Текст книги "Высокая ставка"

Автор книги: Марсель Монтечино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Узкие пыльные тротуары кишмя кишели угрюмыми мужчинами, полуголыми ребятишками всех цветов и оттенков, злыми полудикими собаками. Сэл обернулся и посмотрел туда, откуда они приехали – на многоэтажные отели Сан-Корнадо и простирающийся за ними океан.

– Не правда ли, эта панорама стоит миллион долларов? – Изабель весело рассмеялась. – И ею могут любоваться самые бедные жители Рио. А теперь, – Изабель указала на полицейский фургон, припаркованный у обочины ста ярдами выше, – взгляни вон туда.

Полицейские в коричневой униформе разговаривали с двумя девчонками-тинэйджерами.

– Они не посмеют показаться в Роцинхе, – сказала Изабель. – Их там закидают камнями. Или просто убьют. – Она подошла к Сэлу. – Десять лет назад здесь не было ни электричества, ни воды, ни сточных канав, правительство ничего не делало, а местная мафия помогла осветить улицы и дома, провести воду. Так что жители теперь защищают гангстеров. Мафия продает кокаин, оружие, все что угодно, но преступников никто не выдаст полиции.

– Значит, мы приехали сюда за наркотиками?

Изабель загадочно улыбнулась.

– Может быть, Марко.

К ним подбежала целая орава ребятишек.

– Изабель, Изабель! – радостно кричали они. Их чумазые лица светились любовью.

– Ах вы, мои хорошие! Что вам сегодня дать? Денежку или сладости?

– А мне денежку.

– А мне и то и другое.

Изабель притворилась сердитой.

– Кто хочет все сразу, признавайтесь?

Послышалось дружное хихиканье, после чего одна из милых девчушек сказала:

– Мигель! Мигель хочет все сразу.

– Кто из вас Мигель? – с напускной строгостью спросила Изабель, подбоченившись.

Дети переглянулись. «Никто не хочет указывать на него пальцем, – подумал Сэл. – Здесь, пожалуй, недолго схлопотать и по носу».

Наконец из толпы, потупившись, но с гордой улыбкой вышел высокий чумазый мальчуган в майке с эмблемой «Guns & Rosses». «Это игра. Они наверняка проделывали это и прежде».

– Это ты Мигель? – спросила Изабель.

Мальчуган молча кивнул.

– Послушай, Мигель, когда-нибудь ты разбогатеешь, потому что осмеливаешься просить больше, чем тебе предлагают.

Она взяла из-под сиденья в машине плотно набитый бумажный пакет и вернулась к детворе.

– Вот здесь и денежки, и сладости.

В ответ послышались ликующие крики детворы.

Оделив каждого плиткой шоколада и монетой в один крузейро и поручив им сторожить машину, Изабель повела Сэла вниз по склону по пыльным улицам в центр гетто.

– Ты понял, Сэл, о чем мы говорили? – спросила она.

– Я понял, что они любят тебя.

– Это благодаря моей матери. Она стала настоящей легендой в Роцинхе: родилась здесь, а вышла замуж за богача. Но, увы, после свадьбы не прожила и года. Они считают, что я принесу им удачу.

«И мне тоже», – подумал Сэл.

– Взгляни на них, – сказала Изабель.

Жители Роцинхи, заметил Сэл, вовсе не выглядели подавленными. Напротив. Жизнь здесь била ключом. Обивочные мастерские под открытым небом, крошечные бакалейные лавки, в которых продавалось все – от жевательной резинки до пива, авторемонтные мастерские, где делали пригодным к употреблению все, что выбрасывали на свалку более состоятельные кариока.

– Нет на свете лучших людей! – воскликнула Изабель. – Но никто из них не смог выбраться отсюда.

– Никто?

– Никто. – Она остановилась, и на губах ее появилась все та же загадочная улыбка. – Никто, кроме моей мамы.

Тем временем они подошли к покосившейся хижине ярко-голубого цвета на краю обрыва, заваленного мусором, и Изабель забарабанила кулаком в облупившуюся голубую дверь.

– Открывай, старая свинья, – кричала она по-португальски. – Небось опять напилась и валяешься там в грязи!

Изабель продолжала барабанить, пока дверь не открылась. На пороге, жмурясь на солнце, появилась неряшливая толстуха.

– Изабель, внучка? Это ты?

Одутловатое, болезненно-бледное лицо старухи напоминало испорченную сосиску, от нее исходил мерзкий запах пота и спирта.

– Это ты, моя любимая внученька?

Изабель пропустила Сэла вперед.

– Да, это я, старая шлюха. Посмотри, кого я к тебе привела. Это мой продюсер и автор песен. Хочет сделать из меня известную певицу. Теперь мои пластинки будут покупать во всем мире.

Непомерно толстая старуха с трудом протиснулась в дверь хибары. При ярком свете дня она казалась еще безобразней. Необычайных размеров платье было все в пятнах.

– Внученька, моя любимая внученька, – причитала старуха. – Я знала, что ты не забудешь свою бедную бабушку. – Она приблизилась к Изабель. – Что ты мне привезла?

Изабель порылась в бумажном пакете и достала пачку крузейро, скрепленных резинкой.

– Вот твои проклятые деньги, старая ведьма. Деньги, которые ты получаешь за меня от калеки.

Она швырнула пачку Марии Мендес, своей «бабушке», но та замешкалась, к тому же плохо видела. Деньги угодили в щеку старухи и, отскочив, упали на землю.

– О, – простонала Мария Мендес, глядя под ноги.

– Послушай, старая шлюха, – продолжала Изабель, – он тебе нравится? Красивый, не правда ли?

– О, – снова простонала старуха, заметив наконец валявшуюся на земле пачку, и с мольбой посмотрела на Изабель.

– Прошу тебя, сделай милость, подними деньги.

– Нет уж, толстая корова, сама подними.

Старуха, не сводя глаз с купюр, ткнула в них пальцем и заголосила. Слезы ручьем текли по ее лицу.

– Прошу тебя. Прошу, – скулила она подобно ребенку.

Сэл не знал португальского, но понимал, что Изабель издевается над старухой. Он поднял деньги и, укоризненно взглянув на Изабель, протянул деньги Марии Мендес.

Изабель вызывающе, в упор смотрела на него.

– Спасибо, спасибо, – сквозь слезы шептала старуха, прижимая руки Сэла к груди. – Большое спасибо.

Брезгливо поморщившись, Изабель тряхнула головой и пошла прочь. Глядя ей вслед, Сэл с трудом высвободил руки – старуха вцепилась в них мертвой хваткой.

* * *

Вскоре они вернулись к машине – неподалеку мальчишки играли в футбол.

– Моя мать ее ненавидела, и я ненавижу.

Изабель сидела в машине, глядя прямо перед собой, сердито поджав губы. Обычно она казалась значительно старше своих лет, а сейчас выглядела шестнадцатилетней девчушкой.

– Изи, но она ведь немощная, несчастная старуха.

Изабель резко повернулась к нему, лицо ее дышало ненавистью:

– Она торговала моей матерью, словно рабыней, сделала из нее проститутку.

Сэл всплеснул руками.

– Послушай, может, я что-то не понимаю? Тогда объясни все по порядку. Может, ты имеешь в виду своего отца, а не мать?

Изабель вставила ключ зажигания, и мотор заработал.

– Я не желаю об этом говорить.

Красный XR3 развернулся и покатил вперед.

– Ладно, – крикнул Сэл, перекрывая шум мотора и встречного ветра. – Давай поедим где-нибудь. Я умираю с голоду.

Лицо Изабель озарила улыбка. Она словно засветилась вся изнутри.

– О, Марко, ведь сегодня суббота! В этот день полагается есть фейхоаду.

– Что, черт возьми, за фейхоада?

– Национальное бразильское блюдо. И я знаю, где его лучше всего готовят!

* * *

На вершине горы, в нескольких минутах езды от Роцинхи, на окраине Гавен, среди высоких деревьев, находилось самое живописное место в округе. Здесь Джемелли построил себе особняк, отгороженный от улицы высокими пальмами и глухой стеной.

Пока машина поднималась по извилистой подъездной дороге, Сэл думал не столько о красоте местности, сколько о великолепии самого поместья. И о его баснословной цене.

* * *

Поместье находилось на высокой горе, откуда был виден дом, в котором жила мать Изабель. Неудивительно, что она понравилась старику. Он увидел ее однажды из своего лимузина, и в нем взыграла страсть. Его можно понять, если Изабель на нее похожа. Ставлю шесть против пяти, что к своей красоте она была еще и «крепким орешком». Точно такая же в точности, как ее дочь. Сэл никогда прежде не встречал женщину – ЖЕНЩИНУ? – подобную Изабель, хотя их у него было немало: интеллектуалки, чокнутые и заурядные сексапилки. Только с Изабель они не шли ни в какое сравнение. На корабле он было подумал, что она в его власти и стоит приложить некоторые усилия, чтобы достичь желаемого. Возможно даже, она согласилась бы принадлежать ему. Впрочем, Сэлу Д'Аморе ни одна женщина не принадлежала. Он был пассивной стороной, чем-то вроде «мишени для женщин». Они понимали это, обычно пообщавшись с ним несколько минут.

– Это Зумира, – объявила Изабель, ласково обнимая полную черною женщину. – Она вырастила меня. Была мне как мать.

«Богатые белые дети и черные матери», – подумал Сэл. Они стояли в просторной, с высоким потолком кухне в «Доме Джемелли», и дразнящий аромат, исходивший от готовящейся на плите пищи, пробудил у Сэла аппетит. Изабель и Зумира, заболтавшись, забыли о Сэле и, спохватившись, расхохотались.

Сэл попытался выдавить из себя улыбку.

– Э-э... что вас так развеселило?

Покатываюсь от смеха, Изабель ответила:

– Зумира любит низкорослых мужчин, среди любовников, говорит она, им нет равных.

Сэл решил себя защитить.

– Ну, сто шестьдесят восемь сантиметров не так уж и мало.

Все еще смеясь, Изабель взяла его за руку и повлекла за собой в огромную гостиную.

– Зумире понравилась твоя внешность.

Ведя Сэла по просторному холлу, она гладила сквозь тонкую ткань рубашки его плечо. Жаркий день был на исходе. За высокими зашторенными французскими окнами стали сгущаться сумерки. Изабель включила боковой свет и усадила Сэла на длинный белый диван. Всего раз или два бывал он в подобных домах, и то в качестве пианиста, а не гостя.

– Еда будет подана через несколько минут, – сказала девушка, направляясь к стойке бара, набитого до отказа бутылками с изысканными напитками. – Я приготовлю тебе чего-нибудь выпить. – Она скривила губы и типично по-американски бросила: – Что будешь пить, Мэк?

– А у тебя здорово получается, – похвалил ее Сэл, откинувшись на подушки дивана. – Слух у тебя просто великолепный, у одного на миллион бывает такой. Посмотри, Изабель, есть там «Джек Дэниелз»?

Она оглядела бутылки.

– У Джованни Джемелли есть все!

Она подала ему бокал и примостилась на диване рядом. Ее тело соблазнительно вырисовывалось под широченной майкой.

– А где сам синьор Джемелли? – поинтересовался Сэл, отпив из бокала.

Себе Изабель налила красного вина, пригубила бокал и облизала свои пухлые губы.

– Отец уехал по делам. В Сан-Паулу. – Она улыбнулась. – Вся прислуга, кроме Зумиры, разошлась по домам. Ведь сегодня суббота. После обеда я отвезу ее в Роцинху – она живет там с мужем. – Девушка поджала под себя ноги и, свернувшись калачиком, прижалась к плюшевым подушкам дивана и смотрела на Сэла прищурившись.

– Итак, Марко, боишься лишиться невинности?

Сэл не поверил своим ушам. Ей всего шестнадцать? Этой сучке шестнадцать?

– Невинность, хм, – улыбнулся он, – я давно потерял ее, не помню где и когда. – Сэл потягивал свой «Джек Дэниелз». – Я многого боюсь. Только не девушек.

«Давай, давай, продолжай в том же духе! Подожди минутку – ты этого хочешь? Она – именно то, что тебе нужно?»

Изабель продолжала испытующе смотреть на него. Потом подняла свой бокал.

– За нас, Марко, за нас.

Сэл кивнул.

– Я пью за нас.

* * *

Соус «фейхоада» был приготовлен из черной фасоли с кусочками соленой свинины, пряной колбасы, свиными отбивными и котлетами. Гарниром служил белый рис и всевозможные овощи, обильно сдобренные специями.

– Убойное блюдо! – воскликнул Сэл, в третий раз беря из стоявшего на столе керамического горшка.

– Никогда не видела, чтобы ты ел с таким удовольствием, Марко.

Они были одни в столовой за огромным столом для торжественных приемов. Изабель зажгла высокие свечи в серебряных подсвечниках, включила магнитофон, и зазвучала «Боже, благослови дитя» в исполнении Билли Холидей.

– Должно быть, ты очень голоден, – сказала она многозначительно, с явным сексуальным подтекстом.

– Нет, просто очень вкусно, – пробормотал он с набитым ртом. – Если приготовить соус из других компонентов, будет похоже на блюдо, которое я ел в Нью-Орлеане, из красных бобов и риса. Бобы отваривают, а потом прямо в кастрюле ставят на несколько дней в холодильник, чтобы зацепенели, как в «фейхоаде». – Сэл взял бутылочку с острой приправой и полил содержимое своей тарелки. – Эта штука похожа на соус «табаско».

Глаза у Сэла блестели, когда он цеплял вилкой рис с бобами и, не в силах сдержать восторга, вздыхал:

– Мм... мм... ух!

Изабель уже поела и, откинувшись на спинку стула, смотрела на Сэла, потягивая вино.

– Марко, ты часто вспоминаешь Нью-Орлеан. Видимо, жил там и хорошо его знаешь?

Сэл поднял голову от тарелки.

– Да. Я выступал там. Оттуда и начинал.

Изабель подалась всем телом вперед, уперев локти в стол.

– Должно быть, это чудесное место. Всюду музыка, ночная жизнь, красивые темнокожие люди.

– В Нью-Орлеане то же самое говорят о Рио. В мире все везде одинаково. Не так ли?

В этот момент в дверь заглянула повариха и что-то сказала Изабель.

– Я отвезу Зумиру домой, – откликнулась Изабель, – у нее болен муж. – Она поднялась со стула.

– Когда кончишь есть, – она усмехнулась, – точнее, если вообще кончишь есть, можешь осмотреть дом, прими душ – словом, делай что хочешь. Можешь даже вздремнуть. В любой из спален, которые не заперты, хорошо?

– Хорошо, Изи, – произнес Сэл, продолжая жевать, – большое спасибо.

Через минуту хлопнула дверь, раздалось знакомое урчание XR3, и по стене дома скользнул луч света от передних фар. Сэл не двинулся с места, свечи мерцали. Из усилителей лились тихие мелодии джаза. Он доел свою «фейхоаду». «Фейхоада». Бобы и рис. Здесь она ничуть не лучше, чем в Лос-Анджелесе. И все-таки я с радостью ел бы эту фигню без конца.

Он вытер кусочком хлеба остатки соуса с тарелки и заглянул в горшок. Черт побери, надо остановиться, пока не лопнул. Он громко рыгнул, допил вино, оставленное Изабель. Ну и еда! Налил себе еще порцию «Джека Дэниелза». На столе оказалась коробка с сигарами. Он осторожно открыл ее. Кубинские. Что может быть лучше! Взял одну, чиркнул настольной зажигалкой и закурил.

С сигарой в зубах и бокалом «Джека Дэниелза» в руке Сэл пошел осматривать дом. Черт побери! До чего красиво. Я мог бы себя заставить быть здесь счастливым.

Он осмотрел все до единой комнаты, оказавшиеся незапертыми. Ну и громадина! Бог мой! Ровно музей.

Невозможно себе представить, что здесь живут люди.

Что здесь живет Изи.

Дверь в комнату, видимо, служившую синьору Джемелли кабинетом, была открыта.

Сэл заглянул внутрь и вошел. Полированная мебель с кожаной обивкой, книги, безделушки, огромный глобус на штативе. Сэл встал посреди комнаты и, поворачиваясь на каблуках, внимательно осмотрел каждую вещь. Да, думал Сэл, сразу видно, что это кабинет важной птицы, а не какого-нибудь там заурядного типа. На стене висела картина в импрессионистском духе, с изображением попугая, примостившегося на кривой ветке дерева. Сэл некоторое время разглядывал ее, пока не сообразил, что это была эмблема фирмы Джемелли де Жанейро. На каждом шагу ему попадалась эта торговая марка. Возможно, совсем скоро он сможет делать там покупки.

Сэл отыскал свободную спальню с ванной, разделся и принял душ. Стоя под струей горячей воды, он спрашивал себя: «Какого черта я здесь? Что собираюсь делать с этой девицей?» Все. Абсолютно все. Он желает этого.

Он вытерся огромной пушистой простыней, завернулся в нее и растянулся на большой двуспальной кровати. Вот это, черт побери, жизнь! Весь день записываешь на студии прекрасную музыку, после чего приходишь домой в такой вот особнячок. К девице, подобной Изи. Он зевнул и повернулся на бок. Сигару и бокал с виски оставил на ночном столике вместе с часами. Дешевенькими, фирмы «Каспо», купленными в Монреале, светящимися так, что он смог разглядеть в темноте спальни и время и дату: 10.37. Суб. Нояб. 26. Сэл закрыл глаза и мгновенно забылся сном.

* * *

Он проснулся внезапно и сел на краю кровати, спустив ноги. Ему приснилась мать. Точнее, ее похороны. Ему тогда было шестнадцать. Он стоял в дальнем конце Ритуального зала, в похоронном бюро, принадлежавшем Ламано, Нано и Фалло, где происходило прощание с телом покойной. Ее родственники сидели рядком у стены, неловкие деревенские жители, протестанты. Его кузина, девушка лет восемнадцати, буквально пожирала его глазами. И вот где-то в 2.30 ночи, когда полуночники в Нью-Орлеане еще бодрствовали, а родственники так и уснули, сидя на скамье у стены, она повела его вниз, в демонстрационный зал, где, прислонившись к одному из выставленных на продажу гробов, они стали целоваться взасос. Наконец он не выдержал, сорвал с девушки юбку, расстегнул брюки и яростно овладел ею. Оргазм наступил почти мгновенно, и, помолившись, он мысленно произнес: «Прости меня, мама».

Проснулся он весь в поту, как был с обернутым вокруг тела полотенцем. По стене скользили тени раскачивающихся на ветру пальм. Он взглянул на часы: 11.43. Где Изи? Где Изабель? Он выглянул в пустой холл и услышал шум воды в душе.

– Изи?!

Она не ответила. Он крикнул погромче:

– Изабель!

Она опять не ответила. Наверное, не слышит. Он отошел от двери и, взяв сигару, снова сел на кровать. Пошарил в ящике ночного столика, но спичек не нашел. Снова взглянул на часы: 11.44. Суб. Нояб. 26. Чем примечателен этот час или этот день? Что его тревожит? 11.44. Суббота. Поздний вечер 26 ноября. Конец месяца. Последняя суббота ме... Ну конечно же! Вспомнил! В последнюю субботу каждого месяца... Санто Пекораро ждет его в баре «Сазерак» и «Фьерменстр»... в бывшем рузвельтовском отеле, в Нью-Орлеане. Ждет Сэла, если у последнего возникнет в чем-нибудь нужда. Думаешь, он все еще ждет тебя?.. Спустя десять месяцев? Безусловно, Санто прождет еще и сто лет, если пообещал. Сэл, разумеется, ни в чем не нуждается, многое в его жизни переменилось, но как было бы здорово поболтать с Санто, сказать ему, что он обретается теперь в проклятущем Рио-де-Жанейро, а в данный момент пребывает в доме Джованни Джемелли с его дочерью, которая сейчас принимает душ. Санто просто умрет, услышав такое! Интересно, в Нью-Орлеане меньше на два часа или на три?

Сэл крикнул:

– Эй, Изи, я позвоню, ладно? – Она не ответила, но Сэл поднял трубку: он ведь спросил разрешения, а значит, можно звонить.

Вся процедура заняла у него не более пяти минут. Сначала он вызвал оператора, говорящего по-английски, затем заморского оператора и, наконец, коммутатор в Нью-Орлеане. Потом подключился бразильский оператор, прозвучали шесть или семь звонков, после чего на другом конце провода кто-то поднял трубку, и Сэл услышал знакомую разноголосицу бара, такую обычную в субботнюю ночь.

– "Сазерак", – послышался в трубке далекий мужской голос с типичным нью-орлеанским акцентом. Сэла захлестнула волна ностальгии. «Вот именно. Погляди вокруг, ты, осел».

– Алло, говорите, – продолжал человек на другом конце провода уже не столь вежливым тоном.

– Санто Пекораро там?

– Не знаю, сейчас посмотрю. – Трубка глухо стукнула о стойку бара.

«Интересно, он там? Думаешь, Санто действительно ждет твоего звонка? Прошло столько времени, и ты думаешь...»

Кто-то поднял трубку, и Сэл услышал голос Санто:

– Кто... кто это?

– Угадай...

На другом конце провода легкое замешательство, и потом:

– Ваш голос мне не знаком.

– Это потому, что Даго Ред взял слишком громкий аккорд и...

– Минуточку, – прервал его Санто, и в следующий момент Сэл услышал, как он сказал бармену: – Фил, я хочу поговорить из твоего офиса, – и снова к нему: – Подожди, я перейду к другому аппарату.

Несколько минут в трубке слышался многоголосый шум бара, потом раздался щелчок. Санто поднял трубку второго аппарата и сказал:

– Подожди, пока он положит трубку.

И опять Сэл с минуту слышал приглушенный разговор, звуки музыкального автомата, смех, и лишь потом, когда Фил положил трубку, Санто воскликнул:

– Сэл! Сэл!

– Угадай, где я?

– Сэл, Господи, друг мой...

– Ну, угадай!!!

После короткой паузы Санто сказал:

– Сэлли, я не умею отгадывать загадки...

– Я в Рио-де-Жанейро, представляешь?!

– Сэл...

– Может, угадаешь, в чьем доме?

– Хватит, дружище! – Санто понизил голос. – Бога ради, что с тобой, черт тебя подери?

Сэл оторопел:

– Эй, Санто...

– Послушай, здесь говорят, что ты убил Реда Ла Рокка, а ты шесть месяцев спустя вдруг звонишь, чтобы задать двадцать идиотских вопросов.

– Я никого не убивал. Этот подонок хотел убить меня, но у него случился сердечный приступ.

– Как бы там ни было, Даго мертв и в его смерти обвиняют тебя.

– Что, черт побери, я должен был делать, позволить этому траханому мудаку задушить меня?

Санто ничего не ответил. Сэл слышал, как тот тяжело дышит на другом конце провода, в Нью-Орлеане.

Сэл между тем продолжал:

– Забудь об этом Венезия. Как Кэти? Как мальчики?

Последовало длительное молчание, потом Санто сказал:

– Разве ты не знаешь?

Сэл вдруг забеспокоился, заерзал на кровати.

– Что ты имеешь в виду, Санто? Ведь скоро год, как я уехал.

– Боже мой, Сэл, Боже мой.

«Что-то случилось. Очень серьезное».

Голос Санто звучал как далекое эхо, его шепот был подобен погребальной молитве.

– О Боже, Сэлли.

– Черт тебя подери, Санто! – заорал Сэл. – Скажи наконец, в чем дело?

– Я имею в виду твоего старика, Сэл, Джо.

«Джо Хак, Джо Хак. Вечно пьяный...»

– Что с ним, Санто? Он болен? Попал в больницу?

«Боже, Джо мог оказаться только в лечебнице для бедных. У него нет и десятицентовика для...»

– Джо умер, Сэл, – быстро сказал Санто.

– О, Господи. О, Господи, – выдохнул Сэл в трубку. – Бедный старый негодяй. – Сэл сделал паузу, надеясь, что Санто еще что-нибудь скажет. Но тот молчал, и Сэл спросил: – Что-то с печенью? Я говорил ему, что дешевая выпивка...

– Его убили, Сэл.

Давний страх возник из ночи и обуял Сэла. Давний страх, который ему удавалось подавить в себе в эти последние несколько месяцев, сковал его, вонзившись в спину холодными острыми когтями. Рука, сжимающая телефонную трубку, задрожала. «О, Боже. О, Боже!»

– Они считали, что он знает, где ты, куда уехал. Потом, когда ты убил Даго Реда...

– Я не убивал его! – заорал Сэл в трубку.

– ...тогда они прикончили его. Боже мой, Сэл, я думал, что ты знаешь. Ведь об этом писали все газеты.

«О, Боже! О, Боже!»

– О чем писали все газеты? – «Пожалуйста, не рассказывай мне об этом».

Санто медлил. Он не хотел говорить. «Не говори мне этого». И чем дольше молчал Санто, тем сильнее тряслись у Сэла руки. Словно в душную тропическую ночь ворвался леденящий холод.

Сэл услышал, как Санто шмыгнул носом – он плакал. «Не говори мне ничего. Не говори».

– Видишь ли, Сэл, – заговорил наконец Санто дрожащим от волнения голосом, – они подозревали, что он знает, где тебя можно найти. Они пытались заставить его говорить.

«О, великий Боже. Великий Боже. Божий сын, обитающий на небесах».

Санто уже не сдерживал слез, он плакал навзрыд, как младенец, и не мог вымолвить ни слова.

– Они пытали его, Сэл. О, Господи, жгли... тело... паяльником...

Сэла трясло. Ноги дергались, ударяясь о кроватную раму, приходилось держать телефонную трубку обеими пуками. Он живо представил себе, как пытали Джо. И не мог думать об этом. Бедного маленького Джо Д'Аморе, совершенно голого, привязали к стулу, он от страха обделался и забрызгал весь пол. Глаза едва не вылезли из орбит, он хватал ртом воздух. Ники Венезия, младший Венезия и, возможно, даже Малыш Джонни, все они терзали несчастного Джо, упиваясь его страданиями. Для этих негодяев не было удовольствия большего, чем мучить и пытать. Они распаляли себя до безумия, утоляя жажду крови и мести. Сэл снова заплакал.

– Я думал, ты видел кричащие заголовки газет...

Сэлу чудились крики отца, мольбы о пощаде. Он ощущал запах кала, дымящейся плоти. «О, Боже, Боже, Боже!»

Его охватил страх. И этот страх уже его никогда не покинет. Никогда больше он не сможет принимать жизнь как нечто само собой разумеющееся, не сможет наслаждаться ею. Теперь он хорошо знал: ничего этого больше не будет.

Сэл плакал. Слезы лились ручьем.

– Он... Джо не знал, где я.

– Не в этом дело. Раз ты убил Даго...

– Я не убивал! – завопил Сэл. – Не убивал!

– Сэл, – сказал Санто, – послушай меня. Оставайся там, где сейчас находишься. Слышишь? Тебе нельзя возвращаться. Никогда. И еще, Сэл, не звони мне. Я больше не буду ждать твоего звонка в последнюю субботу месяца. Береги себя, а мне надо думать о Кэти и мальчишках. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Санто...

– Говорю тебе, это не люди, а звери. Не связывайся с ними!

– Санто...

– До свиданья, Сэл. – Санто повесил трубку.

Сэла бил озноб, несмотря на душную ночь. Он так и сидел на кровати, не отнимая трубки от уха, пока не раздался сигнал отбоя. «О, всемогущий Боже, о, всемогущий Боже! – Он вскочил на ноги, зарыдал, будто захлебнулся водой. – О, Джо... Папа... пожалуйста, прости меня... О, всемогущий Боже».

Перед глазами проносились картины детства. Вот Джо покупает пятидолларовый лотерейный билет на ярмарочной площади – улыбается и крякает от удовольствия. «Я люблю фотографии кинозвезд крупным планом. Они лучше, чем живые женщины», – частенько говорил он. Со временем фотографии выгорали, теряли вид и заменялись свежими... Джо кричал, ловя ртом воздух, словно выброшенная на песок рыба, а взмокший от пота Ники Венезия жег паяльником его тело. «О, Господи. О, Господи. Пожалуйста, прости меня. Прости меня, отец».

– Марко? Марко? Где ты? – Вытирая полотенцем мокрые волосы, в дверях появилась Изабель в длинном белом халате.

– Вот ты где... Бог мой, Марко, что случилось?

Сэл отрешенно взглянул на нее, попытался что-то сказать, но зубы отбивали дробь, и вместо слов вырывались стоны.

Изабель бросилась к нему.

– Ты заболел, Марко? – Она откинула назад волосы, пощупала лоб. – Что случилось?

Вместо ответа он поднял телефонную трубку.

– Ты с кем-то разговаривал? Узнал что-то неприятное?

Все еще содрогаясь от рыданий, он выдавил из себя:

– Мой па... мой отец...

– Что отец? – спросила она, принимая молчавшую телефонную трубку из его дрожащей руки. – Что?

Он обратил к ней взгляд, полный мольбы. «Пожалуйста, помоги мне. Пожалуйста, помоги мне».

– ...он умер.

Она села рядом, обняла его за плечи.

– Очень сожалею, Марко. Очень. – Она нежно погладила его шею.

Рука у Изабель была теплой, ласковой. Слезы не помешали ему уловить исходивший от ее кожи запах мыла и шампуня от влажных прямых волос.

– Ты вернешься домой? – спросила она.

Он покачал головой: «Ни за что. Ни за что».

– Произошло это давно. А я узнал только сейчас. – И он зарыдал еще пуще, не в силах остановиться и унять дрожь в ногах. Он буквально захлебывался от слез, как испуганный младенец.

Изабель была потрясена. С ней самой случались приступы глубокого отчаянья, но она не знала, как в подобном случае помочь другому.

– Пожалуйста, успокойся. – Голос ее звучал тихо и ласково. – Пожалуйста, Марко, на тебя больно смотреть.

– Мне так тяжело. Так тяжело. Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста, прости меня.

– Все в порядке, Марко, – ласково говорила она, придвигаясь к Сэлу все ближе. Потом прижалась к нему, обеими руками обняла за шею и приблизила лицо вплотную к его лицу.

– Прошу тебя, успокойся, – прошептала она. Но Сэл был безутешен. Ее мокрые волосы разметались у него по плечам, а исходивший от ее тела сладостный аромат пробуждал желание. Она собрала губами застрявшие у него в бороде слезинки и принялась целовать ему шею, шрам вокруг нее. Это придало ему сил, хотя дрожь унять он никак не мог.

Она осторожно уложила его на постель. Прохладные простыни приятно коснулись тела. Сэл смотрел на нее в тусклом свете, проникавшем из холла.

– Не грусти, Марко, – шептала она, лаская пальцами его грудь и живот. Теплый ночной воздух, который Сэл громко, со свистом втянул в себя, когда она сдернула с него полотенце, ласкал его член, словно уста богини.

– Не грусти, любовь моя, – повторяла она, легонько пальцами касаясь его члена, который отзывался на каждую ее ласку.

Приподняв голову, Сэл наблюдал, как Изабель встала и отошла от кровати. Она улыбнулась ему и развязала пояс. Между распахнутыми полами белого халата он увидел ее смуглое тело. Легким движение плеч девушка сбросила халат. В полумраке кожа ее, казалось, сияла. У нее были широкие, довольно плотные плечи, маленькая упругая грудь, как у ее матери, гладкий, упругий живот. Детское тело, совсем как у школьницы, еще не оформившееся, щуплое, но ни одну женщину Сэл никогда не желал так, как ее.

– Изабель, – в волнении шептал он, – Изабель...

Она села на него верхом. И он почувствовал на плечах холод ее все еще влажных волос и прикосновение твердых сосков к его покрытой волосами груди.

– Изабель...

– Шш-ш-шш, – ласково шепнула она, ощущая, как его член вошел в нее, словно нож в кувшин с медом. Сэл растворился в ней, вдыхая запах исторгавшейся из нее влаги. Она напряглась, нежно зажав его член во влагалище, потом расслабилась, нежно выпустив его на свободу. Он ощутил холод отчуждения. Но она снова нависла над ним. С той же жадностью поглотила его член и опять отпустила.

– О, Боже, – стонал Сэл, – о, Боже. – Он забыл обо всем на свете. О Санто Пекораро. О Ники Венезия. О Джо Д'Аморе с его душераздирающим криком. О Джонни Венезия. Обо всем и обо всех. Даже о завтрашнем дне. Существовали только он и она. И эта ночь.

Он снова и снова погружался в нее. А она, упираясь руками в жесткий матрац, то зажимала его член, то отпускала. Неожиданно Сэл крикнул: «Нет!», схватил Изабель за узкие бедра и, с силой прижав к себе, вошел в нее насколько мог глубоко. Она вскрикнула от наслаждения, а он еще крепче прижал ее к себе. Тела их переплелись, и они стали кататься по кровати Сейчас сверху был Сэл. Он яростно врывался в нее, все выше и выше задирая ее согнутые ноги, пока колени почти не коснулись ее щек, и в исступлении вбивал, вбивал свой неутомимый член в ее лоно.

– Я люблю тебя! – без конца повторял он. – Я люблю тебя!

Она скользнула руками по его спине от затылка до талии и закричала, словно безумная, – наступила кульминация.