Текст книги "Родственные души (ЛП)"

Автор книги: Марк Энтони

Соавторы: Эллен Порат
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 24. ЕЩЕ ОДНА СМЕРТЬ

Следующие несколько дней, Танис с Эльд Айлией по очереди несли вахту в мастерской у гнома. Флинт много раз говорил им не волноваться о нем.

– Вы слишком много внимания уделяете заботе об увечном гноме! – Бывало, ворчал Флинт, но эти слова явно не оказывали никакого действия на его сиделок. Солостаран приходил один раз и казался успокоенным сварливостью Флинта. Мирал навещал дважды, чтобы проверить, как у гнома идут дела.

К вечеру второго дня стало очевидно, что Флинт восстанавливает силы и, судя по уменьшению числа ругательств во время движения, боль пошла на спад. Тем не менее, Эльд Айлия была непреклонна в том, что гнома не следует оставлять одного, и она находилась с Флинтом, пока Танис отлучался во дворец, чтобы взять чистую одежду.

Однако, она разрешила Флинту работать над медальоном для Кентоммена Портиоса, сидя в гнезде на койке.

– В конце концов, церемония начинается завтра, – невозмутимо сказала она, расстилая на столе бинт и сворачивая его таким образом, чтобы он лучше подходил для коренастого гнома.

– Завтра? – вскричал Флинт, вскочил с постели и со стоном схватился за плечо. – Я полагал, у меня есть еще три дня!

Айлия перехватила гнома на пути к двери – хотя непонятно было, чего он надеялся достичь, бегая по улицам Квалиноста без рубашки – и, с весельем в зеленовато-карих глазах, загнала его обратно в постель.

– Расслабься, – произнесла она. – У тебя есть три дня.

Разматывая старый бинт с груди гнома, она пояснила хитросплетения церемонии.

– Слово «Кентоммен», или «достижение совершеннолетия», на самом деле означает заключительную стадию церемонии из четырех действий, – сказала она, снимая с раны кусочек ткани. – Это сама зрелищная часть церемонии, свидетелями которой хотели бы стать большинство зевак. Однако, большинство эльфов словом «Кентоммен» обозначают всю трехдневную феерию.

– Первая часть называется Калтаса, или «Затенение», – пояснила акушерка, очищая нежными пальцами заживающую рану. – Эта часть стартует завтра утром. Во время Калтасы подросток – юноша или девушка, лишь бы он или она были знатного происхождения – в сопровождении родителей направляется в Рощу. – Она упомянула древний лесистый район в центре эльфийской столицы.

Айлия промыла кусочек ткани в миске с чистой водой.

– Когда проходящий Калтасу подросток такого высокого ранга, как Портиос, большинство простых эльфов пользуется случаем, чтобы пройтись парадом по улицам, надев самые пышные и цветастые наряды, а то и костюмы. Они танцуют и исполняют песни столь же древние, как и сама церемония, – сказала она. – Вот почему можно видеть, как во дворце делают яркие цветные флаги – чтобы пометить маршрут от него к Роще.

– Я хотел бы увидеть это, – произнес Флинт.

Эльд Айлия внимательно осмотрела место, где кинжал вошел в плечо Флинта.

– Думаю, ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы пройтись по маршруту процессии завтра утром.

Она еще раз промыла рану, затем выплеснула миску через заднюю дверь мастерской.

– Что произойдет с Портиосом в Роще? – спросил гном.

– Беседующий отведет его в центр Рощи, затем церемониально повернется к нему спиной, – ответила акушерка. – Портиос останется в Роще на три дня, один, ничем не питаясь и лишь утоляя жажду из родника в центре Рощи. Никто не имеет права входить в Рощу и тревожить его, так же, как и он не имеет права пытаться покинуть ее.

– Звучит так, словно им следует выставить стражу, – угрюмо прокомментировал гном, стараясь не выказывать удовольствия от нежных прикосновений акушерки.

– О, они так и поступят, – заверила его Эльд Айлия. – Эльфийские дворяне будут по очереди нести стражу со своими церемониальными мечами – вроде того, который приносил сюда в починку Тайрезиан.

– А эта стража, в самом деле, нужна? – спросил Флинт.

– Скорее всего, нет, – согласилась стройная эльфийка. – Нарушить Калтасу – как и любую часть Кентоммена – для эльфа означает, что к нему всегда будут относиться, как к ребенку, вне зависимости от его возраста.

Флинт казался впечатленным.

Айлия продолжила:

– В Роще Портиос совершит обряд очищения, отбросив все пласты детской жизни. В последнее утро он искупается в роднике, явившись очищенным душой и телом.

– Этим третьим утром ему принесут серую одежду – символизирующую его несформировавшийся потенциал – и выведут из Рощи, – закончила она. – На этот раз на улицах не будет гулянья. На самом деле, простые эльфы всегда стараются совсем не смотреть на подростка в Кентоммене, когда его ведут по улицам в серой одежде.

– А почему? – спросил гном.

– Потому что в этот момент подросток уже не ребенок, но еще и не взрослый. Формально, он не существует. Над эльфами будут смеяться, если они будут глазеть на того, кого нет.

Флинт фыркнул, но не пренебрежительно.

– Совсем не похоже на мой День Полной Бороды. Тот по большей части состоял из дарения мне множества подарков и подношения больших кружек эля. – Он, казалось, погрузился в размышления. – Если вдуматься, я предпочитаю такой праздник, чем провести три дня без еды и эля.

С легким смехом Айлия закрепила чистую повязку на место. Затем она принесла ему инструменты, чтобы он мог закончить медальон.

Танис этим вечером рано вернулся из дворца, приготовившись провести эту ночь с Флинтом. Он приготовил простой ужин для себя, акушерки и гнома: буханку серого хлеба, половину головки сыра, последние сладкие яблоки, оставшиеся с прошлой осени, и кувшин с элем. Наконец, солнце скрылось за верхушками осин, последние лучи сверкнули сквозь полупрозрачную зелень невесомых листьев, и из темных лесов выползли тени, чтобы овладеть улицами эльфийского города. Полуэльф убедил Эльд Айлию, что она может спокойно на время оставить Флинта, и та уступила, сказав, что у нее самой осталось масса незавершенных дел.

– Но не позволяй никому входить, кроме меня или Беседующего, – предупредила она Таниса.

– Почему?

Эльд Айлия, казалось, была готова что-то рассказать, но в последнюю минуту передумала.

– Лучше, чтобы какое-то время Флинт побыл в тишине. Ты знаешь, как посетители возбуждают его. – Затем, сообщив Танису, что вернется утром, она быстро зашагала по дорожке, проскользнула между двумя древовидными домами и скрылась из вида.

– Флинта? Возбуждают посетители? – тихо спросил сам себя Полуэльф, а затем покачал головой.

* * *

Флинт на следующее утро открыл глаза от какофонии за окном.

– Реоркс у горна! Что за жуткий шум? – спросил он. Солнце едва взошло над горизонтом, судя по слабым теням в мастерской.

Танис сполз с ложа, которое он соорудил на толстом ковре рядом со столом Флинта, и встал, чтобы распахнуть ставни. Флинт приподнялся на локте и взглянул на буйство красок. Дюжины эльфов потоком шли мимо его мастерской, их голоса сливались в шумную песню на непонятном языке; он распознал только несколько эльфийских слов, да и те звучали странно.

– Старый язык, – пояснил Танис, – из времен Кит-Канана, хотя некоторые из самих песен более свежие. Они отмечают эльфийские победы со времен Братоубийственных Войн и восхваляют различные этапы жизни, от детства до старости. Они также восхваляют кого-то, кто достиг больших успехов в жизни. – Он остановился и прислушался, с отстраненным выражением лица. Внезапно, одетый в темно-розовую мантию эльф замер у мастерской и затянул новую песню. – Послушай, Флинт! – воскликнул Танис, не встречаясь глазами с гномом. – Она про тебя! Тоже написана на староэльфийском.

– Да ну! – произнес Флинт. Он с усилием встал с кровати и осторожно просунул руки в рукава бледно-зеленой рубашки, последнее творение иголки Эльд Айлии. Он расправил перед рубашки над повязкой. – Ладно, парень, что он говорит?

– Он поет… – Танис сосредоточился – он поет, что ты – принц гномов. – Полуэльф еще сильнее сосредоточился, старательно отворачивая лицо.

– Продолжай, парень, – подгонял Флинт. – Рассказывай. – Он в спешке по ошибке сунул обе ноги в одну штанину, и поторопился исправиться.

Танис покосился на него.

– Он говорит, что ты одаренный мастеровой – нет, «настоящий художник» – по металлу.

Флинт казался впечатленным, и выглянул в окно.

– И я не верю, что знаю еще такого джентльмена… – Он, не глядя, сунул ногу в ботинок, нашаривая на полу другой. Эльф снаружи продолжал петь, запрокинув голову и скрестив руки перед собой. Другие эльфы собрались послушать.

– Он также говорит, – продолжал излагать Танис, – что ты доблестный боец и первоклассный верный товарищ.

– Ну, это истинная правда, – произнес Флинт, держа в руке другой ботинок. – Какая красивая песня!

Танис с трудом скрывал улыбку.

– И он говорит, что тебе следует закончить одеваться и вместе с Танталасом Полуэльфом присоединиться к процессии Калтасы, пока вы оба не опоздали.

– Он… – Флинт замер. – Что? – Он стоял неподвижно, подняв бровь, с зависшей над ботинком ногой, пока Танис не выдержал и не мог больше скрывать свое веселье. – Ты… дверная ты ручка! – Гном запустил ботинок в хихикавшего Полуэльфа, который вовремя нырнул.

Десять минут спустя, они вдвоем покинули мастерскую и влились в водоворот красок, запахов и звуков. Немного подувшись, гном снова решил заговорить с Танисом.

– Парень, куда мы идем? – спросил он, выглядя достаточно здоровым для всего лишь несколько дней назад раненого ножом гнома.

Танис указал между двумя зданиями из розового кварца, как и остальные, сверкавшими розовым светом в лучах раннего утреннего солнца.

– Процессия проследует вон там, по той улице. Но сперва, думаю, нам следует купить завтрак у одного из уличных торговцев.

Эта идея показалась гному разумной, поэтому они вдвоем направились к сидевшему перед лотком молодому эльфу, продававшему поджаренный хлеб, посыпанный молотым сахаром. Чавкая, они обошли стол эльфа, продававшего причудливые маски некоторых из криннских созданий: минотавров, лесных обитателей и овражных гномов, хотя последние не похоже было, чтобы хорошо продавались; квалинестийцы не особо стремились одеваться как короткие вонючие создания и таскать с собой муляж дохлой крысы, необходимый аксессуар образа овражного гнома. Другой торговец продал Флинту с Танисом крошечные колбаски из оленины с горячими хрустящими булочками и, наконец, они купили по кружке горячего пряного чая – который гном счел почти таким же хорошим, как эль. Кошелек Таниса заметно полегчал, когда они вышли на улицу, по которой должна была пройти процессия, но зато их с гномом животы были основательно наполнены.

– Ну, вот это завтрак, чтобы поправить здоровье гному, – произнес Флинт, тщательно вытирая жирные пальцы о свои темно-коричневые штаны. – Как думаешь, они еще будут здесь в обед? – с надеждой добавил он.

– Скорее всего, – ответил Танис и открыл, было, рот, чтобы еще что-то сказать, когда его внимание привлекла суматоха на севере. Толпа, казалось, уплотнилась, едва не устроив давку, и Танис рассмотрел черные и серебристые плюмажи церемониальной формы дворцовых стражников. Он указал туда.

– Вон идут Портиос с Беседующим, – прокричал он сквозь нарастающий шум Флинту, который кивнул.

Сопровождавшие вокруг Портиоса и Солостарана маршировали по четырем углам огромного квадрата, а Беседующий со своим старшим сыном царственно шествовали в центре свиты. Толпа расступалась перед безмолвной и не глядевшей по сторонам процессией.

Флинт подпрыгивал, придерживая правое плечо левой рукой.

– Я ничего не вижу! – пожаловался он. Толпа вокруг него с Танисом уплотнилась, несмотря на его ворчание, и скоро толчея разделила их.

– Флинт! – позвал Танис. – Когда все закончится, встретимся у мастерской!

Но гном был сметен толпой.

Несмотря на шум при приближении свиты, толпа притихала, когда Портиос с сопровождающими проходил мимо.

– Вот что ты будешь помнить всю свою жизнь! – услышал Танис, как один эльфийский отец говорил молодой дочери, которая, казалось, больше интересовалась поглощаемым ею ломтем поджаренного хлеба с сахаром, чем разворачивавшейся перед ней историей.

У Таниса перехватило дыхание от осанки и внешнего вида Беседующего, шествовавшего с царственным выражением лица, расправленными плечами под золотой мантией, сверкавшей подобно золотому ободу у него на лбу. Рядом с ним почти так же величественно, шаг в шаг, шел Портиос, одетый в простую темно-зеленую мантию.

Полуэльф замер, когда Беседующий с Портиосом проследовали мимо; в нем боролись гордость за них и зависть к ним. Танис подумал, кто займет место его родителей, когда наступит время его собственного Кентоммена, или его человеческая кровь лишит его этого права.

Толпа хлынула за Беседующим, но Танис остался на месте. Затем он двинулся в противоположном направлении.

* * *

Выкрикивая проклятия, придерживая плечо и мечтая, чтобы этот тупоголовый Полуэльф нашел его, Флинт проталкивался между эльфами. Но он был почти вполовину ниже их, и его несло вместе с ними, как листок в бурном потоке.

Наконец, между двигавшимися телами, он заметил знакомую фигуру, стоявшую в дверях в десяти метрах от него. Флинт уперся ногами и прокричал:

– Мирал! – Маг обернулся к нему с удивленным выражением на лице и сделал приглашающий жест гному, но Флинт только бессильно пожал плечами. Если бы он мог так спокойно протолкаться сквозь толпу, он бы остался с Танисом.

Высокий маг добился большего успеха, чем он, пробиваясь сквозь море эльфов, и фигура в капюшоне вскоре добралась до гнома и втянула его в другую дверь.

– Легче зацепиться за что-нибудь устойчивое и позволить толпе обтекать тебя, – с кривой улыбкой прокомментировал маг. Они в молчании наблюдали, как эльфы бурлили вокруг поющим красно-зелено-желто-синим потоком.

– Что произойдет потом? – поинтересовался Флинт.

Маг выглядел испуганным.

– С кем? – спросил он.

– С Портиосом. – Флинт указал на удалявшуюся процессию, над толпой виднелись уже только плюмажи стражников. – После того, как он завершит свое дежурство в Роще.

– Ты два десятка лет посещал Квалинести и не изучил, как происходит Кентоммен? – удивленно спросил Мирал.

У гнома нарастало раздражение:

– Я видел небольшие празднования, но ничего такого, что могло бы особо привлечь внимание.

– А-а, – глубокомысленно кивнул маг и вышел из дверей, зашагав в сторону мастерской Флинта. – Ну, после Калтасы – это как раз стартующее сегодня трехдневное дежурство – Портиоса выведут из Рощи три дворянина, их личности будут замаскированы черными мантиями, перчатками и масками. Беседующий при этом не будет присутствовать. Он за день до этого отправится в уединении предаваться медитации и молитвам.

– Портиос будет в серой мантии, как и Гилтанас, который возвратится из своего ночного дежурства в Кентомменаи-кате в созерцании Реки Надежды. – Мирал прервал свой рассказ. – Ты был там?

Флинт кивнул.

– Горожане не будут обращать внимание на братьев, – сказал Мирал. – Это часть требований Кентоммена.

– Я знаю, – произнес Флинт. – Айлия объяснила мне. Куда направится Портиос?

Маг продолжил, обходя размахивавшего зелено-серебристым флажком ребенка.

– Три дворянина отведут его в каменную комнату, высеченную глубоко под дворцом. Это затененная комната, и его посадят в маленький световой круг в центре. – Мирал с Флинтом обошли сверкавший кварцевый дом в форме дуба и завернули за угол.

– Дворяне в масках станут вокруг юноши треугольником, – сказал Мирал. – Они Уласи, Созерцатели, и у каждого есть церемониальное имя: Толесра – Тщеславие; Сестари – Зависть; и Кетиар – Гордыня. Каждый непрестанно будет задавать юноше вопросы, обвиняя его в своекорыстном тщеславии, жажде величия других и глупой спеси. Яростью, подстрекательством, насмешками и критикой они испытывают силу воли и чистоту души, которые юноша приобрел в Роще.

Флинт представил себе эту сцену и поежился. Он по-прежнему предпочитал вечеринку по поводу своего Дня Полной Бороды.

– Какова цель вопросов… Как он называется?

– Эта часть Кентоммена называется Мелесканара, или «Тень Сердца», – ответил Мирал. – Цель, как и намекают их названия, проверить, не остались ли какие-либо тени на сердце юноши. Если да, он испугается, разгневается или падет духом от их слов. Закричать, заплакать или даже вздрогнуть означает провалить тест. Однако если к концу испытания юноша останется невозмутимым и в мире с самим собой, Уласи просто кивнут и покинут комнату, оставив дверь открытой.

У гнома внезапно возникло чувство, что он понял, где Беседующий развил непроницаемую маску, надеваемую на лицо во времена неприятностей. Ему стало любопытно, как Портиоса – и, к примеру, Тайрезиана – изменят их собственные Кентоммены.

Они подошли к мастерской Флинта; Таниса не было видно. Благодарный Флинт – хотя он никогда и не признал бы это – получивший возможность отдохнуть несколько минут на своей любимой каменной скамье, пригласил Мирала войти. Маг согласился, и вскоре они вдвоем наслаждались подрумяненным соленым квит-па, мешочек с которым гном приобрел на обратном пути. Гном держал в одной руке кружку с элем; маг пил воду.

– И как ты себя чувствуешь, друг мой? – спросил Мирал. – Ты узнал что-нибудь о тех, кто устроил эту мерзкую ловушку?

Флинт в ответ на второй вопрос покачал головой, но ответил на первый, объявив себя здоровым, как гном наполовину моложе.

– Танис и Эльд Айлия хорошо ухаживали за мной. Они не давали мне ничего, кроме здоровой еды и питья. Это было ужасно, – угрюмо добавил он.

– А то лекарство, что я оставил, помогает? – осведомился Мирал. – Я беспокоился, как ты справишься с тем, чтобы выпивать каждый час по чашке чая.

– Лекарство? – Гном выглядел сбитым с толку. – Нет. Айлия влила в меня достаточно холодной воды и молока, чтобы едва не заставить плавать – она утверждала, что это не даст развиться лихорадке от раны – но я не пил лекарств. Если только, конечно, она не вливала его в воду. С нее бы сталось.

– Нет, этот чай следовало принимать теплым, – сказал маг. – А, ладно. Может быть, я забыл оставить травы. Я позже был так занят, что не вполне уверен, действительно ли делал что-то, или только собирался.

Внезапно Флинт услышал легкие шаги по дорожке перед мастерской.

– Должно быть, это Танис, – произнес он.

Но это была молодая эльфийка ростом с Флинта, с волосами цвета пшеницы и глазами, как море. Она ничего больше не сказала, единственно, выпалив, – Это от Эльд Айлии. Флинту Огненному Горну или Танталасу Полуэльфу, – и сунула Флинту свернутый пергамент.

Ребенок продолжал стоять перед Флинтом, переминаясь с ноги на ногу, пока гном разворачивал бумагу и, прищурившись, вглядывался в послание.

– Флинт, Танталас, – вслух прочел он. – Немедленно приходите. Я все выяснила насчет Зеноса. Айлия.

Он поднял взгляд.

– Что, во имя Кринна?… – Флинт невидяще надолго уставился на эльфийского ребенка, затем, казалось, внезапно сфокусировал взгляд на подростке. – Чего тебе, девочка? – прорычал он.

– Эльд Айлия сказала, что ты дашь мне игрушку за доставку послания, если я буду бежать всю дорогу. – Ребенок все еще тяжело дышал. – Это было трудно. Парад возвращается. Снаружи так многолюдно! – В ее голосе звучала обида.

Флинт жестом указал в сторону сундука.

– Вон там. Выбери сама. Девчушка, как выглядела Айлия, когда ты оставила ее?

Ребенок уже открыл буфет и жадными руками тщательно перебирал его содержимое. До гнома донесся ее ответ:

– Взволнованной. Она продолжала повторять: «Теперь все понятно. Шрам. „Че“. Последний. Теперь я понимаю». И практически вытолкала меня за дверь. – В детском голосе звучала обида.

Флинт казался сбитым с толку, переводя взгляд с Мирала на затылок копавшегося в игрушках ребенка.

– Шрам. «Че». – Флинт задумался. – Последний?

– Я не знаю ни одного эльфа с Ч-образным шрамом, – произнес маг, отодвигая в сторону мешочек с солеными квит-па. – Может быть, за исключением Тайрезиана.

Флинт взволнованно сел.

– Точно! Руки Тайрезиана в шрамах от многих лет практики с оружием. Должно быть, Айлия нашла, как связать его с убийством лорда Зеноса. Он вскочил со скамейки и направился к двери. – Пойдем, нам нужно спешить, – прокричал он Миралу и добавил для маленькой девочки, – Бери все, что хочешь!

Когда он несся по улице, расталкивая оставивших Портиоса в Роще и вновь заполонивших улицы участников церемонии, маг двигался позади него.

Счастливый ребенок, по локти в игрушках, остался в мастерской Флинта.

* * *

Айлия нетерпеливо прохаживалась по дому, изредка останавливаясь, чтобы стукнуть маленьким кулачком по ладони другой руки – мужской жест, весьма необычный для эльфийки, но она вся дрожала от волнения.

– Так оно и было! – прошептала она сама себе. – Конечно! – Она описывала круги у камина и повернулась к входной двери. Снова подошла к ней и выглянула на улицу. – Где они? – проворчала она. – Фиония уже нашла их? Надеюсь, этот ребенок не заблудился…

Она услышала щелчок со стороны задней двери жилища и закрыла переднюю дверь.

– Флинт? Танталас? – позвала она, с почти кошачьим выражением лица. Она поспешила через прихожую, мимо камина и остановилась в дверном проеме на кухню. – Кто?…

Фигура обернулась, и Эльд Айлия замерла. За все века своей жизни она никогда не испытывала большего ужаса. Ее руки взмокли, дыхание перехватило, она вслепую шагнула назад, натолкнувшись на квадратный стол. Три детских портрета и одна из игрушек-неваляшек Флинта упали на пол.

Фигура последовала за ней в прихожую, и она открыла рот, чтобы закричать.

Но не успела издать ни звука. Она в тишине рухнула на пол.

И затем фигура вышла.

* * *

Покинув процессию, Танис выбирал самые пустынные улочки, которые только мог найти – что было не трудно, так как большинство жителей Квалиноста следовали за Портиосом и Беседующим в Рощу. Он побродил с полчаса, пока призыв торговца не напомнил ему, что он обещал встретиться с Флинтом в мастерской.

Вскоре он подошел к жилищу и обнаружил только одного обитателя – светлоголового эльфийского ребенка, счастливо игравшего на полу мастерской с несколькими дюжинами деревянных игрушек. Она назвалась Фионией, указала на послание Эльд Айлии, упавшее со скамьи, и заявила, что гном дал ей все эти игрушки.

Танис прочел записку и выбежал за дверь еще до того, как девочка закончила говорить.

Позже он мало, что мог вспомнить о том, как несся от мастерской Флинта до дома Эльд Айлии; расплывчатое пятно из поющих, танцующих и болтающих квалинестийцев. Один раз он заметил стоявшего в одиночку на углу улицы Флинта Огненного Горна, озиравшегося, будто кого-то потерявшего, но когда в толпе появился следующий просвет, гном исчез. Полуэльф поднажал.

Передняя дверь розово-серого жилища акушерки не была закрыта, но это не было необычным. Немногие квалинестийцы запирали двери; в Квалиносте совершалось слишком мало преступлений, чтобы напугать эльфов. Танис постучал, сперва осторожно, затем сильнее, не услышав привычное «Входи, входи, входи». Он крикнул в окно второго этажа, но ответа не последовало.

Из своей двери высунулась соседка и странно посмотрела на колотящего в дверь Полуэльфа.

– Айлия должна быть дома, – крикнула эльфийка. – Я видела ее в окне не более пяти минут назад.

Наконец, Танис потянул дверь и шагнул внутрь. Еще до того, как его глаза привыкли к тусклому свету, он понял, что что-то случилось. Он ожидал, что взволнованная акушерка поспешит из задней комнаты, чтобы рассказать ему, что она разобралась в убийстве Зеноса.

Вместо этого, он почувствовал запах смерти. Дверь с громким стуком захлопнулась за ним.

Пожилая акушерка лежала на спине перед камином в луже собственной крови. Ее круглые глаза – те человеческие глаза, которых она никогда не стыдилась – незряче уставились в потолок. По комнате были разбросаны дюжины миниатюрных рисунков. Танис заметил, что она еще могла двигаться после получения смертельного удара; широкая кровавая полоса тянулась от передней двери к ковру перед камином. Один рукав был сдвинут выше локтя, а ее сиреневая юбка слегка задралась, открыв тонкие икры и колено. Другая рука Айлии держала портрет двоих эльфийских детей.

Танису не хватало дыхания даже вскрикнуть. Он опустился на колени рядом с крошечным телом эльфийки, не обращая внимания на темно-красную жидкость, намочившую его рейтузы и мокасины. Фиолетовая юбка Айлии была в потеках крови. Он тщетно пытался стереть их, только еще сильнее размазав. Он коснулся ее лица, надеясь ощутить дыхание на своей руке. Но плоть эльфийки, хотя все еще и теплая, была уже охвачена оцепенением смерти.

Его пальцы были покрыты красным. Он застыл со сжавшимся от горя и ярости сердцем.

Внезапно он обнаружил, что кто-то уже некоторое время колотит в переднюю дверь. И в этот момент дверь позади него с треском распахнулась. Танис обернулся лицом к вошедшему.

– Великий Реоркс! – вскрикнул Флинт, а затем, – Айлия!

* * *

На полдороги к дому Айлии, Флинт шагнул в море эльфов и потерял Мирала из виду. Но, решив, что у мага, чьи глаза были на одном уровне с другими эльфами, больше шансов протиснуться сквозь толпу, чем у гнома холмов ростом метр двадцать, Флинт решительно зашагал, прекратив его поиски.

Мирал нагнал гнома у порога дома Айлии в тот момент, когда Флинт постучал в первый раз. Маг выглядел запыхавшимся.

Флинт не обратил на него внимания. Вместо этого, он принялся колотить в дверь. Наконец, он распахнул ее, увидел повернутое к нему заплаканное лицо Таниса, и вскрикнул от зрелища позади Полуэльфа.

…Затем Флинт поднял взгляд, чтобы прочесть нацарапанные на каминной полке кровью слова, уже начинавшие буреть по мере высыхания жидкости.

– Айлия, – гласила надпись, – Мне жаль.

* * *

– Смирись с приговором, который я должен вынести, – позже произнес Беседующий с трибуны Башни Солнца. Сотни эльфов, привлеченные приближавшимся Кентомменом, заполнили проход, хотя когда Беседующий вел суд, только дворянам дозволялось находиться внутри самого центрального зала. Непрерывный гул разговоров служил фоном.

– Со времен Братоубийственных Войн, Танталас, кровь эльфа не проливалась эльфом, – сказал Солостаран, – и мы будем горевать не только об уходе давнего преданного служителя этого двора, мы будем оплакивать утрату мира, так долго лелеянного этим городом.

– Но прежде чем мы начнем оплакивать, тот, кто сотворил эту тень, должен ощутить ее мрак. Итак, Танталас Полуэльф, ты стоишь передо мной. Ты обвиняешься в убийстве Эльд Айлии, акушерки.

Литанас пробормотал со своего нового места справа от трибуны:

– Скорее всего, он и лорда Зеноса убил.

– В этом деянии своей мудростью, – произнес Солостаран, – я признаю тебя виновным.

Все еще облаченный в окровавленную одежду, что была на нем, когда дворцовые стражники забрали его из дома Айлии, Танис вздрогнул, но устоял. Он услышал позади тихое рычание и знал, что это был Флинт.

– Итак, я объявляю, что ты, Танталас Полуэльф, должен быть изгнан из всех земель Квалинести, и что эльфам следует избегать тебя, как если бы тебя никогда не существовало, если они сами не хотят понести наказание.

У Таниса закружилась голова. Он подумал, что смерть была бы легче. Мысль о том, чтобы покинуть Квалиност, вызвала у Таниса боль в области сердца, словно в него вонзили кинжал. Во всех своих мечтаниях о странствиях по Кринну он всегда полагал, что сможет вернуться в Квалиност.

Во время речи Беседующего у Тайрезиана был отвратительно торжествующий вид.

– Танталас, ты принимаешь наказание? – спросил Солостаран.

Танис открыл рот, чтобы ответить, даже не зная, какие слова намеревались сорваться с губ, но внезапно один из стоявших рядом с ним стражников споткнулся, и Танис удивленно моргнул, когда Флинт сердито протопал вперед, чтобы стать перед подиумом.

– Я не знаю, принимает он или нет, – прорычал Флинт, уперев руки в бока, но его глаза при этом были печальны. – Но, во имя Реоркса, я знаю, что я с этим не соглашусь!

Собравшиеся вокруг трибуны потрясенно смотрели на гнома.

Флинт остро ощутил все эти пары миндалевидных глаз, уставившихся на него, особенно взгляд Беседующего. Они теперь в любую минуту вышвырнут меня из города, подумал Флинт, и тогда я не смогу принести Полуэльфу ни капли пользы. Он внезапно подумал о Айлии и понял, что с изгнанием Таниса и смертью акушерки, у него мало причин оставаться в Квалиносте.

Он покачал головой и собрался с мыслями. Конечно, Айлия поймет, если он сейчас соберет все свои силы, чтобы защитить Танталаса, ее любимчика. Флинт будет оплакивать старую акушерку позже, лично.

Но сейчас он был нужен Танису.

– Взгляните сюда, Беседующий, – громогласно начал Флинт, прежде чем Солостаран смог что-либо сказать. – Вы, очевидно, выслушали все, что рассказали о случившемся эти эльфийские лорды – по крайней мере, что они думают, что произошло. Но среди них нет очевидцев – нет свидетелей, помните. – И, тем не менее, они быстренько возложили ответственность за это темное деяние на Таниса, – продолжил Флинт. – Я могу подумать о других, кто равно – нет, больше – может быть подозреваемым, чем Полуэльф, который за последние недели полюбил Айлию.

– Любовь! – фыркнул Тайрезиан. – Поступок!

– А вы, лорд Тайрезиан, главный среди моих подозреваемых! – прорычал Флинт, указывая на эльфийского лорда.

– Это невозможно, – возразил Тайрезиан. – Когда была убита старая леди, я помогал охранять Портиоса у Рощи.

Флинт на мгновение пришел в замешательство. Затем он продолжил.

– Есть вопрос по поводу записки. Предположительно, смерть Эльд Айлии имеет отношение к гибели лорда Зеноса. Акушерка разгадала ту смерть, и в результате, кто-то убил ее. Зачем бы тогда она адресовала записку мне и Танталасу, если у нее было доказательство связи Таниса со смертью Зеноса?

Беседующий, казалось, намеревался позволить гному продолжать, несмотря на оскорбление придворного этикета.

– А еще, мастер Огненный Горн, записка исчезла, – произнес Солостаран. – Никто, кроме вас, не видел ее. Маг Мирал только слышал, как вы читали ее, ребенок Фиония слишком молода, чтобы уметь читать, а Танис, также заявляющий, что видел ее, главный подозреваемый. Более того, никто, кроме Таниса, не был замечен входящим или покидающим дом до прибытия вас с Миралом. И, наконец, зачем убийце Айлии извиняться перед ней в послании на каминной полке, если убийца не был кем-то, близким ей.

– Я… – промямлил Флинт. – Признаю, Беседующий, что не знаю. Все, что я знаю, так это то, что версия, противоречащая доказательствам, не может быть истинной.

На чело Беседующего легла морщина; на его лице появилось выражение замешательства – и, может быть, проблеск надежды.

– Беседующий, при всем уважении, это нелепо, – запротестовал Тайрезиан, его голос был тихим, но глаза вспыхивали. – С каких это пор простой кузнец, да к тому же гном, сомневается в мудрости суда?