Текст книги "Родственные души (ЛП)"

Автор книги: Марк Энтони

Соавторы: Эллен Порат
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Внезапно рядом с ним появился другой эльф. Флинт обнаружил, что сквозь слезы смотрит в глаза столь бледные, что они казались практически прозрачными. Это новое лицо было обрамлено столь же бесцветными волосами под капюшоном темно-красной мантии.

– Вдыхай носом, выдыхай ртом, – хрипло сказала фигура.

– Ак, – прокаркал Флинт. – Уфф!

– Вдыхай носом… – повторил эльф, и продемонстрировал. Гном, решивший, что все равно умрет, попытался сделать то, что командовал эльф.

– Ууффф! – тяжело вдохнул он.

– …Выдыхай ртом.

– Вууууффффф! – ответил гном. Эльф разбросал какие-то травы и произнес несколько слов, то ли на старом эльфийском, то ли на языке магии – а может и на том, и на другом. Флинт сразу же почувствовал себя лучше. Он неуклюже прилег на ступени трибуны с пустым кубком в руке. Зал покинули все, кроме Беседующего, Лораланталасы, молодого Полуэльфа и мага, что спас гнома.

– При всем уважении, Беседующий, вынужден утверждать, что наш гость не желает добавки, – проскрежетал эльф, помогая Флинту подняться на ноги. – Эльфийское цветочное вино, в самом деле, на любителя. – Гном покачнулся, и Полуэльф подскочил поддержать его. Флинт благодарно кивнул.

– Вероятно, мастер Огненный Горн предпочитает закончить эту встречу в другой раз, Беседующий, – учтиво произнес эльф в мантии.

Солостаран поднял брови и посмотрел на гнома.

– Вероятно, ты прав, Мирал, – ответил Беседующий.

– Ак, – кашлянул Флинт. – Я в порядке. – Он снова закашлялся и почувствовал, как его лицо побледнело. Маг щелкнул пальцами, и в его протянутой руке появился тонко нарезанный квит-па. Пока Флинт жевал кусок хлеба, Беседующий, теперь, когда придворные вышли, более неофициальный, махнул рукой дочери.

Эльфийская девочка, чьи кончики заостренных ушей едва виднелись сквозь вьющиеся золотые волосы, сняла с шеи тонкую цепочку. С одного ее конца свисал одинокий совершенный осиновый листок, играя зеленью и серебром в золотистом свете. Хотя он и выглядел натуральным, как будто сорванным с живого дерева, этот листок был изготовлен из серебра и изумруда и так искусно обработан, что его нельзя было отличить от живого листка, если бы не искорки света, что он посылал танцевать на восхищенном лице маленькой девочки.

Гном от удивления открыл рот; это движение спровоцировало персиковую отрыжку, что снова вызвало смех у Лораланталасы.

– Я сделал этот листок шесть месяцев назад, – воскликнул Флинт, сглатывая последний кусочек квит-па. – Продал его проезжавшему через Утеху эльфу.

– Моему посланнику, – сказал Беседующий. Флинт хотел, было, что-то сказать, но Беседующий поднял руку. – Этот листок совершенен во всех отношениях. Нет дерева ближе сердцу эльфа, чем осина. Я решил найти художника, который может передать такое чувство в своей работе. И я обнаружил, что этот художник – не эльф, а гном.

Беседующий на мгновение отвернулся, затем сделал паузу.

– Должно быть, вы устали за время вашего долгого путешествия, – сказал он. – Мирал покажет вам ваши покои.

Солостаран наблюдал, как гном и маг вышли из зала. Прошло довольно много времени с того момента, когда в Квалиносте могли последний раз наблюдать подобное зрелище. Слишком много. Времена были темными в недалеком прошлом. Казалось, прошел только миг – а не тридцать лет – с того момента, когда был убит его брат Кетренан, и такие набеги еще не прекратились.

– Дружба… – повторил Солостаран свои недавние слова. – Миру не помешало бы немного больше дружбы.

* * *

Улицы эльфийского города простирались под ногами Флинта. Прежде, чем ему показали его покои, Флинт попросил Мирала отвести его куда-нибудь, где он сможет лучше осмотреть город. Эльф вел его вдоль покрытых плиткой проспектов, мимо зданий, украшенных мрамором и розовым кварцем, чьи кристаллы расщепляли свет только для того, чтобы сплести его снова в ослепительных новых цветах.

Осины, дубы и ели окружали здания так, что дома Квалиноста сами казались живыми, их корни глубоко уходили в землю. Фонтаны пузырились во дворах, где эльфы – женщины, одетые в серебряную паутину, и мужчины в зеленых камзолах – тихо переговаривались или слушали музыку цимбалы и флейты. Воздух был теплым и чистым, его прикосновение было мягким как в середине лета, хотя Флинт знал, что зима едва только ослабила свою хватку.

Пока он любовался, солнце опустилось ниже на западе, малиновый закат сливался с розовыми оттенками живого камня, чтобы искупать город в розовом свете. Лазурная и белая плитка улиц потемнела до пурпура. Аромат пекущегося квит-па и жарящейся оленины наполнил воздух, и мало кто из эльфов был слишком занят, чтобы подойти к дверям своих домов и офисов и насладиться угасанием дня.

Запах цветения все еще вызывал дискомфорт у гнома, но он решил игнорировать его.

Мирал привел его в переулок, который, петляя, поднимался к центру города. Переулок закончился большой площадью, Залом Неба, огороженным только бледными стволами осин и накрытым только голубым куполом неба.

– Это зал? – спросил Флинт, после того как маг озвучил его название. – Но здесь нет крыши.

Мирал улыбнулся.

– Небо его потолок, говорим мы, хотя некоторые верят, что когда-то здесь и в самом деле был зал, хранивший нечто бесценное. Есть миф, который гласит, что Кит-Канан заставил это строение вознестись в небо, чтобы защитить то, что было внутри. Он посмотрел задумчиво и глубоко вдохнул наполненный ароматом персика воздух. – Он гласит, что тот, кто найдет это строение, получит достойную награду.

– С этим не поспоришь, – согласился Флинт.

Мирал бросил на него взгляд и, после некоторой паузы, отрывисто засмеялся. Они вдвоем тщательно исследовали Квалиност, чьи детали стали теряться в сгущавшихся сумерках. Острые язычки ламп появились в редких стеклянных окнах эльфийских строений.

Из Зала Неба, в центре Квалиноста, Флинт мог рассмотреть изрядную часть древнего города. Четыре башни возвышались над верхушками деревьев в каждой точке компаса, и от каждой тянулся единственный изящный металлический мостик, эти мостики соединяли все башни в единый свод высоко над землей. Эти четыре арки выглядели словно паутина, сверкая даже в отсутствии солнца, но Флинт знал, что каждая была достаточно прочна, чтобы выдержать вес армии, и у него защемило сердце при мысли о мастерстве древних гномов, что построили их. Вряд ли Кринн когда-нибудь еще увидит подобное величие. Прямо на север, на холме, что был выше того, на котором он сейчас стоял, возвышалась Башня Солнца, такая высокая, что Флинт подумал, что если кто-нибудь поднимется на нее, ему останется лишь протянуть руку, чтобы протереть поверхность неба. Эта Башня была столь высокой, что ее золотая поверхность продолжала отражать садившееся на западе солнце даже после того, как более низкие здания погружались в тень.

– Видишь эти две реки? – спросил его Мирал, указывая рукой на глубокие ущелья к востоку и к западу от города. Флинт хрюкнул. Видел ли он их? Реоркс Небесный, ему пришлось пересечь одну из них по подвесному мосту, выглядевшему едва ли достаточно прочным, чтобы выдержать вес голубя, не говоря уж о коренастом гноме. Воспоминание о том глубоком каменистом ущелье, разверзшемся под ним, вызывало у гнома дрожь.

– Та к востоку называется Итал-эната, Река Слез, – тихим голосом продолжал Мирал. – А другая – Итал-инен, Река Надежды. Они сливаются позади Башни, чтобы нести свои воды на север, к реке Белая Ярость и затем дальше к морю.

– Специфические названия, – проворчал Флинт.

Мирал кивнул.

– Они очень старые. Они были даны рекам в те дни, когда Кит-Канан со своим народом прибыл в леса Квалинести. Их названия – напоминание о слезах, выплаканных во время Братоубийственных Войн и надежде на будущее, когда эти войны, наконец, завершились.

Собеседник гнома замолчал, и Флинт некоторое время довольствовался тем, что стоял в этом тихом месте, разглядывая город. Однако, в конце концов, настало время идти.

Мирал проводил Флинта во дворец Беседующего, к западу от Башни Солнца, и Флинту показали его временные покои, несколько комнат с высоким потолком и мраморными полами, в три раза больше его собственного дома в Утехе. Маг проинформировал его, показывая дверь, ведшую в маленькую комнату с раковиной, наполненной водой с ароматом корицы, что он может отдохнуть и освежиться. Затем его оставили одного, пообещав, что еду и эль – никакого эльфийского цветочного вина – скоро доставят.

Когда, некоторое время спустя, прибыл слуга-эльф, он увидел, что гном укутался в шерстяной халат и развалился на простынях, хрипло похрапывая. Слуга тихо поставил поднос с красным элем, ломтиками оленины и нарезанным кубиками картофелем, затем задул несколько свечей, освещавших комнату, и оставил гнома в темноте спать и видеть сны.

ГЛАВА 2. ОСТЕРЕГАЙСЯ ТЬМЫ

Когда взрослый спал, он спал как дитя.

Ему снилось, что он только-только научившийся ходить ребенок, стоящий, покачиваясь, перед входом в туннель. Вокруг входа кварц, мрамор и плитка, когда-то блестевшие, теперь были покрыты грязью от времени и забвения. Маленькое дерево – не осина и не дуб, ничего из того, что ребенок видел за свою короткую жизнь – росло из камня сбоку от устья пещеры. Ноздри ребенка подрагивали от запаха влажного камня, и – голубые глаза расширились – аромата корицы. Корица и каменный сахар на квит-па – излюбленное послеобеденное лакомство ребенка. А он был голоден и устал от дневной прогулки.

Голос матери звал из близлежащих зарослей Рощи, священной лесной области неподалеку от центра Квалиноста. Ребенок стоял в нерешительности у входа в туннель, сжимая в пухлой руке плюшевое животное, кодракона. Этой пещеры здесь не было днем раньше, подумал ребенок, но теперь она была здесь. В детском мире возможно все, а этот ребенок никогда не знал страха.

Нечто манило изнутри. Возможно, Нечто хотело поиграть с ребенком; его собственные старшие братья были далеко и слишком заняты делами старших братьев. Мама снова позвала, и в ее голос прокралась нотка страха.

Ребенок задумался. Может, это была Игра, где малыш прячется, а мама его находит? Может ли быть лучшее место, чтобы спрятаться, чем прелестный туннель? Его кварц, мрамор и плитка теперь сияли, будто некое волшебное Нечто отполировало их в промежутке между двумя мгновениями.

Мама потребовала, чтобы маленький мальчик вышел из укрытия.

– Немедленно, маленький эльф. А не то… – предупредила она.

Это решило исход. Ребенок кинулся в пещеру. И в это мгновение, в эту первую неуверенную паузу в темном туннеле, отверстие заросло. Лозы рванули из влажной земли. Камни обрушились и перекрыли полуденный свет. Через секунду отверстие исчезло.

Ребенок стоял в нерешительности у кучи булыжника, что прежде была дверью пещеры. Он хотел выйти, но здесь больше не было Выхода. Не было света, не было запаха корицы.

Был только туннель.

Человек просыпался, хныча.

ГЛАВА 3. ФЛИНТ ОБУСТРАИВАЕТСЯ

П.К. 288, Конец лета.

Недели, последовавшие за его путешествием в Квалиност, были для Флинта напряженными. В этот день, как и почти в любой другой, кузнец направлялся в Башню Солнца, постояв лишь несколько минут со стражей в холодном коридоре перед комнатой Беседующего, прежде чем эльфийский повелитель предложил ему войти.

Даже теперь, спустя несколько месяцев, проведенных в Квалинести, строгое великолепие покоев Беседующего продолжало трогать душу Флинта. Гномы холмов, как и эльфы, глубоко чувствовали свою связь с природой. Свет лился сквозь огромные прозрачные стены – экстравагантные стеклянные стены – так что лес снаружи личных покоев выглядел продолжением комнаты. За последние недели груши и персики еще сильнее налились на ветвях; яблоки зарумянились красным. Покои Солостарана были практически лишены украшений. Белые мраморные стены с серыми прожилками выглядели голыми на фоне наружных подоконников из розовато-пурпурного кварца. Факелы, в которых не было необходимости при том свете, что затапливал комнату в течение дня, холодные и черные, покоились в железных подсвечниках на стенах. Вдоль одной стены комнаты стоял стол с мраморной столешницей; за ним, в тяжелом дубовом кресле, стоявшем так, чтобы сидевший в нем ясно видел дверь и то, что за дверью, ожидал Беседующий. Плащ Солостарана цвета лесной зелени выделялся в покоях ярким цветным пятном, и его природная властность завладевала вниманием зрителя.

– Мастер Огненный Горн! – поднимаясь, поздоровался Беседующий, зеленые глаза сверкали на ястребином лице. – Входите. Как обычно, вы приятное отвлечение от государственных дел. – Он указал на серебряную тарелку, наполненную засахаренными орехами, курагой, ломтиками яблока, вишней и другими фруктами, вне сомнения выросшими на деревьях за окном. – Не стесняйтесь, друг мой. – Флинт отклонил угощение и принялся перебирать листки пергамента, стараясь ничего не уронить на покрытый черной и белой мраморной плиткой пол. Наконец он сложил их вместе, не обращая внимания на складки на бумаге, и положил на стол Беседующего. Как обычно, Солостаран восхищенно восклицал при виде рисунков углем, отбирая несколько из множества понравившихся ему.

Сегодня Беседующий выглядел расстроенным, хотя его речь была дружелюбной как обычно.

– Как я все время повторяю, вы одаренный художник, мастер Огненный Горн, – прокомментировал он.

Они вдвоем потратили несколько минут, обсуждая дизайн новых настенных подсвечников для покоев Беседующего, и выясняя, предпочитает Солостаран, чтобы они были стандартной черной отделки, либо полированными до металлического блеска. Беседующий выбрал сочетание обоих вариантов. Внезапно раздался громкий стук в дверь покоев. Это был Танис. Он подошел к столу без той грации, которой славились эльфы.

– Вы желали видеть меня, сэр? – спросил Солостарана Полуэльф. Лицо Таниса имело выражение, в придачу к его неуклюжести, юноши, стесняющегося своей возмужалости. Он выглядел дважды балансирующим между двумя мирами – эльфа и человека, ребенка и взрослого. Скоро он начнет бриться, подумал гном. Еще одно доказательство человеческой крови Таниса. Гном вздрогнул, подумав, что может ждать Полуэльфа от некоторых гладколицых эльфов. Танис остановился перед столом Беседующего, кивнув Флинту, который, несмотря на то, что прежде отказался от угощения, теперь грыз ломтик сушеного яблока и молчал.

– Пришло время начать твое совершенствование в стрельбе из лука, Танис, – сказал Солостаран. – Я выбрал учителя. – Танис в радостном удивлении посмотрел на Флинта. – Мастер Огненный Горн? – с сомнением спросил Полуэльф.

Флинт проглотил фрукт и покачал головой.

– Не я, парень. Лук – не мое оружие, хотя я был бы рад продемонстрировать владение боевым топором. – И у Полуэльфа тоже прекрасно бы получилось, с такими растущими человеческими мышцами, сказал себе Флинт.

– Боевой топор – не эльфийское оружие, – мягко поправил Флинта Солостаран. – Нет, Танис, лорд Тайрезиан согласился заняться твоим обучением.

– Но Тайрезиан… – Голос Полуэльфа замер, и гримаса недовольства промелькнула на его лице.

– …один из наиболее опытных лучников при дворе, – закончил Беседующий. – Он ближайший друг Портиоса и наследник одного из высочайших семейств Квалиноста. Он может оказаться для тебя ценным союзником, Танталас, если ты впечатлишь его как студент.

Явно позабытый собеседниками, Флинт покосился на Таниса и отщипнул засахаренную грушу с серебряной тарелки. Танис и Тайрезиан никогда не будут союзниками, подумал гном, вспоминая этого эльфийского лорда в свой первый день при дворе. Один из четырех или пяти знатных эльфов, которые липли к Портиосу, наследнику Беседующего, словно мухи на мед, Тайрезиан обладал умением очаровывать аристократию. Но мало кто из простых эльфов отвечал высоким социальным стандартам Тайрезиана. Слывший среди придворных красавцем, Тайрезиан обладал острыми голубыми глазами и – редкость среди эльфов – аккуратно постриженными волосами длиной не более дюйма. Не удивительно, что гном холмов, даже искусный, не высоко ценился в глазах Тайрезиана, и Флинт догадывался, что Полуэльф находился еще ниже. Гному было интересно, какой долей замаскированной снисходительности по отношению к воспитаннику отца Портиос был обязан мнению Тайрезиана.

Танис отважился на один последний протест.

– Но, Беседующий, мое обучение у мастера Мирала занимает большую часть дня…

Солостаран раздраженно прервал его.

– Достаточно, Танталас. Мирал многому научил тебя в науке, математике и истории, но он – маг. Он не может продемонстрировать искусство владения оружием. Тайрезиан будет ожидать тебя после обеда во дворе к северу от дворца. Если ты захочешь поговорить с ним раньше, то можешь найти его в покоях Портиоса.

Танис открыл рот, затем явно лучше подумал. Отрывисто бросив – Да, сэр, – он с прямой спиной прошел по мраморной плитке и вышел за дверь.

Солостаран несколько секунд продолжал смотреть на громко хлопнувшую дверь. Когда Флинт принялся скатывать рисунки, внимание Беседующего вернулось к аудиенции с гномом.

– Могу я вам что-либо предложить? – снова сказал Солостаран, неопределенно махнув рукой в сторону уже полупустой серебряной тарелки. – Вина? Сушеных фруктов?

Флинт отказался, сославшись на то, что поел перед тем, как прийти в покои Беседующего. Солостаран внезапно улыбнулся – хотел бы Флинт знать, чему – но вскоре улыбка увяла. Флинт зажал свернутые листы пергамента под крепкой рукой и собирался выйти, когда голос Беседующего остановил его.

– Мастер Огненный Горн, вы когда-нибудь хотели переписать историю? – задумчиво произнес он.

Флинт замер, уставившись своими голубовато-серыми глазами в зеленые глаза Беседующего, и подумал, что у того нет эльфов, которых он мог бы назвать друзьями. С момента, как он надел мантию Беседующего в буйные годы после того, как Катаклизм изменил лицо Кринна, Солостаран был в центре одного слуха о свержении за другим. Он удерживал свой пост силой своей личности, правдой, что немногие эльфы могли проследить свою родословную несколько тысячелетий назад до Кит-Канана, и врожденным эльфийским ужасом перед пролитием крови своих эльфийских сородичей. Тем не менее, подумал Флинт, Солостарану приходилось опасаться случавшегося время от времени ропота недовольства среди придворных. Некоторые полагали, что Квалинести нужно открыть широкую торговлю с остальным Ансалоном. Другие считали, что все, кроме чистых эльфов, должны быть депортированы за границу, в Абанасинию.

Гном холмов обдумал ответ на вопрос Беседующего. Он вдохнул наполненный запахом фруктов воздух и сказал:

– Конечно, я хотел бы изменить историю, если бы мог. Семья моего деда многих потеряла из-за Катаклизма.

Тремя столетиями ранее, случился Катаклизм из-за того, что старые боги были разгневаны гордыней наиболее влиятельного религиозного лидера той эпохи, Короля-жреца Истара. Когда Катаклизм обрушил разрушения на Кринн, горные гномы вернулись в Торбардин, великое подземное королевство, и запечатали врата; в результате их двоюродные братья с холмов, запертые снаружи, понесли основное бремя кары богов.

Брови Беседующего поднялись и, несмотря на сочувствие Солостарана, Флинт понял, что не может продолжать.

– Они погибли, потому что горные гномы замкнули врата?… – спросил Беседующий, и Флинт кивнул, не желая больше ничего говорить.

Солостаран встал и медленно подошел к прозрачной стене. Золотой обруч на его голове сверкал. В комнате было тихо, за исключением дыхания их двоих.

– Я бы почти все отдал, – сказал Солостаран, – за то, чтобы Танис был моим настоящим племянником, чтобы мой брат Кетренан был снова среди нас со своей женой Элансой. Чтобы еще раз увидеть моего брата Ареласа.

Мирал, маг Беседующего, рассказал Флинту историю Кетренана Канана и Элансы, и историю рождения Таниса. Но он не упоминал о существовании еще одного брата. Беседующий, по-видимому, хотел что-то рассказать, и Флинт не знал никого кроме себя, кому тот мог бы доверить свои тайны. Набрав полную горсть глазированного миндаля, гном прожевал один и напомнил:

– Арелас?…

Беседующий повернулся.

– Мой младший брат. – Заметив, как поднялись густые брови Флинта, он продолжил: – Я едва помню его. Он покинул Квалиност маленьким мальчиком. И умер прежде, чем смог вернуться.

– Почему он ушел? – спросил Флинт.

– Он был… болен. Мы не могли вылечить его здесь.

Наступившая тишина длилась несколько минут, и Флинт обдумал ответ.

– Так грустно, когда умирает ребенок, – сказал он.

Внезапно Солостаран поднял глаза, выражение удивления исказило его черты.

– Арелас был мужчиной, когда он умер. Он возвращался в Квалиност, но так и не добрался сюда. – Беседующий отвернулся от Флинта, явно стараясь справиться со своими эмоциями. – Если бы он прожил еще неделю, он был бы здесь в безопасности. Но дороги были опасны, даже еще больше, чем сегодня.

Беседующий тяжело сел.

Флинт не был уверен, что нужно сказать. Немного помолчав, Беседующий попросил гнома оставить его.

* * *

Небрежно неся пергаменты с рисунками, Флинт хмуро возвращался в маленькую мастерскую, которую дал ему Беседующий, приземистое здание к юго-востоку от Башни. Здесь последние несколько месяцев он создал множество предметов: нефритовые ожерелья с рисунком из тончайших серебряных цепочек, кольца из плетеных золотых нитей, тонких, как пряди волос, браслеты из полированной меди с изумрудами.

Мастерская стояла в конце маленького переулка в грушевой роще. Вьющиеся розы оплели ее деревянную дверь. Флинт, помня любовь своей матери к ранним цветам, посадил их у подножья роз, и розовые, голубые и белые бутоны теперь переплетались с белыми, розовыми и желтыми розами.

Здание было выделено Флинту настолько, насколько он сам пожелает, но сколько это продлится, Флинт не был уверен. Совершенно точно он останется до конца весны, сначала говорил он себе; в конце концов, что толку было в таком далеком путешествии, если он сразу бросится домой? Тем не менее, воспоминания о теплом доме далеко в Утехе – и о пенящейся кружке эля – часто всплывали в его мыслях. Эльфийский эль, вне всякого сомнения, был жалким подобием настоящего, насколько разбирался в этом гном, хотя он и пенился и ударял в голову, в отличие от эльфийского цветочного вина.

Он был настолько занят практически ежедневными встречами с Беседующим и количеством заказов на его работу большим, чем он мог справиться, что неудивительно, что последний день весны тихо и незаметно проскользнул мимо, и теплые золотые летние дни потянулись перед гномом.

Можно было часто видеть, как окно его мастерской поздно вечером светится красным светом, словно Лунитари, и нередко первый проснувшийся в Квалинести на следующее утро эльф делал это под звон молота по наковальне. Многие удивлялись усердию гнома, и еще большие надеялись, что Беседующий сделает их счастливыми обладателями подарков, изготовленных мастером Огненным Горном.

Этим полднем он вернулся к жару горна, поднял железный молоток и вновь использовал яркое пламя и удары своего молотка, чтобы превратить безжизненную массу металла в прекрасную вещь. Он провел несколько часов, потеряв чувство времени, поглощенный работой.

Наконец Флинт вздохнул, отер носовым платком сажу со лба и рук и зачерпнул воды из деревянной бочки, что стояла у двери мастерской. Когда он вышел наружу под послеобеденное солнце, улыбка коснулась его лица, разгладив морщины, перечеркивавшие его лоб. Ведшая к его двери тропинка проходила через группу осин. Их бледные стройные стволы мягко качались от легкого ветерка, будто слабо кланяясь гному, и их листья шелестели, мерцая зеленью, серебром и снова зеленью. Его рука медленно поднялась к груди, будто это могло унять сердечную боль от окружающей красоты. И часть его все еще страдала от печали Беседующего.

Но затем Флинт заметил несколько золотых отпечатков высоко в деревьях, и почувствовал глубоко внутри то же беспокойство, что мучило его всю жизнь. По утрам уже было прохладно, отчетливее, чем мягкая прохлада летних ночей, и вечернее солнце все больше становилось золотым. А теперь и деревья.

Все это говорило об осени и унесло его мысли к Утехе и домам, спрятанным высоко среди валлинов. На рифленых краях листьев гигантских деревьев как раз должны были показаться первые мазки разных цветов, подумал он и снова вздохнул. Осень была временем путешествий. Ему пора было возвращаться в родной дом.

Флинт задумался, действительно ли Утеха была его родным домом? Он поселился там многие годы назад больше устав скитаться, чем по какой-либо другой причине, после того как покинул свою обедневшую деревню в поисках счастья. А разве жизнь среди эльфов имеет разницу для простого гнома с Дома в Холме, по сравнению с жизнью среди людей? В любом случае, он был чужаком; он не видел большой разницы. Кроме того, подумал он, глубоко вдохнув прохладный воздух, здесь было ощущение мира, которое он никогда и нигде больше не чувствовал.

Флинт пожал плечами и вернулся в мастерскую, и вскоре в воздухе снова послышался звон его молотка.

* * *

Флинт несколько часов спустя оторвался от работы, поднял взгляд и увидел, что часы – сделанные им из дуба с противовесами из двух кусков гранита – показывают время близящегося ужина. Однако его мысли были не о еде и не о серебряной розе, которую он ковал по просьбе леди Селены, члена компании Портиоса, которая поборола свою неприязнь к гномам вскоре после того, как обнаружила, что «украшения от Флинта» стали среди придворных новой модой.

– Время, – воскликнул он, отложил молоток и прикрыл угли в печи горна. Каждые несколько недель он следовал одному и тому же ритуалу. Он ополоснул лицо и руки в тазу, смыв пот и дым горна. Он схватил мешок и, открыв встроенный в каменную стену ящик, принялся наполнять сумку любопытными предметами. Каждый был сделан из дерева, и Флинт любовно обстругал их края, сгладив затем кромки. Внезапно фигура, тень в окне, пересекла его периферийное зрение, и он выпрямился и стал ждать. Еще один заказ? Его сердце сжалось. Он знал, что эльфийские дети целыми днями наблюдали за ним, следили за гномом, который каждую неделю появлялся на улицах и раздаривал выстроганные игрушки всем детям в поле зрения. Он надеялся, что никто не задержит его сейчас.

Флинту показалось, что он услышал снаружи шум потасовки, и протопал к двери, чтобы проверить. Но никого не услышал и не увидел.

– Огненный Горн, ты стареешь. Теперь тебе начинает мерещиться, – пожаловался он, возвращаясь, чтобы загрузить мешок.

Он ощущал глубоко внутри тепло, прикасаясь к каждой из деревянных игрушек. Металл хорош, чтобы придавать ему форму; он дает ощущение власти, когда холодное вещество подчиняется молоту и принимает форму силой воли кузнеца. Но дерево другое, подумал он, поглаживая деревянный свисток. Никто не придает силой форму или дизайн дереву, сказал себе гном; он находит форму, которая скрыта внутри него. Не было более мирного времени для Флинта, чем когда он сидел с ножом для резьбы в одной руке и куском дерева в другой, гадая, что за сокровище скрыто в сердцевине последнего.

– Как говорила моя мама, они похожи на людей, – подробно объяснил он своей мастерской, которая теперь была ему знакома как близкий друг. – Некоторые люди похожи на этот металл, говорила она, – и он продемонстрировал пустынной комнате брошь в виде металлического цветка. – Им можно силой придать очертание. Они приспособятся. Другие люди как это дерево, – и он показал крошечную белку, вырезанную из мягкого дерева. – Если ты начнешь прилагать к ним силу, они сломаются. Тебе нужно работать медленно, осторожно, чтобы увидеть то, что внутри.

– Суть в том, говорила моя мама, – серьезно продекламировал он каменной скамейке возле двери, – чтобы распознать, кто есть кто.

Флинт сделал паузу, как будто чего-то ожидая. Ему на ум пришло, что у парня, беседующего со своей мебелью, должно быть не много друзей. За исключением Беседующего, Мирала и городских детей, большинство эльфов были сдержанно вежливы с ним. Но здесь не было никого, чтобы хлопнуть по спине и угостить элем в таверне, никого, чтобы обменяться историями, никого, кому бы он доверил прикрывать спину на большой дороге.

– Возможно, пришло время вернуться домой в Утеху, – тихо сказал он, и на его лице появилось выражение грусти.

В этот самый момент прямо за дверью раздался громкий удар, а за ним придушенно «О-о!». Он замешкался лишь на миг и на цыпочках подкрался к открытой двери. Внезапно он прыгнул за дверь, проревев:

– Реоркс порази! К бою! – и размахивая вырезанной белкой, словно боевым топором. В туче пыли и с визгом «Танис, на помощь!» легкая фигурка со светло-пепельными локонами понеслась прочь, мелькая между грушами и осинами. Ее бирюзовый костюм как зеркало отражал темнеющее в сумерках небо.

– Лораланталаса! – со смехом позвал Флинт. – Лорана! – Но дочь Беседующего исчезла.

Эльфийская девочка звала Таниса, но Флинт не видел доказательства присутствия Полуэльфа. По-видимому, судя по зову Лораны, послеобеденный урок стрельбы из лука с Тайрезианом был закончен.

Улыбаясь, Флинт вернулся в мастерскую. Он все еще улыбался, когда показался, перебросив через плечо мешок, и отвязал дверь мастерской. В центре Квалиноста, у подножья холма, покрытого осиновой рощей Зала Неба, располагалась открытая площадь. Это было солнечное место, с одной стороны ограниченное рядом деревьев, которые, казалось, специально были посажены, чтобы залезать на них, а с другой стороны маленьким ручьем, вливавшимся в серию покрытых мхом водоемов. Между ними было достаточно места, чтобы бегать, кричать и играть во всякие шумные игры. Эта площадь была идеальным местом для детей.

Солнце начало опускаться за горизонт, когда шаги Флинта привели его на площадь. Дюжины эльфийских детей, одетых в хлопковые накидки, собранные на шее, запястьях и лодыжках, прекратили свои игры, когда коренастый гном пересек пешеходный мостик и вышел на открытое место. Дети уставились на него, никто не осмеливался нарушить тишину. Флинт сердито посмотрел, его густые брови практически нависли над стальными глазами, и затем фыркнул, как будто на них не стоило обращать внимания. Он промаршировал через площадь, повернувшись спиной ко всем их любопытным взглядам.

Наконец, эльфийская девочка в бирюзовом платье бросилась к лямке на рукаве гнома. Флинт смутился, его глаза вспыхивали, словно кремень по огниву. «О нет!» – подумал Флинт, сохраняя суровое выражение, – «это ведь Лорана, не правда ли».

– Вы! – воскликнул он. Остальные дети побледнели, но Лорана не испугалась. Он продолжил: – Это вы шпионили за мной?

Лорана опустила голову, и среди пышных локонов показался кончик заостренного уха.

– Ну, конечно, – сказала она.