Текст книги "Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 51. Марк Розовский"

Автор книги: Марк Розовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

И в тот же момент понял, что неправильно набрал номер. Вместо «Скорой помощи» позвонил в службу «Секс по телефону»!..

Я хотел было проклясть себя за эту ошибку, да вдруг обомлел: дедушка мой стоял в неглиже посреди комнаты и приплясывал:

– Ах, дочка!.. Ох, дочка!.. Ну, ты даешь, дочка!..

Что и как она давала, теперь это уже не имело никакого значения: мой дедушка был сейчас здоров, как бык. Точнее, как бык-производитель. Я выхватил у быка трубку, чтобы поблагодарить за лечение.

– С вас полторы тысячи. Говорили три минуты, – услышал я очаровательный голос.

Честное слово, здоровье дедушки стоило дороже.

1992

Последствия

Девочка Надя, тринадцати лет, сидела на подоконнике у раскрытого окна и смотрелась в зеркало. Этаж был семнадцатый, сверху были видны людишки, автобусики и трамвайчики…

Вдруг Надя увидела на своем лице прыщик. Она отложила в сторону не доеденный ею банан и принялась давить… в самый решающий момент она вздрогнула, сделала неверное движение – и банан полетел вниз на мостовую.

Шмяк!

В ту же секунду на скользкую корку банана наступила перебегавшая улицу тетка. Она проехалась на банановой корке и распласталась у светофора.

Водитель автобуса рванул руль влево.

Из-за чего ехавшая рядом машина-фургон с надписью «Живая рыба» врезалась в столб. Но вода из фургона не вылилась, живая рыба вопреки ожиданиям на асфальт не вывалилась. Вместо всего этого из раскрывшихся от удара задних дверей на улицу выскочили пятеро бритых людей в полосатой одежде, а за ними милиционер и солдат. Они начали стрелять с колена вслед разбежавшимся в разные стороны заключенным.

В тот же вечер в городе выросла преступность ровно на пять единиц. Причем одно из преступлений оказалось особенно злостным – был украден «дипломат» у одного из дипломатов.

В этом «дипломате» были, как на грех, списки всех агентов стран третьего мира, что в конце концов привело к выдворению этого дипломата, оказавшегося резидентом четырех разведок в одной никому не известной стране.

Пришлось вмешаться Организации Объединенных Наций.

Голосование показало, как всегда, единство всех миролюбивых сил, благодаря которому, собственно, и начался вооруженный конфликт между сторонами.

Два континента оказались втянуты в кровавую бойню.

До атомной войны, к счастью, не дошло, но тридцать три миллиона убитых и раненых – вот результат этого регионального конфликта, в котором, как нас и предупреждали, и не могло быть ни выигравших, ни проигравших.

К этому надо добавить, что национальный доход во многих странах снизился на четыре процента.

…Вот к каким тяжелым последствиям привело одно неверное движение девочки Нади тринадцати лет, которая однажды сидела на подоконнике и давила прыщик.

1994

Горемыки

Собрались Горемыки на Съезд.

В президиум выбрали, как полагается, лучших, самых, можно сказать, несчастных из несчастных. Стали слушать доклад:

– За отчетный период наши муки возросли на столько-то процентов, наши печали – на столько-то. Сегодня мыкать научились все, а кто не мыкает, тот не наш человек. Мы достигли больших успехов в деле всеобщей деградации, заняв активную позицию на платформе паралича. Много поработали над упадком нашей экономики. Всерьез потрудились для того, чтобы маразм крепчал. Приняли ряд судьбоносных решений, поддержав действия правительства под девизом: «Семь бед – один ответ». Умело и без потерь исчерпали все возможности. Начали подготовку полного провала по всем направлениям, энергично содействуя прогрессу общего кризиса. Эвакуировали беженцев из опасной зоны в регион чрезвычайного положения, чтобы лично присутствовать на демонстрации бросания их на произвол судьбы с целью дальнейшей организации борьбы с его последствиями. Наконец, получили доверие народа для новых поражений и исторических ошибок.

Затем приступили к прениям. Один Горемыка выразил неудовлетворение:

– Ваше горе гораздо меньше нашего.

Другой оратор с ним не согласился:

– А наше горе еще больше!

Один делегат остановился на вопросе: «Почему все остановилось?»

– В нашем городе, – рассказал он, – остановилось все: часы, транспорт, заводы, фабрики, работа учреждений… Но пока мало кто понимает, что это и есть «в коммуне остановка». Та самая.

Один из жителей села Заверюхино предложил очень интересную программу развития Нечерноземья.

– Пропадай моя деревня, – сказал он. – Все четыре колеса.

С этим решительно не согласился житель деревни Стародубцево. Он сказал:

– Программу осуществить можно, но сложно, поскольку никаких колес ни в одной деревне нет.

Участники землетрясений поделились своим опытом.

– Мы, – говорят, – готовы к любым катаклизмам, в том числе и к талонам на сахар. Ведь то, что в течение столетия невыносимо для других, для нас давно стало дневной нормой.

Интересное заявление сделали утопленники, которых удалось спасти:

– Мы и впредь будем купаться и плавать. В любую погоду. Нам и сейчас не страшны никакие бури, штормы и ураганы. Только, – жалуются, – дырявых лодок не хватает. Помогите! – кричат. – С дырявыми лодками! Спасите!

Некоторые выступающие пытались поднять настроение призывами:

– Больше внимания наступающему апокалипсису!

– Тверже шаг по болоту!

– Выше уровень воды наших наводнений!

– В жизни раз бывает восемнадцать лет строгого режима!

В общем, страсти накалились. Мученики партии обвинили беспартийных мучеников в том, что они их мало мучают.

– Чем? – спросили их присутствовавшие на съезде горе-журналисты.

– Муками воспоминаний. Муками совести, – был ответ.

Одного калеку просто не стали слушать. Он хотел сказать, что есть еще надежда. Ему не дали договорить.

– Мы, инвалиды, все как один протестуем против заявления нашего калеки!

И пригрозили накостылять ему за псевдооптимизм.

В заключение приняли резолюцию, требующую положить конец свету. Начали плакать. Некоторые – стенать. Особенно ретивые – кожу раздирать, в общем, расстроились… Действительно, настроение у всех не самое лучшее. А чего радоваться?.. Съезд кончился, будущего нет… А тут один взывает:

– Дальше! Дальше! Дальше!

Другой:

– Так дальше жить нельзя!

Третий:

– Сдать оружие!

Что поделаешь?.. Решили в следующем году провести еще один внеочередной, общегоремычный съезд. На повестке дня три вопроса:

1. Итоги ужасов.

2. Перспективы кошмаров.

3. Перевыборы гастролеров на трибуне.

В общем, работы много. Кто хочет, как говорится, может подключиться. Внести свой вклад в наше общегоремычное дело.

1995

Наша экология

Решили мы однажды проверить нашу питьевую воду на экологию.

Послали несколько литров в Англию на экспертизу. Через месяц приходит научный ответ: «Купаться запрещено».

Тогда послали воду из пруда. Через три недели английский ответ: «Бензин хороший. Можно заправляться».

Послали бензин. Ответ получаем по-английски: «Водка нормальная. Чисто русская».

Послали водку. Нам отвечают:

«Ваш яд для тараканов неплох. Но к нему требуется закуска».

Послали закуску. Через неделю нам пишут:

«Взяли пробу вашего грунта. Не могли бы прислать нам немного черной икры?»

Прислали. Ответ был такой: «Ваш сапожный крем следует смешать с маслом».

Послали масло. Приходит ответ на следующий день: «Анализ вашего дерьма произвели лучшие специалисты. Результаты превзошли наши ожидания».

Тогда мы поднатужились и послали в Англию немножко нашего настоящего дерьма. Ответ получили в тот же день:

«А это дерьмо – просто дерьмо. Можете удобрять».

Поскольку этот единственный продукт получился у нас абсолютно экологически чистым и высшего качества – ведь можем же, когда захотим! – мы решили рекомендовать его к массовому потреблению. Едим до сих пор.

1996

Письмо в гозету «Зафтра»

В связи с тем, шта русский езык нуждаица в риформе рускаво езыка придлагаю слово «карова» писать через «ю», а букву «г» отменить вобче как недостойную рускава езыка па причине ея нехарошаго запаха. Ва всем винаваты цегане и явреи каторым руский езык не великий и не могучий. Ани иго не уважают пусть уизжают в свой израэль и там гаварят на своем радном езыке а наш езык аставьте нам штобы мы магли на ем писать и разгаворовать.

Мы есть патриоты Росии и не дадим всяким ждам и мосонам. Мы им врежем штобы знали и не магли. Ани хатят апоганить и опарочить нашу культуру и историю но мы будим на страже бить им па роже.

Расея должна принаддижать только руским а то многа сичас развелось лицов кавкаской национальности и других чукчей на нашу голову, рускому езыку нада помоч. А кто яму поможид есля ня мы. Кто ишчто им будит хронить в нашем обществе память о езыке Пушкино и Дастаевского, Талстово и Тургеньева, Гогля и Порханова, а не этих Пастернюка и Манделштурма, Булдакова и Плутонова.

Постоянный читател вашей газеты (подпись неразборчива)

Оазис

Сто тридцать два дня и сто тридцать две ночи наш караван тащился по пустыне. И вот, наконец, оазис. Спасение пришло.

– Извините, но у нас тут не базар, а рынок, – сказал нам представитель начальства оазиса. – Придется вам заплатить за воду.

– Сколько? – спросили мы, упав на колени от жажды.

– Надо заключить договор: вы нам ваше золото, мы вам гарантированный подход к нашим колодцам.

– Возьмите все, только дайте попить.

– А за ведра вы чем будете платить?.. Вам следует оплатить наши ведра.

– Берите верблюдами. Ваши ведра – наши верблюды.

– О’кей. Бартер, значит. А кто нам заплатит за аренду веревок?.. Вы же хотите, чтобы ведра опускались в колодцы, не так ли?

– Мы хотим пить, – заявили мы твердо.

– Тогда будете платить, – не менее твердо заявили нам.

– Что еще?

– Еще можем предложить гарем на сорок коек для каждого участника каравана. Досуг. Девушки. Круглосуточно. Спросить Гюльнару.

– Нам пить… пить хочется. Умираем.

– Гюльнара оживит вас. Только платите.

– Чем?.. Золото забрали, верблюдов взяли. Платить уже не можем, а во рту еще ни одной капли не было!..

– Если вы неплатежеспособны как партнеры, то зачем вообще шляетесь по пустыне!.. Пить им хочется, понимаешь!.. А ну, схватите этих авантюристов и отрубите им головы!..

Тотчас вбежала охрана оазиса, скрутила нас и потащила куда-то на площадь. Там нас уже ждал палач, который, подняв секиру, спросил наше последнее желание.

– Пить! – хором крикнули мы.

Он рубанул в ответ по нашим головам.

…Впоследствии выяснилось, что оазис был вовсе не оазис, а мираж в пустыне, и потому мы еще живы.

Живы, черт возьми.

Но пить хочется еще больше.

1997

Летающие топоры

 
А наши топоры
Лежали до поры.
 

Н.А. Некрасов

Несколько наших топоров решили полетать – себя показать, на мир посмотреть. А как полетишь – крыльев-то у топоров нету. А все ж полетели – топоры, они такие, им достаточно их желания. Или задания.

Вот летят они над миром. Смотрят – внизу Индия, а по Индии слон топает. Топоры на него сверху все разом – хрясь!..

Слон упал, бедный, сначала на одно колено, потом на другое, ничего понять не может а тут еще кровь хлещет – кто это его? Зачем? Почему?.. А вот так. Потому что на зайца не похож, понятно? Слон хотел спросить: что такое «заяц», да не успел.

Топоры вскинулись к небу и дальше полетели.

А внизу уже Сибирь, тайга…

Тут топорам раздолье. Спикировали вниз, повырубали тайгу, даже подустали немножко, почувствовали свою тупость.

Отдохнули – и дальше в полет. Хочется мир изменить к лучшему, то есть сделать всё сборноразборно.

Пролетая над Москвой, подивились ее красоте, мимоходом срубили все кресты со всех церквей —

это так, из баловства, просто так ведь над Москвой скучно кружиться, да и воронья много – конкуренция…

А куда от Москвы дальше лететь – топоры не знают, в небе сто дорог, и все в разные стороны… В небе Африки покувыркались, над Китаем – тренировочный полет произвели, ай да молодцы!..

Потянуло молодцов в Европу. А Европа закрыта. Стена высоченная, выше облаков…

Топоры посовещались между собой, решили прорубить окно в Европу.

Стали рубить, а стена некрепкая, мягкая – из ваты, попробуй вату топором – ничего не получится… Наконец прорубили… Окно – не окно, а вроде дырки маленькое отверстие… Но злопыхает, как большое.

Туда и навострились.

Летят над Польшей. Смотрят, чего бы срубить. А там уже ничего, все порублено. Какими-то чужими секирами.

Опоздали, как всегда, с Польшей, далее Германия…

А там свои топоры всегда готовые к взлету стоят. Лучше Германию не трогать. Там свое точеное железо.

Бельгия, Голландия, Люксембург – это страны маленькие. Рубанешь и не заметишь. Разве это удовольствие? Зато по просьбе трудящихся Испании врезали ей хорошенько, чтоб Норвегии неповадно было.

Франция. Тут, конечно, очень заманчиво топорам поиграть. Здесь для них много всего. Многое, так сказать, вдохновляет. Так сказать, зовет к топору.

Ну, во-первых, женщины. Все – доски, но… Краси-и-ивые!.. Из-за каждой можно рубиться. Во-вторых, вина, коньяк… Тут вообще – чуть перебрал – сразу вырубился. А если топор вырубился – он уже не топор. Тряпка половая.

Следуя своему интернациональному долгу, решили махнуть в Англию. А там все то же, что во Франции, только по-английски. Одни чурки. Живут неправильно, все неотесанные. Ничего, придет время – обстругаем англичан. А пока…

Отрубили от Италии сапожок. Подарили Швеции. Пусть носит!

Отрезали кусок мяса. Оказалось, это от Потамии. Пусть оказалось!

Махнули через океан в Америку. Вот где все как в России, только хуже. Порядка нет.

Тут топорам воля: Америка – страна свободы, гуляй – не хочу. Разгулялись. По небоскребам прошлись, по дорогам проехались. Теперь там колдобины и гаишники взятки берут.

Вообще в Америке все на деньги. Но не на наши, не на деревянные. Это исправимо.

В России если кому топором по башке дашь – это можно и бесплатно, а в Америке только за доллары. Теперь у них будет, как у нас. Навели порядок. В Чикаго все теперь, как в Серпухове, а в Бостоне – как в Комсомольске-на-Амуре. В Капитолии – Дума, на Бродвее – Табаков, в Голливуде – Михалков… Нарубили дров – и дальше… Жаль, Япония не по пути, а то бы мы из нее Башкирию сделали. Запросто!

Двинулись из Америки на Кубу – там своя рубка. Опираясь на антираскольниковский принцип невмешательства в голову старухи-процентщицы, познакомились с мачете, подружились – хоть и чужие, а родные. С Кубы – в Чили. Там спокойно сейчас, топорам делать нечего. Но есть отдельные серпастые, которым нужна наша поддержка.

Оказали и оказались в Бразилии. Там все танцуют. И в футбол играют. Совсем другая рубка.

Оттуда до Антарктиды – рукой подать. Но там с айсбергами много возни. Лед рубить тяжелей, чем людей. Потому в Антарктиду так и не развернулись. Сделали вираж, почуяли кураж.

В Австралии – кенгуру: кен – влево, гуру – вправо. Зебру порубили: черная полосочка отдельно, белая отдельно. Полегчало. Весь мир отметил нашу топорную работу.

Везде наши топоры – свои люди. Всюду их принимали как почетных гостей, но всегда шарахались…

Все же топоры – опасные существа. Налетчики.

Особенно когда по миру летают косяками.

1968

Ахромей

Как один солдат всех енералов не победил

Во всем был силен Ахромей, но одну слабость все же имел – очень уж нравилось ему парады на Красной площади принимать. Бывало, выстроит своих енералов да маршалов, а сам на белом коне из Спасских ворот выезжает. Все перед ним во фрунт застымши, глазами остеклянемши. Он им:

– Гав!

А они ему троекратно:

– Гав! Гав! Гав!

И:

– Ура-аа!..

А солдат Ахромей и тут начеку: одним ухом музыку слушает, а другим смысл ловит. Какой смысл спросите? Отвечаю. Смысл парада в демонстрации.

– А в демонстрации чего?

– Собачьей преданности.

Каждый енерал не просто гавкает – как бы клянется. А который маршал – тот еще и рычит И кто громче – тот у них и главнее. У того и орденов поболе, и живот потолще.

А солдат Ахромей хоть и младше по чину, да только не им, а ему доверяют парад принимать. За его былые воинские заслуги.

И правда, когда надо было басурман чихвостить, вызвали Ахромея, говорят:

– Давай. Чихвость.

Он тогда порадовался и всех отчихвостил. Дале, говорят, надо с халдеями управиться.

– Иди в поход.

Он тут же пошел и управился.

Наконец, просят пушку прочистить – дуло на чухонцев направить и ихнее чухонство пресечь.

Он тотчас пресек и направил.

И вот, видя такое его солдатское геройство, решили все как один енералы и маршалы перед Ахромеем навытяжку стоять и гавкать.

– Ты, – говорят, – Ахромей, наша опора в грядущих боях. И мы, имея тебя, за свою жизнь спокойны.

Только зря они так уверовали. Потому как попривык Ахромей к парадным почестям и, можно сказать, потерял бдительность. Из-за чего и вышло то, что все границы перешло.

Надо ему из Спасских ворот выезжать, и белый конь для него уж готов, а у него, у Ахромея, пупок развязался. Он туда-сюда, хочет завязать, а не может.

Пупок – он и есть пупок, ему что парад, что хоть бы что – никак, что ни делай, как ни старайся, – а не завязывается.

Ахромей даже весь посинел, так хочет наладиться, от напряга аж хрякнул – белый конь вспунулся и без седока на Красную площадь как зацокает…

Енералы и маршалы стоят еще больше застымши, еще больше остеклянемши. Да только сколько в таком положении простоишь… Пора гавкать, а кому?..

– Иго-го-го!

Они в растерянности. Тогда кто-то начал, остальные поддержали:

– И-го-го! И-го-го! И-го-го!

И конечно:

– Ура-аа! – прокатилось по рядам. Да не простое, богатырское. Очинно тут обиделся солдат Ахромей. Выходит, он воевал, пресекал, а между ним и лошадью разницы никакой. Даже не обиделся, а прямо осерчал.

И командует: «Войска, к бою!»

Все войска тут же за его спиной.

– За Родину! В атаку! Вперед!

И с развязанным пупком на своих же енералов и маршалов как бросится. Что тут началось!..

Пушки палят, шашки наголо, кто-то что-то кричит, кто-то с кем-то по телефону переговаривается… Некоторые упали. Другие стонут. Третьи врассыпную… Дым… кровь… Знамена заместо штыков используются… Пулеметы стрекочут, танки друг друга давят, никак подавить не могут… В общем, хуже некуда, военное положение, атмосфера страха, время подвигов… В такую эпоху лучше всего пьяным на печи лежать и не поддаваться панике.

Еле скрутили Ахромея, овладели, так сказать, нештатной ситуацией. Отправили его в штрафбат. Пусть там себя заново героем показывает. Нужники чистит.

С той поры на Красной площади парады нормально проходят. Солдатам уже не доверяют их принимать. Несмотря ни на какие их былые заслуги и доблести. Доверяют это дело только небоевым генералам и маршалам. И правильно. У них никогда пупок не развязывается.

1988

Мордобои

В одном королевстве много лет назад правил король Мордобой 5-й. До него в той стране уже были четыре Мордобоя, и все, как вы понимаете, отличались большой жесткостью. Но Мордобой 5-й был, что называется, самым-самым. Особенно по части мордобоя.

Любил он, очень любил ко всему руку приложить. А рука в виде кулака да еще в перчатке.

А в перчатку Мордобой закладывал еще и свинчатку. Так что удар получался в сорок раз сильнее, чем обычным кулаком.

Почему в сорок?.. А все рассчитано. Во дворце Мордобоя в каждой комнате стояли специальные силомеры – такие механизмы, на которых король мог тренировать каждый свой удар и знать, точно знать его тяжесть.

Да только нашему Мордобою все было мало. Решил он свой удар увеличить не в 40, а в 400 раз. Очень уж ему этого хотелось.

Вот вызывает он к себе двух ученых с мировым именем – Эйна и Штейна – и говорит им о своей просьбе.

– Это, – говорит, – заказ государственной важности. И мне нужно, чтобы вы выполнили его в наикратчайшие сроки. Так что думайте, авось что-нибудь этакое и придумаете.

Эйн и Штейн замялись, они не привыкли думать по госзаказу.

– Мы, – говорят, – вообще-то физики. Мы вообще-то другими проблемами занимаемся.

– Какими другими?

– Проблемами природы. Ее тайнами. Космосом интересуемся. Хотим, к примеру, в следующем тысячелетии в соседнюю галактику заглянуть. А вот к вашему кулаку нас как-то пока не тянуло. Мы почему-то проходили мимо вашего кулака.

Мордобой послушал этот ответ и говорит:

– Вы арестованы.

– Как? – изумились Эйн и Штейн.

– А вот так, – отвечает им Мордобой. – Будете в тюрьме у меня работать и сидеть. И пока не сделаете того, чего я прошу, я вас, собак, из тюрьмы на волю не выпушу.

У Эйна было двое детей, а у Штейна – скрипка.

– Сделаем, – сказали арестованные Эйн и Штейн. – Почему ж не сделать?.. В конце концов, мы физики и можем рассчитать любую физическую силу.

– А вот это правильно, – кивнул Мордобой. – Только без жертв. Я этого не люблю. Я люблю, когда с любовью, с энтузиазмом… Чтоб любая трагедия была оптимистическая. В общем, за работу, товарищи!

И начали работать. Но как начали?.. Для начала сковали Эйна и Штейна одной цепью, чтоб не убежали друг от друга и чтоб дружили, – Мордобой очень дружбу любил, особенно мужскую. Потом специально для них вырыли подземелье – 7 километров вниз, а чтоб Мордобой мог ездить туда с удобствами – проверять, как идет работа, – провели туда для него личное метро. По прямой, без пересадок.

И только после этого дали Эйну и Штейну возможность свободно думать в подземелье.

Думали они, думали и, наконец, придумали.

– Надо, – говорят, – свинчатку в сто раз увеличить. Тогда и удар будет в тысячу раз сильней. По закону геометрической прогрессии.

Увеличили свинчатку. Заложили в перчатку. Пришел Мордобой испытание новой системы проводить. Четыре… три… два… один… пуск!

Хочет поднять кулак, да не может. Отяжелела перчатка в сто раз.

Начал снимать перчатку, а она не снимается. Мордобой тужится, а сил нет такую тяжесть носить. Стоит, будто прикованный к своему свинцу, и ругается:

– Это что вы, собаки, со мной сделали?.. Я же такую тяжесть потянуть не могу. А ну, освобождайте меня скорей!..

А Эйн и Штейн смеются.

– Нет, – говорят. – Хватит с нас всяких Мордобоев. Ты у нас пятый по счету и последний. Будешь теперь до конца жизни в этом подземелье сидеть и свою физическую силу испытывать.

Сказали так и наверх поднялись.

Эйн к своим детям пошел, а Штейн на скрипке заиграл.

Да так хорошо – приятно слушать.

1968

Про лекарство

Жило-было Ухо.

Из Уха росло Дерево.

На Дереве висели Бомбы.

В Бомбах были Конфеты.

Конфеты были горькие.

Их любили кушать Коровы.

Эти Коровы умели летать.

В полете Коровы пели.

Им аплодировали Самолеты.

У Самолетов были Дети.

Детей звали «самолетики».

«Самолетики» были бумажные.

Они любили кувыркаться.

Их приглашали кувыркаться в Цирке.

В Цирке выступали дрессированные Цветы.

Один Цветок мечтал стать Клоуном.

Его звали Ромашка.

У Ромашки был друг – Муравей.

Этот муравей спал 25 часов в сутки.

Во сне он храпел, как Лошадь.

Лошадь была старая, пегая и добрая.

Ее любил рисовать Художник.

В мастерской Художника жил Глаз.

Художник заболел и пошел к Доктору.

Доктор спросил: «На что жалуетесь, больной?»

Художник говорит: «Большая разница между тем, что я вижу, и тем, что я слышу»

Доктор говорит: «Тогда я вам пропишу лекарство. Это лекарство – сказка, которая начинается так: «Жило-было Ухо. Из Уха росло Дерево…» и т. д.».

Художник принят лекарство и выздоровел.

1965

Времена года

Решила Весна прийти раньше.

И пришла. Зима говорит:

– Не люблю выскочек.

Весна отвечает:

– Ты чего злишься?! Не злись!..

Зима:

– Я с тобой и разговаривать не желаю.

– И не разговаривай. Уходи без разговоров.

В общем, поссорились. Испортили, можно сказать, отношения. Только Весна наступила, сразу Лето пришло.

– Здравствуй, Лето! – говорит Весна. – Что-то ты не вовремя…

– Когда хочу, тогда и прихожу – говорит Лето. – Я тебя не спрашиваю…

– А я тебе и не отвечаю. Мне от тебя, прости, ни жарко, ни холодно.

Это значило, что не успело Лето наступить, как уже Осень явилась… Лето кричит:

– Бррр… Мерзну…

Осень улыбается:

– Так тебе и надо… Ты меня даже не поприветствовало…

Только Осень эти слова произнесла, снег повалил, мороз грянул… Зима на дворе!.. И сразу:

– Ой, слякоть-то какая… Разве это Зима?.. Все тает!..

– Ф-фу… Жарища… Дышать нечем!..

– И дождь, слава богу!.. Наконец-то опять холодрыга!..

В общем, все перепуталось в природе. Смотрят люди на календарь; там август, а по улице Дед Мороз с елкой шагает…

А все потому, что решила однажды Весна прийти раньше. И пришла.

1968

Две деревни

Жили по соседству две деревни.

Но жили по-разному.

Когда одна деревня плакала, другая смеялась.

Когда одна пела, другая молчала.

Когда одна спала, другая работала.

И вот, настало вдруг время, когда одна деревня не выдержала и пошла на другую с кулаками. А другой – что делать?.. Ей впервые, можно сказать, пришлось делать то же самое. С кулаками пойти на свою соседку.

Вот идут они деревня на деревню и думают, как бы победить друг друга в этой борьбе.

Да только двух победителей в драке не бывает. Дали волю кулакам, и вот что в результате получилось. Теперь…

Когда одна деревня плакала, другая смеялась.

Когда одна деревня пела, другая молчала.

Когда одна спала, другая работала.

1969

Будьте здоровы

Один дядька много чихал. По двадцать два раза каждый раз. Если начнет чихать, его уже не остановишь… Пока двадцать два чиха не сделает, ни за что не успокоится… Даже смешно. Если не сказать, грустно.

Потому что на каждый его чих окружающие должны были говорить:

– Будьте здоровы!

Ему, дураку, хорошо чихать. Он свою норму знает. А окружающим – каково?..

Ну два раза ему «будьте здоровы» пожелали, ну, пять, ну, семь… ну, наконец, одиннадцать… это еще куда ни шло!

Но – двадцать два!.. Нет, это уже было слишком. И где-то после двенадцатого чиха наступало молчание. Ну, глупо двенадцать раз подряд говорить одно и то же. Хотя и семь не умнее.

И вот обычно последние десять чихов проходили без участия окружающих. Многие из них, бывало, просто не выдерживали напряжения и убегали от чихающего в неизвестном направлении. Говоря прямо, скрывались кто куда. Лишь бы не присутствовать при этой ужасной картине: дядь ка продолжает надрываться, а ты, видишь ли, ему опять и опять:

– Будьте здоровы!.. Будьте здоровы!.. Будьте…

Прямо-таки не ясно, кто больше в этой ситуации идиот: чихающий дядька или тот, кто рядом с этим чихающим мотором рядом оказался…

И вдруг: крутой поворот в жизни нашего дядьки.

Его назначают министром. И все в его жизни резко меняется…

Все, да не все: как чихал наш дядька раньше по 22 раза подряд, так и продолжал. Но только теперь уже как член правительства.

И вот, представьте, как он только на эту должность заступил, ему на каждый чих стали говорить:

– Будьте здоровы!

Он 22 раза. И они 22 раза. Ни больше, ни меньше.

И никто не убегает. Наоборот, некоторые даже после седьмого раза начинали подбегать, а после пятнадцатого хором скандировать:

– Будьте здоровы! Будьте здоровы! Будьте…

Да только через пару лет нашего министра сняли. И снова он стал обыкновенным дядькой.

И снова чихал столько же раз, сколько и раньше…

И снова ему после одиннадцатого раза – это предел! – никто уже не желал здоровья.

А когда на пенсию ушел, самое большее три раза чего-то такое промямлят для вежливости, и все. Тихо. Спокойненько. Без тревог.

А когда дядька наш совсем состарился и сделался совершенно одинок, он по привычке однажды как начал чихать, как начал…

А ему ни ответа, ни привета…

Расстроился наш старый дядька и тут же умер. И правильно сделал, между прочим. В самом деле, ну, зачем жить, если тебе «будьте здоровы» сказать некому.

1966

Феминизм

Вначале было слово.

– Прикройся, – сказал Адам.

Девушка по имени Ева от возмущения тряхнула грудями и прошипела:

– Я буду защищать свои права. Почему я должна делать то, что ты говоришь?

– Потому, что это неприлично.

– Почему тебе можно ходить с голой грудью, а мне нельзя?.. Я, между прочим, такой же человек, как и ты. Мы равны.

Адам не согласился:

– Все-таки между нами есть кое-какие различия.

– Это мелочи, – сказала Ева. – Это не в счет.

– Ты оскорбляешь меня. Мое мужское достоинство.

– Не вижу никаких достоинств.

Адам чуть не заплакал. Ему хотелось, чтобы Ева видела в нем что-то хорошее.

– Я еще покажу тебе, – пообещал Адам.

– Показать мало, – возразила Ева. – Меня надо убедить.

Адам не знал, что ответить. Он застеснялся. А Ева решила, что Адам – просто слабак. Она съела яблоко и пошла гулять со Змеем-искусителем.

– Ева! – закричал Адам. – Вернись сейчас же домой!..

Он имел в виду шалаш, в котором они жили с Евой все первые годы. Но девушка даже не откликнулась.

– Боже! – воскликнул Адам. – Что с нами со всеми происходит?!

Тут разверзлось небо и раздался голос Всевышнего:

– Ничего не могу поделать. Феминизм, черт его дери!

С той поры прошло несколько тысяч лет, но этот голос так и не был услышан.

1987

Презентация шишки

Светская хроника

Недавно в нашем лесу, что около Рублево-Успенского шоссе, произошла презентация лучшей прошлогодней шишки, упавшей с березы в этом году.

Звери съезжались сюда по проселочным дорогам на своих лимузинах. Было мыло. То есть било мило. То есть было мило, я хочу сказать. Извините, после вчерашнего…

На большой поляне кружил рой приглашенных пчелок. С них стекал мед, которым тут же, у всех на глазах, лакомились медведи, пришедшие на праздник совершенно голыми и без галстуков.

Многочисленные официанты-муравьи сновали туда и сюда, разнося на подносах свои знаменитые муравьиные настои на спирту.

Некоторые животные из отряда кровожадных лениво поедали с тарелок белую рыбку, красную капустку, желтую морковку и зеленый сельдерей.

– Я на диете! – сказал Волк, и все стали спрашивать у него: что это такое – волковская диета?..

– Можно кушать все, но не чаще чем раз в месяц! – шутил наш вечно голодный серый герой.

– Но ведь это так трудно! – воскликнула доверчивая Лиса, большая любительница курочек.

– А вы попробуйте! – советовал Волк, клацая своими ослепительными вставными клыками. – Раньше я был свинья свиньей, а теперь смотрите – элегантен и подтянут, как Wolk Wolker из Голливуда.

Его тут же сфотографировали на глянцевую обложку мужского журнала, редактируемого какой-то лягушкой из соседнего болота.

Гости, среди которых можно было заметить кучу банкиров и ни одного спонсора, продолжали тусэ под тихую гламурную музыку, которую наигрывали из-за кустов звезды нашей дикой попсы – группа «Шуршащие», состоящая из гусениц, приползших покорять столицу из Сибири.

Прочая публика, одетая в винтажные платьица, сумасшедшие шляпы и разноцветные гольфы, красовалась вокруг пенька – зайцы и зайчихи, суслики и сусличихи, бары и барвихи… Рядом уныло стоял заезжий верблюд, на которого никто не обращал внимания, поскольку теперь у нас и своих верблюдов полным-полно. Под развесистой клюквой то ли целовались, то ли совокуплялись шестеро крокодилов-метросексуалов с супермоделями из агентства «Оборотни».

Два дикобраза выполняли роль маргиналов, танцуя не в такт, словно педики после бани.

И тут вперед выступила хозяйка раута – светская львица, тигрица и мокрица одновременно, в невообразимом декольте – от пупка до пят, и с пышным волосяным покровом и макияжем от Лошадини.