшно пожалела.

– Знаешь, Митя, я готова тебя выслушать. Как ты видишь наше с тобой будущее? Я имею в виду наш брак. И я тебе скажу то очень важное, что приготовилась сказать, когда ты приедешь. Как я вижу наше будущее.

– Очень интересно. Может быть, ты начнешь в таком случае?

– Мне очень жаль, что наша любовь так скоро ушла, оставила нас… Мы сейчас чувствуем себя так, как будто прожили долгие годы и наша совместная жизнь надоела нам. Я говорю: НАША любовь, МЫ перестали любить друг друга. А могла бы сказать: ты уже не любишь меня, твоя любовь испарилась… Не хочу так говорить. Хочу сказать так: ты любишь другую женщину, и я тоже не люблю тебя. Ты всю жизнь любил и будешь любить одну-единственную женщину, не меня. И я тоже люблю и буду любить одного-единственного мужчину. Кого, ты знаешь.

Взглянула на Митю – и пришла в изумление. Его лицо исказилось в горькой усмешке – таким она его никогда не видела.

– Ну, вот, показала свое истинное лицо… А я-то, дурак, собирался объясниться в любви тебе, нашему будущему ребенку. Хотел благодарить тебя за него… Ты до сих пор любишь Костю?!

Катя не ожидала такой реакции. Не знала, что и думать. Ведь хотела отпустить Митю. Хотела, чтобы он не чувствовал мук совести, как когда-то бедный Костя мучился из-за нее. Боже, что ее ждет после поспешного решения?! Попыталась смягчить сказанное, впопыхах придуманное.

– Ты знаешь, что я до сих пор люблю того Костю… которого уже нет, который забыл меня.

– Ты видишься с ним? Может быть, уже созналась в своей любви?

– Митя, он не слышал этих слов… И ты ему не говори. Я его ни разу не видела за время твоего отсутствия.

Но уже было поздно. Митя страшно разозлился, с ним уже невозможно было спокойно говорить. Он в разных вариациях повторял то, что уже сказал после ее длинного признания. А ведь оно было насквозь ложное… Встала из-за стола, засобиралась уходить,

Мите пришлось остановиться в своих упреках. Снова сердито бросил салфетку прямо в тарелку с так и не попробованной едой. И только отметив ее округлившуюся фигуру, покорно пошел следом. Надо было оплатить счет, поэтому задержался. Катя ждала его у гардероба. Он помог ей одеться. Заметил новое Катино пальто, знал название этого модного покроя – оверсайз. Скоро оно все равно будет тесным… На мгновение возникла жалость к Кате, но он ее отмел, потому что злость не прошла. Никак не проходила.

Любил ли он Катю сейчас так же, как раньше? Этот вопрос задавал себе Митя, когда возвращался в пустой дом. Он хотел бы честно ответить себе: нет, любовь прошла. Ее место заняла старая любовь-страсть. Мила, Мила… Его наказание. Его награда. Обещала приехать к нему в Москву, если он разведется. Сама была уже давно не замужем. Но увидев Катю, он понял: его чувство к ней не изменилось. По-прежнему он испытывал любовное томление при одном взгляде на нее, ощущал радость видеть ее прелестное лицо, хотел обнимать и целовать ее. А уж сознание, что он скоро станет отцом, переполняло его. Но это чувство царило в его душе до Катиного признания. Такого жестокого, такого ужасного! Она его больше не любит! И не любила!

Глава 33

Утром Митя встал, побрился, походил по комнатам. И засобирался. Надо было во что бы то ни стало увидеть Катю.

Когда она открыла дверь, он жадно смотрел в ее лицо, чтобы убедиться еще раз в жестокости ее вчерашних слов. Но увидел, как она потянулась к нему – улыбкой, телом, взглядом. Повела его за руку в комнату и, встав очень близко, лицом к лицу, сказала:

– Митя, как хорошо, что ты пришел! Прости меня за то, что услышал вчера! Я солгала тебе. Я люблю тебя все так же, как – помнишь! – когда мы в первый раз не могли оторваться друг от друга…

Митя порывисто обнял ее, и они долго стояли, не веря, что самое страшное осталось позади. Катя прервала молчание и, не желая говорить на неприятную тему, заметила:

– Скажи что-нибудь, Митя. Соскучилась по твоему голосу.

– Да, родная… Хочу тебе вот что сказать… Я почему-то надеялся, что ты не просто объяснишь твои вчерашние слова… те, что меня поразили. И откажешься от них… И моя надежда сбылась. Почему я этого так ждал?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Но ты же, встретив меня сейчас, сразу дала понять, что те слова были неправдой…

– А я тебя ждала… верила, что придешь и я тебе скажу правду.

– Я каким-то чутьем понял, что мне надо прийти… примчаться.

– А почему я тебе солгала, ты знаешь? Да? Ну-ка, скажи!..

Митя засмеялся – так ему было легко на душе.

– Ты в очередной раз пожалела меня. Хотела, чтобы я не чувствовал себя виноватым. Но вместо этого так разозлила меня! Я даже забыл сказать тебе «прости».

– Знаешь, Митя, ты обвинил меня в том, что заставила тебя чувствовать виноватым. Ну, своей беременностью… Наверно, поэтому хотела тебе отомстить. – На Митин возглас? «Вот даже как! А я думал, пожалела меня…», пришлось объясняться. – Главное, что я хотела… хотела отпустить тебя на свободу.

Митя серьезно посмотрел в ее глаза, погладил лицо. Потом стал гладить ее живот.

– А мне нужна свобода?… От тебя?

– Видишь ли, надо до конца договорить… Не хочу, чтобы ты считал, что я тебе враг. Ты должен знать: как только ты честно скажешь, что любишь другую, я тебя сразу отпущу.

– И не будешь бороться за меня? Вот ты такая!

– Да, я такая дура! – И помолчав, жалобно призналась, и признание это Митя едва услышал. – Так хочется, чтобы между нами никто не стоял, когда ты так обнимаешь меня…

– Когда я тебя так обнимаю, ты для меня единственная женщина на земле!

Потом они были вынуждены расстаться – нужно было собираться на юбилейный вечер отца Мити.

Но сначала ему нестерпимо захотелось увидеться с другом. Костя обрадовался его приходу. Вышел из-за своего офисного стола, обнял. Еще больше был рад, когда на свой безмолвный вопрос услышал:

– Да, мы вместе… наконец. Так соскучились, истосковались друг без друга.

– Как ты отнесся к Катиной беременности? Ты ведь только сейчас узнал о ней? Мама говорила, что Катя грустила от того, что ты не знаешь об этом.

– Ох, как обухом по голове! Долго не мог осознать, что скоро стану отцом. Каково это быть отцом?

– О, это такое счастье… прижимать к себе свою кровиночку. Вместе с ним переживать все его возрастные изменения…

Митя с восторгом слушал. Когда он ушел, у Кости возникла потребность, от которой не мог освободиться и которая усилилась в последнее время. Костя достал из глубины ящика рабочего стола фотографию Кати в рамочке. Фотография была из телефона, который у него изъяли в клинике. Когда выписывался, ему выдали его гаджеты, которые пришлось сдать по приказу лечащего врача. Тогда же внимательно рассмотрел несколько фото из той его жизни, до операции, до амнезии. На них была запечатлена девушка, которая любила его и которую, как все ему говорили, любил он.

Сейчас рассматривая эту фотографию, Костя не мог отделаться от мысли, что эта юная девушка и нынешняя Катя, мать его сына, совершенно разные люди. На фото Катя смотрела в объектив прямо на него, прямо в его душу. Она полуулыбалась, но глаза были грустные, на лбу морщилась складочка. Брови – о таких говорят «вразлет» – очень длинные, изгибались уголком ближе к виску и придавали лицу выражение изумления. Губы готовились сказать что-то очень приятное, нежное. И вся фигура девушки дышала этой нежностью. Казалось, она всецело была во власти фотографа, его команд-пожеланий. Ведь она позировала своему любимому парню. Костя вздохнул и убрал рамочку туда же, где она была, – подальше от его грустного чувства, такого же глубокого, как этот ящик.

Юбилей Романа Никитича был торжественным, а для юбиляра – печальным. Он тихо даже признался Кате, когда после ее речи благодарил ее и обнял на сцене: «Это, видимо, последнее чествование в моей карьере и жизни». На что Катя возмущенно сказала:

– Не лишайте меня удовольствия еще и еще отмечать ваш юбилей. Художники живут долго, так что не надо грустить.

Мите очень понравилось выступление Кати, сказал, что оно было самым лучшим. Подарил ей, нарядной и довольной, цветы, а на ее удивление этому ответил, что у отца и так полно букетов.

– Сегодня отдохнем, а завтра будет семейная встреча нового года. Будем и там поздравлять отца.

После банкета стал уговаривать вернуться в его квартиру. Катя решила не обижать его. Было такое счастье после долгой разлуки провести ночь с мужем! Ласкали друг друга много и долго, устав, уснули. Впервые за долгие дни и месяцы сон был спокойным, радостным. Наутро поехали к Володиным, Костиным родителям, за Санечкой.

Лидия Ивановна на кухне, когда готовили еду, чтобы накрыть праздничный стол, шепнула:

– Ну, как твой благоверный, счастлив, что станет отцом?

– Да, говорит, что ждет, не дождется этого момента.

– Еще бы!.. Но я на твоем месте наказала бы его как следует… что задержался, оставил тебя одну надолго.

Да, думала Катя, Лидия Ивановна стала ей близким человеком. Все благодаря ее сыночку. Он сидел на руках отца, не отходил от него. Катя заметила это и пожурила, дескать, к мамочке так не прижимаешься, как к папе. Отец и сын переглянулись и довольно заулыбались. Договорились с хозяевами, что приедут в гости на Рождество.

Вот и настала встреча нового года. В Катиной жизни редко когда это был радостный праздник. Редко когда удавалась в этот день встреча в кругу любимых людей. На этот раз Катю действительно ждал настоящий семейный вечер. Ведь ее семьей становятся постепенно Митины родные, особенно его отец, по-доброму встречающий ее, желающий с ней говорить, общаться. О искусстве, о их общей любви к театру. Санечку ждало общение с Митиным племянником – они всегда находили общий язык. Ну, про Митю нечего говорить: красивый, нарядный, веселый, он излучал счастье, когда держал ее за талию, не отпускал от себя. Ему надо было все время держать ее в поле зрения, наблюдать за ней, любоваться ею.

Конечно, от Тамары не ожидала тепла. Вот и сейчас скептически та поглядывала на брата и в присутствии родных стала расспрашивать о его поездке, добралась и до вопроса о Миле. Этого следовало ожидать – Катя нисколько не удивилась. Зато Роман Никитич остановил дочь резким выговором:

– Ты меня разочаровываешь, расстраиваешь, Тамара. Спроси его тет-а-тет, зачем же сейчас портишь наш общий разговор?

Тамара рассердилась, бросила злой взгляд на Катю и удалилась из гостиной. Митя наклонился к ее уху, губами тронул шею: «Не обращай внимания, хорошо?»

С боем курантов все радостно подняли бокалы. И через некоторое время Катя с Санечкой уже спали в комнате, отведенной для Митиной семьи. Посреди ночи она проснулась в тревоге. Мити рядом не было. Подумала: наверно сидит с мужчинами до сих пор. Захотелось размять затекшую спину, накинула халатик и через коридор пошла в ванную. Сквозь дверь просачивалась полоса света. Успокоилась – значит, Митя там. Хотела уже подождать его в спальне, как услышала возглас Мити – громкий и резкий. С кем он так возбужденно разговаривает? Прислушалась. И ушам не поверила, когда услышала:

– Чего ты хочешь от меня? Да, обещал. Но сейчас признаю – зря обещал. Нет, ты этого не сделаешь! Не надо меня шантажировать. – Катя поняла, что нужно уйти, но ноги как будто приросли к полу и не желали слушать голоса рассудка. – Мила! Давай в первый день нового года поговорим спокойно, без истерики. Что значит – покончишь с собой?! Думай, что говоришь!.. Да, я люблю тебя и всегда любил! Ты это знаешь… И что?! я должен все бросить и мчаться к тебе? Да… не ближний свет. Да, у меня семья! Разводиться не собираюсь! Ну, хорошо, приезжай… Это что-то изменит? Да… посмотрим.

Наступило молчание. Потом Митя заговорил тише, в голосе послышались ласковые ноты. Еще через несколько минут даже засмеялся. Катя тихо вернулась в кровать. На душе было скверно.

Следующий день начался поздно, завтрак превратился в обеденное застолье. Когда Катя попросила Митю поехать домой, увидела, что ему еще хотелось остаться с родными. Предложил отвезти ее с сыном и вернуться, сославшись на то, что хочет побыть с родителями после долгой поездки. Когда вышли из машины перед Катиным домом, передал ей свертки с подарками и поцеловал в грустные глаза. Шепнул: «Скоро приеду, жди».

И тут раздался веселый голос:

– Какие нежности! – Высоко поднимая Санечку вверх, рядом стоял Костя. – Вы что – прощаетесь? Митя, ты куда-то собрался?

Катя удивилась, было странно видеть здесь Костю. Ведь он практически не бывал у нее, не поднимался в квартиру, когда привозил Лидию Ивановну одну или с Санечкой или когда забирал ее домой. А сейчас еще более неуместным было его нахождение во дворе ее дома. А он, радуясь сыну, объяснил:

– Так захотелось его увидеть! Есть поверье: как начнется новый год – так и продолжится!

Митя объяснил, почему уезжает. Друзья с радостью крепко пожали друг другу руки.

Сидя в машине, Митя наблюдал, как троица шла к подъезду и выглядела дружной молодой семьей. Сложные чувства владели им: и ревность была наполовину с любовью к Кате, и зависть к другу, что все у него ясно в жизни. Собственная раздвоенность приносила беспокойство и тревогу, и это было так незнакомо, так непривычно. Позавидовал самому себе прежнему, когда оставался невозмутимым во взаимоотношениях с женщинами, когда мог удивляться страданиям друга из-за мук совести. Как было просто жить, любить одну-единственную, Катю! Ах, Мила, Мила, зачем ты снова появилась в моей жизни!? Но отбери сейчас у него мысли и мечты, связанные с возобновлением его чувства к ней, он ни за что не согласился бы.

Глава 34

Катя с облегчением думала, что она не одинока, оказавшись дома. В одиночестве ей было плохо от грустных мыслей, от воспоминания о Митином разговоре по телефону. Костя укладывал в кровать сына, уже по возвращении не раз зевавшего и тершего глазки. Для мальчика не было разницы, что был особенный день, потому что проснулся как всегда, гораздо раньше взрослых, и теперь сладко засыпал дневным сном. Катя постояла вместе с Костей у кроватки сына и подумала, что они с Костей все-таки, благодаря ему, какие-никакие родственники.

Попросила его не уходить сразу. Прошли в комнату. Костя, озираясь, увидел, что ничего не изменилось из обстановки. А ведь Катя собиралась и здесь, и в кухне что-нибудь изменить. Да, с ребенком и с работой времени не было у нее. Нужны были мужские руки к тому же… А Митя мог только нанять работников. Да и жили то здесь, то у него, как он знал.

Подумывал сесть на стул, но почему-то присел на диван рядом с Катей, отодвинув в сторону мягкую игрушку. Спросил ее:

– Ты что-то выглядишь усталой. Почему такая бледная?

Увидев Катину улыбку, успокоился. Взял игрушку в руки, ждал, когда Катя заговорит, хотел узнать, почему попросила его остаться. Она заговорила о другом.

– У тебя, Костя, есть девушка? Лидия Ивановна говорила, что есть. Твоя коллега, вместе работаете. Есть серьезные планы?

– Тебе интересно? – Костя удивился вопросу. Подумал, нужно ли откровенничать. Решил, что вопрос был задан ради начала разговора, поэтому отвечал скупо и нехотя. – Есть. Работаем вместе. Встречаемся, планов пока нет.

– Наверно, после Наташи будешь осторожничать.

– Дело не в этом. И хотя родители волнуются и торопят меня, я как-то спокоен на этот счет. Согласен с Митей – надо быть фаталистом, подчиняться течению событий, а не торопить их.

– Да, Митя – большой фаталист… – Испугалась, что Митя будет искать подтекст, недоговоренность в ее фразе. – Плыть по течению, довериться судьбе, наверно, нормально. Но правильно и то, что мужчине нужно быть решительнее… Так природой заведено. Женщина – зависимое существо.

– Катя, ты хочешь, чтобы я женился? На это есть Лидия Ивановна, достаточно ее забот.

– Как и ей, мне хочется видеть тебя счастливым.

– А я разве не счастлив? С недавних пор вдруг понял, что мне стало спокойно, комфортно жить. Все мои близкие здоровы, я перестал считать себя… – Стал подбирать слово. – Недоноском.

Оба засмеялись. Кате стало хорошо от разговора. Захотелось вспомнить время, когда ей было так же хорошо говорить и с Митей – о чем угодно, не раздумывая, говорить, что хочешь, устраивать веселые перепалки. С Костей было по-другому – говорил всегда серьезно, даже когда шутил. В отношениях с ней всегда хотел показать, что в его словах есть нечто большее, чем то, что было сказано. Да, это было так давно.

– Костя, рада, что ты стал походить на себя прежнего. Перестал быть напряженным, встревоженным. Хотя я мало знаю тебя, каким ты стал… когда забыл меня.

– А каким я был – когда помнил?

Катя загляделась в его темно-карие умные глаза. В них не было того равнодушия к ней, которое так угнетало. Пробивающаяся щетина на щеках и подбородке не портила, а придавала ему мужественности. И было в нем что-то такое, что ей всегда нравилось в мужчинах. Вернее, нравилось, потому что напоминало о ее Косте.

– Ты был серьезным, спокойным, но иногда твой взгляд был слегка насмешливым. В первое время, когда мы познакомились… А когда немного узнали друг друга, никакой усмешки уже не было. Ты был очень серьезен. Я ведь могла судить по себе – как ты ко мне относился. Внимательно, бережно. Потом увидела, как ты относишься к родителям. Мне все нравилось в тебе.

Катя вдруг поняла, что если пойдет и дальше такими темпами в этом разговоре, то будет жалеть, что он состоялся. Замолчала. Зато Косте захотелось, чтобы она продолжала. Одно дело – то, что ему рассказывал Митя, совсем другое – Катя. А ведь до этого не было даже ничего похожего, чтобы она захотела с ним разговаривать. Кроме, конечно, незабываемого момента, когда она могла умереть, когда он чудом удержал ее, не позволил уйти, уговаривая, обманывая, что все помнит, что любит…

– Почему ты не продолжаешь?

– Я могу продолжить. Что ты хочешь услышать?

– Мне говорили, что я любил тебя. – Он не мог больше говорить. В горле встал ком, и он замолчал. Только увидел, как у Кати задрожали руки, и она с силой сжала их и как-то беспомощно старалась сдержать дрожь. Пока не приложила ладони к лицу, закрыв рот. Вздохнула и заговорила очень просто, простыми словами, видимо, потому, что хотела успокоиться:

– Знаешь, когда ты в первый раз заметил меня? В больнице после аварии. Когда стакан, который ты бросил в посетителя, попал в меня – вот сюда, – Катя показала, куда, – я упала, с такой силой он летел, но больше от неожиданности. Ты испугался, я знаю, хотя не видела твоего лица. Да оно и так было закрыто бинтами вокруг головы. А потом спросил, не болит ли рука. Из противного больного превратился в доброго, понимающего мужчину. Очень страдал тогда от болей… И от испуга, что чуть не убил меня… С этого момента твои глаза при взгляде на меня стали теплыми, а потом такими необыкновенными, любящими. Ты всякий раз волновался, будто перед тобой была не простая санитарка, недавняя школьница, а прекрасная незнакомка.

– Я в тебя влюбился, потому что пожалел тебя? – Костя старался делать вид, что не придает их разговору важного значения.

– Да нет. Мне все время казалось, что ты увидел во мне не меня, а ту, кого потерял и долго искал. И задавался вопросом: так это она или не она? Навоображал себе, наверно…

– Как ты хорошо рассказываешь… Митя говорил, что мы тебя видели до этого и не сразу узнали.

– И я тоже не сразу поняла. Только увидев вас вдвоем, когда вы меня разглядывали, я тоже вспомнила… тот момент.

– Значит, это судьба столкнула нас, тебя и меня?

– Может быть. Но было еще что-то, кроме судьбы.

– Что же? Что это могло быть?

– Надо было поверить, что это судьба. Ты поверил и потом убедил меня. Я-то как раз не верила. Вернее, считала, что ты слишком хорош для меня. Всегда так думала. А когда ты меня забыл… Поняла… просто все встало на свои места. Просто я заняла не свое место… Твой взгляд стал другим… изменился. Ты словно обвинял меня… что занимала не подобающее для меня место. И не было уже того Кости, который верил, что это судьба.

Оба замолчали. Потом Костя заговорил:

– Да, твои слова звучат как-то горько… На самом деле я мучился от того, что ничего не помню. Ты видела в моих глазах равнодушие? А муку ты не видела?

– Ты сейчас изменился… Думаю, из-за Санечки. Но я боялась и сейчас боюсь увидеть безразличие в твоих глазах. Я ведь помню другие глаза…

– Мне жаль.

На этом закончили говорить на эту болезненную тему. Хотя оба повеселели от мысли, что теперь что-то сдвинулось в их отношениях.

Сразу после его ухода появился Митя.

– Костя только что ушел? Видел его выезжающего из ворот. – После ее согласного кивка воскликнул:

– И чем же вы все это время занимались?

– Сначала он Саньку усыпил. Потом разговаривали. О чем? Так, ни о чем, в общем-то. Спросила его про Алёну, с которой встречается.

– Встречается? С кем? Я не знаю ничего об этом.

– Лидия Ивановна надеется, что у них все получится и Костя наконец женится.

– Вот как? Еще о чем говорили?

– Да так, ни о чем таком… Напомнила ему, как мы познакомились. Но он это знает из твоих рассказов.

– Катя, ты не всё говоришь мне! Давай поподробней. Ведь почти два часа говорили. Или еще что-то произошло?

– Митя, чего ты так беспокоишься? Что могло произойти? Неужели два часа? Ты что-то преувеличиваешь.

– Знаю теперь, как ты к нему относишься. Ведь призналась недавно.

– Митя, это что – попытка ревности? Или ты намеренно хочешь обвинить меня в том, чего не было?

– Что за вопрос? Ничего я не ревную.

Катя вздохнула. Ссора не из-за чего скоро была забыта Митей, но не Катей. Она удивлялась, как может в мужчине уживаться любовь к двум женщинам. К ней – вместе с ревностью, и к Миле – с уверенностью. Именно так он убеждал, что любит ее, по телефону. Наверняка, постоянно перезваниваются. Господи, что же еще случится, что ее ждет?

В Рождество гостили у Костиных родителей, как договаривались. Они не видели внука почти неделю и вместе с ним радовались встрече, горячо эту радость переживали. Была еще одна гостья – Костина подруга Алёна.

Девушка была симпатичной и не такой молоденькой, чему Лидия Ивановна не знала, радоваться или нет. Все видели ее впервые, поэтому иногда испытывали неловкость. Алёна очень внимательно разглядывала Катю, и та ощущала этот пристальный интерес к ее особе. Интерес новая знакомая не скрывала и к Мите.

Но затем разговор стал оживленнее, уже перестали обращать внимание на Алёну, хотя Костя старался приобщить и ее к обсуждению разных тем. Об одной из них говорили оживленно – о новом журнале издательства, где работала Катя. Отец Кости, Илья Александрович, хвалил обложку, а Митя с Костей – материал Катиной рубрики. Заспорили, надо ли было так хвалить новый нашумевший спектакль, не нужно ли быть осторожней в комплиментах, ведь еще неясно, как долго он будет волновать публику и как отзовутся известные критики. Катя смеялась над возникшим спором, говорила о необходимости субъективного мнения, даже если оно расходится с общим. Митя соглашался с ней, а у Кости и Ильи Александровича были сомнения.

Мужчины ушли покурить, Лидия Ивановна с Санечкой были наверху в Костиной комнате. Оставшись наедине с Алёной, Катя дружелюбно заговорила с ней. Спросила, нравится ли ей ее работа. В свою очередь, Алёна спросила, когда они с Митей ожидают рождение ребенка. Потом темы как-то иссякли. Но Алёна задала вопрос, который Катю насторожил:

– Катя, мне интересно, почему вы с Костей развелись?

– Очень просто – он меня разлюбил.

– И вы теперь замужем за Митей. – Продолжала настаивать на этой теме Алёна. – Если он вас разлюбит, вы все равно останетесь с ним близки? Я имею в виду будущего ребенка. Ведь с Костей и его семьей вы неразлучны, видимо, из-за ребенка.

Катя почувствовала, что собеседница задалась целью как-то задеть ее. Но все равно пыталась отвечать спокойно.

– Да, почему разведенные люди не должны оставаться в хороших отношениях? Если у всех есть общие интересы, касающиеся ребенка? К тому же Митя и Костя – друзья. Я ответила на ваш вопрос?

– Вы не ответили на вопрос насчет Мити. Если вдруг вы разойдетесь…

– Почему мы должны разойтись?

– А разве этот вопрос вас не волнует? Он широко будируется в кругах, которые хорошо знают вашего мужа.

У Кати все похолодело в душе. Вот так штучка – эта Алёна!

– У вас есть пристрастие к таким вопросам… которые будируются?

– Коли мы с вами ведем разговор на эту тему, я вспомнила, что слышала. Говорят, что у вашего Мити завелась пассия. Вы об этом знаете? Что он, женатый, влюбился и обхаживает женщину, на которой, возможно, женится после развода с вами.

Катя поняла, с какого голоса поет эта зарвавшаяся девушка и что надо поставить ее на место.

– Алёна, а вы не хотите озвучить наш разговор, когда подойдут те, о ком вы так свободно рассуждаете в их отсутствие?