Текст книги "Высокая ставка"

Автор книги: Марсель Монтечино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Сэл на секунду остановился. «Куда я иду? Разве можно отыскать в этой толпе Эрика? Ни за что на свете. Зря стараюсь». Он встал на цыпочки и вытянул шею, оглядывая море людей, одетых во все темное, и он вновь подумал, что все они наверняка знают, что делают. Все, кроме него. «Надо бы зайти в бар и выпить. Можно, конечно, и в номер. Но лучше в бар. А то Изабель опять потащит в постель. Видит Бог, я просто не выдержу этого». Сэл попытался протиснуться между двумя стоявшими спиной друг к другу мужчинами, но неожиданно толпа на миг расступилась, и он увидел Кларис, толстушку француженку. Она улыбалась и махала ему рукой, приглашая к своему столику. «Спасибо, спасибо, хотя и не за что». Тем более что сидела Кларис с какими-то недоумками, видимо, сослуживцами. Если ей не удалось никого подцепить даже здесь, где на каждую упитанную девицу приходится не меньше полсотни сексуально озабоченных мужчин, остается уповать на Бога. Сэл сделал вид, что не заметил ее, и хотел улизнуть, но, как назло, оказался зажатым толпой и невольно остановился. «Какого черта я здесь торчу? Ведь все равно не найду Эрика. Теперь я потерял его навсегда». И словно по мановению волшебной палочки, кто-то схватил Сэла за руку. Это был Эрик. На сей раз он не улыбался. Напротив, выглядел озабоченным.

– Давай сюда, старик. – Он увлек Сэла за собой, и толпа словно бы расступилась перед ними. Сэл недоумевал: «Почему у меня так не получается?» Через несколько шагов Эрик вдруг обернулся и, наклонившись к Сэлу, сказал:

– Я должен поговорить с тобой, старик. – Он орал Сэлу в самое ухо, стараясь перекрыть шум и обдав его запахом мятной жвачки, пива и марихуаны.

– Доверительно? – Сэл посмотрел по сторонам.

Но Эрик сейчас не был склонен шутить.

– Я должен тебе рассказать о своем боссе. Его не назовешь своим в доску. – Он многозначительно посмотрел на Сэла. – Многие Карла не любят, но этот мужик, Марко, делает дело.

Сэл вспомнил неприличную поговорку, слышанную им от старых музыкантов на Бурбон-стрит, смысл ее сводился к следующему: внешность для музыканта не главное, главное – это талант.

– Дело прежде всего! – воскликнул Сэл.

– Поэтому я и работаю на него, брат. Лучшего босса я просто не знаю. Сколько раз он терпел фиаско, но опять вставал на ноги. Сейчас он переживает не лучшие времена. – Эрик снова потащил Сэла через толпу.

– Поверь мне, дружище, мой босс может выпустить твой диск, точно тебе говорю!

– Согласен на любые условия! – обрадовался Сэл.

Эрик повел его в дальний угол зала, где стоял небольшой круглый столик, заставленный пустыми бутылками из-под пива и использованными пластиковыми стаканами. За столиком сидели трое мужчин и женщина. Точное подобие Кларис – еще одна околомузыкальная дива. Она буквально пожирала Сэла глазами, но тот не обратил на нее никакого внимания. Двое мужчин чем-то очень напоминали сидевшую с ними женщину – угрюмые североевропейцы с одутловатыми физиономиями. Третий существенно от них отличался, и Сэл сразу признал в нем босса, на которого работал Эрик. Он сидел положив нога на ногу, откинувшись на спинку стула, устало опустив плечи – хорошо знакомая Сэлу поза типичного европейца. Помахивая сигаретой, босс в то же время был целиком поглощен тем, что говорил ему на ухо один из мужчин, ничего не замечая ни вокруг, ни за собственным столиком, но при этом лицо его оставалось бесстрастным. Но стоило появиться Эрику, как босс оживился, и глаза его задержались на Сэле. Сэл никогда не видел таких прозрачных и печальных глаз. Холодные и невыразительные, как у змеи, они задержались на нем всего лишь на миг и тут же скользнули в сторону. Сэл даже усомнился в том, видел ли его босс. Это был типичный немец, довольно высокий, выше, чем Сэл, с длинными волосами, гладко зачесанными назад и стянутыми на затылке в короткий тугой хвостик. Лицо худое, гладко выбритое, такие нравятся женщинам. Одет он был по последнему слову рок-н-ролльной моды – небрежно и очень дорого: шелковая рубашка с затянутым воротом, свободные черные брюки военного образца из особой ткани, выглядевшей потертой и старой. С точки зрения Сэла, это был внешний шик, воплощение американской моды. Несмотря на весьма внушительный вид, он почему-то напоминал Сэлу экстравагантного сутенера, что внушало некоторые сомнения.

Эрик оттеснил от столика напиравшую со всех сторон толпу и зашептал что-то боссу в левое ухо, словно не замечая, что другой парень шепчет ему в правое. Шеф снова остановил взгляд на Сэле. Теперь осмотрел его с ног до головы, так осматривает гомик потенциального партнера, но глаза по-прежнему оставались холодными и невыразительными.

Сэл чувствовал себя неуютно. Как обычно, когда перед ним был богач, да еще с положением. А этот пижон, видимо, такой и есть. Поэтому ничего, кроме мучительного смущения, Сэл сейчас не испытывал.

Немец едва заметно шевельнул рукой с зажатой в пальцах сигаретой, и парень сразу же смолк. Тогда босс повернулся и снова взглянул на Сэла. Маленькие змеиные глазки враждебно смотрели сквозь круглые стекла «джон-леннонских» очков.

– Марко, – сказал Эрик, – это Карл Дидерих.

Карл еще некоторое время оглядывал Сэла, потом обратился к сидевшему рядом сотруднику и что-то сказал по-немецки. Голос у него был тихий, томный. Как у настоящего capo[20]20
  Capo – глава банды, входящий в синдикат гангстеров (американский воровской жаргон).


[Закрыть]. Сотрудник что-то ответил, потом медленно встал. Девица и второй тип тоже поднялись, и после обмена прощальными приветствиями на французском и немецком все трое растворились в толпе. Карл еще какое-то время изучающе смотрел на Сэла, потом сигаретой указал ему на стул.

– Желаете виски? – спросил он. Как ни странно, с немецким и английским акцентом. Сэлу показалось, что они ровесники.

Сэл опустился на стул и лишь тогда ответил:

– Да, пожалуйста.

– Закажи три виски, если не возражаешь, – обратился немец к Эрику, глядя лишь на него.

Эрик вскочил и ринулся сквозь толпу к бару. Карл положил сигарету в пепельницу и тотчас вытряхнул еще одну из пачки, лежавшей на столе среди пустых бутылок и скомканных салфеток.

– Эрик в восторге от того, что слышал сегодня, – сказал немец, небрежно держа незажженную сигарету в слегка согнутых длинных пальцах. Как ни странно, теперь, когда Сэл сидел за столом, шум в зале казался как будто они находились где-то внизу.

– А поразить Эрика не так-то легко... – Карл говорил как немецкий актер, произносящий шекспировский текст.

Сэл быстро, чересчур быстро извлек из кармана кассету и протянул Карлу. Карл снисходительно улыбнулся и с покровительственным видом принял ее из рук Сэла. Потом сдвинул несколько бутылок в сторону и на освободившееся место осторожно положил кассету, рядом с пачкой «Мальборо». После чего, словно забыв о кассете, взял книжечку спичек с гостиничной маркой.

– Вы... – Он отломил одну спичку.

– Марко. Марко Толедано.

Карл без конца вертел в руках спичку и сигарету. Уж не ждет ли он, чтобы он дал ему прикурить. Черта с два. Не дождется.

– Вы американец?

– Нет, канадец.

Наконец Карл чиркнул спичкой и, держа ее своими длинными холеными пальцами, поднес к сигарете. Сэлу тоже хотелось курить, но он постеснялся вытаскивать сигарету из кармана, как какой-нибудь землекоп.

– Эрик сказал, что речь идет о женщине.

Сэл кивнул:

– О девушке. Конечно, о девушке.

Карл выпустил изящную струйку дыма.

– А каково, собственно, ваше участие в этой записи? Вы менеджер исполнительницы?

Сэл подумал, прежде чем ответить. Он понимал, что от этого зависят его дальнейшие отношения с Карлом. Наконец он сказал:

– Я не только менеджер. Я – автор и продюсер.

– Ах, вот оно что. – Карл словно прозрел. – Прекрасно. – И умолк. Дымок от повисшей между пальцами сигареты «Мальборо» лениво струился вверх.

За соседним столиком толстяк-коротышка, совершенно пьяный, в берете и в просторном по моде костюме, казалось, сейчас свалится со стула. Он громко разговаривал сам с собой, потом вдруг разразился бранью на каком-то непонятном языке и смахнул на пол бутылки со спиртным и пивом. Не переставая ругаться, он с трудом поднялся на ноги, но не угомонился. Никто не обращал на него внимания.

– Население Соединенных Штатов – двести пятьдесят миллионов человек, – сказал Карл Дидерих. Сэл не понимал, к чему он клонит. – Население же Континентальной Европы значительно превышает триста миллионов, – продолжал он, с аристократическим высокомерием попыхивая сигаретой. – На европейском рынке есть первоклассные хиты, и я мог бы приобрести их, однако в Штатах они не пользуются надлежащим спросом. Вам не кажется это несправедливым, мистер Толедано?

Сэл не знал, что ответить, и ограничился лаконичным «угу».

– Моя продукция расходится миллионными тиражами во всех странах мира, американцы же способны купить какой-нибудь один хит, и то не всегда. – Он вопросительно взглянул на Сэла и продолжал: – Вы, американцы, ужасно провинциальны.

– Я – канадец.

Дидерих снова закинул ногу на ногу, теперь уже левую на правую, и продолжал:

– Ваша протеже американка?

– Нет, бразилианка...

– О-о-о!

Непонятно, что хотел сказать Дидерих этим "о".

– ...но поет она, как истинная американка.

– А-а!

Опять, черт возьми, непонятно.

Поколебавшись с минуту, Сэл выложил свою козырную карту:

– Она – дочь Джованни Джемелли де Жанейро. Карл задумался.

– А, знаменитый туфельный магнат. Зачем ему этот грязный бизнес?

– Деньги могут помочь? – уже без обиняков спросил Сэл.

Дидерих криво усмехнулся.

– Вы попали в самую точку, Марко. Это единственное, что папаша не в состоянии ей купить. Иначе весь мир слушал бы только пластинки с голосами любовниц миллионеров.

Вернулся Эрик, неся три высоких бокала, на четверть заполненных жидкостью янтарного цвета без льда. Он поставил бокалы на стол и выразительно взглянул на Сэла, словно спрашивая: «Ну, как, дружище?»

Сэл отпил виски. Скотч. Нормально. И продолжал гнуть свою линию:

– Почему вы не хотите прослушать кассету?

Карл снисходительно улыбнулся, водя пальцем по краю бокала.

– Послушаю, Марко, послушаю. Значит, ваша протеже – дочь Джемелли де Жанейро?

Эрик был ошеломлен.

– Это правда, друг? Потрясающе!

– Но она не хочет воспользоваться своей фамилией для того... для того... – Сэл пытался жестами объяснить, что он имеет в виду, – в общем, для того, чтобы добиться успеха.

– А-а, значит, у нее свои принципы, – заметил Карл таким тоном, словно никогда в жизни не слышал большей глупости. – Ну и сколько же лет этой самоуверенной особе?

– Почти семнадцать.

Для Эрика это был второй шок за какие-нибудь полминуты.

– И такой голос?! Невероятно!

В этот момент смуглая рука с накладными ногтями легла на плечо Карла Дидериха. Сэл поднял голову и увидел женщину редкой красоты. Высокая, стройная, элегантная, с широкими скулами и темной кожей. Типичная уроженка Эфиопии. Ей можно было дать на вид и тридцать, и все пятьдесят. Держалась она с изысканной аристократичностью, как и подобает женщине, знающей себе цену. Платье из серебряной парчи, с глубоким вырезом, открывавшем почти целиком упругие темные груди, плотно облегало ее стройную фигуру. Поверх платья было накинуто меховое манто.

Глядя сверху вниз на Карла, который держал ее руку, лежавшую у него на плече, в своей, она спросила:

– Как долго ты здесь пробудешь?

– Не долго, – ответил он. – Жди меня в номере.

Она перевела взгляд на Эрика и наконец остановила его на Сэле. От Карла не укрылось, что на какую-то долю секунды в ее глазах вспыхнул живой интерес, но она тотчас его погасила.

– Не заставляй меня ждать, – сказала она Карлу и, даже не взглянув на Сэла, ушла. Сэл смотрел ей вслед, пока она не исчезла в толпе. Он не удивился произведенному на нее впечатлению. Именно так женщины обычно на него реагировали. Да, она красива. Очень красива. Но внешность в женщине далеко не все. Самая красивая женщина, как и любой человек, может оказаться злой, вероломной, наконец, никуда не годной в постели. Но сейчас он, по крайней мере, знает, что Дидерих – не педераст и на этот счет ему нечего беспокоиться. А то ведь мало ли чего можно ожидать от этих пижонов.

Сэл поднял глаза и увидел, что Карл выжидающе смотрит на него. Видимо, хочет узнать, как он среагировал на красотку.

– Очень красивая, женщина, – сказал Сэл.

Опять эта снисходительная улыбка.

– Да, необыкновенно хороша. – Карл умолк, долго потягивал виски, потом наконец заговорил:

– Знаете, мужчины часто тратят столько времени и сил, чтобы понравиться женщине, – он быстро взглянул на Сэла, – не понимая, какой в этом смысл.

– Что вы имеете в виду?

– Стоит ли волочиться за каждой юбкой, добиваться ее, чтобы потом упиваться победой.

Слова «победа» Сэл не слышал Бог весть с каких пор.

– А потом, утащив ее в постель, трахать долго и много, лезть вон из кожи, чтобы переплюнуть всех остальных. – Карл снова пригубил бокал. – Ну переплюнет он всех. Что дальше? Все равно никто не узнает. Никому это не интересно. Конечно, красотка может поделиться своими впечатлениями с подругами. Но от этого ничего не изменится в жизни ее партнера. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?

Сэл вспомнил улыбающееся, залитое потом, умиротворенное лицо Изабель.

– Не понимаю.

– Сейчас объясню, – продолжал Карл. – Настоящий мужчина, как правило, обладает властью. Так уж устроен мир. И ему нет дела до какого-то там любовника, даже самого великого. Если же этот любовник вдруг даст повод для опасений, появится естественное желание уничтожить его. Теперь вы поняли? Так что не велика честь прослыть великим трахальщиком.

Сэл окончательно растерялся, не знал, что сказать и нужно ли вообще говорить. Что-то кроется в словах Карла. Но что? Он быстро взглянул на Эрика и прочитал в его глазах ответ: я же говорил тебе, что он странный.

– Ну, а теперь я послушаю вашу кассету. Разрешите воспользоваться вашим магнитофоном?

Эрик не успел и глазом моргнуть, как Сэл подхватил свой только что купленный портативный магнитофон и передал Карлу.

Тот закурил, приладил наушники, отпил виски и включил магнитофон. Он слушал, опустив глаза, ни на кого не глядя.

– Ну, дружище, – вполголоса проговорил Эрик, чтобы разрядить обстановку, – где твоя таинственная девушка? Когда наконец мы ее увидим?

Сэл благодарно улыбнулся Эрику за его чуткость.

– Как только она потеряет двести фунтов.

Эрик рассмеялся и придвинулся к Сэлу.

– Она действительно дочь Джемелли де Жанейро? Коротышки с тростью, попугаем и десятью миллиардами долларов?

Сэл кивнул.

– И ей всего семнадцать?

– Исполнится в июне.

– Ну, брат, это уж слишком. Просто невероятно.

– Она в номере, наверху. Если Карл заинтересуется пленкой, я вам устрою встречу.

«Если Карл заинтересуется...»

Взглянув на Дидериха, он поймал его взгляд. Карл чуть заметно кивнул и отвел глаза.

Черт возьми, Карл, «кислая капуста»[21]21
  «Кислая капуста» – так презрительно называли немцев.


[Закрыть], это и в самом деле здорово, «кислая капуста». Сэл снова обрел уверенность. Карл – «кислая капуста». Карл – «кислая капуста».

Карл жестом указал на пустой бокал, и Эрик опрометью кинулся к бару. Сэл от волнения ерзал на стуле. Было около трех часов. Народу в баре заметно поубавилось. За соседним столиком пьяного коротышку в берете сменила компания девиц, как две капли воды похожих друг на друга – типичные провинциалки из штата Айова, выросшие на деревенских хлебах. Какой-то идиот придумал им костюм, совершенно прозрачные блузы из серебристой ткани, сквозь которые при тусклом свете бара поблескивали розовые соски и серебристые же трико. За столиком рядом расположились американские негры в ковбойских костюмах и шляпах. Они таращились буквально на всех и, поймав на себе чей-нибудь взгляд, расплывались в улыбке. Разноголосый хор языков и наречий, звучащий повсюду, способны были произвести разве что виртуозы музыкального бизнеса.

Прошел час, а Карл все слушал кассету. Слушал с нескрываемым удовольствием. Дважды молча перематывал пленку и снова слушал какие-то части. Время от времени на губах у него появлялось некое подобие улыбки, а однажды Сэл заметил даже, как в такт музыке движется его голова. Но вот наконец он снял наушники, глотнул виски, долго-долго раскуривал очередную сигарету «Мальборо».

«Ну давай, кретин. Давай».

– Нечто совершенно необычное, – изрек наконец Дидерих. – Я имею в виду голос. Конечно, манера исполнения очень напоминает Билли Холидей. – Он выпустил очередную изящную струйку дыма. – Ваша кассета бесспорно заслуживает внимания. Вначале мне показалось, что в манере исполнения нет новизны, – опять сдержанная улыбка, – но я потом понял, что это не подражание, а ярко выраженная индивидуальность. – «Вот именно, Шерлок». – Влияние несомненно, но она... как, вы сказали, зовут исполнительницу?

– Я еще не говорил. – У Сэла камень с души свалился. – Изабель.

– А-а, И-за-бель. – Лицо Карла просветлело, когда он по слогам произносил ее имя. – В тембре голоса, быть может, и прослушивается чье-то влияние, но манера исполнения совершенно оригинальна. Совершенно ядрена, мать твою... – На губах Дидериха опять появилась отвратительная, типично немецкая ухмылка, скорее походившая на гримасу, нежели на знак добродушия или доброжелательства. – В исполнении Билли никогда не было такой искренности. Весьма любопытно.

Сэл метнул взгляд в сторону Эрика. Тот сиял, видимо усмотрев в поведении Карла нечто недоступное Сэлу.

– И песни, написанные как будто специально для нее. – «Что, черт побери, он хочет этим сказать? Одна или две явно тянут на хиты. Ладно. Ладно». – Но запись никуда не годная.

Последнюю фразу Карл изрек с типично арийской беспощадностью, в упор глядя на Сэла. Она прозвучала как вызов.

И тогда, наконец, заговорил Сэл:

– О, неужели? Чем же плоха эта запись?

Карл стряхнул с сигареты пепел.

– Баллады в общем-то не плохи. Но их ритмические сопровождение... – Он решительно тряхнул головой. – Ваш синтезатор заглушает этот великолепный голос. Вы завернули бриллиант в туалетную бумагу, понимаете? Одели королеву как уличную девку.

Сэл вдруг понял, что Карл абсолютно прав. И был потрясен этим открытием.

– Музыкальный фон необходимо свести до нужного минимума. А так, в принципе, ваши песни вполне хороши. Спокойный музыкальный фон лишь подчеркнет всю красоту и силу голоса.

Сэлу нечего было возразить. Да, этот тип прав. И он попытался облечь свои мысли в слова.

– Угу... вы имеете в виду... да, в том смысле, что... например, как в записях Теренс Трент Д'Арбу?

Карл подумал секунду.

– Да... только это не совсем так. Музыкальный фон должен быть предельно лаконичным в виде отдельных аккордов или ритмических акцентов, чтобы голос звучал во всю мощь. Более выразительно, более осязаемо. – Он сопроводил свои слова характерным жестом, словно перебирая что-то в сложенных пальцах.

Сэл не совсем представлял себе, что имеет в виду этот чертов Карл, но понимал, что уж Карл-то знает.

– Возможно, вы правы, возможно, в этом есть определенный смысл.

Карл откинулся на спинку стула и с чувством превосходства оглядел Сэла. «Этот вонючий тип знает, что говорит. Я ненавижу его, но все равно дело он знает туго». Карл взял бокал и осушил его очень элегантно, как делал все остальное.

– Ну, а теперь, – сказал он, – познакомимся с Изабель Джемелли?

ЗЕРМАТТ – СЕНТЯБРЬ

– Марко, смотри! – Изабель стояла широко расставив ноги, целясь в лунку на мостике, перекинутом через крепостной ров и ведущем в Саксонский замок. – Смотри же! – кричала она.

– Ну... и что ты скажешь, Марко? – спросил Джованни, когда облаченный в белый форменный костюм официант разливал в огромные чашки горячее молоко.

– Марко, смотри! – Изабель легонько взмахнула клюшкой, для гольфа. В чистом альпийском воздухе прозвучал характерный глухой удар, сразу же по мостику шурша покатился мяч, который в конце концов исчез в Саксонском замке. Изи театрально подняла руки, торжествуя победу. – Я смогла! У меня получилось!

– Это еще неизвестно, – рассмеялся Сэл. – Я ничего не видел.

Джованни пытался развернуть плитку шоколада, но тонкая золотая фольга оказалась чересчур нежной для его грубых шишковатых пальцев.

– Дайте я, – сказал Сэл, беря у старика плитку из рук и быстро снимая обертку. Опустив шоколад в чашку с дымящимся молоком, он крикнул Изабель: – Я имел в виду, что отсюда не видно, угодил ли мяч в лунку.

Изабель обернулась к Эрику, который стоял, прислонившись к китайской пагоде и размахивая клюшкой, как какой-нибудь Фред Астен с тростью.

– Эрик, ну скажи ему! – потребовала она капризным тоном.

Эрик заслонил рукой от солнца глаза и крикнул сидевшему на гостиничной веранде Сэлу:

– Она не обманывает.

– Ну что, Марко, как идут дела? – Джованни привез сюда на уик-энд Изабель с друзьями, которые семь недель не вылезали из студии, работая по десять – одиннадцать часов в сутки. Джованни не выдержал и прилетел из Рио в Мюнхен повидать дочь. Карл нехотя согласился предоставить им короткий отпуск, и старый калека обставил его с необычайной роскошью. Для него не было большей радости, чем тратить деньги на родных и друзей.

– Вы имеете в виду записи Изабель? – Сэл медленно покачал головой, снова устремив взгляд на миниатюрную площадку для игры в гольф. Разумеется, и Саксонский замок, и китайская пагода были всего лишь аттракционами этого сказочного города, устроенного на потеху туристам, за исключением небольшого кладбища в центре него, где были захоронены юные альпинисты.

– Не знаю, Джо, – ответил Сэл, не сводя глаз с Эрика и Изабель, направлявшихся теперь к голландской ветряной мельнице. И продолжал, глядя в лицо старику: . – Как человек заинтересованный, ничего не могу утверждать с полной уверенностью, но клянусь Богом, Изабель не хуже всех тех, кого мне довелось когда-либо слышать.

Джованни испытующе смотрел на него секунду-другую.

– Значит, у нее хорошо получается?

– Очень хорошо.

Старик улыбнулся. Он светился от радости.

– Так я и думал. Личико Изабель сейчас сияет от счастья, в ней появилась уверенность. Ничего этого я прежде не замечал. Значит, вышла из нее певица? Да, Марко?

– Она неподражаема, Джо! Естественность. Природный талант. Она действительно неподражаема.

Джованни был в полном восторге.

– Марко! Смотри!

– Что ты сейчас собираешься сделать?

– Смотри хорошенько. Я закачу мяч в лунку с первой попытки.

Сэл, смеясь, взглянул на Джованни. Тот был в полном недоумении.

– Изи говорит, что попадет в лунку с первой попытки.

– Что ты сказал? – крикнула Изи. Она отошла подальше, и ее почти не было слышно.

– Смотрите! – Мяч подскочил и попал в одну из вращающихся лопастей ветряной мельницы.

– Вот зараза! Дерьмо! – разозлилась девушка.

– Да, удар был что надо! – съехидничал Марко. – Если бы мини-гольф входил в программу Олимпийских игр, ты...

– Марко!

– ...ты завоевала бы золотую медаль.

– Пошел ты к траханой матери! – уже добродушно парировала она.

– Изабель! – одернул ее отец. – Тебе не пристало так выражаться. – И повторил то же по-португальски.

Изабель рассмеялась, и ее нежный, как звон колокольчика, смех отозвался эхом в прозрачном осеннем воздухе.

– Непослушная девчонка! – улыбнулся Джованни и с напускной строгостью покачал головой.

Сэл отпил из чашки горячего шоколада и обжег язык. В этот момент в дверях террасы, ведущих в холл отеля, появился Карл в сопровождении хозяйки отеля – высокой, стройной седовласой шведки. Они беседовали по-немецки. «Интересно, о чем, – подумал Сэл, – скорее всего о пенсионной страховке, оформленной еще при Гитлере».

– Карл – настоящий профессионал, Джо, – сказал Сэл неожиданно хриплым, словно простуженным голосом.

– Во-о-от как? – изумленно уставился на него калека-коротышка, отчаянно пытаясь понять, что к чему.

– Лучшего продюсера я не встречал. Только вряд ли он заинтересуется моими произведениями, знаю по опыту. А Изи повезло.

– Что значит продюсер, Марко? Что он производит? Разве можно произвести человека, например, тебя[22]22
  То produce – английский глагол, от которого происходит слово, означает «производить».


[Закрыть]?

Сэл с улыбкой пожал плечами:

– Ладно, Джо. Ладно. Забудь о том, что я сказал.

Тем временем снова появился официант. С профессиональной ловкостью и проворством он расставил тосты, масло и чашки на белоснежной скатерти и удалился. А Карл с хозяйкой отеля, весело смеясь, покинули веранду.

– Этого отеля прежде здесь не было, – заметил Джованни, жуя тост.

– Что?

– Этого отеля здесь не было. Их тоже не было. – Он указал изуродованной рукой в сторону примыкающих друг к другу живописных маленьких гостиниц. – Мне было лет семь или восемь, когда отец впервые привез меня сюда. Еще до того, как я свалился с дерева и разбился.

– До несчастья, которое произошло с вами?

– Да. – Джованни отпил шоколада из чашки. – Всего этого и в помине не было. Крошечная деревушка: одна или две гостиницы, вот и все.

– Ну а горы. Разве их тоже не было?

Джованни расплылся в улыбке. Ему нравилось, когда Марко вот так его поддразнивал. Другие никогда не делали этого, возможно, из-за его физического уродства, – он вдруг понял, что это очень приятно.

– Да, сеньор Толедано, горы, конечно, были. Только не такие, а совсем маленькие. – Он показал рукой. – Игрушечные.

Оба дружно рассмеялись. Сэл подул на шоколад и сделал глоток. День выдался чудесный, ярко сияло солнце. Здесь часто менялась погода, и стоило набежать тучам над вершинами гор, как становилось холодно и темно. Сэл пил маленькими глотками шоколад и смотрел на погруженного в воспоминания старика.

– Помню, – продолжал Джованни, скользя взглядом по крышам домов и узким улочкам, – помню, как бегал здесь. Мы приехали в самый канун Рождества, и я видел, как запрягали лошадей в – как же они называются – дай Бог памяти, – одним словом – специальные снежные повозки...

– Сани.

– Да, да, сани. Бегу, бывало, изо всех сил, цепляясь за... за... сани, и мчусь по деревне. Я тогда бегал быстрее всех. – Он сокрушенно покачал головой, словно укоряя Бога за то, что сыграл с ним такую жестокую шутку. – Трудно поверить, правда?

Сэл, не зная, что на это сказать, промолчал.

– Я смотрел на спускающихся с гор лыжников, – продолжал Джованни, – высоких и стройных, и твердил отцу, что хочу быть похожим на них, высоким и сильным. Я так мечтал ходить на лыжах! – Джованни устремил взгляд в пространство. – А отец только смеялся. Он был большим человеком, мой папа, но война все отняла у него. Лучшего друга я никогда не имел. – Старый калека отпил, еще немного из чашки и проникновенно взглянул на Сэла.

– Изабель рассказала, в прошлом году вы потеряли отца.

«Прости, папа, я виноват перед тобой».

– Да, это так.

– Очень сочувствую вам. Примите мои соболез...

– О чем болтают два старца, – спросила, склонившись над балюстрадой террасы, Изабель. Она появилась неожиданно, запыхавшаяся от быстрой ходьбы, с нежным румянцем на смуглых щеках. – Вы должны смотреть на меня! – От нее исходил пьянящий аромат осени и яблочного сидра.

– Надеешься, что толпа зрителей будет следовать за тобой по пятам, – шутливо заметил Сэл.

Изабель бросила быстрый взгляд на отца, скорее лукавый, нежели застенчивый, и мягко проговорила:

– Вовсе не по пятам. – Она перегнулась через перила, привлекая к себе Сэла, и поцеловала, впившись губами в кончик его языка. Изабель захватывала его все глубже и глубже, крепко сжимая, пока боль не стала нестерпимой. Тогда она разжала губы и рассмеялась ему прямо в рот. Его пенис встрепенулся, подобно спящей собаке, почуявшей запах крови.

– Изабель! – Джованни не сводил с нее укоризненного взгляда, а она в ответ только смеялась.

– Ну! – Изабель отпустила перила и теперь стояла на поросшей травой земле, плавно уходившей вниз к сказочному городу с площадкой для мини-гольфа.

– Смотрите же на меня! И чтобы не отвлекались ни на минуту!

– Можешь в этом не сомневаться! – крикнул Сэл ей вдогонку.

– Смеется точь-в-точь как мать, – прошептал Джованни и перекрестился.

Изабель направилась к мавританской крепости, где Эрик прохаживался между двумя минаретами, едва доходившими ему до пояса. Она оглянулась, помахав рукой, и опять крикнула:

– Наблюдайте за мной! – Для Сэла и Джованни ее голос прозвучал далекой музыкой.

– Она во всем похожа на мать, – продолжал Джованни, пристально глядя на Сэла. – Вы любите ее, Марко? И она вас тоже?

Сэл Д'Аморе. Он был смущен. Они с Изабель ни от кого не скрывали, но и не афишировали своих чувств, их любви ничто не угрожало.

– Джованни, я слишком стар для...

– Я женился на ее матери, когда мне было пятьдесят три, а ей – восемнадцать.

«Но я-то помоложе», – с удовлетворением подумал Сэл.

Джованни достал из кармана сигару и попытался ее раскурить. Это было непросто. Настоящий ритуал.

– Марко, – сказал он наконец, – я должен поговорить с тобой.

«О, черт, неужели ему предстоит мужской разговор из серии каковы-твои-намерения-в-отношении-моей-дочери? Такого с ним еще не бывало. Впрочем, все в жизни бывает впервые».

Джованни положил сигару на скатерть и снял с цепочки, подвешенной к поясу, золотой перочинный ножичек.

– Знаешь, Марко, моя Изабель, мать Изабель... я с ней не прожил и года. – Старик тщетно пытался своими скрюченными пальцами открыть ножичек. – Всего одиннадцать с половиной месяцев. – В глазах Джованни отразилось отчаяние. То ли при воспоминании о безвременной кончине жены, то ли из-за неспособности справиться с перочинным ножом. Тогда Сэл взял его у Джованни и легко извлек лезвие. – Всего одиннадцать с половиной месяцев, – повторил Джованни. – Это было как... – Он попробовал щелкнуть пальцами, но они не повиновались. – Это была жизнь, настоящая жизнь. Потом все кончилось.

Сэл обрезал кончик сигары.

– Да, Джо, я понимаю.

Джованни улыбнулся и подался вперед всем своим маленьким, уродливым телом.

– Какая это была женщина, мама миа! – Глаза калеки озарились счастливым блеском. – Знаешь, я помню каждое мгновение нашей любви. Каждое! Ты улыбаешься, Марко, но это правда. Никогда больше я не испытывал ничего подобного. Никогда. Меня спасла Изабель.

Сэл протянул сигару Джованни, тот взял ее как-то неловко. И продолжал:

– Изабель унаследовала от матери и красоту, и смех, и огонь души... – Сэл зажег спичку, Джованни сунул в пламя зачищенный кончик сигары, долго раскуривал.

– Но в Изабель есть нечто такое, чего не было в ее матери. – Он смотрел на Сэла сквозь облачко дыма.

– В ней... в ней... – Он не мог подобрать нужные слова. – В ней... – Неожиданно солнце зашло за тучи, и на стол легла тень – словно сам Господь задернул на окне штору. На террасе сразу стало темно и прохладно. – Именно это я и имел в виду, – воскликнул Джованни. – Так бывает и с ней.

Сэл с недоумением смотрел на старика.

– Именно так! – Джованни указал на небо. – То она сияет от счастья, то вдруг на лицо набегает облако грусти. Понимаешь? В детстве, бывало, играет с куклой, смеется, потом – раз и голову открутила кукле. Вот так. – Он руками показал как. – А потом, раскаявшись, начинала горько плакать, казалось, сердце у нее разорвется от горя.