Текст книги "Высокая ставка"

Автор книги: Марсель Монтечино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Джованни помолчал, испытующе глядя на Сэла, и переместил сигару в уголок губ.

Сэл обернулся и увидел на площадке для гольфа рядом с Эриком Изабель и Карла. Девушка что-то рассказывала, бурно жестикулируя и весело смеясь.

– К чему ты клонишь?

Калека миллионер не сводил глаз со своей смеющейся дочери.

– Хочу, чтобы ты понял, что Изабель хорошая девушка, но иногда может причинить боль.

Сэл согласно кивнул, глядя мимо Джованни.

– Ты должен понять, что нет на земле радости большей, чем любовь. – Старик тяжело вздохнул. – В то же время любовь способна причинить нестерпимую боль!

Снова выглянуло из-за туч солнце, и туман рассеялся. До них донесся веселый смех Изабель. И от этого на душе стало радостней и светлей.

ЛОС-АНДЖЕЛЕС – ФЕВРАЛЬ

Уже вторую неделю в Лос-Анджелесе беспрерывно лил дождь, отмыв небо над лос-анджелесским бассейном почти до голубизны старых вылинявших джинсов, когда «Боинг-747», развернувшись, взял курс на пункт назначения, и сейчас внизу были отчетливо видны хитросплетения вестсайдских автомобильных дорог бесплатного пользования.

– Наш самолет идет на снижение, – послышался искаженный микрофоном скрипучий голос командира воздушного лайнера. – Температура в Лос-Анджелесе плюс пятнадцать градусов, облачно, пятидесятипроцентная вероятность дождя. – Раздался щелчок: микрофон выключили, но через минуту снова включили. – Экипаж корабля, совершающего полет по маршруту Лондон – Лос-Анджелес, рейсом № 365, пользуясь случаем, благодарит находящуюся у нас на борту Изабель за великодушие и отзывчивость. Спасибо, Изабель, за фотографии и автографы. Мы любим вас!

Послышались восторженные возгласы и аплодисменты – особенно усердствовали подростки, поклонники джаза, – и в заднем салоне туристического класса, и даже в салоне первого класса, где прямо перед Изабель сидели три маленькие светловолосые сестрички. Они прыгали на своих сиденьях и громко хлопали в ладоши. Изабель с напускной строгостью приложила палец к губам, но девчушки так разошлись, что остановить их было невозможно. Они широко улыбались и с восторгом взирали на Изабель, словно на сошедшую с иконы святую. И лишь когда Изабель шикнула, девчушки завопили, и их русые головки исчезли за спинками кресел. Сэл знал о сестричках, пожалуй, все, что можно было узнать за четырнадцать часов полета. Звали их Дженифер, Джессика и Эйприл. Им было соответственно: одиннадцать, девять и восемь лет. Они гостили месяц у бабушки с дедушкой в Лейсестере, а теперь возвращались с родителями домой в Гарден-Грав, Калифорнию. Их самой-самой любимой певицей была Мадонна, а теперь стала рок-звезда Изабель, – вот истинный крест, святейшая правда, после того, как они услышали песню из первого альбома «Тропик Козерога». Но что совершенно невероятно, так это то, что Изабель, сама Изабель, сидела позади них в этом огромном, старом самолете. Немного погодя из-за спинок кресел медленно всплыли три русые макушки, послышалось сдавленное хихиканье, и наконец появились три пары глаз, две – голубых и одна – зеленых.

– Скажите, девочки, положа руку на сердце, какая песня из «Тропика Козерога» вам больше всего нравится?

Каждая не задумываясь назвала свою любимую песню.

Сэл откинулся на спинку кресла и усмехнулся. Изабель покосилась на него и толкнула в бок.

– Не надо, Марко, как ты любишь говорить, напрашиваться на комплименты. Все песни твои.

Это была правда. Все песни, вошедшие в первый альбом Изабель, сочинил Сэл. Альбом стал бестселлером и разошелся огромным тиражом, что просто невероятно для первого альбома исполнителя. Значит, черт возьми, это один из лучших альбомов. Почти год ушел на записывание, переписывание, изъятие отдельных частей, синтезирование фонограмм, на перекомпоновку частей, прежде чем Карл наконец счел работу завершенной. Сначала альбом поступил на рынок в Германию, и он целых три недели оставался бестселлером. Потом Карл заключил контракт с «Граммофон-Пасифик» на распространение альбома во всех странах мира, и прежде всего в Англии. Шесть месяцев спустя «Тропик Козерога» достиг берегов Америки, где имел ошеломляющий успех. И вот сейчас все они летят в Лос-Анджелес, – это была первая поездка Изабель в Штаты уже в роли звезды, чтобы решить вопрос о ее турне по Америке, а главное – присутствовать на вручении наград «Грэмми». Изабель и «Тропик Козерога» значились в семи номинациях. Сэл – только в одной. Его песня «Прикосновение незнакомки» вместе с четырьмя песнями других авторов была включена в номинацию «Лучшая песня года». Одно огорчало: если его песня завоюет приз, прославится Марко Толедано, а не Сэл Д'Аморе. «Но, учитывая определенные обстоятельства, может быть, и к лучшему, – размышлял Сэл, поглаживая подбородок. – Три года прошло с тех пор, как он бежал из Нью-Орлеана, три года, насыщенных новизной, радостью и успехом, но три года, в общем-то, не такой уж большой срок».

– Взгляни, приятель, – услышал Сэл голос Эрика за спиной. Он посмотрел в иллюминатор на появившийся на горизонте Лос-Анджелес, стремительно плывущий им навстречу. – Лос-Анджелес. Именно таким я себе его и представлял, – сказал Эрик, великолепно имитируя интонацию Стиви Уандера. – Небоскребы и все прочее.

Сидевший рядом с Эриком Карл наклонился к Изабель. Она отвернулась от Сэла и вся обратилась в слух.

– На летном поле в нескольких метрах от самолета нас будут ждать три лимузина. Но все же я распорядился захватить для твоего отца кресло-каталку.

Изабель хотела, чтобы отец стал свидетелем ее триумфа, если она удостоится какого-нибудь приза, и старик летел вместе с ними. Но бедняга передвигался с огромным трудом, и каталка была ему просто необходима.

Она тепло улыбнулась Карлу.

– Спасибо. Вы очень внимательны.

В последнее время Сэл часто наблюдал подобные сцены. Он просто игнорирует меня, обращается только к Изабель, а ей это нравится. В их группе было десять человек, включая Джованни. Секретарь Карла, два фотографа – один с фото, другой с кинокамерой. Они снимали буквально все, что могло быть использовано в рекламных передачах и музыкальных видеофильмах. Еще в группу входили два молодых англичанина-рокера, мальчики на побегушках и личная охрана Изабель. В последний момент оказалось, что красавица эфиопка, жена Карла, с которой Сэл познакомился в Каннах, почему-то не летит, хотя было куплено одиннадцать билетов.

– Не забывайте, – ласково наставлял девушку Карл, – что вы знаменитость, постоянно на виду и мечтаете хоть несколько минут побыть наедине с собой.

– Игнорировать моих почитателей? – удивилась Изабель.

– Нет, ни в коем случае. До машин всего несколько шагов. Вы выйдете из самолета, бросаете взгляд на встречающих, изобразите удивление и радость, махните им рукой. При этом непременно улыбайтесь. Но вы – звезда, вы совершили длительный перелет и очень устали. Вам необходимо уединение и покой.

– Тебе надо побыть одной, – сказал Сэл, неудачно копируя Гарбо, чем ужасно насмешил Эрика, между тем как Карл и Изи удивленно взглянули на него и с заговорщицким видом снова углубились в прерванную беседу.

– Только не забывайте улыбаться. Будет много представителей прессы.

Изабель с важным видом кивнула.

– Конечно.

«Быстро же она освоилась в шоу-бизнесе», – подумал Сэл.

Карл между тем продолжал свой инструктаж:

– Сейчас, пожалуй, вам следует пойти в дамскую комнату и освежить макияж.

Изабель тотчас же отстегнула ремень и поспешила в туалет. Стюардесса не отважилась указать рок-звезде зажегшееся табло «пристегните, пожалуйста, ремни». Но трех девушек, вознамерившихся последовать за своим кумиром, заставила вернуться на место и пристегнуть себя к креслу.

«Боже, – размышлял Сэл, наблюдая, как приближается и увеличивается в размерах Лос-Анджелес, – когда Карл и Изи вот так беседуют, можно подумать, что они снимаются в каком-то траханом фильме. И музыка уже представляется чем-то второстепенным, и триумф Изабель тоже. Главное – самореклама. Кто-кто, а Карл всегда знает, что делает».

В аэропорту у выхода собрались журналисты и тысячи полторы фанатов. Изабель была одной из немногих рок-певиц, которыми восторгалась и интеллигентная профессиональная критика, и не умеющие писать дошколята. Дети бегали вдоль стеклянных панелей и принялись что есть мочи колотить по ним кулаками, когда Изабель вдруг взялась за поручни кресла, в которое усадили отца, и покатила его к ожидавшим их трем огромным лимузинам, на неделю арендованным Карлом. Маленькие почитательницы Изабель прилипли к стеклу и громко вопили, выражая восторг единственным доступным им способом. Все они были в гофрированных розовых юбках, надетых поверх черного трико, башмаках до щиколотки и черных майках с рекламой французских презервативов. Причем майки были надеты задом наперед, чуть ли не во всем мире вошло в моду носить майки задом наперед, после того как Изабель появилась в таком виде в одном из видеоклипов, снятых в парижском метро. И совсем уж некстати у каждой девочки в волосах красовалась гардения. Дело в том, что, по замыслу Карла, этот цветок должен был стать символом Изабель, ее своеобразной «торговой маркой», как в свое время у Билли Холидей, у нее тоже был свой цветок, и теперь в цветочных магазинах постоянно имелись в продаже любимые цветы Изабель. Вот насколько она была знаменита!

В Лос-Анджелесе стояла прохладная сырая погода, но после Лондона казалось, будто здесь уже наступила весна. Двое здоровенных парней пересадили Джованни из кресла в машину, после чего отправились с Эриком получать багаж. Изабель стояла, придерживая дверцу автомобиля, с развевающимися на ветру волосами. Темные очки скрывали глаза. Она улыбалась, глядя на неистовствующую за стеклянными панелями детвору, а Сэл думал: «Посмотри на нее. Черт побери, ты только посмотри на нее. Она обворожительна. Она похожа... похожа... да, она настоящая звезда».

Изабель уже хотела сесть в машину с Джованни, но стоявший с ней рядом Карл сказал:

– Подождите еще немного.

Девушка слегка повернулась, позируя теперь в профиль. Сэл увидел нацеленные на них фото– и телекамеры.

– Я замерзла, – сказала Изабель тоном, не терпящим возражений.

– Да, конечно, – ответил Карл, подсаживая ее в лимузин. Затем оглядел весь свой антураж, рассеянный на площадке, видимо, остался доволен и быстро сел в машину рядом с Изабель, захлопнув дверцу перед самым носом Сэла.

– Эй, – рассмеялся Сэл, заглядывая через окно в салон лимузина, – вы забыли меня.

Но Карл и не подумал открыть дверцу.

– Есть же еще две машины. Почему бы вам не поехать вместе с Эриком?

Сэл улыбнулся явно смущенный:

– Но... я хочу ехать с Изи, Карл.

Карл уставился на него холодным испепеляющим взглядом, в котором был вызов. «Что происходит? Что происходит?»

– Давай, Марко, – услышал Сэл голос Изабель. – Пересядь к папе, Карл, пусть Марко сядет рядом со мной.

Карл мгновение колебался, потом пересел, оказавшись теперь напротив Изабель.

Все в машине чувствовали себя неловко, избегая смотреть друг на друга. Что, черт возьми, здесь происходит? Единственно дружелюбный взгляд Сэл поймал в зеркале заднего обзора. Ему улыбалась представшая в образе шофера голливудская старлетка – красивая блондинка с ярко накрашенными губами, безупречной кожей и глазами цвета ириса.

Изабель просунула ладонь Сэлу под мышку и ласково погладила его руку.

– Может, Марко, мы выкроим время и съездим в Малибу. Я всегда мечтала побывать там.

Старлетка-шофер из-под козырька форменного черного кепи видела ласковый жест Изабель, и «расстановка сил» ей стала ясна: Карл – премьер-министр, а Сэл – супруг царствующей особы. И она с еще большим интересом стала наблюдать за происходящим в салоне. Итак, он трахает звезду, а значит, и его можно трахнуть. Но для этого надо выяснить все, что касается Изабель.

– Никаких поездок, – сурово заметил Карл. – У нас обширная программа: MTV, «Роллинг Стоунз», интервью, встреча со зрителями...

– Простите, – перебила его старлетка, – может быть, вам будет интересно, – и она протянула им пахнущий типографской краской журнал «Тайм». – Его подготовили и выпустили за тридцать шесть часов.

На ярко-красной обложке была изображена Изабель с широкой улыбкой, танцующая на надувном мяче. Надпись гласила: «Изабель, самая яркая, всемирно известная звезда Нового Света».

– Вот интервью, которое мы дали в прошлом месяце! – воскликнула Изабель, раскрыв журнал.

Сэл отыскал нужную страницу в своем экземпляре со смешанным чувством радости и тревоги и принялся читать статью.

«Всемирно известная звезда. Бразильская певица, поющая по-английски, в американской манере. Продюсер – немец, композитор и поэт – канадец. Весь мир просто без ума от нее».

Сэл перевернул страницу, прочел несколько строк о знаменитом отце певицы – Джованни Джемелли и увидел собственную фотографию: Марко Толедано, личный поэт-песенник певицы. Его грудь распирало от гордости, и в то же время он ощущал страх. Густая борода, черные волосы, стянутые на затылке в длинный хвост, темные глаза. Он тщательно отыскивал в Толедано сходство с Сальваторе Д'Аморе. «Узнал бы я себя на этой фотографии? А кто-нибудь узнает? Венезия, например». Ему не хотелось фотографироваться тогда в Лондоне, куда явилась съемочная группа «Тайм», чтобы подготовить материал об Изабель и ее, как они выразились, «музыкальном аппарате». Целых два года он умудрялся незаметно исчезать при появлении репортеров, будь то с мини-камерами или с «минолатами». Он категорически отказывался давать интервью перед камерой, вызывая недовольство и даже возмущение Изабель и Карла. Девушка поначалу страшно нервничала, когда Сэла не было рядом, но он постоянно твердил, что слишком стар и не годится для антуража Изабель, и ловко избегал телевизионщиков и фотографов, даже когда звезда Изабель взошла над Западной Европой. Но в случае с «Тайм» Карл был непреклонен. Журнал слишком популярен, и упустить такую редкостную рекламную возможность Карл просто не мог. Он достиг наконец огромного успеха в Штатах и намеревался извлечь из этого максимальную выгоду. Шутка ли, получить лестный отзыв в журнале с тиражом в 4,3 миллиона экземпляров, распространяемого во всех странах мира! И Сэл, стоя перед зеркалом у себя в номере, целый час пытался отыскать то единственное выражение лица, которое сделало бы его непохожим на себя, и только после этого отправился давать интервью. Фотограф, должно быть, израсходовал целых три пленки на него, но Сэл заранее знал, что не в его власти решать, какую фотографию следует напечатать в журнале, поэтому он всячески заигрывал с репортером, миловидной, простоватой девицей с пышными, как пуховые подушки, титьками. Он изложил придуманную им легенду: родился в Торонто, детство провел в Сиэтле, окончил колледж в Эдмонтоне, в канадской провинции Алаберта. «Кто интересуется автором песен? – успокаивал он себя. – Разве что другие авторы песен, но они не станут наводить справки о его биографии».

– Папа, – сказала Изабель, – посмотри, здесь про тебя написано.

Джованни улыбнулся, но Сэл, взглянув на старика, понял, что тот чувствует себя, что называется, не в своей тарелке.

– Это очень хорошо, Изабель. Карл, – он пальцами коснулся колена немца, – как вы думаете, мы сможем посетить мой магазин в Беверли-Хиллз? Управляющие счастливы, когда я изредка наведываюсь к ним, но мне хотелось бы на сей раз отправиться туда с Изабель.

Карл оторвал глаза от журнала и, покачав головой, твердо заявил:

– Боюсь, ничего не получится, мистер Джемелли. Несколько дней Изабель с утра до вечера будет занята встречами и интервью. И конечно, репетициями к предстоящему вручению призов «Грэмми».

– Разве такие шоу репетируют? – усмехнулся Сэл и, не обращая внимания на злобные взгляды, которые бросал на него Карл, и положив на блестящее сиденье из белой кожи свой «Тайм», обратился к Джованни: – Если вам хочется съездить в свой магазин, я готов отвезти вас туда. Может быть, Эрик тоже...

– Репортеры захотят побеседовать и с вами, – безапелляционно заявил Карл в присущей ему прусской манере. При всем непревзойденном мастерстве в сфере рок-бизнеса Карл Дидерих начинал действовать Сэлу на нервы. В конце концов, свет клином не сошелся на Карле, есть в мире и другие продюсеры-менеджеры. У Изабель контракт с фирмой Карла на выпуск еще одного альбома, но после этого Сэл больше не желает сотрудничать с ним, надо будет серьезно поговорить с Изабель.

– Никаких интервью я больше давать не намерен, – возразил Сэл спокойным тоном. – Хватит. Финита.

Глаза Карла от злости, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

– Будете давать интервью столько, сколько я вам велю.

Сэл улыбнулся со всей любезностью, на какую был способен:

– Иди ты, Гиммлер, знаешь куда.

Дидерих сжался, как от удара. Он болезненно воспринимал любое непочтительное высказывание о немецкой нации, хотя матерью его была англичанка.

– Вы не смеете говорить со мной...

– Пожалуйста, прошу вас, – Изабель подалась всем телом вперед и развела руки в стороны, пытаясь удержать их на месте. – Не ссорьтесь. Не надо. Мы первый день в Америке! – Она по очереди улыбнулась обоим. – Ведь это такое счастье!

Сэл и Карл злобно сверлили друг друга глазами.

– Вот мы и приехали! – радостно воскликнула Изабель, когда машина, одолев подъездную дорожку, остановилась у отеля.

* * *

Образец архитектурного уродства 30-х годов отель «Беверли-Хиллз», выкрашенный в розовый цвет на фоне пышной зелени, напоминал пролитую на бильярдный стол жидкость от солнечных ожогов. Он был расположен среди холмов и каньонов, служа пристанищем для особ с доходом более трех миллионов долларов в год. Как ни старались архитекторы, он скорее походил на дорогой пансионат в Майами для пенсионеров, чем на отель в испанском стиле, характерном для Южной Калифорнии. Он был выстроен давно, и все здесь – и холл, и банкетные залы, и тесные, узкие номера – выглядело довольно убого. Обслуживающий персонал: садовники с букетами, музыканты с трубами, поставщики продуктов пользовались центральным входом, единственным в гостинице, и их постоянно можно было видеть в холле. Тем не менее, для тайного доступа в отель проституток все-таки изыскали способ, и салон в зале для игры в поло был самым популярным, «горячей» точкой гостиницы.

Сэл вышел из своего зеленовато-голубовато-розового бунгало в маленький, крытый патио в одном халате. В том самом халате цвета бордо, который Изи приобрела в магазине «Хэрродз» по случаю дня его рождения, вернее, по случаю рождения Марко Толедано, который, очевидно, умер сразу же после рождения, равно как и его имя.

Прозрачно-голубое южно-калифорнийское небо в любой момент могли затянуть тучи. Но за проведенные ими двадцать четыре часа в городе не упала ни единая капля дождя. Местное телевидение в сводках погоды в шутку предупреждало, что рано или поздно дождя все равно не миновать.

Сэл вернулся в бунгало. Лучшими номерами в отеле считались не номера в общепринятом смысле слова, а небольшие виллы, с удобными комнатами, кухоньками, патио и круглосуточным обслуживанием. Нисколько не походившие одно на другое, бунгало были связаны между собой тенистыми пальмовыми аллеями и окружены цветочными клумбами. Даже двух одинаковых отыскать было невозможно.

Среди горы тарелок на сервировочном столике Сэл отыскал оставшийся от завтрака пресловутый американский тост с застывшим жиром, совершенно невкусный, и стал с удовольствием грызть его, запивая сваренным в кофеварке кофе. «Как хорошо дома, – думал он, машинально глядя на телеэкран, где показывали какую-то дурацкую игру. – Почти дома». Конечно, здесь нет в меню его любимых блюд и к яйцам не подают «табаско», приходится заказывать его специально, а главное – в отеле мало чернокожих. Будь их побольше, Сэл чувствовал бы себя куда уютней.

Он понимает, когда к нему обращаются по-английски, а не обращаются – не считает это для себя унизительным. Два с половиной года он не был в старых, добрых Соединенных Штатах Америки и вот наконец вернулся. Разве это не здорово, черт побери? Он откинулся на спинку широкой кровати и взял одну из сдвоенных полос «Лос-Анджелес тайме», разбросанных на плюшевом покрывале. Видимо, Изи читала газету перед тем, как отправиться с Карлом на многочисленные интервью. Первая полоса пестрела сообщениями о программе открывающегося на следующий день конкурса «Грэмми». По поводу Изабель развернулась ожесточенная полемика: станет ли она обладательницей призов по всем номинациям, как в свое время Майкл Джексон, или получит всего несколько, как Трэси Чемпен, недавно. Похоже, Изабель в числе претендентов по всем номинациям – «Лучшая исполнительница поп-песен среди женщин»; «Лучшая исполнительница рока и блюза»; «Лучший альбом года»; «Лучшая пластинка года»; «Новая звезда». Ее альбом «Тропик Козерога», помимо всего прочего, претендует на приз за лучшее оформление футляра для альбома.

Критики из «Тайме» сошлись на том, что Изабель завоюет все призы до единого, и, как ни странно, не огорчались по этому поводу. Таинственная Изабель буквально заворожила весь мир.

Прошлой ночью они обсуждали вопрос о том, кому получать приз «Грэмми» за лучшую песню, если он будет присужден Марко. Сэл не хотел стоять на помосте в свете рапиров перед пятьюдесятью миллионами зрителей. Пусть приз в этом случае получает она.

– Но это будет выглядеть странно, – горячилась Изабель. – Просто глупо.

– Вовсе нет, детка. Сплошь и рядом по поручению призера приз получает кто-то другой.

– Но ведь ты сядешь рядом со мной, и жюри конкурса это будет известно.

– Да, это верно, – мягко возражал Сэл, – но, по общему мнению, ты завоюешь все семь призов. И каждое твое появление на сцене ничего, кроме удовольствия, не принесет. Понимаешь, что я имею в виду?

Изабель вдруг резко села в постели и, прищурившись, уставилась на него.

– Почему ты так боишься фотографироваться?

– Э, подожди минутку...

– Не иначе как у тебя есть жена и пяток детей, ты хочешь скрыть это от меня?

– Из...

– А может, целая куча женщин...

– Это не...

– ...в каждом американском городе!

– Нет, Изи, верь мне!

Еще в Канаде, впервые сменив имя, Сэл решил никогда и никому не открывать своей тайны. И теперь, встретив и полюбив Изабель, особенно остро осознавал, сколь неприглядна его прошлая жизнь. Нет, он не может ей открыть правды, так что лучше ему и впредь оставаться Марко Толедано. Она уважала его, как никто на свете, а именно уважения ему больше всего и недоставало в жизни. Даже на минуту она не должна усомниться в его порядочности. Он не вправе взваливать на ее плечи бремя собственных переживаний. Правда может ей причинить только боль.

Сэл стоял под горячим напористым душем, потом надел шерстяной свитер, строгого покроя брюки, свободный блейзер и вышел из бунгало. По дорожке, усыпанной палыми листьями, зашагал к главному зданию, точнее, к отелю.

В баре павильона для поло, куда Сэл заглянул в надежде встретить кого-нибудь из звезд, оказались лишь пронырливые посредники да несколько первоклассных проституток. Он оставил бармену десять долларов на чай, отправился к бассейну, где, несмотря на пасмурную погоду, было, как всегда, многолюдно. В розовых кабинах тучные мужчины толпились у белых телефонных аппаратов, занятые деловыми разговорами, между тем как их щедро оплачиваемые дамы возлежали в шезлонгах и сквозь огромные солнечные очки взирали на небо в ожидании солнца. Без конца сновали взад-вперед официанты с шампанским. Вдруг Сэл заметил англичанина, того самого. До чего гнусный тип! Тогда в Букигеме Сэл страшно завидовал его голосу.

Музыкальные автоматы без конца гоняли его записи. Он сидел на краю бассейна в окружении свиты поклонников из худосочных юнцов, с беззаботным видом болтая ногами в подогретой воде. Конкурент Изабель по трем номинациям: «Песня», «Пластинка», «Лучший альбом года». Сэл уставился на англичанина. «Я никогда не умел петь, как ты, у меня не было такого великолепного голоса. Но сейчас я обрел его. Лучший в мире голос. Голос Изабель».

* * *

Сэл покинул бассейн и вышел на дорогу, ведущую к отелю, когда вдруг услышал позади резко затормозивший автомобиль. Он невольно оглянулся и увидел Эрика за рулем новенького, с иголочки открытого красного «джипа-рэнглера».

– Эй, дружок, иди-ка сюда! – крикнул Эрик, встав на сиденье и глядя поверх ветрового стекла. В яркой гавайской рубашке и мешковатых шортах, он, судя по виду, чувствовал себя в машине как дома.

– Ну, что скажешь, дружок?

Сэл рассмеялся:

– Роскошный вездеход. Где раздобыл?

– Купил. За наличные. Спокойно выложил на прилавок кругленькую сумму.

Сэл не поверил ушам.

– Боже мой, Эрик, это должно стоить...

– Семнадцать тысяч американских долларов. И я выложил их наличными. Думаешь, провернул сделку с наркотиками или еще что-нибудь в этом роде? – Эрик усмехнулся. – Нет, дорогой, просто накопил.

– Может, и так. Видимо, так.

– Давай садись. Отвезу тебя в одно местечко, где давно мечтал побывать.

Сэл влез в автомобиль и устроился в ковшеобразном сиденье.

– Что ты имеешь в виду, Малибу? Венецианское взморье?

Эрик включил мотор, и «джип» рванул с места.

– Нет, парень, там я побывал утром. И, надо сказать, замерз.

На дороге от отеля светофор переключился на красный свет, и Эрик затормозил.

– Нет, мы поедем совсем в другое место.

– Куда же именно?

– В пустыню, дружище. – Он повернулся к Марко с улыбкой. – В Лас-Вегас.

– Погоди, – вскричал Сэл с неподдельной тревогой. – Я не люблю азартные игры. Терпеть не могу...

Но тут зажегся зеленый свет, и Эрик на полной скорости погнал машину по Сансет-бульвару.

* * *

Сэлу никогда не доводилось бывать в пустыне. Ему это было неинтересно. Пустыня совсем не то, что Луизиана, как и все прочие места, где ему пришлось какое-то время жить, а их оказалось немало за последние несколько лет. Париж показался ему всего лишь французским кварталом любого города, только очень большим. Италия запомнилась вкусным обедом в доме его тетушки Лилиан, Лондон обычно ассоциировался с первым осенним днем, ну а эта пустыня... Эта пустыня – совсем другое дело.

– Сколько времени займет дорога в Лас-Вегас? – спросил Сэл, пытаясь перекричать шум мотора.

– Не знаю, старик, минут сорок пять! Возможно, и час!

– Эрик! Но мы едем уже битых два часа!

«Шведская фрикаделька» улыбнулся:

– Значит, старик, мы слишком медленно едем! – И Эрик изо всех сил нажал на акселератор.

* * *

Только спустя четыре часа они увидели неоновый указатель: Лас-Вегас. Невада. Город сверкал огнями, как Четвертого июля, в День независимости Америки. Но сейчас было Рождество, и в лучах заходящего солнца ярко сверкала нарядная елка. Квинтэссенция американской вульгарности, так же, как Новогодний парад, стриптиз или сериалы с бесчисленными убийствами.

– Ты только взгляни, старик! – не переставал удивляться Эрик, когда они проходили по залам казино. В огромных павильонах для азартных игр, похожих на карусели, громко провозглашались ставки и слышался шелест купюр, хмурые типы тасовали колоды и сдавали карты играющим в «очко», в игральных автоматах исчезали монеты, вращались колеса рулеток, а колеса фортуны беспощадно выносили приговор: выиграл – проиграл. Эрик с любопытством разглядывал публику, заполнившую казино: японских туристов и мексиканских тружеников, мрачных американцев китайского происхождения и смеющихся чернокожих, арабов в тысячедолларовых костюмах и стареньких леди в брюках из синтетической ткани. Глаза Сэла блуждали по лицам играющих и зевак: какие типажи! Лукавые хитрецы, солидные проницательные люди, юнцы вполне определенного пошиба.

– Ты посмотри вон туда! – Эрик толкнул Сэла в бок, кивнул на ковбоя в потрепанных джинсах, кожаном жилете и широкополой с пятнами шляпе. Он стоял у стола, где шла игра в «очко», обняв подвыпившую блондинку, цветущую, со светлой кожей и здоровенными титьками. Играл ковбой сразу за троих, и у каждого было сто фишек.

– Черт побери, старик! – прошептал Эрик. – Он играет на пари...

– Триста долларов.

– Надо же такое придумать!

Швед порылся в карманах своих желтовато-зеленых необъятных шортов и извлек пачку долларов.

– Это все, что осталось после покупки машины. – Он пересчитал купюры – тысяча четыреста долларов, и быстро взглянул на Сэла.

– Ну как, дружище?

– Что ты имеешь в виду?

– Ставить на все?

Сэл улыбнулся.

– Если хочешь их потерять – валяй.

Эрик скорчил презрительную мину и решительно тряхнул головой:

– Никогда тебе, дружок, не понять, что такое азарт.

Эрик швырнул деньги на середину стола как раз в тот момент, когда дилер собрался сдавать карты для очередной партии.

Держа купюры веером в тонких холеных пальцах, дилер бесстрастным тоном объявил сидевшему позади них распорядителю:

– Ставка четырнадцать сотен!

Распорядитель подошел к столику, осмотрел деньги, скользнул взглядом по Сэлу и Эрику и кивком головы изъявил согласие. Дилер принялся сдавать карты. У ковбоя оказались двойка и тройка, восьмерка и десятка, король и туз – «Блэк-Джек». У Эрика два туза. У дилера две дамы.

– Черт побери, что же мне делать с таким дерьмом? – спросил Эрик у стоявшего у него за спиной Сэла.

Сэл пожал плечами.

– Ты можешь сделать только одно.

Эрик вопросительно посмотрел на Сэла, но тот молчал.

– Что же я должен сделать, дружище?

– Разбить тузы.

– Разбить? Каким образом?

Сэл достал бумажник, отсчитал четырнадцать стодолларовых купюр, выданный аванс менеджером Карла. И рядом с хрустящими банкнотами положил на красное сукно туза.

– Значит, мы играем вместе, старик? – обрадовался Эрик.

Сэл покачал головой.

– Я же сказал, я – не игрок. Это взаймы. Надеюсь, богачу, который выкладывает за машину наличные, можно доверить такой мизер?

Эрик опять поморщился, изобразив досаду, когда ковбою достались пятерка, шестерка и девятка, что означало полнейшее его поражение. «Ч-е-е-е-е-е-р-т!» – взвыл ковбой. В следующей партии он набрал восемнадцать, но ему опять не повезло, потому что дилер показывал двадцать. Ковбой, казалось, агонизировал. Он взял короля треф и, повернувшись к Эрику и Сэлу, злобно посмотрел на них, как если бы они были повинны в его поражении.

Эрик указал на лежавший на столе туз и взял тройку. Быстро глянул на Сэла и, постучав указательным пальцем по столу, снова вытащил тройку. Семь или семнадцать. Эрик сделал знак дилеру и получил еще одного туза.

– Не повезло, – чуть слышно прошептал Эрик.

– Ты выиграешь, – сказал Сэл. – Он проиграет.

Эрик кивнул, потом медленно поднял указательный палец и так же медленно опустил его на стол. Дилер протянул ему бубновую тройку, и Эрик с облегчением сказал:

– Прекрасно.

Дилер автоматически отсчитал тысячу четыреста долларов: десять зеленых купюр по сто долларов и шестнадцать коричневых по двадцать пять. Потом взглянул на деньги, выложенные Сэлом вместе с тузом.