Текст книги "Бриллиант"
Автор книги: Марна Дэвис Келлог
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Глава 30
Завод «Пантер отомобайлз» располагался на семи тысячах четырехстах акрах за плотной стеной живой изгороди. Единственным признаком того, что находилось за непроницаемым экраном деревьев и кустов, были расставленные через каждые пятьдесят ярдов таблички:
«ЛИЧНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ЗЛЫЕ СОБАКИ. ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЕ».
Совершенно ниоткуда материализовались главные ворота, охраняемые, как сверхсекретный военный объект. Нас встречали четверо мужчин в мундирах, вооруженные автоматами: двое в караульном помещении и двое у ворот. Последние держали рвущихся с поводков немецких овчарок.
– Вы здесь уже бывали? – спросил Оуэн, когда охранники подошли ближе и встали по обе стороны машины.
– Нет.
– Это совершенно другой мир. Покажите им водительские права.
– У меня их нет.
– Что?
– У меня нет прав.
– То есть как? Оставили дома?
– Нет. У меня нет прав. Я не вожу машину.
Оуэн уставился на меня с таким видом, словно я свалилась ему на голову прямо из космоса.
– Вы не водите машину? – тупо повторил он, не в силах осознать очевидное.
Я покачала головой.
– Не водите машину?
– Да в чем дело? – удивилась я, хотя заметила, что охранники начинают терять терпение. – И что тут такого?
– У вас есть хоть какая-то бумажка с вашим фото?
– Да, результаты медосмотра.
– Тогда покажите им.
– Хорошо.
Я пожала плечами и протянула бумагу в окно.
– Простите, снимок не очень удачный.
Парень даже не улыбнулся. Просто отдал карточку.
– Воспользуетесь автодромом, мистер Брейс?
– Там есть кто-то?
– Нет, сэр. С утра свободно.
– Тогда да. Везу мисс Кесуик на короткую экскурсию.
– Хорошо, сэр, Я дам знать на контроле.
– Спасибо.
Мы прокрались через ворота в совершенно секретный мир «Пантер» и направились по широкой полосе, без единого дерева по сторонам, к светофору со шлагбаумом, украшенным поверху красными мигающими лампочками, совсем как на железнодорожном пути.
– Как видите, – объяснил Оуэн, – здесь вырублена вся растительность, чтобы можно было видеть, есть ли кто на автодроме, и чтобы нас тоже видели, хотя им не важно, есть здесь кто-то или нет. Они заняли автодром первыми, так что у них есть все права.
Мы остановились. Пронзительно взвизгнул свисток, достаточно громко, чтобы разбудить мертвых, замелькали огни, и шлагбаум медленно поднялся. Красный свет на светофоре сменился зеленым. Оуэн свернул на автодром шириной с М-4 и стал прибавлять скорость. Шестьдесят миль, восемьдесят, сто, сто двадцать…
Оуэн не отрывал взгляда от дороги, ничего не замечая вокруг. За окном мелькали здания, обозначенные небольшими табличками, но мы мчались так быстро, что буквы сливались в синеватую дымку. Все же мне удалось кое-что различить: «ПОКРАСКА, ЛАБОРАТОРИЯ, СКЛАД, ЦЕХ СБОРКИ, ОТДЕЛКА, ИНТЕРЬЕР».
Не успела я оглянуться, как он довел скорость до ста шестидесяти миль в час, но мне было спокойно, как при двадцати пяти: ничто не дребезжало, не дергалось, не подскакивало. Эта машина была животным. Настоящей черной пантерой.
Чувственные ощущения нарастали. Он еще прибавил скорости. И мельком глянул на меня. Я улыбнулась и подавила нервную дрожь, змеей свернувшуюся в желудке.
Не знаю, сколько всего миль осталось позади: автодром проходил то по ровному месту, то по возвышенностям, но в какой-то момент Оуэн снял ногу с акселератора, и машина замедлила ход. Мотор не взвыл, не взвизгнул, не стал задыхаться, просто принял новый режим и к тому времени, когда мы неспешно вернулись к административному зданию, мурлыкал кошечкой.
– Ну, что вы думаете? – поинтересовался он.
– Хотелось бы повторить.
– Знаете, большинство девушек, которых я возил по автодрому, вопили, требуя, чтобы я прекратил издеваться, едва скорость достигала ста.
– Но вы, кажется, забыли, что я женщина. Это большая разница.
Глава 31
Само административное здание было совершенно новым. Построенным предыдущим владельцем, когда прежнее, величественный дом в стиле Тюдоров, сгорело дотла. На смену ему пришел ультрамодерн: двухэтажное строение из черного стекла, окутанное элегантной атмосферой тайны.
– Мне нравится замысел архитектора, – признался Оуэн. – Почти олицетворение нашей продукции. Обычная английская чопорность мужских клубов больше не ассоциируется с машинами. Помните рекламу, которая намозолила нам глаза за последние пятьдесят лет: мужчина, облокотившись на машину, курит трубку. Твидовый пиджак с кожаными заплатами на локтях, рядом сидит охотничий пес, на заднем фоне – блондинка?
– Помню.
– В этом часть нашей проблемы. Чувствуете разницу? – Оуэн взмахом руки показал на фасад. – Все это связано с тем, что олицетворяет автомобиль: деньги, власть, скорость, секс, – не с тем, кого вы знаете, в какую школу ходили и в каком клубе состоите.
– Неужели? Хотите сказать, что кожаные заплаты на локтях вашего твидового пиджака и тот факт, что я блондинка, составляют такую уж огромную разницу? Все, чего недостает, – так это трубки и собаки. А в остальном вы и есть тот самый парень.
– О'кей. Намек понят, – улыбнулся он. – По крайней мере я моложе, чем он.
– Я так не думаю.
Он придержал для меня дверь.
– Вам никто не говорил, что у вас серьезные проблемы с беспристрастным отношением к людям?
– Только вы.
Войдя, мы поднялись по лестнице из блоков зеленого стекла, которая словно сама собой поднималась в воздух, без всяких опор, и вошли в кабинет Гила Гарретта.
Гил в своей кашемировой водолазке с длинными рукавами, свободных габардиновых слаксах и мягких кожаных мокасинах, казалось, просто был создан для роли президента «Пантер отомобайл компани». Подтянутый, грациозный, с мягкими кошачьими движениями, словно сам был в молодости автогонщиком. Или боксером. Светлые жесткие волосы лежали на голове густой шапкой, нос, очевидно, был пару раз сломан. В нем не было ничего аристократического: приветливый, учтивый, любезный, крепкий ирландец.
– Доброе утро, Кик. Спасибо, что приехали, Оуэн, – кивнул он, пожимая руку босса. – Я хотел присмотреть за последними испытаниями.
За окнами его углового кабинета на безупречно ровном испытательном автодроме проходило нечто вроде соревнований между тремя машинами, казавшимися с виду одинаковыми, но одна из них явно была быстрее. Вой двигателей доносился и сюда: не слишком громкий, чтобы мешать беседе, но достаточно ощутимый, чтобы напомнить посетителям, где они находятся. На заводе – изготовителе самой дорогой, самой высоко ценимой, самой престижной, самой мощной и самой шикарной в мире машины.
Оуэн и Гил разложили бумаги на столе для совещаний. Я заняла место в торце и старательно стенографировала беседу, но думала о другом. О секрете Оуэна. Что он там задумал?
– Перейдем к «проекту Карузо».
Брови Гила взлетели едва не до корней волос. Взгляд метнулся сначала ко мне, потом к Оуэну.
– Все в порядке, – отмахнулся Оуэн. – Я полностью доверяю Кик. Она знает, в каком положении мы очутились, и правда в том, что без нее нам не выпутаться.
– Уверены? Учтите, как только паста вылезет из тюбика, обратно ее не запихнешь.
– Абсолютно. Давайте начнем. Не желаю тратить весь день на совещания и к тому же пообещал Кик доставить ее в город к полудню. Мне нужны подробности. – Он повернулся ко мне и постучал пальцем по столу. – Кик, никаких записей.
Я отложила ручку.
Гил, похоже, все еще сомневался, и вид у него был не слишком радостным. Наши глаза встретились, и я вдруг поняла, что он не любит меня и никак не может решить, стоит ли мне довериться.
– Если гадаете, смогу я или не смогу сохранить тайну, можете не сомневаться. Смогу.
– Это еще неизвестно.
– Гил, – нетерпеливо перебил Оуэн, – не тяните, выкладывайте. Нам нужно идти вперед. Ничего не поделать, у нас нет другого выхода, кроме как объяснить ей все. Вы очень любите этот завод? А машины? Ну так вот, Кик любит «Баллантайн» в десять раз больше. Это единственный способ выжить для всех нас. Поймите, нас буквально прижали к стенке, и расстрельная команда заряжает ружья.
– Знаю.
Гил повернулся ко мне и подался вперед. Его дискомфорт и агрессия были очевидны.
– Хочу, чтобы вы поняли, Кик. Едва вы увидите, что мы делаем… – начал он, но тут снова вмешался Оуэн:
– Кстати, я передвинул дату: осталось всего девяносто дней.
Гил резко вскинул голову:
– Шутите?! За такой срок ничего не сделать!
– А придется, потому что, повторяю, выбора нет. «Креди Сюисс» согласился продлить срок еще на три месяца, но потом они за нас возьмутся, будьте уверены.
Оуэн глянул на часы.
– Я поведу ее в ангар: лучше один раз показать, чем час объяснять, – бросил он, вставая и натягивая пиджак. – Пойдемте, Кик.
Глава 32
– Что это за «проект Карузо»? – спросила я, застегивая ремень безопасности. Небо затянуло облаками, похолодало, и я потуже стянула шаль.
– Вы просто не поверите, – улыбнулся Оуэн.
Предельная скорость V-12, сходящих с заводского конвейера, – сто шестьдесят пять миль в час. Но на машине Оуэна такого регулятора не имелось. Он был так же взвинчен, как мотор его автомобиля, и в какую-то минуту я обнаружила, что мы завываем по автодрому со скоростью почти сто восемьдесят. Вскоре мы свернули на узкую дорогу, отмеченную табличкой: «ВЪЕЗД ВОСПРЕЩЕН. ЛАБОРАТОРИЯ ИСПЫТАНИЯ КРАСИТЕЛЕЙ. БЕРЕГИСЬ».
Мы миновали пустое караульное помещение с закрытыми воротами и еще одной предупреждающей табличкой: «ВЗРЫВЧАТЫЕ ГАЗЫ. БЕЗ ЗАЩИТНЫХ КОСТЮМОВ ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ПРИМЕНЯЮТСЯ ВЫСОКОТОКСИЧНЫЕ ГОРЮЧИЕ ВЕЩЕСТВА. ОПАСНО».
Под красными буквами чернел череп со скрещенными костями. Оуэн нажал кнопку на противосолнечном козырьке, и ворота раздвинулись. Мы оказались на огороженном участке.
Я чувствовала, что сейчас случится что-то очень важное. И жизнь необратимо переменится. Пришлось срочно прикусить губу, чтобы промолчать. Не сказать: «Давай вернемся. Давай не пойдем туда. Я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему. Оставь свой секретный проект в секрете».
Серое одноэтажное строение из бетонных блоков, которое, судя по виду, вполне могло выдержать ядерный взрыв, маячило в конце дороги. В маленьких квадратных окнах горел свет. Несколько ничем не примечательных машин и грузовиков были припаркованы на стоянке.
Оуэн остановился перед стальной дверью на роликах и, перед тем как выключить зажигание, поднял крышу машины.
– Не считаете, что нам стоит надеть маски или комбинезоны? – спросила я.
Он непонимающе уставился на меня.
– Взрывчатые газы и все такое? Испытания красителей.
– А, это, – хмыкнул он. – Нет, это просто чтобы отпугнуть посторонних. Идем скорее. Что-то похолодало. Кажется, пойдет дождь.
Он отодвинул тяжелую дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, и отошел в сторону, давая мне пройти, но я случайно задела его, и наши глаза встретились.
– Простите, – пробормотала я смущенно, погружаясь в пыльный, шумный водоворот.
Потолочные люминесцентные лампы заливали комнату таким ярким светом, что было больно глазам. Вдоль стен тянулись деревянные верстаки. Над ними висели фотографии предметов мебели в натуральную величину. Точнее, крупные планы предметов мебели, некогда принадлежавших леди Мелоди Карстерз. Едва мы вошли, четверо краснодеревщиков в синих припудренных белой пылью комбинезонах бросили работу и выпрямились. Двое стянули наушники.
– Доброе утро, джентльмены, – поздоровался Оуэн.
– Доброе утро, мистер Брейс, – хором ответили они с сильным акцентом.
– Небольшое объявление. Сроки сокращены. Все должно быть готово через одиннадцать недель. Аукцион – через двенадцать.
– Сэр, мы не можем… – начал тот, что стоял всех ближе, судя по выговору, француз.
Оуэн повелительно поднял руку.
– Я понимаю, что мы от вас требуем, и вполне сознаю, что все вы закончить не успеете. Работайте так же, как работали, мои критерии не изменились. Я по-прежнему ожидаю от вас самой тщательной, можно сказать, идеальной работы. Если в результате готовых вещей будет меньше, ничего не поделаешь. Мы не имеем права, повторяю, не имеем права жертвовать качеством ради количества: вы не хуже меня знаете, что поставлено на карту. Я просто сообщаю, что сроки изменились. Вопросы?
– В таком случае следует обсудить, какие вещи делать в первую очередь, – встревоженно пробормотал француз.
Остальные трое кивнули. В темных глазах плескалось беспокойство.
– Это мисс Кесуик, мой старший исполнительный помощник, – представил меня Оуэн. – Она приедет в понедельник и поговорит с каждым из вас.
Да ну? Ноги моей больше здесь не будет.
– Еще вопросы? Нет? О'кей, джентльмены, спасибо. Мы больше не станем отнимать у вас время.
Последовало несколько минут оживленной галльской тарабарщины, прежде чем они вернулись к работе. Вещи, которые они делали, были самим совершенством. Работая по детальным снимкам, они создавали шедевры, точно повторявшие оригиналы. Несмотря на внутренний протест, я была поражена и очарована. И ничего не могла с собой поделать. Это было возмутительно.
Оуэн подошел к тому, кто заговорил первым, и положил руку ему на плечо.
– Продолжайте работать, Жан. Я не хочу вмешиваться и мешать вам. Просто собираюсь показать кое-что мисс Кесуик. Взгляните. – Он показал на одну из фотографий. – Узнаете это?
– Да. Он стоял в библиотеке леди Мелоди.
– Верно. Людовик Пятнадцатый. Изготовлен Адриеном Делормом в семьсот шестьдесят шестом году.
Комод с двумя ящиками и мраморной крышкой был украшен инкрустацией, такой изысканной, что я почти ощущала запах цветов, и роскошной позолотой тонкой работы: лавровые листья, спирали, завитки – все играло, переливалось, блестело.
– Жан – один из лучших в мире краснодеревщиков, – пояснил Оуэн. – Собственно говоря, каждый из парней просто уникален. Три француза и итальянец. Теперь все они мастера, но начинали учениками у Жана.
– Мадемуазель, – кивнул Жан и, улыбнувшись мне, вернулся к работе.
Он сделал набросок цветочного узора на гладкой дубовой поверхности комода и сейчас тонкими щипчиками выбирал с трех различных подносов крошечные кусочки дерева в форме цветочных лепестков и листьев: амарант, тюльпанное дерево, груша или, возможно, яблоня. Я завороженно смотрела, как он поднимает очередной листочек и смазывает обратную сторону кисточкой, предварительно окунув ее в какой-то состав, предположительно подлинный клей восемнадцатого столетия. Что это? Клейстер из воды и муки?
Не хотелось мешать им ненужными вопросами.
Каждый кусочек вставал точно на место. Оставалось только наложить лак и позолоту, и на мой взгляд, – а я никогда не устану повторять, что он куда более наметан, чем у многих знакомых мне людей, – результат был совершенно неотличим от оригинала.
– Прекрасная работа, Жан, – сказала я. – Можно целый день стоять тут и наблюдать за вами.
– Merci, мадемуазель, – пробормотал он, не оборачиваясь.
– Бертрам оценил комод в полтора миллиона, – сообщил Оуэн. – Пойдемте, я покажу вам мастерскую позолотчика.
– Постойте! Хотите сказать, что Бертрам знает обо всем?
Представить невозможно, что президент и главный аукционист «Баллантайн» способен одобрить мошенничество! Для этого он слишком джентльмен. Кроме того, Бертрам начал в одиночку выводить наш корабль на верный курс, и я чувствовала, то «Баллантайн и Кº» в целом, и мои личные пятнадцать процентов особенно, впервые со дня смерти сэра Крамнера в надежных руках.
– Ни в коем случае! И не узнает.
– Не думаю, что он был бы в восторге от этой идеи.
– Не то слово. Он настоящая старая дева!
Мы прошли мимо нескольких предметов меблировки в различных стадиях доводки и оказались в отдельном помещении, где перед плавильней стоял мужчина в огнеупорном костюме, толстых стеганых рукавицах и маске с капюшоном. Он как раз вынул тигель из огня и наливал расплавленную медь в железную форму в виде орнамента из причудливо изогнутых завитков. Мы наблюдали за ним через окно.
– Когда мебель привезли из поместья на склад компании, Вильгельм сделал слепки со всех позолоченных деталей под предлогом того, что, возможно, позже это понадобится для реставрации. Теперь он абсолютно точно воспроизводит каждую. Он даже изобрел способ горячей позолоты посредством ртути и сусального золота. Именно так делали в восемнадцатом веке, но в те времена жизнь позолотчика была недолгой. Он же сумел обезопасить и себя, и других. А теперь я покажу вам художественную мастерскую.
Оуэн преобразился, став оживленным, помолодевшим, беспечным. Для него все это было только очередной игрой по-крупному, что крайне меня беспокоило. Увлекшись, он мог наделать ошибок. Я предполагала, что он решил продать оригиналы на аукционе и подменить их копиями перед доставкой, как это обычно и делается. Но он вступал на очень опасный путь. И не имел представления, чем это может кончиться.
Глава 33
Авантюра неслыханного масштаба! Будет просто чудом, если она сработает. А если нет? Оуэн окажется в настоящем аду на долгое-долгое время, потому что его покупатели, все как один, люди состоятельные. Они размажут его по стенке. Беспощадно. Я имею в виду тюрьму. И не на один год: то, чего лично мне не хотелось бы испытать на собственном опыте. В моем маленьком предприятии достаточно уничтожить оправы, а камни легко спрятать или продать и почти невозможно опознать. Картины и мебель – дело иное.
Мы вышли из позолотной мастерской в главное здание и попали в комнату, заваленную картинами. Некоторые показались мне довольно неплохими.
– Всего лишь куча хлама, – авторитетно заявил Оуэн. – Восемнадцатый, девятнадцатый, двадцатый век. Знаете, гостиничное искусство. Часть интерьера.
Он только что не пнул их ногой; в голосе звучало откровенное пренебрежение к их художественным достоинствам. Можно подумать, он способен отличить Уайта от Уорхола.
– Не слишком хороши. Наши художники только соскребают краску и используют холсты для копий. Рамки переделываются под размер оригиналов.
Он снова вежливо придержал для меня дверь. В художественной мастерской было тепло и светло, играла классическая музыка, и двое художников средних лет, женщина и мужчина, сидели за мольбертами и работали над подделками. Лицо мужчины было скрыто очками с сильным увеличением, какие обычно носят доктора для микрохирургических операций, когда приходится сшивать нервы и тому подобное. Кисть выглядела так, словно на ней осталась всего одна щетинка.
Потом мы оказались в багетной мастерской, лакировочной и кладовой, где под стегаными одеялами стояли шесть готовых предметов мебели. Две картины были прислонены к стенам: одна из них – портрет кисти Гейнсборо из спальни леди Мелоди.
– Вы, случайно, не видели, в каком состоянии его привезли в «Баллантайн»? Поверить невозможно, что кто-то намалевал на нем усы! Я думал, Бертрама хватит удар.
– Да, я слышала что-то такое. Серьезное повреждение?
– Да нет, реставраторы в два счета отчистили. Без проблем.
– Оуэн, когда все началось? И как вы успели это устроить?
– Все, включая команду, было готово недели за две перед тем, как я отправился к леди Мелоди просить ее дать нам шанс побороться наравне с остальными.
Он осторожно поправил одеяло на высоком чиппендейловском комоде.
– В тот день я постарался незаметно сделать снимки, и ночью мы взялись за работу. Потом, когда наши эксперты приехали оценить вещи, чтобы определить, какую сумму предлагать, Бертрам каждый день приносил мне фотографии, а я отсылал их Гилу.
– А если бы вы не получили право продажи?
– Нашли бы кого-то другого. У нас было столько предложений и просьб, что это лишь вопрос времени и возможностей. Конечно, нам неслыханно повезло, что она скончалась на месте. Весь заказ буквально свалился нам в руки, – рассмеялся Оуэн. – Манна небесная. Ирландская удача, как говорила моя мама. Пойдемте, нам пора.
– Знаете, Оуэн, не поймите меня неправильно, но если призадуматься, два трупа в один день, и к тому же трупы, разрешившие большинство проблем в вашей жизни, – это действительно неслыханное везение, то есть, хочу сказать, это было очень кстати, не так ли?
Оуэн замер как вкопанный и посмотрел на меня знакомым жестким взглядом.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего. – Я тщетно попыталась обратить все в шутку. – Просто к слову пришлось.
– Так вот, вы это бросьте! Совершенно неуместные намеки! Смотрите, беду накличете.
– Мне ужасно жаль.
– Еще бы.
Он резко шагнул вперед, отпустив дверь. Я едва успела отшатнуться.
Когда я подошла к машине, он деловито проверял сообщения, полностью меня игнорируя. Его гнев наполнял тесную кабину удушливым черным облаком. К воротам он вел машину чересчур быстро и бесшабашно, делая все, чтобы испугать меня.
Я огорчилась, сознавая, что расстроила его.
– Простите. Я действительно шутила.
Он не ответил. И только когда мы выехали на дорогу, снова заговорил, предварительно взглянув на часы:
– Из-за меня вы опоздали на ленч. Мы никак не сумеем успеть в город к полудню.
– Ничего страшного, – отмахнулась я, закуривая. – Не думаю, что после всего я смогу спокойно идти на ленч. Я так… так… сама не знаю что. Потрясена этим проектом. Абсолютно… поразительно.
– Вы так считаете?
– Да, – солгала я, потому что вовсе так не думала. Мне казалось, что это безумие. И все же я восхищалась его дерзостью.
Наши глаза встретились, и на какой-то миг стало ясно, что я его обидела.
– Что же, – вздохнул он, – я уверен, что вы откажетесь под самым правдоподобным предлогом и не согласитесь пообедать со мной. Я наверняка не такой блестящий собеседник, как тот, с кем вы намеревались посетить оперу, кстати, какую именно?
– «Отелло», – выпалила я первое, что пришло в голову.
– Россини или Верди?
– Понятия не имею. Меня пригласили.
– Обе невероятно занудливы. Что за мазохизм – проводить субботний день подобным образом. Хотя, конечно, прошу простить за то, что все вам испортил. О'кей, решайте. Я могу доставить вас в театр к финальному занавесу, или, если вы голодны, мы куда-нибудь заедем и наскоро перекусим.
Я задумалась. Стоит ли соглашаться? Уже четверть первого, и я немного проголодалась. Кроме того, у меня миллион вопросов, которые не терпится ему задать, и, честно говоря, сегодняшний день смотрел мне в лицо черной дырой одиночества. Следовало бы пойти в музей с Кертисом.
– А куда? Не хотелось бы сидеть в кафетерии и жевать сандвич с ветчиной и овощным маринадом ассорти.
– У вас всегда такие запросы? Да кто вы такая? Что-то вроде чертовой принцессы.
– Давайте просто вернемся в город.
– Ладно, ладно, успокойтесь. «Кливденз» не слишком далеко отсюда.
– Мне все равно.
– Могли бы выказать немного больше энтузиазма, Кик. «Кливденз» – не какой-нибудь «Кинг бургер».
– Пожалуйста, опустите крышу, – попросила я. – Мне не хочется разговаривать.
– Учитывая тот факт, что идет дождь, я не буду опускать крышу. Но я не стану возражать, если не услышу от вас ни единого слова. Мало того, даже предпочту, чтобы вы молчали.
– Мне все равно.
– И перестаньте повторять «все равно». Это грубо.
Я проверила сообщения. Только одно. Снова звонил старший инспектор Кертис, сказать, что в воскресенье у него тоже выходной и не хочу ли я посмотреть эскизы Рафаэля в музее Виктории и Альберта, пообедать в музее и послушать их воскресный джазовый концерт.
Позвоню ему из туалета. Я любила проводить воскресные дни в этом музее и слушать чудесный джаз в их кафе. Плюс кто может вдоволь насмотреться на рафаэлевские эскизы цветными мелками для гобеленов папы Льва X? Только не я.
