Текст книги "Идеальный мир для Химеролога 2 (СИ)"

Автор книги: Марк Альтергот

Соавторы: Олег Сапфир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 14

Петербург, Российская Империя

Автобусная остановка «Проспект Металлургов»

Двое подвыпивших полицейских, Петруха и Семён, лениво брели по своему маршруту, укрываясь от мелкого ночного дождя под козырьками магазинов. Патрулировать окраину промзоны было скучно.

– У меня ботинок протёк, – пожаловался Петруха, прихрамывая. – Целый день хлюпает. А жена, зараза, утром опять котлеты сожгла. Говорит, задумалась. Я ей говорю: «О чём ты, дура, можешь задуматься у плиты? О вечности?»

– А моя вчера сериал смотрела про богатых, – мрачно отозвался Семён, сплюнув в лужу. – Теперь пилит, что я ей на день рождения «хотя бы колечко» не подарил. Какое колечко? У меня на опохмел денег нет, а ей колечко. Вот сейчас бы попался какой-нибудь хмырь с полным кошельком…

Они с тоской посмотрели на тёмные окна складов. Ни тебе приличной драки, ни даже завалящего хулигана, с которого можно было бы стрясти на утренний опохмел и на то самое колечко.

Но сегодня им, кажется, повезло.

Под тусклым, моргающим светом единственного фонаря у автобусной остановки стояла странная фигура. Высокий, широкоплечий мужчина в длинном тёмном плаще с капюшоном, скрывавшим лицо. А рядом с ним, на мокром асфальте, стоял массивный стальной сейф.

– Что думаешь? – спросил Петруха, толкая напарника локтем в бок.

– А что тут думать, – хмыкнул Семён, смерив взглядом фигуру. – Хрен знает, откуда он его взял. Вряд ли сам принёс. И вряд ли он ждал бы автобус, если бы только что его украл. Слишком палевно.

Они переглянулись. В их затуманенных алкоголем глазах блеснул одинаковый огонёк жадности. Лёгкая добыча сама шла в руки.

– Какая разница? – махнул рукой Петруха. – Пошли щеманём его. Может, испугается, и нам что-то перепадёт.

Полицейские, расправив плечи, уверенно направились к остановке. Уверенность в собственной безнаказанности придавала им сил.

Семён, как старший по званию и по наглости, грубо положил руку мужчине на плечо.

– Что это мы здесь делаем? Воруем, да?

Фигура в плаще не шелохнулась. Лишь слегка качнула головой, но ничего не ответила.

Взгляд обоих полицейских скользнул по сейфу. Мысли уже рисовали радужные картины: пачки денег, драгоценности, а может, и какие-нибудь редкие артефакты.

Петруха обошёл сейф, с довольным видом постучал по нему костяшками пальцев. Звук был глухим и обнадёживающим.

– Попал ты, чувак.

– Стоять! Руки за голову! – рявкнул Семён, вытаскивая из крепления тяжёлую резиновую дубинку. – Что у тебя под плащом? Оружие, да? На землю, мордой в пол, бегом!

Но фигура так и стояла, не реагируя. Она лишь слегка качнулась. И в этот момент Петруха, которому в нос попала капля дождя, громко чихнул.

– Апчхи!

Семён, стоявший чуть сбоку и не разобравшийся в полумраке, решил, что на его напарника напали.

– Он тебя ударил? – заорал он, замахиваясь дубинкой. – Всё, на землю!

Они уже приготовились применить силу, как вдруг в их головах мелькнула одна и та же мысль. Если сейчас начнётся заварушка, придётся вызывать подкрепление. А это значит – протоколы, отчёты и, самое главное, официальная конфискация имущества. И прощай, содержимое сейфа. Нет, так дело не пойдёт.

– Стоять, не лежать! – тут же скомандовал Семён, меняя тактику. – Сначала расстегни плащ! Посмотрим, что ты там прячешь!

Фигура неторопливо подчинилась. Когда полы плаща распахнулись, полицейские остолбенели.

Под ним скрывался не человек.

Это была огромная широкоплечая обезьяна, обвешанная оружием с ног до головы. На груди, перекрещиваясь, висели два автомата. Тактическая разгрузка была набита запасными магазинами. На поясе болталась длинная изогнутая катана в ножнах.

Обезьяна медленно опустила шарф, скрывавший нижнюю часть лица, и жутко, по-звериному, улыбнулась, обнажив ряд крупных желтоватых зубов.

Петруха и Семён посмотрели на свои дубинки. Потом на обезьяну, увешанную смертоносным железом, как новогодняя ёлка.

Издав какой-то нечленораздельный звук, похожий на писк испуганных мышей, они попятились.

– Вы… вы свободны, можете идти, – пролепетал Семён, поднимая руки в примирительном жесте.

– Желаем вам приятного вечера, – добавил Петруха, пятясь следом за напарником.

В этот момент к остановке подкатил старенький рейсовый автобус. Обезьяна, не обращая на них больше никакого внимания, запахнула плащ, одной рукой легко, как пушинку, подхватила тяжеленный сейф, и спокойно вошла внутрь.

До полицейских донеслись звуки из салона.

– Оплачиваем проезд! – послышался женский голос кондуктора. – Мужчина в плаще, у вас что?

Обезьяна молча протянула крупную монету.

– Один билет, – констатировала кондуктор и тут же добавила, ткнув пальцем в сейф, занимавший половину прохода: – А за багаж? Габаритный груз, между прочим. Ещё столько же.

Полицейские на улице увидели, как фигура в плаще безропотно протянула вторую монету. Получив два билетика, она прошла вглубь салона, поставила сейф на пол и с комфортом уселась на сиденье, положив на переднюю спинку свои огромные руки.

Двери зашипели и закрылись, увозя в ночь самого законопослушного грабителя в истории города.

Ошарашенные полицейские смотрели вслед удаляющемуся автобусу.

– А… нам надо об этом докладывать? – наконец выдавил из себя Петруха.

– Ты что, дурак? – прошипел Семён, поправляя съехавшую набок фуражку. – Смотри, вон какой-то хрен на лавочку с ногами забрался. Пошли, хоть на нём оторвёмся. За такое можно и пару раз дубинкой приложить.

* * *

Я сидел за широкой столешницей, заваленной инструментами и останками тех самых инсектоидов.

Одно движение – и тонкий хитиновый панцирь отделяется от мышечной ткани. Другое – и я аккуратно извлекаю перепончатое крыло, стараясь не повредить его уникальную складную структуру.

Конечности пойдут на анализ мышечной структуры. Головы, с их сложными фасеточными глазами, – в отдельный ящик, для будущих экспериментов по созданию оптических систем. Я методично отделял кости от мяса, откладывая в сторону всё, что могло представлять хоть малейшую ценность.

Дверь в лабораторию тихо скрипнула, и в помещение вошла Валерия. Она устало бросила на стол тяжёлую сумку, из которой донёсся какой-то металлический лязг.

– Я всё купила, – выдохнула она, прислонившись к стене. – Но это, конечно, бред. Ты бы видел лицо кузнеца, когда я ему объясняла, что мне нужна миниатюрная сапёрная лопатка из закалённой стали. Он три раза переспросил, не для куклы ли это. Я сказала, что для очень маленького, но очень серьёзного шахтёра. Кажется, он решил, что я издеваюсь. А портной, который шил комбез, всё пытался бантик присобачить. Говорил, для ребёнка будет мило.

– Всё нормально, давай сюда, – спокойно ответил я.

Я заглянул в сумку. Аккуратно, чтобы не испачкать, достал оттуда крохотный, почти кукольный шахтёрский комбинезон из плотной ткани, прошитой кевларовыми нитками.

– И что мы будем делать с этим кротом? – спросила Валерия, пока я доставал из сумки остальные покупки.

– А, щас увидишь…

На высоком лабораторном стуле, закинув лапку на лапку, сидел крупный крот. Он невозмутимо потягивал из маленькой чашечки кофе со сливками и с интересом наблюдал за моими манипуляциями. Я протянул ему вещи.

Крот спокойно взял протянутые ему предметы. Я помог ему натянуть прочный комбинезон, который сел на его упитанное тельце как влитой. Затем водрузил на мордочку защитные очки, нацепил на голову каску с фонариком и, наконец, вручил маленькую, но крепкую сапёрную лопатку.

– Это была самая глупо потраченная сотня рублей, – заметила Валерия, скрестив руки на груди.

– Да ну прям. Это же укрепленный материал, не повредится. Отлично!

Я с удовольствием осмотрел преобразившегося крота со всех сторон. Ткань комбинезона была пропитана специальным составом, устойчивым к огню и кислоте.

– Вот, теперь полный антураж. Нравится?

Крот, которого я уже прозвал Борисом, в ответ молча поднял когтистую лапку и показал мне большой палец. Затем, невозмутимо взяв маленькую чашку, сделал из неё глоток.

– И почему он пьёт из моей чашки? – раздался из-под потолка обиженный голос.

Со шкафа свешивалась голова Кеши, который с ревностью наблюдал за сценой.

– Нельзя быть таким жадным, – вздохнул я. – Надо делиться.

Этот крот, Борис, был не просто животным. Он был полностью разумным существом. Его интеллект не уступал, а возможно, и превосходил человеческий.

Он был уникален. Обычно такие создания появлялись в результате сотен, а то и тысяч лет кропотливой и разумной селекции, когда химерологи поколение за поколением отбирали и скрещивали самых умных особей. Но с Борисом всё было иначе. Я видел это по его ауре и генетической структуре. На него повлияли какие-то другие, неизвестные мне факторы. Возможно, древний артефакт, зарытый глубоко под землёй. Или аномальный всплеск магической энергии. А может, он просто родился таким. Единственным в своём роде гением среди кротов.

А я, как известно, любил всё интересное и необычное.

К тому же, Борис не был слабаком. Я считал его историю, когда устанавливал с ним первый контакт. Долгое время он был негласным хранителем столичного ботанического сада – огромного, раскинувшегося на гектары парка, полного редчайших растений. Он в одиночку защищал его от вредителей, мутировавших грызунов и даже мелких банд, которые пытались устраивать там свои сходки.

Но потом сад снесли, чтобы построить на его месте очередной безликий торговый центр. И Борис, лишившись своего дома и дела всей жизни, стал жителем канализации, где и продолжал свою борьбу за выживание, отвоёвывая территорию у других подземных обитателей.

И вот теперь у него появилась новая миссия. И новая униформа.

* * *

В клинику пришли посетители.

Я вышел в приёмную и, честно говоря, не удивился. Передо мной снова стояла та самая аристократка Агнесса и её младший брат Миша. Похоже, у нас намечался постоянный клиент.

– Что на этот раз? – спросил я, прислоняясь к стойке администратора.

– Вот, – сказала она, слегка кивнув на брата. – По вашему практическому совету. Пришли брату покупать птицу.

– Рыбок возьмите, – тут же предложил я, вспомнив про перенаселённый аквариум. – Они тихие, неприхотливые и отлично снимают стресс. К тому же, у них сейчас акция: купите десять – одиннадцатая в подарок.

– Нет, – отрезала Агнесса. – Он хочет птицу.

Я мысленно ударил себя по лбу.

«Надо было сказать ему, чтобы с рыбами общался, – промелькнула досадная мысль. – Чего ж я так прогадал?»

Я снова посмотрел на маленького Мишу. Этот мальчик был не так прост. Приручатель, причём, судя по всему, очень сильный. Но его дар был по какой-то причине заблокирован. Я видел это по его ауре, по тому, как его собственная энергия вилась вокруг него тугим, сжатым коконом. Из-за пережитых травм – как физических, так и душевных, – в его сознании стояло жёсткое перекрытие.

Мне даже на секунду показалось, что этот парень – не просто ребёнок, а некий звёздный император в изгнании, которого специально искалечили и запечатали, чтобы никто и никогда не смог обнаружить его истинную силу.

– Ну, проходите, – вздохнул я, открывая дверь в соседнее помещение, которое я на скорую руку превратил в небольшой торговый зал.

Вдоль стен стояли клетки и террариумы. Здесь была и кислотно-розовая лама, и несколько ворон, и даже парочка хомяков, которые апатично грызли морковку.

– Это всё? – с разочарованием протянула Агнесса.

– А чего вы ждали, драконов? – флегматично ответил я, кивнув на хомяков. – Вот, например, отличный вариант. Тихие, пушистые… Идеальные питомцы для снятия стресса.

Девушка бросила на хомяков презрительный взгляд. Я же мысленно усмехнулся. Эти «пушистики», Рокки и Аполло, были ветеранами подпольных боёв без правил, а теперь могли прогрызть титановую пластину за тридцать секунд. Я их выставил на продажу чисто для вида, в глубине души надеясь, что их никто никогда не купит.

– Есть что-то похожее на канарейку? – спросила Агнесса, оглядывая мой скромный ассортимент.

– Ничего нет, – разочарованно протянул мальчик, оглядев полки.

– У вас такой скудный ассортимент, – с упрёком заметила девушка.

– Скудный? – переспросил я. – Прошу прощения, но я ещё даже не услышал от вас ни одного пожелания. Может, вам нужна канарейка, которая умеет плеваться огнём, петь оперные арии и предсказывать погоду? Или, может, канарейка-невидимка? Уточните запрос, и я постараюсь помочь.

– Ну, рублей за пятьсот… до тысячи мы готовы купить, если существо будет сильным, – проигнорировав мой сарказм, ответила Агнесса. – У меня есть сфера для проверки.

Она достала из своей изящной сумочки небольшой хрустальный шар, который тускло мерцал в свете лампы.

– Мне даже интересно, какого уровня у вас тут животные.

Агнесса шагнула к одной из клеток, намереваясь проверить выставленную на продажу ворону. Но её взгляд случайно упал на массивную клетку, стоявшую в углу, в которой дремал Псих.

Я увидел её намерение за долю секунды до того, как она двинулась.

– Нет! – резко крикнул я.

Но было поздно.

Она поднесла сферу к клетке, в которой сидел мой начальник службы безопасности.

Шар вспыхнул так ярко, что на мгновение ослепил всех. А затем с треском раскололся на сотни мелких осколков, которые дождём осыпались на пол.

– Бракованная сфера, – спокойно констатировал я, глядя на россыпь хрусталя у её ног.

– Да, бракованная, – удивлённо согласилась она, глядя на пустую ладонь.

– Ладно, есть у меня канарейки, – сказал я, решив, что хватит с неё на сегодня потрясений. – Всё у нас есть. Ждите здесь, сейчас принесу.

Я ушёл в свой кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

– Кеша! – позвал я.

Попугай, дремавший на шкафу, тут же проснулся и спикировал мне на стол.

– Канарейка. Десять минут. Чтобы была здесь.

– Что⁈ – возмутился попугай, распушив перья. – Хозяин, ты в своём уме⁈ Десять минут⁈

– Бегом, канарейку мне!

– Где я её тебе найду? Я что, буду похищать канареек у честных граждан⁈ Я тебе не какой-нибудь гопник!

– Не похищать, – терпеливо пояснил я. – А проводить рекрутинг, ты же профессионал. Просто объясни ей, в каких условиях она будет жить и что получит взамен. Предложи контракт. Расскажи про соцпакет, бесплатное питание и медицинское обслуживание. Будь дипломатом.

– А-а-а… – протянул Кеша. – Ну, это может сработать…

Ровно через десять минут он вернулся. Но не один. В когтях он нёс не одну, а двух крошечных жёлтых птичек.

– Я просил одну.

– Они отказались лететь друг без друга, – отрапортовал Кеша, выпуская птиц на стол. – Они пара. Любовь, все дела… Либо вместе, либо никак. Еле уговорил. Говорит, у неё муж – тот ещё ревнивец, одну не отпустит.

Я вздохнул, но спорить не стал. Что ж, пара так пара. Даже лучше.

Взял обеих птичек и быстро принялся за работу.

Сначала улучшил их оперение, сделав его ярче и прочнее. Укрепил кости, чтобы они могли выдерживать небольшие нагрузки. Оптимизировал кровеносную систему для большей выносливости.

А затем установил ментальные ограничители. Но это были не простые запреты. Система была устроена гораздо сложнее. В момент агрессии или опасности мозг птицы получал дополнительный ресурс, позволяющий за доли секунды проанализировать ситуацию и подавить инстинкт, если действие было глупым, бессмысленным или могло причинить вред хозяину. Это была своего рода встроенная система «здравого смысла».

Закончив, я вынес канареек клиентам. Две маленькие, ярко-жёлтые птички сидели на моей руке и мелодично щебетали, склонив головки набок.

– Продаются только парой, – объявил я.

– Нам нужна одна, – отрезала Агнесса.

Её брат расстроенно посмотрел на птиц, которые тут же начали что-то нежно щебетать друг другу. Было видно, что ему жаль их разлучать.

– Может, отцу позвонить? И маме? У них спросить… – тихо предложил он.

– Не надо! – резко оборвала его сестра. – Они заняты. Я сама могу решать. Берём двоих.

Агнесса прекрасно понимала, что её родители мертвы. Но отчаянно не хотела, чтобы брат вспоминал об этом, цепляясь за любую возможность оградить его от этой травмы. А он, в свою очередь, считывал её эмоции и понимал, что она скрывает правду. Он играл в эту игру вместе с ней, чтобы не причинять ей ещё больше боли.

Я видел эту сложную печальную игру, сотканную из любви и лжи во спасение. Но не стал вмешиваться. Это не моё дело. Моё дело – продать птиц и получить деньги на новую центрифугу.

Глава 15

Вечером, когда я сидел в кабинете и пытался систематизировать полученные за день атрибуты, в дверь постучала Валерия.

– Вик, мне кажется, что тебе пора встряхнуться, – сказала она таким тоном, будто объявляла о начале войны. – Готов?

Я оторвал взгляд от банки, в которой плавал идеально препарированный глаз летающей твари.

– Готов. Но ты уверена, что это надо?

– Точно надо, – кивнула она. – Это поможет развитию нашей клиники. И тебе развеяться не помешает. А то ты скоро со своими банками разговаривать начнёшь.

Я хотел было возразить, что я и так с ними разговариваю – мысленно, конечно, – но промолчал.

Так мы оказались на ежегодной выставке-аукционе таксидермистов.

Как оказалось, многие химерологи, особенно те, кто не гнушался грязной работы, подрабатывали этим ремеслом. Это был способ не только избавиться от «производственных отходов», но и неплохо заработать, превратив останки неудачных экспериментов или диких тварей в предметы искусства.

Мероприятие проходило в старинном особняке в центре города. Мраморные полы, хрустальные люстры и тяжёлые бархатные портьеры создавали атмосферу готического бала.

По залу, уставленному постаментами с чучелами, вальяжно прогуливалась разношёрстная публика. Здесь были и напыщенные аристократы в бархатных камзолах, с моноклями разглядывающие очередного монстра, и хмурые типы в кожаных плащах, похожие на охотников за головами, и, конечно же, сами химерологи – цвет местного ремесла, от юных дарований до седовласых мастеров.

Я шёл между рядами, и мой внутренний перфекционист страдал. Работа большинства «мастеров» была откровенной халтурой.

Вот чучело грифона, расправившее крылья в героической позе. Я подошёл ближе.

Табличка гласила: «Грифон горный, самец. Пойман экспедицией графа Нечаева в предгорьях Северного Хребта».

– Неправильное крепление крыльев к лопаткам, – заметил я. – При первом же взмахе он бы сломал себе позвоночник. И оперение… Перья вклеены под неверным углом. Аэродинамика нулевая. Он бы летал, как кирпич.

Валерия, шедшая рядом, с удивлением посмотрела на меня.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно. Это не грифон, а пародия.

Мы прошли дальше. На высоком постаменте красовалось чучело василиска – гибрида ящерицы и петуха.

– А тут что не так? – с интересом спросила Валерия.

– Всё, – вздохнул я. – Начиная от того, что у него петушиный гребень сделан из крашеного папье-маше, и заканчивая тем, что создатель даже не потрудился вставить ему ядовитые железы. Это не василиск. Это просто большая курица с хвостом ящерицы. Им даже напугать никого не получится.

Я чувствовал себя так, будто попал в кунсткамеру, где каждый экспонат – это оскорбление моего искусства.

– Ой, смотри, какой милый! – Валерия потянула меня за рукав к небольшому стенду, где на розовом бархате сидело нечто, призванное быть очаровательным.

Это был гибрид котёнка с утёнком. Пушистое тельце, большие стеклянные глаза и неуклюже приклеенные к лопаткам птичьи крылья. Табличка гласила: «Херувимчик „Пушок“. Радость вашего дома».

– Милый? – переспросил я. – Лера, у него крылья приделаны на столярный клей. Я даже потёки вижу. А грудная клетка не выдержит и одного взмаха. Он бы просто сломался пополам при попытке взлететь. Это анатомический нонсенс.

– Ну и что? Зато он трогательный, – возразила она.

Мастер этого «шедевра», стоявший рядом, услышал мой комментарий и самодовольно ухмыльнулся.

– Молодой человек, вы не понимаете сути искусства! Это не про анатомию, это про эмоции! Вот, смотрите!

Он нажал на потайную кнопку в основании подставки. Из стеклянных глаз «Херувимчика» медленно потекли две маслянистые капли, а изнутри раздался жалобный писк, записанный на дешёвый фонограф.

– Он плачет, – с благоговением прошептала какая-то дама рядом.

– Глицерином, – безжалостно констатировал я. – И пищит, как резиновая игрушка для собак. Пойдём отсюда, у меня сейчас у самого кровь из глаз пойдёт.

Рядом, под стеклянным колпаком, переливался всеми цветами радуги «Музыкальный Слизень». Его студенистое тело было сохранено в первозданном виде, и казалось, что если прислушаться, можно услышать его тихую меланхоличную песню.

Один из посетителей, полный аристократ в бархатном камзоле, долго цокал языком, восхищаясь работой, а потом сокрушённо вздохнул:

– Жаль, что не поёт. А то бы я его в спальню поставил. Успокаивает.

Но больше всего меня позабавил один стенд в самом центре зала. На нём, в нелепой, вычурной позе, застыл скелет какого-то ящера. Кости были отполированы до блеска, но собраны абсолютно неправильно. Позвоночник изгибался под неестественным углом, рёбра торчали в разные стороны, а череп был приделан задом наперёд.

«Инсталляция „Диссонанс Бытия“. Автор – магистр Феофан», – гласила табличка.

Рядом с ней стоял сам магистр – худой и нервный тип с бегающими глазками. Он доказывал какой-то даме в мехах, что это «новое слово в искусстве, метафора хрупкости жизни и экзистенциального ужаса».

«Идиот, – мысленно вынес я вердикт. – Он даже не знает, что тазовая кость у этого вида срастается с крестцовыми позвонками только к пятому году жизни. А тут она присобачена на проволоку. „Диссонанс Бытия“, как же… Просто „Диссонанс Знаний“».

Валерия потянула меня за рукав.

– Вик, пойдём, не заводись.

Но было поздно. Я уже поймал самодовольный взгляд магистра Феофана, который как раз закончил вешать лапшу на уши своей спутнице в мехах.

– Прошу прощения, магистр, – сказал я достаточно громко, чтобы привлечь внимание окружающих. – У меня вопрос по вашей инсталляции.

Феофан повернулся ко мне, его бегающие глазки недовольно сощурились.

– Слушаю вас, коллега, – процедил он, подчёркивая последнее слово с ноткой сарказма.

– Скажите, а ваш «Диссонанс Бытия» – это метафора того, как существо с тазовой костью, примотанной к грудному отделу позвоночника, пыталось бы… ходить? Или, может, это аллюзия на то, что череп, надетый задом наперёд, символизирует взгляд в прошлое, а не в будущее?

Вокруг нас образовалось небольшое кольцо из любопытных. Дама в мехах удивлённо захлопала ресницами. Лицо Феофана пошло красными пятнами.

– Вы ничего не понимаете в высоком искусстве! – зашипел он. – Это концептуальный подход! Я так вижу!

– Я тоже вижу, – невозмутимо ответил я. – Вижу вопиющую анатомическую безграмотность, завёрнутую в пафосную чушь. Уверен, если бы это несчастное животное было живо, оно испытало бы куда больший экзистенциальный ужас, чем тот, что вы пытаетесь изобразить.

Раздались сдавленные смешки. Феофан открыл рот, чтобы ответить, но лишь издал звук, похожий на кваканье. Валерия, схватив меня за локоть мёртвой хваткой, потащила прочь.

– Я же просила, не заводись! – прошипела она мне на ухо. – Ты нажил себе врага.

– Не врага, а посмешище, – поправил я, с удовольствием отметив, как магистр Феофан провожает нас полным ненависти взглядом.

Но были и интересные экземпляры. В отдельном зале, за бархатными канатами, выставлялись работы настоящих мастеров. Там я увидел идеально выполненное чучело мантикоры, чей скорпионий хвост был изогнут в смертоносном замахе, и даже скелет небольшого дракона, собранный с ювелирной точностью.

Правда, и здесь мой намётанный глаз находил изъяны. В суставах драконьего скелета я заметил следы клея. Дилетантство. Настоящий мастер соединяет кости на микроскопических штифтах, чтобы сохранить подвижность.

Наконец, начался аукцион.

Я выставил на торги несколько своих работ. Ничего особенного – пара черепов редких грызунов, идеально очищенных моими муравьями, и несколько заспиртованных органов, которые я забраковал для своей лаборатории. Их быстро раскупили по неплохой цене.

А затем вынесли мой главный козырь.

Под стеклянным колпаком, на чёрной бархатной подставке, стоял полный скелет того самого инсектоида-вожака, которого Рядовая так эффектно прикончила на складе.

По залу прокатился восхищённый гул.

Работа была безупречной. Я не просто собрал его, а восстановил каждую косточку, каждую хитиновую пластинку. Скелет был белоснежным, без единого пятнышка или трещины. Все сочленения были подвижны, и он застыл в динамичной позе – в середине прыжка, с расправленными серповидными лезвиями передних конечностей.

Для оценки на сцену поднялся старый, всеми уважаемый эксперт-оценщик. Он долго ходил вокруг скелета, рассматривая его через специальную лупу с магическими линзами.

– Невероятно! – наконец вынес он вердикт. – Господа, я занимаюсь этим ремеслом шестьдесят лет. Но такой чистоты работы я не видел никогда. Посмотрите на эти сочленения! Идеальная подгонка. А сама кость… она была очищена без единого механического повреждения! Ни скальпеля, ни скребка. Это… это какая-то магия. Или совершенно новая, неизвестная мне технология. Автор этой работы – гений. Десять из десяти! Шедевр!

Я скромно улыбнулся. Конечно, шедевр. Мои муравьи-утилизаторы поработали на славу. Они обглодали этот скелет так чисто, что ни один скальпель не смог бы сравниться с их крошечными, но острыми жвалами.

Аукционист ударил молотком.

– Начальная цена – сто рублей!

Тут же взметнулись две руки. Одна принадлежала грузному купцу с лицом, красным от выпитого вина. Вторая – тощему аристократу в лиловом камзоле, который смотрел на скелет с видом ценителя.

– Пятьсот! – крикнул купец. – Он будет идеально смотреться над камином в моей охотничьей зале!

– Тысяча! – тут же перебил аристократ. – Такая грация не для того, чтобы коптиться над огнём! Он станет центральным украшением оранжереи моей супруги. Она обожает готическую эстетику.

– Две! Мои гости обзавидуются!

– Четыре! Моя жена будет в восторге!

– Восемь! Да я из него вешалку для шляп сделаю! – в сердцах рявкнул купец.

– Десять! А я прикажу инкрустировать его череп бриллиантами и буду пить из него шампанское! – не остался в долгу аристократ.

Зал загудел. Валерия рядом со мной прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться. Я же просто наблюдал за этим цирком с интересом. Мне было абсолютно всё равно, будут ли на моём шедевре сушить шляпы или использовать его как бокал. Главное – цена.

Торги были яростными. В итоге скелет ушёл за баснословную сумму какому-то коллекционеру, пожелавшему остаться неизвестным.

Мы вышли из особняка, и ночной воздух показался особенно свежим после душной атмосферы аукциона. В кармане приятно оттягивала тяжесть увесистая пачка купюр.

– Ну что, я же говорила, – с довольной улыбкой сказала Валерия. – Отличный вечер. И для бизнеса, и для репутации.

– Пожалуй, – согласился я, чувствуя приятное удовлетворение. – Неплохо провели время.

Мы шли по ночной улице, обсуждая, на что потратим внезапно свалившееся на нас богатство. Ремонт, новое оборудование, расширение…

Настроение было приподнятым.

Но когда мы подошли к клинике, вся радость мгновенно улетучилась.

Входная дверь была распахнута настежь, а замок на ней сломан – висячий механизм вырван с мясом, словно кто-то просто сорвал его ломом, не утруждаясь ключами или отмычками.

Я молча шагнул внутрь. Приёмная была разгромлена. Перевёрнутая мебель, осколки стекла на полу, разбросанные бумаги… И кровь. На полу в лужах крови лежало несколько тел.

– Понятно, – мрачно сказал я, оглядывая следы бойни. – Сдали.

Бледная, как полотно, Валерия стояла за моей спиной, прижав ладони ко рту.

– За что?.. – прошептала она.

– Как за что? – ответил я, перешагивая через труп в чёрном комбинезоне. – Ты же сама говорила, что нам нужно развитие. А это – последствия развития бизнеса. Мы были на выезде у аристократов. Вмешались в чужие дела. Вот нас и решили проверить. Или наказать.

Мы осторожно прошли в дальнее помещение, откуда доносилось тихое, жалобное скуление.

Здесь, в коридоре, лежало ещё несколько трупов. Все в одинаковой чёрной униформе. Судя по ранениям, их не просто убили. Их разорвали на части.

Посреди этого кровавого месива, прислонившись к стене, сидел Псих. Его шерсть была спутана и залита кровью – и своей, и чужой. Он тяжело дышал и вылизывал глубокую рану на боку.

Увидев Валерию, он заскулил, как маленький щенок, поджал хвост и пополз к ней на брюхе, оставляя за собой кровавый след.

Она тут же бросилась к нему, упала на колени и обняла, не обращая внимания на кровь и грязь.

– Псих, мой хороший… Ты ранен… – шептала она, осматривая его раны. – Виктор, у меня вопрос. А они точно все пришли, чтобы наказать нас? Что-то не очень похоже.

Она кивнула на тела.

– Да хрен его знает, – ответил я, осматривая поле боя.

Вдалеке завыли полицейские сирены.

– Ой, кажется, это к нам… – прошептала Валерия дрожащим голосом. – Ну всё, теперь нас посадят. Ты – химеролог без лицензии с десятком трупов, которые могут принадлежать влиятельным людям. Нам конец.

– Ерунда, – отмахнулся я. – Не переживай. Иди запри дверь изнутри на засов. Дай мне десять минут, я со всем разберусь.

* * *

За оцеплением у клиники «Добрый Доктор»

Командир отряда специального назначения «ГРОМ» с позывным «Медведь» сплюнул на мокрый асфальт. Как назло набежала туча, и теперь холодный дождь барабанил по его шлему, стекая по визору и искажая огни полицейских машин.

– Повтори, – прорычал он в рацию, хотя прекрасно расслышал приказ с первого раза.

– Командир, приказ подтверждён, – раздался в наушнике голос диспетчера. – Объект классифицирован как зона повышенной опасности. Информация о массовом убийстве, предположительно с применением химер. Приказ с самого верха: при обнаружении тел – работать на поражение. По всему, что движется. Повторяю: по всему. Без разбора.

Медведь выругался.

«Без разбора» – это означало, что им дали лицензию на отстрел. Мужчины, женщины, животные – неважно. Если внутри кто-то остался, он уже не жилец. Такие приказы отдавали только в самых крайних случаях, когда ситуация выходила из-под контроля настолько, что проще было сжечь всё дотла, чем разбираться.

– Группа «Альфа», на исходную! – скомандовал он. – «Бета», прикрываете периметр. Снайперы, доложить готовность.

Его бойцы, закованные в тяжёлую тактическую броню, заняли позиции у выломанной двери ветеринарной клиники. Двенадцать человек – элита, лучшие из лучших. Они видели всё: прорывы Стены, вылазки в Дикие Земли, зачистки культистских гнёзд. Но даже для них приказ «работать на повал по гражданским» был чем-то из ряда вон.

Медведь оглядел своих людей. Они были профессионалами. Приказ есть приказ.

– На счёт три, – прошипел он в микрофон. – Помните, внутри может быть кто угодно. И что угодно. Не расслабляться. Раз… два… ТРИ!