Текст книги "Бунтарь Иисус : Жизнь и миссия в контексте двух эпох"

Автор книги: Маркус Борг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Этих христиан можно назвать «правыми», потому что как в богословии, так и в политике они занимают консервативные позиции. В богословии, в относительно мягкой или жесткой форме, они стоят за безошибочность Библии и за ее буквальное понимание. В политике они – с большим или меньшим энтузиазмом – поддерживают правых.

Правые христиане преимущественно относятся к евангелическому направлению – это довольно широкая категория без четких границ, в которую входит большинство фундаменталистов, консервативных христиан и пятидесятников. Не все представители евангелического направления являются правыми, в нем существуют значимые исключения.[220] Но большинство из них – около 80 процентов – относят себя к правым христианам.

Это самая заметная и наиболее громко заявляющая о себе форма христианства в сегодняшней Америке. Она заметна по самой простой причине: христианские радио– и телепрограммы преимущественно ведут правые христиане. Почти все «мегацеркви» – новые конгрегации, включающие десять тысяч и более членов, – относятся именно к этому направлению. Именно оно привлекает внимание СМИ. Кроме того, представители правых христиан активнее всего участвуют в политической жизни. Их нередко и справедливо называют электоральной базой правых политиков, а потому последние охотно привлекают их к политической работе.

Всем знакомы характеристики, которые ассоциируются с правыми христианами:

• Они противники теории эволюции. Они ведут кампании за преподавание в школах «теории разумного замысла». Если бы не правые христиане, преподавание теории эволюции не вызвало бы ни у кого возражений. Это чисто американское явление.

• Они противники абортов. Сами они предпочитают называть это движением «Пролайф»{9}, хотя обычно речь тут идет о самом начале и о конце жизни, то есть об абортах и эвтаназии.[221] В основном они не применяют этику «Пролайфа» к другим периодам жизни человека. В целом правые христиане одобряют смертную казнь и войны, а также отрицательно относятся к мысли, что государство должно быть безопасным убежищем, которое поддерживает жизнь и способствует развитию личности. По их мнению, этим должны заниматься частные лица и благотворительные организации.

• Они против гомосексуализма, в котором видят греховный выбор человека. Сегодня в нашей культуре открыто обсуждается «вопрос геев» и, по их мнению, это возмутительно.

• Они много говорят о «ценностях», однако эти ценности преимущественно касаются тем, связанных с сексуальностью. Выше мы уже упоминали аборты и гомосексуализм. Кроме того, правые христиане считают, что государственные образовательные программы должны обучать сексуальному воздержанию, они амбивалентно относятся к противозачаточным средствам, поскольку их использование способствует безнравственности, и выражают возмущение по поводу обилия сексуальных сцен в кинофильмах и на телевидении (при этом обычно их не возмущает насилие и консюмеризм). Они также озабочены ролью мужчин и женщин в семье и в церкви, в том числе это касается рукоположения женщин.

• Они борются за признание христианства (тут они чаще говорят об «иудео-христианской традиции») в обществе в виде, скажем, молитвы в государственных школах или размещения текста Десяти заповедей в общественных местах.

Их участие в политике касается не только перечисленных тем, за которые они борются на глазах у публики. Чаще всего они поддерживают правых политиков и в других важнейших вопросах. Учитывая роль США в современном мире и роль христианства в США, нужно признать, что все это становится довольно серьезным делом.

Мы живем в эпоху Американской империи. Раньше империей США называли только левые, но сегодня с этим определением согласились консервативные защитники и архитекторы нашей имперской власти. Добавлю, что империя не обязательно стремится к территориальной экспансии, похоже, у Америки нет таких стремлений. Но любая империя использует свою военную и политическую мощь, чтобы создавать вокруг себя мир, подчиненный ее интересам, при этом, насколько возможно, действуя в одностороннем порядке.

Наш культурный контекст остро ставит перед нами неотложный вопрос: что для нас значит быть одновременно христианами и гражданами империи? Разумеется, этот же вопрос стоял перед людьми древности, он занимает важнейшее место в Библии, в жизни Иисуса и в жизни первых христиан.

Правые христиане дают на это четкий ответ: они поддерживают имперскую политику Америки и одобряют использование военной мощи для осуществления этой политики. Демографическая группа, которая активнее всех (80 процентов) поддержала вступление в войну с Ираком, – это белые христиане евангелического направления. И до сих пор это самая многочисленная группа сторонников войны – несмотря на то, что нравственные принципы христиан (как католиков, так и протестантов) запрещают им развязывать войну, и христиане придерживались этих принципов в течение шестнадцати столетий. До того христиане были пацифистами. Затем они пришли к мнению, что можно участвовать в войне в том случае, когда это единственное средство самозащиты, но нельзя наносить упреждающий военный удар. Наше правительство заявило, что имеет на это право.

Почему же, коль скоро существует столь древняя традиция христианского отношения к войне, накануне вторжения в Ирак улицы Америки не заполнили миллионы христиан, почему они не говорили: «Мы не должны этого делать – это противоречит христианскому учению о том, при каких условиях мы можем вступать в войну»? На это можно дать простой ответ: потому что церкви в США в значительной степени – пленники империи.

Если говорить об охране окружающей среды, то большинство лидеров правых христиан не упоминают об этой проблеме или ссылаются на данное Богом человеку право господствовать над природой. В результате они не поддерживают меры по охране среды или даже выступают за их отмену. Многие из них насмешливо отзываются о проблеме глобального потепления, тем самым призывая других не принимать всерьез мнения ученых по этой проблеме.[222]

Правые христиане видят в правительстве в лучшем случае «неизбежное зло» и поддерживают риторику светских правых политиков, которые призывают «уменьшить правительство и снизить налоги». Таким образом, они поддерживают экономическую и налоговую политику, которая выгодна самым богатым членам общества. Все это происходит на фоне увеличения разрыва между богатыми и остальными членами общества, особенно бедными, хотя во многом это относится и к среднему классу. Такое расслоение усиливалось на протяжении последних двадцати пяти лет.[223] Многие правые христиане поддерживают экономическую и налоговую политику, которая прямо противоположна положениям Библии, в которой Бог желает, чтобы на земле воцарилось более справедливое распределение благ.

И снова я хочу подчеркнуть, что описываю не евангелическое направление в целом, но именно взгляды правых христиан. Не все евангелические христиане таковы. Более того, все высказанные мной замечания я позаимствовал у евангелических авторов, которые критически относятся к тому, что сегодня происходит с их традицией.[224]

К таким авторам принадлежит Джим Уоллис, автор бестселлера «Божья политика». В начале своей книги он задает вопрос: каким образом религия, основанная Иисусом, начала поддерживать богатых, войну и Америку в противовес всем остальным странам? Это провокативный вопрос для христианина, и он должен просто преследовать нас в этой стране, которая, как нам часто кажется, забыла Христа.

Поскольку публике хорошо известно, что такое правые христиане, это порождает у многих людей, стоящих вне церкви, крайне негативные представления о христианстве вообще. Приведу некоторые примеры из моего собственного опыта:

• Большинство моих студентов в Орегонском университете выросли вне церкви – штат Орегон, быть может, занимает последнее место во всей Америке по «христианизации» населения. Большинство из них крайне негативно относится к христианству. Несколько опросов показали, что с христианами у них ассоциируются следующие качества: буквализм, антиинтеллектуализм, самооправдание, склонность к осуждению, фанатизм. Нетрудно догадаться, что именно послужило источником для подобных представлений о христианах. Некоторые взрослые профессионалы говорили мне, что они стесняются признаться своим коллегам, что посещают церковь, потому что это изменит мнение о них в худшую сторону. Один из них сказал: «Стоит упомянуть об этом, и в разговоре наступает мучительная пауза».

• Мы с женой знаем многих людей, которые находятся в духовном поиске, в поиске пути, но при этом они совершенно не думают, что могут найти в христианстве хоть что-либо ценное для себя.

• Мой друг сказал мне: «В наше время самое сильное препятствие для евангелического христианства – это само евангелическое христианство».

Предыдущая часть эпилога была написана не ради красивых слов и не в качестве обличения; я просто хотел показать, какое воздействие на людей оказывает самая заметная форма христианства в Америке. Я знаю, что среди правых христиан есть немало прекрасных и достойных людей, которые искренне любят Бога и Иисуса. Но на их богословские и политические представления влияют лидеры, которых все видят и слышат. И это внушает мне опасения.

Я также боюсь, что кто-то услышит в моих словах осуждение. Я помню слова Иисуса: «Не судите, чтобы и вы не были судимы; ибо, каким судом судите, таким будете судимы» (Мф 7:2; Лк 6:37). Окончательный суд принадлежит Богу, это не наше дело. Но Иисус не говорил: «Не пытайтесь ничего оценивать». Напротив, он учил, что надо оценивать, надо пытаться понять, что происходит. Обращаясь и к своим современникам, и к нам, он сказал: вы способны предсказывать погоду – почему же вы не умеете различать знамения времени? (Лк 12:54–56; Мф 16:2–3).

Знаки надежды: развивающееся и возникающее христианство

Теперь я перейду к знакам надежды. Об одном я уже только что говорил: это закваска самокритики среди христиан евангелического направления. Это движение от жестких форм веры к новым, которые можно назвать «постевангелическими», при этом люди сохраняют евангелическое рвение и благочестие, стремясь выйти за рамки конфликтующих полярностей «консерватор – либерал». И к этому приходят не просто отдельные евангелические интеллектуалы, но целые конгрегации. Такое направление часто называют «развивающейся церковью».

А параллельно в основных деноминациях появилось еще одно внушающее надежду явление, что я, как и некоторые другие люди, называю «возникающим христианством». Этот тип христианства можно назвать «неотрадиционализмом». Тут важны обе части слова. «Нео» говорит о том, что это свежее, новое явление, которого раньше не существовало. А «традиционализм» указывает на то, что это не просто новое явление, но, скорее, восстановление и новое открытие важнейших элементов христианской традиции, возвращение к ней.

Это движение пустило корни не только в семинариях, где отдельные его ингредиенты можно было встретить уже сто лет тому назад, но и во многих конгрегациях, которые теперь иногда называют «возникающими». У них есть несколько характерных особенностей.[225]

• Здесь взрослые заново обучаются и пересматривают свои богословские представления, чтобы открыть для себя богатство Библии и христианской традиции. Такой пересмотр необходим, поскольку многие из нас были воспитаны в ранней парадигме христианства, которая потеряла для нас свой смысл. Однако возникающее христианство не отказывается от Библии и традиции, но вместо этого снова стремится сделать их основой христианской идентичности и жизни.

• Это общины практики, они обучают духовным практикам христианской традиции и призывают к их применению. Они со всей серьезностью относятся к реальности священного, и это становится «новым открытием» веры для христиан, которые сделались скептиками из-за неприятия ранней парадигмы. Духовные практики: повседневные, такие как созерцательная молитва или другие ее формы, чтение Библии или классической христианской литературы, память о Боге в обычной жизни; общие практики, такие как богослужение и акты сострадания, – позволяют глубже укоренить жизнь в Боге. Эти практики помогают внимательно относиться к тому, «что есть», к священному, к Богу.

• Это общины, требующие верности Богу и целенаправленной жизни, их члены принимают путь христианина всерьез. Это открытые общины, готовые принять любого желающего. Но чтобы стать их членом, а не просто гостем или близким по духу, необходимо желание посвятить этому себя, вступить в завет, чтобы углубить свои взаимоотношения с Богом, открывшимся в Иисусе.

• Эти общины часто ценят красоту как средство передачи священного. Добро, истина и красота, если использовать древнюю классификацию, воспринимаются как знаки священного. Как именно совершается богослужение: музыка, слова, движения, – все это немаловажные вещи.

• Эти общины ценят сострадание, справедливость и миротворчество как важнейшие христианские добродетели. Это главное следствие нового открытия Библии с ее стремлением к справедливости и миру. Они с благоговением относятся к замыслу Бога относительно нашей земли. Что касается их политических взглядов, большинство из них прогрессивисты – одни умеренные, другие радикальные. Хотя в целом они остаются меньшинством среди американских христиан, сейчас их стало больше, чем было десять лет назад. И эти христиане – именно как христиане – начинают подрывать монополию правых христиан в политике.

Если же сказать одним предложением, эти конгрегации совершают переход от христианства обычаев к христианству осознанного выбора – именно такой выбор делает человека членом церкви. Этот феномен в какой-то степени новый для западного христианства. В США до самого недавнего времени было принято считать, что каждый человек должен быть членом церкви (вероятно, это же можно сказать и о синагоге), это положение изменилось лишь несколько десятилетий назад. Пока существовали такие культурные ожидания, основные деноминации сохраняли большое количество своих членов, которые стремились к безопасному и респектабельному христианскому образу жизни. Никто не требовал от них каких-либо необычных или рискованных поступков.

Сегодня в большинстве частей США таких экспектаций уже нет, а потому за последние сорок лет количество членов основных деноминаций резко сократилось. Но это оказалось и «хорошей новостью», так как вскоре там остались лишь те, кто сделал свой сознательный выбор, а не просто подчиняется обычаю. Это дало возможность церкви снова стать альтернативной общиной, а не общиной по обычаю, и такие новые общины углубляют свои взаимоотношения с Господом, а не с господствующей культурой. Это – удивительный феномен.

Иисус в нашем контексте

В этом разделении и конфликте внутри христианства США Иисус играет важнейшую роль, что естественно, поскольку он тут занимает центральное место. Для всех христиан (собственно, это и есть их главная особенность) Иисус – самое полное откровение Бога, откровение о характере и желаниях Бога. И потому очень важно, как мы говорим об Иисусе, ибо в нем мы видим характер и желания Бога. И тут мы возвращаемся к тому, о чем говорили в первой главе.

Правые христиане, говоря об Иисусе, обычно упоминают следующие вещи: Иисус есть умерший Спаситель, Божественное существо, отличное от нас, Судия после второго пришествия и строгий учитель нравственности. Они подчеркивают буквальный и фактический смысл истории Иисуса (хотя очень избирательно расставляют тут акценты).

Возникающая христианская парадигма с ее историко-метафорическим подходом к евангелиям и всей Библии порождает совершенно иной рассказ об Иисусе. Я воспользуюсь своим собственным наброском, чтобы выразить это кратко: Иисус до Пасхи был иудейским мистиком, целителем, учителем мудрости и пророком царства Божьего; он говорил о непосредственном доступе к Богу и о возможности войти в Царство; он бросил вызов системе господства, был казнен властями, а затем был оправдан Богом. Пасха дала начало послепасхальному Иисусу. Десятилетия спустя после Пасхи последователи Иисуса говорили о нем и о его значении, используя самые возвышенные слова из тех, что они знали: Сын Божий, Мессия, Господь, Свет миру, Хлеб жизни и так далее. Эти слова отражают свидетельство общин об Иисусе.

Разумеется, мой набросок – это один из вариантов такого рассказа. Существует немало подобных набросков, созданных современными учеными: начиная от крайне причудливых до не менее правдоподобных, чем мой. Некоторые люди чувствуют себя обескураженными или сердятся, когда видят разнообразие мнений исследователей, занимающихся историческим Иисусом: если все настолько спорно, может быть, сама попытка воссоздать жизнеописание исторического Иисуса была ошибкой? Люк Тимоти Джонсон, уважаемый и одаренный ученый, который подвергает жестокой критике исследования исторического Иисуса (включая и мои), утверждает, что «реальный Иисус» по самой своей сути намного больше, чем Иисус истории.[226] Я с этим согласен. «Реальный Иисус» включает в себя послепасхального Иисуса христианского опыта и традиции, а потому и канонического Иисуса – того Иисуса, которого мы встречаем при поверхностном чтении Нового Завета. Этот Иисус изменил жизнь миллионов людей. С этим невозможно спорить.

Но я не думаю, что мы должны резко отделять «реального Иисуса» от Иисуса до Пасхи. Для меня «реальный Иисус» соединяет в себе исторического и послепасхального Иисуса. Оба они важны. И мы можем, хотя бы отчасти, что-то узнать об Иисусе до Пасхи. И то, что мы тут видим, как минимум представляет интерес, а для многих людей чрезвычайно важно.

Жизнеописание Иисуса, представленное в данной книге, хорошо сочетается с возникающей христианской парадигмой, поэтому я создавал ее не только для интересующегося читателя, но и как вклад в возникающее (и развивающееся) христианство. Отдельные мои мысли могут вызвать споры, но главное, что я понимаю, можно свести к следующему: Иисус радикальным образом поставил Бога на первое место в своей жизни, и это дало ему силу и наполнило его Божьим желанием относительно нашего мира, что и привело к его казни с последующим оправданием. Конечно, детали тут также немаловажны, потому что они составляют плоть и кровь для костяка моего жизнеописания Иисуса.

Три кратких выражения

Итак, мы могли убедиться в том, что ранняя парадигма и парадигма возникающая дают нам разные портреты Иисуса. Это породило очень разные версии рассказа о нем. В главе 1 я уже описывал некоторые такие отличия и говорил о том, как они влияют на понимание христианской жизни. Сейчас я намерен снова вернуться к этой теме, используя три всем знакомых выражения.

«А что бы сделал Иисус?»

Вопрос «А что бы сделал Иисус?» впервые обрел популярность более ста лет назад после выхода в 1897 году бестселлера Чарльза Шелдрна «По Его стопам: „А что бы сделал Иисус?“» (Charles Sheldon, In His Steps: «What Would Jesus Do?»). А примерно десять лет назад эта фраза вновь сделалась знаменитой, чаще всего ее употребляют христиане евангелического направления. Можно встретить даже ювелирные изделия с надписью WWJD.

Это правильный и важный вопрос. Но наш ответ на него зависит от наших представлений об Иисусе. Какой это Иисус? Тот, кто говорит, что нам важно верить в него, чтобы мы жили вместе с ним вечно? Иисус, который скоро придет снова и станет судить мир? В этом случае Иисус постарается обратить людей, чтобы они уверовали в него. Или это Иисус, который учит суровым моральным принципам? В этом случае, вероятно, он предложил бы нам правила нравственной чистоты, многие из которых касаются сексуальной жизни.

Я не знаю, как на этот вопрос отвечают в тех кругах, где широко используют это выражение. Я же хотел сказать, что на ответ на данный вопрос влияет наш образ Иисуса. Что бы сделал Иисус в современном мире, если мы воспользуемся тем наброском его жизнеописания, что представлено на этих страницах? Быть может, он снова нарушил бы порядок в храме – бросил бы вызов нечестивому союзу религии с империей. Я думаю, он говорил бы об опасности применения насилия в отношениях и о тщетности такого подхода. Он говорил бы о сострадании и справедливости как о важнейших добродетелях, которые появляются там, где на первое место ставят открывшегося ему Бога. И конечно, он говорил бы о том, как важно углублять свои отношения с Богом. Без этих отношений стремления Иисуса были бы лишены всякого смысла.

«Любит Иисус меня – я это знаю»

Эти слова также всем знакомы. Многие из нас пели их в детстве. И мне не раз рассказывали о том, что Карл Барт видел в этих словах краткое изложение христианского благовестия. Барт (1886–1968) был одним из двух самых знаменитых богословов протестантизма XX столетия. Он написал массу трудов, в том числе десятитомный труд по систематическому богословию, полный удивительных мыслей и богатый по содержанию, который занимает несколько тысяч страниц. В 70-х годах Барт единственный раз ездил с выступлениями по США, и тут на одной из пресс-конференций его спросили, может ли он изложить свое богословие в одном предложении. Он ответил: «Любит Иисус меня – я это знаю». Мне неизвестно, попросили ли его прокомментировать этот ответ. Я понимаю, что эта фраза куда более провокативна, богата смыслом и радикальна, чем мне казалось в детстве.

Это подводит нас к одному вопросу. Допустим, мы согласны с тем, что фраза «Любит Иисус меня – я это знаю» действительно отражает основы христианской жизни. Что тогда? Что из этого следует? Это немаловажный вопрос. Если кто-либо может сказать из глубины своего существа: «Любит Иисус меня – я это знаю», – что из этого вытекает? Что это значит для тебя, что это значит для нас? Если я знаю, если мы знаем, что Иисус нас любит?

И что будет, если мы ответим на эту любовь? И каким образом мы можем на нее ответить? Очевидно, мы должны любить то же, что и он. А что любил Иисус? И снова мы видим: все зависит от того, как мы рассказываем о нем.

«Ибо так возлюбил Бог мир»

Все мы знаем эти слова, с которых начинается, быть может, самый известный стих из всего Нового Завета: Ин 3:16. Вот этот стих целиком:

Ибо так возлюбил Бог мир, что дал Сына Единородного, чтобы каждый верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную.

Хотя этот стих всем нам хорошо знаком, он способен нас удивить. Рассмотрим его по частям. «Так возлюбил Бог мир» – тут говорится не о христианах, не об избранных, не о церкви, но о нашем мире. Бог неравнодушен к этому миру. Христиане нередко боялись любить мир, потому что им казалось, что это забота о суетных делах. Однако любить мир не значит потеряться в делах этого мира. Это значит любить мир – любить творение – так, как его любит Бог.

Как сильно Бог любит этот мир? Настолько, что он «дал Сына Единородного». У Иоанна это выражение указывает не на крестную смерть Иисуса ради заместительного искупления грехов, но на его воплощение в целом. Бог настолько возлюбил мир, что воплощенный Бог в Иисусе стал частью мира, стал уязвим в этом мире и разделил его судьбу. Любить мир значит любить его так, как Бог во Иисусе возлюбил мир, это значит отдать свою жизнь за него.

«Каждый верующий в Него [Иисуса]» – здесь, как это чаще всего бывает в Новом Завете, говорится не о вере в доктрины об Иисусе, но о любви. Иисуса надо «возлюбить», а сюда входит решимость, верность, преданность, а также доверие возлюбленному. И что из этого следует? Такой человек «не погибает, но имеет жизнь вечную». Как мы уже говорили раньше, «вечная жизнь» в Евангелии от Иоанна – это не жизнь в загробном мире, но «жизнь грядущего века». И такая жизнь грядущего века может начаться для нас уже сейчас, если мы поставим на первое место Бога, явленного нам в Иисусе. Иисус уже сейчас «воскресение и жизнь», как говорит Иоанн в другом месте, он есть путь от смерти к жизни.

Этот стих говорит главным образом о том, что Бог желает благоденствия нашему миру. Вот почему он «дал Сына Единородного», вот почему произошло воплощение: Иисус жил ради этого мира. Любить мир так, как его любит Бог, означает любить мир так, как любил его Иисус. А как Иисус любил этот мир? И опять мы видим, насколько важно, как мы рассказываем об Иисусе, от этого зависит наш ответ.

Христианская жизнь

Сначала я предложил назвать эту книгу так: «Возникающий Иисус для возникающего христианства». Это название отвергли, и это хорошо. Это название отражало одно из важнейших положений данной книги: от того, как мы видим Иисуса, зависит то, как мы понимаем христианство. Представления об Иисусе определяют наши представления о том, что же самое важное в христианстве. И потому «возникающий» Иисус, которого мы видим через призму исторически-метафорической парадигмы, неотделим от возникающего христианства.

И теперь я хочу сказать о тех представлениях о христианской жизни, которые вытекают из такого понимания Иисуса. Разумеется, я уже рассматривал эти вещи – и прямо, и косвенно. Поэтому буду краток:

• Это жизнь, в которой на первом месте Бог, священное. Так жил Иисус. Это же касается всех великих мировых религий. Уникальность христианства состоит в том, что это Бог, явленный в Иисусе.

• В такой жизни происходят два вида изменений. Для простоты я называю их личным и политическим. Христианская жизнь заключается в преображении жизни, которая становится подобной жизни Христа («от славы в славу», как говорит Павел), а также в том, чтобы мы, как и Бог, желали царства Божьего. Личный и политический аспекты соединяются воедино на «крестном пути» – этот образ говорит и о личном преображении жизни, и о столкновении с системами господства этого мира.

• В такой христианской жизни вероучение вторично, а не первично. Христианство – это скорее «путь», по которому надо идти, нежели набор истин, в которые надо верить. Практика тут важнее «правильных» представлений. Конечно, представления нельзя отбросить, они очень важны. Но вера направлена не на них. «Объектом» верности является Бог – и если мы говорим о христианах, то это Бог, явленный в Иисусе.

• Это жизнь глубокой верности и мягких убеждений. Это глубокая верность, потому что она затрагивает все бытие человека. Это мягкая уверенность, потому за ней стоит осторожное обращение с конкретными формулировками, выражающими христианскую веру, в том числе и с доктринами. Эти формулировки созданы людьми. Их надо ценить, но когда нужно, можно искать новые слова. Глубокая верность Богу не то же самое, что догматическая уверенность относительно каких-то положений веры.

И во всем этом главную роль играет церковь. Под «церковью» я понимаю местную конгрегацию, местную христианскую общину, а также их совокупность. Церковь выполняет важнейшие функции.

Церковь должна быть общиной преображения. Это означает, что в общине происходит новая социализация. Большинство читателей данной книги прошли социализацию, приспособившись к требованиям современной западной культуры, в частности американской. Стать христианином означает пройти иную социализацию, которая соответствует иной реальности и иному пути жизни – жизни во взаимоотношениях с Господом, где окружающую среду формируют Библия и Иисус. Быть христианином не означает быть врагом государства, однако это означает, что христианская идентичность и лояльность для человека значат больше, чем национальная идентичность и лояльность к своей стране. Когда эти вещи вступают в конфликт, слушаться надо Господа Иисуса. Церковь – это община, которая возвещает господство Иисуса, его питает и взращивает.

Кроме того, церковь существует для этого мира. Она существует не для самой себя. Она укоренена в Боге, который сильно «возлюбил мир», а не в Боге, который возлюбил только церковь и христиан. И тогда церковь должна стать посредником и инструментом Бога, который желает благоденствия земле.

И церковь – это община, которая помнит об Иисусе и воздает ему хвалу. Без таких общин Иисус был бы забыт. Говорят, что церковь всегда находится на расстоянии одного поколения от своего уничтожения, и это справедливо.

Поэтому христианину важно быть членом христианской общины – не потому, что таковы условия спасения, но потому что в общине происходит преображение человека, так что он отождествляет себя со Христом. Богу не нужна церковь, но она нужна христианам. Бог может обойтись без церкви, но не мы.

Заключительные соображения

В каком-то смысле христианскую жизнь понять довольно просто, и это важно. Иногда мы сами усложняем свою христианскую жизнь, потворствуя желанию достичь полной ясности и определенности. Но значение христианской жизни можно выразить крайне лаконично и просто. Это сделал Иисус: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумом твоим, и всею крепостию твоею и возлюби ближнего твоего, как самого себя».

Когда я хочу на современном языке выразить эту величайшую простоту, я пользуюсь рассказом моего наставника и друга Хьюстона Смита, который вспоминал, как на его представления о христианстве повлияла мать. Как я припоминаю (а я думаю, что верно уловил, что она хотела сказать, даже если передам не совсем точно ее слова, подобно ученикам, передававшим слова Иисуса), его мать так говорила о сути своей веры: «Мы в добрых руках, а потому нам стоит заботиться друг о друге». Трудно сказать лучше.

Разумеется, это не значит, что мы должны свести христианство к нескольким словам, которые поместятся на почтовой открытке. Христианская традиция: писания, история, мыслители, поклонение и практики, ее мудрость, музыка и искусство, ее святые, жизнь людей, исполненная сострадания и справедливости, – все это подобно гобелену необычайных цветовых оттенков, и мы обедним свою жизнь, если не будем внимательно всматриваться в его узоры. Но быть христианином не так сложно. В центре его жизни стоит Иисус, желания которого – это Бог, путь и Царство.

Непрекращающийся разговор

Все мы участвуем в непрекращающемся разговоре. Это образ человеческой жизни, притча о нашей жизни. Смысл этой притчи попытался объяснить Кеннет Бюрк. Родиться все равно что войти в комнату, где уже беседуют люди. Они начали разговаривать задолго до нашего рождения, и их беседа продолжится после нашей смерти. Они говорят о самой жизни – о том, что реально, на что стоит обращать внимание, как нам жить и какова цель этого существования. Когда, послушав какое-то время других, мы начинаем понимать, о чем там идет речь, мы сами вступаем в беседу. Бюрк продолжает: «Уже поздно, вам пора уходить. И вы покидаете комнату, где продолжается оживленная беседа».[227]