Текст книги "Король терний"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

17
ЧЕТЫРЬМЯ ГОДАМИ РАНЕЕ

Когда путешествуешь на север, перейдя реку Райм, оказываешься в Дейнлендз, земле, которую море еще не успело поглотить. Там в давние времена, взалкав новых завоеваний, высадились викинги, но осели среди мирных жителей, склонивших голову в подчинении при виде их секир. И мало осталось местных жителей, в чьих венах не текла кровь викингов, но это никак не сказывалось, пока море не вставало у тебя на пути преградой, и только тогда ты в полной мере начинал чувствовать себя среди людей дикого промерзлого севера.

Мы перешли Римагенский мост, ведя коней под уздцы. Пришлось спешиться, так как местами ажурная ковка моста зияла дырами: в одну копье упадет, в другую и человек провалится. Ни малейших следов ржавчины, и было непонятно, что послужило причиной образования таких дыр. Я вспомнил крестьянина, построившего дом из могильных камней и в силу безграмотности не способного прочитать ни одну из надгробных надписей. Что мне над этим смеяться? Мы все живем в мире, построенном из надгробий Зодчих, но ни одного из оставленных на них посланий мы не можем ни прочитать, ни понять.

Мы покинули Римаген без приключений и галопом понеслись по Норт-Вей, так что неприятности не могли бы нас настичь, даже если бы пустились вдогонку. Мелькали крестьянские усадьбы, леса, деревни, не тронутые войной, – благодатная земля, по которой хорошо путешествовать, особенно если солнце светит тебе в спину. Вспомнился Анкрат: дома, крытые золотистой соломой, цветущие сады – все такое хрупкое, так легко разрушить.

– Спасибо, Гог, что не сжег цирк дотла, – сказал я.

– Прости за огонь, Йорг, – жарко выдохнул мне в спину Гог.

– Хорошо, что никто не пострадал, – продолжал я. – Даже напротив, слухи о событии разлетятся и привлекут в цирк еще больше зрителей.

– Ты видел маленьких человечков? – спросил Гог.

– Лилипутов?

Острые ногти Гога впились мне в спину.

– Моих маленьких человечков из огня.

– Видел, – ответил я. – Казалось, они пытаются затянуть тебя внутрь.

– Горгот остановил их, – сказал Гог. По его тону я не смог понять, радуется он этому или огорчается.

– Тебе не надо было этого делать, – сказал я. – Тебе нужно учиться. Учиться не подвергать себя и окружающих опасности. Учиться останавливаться. За этим мы едем к Ферракайнду. Он научит тебя всем этим премудростям.

– Думаю, я его уже видел, – сказал Гог. Вначале мне показалось, что из-за ветра и стука копыт я ослышался. – Я могу смотреть в огонь и видеть совсем другое пламя, – продолжал Гог. – Видеть в нем все. – Он засмеялся, и на мгновение его смех напомнил мне смех Уильяма, с которым он в то утро садился вместе с нами в карету.

– А онтебя видел? – спросил я.

Я почувствовал, как Гог кивнул, тыкаясь головой мне в спину.

– Значит, правильно, что мы к нему едем, – резюмировал я. – Теперь от него нигде не скрыться. Лучше услышать, что он нам скажет.

Начался дождь. Настоящий весенний – неожиданный, холодный, освежающий весь мир.

Химрифт находится на территории Дейнло, нелегкий путь от берегов реки Райм. Мы ехали быстро, подхваченные волной пробуждающейся природы, словно несли на своих плечах цветущий май.

Горгот, не зная усталости, почти все время бежал рядом, его огромные ноги тяжело топали, как копыта лошадей. Он молчал, будто хранил слова про себя и тем самым делал их бесценными, и потому хотелось, чтобы он заговорил. Он был мыслителем, хотя никогда не читал книг и у него никогда не было учителей.

– Почему ты задаешь так много вопросов? – спросил он меня. Он бежал, и его большие руки ритмично двигались взад и вперед.

– Не исследующим жизнь не стоит жить, – ответил я.

– Сократ?

– Боже правый, откуда ты можешь это знать?

– Джейн, – сказал он просто.

Я усмехнулся. Этот ребенок мог путешествовать, не покидая темных катакомб левкротов. Однажды я прошел по некоторым из ее тропинок – тропинки ума могут привести куда угодно.

– Кто она тебе? – спросил я.

– Старшая сестра. Только мы двое выжили из рода моей матери. Больше никого. – Горгот посмотрел на Гога. – Слишком сильная.

– Она тоже была Присягнувшей огню? – Я вспомнил призрачный огонь, танцевавший вокруг нее.

– Присягнувшей огню, свету, уму. – Глаза Горгота, смотревшие на меня, превратились в щелочки.

Джейн умерла из-за меня, умерла потому, что я не заботился о ней. Гора Хонас рухнула на Джейн и на некромантку. Выжил худший. Я должен отплатить Челле за нубанца и других братьев, но как бы ни хотелось мне отомстить, еще не скоро я буду рыть пепелище Геллета, чтобы найти ее.

– Проклятие! – Меня вдруг осенило, я должен был спросить у Тэпрута о Мертвом Короле. Экзальтированная атмосфера цирка спутала мои мысли. Более дюжины мертвых голов шептали: «Мертвый Король»; следует отдать должное силе опилок и грима – они заставили меня об этом забыть.

Горгот повернул голову в мою сторону, но промолчал.

– Кто такой Мертвый Король? – спросил я его. Горгот достаточно тесно общался с некромантами, а кто, если не некроманты, должен знать о том, кто говорит губами отсеченных голов.

– Кто он, сказать не могу, – отчеканил Горгот в ритме бега. – Я могу сказать, что он из себя представляет.

– Ну и что?

– Новая сила, поднимающаяся в сухих местах, за гробовой чертой, в землях мертвых. Он говорит с теми, кто отдает туда свою силу.

– Он говорил с Челлой? – спросил я.

– Со всеми некромантами. – Я кивнул. – Они не хотели слушать, но он заставил.

– Каким образом? – Челла не из тех, кого можно принудить что-либо делать против ее воли.

– Страх – великая сила.

Я замолчал, обдумывая услышанное. Горгот молча бежал рядом, словно был с Брейтом в одной упряжке. Пауза затянулась – я подумал, он вообще больше не откроет рот. Но он заговорил.

– Мертвый Король говорит со всеми, кто пересек черту смерти.

– И что мне делать, когда он начинает говорить со мной?

– Бежать.

Когда-то сестра Горгота дала мне такой же совет. На этот раз я решил им воспользоваться.

Путешествие проходило благополучно. Каждый вечер мы с Макином вели тренировочные бои. Я учился с каждым выпадом и отступлением, иногда учил Макина какому-нибудь новому трюку. Новому трюку я научил его и в день нашего знакомства: показал, как надо учить аристократов в Высоком Замке. Хотя с тех пор процесс постепенно пошел обратным ходом. Где-то на пути Макин из моего спасителя, которого отец отправил, чтобы вернуть меня в замок, стал моим последователем и моим наставником. Он учил меня без книг и карг, как это делал наставник Лундист, – собственным примером, а такие уроки усваиваются навсегда.

Спустя четыре дня как мы покинули Римаген на безлесной равнине, как последний злобный выдох побежденной зимы, на нас налетел шквал пронизывающе холодного ветра с дождем. Дождь хлестал нас безжалостно и по размытой, превратившейся в водный поток дороге погнал искать убежище в городишке под названием Эндлес. Безусловно, какой-нибудь мелкий лорд называет этот городишко своим, и если он кого-то и назначил следить в нем за порядком, власти эту ночь предпочли провести в более уютном месте. И потому наши лошади беспрепятственно громыхали копытами по мощеной камнями главной улице, пока не нашли конюшню, освещенную единственным фонарем, висевшим под прикрытием карниза, с которого обильными потоками стекала вода. Хозяин разрешил Гогу и Горготу остаться с лошадьми. Предусмотрительно. Окажись такая парочка среди добропорядочных жителей Эндлеса, началось бы жестокое побоище.

– С рассветом мы уедем, – сказал я хозяину конюшни, худому парню, у которого левая половина лица была изъедена оспой, а правая – чистая, словно оспа не смогла через нос перебраться на другую сторону. – Если созовешь зевак полюбоваться на моих монстров, я прикажу тому, что покрупнее, переломать тебе ноги. Ты меня понял?

Он понял.

Мы укрыли наши промокшие тела под крышей какой-то безымянной таверны, расселись у остывшего камина, ожидая, когда служанка принесет эль. В таверну набилось много мокрого, потного народу, в основном дровосеки, некоторые были вусмерть пьяны, другие только подходили к этой кондиции. Мы привлекли внимание, немало было враждебных взглядов – их мы погасили ответной враждебностью.

У Сима при себе были гусли, потертые, но звук издавали отменный (некогда он прихватил их с собой в каком-то очень богатом доме). Он держал их завернутыми в тряпицу в седельной сумке и обращался с ними с такой осторожностью, которую проявлял только к оружию. Нам принесли выпивку, Сим тем временем начал извлекать из своего инструмента звуки. Быстрые пальцы были у этого Сима, быстрые и искусные, и звуки лились рекой. Когда я отправился спать в стоявшую через дорогу гостиницу, непогода стихла. Сим с Макином в хоре с дровосеками орали «Десять королей», высокий и чистый голос Сима, которому воодушевленно вторил низкий баритон Макина, летел мне вслед. «Легкомысленная возлюбленная» рвалась ко мне в окно гостиницы, когда я крутился под одеялами, атакованный клопами. По крайней мере, здесь было сухо. Я уснул под затихающие звуки бессмысленной нескладушки «Мериканского пирога».

Проснулся я глубокой ночью, и мне все еще слышалась эта глупая песенка, хотя было тихо, если не принимать во внимание храп братьев.

Лунный свет лился через комнату и падал на две фигуры в дверном проеме, один поддерживал другого. Макин остановился, чтобы закрыть за собой дверь. Сим, шатаясь, прошел вперед, было что-то странное в его походке.

– Случилось что-то? – Я резко сел, голова кружилась от выпитого эля.

Я не мог объяснить, почему двое пьяных братьев, ввалившихся ночью, должны предвещать неприятность, но я точно знал: у нас случилась неприятность.

Макин повернулся и снял колпак с фонаря, который принес с собой.

– Нашел его на улице, – сообщил он. – Час назад оставил его в таверне, там было еще человек пять местных жителей.

Сим поднял голову. Его здорово избили, губы распухли и сочились кровью, передний зуб торчал осколком, один глаз заплыл. По тому, как он двигался, я понял, что он неделю будет мочиться кровью.

– Они отняли у меня гусли, брат. – Сим вытянул руки, показывая пустые ладони. Сто лет Сим не называл меня братом. Интересно, что еще у него отняли.

Я пнул Райка.

– Вставай! – Кент и Грумлоу уже проснулись. – Вставай, – повторил я.

– Случилось что-то? – Кент эхом повторил мой вопрос. Он неподвижно сидел на полу, в лунном свете его глаза были совершенно черными. Кто всегда был готов к любой неприятности, так это Красный Кент, хотя он никогда их не искал.

Грумлоу проворно вскочил на ноги и поймал Сима за руку. Тот дернулся, пытаясь вырваться, но Грумлоу его не выпустил, а подтащил к окну.

– Макин, посвети, ему тут надобно кое-что зашить.

– Пятеро было? – спросил я.

Сим кивнул.

– Я не могу это так оставить, – сказал я.

Фонарь в руке Макина качнулся.

– Йорг…

– Они отняли гусли, – я не желал его слушать, – и тем самым нанесли оскорбление братству. – Я сделал паузу, чтобы каждый прочувствовал, насколько уязвлена его гордость, и чтобы Симу стало стыдно за то, что он всему виной.

Макин пожал плечами:

– По крайней мере одного из них Сим порезал. Там на улице остались кровавые следы.

– Они были вооружены? – спросил я. Врага нужно знать.

Макин покачал головой.

– Кинжалы. Хотя, возможно, сейчас они уже вооружились топорами. У коротышки был лук, сказал, что собирается поохотиться.

Я скомкал свои одеяла и швырнул их в Райка, сам направился к двери.

– Приступим к делу. И ты тоже, брат Сим, должен видеть это.

Первым на улицу я выпустил Райка и шел за ним следом, оглядывая темные окна и крыши домов. Макин нашел кровавые следы, о которых говорил, черные в холодном свете луны. Мы пошли по следам: мимо церкви, колодца, по узкой улочке мимо сыромятни и конюшни. Похрапывали лошади, еще громче монотонно и хрипло сопел Горгот. Мимо сарая, низкой стены, вышли на заброшенное пастбище, застрявшее между городом и лесом. Мы скучковались, прижавшись спинами к стене сарая, последнему строению у края леса. Никому не надо объяснять: враг вооружен луком, нельзя отделяться от стены, прикрывающей спину, и лучше не светить фонарем так, чтобы обозначился силуэт, – твой или товарища.

– Они в лесу, – прошептал Грумлоу.

– Далеко не могли уйти, – Макин развернул фонарь, чтобы спрятать лучи.

– Почему ты так думаешь? – спросил Грумлоу, пристально вглядываясь в черную стену леса.

– Лунному свету в чащу не пробиться, а вслепую гулять там несподручно. – Я повысил голос настолько, чтобы меня услышали в лесу. – Почему бы вам не выйти из лесу? Мы только поговорить хотим.

Стрела вонзилась в стену сарая в ярде у меня над головой. Послышался смех.

– Лучше пришли нам свою подружку, если ей еще хочется.

Грумлоу рванулся и сделал шаг по направлению к лесу, но он не был настолько глуп, чтобы сделать еще один шаг. Райк, напротив, пошел бы дальше, если бы я грубо не окликнул его. Это Прайс, кровный брат Райка, когда-то давно забрал юного Сима из борделя в Белпане. Никто из братьев так и не смог мне объяснить, почему Прайс спас одного мальчишку, а всех остальных, включая взрослых проституток и их хозяйку, распотрошил. Но это, по всей видимости, много значило для Райка. И вот вам доказательство, если доказательство вообще нужно, что Бог, возможно, и сотворил нас из глины: кого-то – здоровым, кого-то – сильным или красивым, а изнутри мы сами творим себя из всякой глупости, из того, что хрупко и уязвимо, – терновника, собаки, надежды, что Катрин сделает меня лучше, чем я есть. Даже туповатые желания Райка родились из потерь, которые он, возможно, вспоминал лишь во сне. Все мы собраны из обломков нашего опыта в нелепый коллаж, все части подогнаны настолько плотно, что из них является миру наше лицо. Мы иногда ломаемся, и это единственное, что делает нас людьми. В этот момент освобождения мы ближе к Богу, чем думаем. Я остановил Райка, но я бы сам с большим удовольствием прочесал лес.

– Надо дождаться рассвета, – сказал Макин.

Он был прав, но не особенно хотелось это признавать. И я бы так и сделал, если бы не Горгот, который шел по узкой улочке к сараю. Вот удивительное смешение ума и глупости. Луна висела у него за спиной, и в ее свете он представлял собою отличную мишень, к тому же довольно большую. Я услышал шипение летящей стрелы и последовавшее за этим глухое ворчание Горгота.

– Сюда, идиот! – позвал я, и он рухнул спиной на стену рядом со мной. Гог вился у его ног. Макин поднял фонарь, но я не позволил ему снять колпак. – Не смертельная рана. Может потерпеть.

– Он и дюжину таких стрел вытерпит, – проворчал Райк.

Несмотря на мой запрет, свет появился, и мы увидели стрелу, торчавшую в плече Горгота, она вошла в его тело не более чем на дюйм, словно плоть левкрота была тверже дуба.

– Макин, я же не…

Но свет шел не от фонаря в руке Макина. Он лился из глаз Гога – желтый и горячий. Я мог бы сказать ему: «Нет», оттащить за угол и оставить укрывшихся в лесу до утра, но как огонь вспыхнул в Гоге, едва он увидел, что Горготу причинили боль, точно так же во мне проснулся холодный огонь, когда я увидел в гостинице избитого Сима. Я устал говорить «нет». И потому взял Гога за руку, чувствуя под его кожей пульсирование огня.

Он посмотрел на меня, глаза белые, как звезды на небе.

– Пусть горит, – сказал я.

Что-то горячее пробежало по моей руке до плеча, прожигая насквозь, горячее, как обещание, – злость расплавилась и побежала по венам.

– Что вы там жарите? – насмешливо крикнули из леса.

Мы с Гогом медленно пошли на голос, влажная трава кукожилась и жухла под его босыми ногами.

– Что за чертовщина? – В непроницаемой темноте леса заволновались. Просвистела стрела, но охваченный пламенем ребенок – сомнительная мишень, глаз теряет меткость.

Когда мы прошли ярдов десять, до нашего слуха донеслось шипение, тысячи змей зашипели в темноте… или, возможно, с таким звуком испарялся закипевший сок деревьев. Из моей груди вырвался хохот, будто исторгся паром раскаленный внутри меня жар. Злость, которую я носил в себе, воспламенилась и разрослась так, что не умещалась внутри меня, она уже не была направлена на обидчиков Сима, она превратилась во всепоглощающую, в исступленный восторг ярости, вырвавшийся из меня хохотом.

Прозрачный язычок пламени поднялся над головой Гога и омыл меня теплой волной. У кромки леса взорвалось первое дерево и разлетелось клочьями раскаленного добела пламени. Пламя охватило стоявшие рядом деревья, побежало по весенней траве, превращая все в пепел. Взорвалось еще несколько деревьев, за ними еще и еще, и вот уже непрерывно грохотал фейерверк из белого пламени. Вспыхнул сарай, хотя его от кромки леса отделяло не менее двадцати ярдов, вся стена вмиг превратилась в оранжевое облако. Я увидел выбежавшего из леса лучника, одежда на нем горела. Появилось еще несколько фигур-факелов, они пробежали несколько шагов и упали.

Такая сила, братья, опьяняет. Веселье более дикое и мощное, чем от опийного мака. И эта сила наверняка способна выжечь тебя дотла. Если бы Горгот не отбросил меня в сторону и не схватил Гога, ни один из нас не смог бы остановиться, пока от леса не осталось бы черного пепелища, не остановились бы и потом – жгли бы до границ и пределов Вечности. Возможно, и там мы бы не смогли остановиться.

Рассвет застал нас усмиренными на влажной от росы траве у обгоревшего сарая. Впереди дымилось огромное пепелище. Гог бродил среди тлеющих красных угольков, затем вернулся с запутанным клубком слипшихся струн – все, что осталось от гуслей Сима.

Тот взял их, криво улыбаясь разбитыми губами.

– Спасибо тебе, Гог. – Сим поднял клубок и потряс им. Струны издали глухой дребезжащий звук. Простая, но все еще прекрасная песня.

Это была песня Вечности.

За несколько дней, отделявших нас от цели нашего путешествия, мы увидели дым, поднимавшийся вверх и тянувшийся к границам Тевтонского королевства. Серая колонна вздымалась к небу выше гор, словно Сатана пытался выкурить ангелов из Небесного царства.

Картина пробудила в Красном Кенте несвойственную ему любознательность.

– Йорг, а что такое вулкан?

– Место, где земля кровоточит, – объяснил я. Сим и Грумлоу ехали достаточно близко, чтобы слышать наш разговор. – Кровь бурлит. Расплавленная порода – она похожа на свинец, растопленный для отражения врагов при осаде крепости, – льется красной рекой из глубин земли.

– Я серьезно спрашивал, – обиженно сказал Кент и отъехал в сторону.

И все эти дни в воздухе висел запах серы. Местами мелкая черная пыль покрывала молодые листочки, кое-где еще не успевшие полностью распуститься, молодая поросль стояла мертвой, акр за акром – пустая коричневая земля, ждущая летних пожаров.

По каменным истуканам было понятно, что мы въехали на территорию Дейнло. Они стояли на перекрестках дорог, у рек и ручьев, в круг на вершинах холмов. Огромные каменные глыбы покрывали руны, древние скандинавские руны, которые помнили давно умерших богов – громовержца и одноглазого старика, который видел все, но словами не разбрасывался. Говорят, создавая истуканов, дейнцы ставили один камень на другой, потому что так они делались похожими на троллей. Получается, что тролли внешним видом мало чем отличаются от каменных глыб.

Истуканов попадалось не так уж много, пока мы не встретили на дороге путника. Лошадь резво несла его откуда-то с юга; завидев нашу компанию, он придержал коня.

– Доброго здравия! – крикнул путник, вставая в стременах. Это был местный житель: волосы заплетены в две косички, на конце каждой – бронзовый колпачок, увитый змеями, круглый железный шлем плотно сидел на голове, тонкие усики переходили в короткую бородку.

– Доброго здравия, – не остался я в долгу, когда он поравнялся с головой нашей колоны. За плечами у него виден был лук, на бедре – кинжал с костяной рукояткой, к седельной сумке пристегнут ремнем топор с односторонним лезвием.

Не приближаясь к Горготу, он сказал:

– Ты должен последовать за мной.

– Зачем?

– Мой господин, лорд Маладона, желает тебя видеть, – сообщил он. – С проводником удобнее, разве нет? – Он ухмыльнулся. – Меня, между прочим, Синдри зовут.

– Показывай дорогу, – сказал я. Из леса за нами, скорее всего, наблюдали солдаты, а если нет, то Синдри за свою отчаянную дерзость заслуживал наивысшей похвалы.

Пару миль мы ехали за Синдри, количество людей на дороге постепенно увеличивалось: пешие, конные, в повозках. Время от времени издалека доносился звук, похожий на рык льва, подобного тому, которого Тэпрут держал в клетке, только гигантских размеров, от чьего рыка содрогалась земля.

Следуя за Синдри, мы проехали две серые унылые деревушки и оказались у вытянутого в длину озера. Когда в горах грохотало, волны рябью колыхались от одного берега к другому. У дальней кромки озера стояла крепость, построенная из бревен и дерна, и лишь один камень каким-то странным образом попал в основание этого сооружения.

– Крепость герцога Дейна, – пояснил Синдри. – Аларик Маладона – двадцать седьмой в династии.

У меня за спиной фыркнул Райк, я не счел нужным затыкать ему рот. Внутри меня едва слышно зазвучал голос, похожий не то на стон, не то на тихий вой… перед внутренним взором мелькнуло каменное лицо, лицо горгульи.

У крепости сновали люди: одни работали, другие готовились к патрулированию, у каждого топор и копье и большой круглый щит из расписного дерева и кожи. Подбежали помощники конюха и взяли наших лошадей. Как всегда, Горгот приковал к себе всеобщее внимание. «Сущий Грендель», – шелестело вокруг нас, когда мы шли за Синдри к ступенькам главного входа. Крепость лишь с большой натяжкой можно было так именовать – убогое строение, сплошь покрытое мелкой черной пылью. От пыли першило в горле. Лошади патруля были тощие и неухоженные.

– Герцог желает видеть нас в дорожной пыли? – спросил я, надеясь на горячую воду и кресло после стольких миль, проведенных в седле. И немного времени, чтобы подготовиться, тоже не помешало бы. Я хотел вспомнить, откуда я знал это имя.

Синдри широко улыбнулся. Несмотря на бороду, он был ненамного старше меня.

– Герцог не из тех, кто следует всяким церемониям. Мы тут на севере не очень-то привередливы. Лето у нас больно короткое.

Я пожал плечами и стал подниматься по ступеням. У дверей стояли двое высоких и крепких солдат, их руки, как на посохи, опирались на черенки двусторонних боевых топоров.

– Возьми еще кого-нибудь из своей компании, и хватит, – предложил Синдри.

Не трудно доверять малознакомому человеку, особенно если у тебя нет выбора.

– Макин, – позвал я.

И мы вслед за Синдри вошли в полутемный и прокуренный парадный зал. Вначале он показался пустым. Длинные столы на козлах из темного полированного дерева, на них ничего не было, если не считать большого кувшина для напитков. Запах древесного дыма и эля смягчал резкую вонь псины и пота. В самом конце зала на шкурах в высоком дубовом кресле сидел человек. Синдри направился к нему, мы – следом. На ходу я провел пальцем по столу – очень гладкий.

– Йорг и Макин, – сообщил Синдри своему лорду. – Столкнулся с ними на вашей дороге, ехали на север, герцог Аларик.

– Добро пожаловать в Дейнлендз, – сказал герцог.

Я молча наблюдал за ним: высокий, широкоплечий, со светлыми, почти белыми волосами и бородой до середины груди.

Молчание затянулось.

– С ними монстр, – растерянно произнес Синдри. – Не то тролль, не то Грендель. Такой, глазом не моргнув, и лошадь задушит.

Внутри меня завыла горгулья.

– Ты привез нам стеклянный шар, – решил я ему напомнить.

Герцог нахмурился.

– Юноша, разве я тебя знаю?

– Ты привез стеклянный шар, в котором поднималась пурга, – игрушку древних. А я этот шар разбил. – Подарок был редкий, и он должен был его помнить – или, возможно, он запомнил жадность, с которой мальчик смотрел на шар.

– Анкрат? – Герцог еще больше нахмурился. – Йорг Анкрат?

– Он самый. – Я поклонился.

– Это было так давно, юный Йорг. – Аларик топнул ногой, и несколько солдат вошли в зал из примыкавшей комнаты. – Наслышан о твоих подвигах. Спасибо, что не убил моего дурака-сына. – Он кивнул в сторону Синдри.

– Уверен, все рассказы о моих подвигах слишком преувеличены. Я не жестокий человек.

Макину пришлось промолчать при этих словах. Синдри нахмурился, быстро переводя взгляд с меня на Макина, потом на герцога.

– И что же привело тебя в Дейнлендз, Йорг Анкрат? – спросил герцог. Время шло впустую, ни вина, ни эля не предлагалось, обмена подарками не предполагалось.

– К друзьям на север еду, – сказал я. И сказал не совсем то, что думал. Лишь единожды в жизни человек понравился мне с первого взгляда. Восемь лет назад, когда Аларик Маладон привез моей матери подарок, я сразу проникся к нему симпатией. И он нравился мне сейчас. – У вас, похоже, года два урожая не было. Возможно, на юге вам нужен друг?

– Как откровенно и скромно говорит, а? – Аларик улыбнулся в бороду. – А где ж все ваши южные песни и пляски?

– Должно быть, потерял по дороге, – ответил я.

– Так что ж тебе на самом деле нужно, Йорг Анкрат? – спросил Аларик. – Не проехал же ты пять сотен миль ради того, чтобы научиться северной пляске с топором.

– Может быть, я просто хотел познакомиться с викингами, – сказал я. – Но я прошу, скажите мне, что беспокоит эту землю. Умоляю вас.

При этих словах Аларик громко рассмеялся.

– У настоящих викингов соль в бороде и лед на шкурах, – сказал герцог. – Они называют нас fit-firar, людьми суши, и никакой симпатии к нам не испытывают. Мои предки, Йорг, поселились здесь очень, очень давно. Но я бы предпочел, чтобы они остались у моря. Может быть, в моей бороде и нет соли, но она в моей крови. Я чувствую ее вкус. – Он снова топнул ногой, и дородная женщина с вьющимися волосами вынесла нам эль: наполненный рог – герцогу и две большие кружки – нам. – Когда мое бренное тело предадут земле, моему сыну придется купить драккар и отплыть из Ошима. Так попробовали сделать мои соседи, но из бухты выйти не успели, затонули. Так и не увидели океана.

Мы пили эль, на вкус горький и соленый, словно здесь все должно было напоминать народу о некогда покинутом море. Я поставил кружку на стол, и земля сотряслась сильнее, чем прежде, словно я ее этим расшатал. С балок посыпалась пыль, заиграла, попав в потоки солнечного света, струившегося сквозь высокие окна.

– Поскольку ты не можешь усмирять вулканы, Йорг, тебе нечего делать в Маладоне, – сказал Аларик.

– Разве Ферракайнд не может ради тебя заставить их уснуть? – спросил я. Где-то я вычитал, что вулканы спят, иногда веками.

Густая бровь Аларика выгнулась дугой, Синдри у нас за спиной рассмеялся.

– Сам Ферракайнд их и тревожит, – сказал он. – Боги испортили его.

– И ты это терпишь? – спросил я, глядя на Аларика.

Герцог Маладона повернул голову и стал смотреть в камин, будто враг мог спрятаться, зарывшись в горку пепла.

– Нельзя убить Повелителя огня, тем более если он настоящий повелитель. Он подобен пожару в лесу засушливым летом. Затопчешь огонь в одном месте, и тут же раскаленная земля выплюнет пламя у тебя за спиной.

– Зачем он это делает? – Я допил соленое пиво и поморщился. Такое же отвратительное, как абсент.

Аларик пожал плечами.

– Такова его природа. Если человек слишком долго смотрит на огонь, огонь начинает смотреть на него и выжигает в нем все человеческое. Я думаю, Ферракайнд, глядя в огонь, разговаривает с етуном, планирует второй Рагнарек.

– И ты позволишь ему это сделать? – спросил я. Мне было плевать на етуна и всех прочих духов вместе взятых. Преодолей границу, будь то огня, небес или даже смерти, и ты столкнешься со множеством существ, которые там обитают. Называй их как хочешь. – Я слышал присказку, что дейнц в любом лесу прорубит себе дорогу топором. – Опасное занятие – испытывать смелость человека, тем более в его родных стенах, и тем более викинга, но если где-то нужна была встряска, так именно в этом месте.

– Ты с ним вначале встреться, а потом осуждай нас, Йорг. – Аларик приложился к рогу с элем.

Я ожидал, что он ответит более резко и враждебно. Вид у герцога был уставший, словно и у него внутри что-то выгорело.

– Честно говоря, я приехал сюда, чтобы повидаться с ним, – сказал я.

– Я покажу дорогу, – без колебаний предложил Синдри.

– Нет, – мгновенно отрезал герцог.

– Сколько у тебя сыновей, герцог Маладона? – спросил я.

– Видишь его? – Аларик кивнул в сторону Синдри. – Было четверо. Трое старших сгорели в Химрифте. Тебе лучше вернуться домой, Йорг Анкрат. В горах тебе нечего делать.