Текст книги "Король терний"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

3
ДЕНЬ СВАДЬБЫ

Свадьба была своего рода клейким раствором, который сладкими мгновениями мира и покоя в темно-красном ужасе Войны Ста удерживает разношерстное народонаселение в весьма условном единстве. Последние четыре года эта война держала меня за горло.

Я шел по проходу церкви между богатыми и могущественными представителями знати Ренара, хотя, если быть честным, они таковыми не являлись. Я успел ознакомиться с генеалогическими таблицами – у половины из них ближайшие предки пасли коз. Непонятно, почему они остались в замке после гибели своего сюзерена. На их месте я бы внял совету Красного Кента и через хребты Маттеракса пустился бы в бега с тем скарбом, что уместился бы у меня за спиной.

Миана наблюдала за мной – свежая и благоухающая, как лилии у нее на голове. Если шрам на моей левой щеке и пугал ее, она этого ничем не выдавала. Кончики моих пальцев покалывало от желания потрогать неровный рубец на щеке. На секунду вновь вспыхнул опаливший меня огонь, я стиснул зубы, вспомнив невыносимую боль.

Я встал рядом с невестой у алтаря и оглянулся. Мгновенное озарение: все эти люди ждут, что я их спасу. Они продолжают думать, что с горсткой солдат я сумею сохранить за собой замок и одержать победу. Мелькнул соблазн сказать им то, что известно моим приближенным, которые меня хорошо знают. Но во мне есть нечто хрупкое, что ломается прежде, чем успевает прогнуться. Возможно, приведи принц Стрелы армию поменьше, меня бы и охватило желание пуститься в бегство. Но он перегнул палку.

Четыре музыканта в настоящих ливреях подняли трубы, и зазвучали фанфары.

– Постарайся покороче, отец Гомст, – понизив голос, сказал я. – Сегодня дел много.

Отец Гомст нахмурился, его седые брови сошлись на переносице.

– Принцесса Миана, я с удовольствием представляю его высочество Онороса Йорга Анкрата, короля Ренара и наследника земель Анкрата.

– Очарован, – сказал я, склоняя голову.

Ребенок. Она не доставала мне и до плеча.

– Теперь я понимаю, почему на миниатюре вы изображены в профиль, – сказала принцесса и сделала реверанс.

Ее слова заставили меня усмехнуться. Возможно, это будет очень короткая свадьба, но, есть надежда, нескучная.

– И вы меня не боитесь, Миана?

В ответ она попыталась взять меня за руку, но я отдернул ладонь.

– Лучше не надо.

– Отец Гомст? – Я кивнул, чтобы он продолжал.

– Возлюбленные чада, – начал отец Гомст, – мы собрались здесь, под сенью дома Божия…

Итак, старым священником вершился старинный обряд, после которого юный Йорг Анкрат станет женатым мужчиной, и среди «присутствующих здесь» не было ни одного человека в здравом уме, то есть в здравом настолько, чтобы громко заявить о нелепости происходящего.

Я вел свою невесту к выходу под аплодисменты и приветственные крики придворной знати, громкие, но не настолько, чтобы заглушить душераздирающие звуки фанфар. Эти трубы – местная достопримечательность – имели такое же отношение к музыке, как бородавочник к математике.

Из центральных врат мы вышли на лестницу, откуда был виден самый большой двор Логова. Именно в этом дворе я сразил бывшего владельца замка. Пространство от наружной стены до лестницы заполняли несколько сот человек, еще большая толпа гудела и роилась за защитной решеткой ворот. Падал снег, покрывая белым головы и плечи моих подданных.

Наше появление приветствовали громкими воплями. Несмотря на то, что некромантия настороженно дремала в кончиках моих пальцев, я взял руку Мианы и воздел ее вверх, ответно приветствуя толпу. Преданность вассалов своему сюзерену продолжала меня изумлять. Год за годом я жил, жируя и богатея за счет этих людей, пока они боролись за выживание на склонах неприветливых гор, обступивших замок со всех сторон. И вот сейчас вместе со мной они готовы встретиться лицом к лицу с неминуемой смертью. Я имею в виду их слепую веру в мое могущество, которая ни на секунду не позволяла им во мне усомниться. Пару лет назад меня посетило своего рода откровение (ни дорога, ни братья не могли преподнести мне этот величайший урок жизни): место обладает особой силой. Мое королевское присутствие требовалось для вершения справедливости в местах, которые они называли «деревней». Хотя любой другой назвал бы это «три дома и полдюжины сараев». Одна из таких деревень располагалась у самых вершин, и жители называли ее Гаттинг. Я слышал, что где-то еще выше существует Малый Гаттинг, думаю, это какая-нибудь достаточно просторная лачуга. В любом случае споры здесь разгорались только на одну тему: где заканчиваются владения одного захудалого крестьянского поселения и начинаются другого. И мне уже представился случай вместе с Макином преодолеть подъем в три тысячи футов, чтобы продемонстрировать свою королевскую власть и справедливость. По донесениям несколько мужчин этой деревни были убиты в кровавой потасовке, хотя на деле все ограничилось одной свиньей и левым ухом одной из местных женщин. Еще недавно я бы просто убил на месте всех до единого и с головами на пиках спустился вниз. Но, вероятно, подъем меня утомил, и я позволил презренной голытьбе изложить суть разногласий. Они взялись за дело с энтузиазмом, не жалея времени. Стемнело, блохи кусались нещадно, и я решил положить конец этой тягомотине.

– Тебя зовут Геббин? – спросил я жалобщика. Он кивнул. – Так вот, Геббин, ты попросту ненавидишь этого человека, и я никак не могу понять, за что. И мне все это чертовски надоело. Если ты мне прямо сейчас не скажешь, за что ты ненавидишь…

– Боррона, – подсказал Макин.

– Да, Боррона. Рассказывай все как есть и постарайся не врать, в противном случае снесу головы всем, за исключением безухой женщины – пусть присматривает за оставшейся в живых свиньей.

Крестьянин быстро сообразил, что я не шучу и воздух пустыми угрозами не сотрясаю, что-то промямлил себе под нос и наконец признался, что ненавидит Боррона за то, что тот «furner». На их языке «furner» означало «чужеземец». Старый Боррон был чужеземцем, потому что родился и жил на восточном склоне долины.

Народ приветствовал нас с Мианой хриплыми криками, потрясая мечами и звеня щитами. Со стороны могло показаться, что они горят желанием немедленно броситься в бой за своего короля и новоявленную королеву. На самом деле они просто не хотели, чтобы люди Стрелы появились на склонах этих гор, с вожделением поглядывая на их коз и, что еще хуже, на их женщин.

– У принца Стрелы армия больше вашей, – сказала Миана. – Простите, ваше высочество, – нет, мой господин.

– Да, больше. – Широко улыбаясь, я продолжал махать толпе рукой.

– И он собирается победить, не так ли? – Миана выглядела на двенадцать, но рассуждала как взрослая женщина.

– Сколько тебе лет? – спросил я, стрельнув в нее взглядом и продолжая махать рукой.

– Двенадцать.

«Черт возьми».

– Они могут победить, если каждый мой солдат не убьет по двадцать солдат противника. А если убьет, у нас появится шанс одержать верх. Шансов прибавится, если армия принца Стрелы не успеет замкнуть кольцо окружения.

– А они далеко? – спросила Миана.

– Их передовой отряд встал лагерем в трех милях от замка, – ответил я.

– Тогда вы должны немедленно атаковать их, пока они нас не окружили, – резюмировала Миана.

– Я знаю. – Мне уже начинала нравиться эта девчонка. Даже такой опытный солдат, как Коддин, а он отличный солдат, хотел уйти в глухую оборону, спрятавшись за стенами Логова, полагаясь на их прочность. Но все дело в том, что ни один замок не выстоит против армии, которая приближалась к нашим стенам. Миана знала то, что знал Красный Кент, который теплым августовским утром в одиночку уничтожил дозор из семнадцати вооруженных солдат. Он знал: чтобы успешно убивать, требуется место для маневра, важно выбрать удобную позицию, вовремя ускользнуть и переместиться, отступить, а если нужно, пуститься в бегство.

Я в последний раз махнул рукой, развернулся к толпе спиной и направился назад в церковь.

– Макин! Дозор готов?

– Да, мой король, – откликнулся Макин.

Я обнажил меч.

Неожиданное появление в обители Всевышнего сверкающей стали вызвало гул одобрения.

– Вперед.

Из дневника Катрин Ап Скоррон

6 октября, 98 год Междуцарствия

Анкрат. Высокий Замок. Часовня. Полночь

Часовня в Высоком Замке маленькая и насквозь продувается сквозняками, словно строили наспех и не было времени сделать все как следует. Пламя свечей непрерывно колеблется, и тени пляшут. Когда я уйду, мальчик-монах снимет с них нагар. Прошла почти неделя, как Йорг Анкратский уехал, прихватив с собой заключенного Макина. Я рада, потому что сэр Макин мне нравится, и я не могу винить его за то, что случилось с Галеном: в этом снова виноват Йорг. И арбалет! С мечом в руке он бы никогда не смог одержать верх над Галеном. Этот мальчишка не имеет даже представления о чести.

Монах Глен говорит, что Йорг разорвал на мне платье практически в клочья после того, как ударил вазой по голове. Я храню платье на самом дне свадебного сундука, что стоит в длинной кладовке, этот сундук мама приготовила для меня перед отъездом из Скоррон-Холта. Я спрятала платье подальше от глаз служанок, но мои руки сами тянутся к нему, гладят рваные лоскутки. Голубой атлас. Я прикасаюсь к нему и стараюсь вспомнить тот момент. Я вижу, как он стоит, руки в стороны, нисколько не пугаясь ножа, который я сжимаю в руке; он пошатывается, словно у него подкашиваются ноги, лицо смертельно бледное, поверх раны на груди черная атласная повязка. Он кажется таким юным. На вид совсем ребенок. Все тело покрыто шрамами. Сэр Рейлли говорит, что они нашли его в терновнике, практически мертвым от потери крови, он провисел там целую ночь, вокруг громыхала гроза, а рядом лежало тело его убитой матери.

А потом он ударил меня.

Я трогаю рану на голове. Она еще болит. Вздутая шишка и корка запекшейся крови. Интересно, видно ли ее сквозь волосы? Но почему это меня волнует?

На моем теле синяки. Черные, как атласная повязка на его груди. Мне кажется, я вижу следы, оставленные его пальцами на моем теле, вмятину от его большого пальца.

Он ударил меня, а потом воспользовался мной. Он изнасиловал меня. Скорее всего, это было для него чем-то обыденным – привычка, приобретенная на дорогах. Я для него ничего не значила – просто еще одно случайно подвернувшееся женское тело. Это было самое незначительное среди тех преступлений, что он совершил. Вероятно, ему абсолютно безразлично, что я горько переживаю смерть Ханны, я плакала, когда мы ее хоронили. Я скучаю по Галену, по его свирепой улыбке и жару, который исходил от него, когда он приближался ко мне.

Он ударил меня по голове, а затем изнасиловал? И это сделал раненый мальчик, не испугавшийся ножа в моей руке и едва державшийся на ногах?

11 октября, 98 год Междуцарствия

Анкрат. Высокий Замок. Мои комнаты

Сегодня в Голубом зале видела брата Глена. Я шла к нему на службу, но остановилась, увидев его в зале. Я рассматривала его руки: большие мясистые пальцы. Рассматривала их и думала о синяках на моем теле, постепенно из черных они превратились в желтые. Я пошла в кладовку и в который раз достала из сундука разорванное платье.

Кожа, кости и озорство – вот из чего сделан брат Гог. Монстр родился, монстр растет, и невозможно было бы отличить его от сына Адама, если бы не красно-черные крапины на его теле, темная бездна глаз, черные ногти на руках и ногах и острые выступы, начавшие расти вдоль позвоночника. Когда наблюдаешь за тем, как он бегает, играет и смеется, кажется, что он – расселина в мире, сквозь которую может прорваться огонь преисподней. В это свято веришь, видя, как он воспламеняется.

4
ЧЕТЫРЬМЯ ГОДАМИ РАНЕЕ

Я захватил трон моего дяди в четырнадцать лет, и сидеть на нем мне понравилось. К трону прилагался замок и сонм служанок, чтобы познать их достоинства, и дворянство, или, по крайней мере, то, что им считалось, чтобы его подавлять, и сокровища, чтобы их тратить. Первые три месяца я только этим и занимался.

Я проснулся мокрый от пота. Как правило, я просыпаюсь резко и со свежей головой, но сейчас я чувствовал себя так, будто тону.

«Слишком жарко…»

Я скатился с кровати и тяжело грохнулся на пол.

Дым.

Отдаленные крики.

Я подкрутил фитиль лампы. Дым шел из дверей, не просачивался под или над дверью, а проникал сквозь обгоревшее дерево и занавесом поднимался вверх.

«Черт…»

Я всегда боялся сгореть заживо. Можете назвать это моим слабым местом. Кто-то до смерти боится пауков. А я боюсь сгореть заживо. И пауков тоже боюсь.

– Гог! – завопил я.

Когда я лег спать, он остался в коридоре, примыкавшем к моей спальне. Я бросился, заходя сбоку, к двери. Меня обдало невыносимым жаром. Вариантов было несколько: умереть под дверью, или постараться протиснуться между обгоревшими досками, или, недолго думая, выпрыгнуть из окна с высоты девяносто футов.

Я схватил висевший на стене топор и прижался спиной к каменной стене. Боль раздирала легкие, и я не мог повернуться к дверям лицом. В таком положении махать топором – все равно что размахивать взрослым крепким мужчиной. Но обух делал свое дело, и наконец в обуглившихся досках образовался проем. И, словно я распахнул дверцу огромной раскаленной печи, в комнату с рокотом, выбрасывая оранжево-белые языки, ворвалось пламя. Вдруг пламя исчезло, будто его и вовсе не было, лишь чернели обгоревший пол и кровать.

В коридоре было жарче, чем в моей спальне, черная гарь покрывала стены от пола до потолка, в центре возвышалась гора красных углей. Я отпрянул назад, в спальню. От дыма и жара глаза заслезились, и на короткое мгновение зрение обострилось. Горой догоравших красных углей оказался Гог. Он лежал, свернувшись, как младенец в утробе матери, и выбрасывал тонкие струйки огня.

Со стороны комнаты стражников в коридор ворвалось что-то огромное. Горгот! Он сгреб мальчишку своей трехпалой рукой и поднял с пола, второй залепил ему хорошую затрещину. С резким криком Гог проснулся, в следующее мгновение огонь в нем погас, и теперь в руке Горгота болтался ребенок, чье тело покрывали красно-черные крапины. В воздухе отвратительно воняло горелой плотью.

Молча, пошатываясь, я прошел мимо ужасной парочки, и, можно сказать, упал в руки подоспевших стражников, позволяя им увести себя куда подальше.

До тронного зала они практически несли меня на себе. Только там я собрался с силами и пробормотал:

– Воды. – Я напился, ножом отсек обгоревшие кончики волос, и только потом хрипло выдавил: – Приведите сюда этих монстров.

В зал, грохоча сапогами по каменным плитам, вбежал Макин, на ходу натягивая латную рукавицу.

– Снова? – спросил он. – Очередной пожар?

– На этот раз было ужасно. Настоящий ад, – прохрипел я и закашлялся. – Но, по крайней мере, он избавил меня от старой мебели покойного дядюшки.

– Не позволяй ему спать в замке, – дал совет Макин.

– На этот раз я с тобой соглашусь, – сказал я.

– Хватит с ним церемониться, Йорг. – Макин стянул рукавицу. В конце концов, нам сейчас ничего не угрожает, и в качестве огнемета он нам не нужен.

– Его нельзя отпускать, – сказал появившийся с темными кругами под глазами Коддин. – Он слишком опасен. Кто-нибудь может им воспользоваться.

В воздухе повис никем не произнесенный приговор. Гог должен умереть.

Трижды с лязгом ударили в дверь, она распахнулась. Горгот с Гогом вошли в тронный зал в сопровождении четырех рыцарей, которые на фоне Горгота казались щуплыми подростками. Среди людей левкроты выглядели все теми же монстрами, с которыми я когда-то столкнулся у горы Хонас. Несмотря на полумрак в тронном зале, Горгот щурил свои кошачьи глаза, его темно-красная шкура сделалась почти черной, словно он заразился чернотой ночи.

– Сколько тебе лет, Гог, восемь? И ты пытаешься сжечь мой замок. – Я почувствовал на себе взгляд Горгота. Его огромная грудь тяжело вздымалась.

– Верзила полезет в драку, – пробормотал стоявший у меня за спиной Коддин. – С ним трудно будет справиться.

– Восемь лет, – подтвердил Гог. Он не знал своего возраста, но ему нравилось со мной соглашаться. Когда я встретил его у горы Хонас, его голос был высоким и нежным. Сейчас он хрипло потрескивал, как огонь в камине, словно мальчишка, как дракон, в любое мгновение мог изрыгнуть пламя.

– Я уведу его, – едва слышно пророкотал Горгот. – Далеко.

«Играй свою роль, Йорг». Повисло молчание.

Я бы не сидел на этом троне, если бы Горгот не держал защитную решетку ворот замка. Если бы Гог не испепелил солдат графа Ренара. Опаленная кожа на моем лице болезненно натянулась, в груди саднило, в носу стояла вонь жженых волос.

– Я сожалею, что ваша кровать сгорела, брат Йорг, – сказал Гог. Горгот одним своим мощным пальцем хлопнул Гога по плечу, этого было достаточно, чтобы мальчишка пошатнулся. – Король Йорг, – поправился Гог.

Я сижу на троне благодаря усилиям очень многих людей, благодаря тысячам случайностей, счастливо выпавших на мою долю или вырванных у невозможного, и неисчислимому количеству человеческих жизней, принесенных в жертву, жизней вполне благородных и совсем пропащих. Человек не может на каждом новом повороте судьбы взваливать на себя груз новых долгов – в конечном итоге эта ноша его придавит и лишит способности двигаться.

– Горгот, ты был готов отдать этого ребенка некромантам, – сказал я. – Его и его младшего брата. – Я не спросил Горгота, готов ли он умереть, защищая Гога. Это было написано на его лице.

– Обстоятельства изменились, – ответил Горгот.

– Ты желал, чтобы им выпала быстрая смерть, – я поднялся, – поскольку перемены в них происходят слишком быстро. Слишком быстро, чтобы их можно было выдержать. Ты говорил, перемены вывернут их наизнанку.

– Дайте мальчишке шанс, – сказал Горгот.

– Сегодня я чуть не погиб в собственной постели, – я спустился с помоста, на котором стоял трон. Макин следовал за мной тенью. – Королевская спальня выгорела дотла. Но умереть в собственной постели не входит в мои планы. Ну, разве что глубоко состарившимся императором на ложе своей слишком пылкой любовницы.

– Огонь нельзя сдержать, – огромные руки Горгота сжались в кулаки. – Это в его утробе.

– В его утробе? – Моя рука лежала на рукоятке меча. Я хорошо помнил, как Гог дрался, чтобы спасти своего младшего брата. Какого накала была его ярость! Я ему даже завидовал, мне этой страсти недостает. Еще вчера выбор был таким легким. Белое – черное. Вонзить кинжал в шею Джемта или нет. А сейчас? Все оттенки серого. В них человеку легко потеряться.

– В его утробе. Судьба каждого человека записана в его сердцевине: кто он, кем станет в будущем – все записано и свернуто, как кольца змеи, – сказал Горгот.

Я еще ни разу не слышал от монстра так много слов за один раз.

– Знаешь, Горгот, я в своей жизни вспорол много животов, и если там что-то и записано, то красным на красном и воняет отвратительно.

– Сердцевину человека во вспоротом животе не найти, ваше высочество, нужна другая геометрия.

Горгот цепко держал меня взглядом своих кошачьих глаз. Раньше он никогда не называл меня «ваше высочество». Чего доброго еще умолять начнет. Я посмотрел на Гога. Он присел на корточки и переводил взгляд то на меня, то на Горгота. Мне нравился мальчишка. Простой и понятный. И каждый из нас лишился младшего брата, которого не сумел спасти, и в каждом из нас бурлила, кипела и рвалась наружу примитивная сила разрушения.

– Сир, такие вещи не должны заботить короля, – сказал Коддин, словно читая мои мысли. – Располагайтесь в моих комнатах, а утром мы все обсудим.

Подтекст был ясен: «Удались, и мы сами сделаем за тебя грязную работу». И Коддин не хотел этого делать. Я с такой же легкостью читал его мысли, как он мои. Он не хотел перерезать горло своему коню, когда камень его покалечил, но он перерезал. Сделает и сейчас. Игры королей – грязные игры.

«Играй свою роль».

– Йорг, иного выхода нет, – Макин положил руку мне на плечо. Он говорил очень тихо. – Гог слишком опасен. Неизвестно, в кого он со временем превратится.

«Играй свою роль. Выйди из этой игры победителем. Возьми на себя ответственность за принятие самого сложного решения».

– Гог, – обратился я к мальчишке. Он медленно выпрямился. – Они говорят мне, что ты слишком опасен. Это значит, что я не могу тебя оставить здесь. И отпустить не могу. Ты – тот случай, которым нельзя воспользоваться, оружие, которым невозможно владеть. – Я повернулся и обвел взглядом тронный зал: высокие сводчатые потолки, темные окна, лица Коддина, Макина, рыцарей. – Я пробудил Солнце Зодчих в недрах Геллета, а с этим ребенком мне не справиться?

– Йорг, то были тяжелые времена, – заметил Макин, опустив глаза в пол.

– Все времена тяжелые, – ответил я. – Вы думаете, здесь нам ничто не угрожает, здесь мы в безопасности? Изнутри замок, может быть, и кажется вам большим, но отъехав на милю, его можно накрыть одним пальцем. – Я посмотрел на Горгота. – Возможно, мне нужна новая геометрия. Возможно, нам нужно найти эту сердцевину и посмотреть: вдруг нам удастся переписать его судьбу.

– Йорг, силу ребенка нельзя удержать под контролем, – сказал Коддин. Смелый, коль отважился вставить слово, когда я вошел в раж. Именно такие люди мне и нужны. – Дальше будет еще хуже.

– Я увезу его в Химрифт, – сказал я. «Гог – оружие, и там я займусь его шлифовкой».

– Химрифт? – Горгот разжал кулаки, послышался хруст костяшек.

– Прибежище демонов и огня, – пробормотал Макин.

– Всего лишь родина вулкана, – сказал я. – Если быть предельно точным, четырех вулканов. И Повелителя огня. По крайней мере, так мне рассказывал мой учитель. И что нам мешает проверить, насколько приблизился к истине наставник будущего короля? Уверен, Гогу там понравится. Там все в огне.