Текст книги "Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 51. Марк Розовский"

Автор книги: Марк Розовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

«Сичас выпить ба!» – сладко думалось Володьке, но сукин сын щенок не продавался уже четвертый час, отчего голубая мечта оставалась того же цвета. Денег на выпивку у Володьки не было ни шиша. От пустого ожидания Володька ерзал, сидя на каком-то драном рыночном ящике, и мотал глазами в разные стороны в надежде усмотреть возможного случайного покупателя.

– Ты чё нервичаешь? – спросила Володьку бабка с мужским именем Парфен, продававшая рядом огурцы, семечки, репу и газеты за февраль 1949 года – на завертку. – Не нервичай! Продавай сурьезно,

– Не покупают! – пожаловался Володька бабке. – Не идет товар.

– Кутоть, – уверенно сказала бабка Парфен. – Жди!

И действительно, не успел Володька еще раз оглянуться, как около него остановилась женщина-покупательница.

– Почем будет собака? – строго спросила она Володьку.

Но Володька, который сразу почувствовал, что ему везет, решил не сразу объявить цену.

– Полтора месяца, – сказал он. – Чудо, а не кобелек.

– Значит, еще пысается! – Женщина дружелюбно потрогала щенка за ушами.

– Трешник, – торопливо объявил Володька, обидевшись за щенка, – ас утра за пятерку отдавал!

– Почему же сбавил? – с прежней строгостью спросила женщина.

– Щенок – старше, цена – дешевле! – обленил Володька, но женщина не улыбнулась, не купила щенка, отошла.

Примерно через полтора часа, когда Володька совсем продрог и грелся своим ледяным, тоскливым до пойла животом о горячее тело щенка, подошел следующий покупатель – мужчина вредного интеллигентного вида.

– Сколько? – спросил он.

– Рупь, – быстро ответствовал Володька. – С утра трешник просил.

– Хорошо, – сказал интеллигент и полез в карман за бумажником. – Это какая порода?

– Доберман-сеттер, – не моргнув, ляпнул Володька и тут же понял, что продешевил. За такую породу можно было бы взять и подороже!

– Что-то я не слышал такой породы. Родословная у него есть?

– Чего? – не понял Володька.

– Ну, родители кто?.. Папа с мамой?

– Я его родитель, – сказал Володька простодушно. – Я ему и папа и мама!

– Понятно, – сказал интеллигент, оставляя рубль в бумажнике. – Ну, а бабушка с дедушкой тогда у него кто?

– Бабушка у него из Австралии, а дедушка проживает в Балашихе, с Курского вокзала. Между прочим, медалисты. Оба-два!

– Непонятно, – сказал интеллигент. – Почему ж они на таком расстоянии друг от друга живут? Почему в такой разлуке?

– Жизнь раскидала! – беспечно ответил Володька.

– Нет, пожалуй, я не возьму… Передумал… Мне нужен породистый пес.

– Ах, ты… – Володька хотел было выругаться, но не сумел: щенок вдруг заскулил и посмотрел на него грустными своими пуговичными глазами.

Мужчина ушел, унося с собой через ворота рынка в бесконечность желанный рубль.

Бабка Парфен убрала с прилавка свою репу с семечками и огурцами, причесалась, на вырученные от продажи газет деньги выпила газировки из автомата и походкой царицы ушла с рынка. Дождь перестал накрапывать, понимая, видно, что рабочий день рынка кончается. Володька сидел понуро, без всяких надежд.

Вдруг на уже почти пустом рынке стремительно появилась юная влюбленная парочка. Парень шел браво, в распахнутом настежь пальто, под которым сверкал дорогой, сшитый по моде костюм-тройка и галстук-киска, шел молодцевато, нагло, словно хозяин всей этой рыночной кутерьмы, а девчонка, крошка-канашка, еле поспевала за ним…

– Мужик, продаешь бобика? – спросил парень, показывая Володьке стальные зубы.

– А ты не видишь? – огрызнулся Володька.

– Марина, хочешь бобика?.. Давай купим, а?.. В квартиру нашу новую?

– Зачем?

– Для мебели.

– Не сходи с ума, Гена. Мы же за грушами пришли! – Марина потянула своего Гену за рукав.

– Груш нет. Есть бобик. Он к нашим обоям по цвету подходит. И забава тебе будет не хуже телевизора.

– Не хочу я бобика. Я груш хочу.

– Груш я тебе еще сто кило куплю. Я тебя грушами закидаю. А вот этого бобика…

– Сначала купи груш, а насчет бобика поговорим в следующий раз! – твердо сказала Марина.

– Марина! Ты моя жена второй месяц, а уже командуешь.

– Гена! Ты второй месяц как мой муж, я все это время прошу тебя как человека: купи мне груш, купи мне груш, а ты мне суешь какого-то бобика.

– Муж-муж! – сказал Гена с горечью. – Объелся груш!

– В том-то и дело, что не объелся! – поправила Марина не без ехидства.

– Мужик! – снова обратился парень к Володьке. – Так мы у тебя этого бобика купим.

– Покупай скорей. – мирно попросил Володька. – Мне еще до семи надо успеть.

– Успеешь. Сначала цену назови.

– Десять рублей, – ляпнул Володька, но что-то изнутри ему подсказывало: какую бы цену он сейчас ни назвал, дело будет сделано.

Марина ахнула. Гена на нее цыкнул.

– А это мальчик или девочка? – поинтересовался Гена.

– А вам кого больше хочется? – спросил игриво Володька, желая, в общем-то, потрафить покупателям и не ожидая вовсе, к чему приведет эта его шутка.

– Ему вообще детей не хочется, – вмешалась Марина. – Он в этом не понимает ничего.

– Ты много в детях понимаешь! – крикнул Гена довольно громко, так, что воробьи слетели с прилавка. – Когда я до свадьбы до нашей просил тебя не делать ЭТОГО, а ты сделала, – ответь, ну, ответь сейчас, зачем ты ЭТО сделала?!

– Нашел, урод, где отношения выяснять – на базаре, при мужике постороннем и при каком-то бобике!

– Кто урод? Я урод? – Гена рассвирепел окончательно. – Да ты на себя посмотри!.. У меня таких баб, как ты, месяц назад было навалом! Вагон и маленькая тележке!

– Вот и отправляйся к своим бабам! А я тебя больше знать не желаю и видеть не хочу! – Марина зарыдала в руку.

– Чего же ты хочешь? – крикнул Гена. – Дура!

– Я груш хочу! – Марина повернулась. – Дурак! – и убежала с рынка.

Володька и Гена ошалело смотрели ей вслед.

– Так… Ну, мужик, сколько же стоит твой бобик, говоришь? – Гена сейчас шумно дышал через нос и криво улыбался Володьке. Вид у него был теперь совсем не бравый, побитый у него был какой-то вид.

– С утра… пятнадцать просил!.. – неуверенно объявил цену Володька. Он был сейчас почему-то сильно испуган. Ему казалось сейчас, что вот-вот появится на рынке милиционер и заберет их всех вместе с бобиком и Генкой.

– Возьми четвертной. Сдачи не надо! – хмуро, сквозь зубы сказал Гена и расплатился. – Мне этот… эта…

– Кобель, – подсказал Володька, еще не веря в то, что произошло.

– …дороже жизни! – договорил парень и, прижав щенка к груди, медленно и неуверенно пошел прочь.

1974

Жогло

Пригласили меня в одно солидное учреждение.

– Сделайте, – говорят, – нам то-то и то-то. Мы слышали, что вы в этом деле специалист, каких мало.

– Пожалуйста, – говорю. – Рад помочь… Но как вы мне мою работу будете оплачивать?. Я ведь у вас не в штате…

– А пусть, – говорят, – это вас сейчас не волнует. Мы – организация серьезная, не лавочка какая-нибудь… У нас в истории еще не было случая, чтобы кто-то в нашу кассу пришел и без ничего вышел. Одно только важно: лишь бы вы были не рвач.

– Да нет, – говорю, – я просто деньги за свою работу люблю получать.

– Это вы сейчас не один такой. Сейчас многие этим страдают. Но мы торговаться не привыкли. Верьте, за нами не заржавеет. Приступайте!

Я и приступил. Сделал все, что требовалось, в лучшем виде. Пришло время расплачиваться за содеянное. Меня спрашивают:

– Сколько у вас фамилий?

– Одна, – говорю. – Как и у всех.

– У всех много фамилий. Одна – по паспорту, другая – по матери, третья – по месту жительства…

– Как это, – спрашиваю, – может быть фамилия – по месту жительства… Я что-то не понимаю…

– А очень просто, – говорят. – Допустим, по паспорту ваша фамилия Пупкин. По матери – Остолопов. А живете вы… ну, скажем, в Мерзляковском переулке. Вот мы тогда берем и заключаем с вами три договора: один с Пупкиным, другой с Остолоповым, третий с Мерзляковским. Вы к нам приходите и три раза расписываетесь в трех ведомостях. Понятно?

– Понятно, – говорю. – Записывайте… Значит так: по паспорту я – Коршунов, по матери… этот… как меня?.. Персиянинов!.. А по месту жительства, извините, я – Лев Толстой, Живу, простите, на его улице.

– Так, – мне говорят, – очень прекрасно. Два договора, считайте, мы с вами уже оформили. А вот с Львом Толстым, конечно, ничего не выйдет. Разговоры начнутся, подозрения всякие… «Что за Лев?.. Да не тот ли самый?.. Да что ему от нас нужно?.. И почему мы его на работу приняли?.. И вообще, зачем нам нужны такие – с бородой и длинноволосые?» Нет, вы его лучше замените, Толстого вашего.

– Кем?.

– Да мало ли… Назовите себя Бескудниковым, Кузьминкиным, Медведковым, Дегуниным, Беляевым, на худой конец, Богородским…

– Нет-нет, – говорю, – это далеко от центра… А я хочу поближе что-нибудь.

– Поближе, – говорят, – у нас уже все занято. Вы не один у нас деньги хотите получить!..

– Ладно, – говорю. – Пишите: Елисеевский. В честь одноименного гастронома. Это хоть и не мое место жительства, но зато и в центре, и всегда продукты свежие…

Через пару дней прихожу в кассу. Называю подряд три фамилии. Кассир говорит:

– Вам не выписано.

– Кому «вам»? – спрашиваю. – Мне одному или мне троим?

– Всем.

– Кому «всем»?.. Тем, которые я, или нам, которые они?

– Им, – говорит кассир. – И вам… Никому.

– Кому «никому»? – спрашиваю. – Я один у вас за троих работал! Вы мне должны заплатить!

– Вам, может быть, и заплатим, когда выпишем, а им – нет, потому что они у нас не работали!

– Да поймите… они – это я!.. А я – это они!

– Ничего не знаю, – говорит кассир. – Если вы не вы, то идите наверх и выясняйте, кто вы. Я не вам не могу вам платить!

Пошел я наверх. Выясняю. Мне говорят:

– Видите ли… В настоящее время мы вам на троих выписать не можем. У нас ревизия на носу. Поэтому мы решили вас все же оформить на одну фамилию. А те фамилии вы пока забудьте. Помните только то, что по матери.

– То, что по матери. – я говорю, – это я никогда не забываю!..

– Вот и отлично, – говорят. – А сколько у вас жен?

– Ни одной, – отвечаю.

– Точно «ни одной» или все же имеется?.. Не спешите. Подумайте.

– Да точно, – говорю. – Что я, сумасшедший?..

– Вы – нормальный, но могли забыть, как все нормальные люди забывают. Ну… хотя бы бывшая. С которой вы развелись.

– Да нету у меня никакой. Поэтому я еще не разводился. А зачем вам?

– Нужно. В ваших же интересах. Иначе придется вас самого в декрет отправлять?

– Меня?.. В декрет?! Я – мужчина!

– Это неважно. А вместо жены вы бы не могли нам кого-нибудь привести?

– Кого???

– А все равно. Мы бы ее тут в темпе оформили. Но не как вашу жену, а жену какого-нибудь нашего человека. Потом быстренько отправляем ее в декретный отпуск, а наш человек приносит нам документ о разводе, мы от него через суд требуем выплаты алиментов, ваша жена их от него получает и передает вам. Сумма та же самая, но все по закону. Идет?

– Идет, – говорю. – Есть у меня одна… такая… но она на это сама вряд ли согласится.

– На что?.. На то, чтобы мы ее оформили как вашу жену?

– Нет, – говорю, – на передачу мне этих денег!

– Тогда, – вздыхают, – надо искать другие законные пути по борьбе с нашими законами.

– Ищите, – вздыхаю и я. – А когда найдете, позовите.

Через неделю зовут!

– Жогло! – кричат. – Жогло!.. Вы – Жогло!.. Это ваша новая фамилия.

Ладно, думаю. Жогло так Жогло. А почему я Жогло, даже и не спрашиваю.

Иду к кассиру.

– Посмотрите, – говорю, – на «Жогло»!.. Там должно быть выписано.

– А вы на какую букву, – спрашивает кассир, – на «мэ» или на «жэ»?

Я говорю:

– Я Жогло на букву «жэ». Разве не ясно?

– Я не о том. Я спрашиваю: вы – мужчина или женщина?

– Откуда мне знать? – говорю. – Да и вам какая разница?

– Большая, – говорит кассир. – У меня на мужчин и женщин – разные ведомости. Если вы мужчина – это одно. А на женщин у меня совсем другие деньги. Женские.

– Давайте мне любые, – говорю. – Ни от каких не откажусь!.. И вообще, если вы мне сейчас ничего не выдадите, я вам тут такое Жогло устрою!.. Я вам тут все сейчас переоформлю! В декрет вас всех отправлю, в штат, в лимит, в оплату ко Льву Толстому по матеря!..

Кассир говорит:

– Зря нервничаете, голубчик. У меня, между прочим, кнопка охраны под левой пяткой. Сейчас вот ее нажму, и отведут вас по коридору на новое место жительства.

– Кого отведут?! – кричу. – Кто я?.. Мужчина или женщина?.. Жогло или Мерзляковский?.. Если я мужчина, то почему я в женской ведомости, а если я женщина, то почему я – гастроном?!

Кассир говорит:

– Ведите себя поприличней, голубчик. Тут все же касса, а не баня. Мужчина вы или женщина – мне лично все равно. Мне важно знать, кто Жогло? Идите наверх и выясняйте.

Пошел я наверх. Там говорят:

– Только что у нас была ревизия. Нас разоблачили, а вас не оформили. Это конец. До свиданья.

– Здравствуйте! – говорю. – Значит, я не получу своих денег?

– Не знаем, – мне говорят. – Мы вас не знаем. Кто вы?

– Вам не скажу, – говорю. – А деньги все равно от вас вырву.

И пошел вниз к кассиру. Говорю:

– Узнаете?.. Я Жогло – женщина, среднего рода, специалист, каких мало, в декрете, на лимите, вне подозрений… и за мной не заржавело!

– А-аааа, – сказал кассир. – Так бы сразу и сказали… Распишитесь!

И выдал мне деньги.

1975

Пока часы не пущены…

Пародия

Заметки нашего шахматного обозревателя

Знаменательно, что в фамилии нынешнего чемпиона мира по шахматам – К-а-р-п-о-в – шесть букв, а в имени Т-о-л-я – четыре. Если эти цифры поставить рядом, то получится… 64! Количество клеток на шахматной доске!

Над таким совпадением стоит призадуматься Бобби Фишеру, счет букв фамилии которого – 55 – заметно отстает от признанного во всем мире, существующего с древних времен шахматного символа.

Другая шахматная особенность – наличие белых и черных фигур и пешек.

К сожалению, невозможно подсчитать, сколько раз за всю историю шахматной игры белые начинали и выигрывали. Зато я совершенно достоверно знаю, что черные не начинали никогда. И в этом тоже есть свой скрытый философский смысл! Ведь борьба света и тьмы проходит через всю человеческую жизнь испокон веков!

Был, правда, один случай, когда в шахматы играли желтые и голубые. Но это произошло во времена Нерона, когда глупый и самодовольный император от скуки организовал турнир на звание чемпиона среди дальтоников. Между прочим, уже тогда стоял вопрос о включении шахмат в программу Олимпийских игр в Греции, но Олимпийский комитет, вплоть до сегодняшнего времени, затягивает решение этого важного вопроса.

Александр Македонский также увлекался шахматами. Очевидцы легенд рассказывают, что он неоднократно играл в походной палатке перед особо ответственными сражениями со своим любимым конем Буцефалом, предпочитая его как партнера своим тупым военачальникам.

Есть также неподтвержденные сведения об Иване Грозном, игравшем с князем Курбским по переписке. Этот матч закончился с интересным результатом: 26 бояр было утоплено живьем в проруби реки Яузы, 49 девок провели со взбесившимся от проигрыша Иваном 49 ночей, после чего на Гуси началась опричнина.

Да, шахматы всегда влияли на историю бурно развивающихся народов. Достаточно вспомнить пытки средневековой инквизиции, когда слепые от ненависти к разуму и мудрости, свойственным этой игре, инквизиторы прищемляли шахматной доской слабозащищенные места тогдашних мастеров-шахматистов, впихивали им в рот пешки со свинцом. И все-таки, несмотря ни на что, игра и игроки выжили, преодолели в дальнейшем соперничество «домино» и карточных увлечений. В наше время наблюдается подлинный расцвет шахмат – этой «игры миллионов». Зайдите в любой обеденный перерыв в любое учреждение, и вы увидите склонившиеся над шахматной доской головы! Спросите у них, давно ли они играют. И вам ответят: с утра до вечера! Следовательно, шахматы способны подчинять само время – обеденный перерыв оказывается благодаря этой замечательной игре равным целому рабочему дню. Это ли не прекрасно?

Шахматный взрыв наметился еще в прошлом веке, когда въехавший в Версаль на коне Бисмарк встретился там с вологодским купчиной из мужиков Гаврилой Ферапонтычем Лыковым: оба столкнулись нос к носу в одном из парижских будуаров, где честные мужики могли быть только по амурным делам. Лыков сразу узнал в Бисмарке того, кем он был, и, чтобы не смущать государственное лицо, пребывавшее в тот момент в некотором неглиже, предложил ему вместо дуэли коротенький блиц. Бисмарк продул Лыкову семнадцать партий подряд, хотя играл он примерно в силу нашего второго юношеского разряда. Лыков же всю жизнь был самоучкой, и шахматы ему подарили на Астраханской ярмарке проезжавшие по Волге на пироге ловцы жемчуга с Канарских островов, где, кстати, в будущем году состоится один из самых представительных турниров. Видимо, благодаря своим заморским друзьям Лыков в совершенстве овладел староиндийской защитой, а Бисмарк… Бисмарк сдался и в сердцах продал Англии все земли Нижней Саксонии, потом пошел домой и стал вынашивать идеи блицкрига, приведшие в конечном счете к Первой мировой войне. Таковы серьезные последствия одной неудачной шахматной серии.

Но в наше время такого уже не бывает и быть не может, хотя мне известны многие никому не известные вещи и из современной шахматной жизни.

К примеру, заметно прибавил в игре и в весе на международной шахматной арене голландец Ван дер Хрюгте из г. Брюгге. Из-за тучной фигуры ему теперь приходится сидеть за шахматным столиком на двух стульях. Это нервирует его партнеров, у которых при виде Хрюгте двоится в глазах. Некоторые федерации некоторых стран подали протесты, мотивируя их тем, что в игре с Хрюгте противники находятся в неравном положении. Но в международных правилах пока нет пункта, запрещающего сидеть на двух стульях. Всемирный конгресс Шахматной ассамблеи соберется будущим летом в одном из курортных местечек Антарктиды и в течение сорока четырех дней будет рассматривать этот вопрос, чтобы потом в итальянском курорте Спирокантаре через год принять окончательное решение. И тогда Хрюгге из Брюгге придется или похудеть, или бросить шахматы. Впрочем, голландец, кажется, не собирается подстраиваться под кого бы то ни было. К сегодняшнему дню он выиграл девяносто шесть турниров подряд, и сам собой возникает вопрос: как его остановить?.. Тем временем, будучи одинаково жаден к шахматам и еде, Хрюгге приехал на свой очередной турнир в Нахаузен (ФРГ) в сопровождении 14 поваров и 6 официантов. На вопрос корреспондентов, что он испытывал, когда двенадцатичасовая партия с румынским гроссмейстером Потаскану была отложена, голландец ответил:

– Голод. Мне хочется съесть проходную пешку Постакану на жэ-семь.

Кстати, на окончившемся только что турнире в Нью-дель-Бьянко было съедено 897 слонов и 398 коней, что говорит о возросших аппетитах гроссмейстеров. Сложные ладейные эндшпили применялись в этом же турнире 62,3 раза, что вдвое меньше, чем на таком же турнире в Бар-дель-Пьянко.

Между прочим, количество патов сейчас заметно увеличилось, но нет сомнения, что на смену этой «патологии» придет мат, и мы смело назовем этот период в развитии шахмат матриархатом. Шахматы тем и хороши, что не знаешь, что в них чем назвать!

Четыре цугцванга в одной партии, к примеру, можно было наблюдать недавно в одной игре испанца Ториньо. Это на два цугцванга больше, чем у эквадорца Мариньо. Если эти два мастера сыграют между собой (а матч между ними уже запланирован, ибо оба они вышли в одну восемнадцатую полуфинала), то, может быть, мы увидим шесть цугцвангов в одной партии. Не верится, но – возможно! Ведь и Ториньо, и Мариньо сейчас в отличной форме. Соперники прекрасно знают друг друга, хотя никогда не встречались. Ни разу в жизни Ториньо не сделал ни одной рокировки в длинную сторону! Об этом, конечно, отлично осведомлен Мариньо. С другой стороны, у Мариньо не все благополучно с цугцвангами в личной жизни, и об этом Ториньо тоже не может не знать!

Что ж! Пусть эти бойцы схлестнутся в рукопашной шахматной схватке, а мастер Пощечин из Нияснеутробинска подождет, пока в этом матче не выяснится его будущий противник.

Он уже в одной восемнадцатой полуфинала и потому пребывает в большом волнении: ведь ему все равно, что Ториньо, что Мариньо, а без победы ему в Верхнеутробинск не перебраться! Без победы ему там новой квартиры не дадут.

Впрочем, у Пощечина сейчас много и других забот. В последнее время мастер почему-то стал попадать в жуткий цейтнот. При проверке выяснилось, что в его шахматные часы был случайно вделан новый токсический счетчик. Дорого обошлась Пощечину игра на высоких скоростях!

Для любителей шахматной статистики сообщаю интимные анкетные данные мастера Пощечина: женат, но детей почему-то нет, любит Достоевского и Аллу Пугачеву… в шахматы играет с пеленок. Еще мама заметила: молоком его не корми, дай только что-нибудь клетчатое. В двухлетнем возрасте Пощечин добивается первого чемпионского звания: в яслях ему не было равных – как по части дебютов, так и по другой части. После каждой проигранной партии приходилось менять горшок. В три года Пощечин начинает давать сеансы одноименной игры в своем детском саду. Теперь уже не он, а его соперники из научно-исследовательских институтов и разных ведомств сидят на горшках и часами обдумывают сложные комбинации. С пяти лет Пощечин начинает побеждать всех шестилетних. В шесть – всех семилетних. В семь – всех восьмилетних… И так до сих пор. Следует учесть, что в настоящий момент Пощечину девятнадцать, а Мариньо и Ториньо – двадцатилетние. Нет ли тут чего-то такого, что говорит само за себя? Но не будем прогнозировать. Земной шар круглый, а доска квадратная. И потому шансы и гонорары у противников равны (по скольку Пощечин будет в случае выигрыша получать поздравления от ЦК профсоюза, а его соперники в случае проигрыша получат по «Мерседесу»).

Так или иначе, шахматные часы вот-вот будут пущены, и мы опять в который раз прочитаем эти или им подобные заметки нашего уважаемого шахматного обозревателя.

1977

Музыка будущего

Интервью из Италии

В городе Сопрано (Италия) только что закончился международный фестиваль-симпозиум по проблемам «Музыка будущего». В течение недели десятки композиторов и сотни исполнителей выступали перед тысячами слушателей. Звучали мелодии всех континентов Земли. В заключение корреспондент газеты «Вечернее Сопрано» встретился с представителем советской музыкальной культуры композитором Краковским и попросил его ответить на несколько вопросов:

– Как вы оцениваете итоги состоявшегося симпозиума?

– Симпозиум прошел удачно, – ответил гость из Советского Союза. – Я везу на Родину четыре килограмма колбасы.

– А что вы думаете о музыке будущего?

– Вспоминаются мудрые слова поэта: «Лежит в витрине ветчина и прочая антисоветчина». Я думаю, что музыка будущего станет у нас очень популярна, если в магазинах наших сел и городов появится, наконец, что-то по-настоящему антисоветское. Например, сосиски.

– Интересная мысль. А как вы считаете, эта музыка будет мелодична или дисгармонична?.. Сегодня многие специалисты спорят на эту тему…

– Если колбасы будет достаточно, музыка будущего, конечно, будет звучать чрезвычайно мелодично. Если же колбасы не будет, возможны диссонансы.

– Иными словами, вы – противник додекафонии?

– Я сторонник интуитивно-подсознательных подходов к прилавку в свободном творческом самовыражении, коммуникативная связь которого с тем, что мы по ошибке еще называем жизнью, иррационально и репрезентативно программируется в легитимном монизме моего «я» в формах телеологического абсолюта и гносеологии универсума, в просторечии именуемого колбасой варено-копченой. Можно рубленой. Пожалуйста, хоть сто граммов. Желательно порезать.

– Понятно. А как вы работаете?.. Предпочитаете электронные инструменты или традиционный состав оркестра?

– Обычно я пишу дома на холодильнике. Поскольку он пуст, меня ничто не отвлекает. Любовь к большому составу мне не мешает, ибо мой вкус – всеядность.

– Значит ли это, что вы создаете свою великую музыку по слуху?

– Не по слуху, а по нюху. Лучше всего мне работается на рояле, куда моя жена иногда ставит специально для меня несколько кусочков сервелата.

– Испытываете ли вы в этот момент какие-либо видения, и если да, то какие?

– В процессе сочинения порядка и ритма нот я переживаю поистине моцартианские чувства. Сначала мне является «Докторская», затем «Отдельная» за ту же цену… Это – Бетховен… Нечеловеческая музыка! Жизнь представляется мне триумфальным праздником со звуками реквиема в финале. Я заканчиваю работать в момент, когда с неба ко мне по-вагнеровски – музыка сфер! – спускается что-то копченое. Тут уже не до творчества. Не до большого искусства. Тут Пахмутова, Добрынин, Кобзон с Легкоступовой… Тут хочется не столько жить, сколько петь.

– А какова вообще ваша художественная программа?.. Какие принципы в искусстве вы отстаиваете?

– Вообще я реалист. Пусть у меня в доме и в доме моих соотечественников всегда будет ливерная. Черт с вами, можно не резать.

– То есть вы начисто отрицаете духовную пищу?

– Если пищу положить в духовку, она непременно сделается духовной. Но колбасу можно есть и вареную. И сырую. В этом смысле для нас особенно интересен опыт Пуччини, создавшего гениальную «Тоску». За обеденным столом.

– Ваши старые симфонии не устарели, а новые оратории звучат по-новому… В чем секрет вашего неувядающего искусства, вашего поистине удивительного мастерства?

– Я делаю только то, что нужно людям. В прошлом году в Московской консерватории прозвучал мой Концерт для балалайки с оркестром, посвященный очередному съезду. Я добился, чтобы в перерыве буфет торговал бутербродами с колбасой. Мое произведение имело бешеный успех. Многие, кто в тот вечер не попал в консерваторию, просят его повторить.

– Ив заключение пара вопросов, не имеющих отношения к музыке. Как вы относитесь к Михаилу Горбачеву?.. Останется ли он у власти в ближайшие пять-десять лет?

– Безусловно. Но при одном условии: если в магазине появится хотя бы один сорт популярного мясопродукта. Пусть конская. Пусть какая-никакая. Не режьте. Возьму куском.

– А если случится чудо и появятся два сорта?

– В этом случае он будет править страной в течение двадцати, а может быть, и тридцати-сорока лет. Но для этого нужно, чтобы Буш дал нам фарш, а Коль – зельц.

– Так что у перестройки есть перспективы?

– Есть!.. Есть!.. И еще раз есть!.. – на такой веселой, оптимистической ноте закончил разговор известный советский композитор. – Хотя бы два раза в день!

Кстати, в интимной беседе с корреспондентом «Вечернего Сопрано» он признался, что, прилетев домой, будет настаивать, чтобы его жена, носящая фамилию мужа, отныне делала ударение на первом слоге.

В этом случае композитор Краковский из Советского Союза надеется испытать дополнительный прилив вдохновения.

1989

Сладкая фамилия

Помните рассказ Антона Павловича Чехова «Лошадиная фамилия»?.. Аналогичный случай произошел в школе КГБ города Тамбова. Давно уж это было, во времена оные…

Это сейчас имя академика Сахарова знают все. А тогда оно еще оставалось засекреченным. Но академик уже успел проявить себя как будущий диссидент.

И вот о нем впервые рассказывает молодым курсантам какой-то полковник, приехавший из Москвы.

– Это, – говорит, – сейчас самый опасный человек для нашей госбезопасности. И такой он, и сякой, особенно неприятно, что он Герой Соцтруда и притворяется мировой величиной в науке… От него сейчас как от физика пойдет, можно сказать, атомная реакция. Мы, – говорит, – все скоро погибнем от его свободолюбивой энергии. Его, – говорит, – нам в ближайшее время придется обуздать, чтобы сохранить мир во всем мире.

– А как фамилия этого нашего предателя? – спрашивают курсанты докладчика. И не столько из любопытства, сколько из профессионального желания знать, с кем им предстоит бороться. Кого сажать, за кем следить.

А докладчик как раз на этом месте запнулся, то ли склероз ему в голову вдарил неожиданно, то ли вчера в поезде принял на грудь больше, чем нужно, а вспомнить фамилию этого мерзкого академика не может. Экает, бэкает с трибуны, а нужное слово из его тугодумной башки не выскакивает.

– Помню, – говорит, – у него фамилия… эта… какая-то сладкая!..

Тут тамбовские курсанты – ребята молодые, палец в рот не клади – откусят! – начинают из зала подсказывать полковнику. Происходит нечто почти по Чехову, хотя большинство Чехова читало и могло приезжего полковника не ставить в неловкое положение.

– Сластин? – кричат желающие получить в школе КГБ хорошее образование. – Академик Сластин?

– Нет, не Сластин. Но что-то похожее.

– Тогда, может, Сладунькин?.. Или Сладунько?.. Или Сластенко?

Полковник улыбается смущенно, трет вспотевшую шею, а шея у него во какая – сосна в три обхвата! – но вспомнить фамилию не может.

– И не Сластенко, и тем более не Сладунько. Извините.

– Может, Конфеткин?.. Или Шоколадкин? – это уже издевается кто-то из задних рядов. – Или, на худой конец. Медовой?..

– Кондитерский! – предлагают.

– Тортов!

– Пирожных!

– Крембрюлевич!

Всё мимо. Полковник тупо качает головой.

– Может Бисквитов?.. Или Соси-Леденцов?.. Или, наконец, даже Ромов-Бабов?!

Юные голоса будущих бойцов невидимого фронта становятся все более по-петушиному звонкими, а бедный полковник прямо на глазах скисает и никнет.

«Что-то с памятью моей стало!» – хочет он спеть на известную мелодию, но и она сейчас забыта, не вспоминается и подавно.

– Сладкоруков!.. Сладконогов!.. Сладкоежкин!.. Сладконожкин!.. Сладкоухов!.. Сладкобрюхов!.. Сладконосов!.. Сладкозубов!.. Сладкоглазов!.. Сладкохренов!..

Один курсант вообще обнаглел и прокричал совсем уж отвратительную фамилию:

– Рахат-Лукумов!..

Полковник на это взбеленился.

– Прошу, – говорит, – меня впредь не оскорблять такими фамилиями и сохранять мое офицерское достоинство.

Тут в тишине возьми и раздайся чей-то разумный голос:

– Цукерман.

Полковник хлопает себя по лбу и говорит:

– Вот это уже ближе. Кто сказал «Цукерман» – встать и три шага вперед.

С первого ряда встает курсант-отличник и делает все, как приказал товарищ полковник. Встает и три шага вперед. Замерли все, только занавесочки у форточки недисциплинированно трясутся.

– Сахаров его фамилия!.. Сахаров! – выпаливает полковник под бурные, долго не смолкающие, чисто съездовские аплодисменты. – А вам, курсант, объявляю благодарность за находчивость в трудную минуту.

– Служу Советскому Союзу!

…Говорят, тот полковник давно уже стал генералом, а бывший отличник-курсант совсем на днях получил звание полковника.

Как г-н Жириновский в театр не пришел

Нужно ли полемизировать с фашистами?

Этот вопрос надавно вылез для меня из чернот истории и потребовал незамедлительного ответа.

Началось с того, что в Театр у Никитских ворот позвонила милая женщина с телевидения и спросила, не буду ли я против, если на наш спектакль «Майн кампф». Фарс» придет г-н Жириновский.