Текст книги "Бунтарь Иисус : Жизнь и миссия в контексте двух эпох"

Автор книги: Маркус Борг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Богатство

Богатство и имущество занимали важнейшее место в общепринятой системе ценностей того времени, также как и всегда в большинстве мировых культур. Очевидно, что богатство считалось благом, поскольку оно давало комфорт и безопасность. Оно также было основой идентичности человека и признаком правильной жизни. Хотя некоторые иудеи говорили о «богатстве неправедном», чаще всего в нем видели благословение Бога и результат того, что человек идет путем мудрости. Богатство, по мнению хотя бы части общества, отражало благоволение Бога. Некоторые изречения Книги Притчей, отражавшей общепринятую мудрость древнего Израиля, говорят именно об этом: В доме праведника – обилие сокровищ, а в прибытке нечестивого – расстройство (15:6); За смирением следует страх Господень, богатство и слава и жизнь (22:4); Ленивая рука делает бедным, а рука прилежных обогащает (10:4); Нерадивая душа будет терпеть голод (19:15b); Грешников преследует зло; а праведников вознаграждает благо (13:21).[143]

Отсюда следует простой вывод, который во многих культурах делают богатые, а порой и бедные люди: если ты наслаждаешься богатством, значит, ты жил правильно; если же ты скатываешься к нищете, это твоя ошибка. Богатые заслужили свое богатство, а бедные – свою нищету.

Однако Иисус постоянно обличает богатство как в афоризмах, так и в притчах. И для современных христиан, которые наслаждаются изобилием или к тому стремятся, эти слова становятся самыми трудными изо всего, о чем говорят евангелия. Иисус говорит «горе вам, богатые» и возвещает о блаженстве бедных (Лк 6:20–26). Он отрицательно отзывается о погоне за богатством: «Смотрите, храните себя от всякого любостяжания, потому что и при изобилии жизнь человека не зависит от его имущества» (Лк 12:15). За этими словами следует притча:

У одного богатого человека хорошо уродила земля, и он рассуждал сам с собой: «что мне делать, раз некуда мне собрать плодов моих?» И сказал: «вот, что сделаю: снесу мои житницы и построю большие, и соберу туда всю пшеницу и всё добро мое, и скажу душе моей: душа, много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись». И сказал ему Бог: «безумный, в эту ночь душу твою потребуют у тебя, а то, что ты заготовил, кому достанется?» Таков собирающий сокровища себе, а не в Бога богатеющий (12:16–21).

Не без причины эту историю называют притчей о безумии богатого. Богатство идет рука об руку вовсе не с мудростью, но с безумием.

В другой притче (Лк 16:19–31) рассказывается об утопающем в роскоши богаче, который с полным равнодушием относится к нищему, лежащему у ворот его виллы:

Некий человек был богат, и одевался в порфиру и виссон, и каждый день пиршествовал блистательно. Нищий же некий по имени Лазарь лежал у ворот его, покрытый язвами; и хотел он насытиться тем, что падало со стола богача, и собаки приходили и лизали язвы его.

Затем оба они умирают. Лазаря ангелы относят «на лоно Авраамово». Богач попадает в ад, где, пребывая в муках и отчаянии, он мечтает хотя бы о капле воды, чтобы «прохладить язык». Он умоляет Авраама послать Лазаря, чтобы предупредить его братьев: они еще могут переменить свой образ жизни и избежать столь злосчастной судьбы. Авраам отвечает: «Есть у них Моисей и Пророки: пусть послушают их». Богач уверяет, что этого недостаточно, и снова взывает к Аврааму: «Нет, но если кто из мертвых придёт к ним, они покаются».

Ответ Авраама завершает притчу: «Если Моисея и Пророков не слушают, то, когда бы и воскрес кто из мертвых, не убедятся они». Смысл данной истории очевиден. Закон и Пророки, то есть Библия иудеев, достаточно полно раскрывают Божье благоволение к бедным. Если это тебе «не помогает», то и рассказ человека, восставшего из мертвых, «не поможет». Богатство и закостенелость в грехе, роскошь и жестокосердие чаще всего идут вместе – что тогда, что сегодня.

В одном афоризме, используя образ слуги, Иисус говорит о том, что любовь к богатству порабощает и связывает человека:

Никто не может служить двум господам: или одного возненавидит, а другого возлюбит; или к одному привяжется, а другим пренебрежет. Не можете Богу служить и богатству (Мф 6:24; Лк 16:13).

Под «слугой» здесь подразумевается скорее раб. В Древнем мире на рабов смотрели как на существа, лишенные собственной воли; их волей распоряжался хозяин. Так что первое предложение говорит о простой ситуации: невозможно быть рабом сразу двух хозяев. Второе же прилагает эту простую истину к богатству, к «маммоне», как его называют в старых переводах. «Маммона» означает богатство, но иногда этим словом называют материальную основу жизни в целом. Таким образом, оно указывает не просто на богачей, но на всех, кто ставит во главу угла заботу о богатстве. По мнению Иисуса, маммона, богатство – это господин, который не позволяет своему рабу сделать Бога главным содержанием жизни.

О разительном контрасте между служением Богу и служением богатству говорит и другое высказывание, где Иисус показывает безумие тех, кто хранит свои сокровища на земле, и мудрость тех, кто хранит их на небесах:

Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и тля разрушают, и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни тля не разрушают, и где воры не подкапывают и не крадут; ибо, где сокровище твое, там будет и сердце твое (Мф 6:19–21; Лк 12:33–34).

«Сердце» – это самый глубокий уровень человеческого бытия, и потому человек будет хранить верность тем вещам, которые ценит его сердце.

В известной истории, которую приводят все синоптики, богатый человек спрашивает Иисуса: «Что мне сделать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Матфей называет его юношей, а Лука – начальником. Часто этот эпизод называют историей о богатом начальнике. Но в самой ранней версии у Марка (10:17–31) говорится просто о богаче.

Нам может показаться, что вопрос о «вечной жизни» означает: «Что мне сделать, чтобы попасть на небеса?» Но в I веке выражение «вечная жизнь» означало «жизнь грядущего века», а по ходу рассказа становится очевидно, что это эквивалент «царства Божьего» (Мк 10:23; Мф 19:23; Лк 18:24), и таким образом, вопрос о вхождении в царство Божье.

Иисус отвечает богачу: «Ты знаешь заповеди», – и перечисляет некоторые из них: «Не убей, не прелюбодействуй, не укради, не лжесвидетельствуй, не обманывай, почитай отца твоего и мать». Богатый говорит: «Учитель, всё это я сохранил от юности моей». Иисус не оспаривает этого утверждения: вероятно, с точки зрения общепринятой мудрости богач вел достойную жизнь. Однако Иисус добавляет: «Одного тебе недостает: иди, всё, что имеешь, продай и отдай нищим, и будешь иметь сокровище на небе; и приходи, следуй за Мною». Богач глубоко шокирован. Так вот что значит следовать за Иисусом? Он на это не способен. Как пишет Марк, он, «омрачившись от этого слова, ушел в печали: ибо владел он большим имуществом». Имущество держало его в плену, узы богатства не дали ему последовать за Иисусом, несмотря на симпатию к нему.

После его ухода Иисус сказал ученикам: «Как трудно будет имеющим богатство войти в Царство Божие». Ученики этим поражены, а он добавляет: «Легче верблюду пройти сквозь игольное отверстие, чем богатому войти в Царство Божие». Хотел ли он сказать, что богатство связано с пороком? Или что оно – западня? В любом случае Иисус осуждает то, что высоко поднято на шкале общепринятых ценностей в большинстве культур или, по меньшей мере, представляет собой жизненные ценности тех, кому повезло.

Сам Иисус, очевидно, не владеет никаким имуществом и призывает к тому же учеников.[144] Возможно, они вместе посвятили себя «святой бедности».[145] Однако нельзя сказать, что Иисус отвергал богатство как таковое. По крайней мере, некоторые из его сторонников были богаты, в том числе женщины, материально поддерживавшие Иисуса и его учеников.[146] Среди первых христиан мы также встречаем отдельных состоятельных людей, выходцев из элиты, разочарованных своим образом жизни, несмотря на богатство и привилегии. Эти люди могут послужить образцом для состоятельных христиан нашего времени. Тем не менее Иисус, несомненно, видел в стремлении обогатиться одну из главных помех в жизни и источник беспокойства, всепоглощающую страсть, которая делает человека слепым, хотя общепринятая мудрость ценила благополучие.

Честь

Во времена Иисуса честь была одной из важнейших ценностей. Она была связана с родителями человека, его семьей и имением, но одновременно ее поддерживало признание окружающих. Честь не сводится к социальному статусу, это также соответствующее статусу уважение, которого ожидал человек.

Честь – это ценность человека в собственных глазах (то есть его ощущение собственного достоинства) плюс восприятие ценности человека в его социальной группе. Честь – это чувство собственной ценности вместе с признанием этой ценности со стороны окружающих.[147]

Поэтому за поступками человека во многом стояло стремление приобрести, сохранить или показать свою честь, а также избежать противоположного состояния – бесчестья. Честь и бесчестье и сегодня остаются важнейшими мотивами поведения людей на Ближнем Востоке и в некоторых иных местах мира.

Иисус подвергает заботу о чести насмешкам. Он иронически отзывается о людях, ищущих социального признания:

Берегитесь книжников, любящих длинные одежды и приветствия на площадях, и первые сиденья в синагогах, и первые места на званых обедах (Мк 12:38–39; см. также Лк 11:43 = Мф 23:6).

Глядя, как гости занимают почетные места на пиру, он советует слушателям вести себя прямо противоположным образом: «Когда тебя позовут, пойди, и сядь на последнее место». А в заключение он говорит: «Всякий возносящий себя смирён будет, и смиряющий себя вознесён будет» (Лк 14:7-11; см. также Мф 18:4; 23:12, Лк 18:14). Ищущие почестей будут опозорены, а те, кто не боятся позора, получат почести.

Он обличает благочестивые поступки – милостыню, пост, молитву, – которые мотивированы честью:

Когда творишь милостыню, не труби перед собой… Когда же поститесь, не делайтесь как лицемеры сумрачными; ибо они искажают лица свои, чтобы показать себя людям постящимися… Ты же, постясь, помажь твою голову и лицо твое умой, чтобы показать себя постящимся не людям, но Отцу твоему, Который втайне (Мф 6:2, 16–18).

То же Иисус говорит и о молитве. Не надо молиться на публике, чтобы «показать себя людям»; но «когда молишься, войди во внутренний покой твой, и затворив дверь твою, помолись… втайне» (Мф 6:5–6).

Ритуальная чистота

Четвертой ценностью в мире Иисуса была ритуальная чистота, параллельно общепринятая мудрость призывала избегать противоположного состояния – нечистоты (иногда называемой осквернением). Стоит помнить о том, что чистота и нечистота в целом имеют огромное антропологическое и культурное значение, кроме того, эти категории обладали особым смыслом в мире Иисуса. В широком понимании слова – «правила о чистоте определяют место для всего и для всех: все должно быть на соответствующем месте». Это культурная система классификации и создания границ: «между чистым и нечистым должна находиться разграничительная линия».[148] В таком смысле свои правила чистоты существуют в любой культуре, хотя их содержание в каждом случае отличается своеобразием. Правила чистоты в мире Иисуса касались определенных вещей: пищевых продуктов и трапез, трупов, телесных выделений (спермы, менструаций, опорожнения), рождения детей, телесных дефектов. Кроме того, можно было стать нечистым при контакте с людьми в состоянии нечистоты.

Быть нечистым не всегда означало совершить грех. Некоторые действия, нарушающие правила чистоты, такие как вкушение запретных видов пищи, рассматривались как дурное и греховное поведение. Но в других случаях человек становился нечистым не по своей вине. Скажем, истечение семени делало мужчину нечистыми, но не грешником. Женщина становилась нечистой из-за рождения ребенка или во время менструации, но никто не считал это грехом. Контакт с мертвым телом делал нечистым, тем не менее родственники были обязаны приготовить умершего к погребению. Когда человек осквернялся, ему следовало очиститься разными методами: выждать какое-то время, совершить ритуальное омовение, принести жертву – или использовать сочетание из нескольких средств. Не для всех форм нечистоты требовалось использовать все три средства очищения сразу.[149]

Хотя нечистота не была тождественна греху, человек в мире Иисуса стремился сделать все возможное, чтобы избежать ее. Более того: как мы говорили, нечистота могла передаваться при контакте, то есть была «заразной». Если с этим состоянием ничего не делать, человек оставался нечистым. А потому правила чистоты имели социальное значение. Если иудей не соблюдал систематическим образом правила чистоты и очищения, он постоянно находился в состоянии нечистоты, даже если время от времени исполнял эти правила. К такому человеку относились с подозрительностью, степень которой зависела от стандартов чистоты внешнего наблюдателя.

Нам трудно понять, насколько серьезно рассматривали свою чистоту и состояние окружающих иудеи из низшего класса общества. Но мы знаем, что чистота имела огромное значение для некоторых современников Иисуса. К таковым относились ессеи и фарисеи, самые ревностные иудеи того времени. Они соблюдали более строгие правила чистоты. Библейской основой их практик была Книга Левит, где говорится о подражании Богу, главной характеристикой которого является святость: «Объяви всему обществу сынов Израилевых и скажи им: святы будете, ибо свят Я Господе, Бог ваш» (19:2). Как фарисеи, так и ессеи видели в святости Бога чистоту: чтобы уподобиться Богу в его святости, следует подражать его чистоте.

Ессеи, удалившиеся от людей в пустыню, сравнительно мало влияли на общество. Ученые до сих пор спорят о степени влияния фарисеев. Однако тексты и археологические находки свидетельствуют о том, что в Палестине все иудеи заботились о соблюдении правил чистоты. В Галилее и Иудее при раскопках были найдены сотни бассейнов для омовений (miqvaoth): как частных, в домах состоятельных людей, так и общественных.

Требование чистоты также было прямо связано с Иерусалимским храмом, который был средоточием чистоты. В священной географии иудаизма «святое святых» было центром, вокруг которого концентрическими кругами лежали пространства, требовавшие по мере удаления от центра все меньшей и меньшей степени чистоты. Люди, управлявшие Храмом или действовавшие в нем, такие как священники и левиты, а также обычные иудеи, вступающие в пространство Храма, были обязаны находиться в состоянии чистоты.

Правила чистоты в древнем иудаизме кажутся современным людям чем-то причудливым и загадочным или, по меньшей мере, незначительными обычаями, не имеющими отношения к вере. Конечно, эти правила родились в определенное время определенном месте и отражают представления тогдашнего общества о границах между чистым и нечистым. Подавляюще большинство христиан и многие современные иудеи считают их устаревшими. Я не встречал ни одного христианина, который боялся бы посеять два рода семян на одном поле или одеть одежду из двух разных видов тканей либо совершал бы ритуальные омовения после полового акта или менструации, хотя все эти действия предписывает Библия.[150]

Тем не менее в иудейском мире Иисуса практические правила чистоты занимали важное место. Более того, как мы уже говорили, нечистота имела социальные последствия, поскольку на передавалась при контакте, была «заразной». Поэтому категории чистоты и нечистоты распространялись как на отдельных людей, так и на группы. К нечистым людям в евангелиях относятся прокаженные (люди с кожными заболеваниями, а не обязательно с проказой в современном медицинском смысле слова), женщина, страдающая кровотечением. Блудный сын сделался нечистым, когда стал пасти свиней. К группам в состоянии нечистоты относятся одержимые демонами; хотя законы чистоты не упоминают о подобных случаях, мы постоянно читаем о том, что в этих людях обитали «нечистые духи». Нечистыми для иудеев были самаряне. И скорее, к нечистым принадлежали многие «бедные», особенно самые нищие и оказавшиеся на дне. Хотя я не встречал ни одного источника, где говорилось бы о такой нечистоте, очевидно, что полная нищета делала соблюдение правил чистоты и очищения крайне трудной задачей. Учитывая этот контекст, можно понять, что высказывания Иисуса о чистоте не менее радикальны, чем его слова о семье, богатстве или чести. В социальном мире его времени было принято считать, что чистота – следствие определенного поведения, Иисус же заявил, что источник чистоты находится внутри человека. Большинство высказываний на эту тему звучат в контексте споров с фарисеями. И это не удивительно: именно фарисеи стремились поддерживать в обществе высокие стандарты чистоты.

О том, что чистота рождается «изнутри», а не «извне», говорит афоризм в Евангелии от Марка. Там используется глагол «осквернить», по смыслу относящийся именно к сфере «чистоты» и «нечистоты»: «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но то, что исходит из человека, то оскверняет человека» (7:15). Можно предположить, что и этот афоризм, подобно многим другим, Иисус использовал в различных ситуациях не один раз.

У Марка это высказывание стоит в контексте спора с фарисеями, которые обвиняют учеников Иисуса в том, что те не омывают рук перед трапезой:

И сходятся к Нему фарисеи и некоторые из книжников, пришедшие из Иерусалима. И увидев, что некоторые из учеников Его едят хлеб нечистыми, то есть неумытыми, руками… спрашивают Его фарисеи и книжники: почему не поступают ученики Твои по преданию старцев, но нечистыми руками едят хлеб? (7:1–2, 5).

Разумеется, это спор не о гигиене, но о ритуальной чистоте. Иисус отвечает: «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но то, что исходит из человека, то оскверняет человека». Тем самым он отрицает, что нечистотой можно «заразиться» при контакте с чем-то или кем-то. Чистота рождается внутри, то есть «в сердце» человека (Мк 7:21).[151]

Законы чистоты во многом конструировали мир, окружавший Иисуса, а потому эти слова бросали вызов тому миру. Это все равно что в обществе с расовой сегрегацией заявить, что раса человека зависит от того, каков он внутри, а не снаружи. Всем знакомые слова из Нагорной проповеди говорят примерно о том же: «Блаженны чистые сердцем, ибо они увидят Бога» (Мф 5:8).

Противопоставление «внешнего» и «внутреннего» мы находим и в высказываниях из источника Q. У Луки они стоят в следующем контексте: один фарисей пригласил Иисуса на трапезу, а затем «удивился, увидев, что Он прежде всего не умылся перед едой» (11:38; тут звучит та же тема, что и в Мк 7). Иисус отвечает: «Вы, фарисеи, очищаете снаружи чашу и блюдо, а что внутри у вас, полно хищения и лукавства» (Лк 11:39; Мф 23:25).

Конечно, не каждый фарисей был полон внутри «хищения лукавства», среди них были прекрасные и даже святые люди, до нас дошли имена некоторых таких фарисейский «святых». Но Иисус критикует их озабоченность именно «внешней» чистотой.

Другое обличение фарисеев также перекликается с темой чистоты. Они боялись оскверниться от прикосновения к мертвому телу, а Иисус использует это в своей критике фарисеев. В высказывании, взятом евангелистами из источника Q, Иисус говорит, что их влияние распространяет нечистоту, а они подобны непомеченным могилам: «Горе вам, что вы – как могилы, которых не видно, и люди ходят по ним и не знают» (Лк 11:44; Мф 23:27).[152]

Кроме того, именно из-за чистоты Иисуса критикуют за трапезы с «плохими» людьми, крайне важные для его миссии. Дважды этих критиков называют фарисеями (Мк 2:15–16; Лк 15:1–2); они спрашивают: «Почему Он ест с мытарями и грешниками?» – или говорят об Иисусе: «Он принимает грешников и ест с ними».

На подобные же обвинения от безымянных людей, критиковавших как его, так и его наставника Иоанна, Иисус отвечает в источнике Q:

Ибо пришел Иоанн Креститель: ни хлеба не ест, ни вина не пьет; и говорите: в нем бес. Пришел Сын Человеческий: ест и пьет; и говорите: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам (Лк 7:33–34; Мф 11:18–19).

Дело не том, что именно Иисус ел (скажем, запретную пищу), но в том, с кем он ел: с мытарями и грешниками.[153] Присутствие таких людей за столом оскверняло и всех других сотрапезников. Однако Иисус ел с ними. Хотя это была обычная трапеза, она имела и символическое значение. Трапезы Иисуса воплощали в себе иные представления о чистоте и об открытости царства Божьего для «плохих» людей. По мнению Иисуса, не стоит столь сильно опасаться нечистоты, потому что «заразна» именно чистота.

Таким образом, учение Иисуса о чистоте, как и учение о семье, богатстве и чести, бросало вызов общепринятым мнениям о том, что такое жизнь и как надлежит жить. Его притчи и афоризмы говорили о разных сторонах жизни в тогдашнем обществе. Описывая обычное поведение, Иисус ставил диагноз привычному образу жизни людей – «широкому пути». Иисус видел, что его современники заняты своими заботами, что их представления о мире ограниченны, что они пленники своих убеждений и заложники социальных норм. И то, что он говорил о том времени, во многом можно отнести и к жизни большинства из нас.

Узкий путь

Иисус говорил также об ином пути – об узком пути, пути альтернативном, о непроторенной дороге. Его учение об этом пути довольно просто, хотя оно и бросает вызов существованию человека. Косвенно, а иногда и прямо об этом уже говорили те тексты, что мы рассматривали ранее в данной главе.

Бог на первом месте в жизни

Если сказать кратко, пойти путем Иисуса означает решительно поставить Бога на первое место в жизни. Конечно, иудаизм также основан на этом. Когда Иисуса спросили, какая заповедь самая важная, он в ответ процитировал текст Второзакония, входящий в Шма, важнейшую часть ежедневных молитв каждого иудея: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумом твоим, и всею крепостию твоею» (Мк 12:30).

Тот же императив звучит в речении Иисуса, что невозможно служить двум господам:

Никто не может служить двум господам: или одного возненавидит, а другого возлюбит; или к одному привяжется, а другим пренебрежет. Не можете Богу служить и богатству [маммоне] (Мф 6:24; Лк 16:13).

Служите Богу – поставьте его на первое место, – иначе вы начнете служить другим господам. И тогда вы окажетесь в изгнании и в узах и станете слепыми.

В этом заключается суть притчи о разумном человеке, построившем дом на скале, и глупце, построившем дом на песке. Что такое «скала»? Если учесть контекст этой притчи у Матфея и Луки, скала – это учение Иисуса, раскрытое в Нагорной проповеди и в Проповеди на ровном месте. Но если Иисус пользовался этой притчей многократно, что весьма вероятно, то он должен был ее произносить и в обстоятельствах, иных, чем те, что описаны у Матфея и Луки.

Для самого Иисуса «скалой» был Бог. В Ветхом Завете «скала» обозначает священное. Господь есть «Скала» Израиля (Втор 32:15){8}; «Господь – скала моя» (Пс 17:3); «каменная твердыня, дом прибежища» (Пс 30:3); только Бог «скала моя» (Пс 61:3); «Взгляните на скалу, из которой вы иссечены» (Ис 51:1).

Но сказать, что «скала» есть Бог в понимании людей, недостаточно. «Скала» есть такой Бог, которого познал Иисус, Бог сострадания, стремящийся к справедливости. Вот на какой скале нужно строить дом. Строить на чем-либо еще означает строить на песке.

Покаяние

Второй аспект узкого пути стоит за императивом «покайтесь». Это слово встречается в евангелиях реже, чем можно было бы ожидать, учитывая его важность для христиан на протяжении многих столетий. Но у Марка оно входит в предварительное краткое описание миссии Иисуса: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь» (Мк 1:15).

Тогда это слово звучало не так, как сегодня его понимают многие христиане. Для нас «покаяться» и «покаяние» нередко означает чувство сожаления, сокрушение о своих грехах и обращение от грехов к Богу. Многие люди, выросшие в христианской среде, усвоили именно такое понимание еще в детстве. Покаяться означает «чувствовать себя очень, очень плохо из-за того, что ты столь грешен».[154]

Но в евангелиях это слово понимается не так. У него есть два значения. Первое прямо связано с опытом иудеев, изгнанных в Вавилон, расставшихся с Иерусалимом и Святой землей, где присутствует Бог. Покаяться значит возвратиться, в частности – возвратиться из Плена. Таким образом, этот смысл филологически близок к образу «пути»: это дорога покаяния, дорога возвращения к Богу, путь жизни, в центре которой стоит Бог.

Второе значение связано с корнями соответствующего греческого слова, используемого в евангелиях. Разумеется, Иисус учил на арамейском – если не всегда, то большую часть времени. Но поскольку его слова дошли до нас только на греческом, для нас важен смысл греческого термина. По меньшей мере, он указывает на то, о чем думали евангелисты, вложившие это слово в уста Иисуса. Греческие корни слова «покаяться» позволяют перевести его так: «выйти за пределы своего обычною ума». Покаяться означает видеть иначе, выйти за пределы сознания, воспитанного на общепринятых ценностях, и обрести новый ум и новое зрение.

Таким образом, слово «покаяться» вбирает в себя два смысла: вернуться из изгнания и думать и видеть по-новому. Это означает вернуться из состояния отчужденности и изгнания в присутствие Бога. Это также означает поменять свое восприятие и мышление, выйдя за рамки общепринятых ценностей культуры. И для обеих этих вещей необходимо поставить на первое /место в жизни Бога – такого Бога, которого показал Иисус.

Смерть и воскресение

Есть и третий аспект узкого пути: это путь умирания, а если сказать более точно, умирания и восстания, смерти и воскресения. Этот аспект стал самым главным среди последователей Иисуса после Пасхи. Павел говорит, что мы должны умереть и воскреснуть со Христом, чтобы быть «во Христе» (Рим 6). Он пишет, что сам прошел этот путь: «Я распят со Христом. И живу больше не я, но живет во мне Христос» (Гал 2:19–20). О том же говорится в известном тексте Евангелия от Иоанна: чтобы родиться заново, нужно умереть для своего старого бытия и родиться к новому бытию, в центре которого стоит Дух Божий (3:1-10).

Но употреблял ли такие выражения сам Иисус? Говорил ли он о смерти и восстании, использовал ли метафору смерти и воскресения, чтобы описать узкий путь? Поскольку слова о смерти и воскресении обретают ясный смысл только после Пасхи, нам сложно однозначно ответить на этот вопрос.

Однако Марк и Q наши самые ранние источники, свидетельствуют о том, что Иисус пользовался этими выражениями. Марк приводит такие слова Иисуса: «Если кто хочет за Мною пойти, да отречется от самого себя и возьмет крест свой и следует за Мною» (8:34). В Палестине в I веке «взять крест» означало погибнуть. Тогда это выражение не значило нести бремя трудностей, как это понимают сегодня, когда «нашим крестом» называют, скажем, проблемы со здоровьем или даже неприятности с родственниками. Несение креста непосредственно связано с римской казнью, когда приговоренный к распятию нес горизонтальную часть креста на себе на место казни, где уже стоял вертикальный столб, прочно вкопанный в землю. Поэтому взять крест означало пойти на смерть.

Марк приводит это речение в контексте повествования о следовании за Иисусом «по пути». Сразу за речением стоят другие слова о потере жизни, которые подчеркивают его смысл:

Ибо, кто хочет душу [жизнь] свою спасти, тот погубит ее; кто же погубит душу [жизнь] свою ради Меня и Евангелия, тот спасет ее. Ибо какая выгода человеку весь мир приобрести и повредить душе [жизни] своей? (8:35–36).

Если бы слова о несении креста стояли только у Марка, историк должен был бы предположить, что они скорее всего были внесены после Пасхи. Но их приводит также и источник Q, появившийся в письменной форме, как полагают, в 50-х годах I века: «Кто не несет креста своего и не идет за Мною, не может быть Моим учеником» (Лк 14:27; Мф 10:38). И у Луки, и у Матфея эти слова приводятся в контексте разговора о конфликтах в семье, следовательно, несение креста тут метафорически обозначает смерть для общепринятых ценностей. У Луки вслед за этим идут слова о цене ученичества (14:28–33). Эта цена – жизнь ученика.

Таким образом, и Марк, и источник Q, приводят слова Иисуса о том, что узкий путь – путь смерти. Но смерть не есть уничтожение, скорее это вхождение в новую жизнь. Вместе же образы смерти и воскресения говорят о том, что на узком пути ученик умирает для своей прошлой идентичности и для прежнего образа жизни, чтобы родиться для новой идентичности и новой жизни, в центре которой стоит Бог. Называл ли Иисус прямо узкий путь дорогой к смерти или нет, косвенно его слова говорят о том, что, поставив в центр своего бытия Бога, человек идет по пути, ведущему к жизни.

Любящий Бог на первом месте в жизни

Мы используем выражение «поставить Бога на первое место в жизни», чтобы кратко описать узкий путь. Это наилучшее сжатое описание пути Иисуса. Вот чему он учил. И о том же говорит его жизнь – он самым радикальным образом поставил на первое место Бога. Для иудейского мистика Иисуса Бог был реальностью, постигаемой опытом. Бог стал для него тем, в ком он жил, и двигался, и существовал, Бог был источником его мудрости, сострадания и смелости. Как мы увидим в следующей главе, именно ради Бога Иисус бросил вызов системе господства. В личности и миссии Иисуса мистика, учение и противостояние системе власти соединяются в единое целое.

И потому нас не должно удивлять то, что его последователи стали называть «путем» самого Иисуса. Где-то в конце I века автор Евангелия от Иоанна вложил в уста Иисуса такие слова: «Я – путь и истина и жизнь» (14:6). Иногда это понимали в том смысле, что только верующие в Иисуса (то есть христиане) спасутся, и потому сегодня эти слова стали камнем преткновения для многих – как внутри церкви, так и вовне. Возможно ли, что спасутся только христиане? Что Бог всего мира предложил людям только этот путь богопознания? Но если мы примем во внимание богословие воплощения Иоанна, мы можем понимать эти слова иным образом. Воплощение означает обрести тело, стать плотью. Как это понимает Иоанн, Иисус, Слово Бога, стало плотью, Премудрость Божья стала плотью, а потому он есть «путь», ставший плотью. И тогда мы видим в Иисусе путь – воплощение жизни, где на первом месте стоит Бог. А потому тот путь, который мы видим в Иисусе, – это и есть Путь.[155]