Текст книги "Святая инквизиция (СИ)"

Автор книги: Мария Котикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Мда...

А что тут сказать?

Но теперь хоть понятно стало, почему Колючая все время ходит как во сне! Медленно и осторожно... Особенно на лестницах и в аудиториях. И избегает шума... При головных болях, уж конечно, не до общественной жизни! Да и вообще – ни до кого! До стакана с водой да коробкой с лекарством бы доползти да дотянуть...

– И сильно болит?

– Очень... Сегодня например еле встать сумела...

– Так может, выходной возьмешь?

– И кто мне его даст?

Несчастная... Даже передохнуть тебе некогда! Расслабиться... а ведь для тебя это сейчас, наверное, самое главное! Просто отдохнуть. И совсем-совсем ничего не делать. Лежать себе на широкой кровати, есть что-нибудь вкусненькое и бездумно глядеть в потолок. Дня три хотя бы!

Но разве позволит тебя наша Инквизиция такую роскошь? Без справки-то от врача? А то, что ты к этому доброму дяденьке в белом халате не пойдешь – сто процентов!

– Знаешь, если у тебя будут какие проблемы с занятиями – обращайся. Чем смогу – помогу.

И Кошмарика предупрежу! Чтобы знал... И если что сумел бы прикрыть твое отсутствие на семинарах и сдачах!

– Спасибо тебе...

– Да в чем проблема?! Мы же – свои!

– Все равно – спасибо.

Пожалуйста, Мышка... Должен же кто-то хотя бы иногда заботиться и о тебе... Даже если ты этого не хочешь.

* * *

Спасибо тебе, друг! За слово ласковое да за помощь. Потому как поддержал ты меня в трудную минуту, когда вокруг стала смыкаться стая голодных шакалов-завистников и недругов. Когда уже даже вздохнуть стало невозможно...

Единственная отрада ты да Кошмарик, который совсем перестал меня донимать, а наоборот даже прикрытие организовывает... И Пчелка тоже передохнуть дает. Но уже не в подсобке, а собственной лаборатории. Придешь к ней посреди пары, а она только глазами тебя проводит да головой покачает. Мол, совсем загоняла ты себя, Ольга.

А Кошмар Илларионович мне даже несколько несданных работ простил, чего раньше за ним не водилось!

Какие вы все хорошие... Добрые. Жаль, что приходится поставлять вас так...

Но назад я не сверну! Ни за что! Потому что то, чего так жаждет Инквизитор не должно увидеть свет. Мы и так стали слишком чудовищами, чтобы еще ниже опускаться... Не надо этого...

Однако, тяжело все это! И нервов больших стоит... Ведь нужна постоянная бдительность! Мне еще повезло, что отец Михаил не сдал меня Инквизитору, не рассказал о том, что настоящая картина очень сильно отличается от той, которую могут видеть все.

Повезло...

Но в следующий раз этого может и не случится. И поэтому надо сделать так, чтобы второго раза не было.

Но...

Как мне надоели эти головные боли, от которых не спасешься! Даже если примешь целую упаковку обезболивающего... Даже если ко врачу обратишься! Самому лучшему!

Бесполезно это все будет...

Бессмысленно!

Ведь меня вылечить невозможно... Даже если учесть все достижения нашей медицины на данный момент! Лет через пятьдесят, может что-то и придумают, но, боюсь, до этого момента я не доживу. А жаль...

Господи, да когда же это прекратиться?! Когда, когда, когда?!!

Так, стоим... Переводим дыхание... И идем дальше... Потихонечку, полегонечку... Аккуратненько так, мелкими шажочками.

Вот умница моя! Ай, золотко! Ну еще чуть-чуть! Всего-то осталось до здания Инквизиции дойти, там пару часиков порисовать, а потом и до дома доехать! А ведь от Инквизиции дом близехонько находится! Всего-то в получасе езды на удобном и бесшумном автобусе! А там можно будет лечь в теплую постельку, закутаться в огромное одеяло и ни о чем не думать. И ничего не видеть... Просто лежать и отдыхать. А утром можно и несколько пар прогулять!

Кстати о птичках... Прогулять-то не получится... Завтра же у нас вроде как семинар первой парой у Радовского, чтоб ему ни дна, ни покрышки! И не лень ему к первой паре мотаться, чтобы на нашу мазню посмотреть да послушать наши сумбурные рассказы, в которых через каждые два слова пауза стоит по причине острой необходимости зевнуть?

А куда это мир в сторону поплыл? Э, так не годится! Прямо идти надо, прямо! Вон уже и здание Инквизиции виднеется... А у дверей Полоз ошивается... Меня караулит...

Так что падать нельзя. Ну, никак нельзя! Совсем...

Давай, родная! Давай, моя хорошая! Еще каких-то двадцать метров! А потом можно всласть повисеть на этом змие! Слава те Господи, что к этому он уже привык... И даже перестал шарахаться! А то в первый раз ведь чуть сердечный приступ не схватил...

– Ольга! Как приятно видеть вас в таком цветущем состоянии!

Издеваешься, да? Думаешь, я не знаю, что при виде меня даже ваши палачи пустят скупую слезу жалости? И добьют, чтобы я, несчастная, больше не мучилась?

Ох, гильотину мне!

– Молчите, господин Полоз... Богом вас заклинаю – молчите.

Еще шажочек... И... Ура! Дальше я не пойду, дальше меня понесут.

– Знаете, Ольга, а ведь раньше на такие нежности и яркие проявления чувств вы были не способны... и всячески старались их избегать. А тут сами – вы только подумайте – сами меня обнимаете!

Кто обнимает? Я обнимаю? Да не в жизнь! Я нахожу в тебе, дорогой, опору для своего несчастного и измотанного организма... Никаких чувств! Лишь тонкий расчет... На Лилит же с таким комфортом не повиснешь! Как и на Цербере... Хотя в последнем случае не надо так вставать на цыпочки... Ростом-то твой соратник, Полоз, до тебя не дотягивает довольно сильно!

– Это вам снится...

– Вот как? И если я вдруг поцелую вас, то пощечину вы мне не влепите? Сон-то мой...

– Тогда вы поймете, господин Полоз, что такое реалистичный сон, заканчивающийся фингалом под глазом и вывихом челюсти...

– Это угроза?

– Предупреждение.

Как хорошо с закрытыми глазами... Счастье! Большое и пушистое! Сюда бы еще одеяльце да чашечку горячего шоколада...

– А что мы стоим? Кого ждем? Я здесь, вы здесь, так что строевым шагом на место нашей дислокации в зал Витражей марш!

– Интересно, с каких это пор вы отдаете мне приказы?

– С тех самых пор, как вы объявили себя моим возлюбленным!

А что? Из каждой ситуации, даже такой паршивой на первый взгляд, надо извлекать максимальную пользу! Когда еще представится шанс просто так покататься на верных слугах Инквизиции? Да и представится ли он вообще...

– Знал бы я раньше, что ради этого почетного звания мне придется так себя компрометировать, то держался бы я от вас подальше! А все обязанности свалил бы на Лилит или Цербера!

– Не шипите... Ведь в случившемся виноваты вы сами...

Ну, может и я немножко, но это – лирика помешанная на тайны мадридского двора. И всю подноготную этих событий знать никому не надо. Я бы даже сказала, что – вредно! А нервы беречь надо...

И самое главное – самой бы последовать этому совету! Потому как все мои болезни от нервов! Этих страшных и несчастных клеток, которые заставляют меня в противовес всем моим моральным принципам виснуть на Полозе в минуты слабости!

– Знаете, Ольга, а вы немножко отдохнуть не пробовали? Может, вам получше бы стало от этой малюсенькой передышечки?

Мне получше станет только тогда, когда я буду лежать на кружевных подушечках да под тремя метрами земли! Вот уж тогда у меня ничего болеть не станет! И доставать меня тоже некому будет!

Красота...

– Вы лучше ногами работайте, а не языком, господин Полоз, а то мы так и к ночи до места назначения не доберемся...

– Да мы, вообще-то уже пять минут, как на месте!

Что, правда? А я и не заметила...

– Ну, тогда, может, вы меня отпустите?

– Только после того, как вы отцепитесь от моей шеи...

Легко сказать, а трудно сделать... Ноги-то меня не держат. Вернее, держат, но с большим трудом! И с такой опорой как-то надежнее...

Но хватит, милая, хватит! Работать надо... Картину писать...

А не хочется!

– Ольга, простите мне мое нескромное любопытство, но вы случайно с утра ничего на грудь не принимали?

Интересно с чего это вдруг такой каверзный вопрос?

– Да нет, а что?

– Просто вы такими очаровательными зигзагами ходите, что я даже начинаю сомневаться в правильности того, что вы все-таки от меня отцепились...

– А вы сомневайтесь поменьше да побольше делайте, и все будет хорошо...

Очень хорошо... Еще бы перед глазами не плавали цветные круги... И шум в ушах бы исчез...

– Но все-таки столик с красками и кисточками находится справа, а не слева.

Относительно меня или тебя? Впрочем, такие глупые вопросы я задавать не буду, а то еще чего доброго упекут в палату N6 и буду я доживать свою жизнь в маленькой комнатке с мягонькими стенами, потолком и полом и видом на больничный двор.

– Ой, мама...

Господи, пусть эта боль прекратится! Господи, пожалуйста... Мамочка...

– Да что с вами такое?

Со мной...?

– Так, хорошо... Ольга, вы меня слышите?

Слышу... еще бы я тебя не слышала... Орешь так, что наверное на другом конце города слышно.

– Да.

– Это уже хорошо... Это просто замечательно! А сейчас, раз вы меня прекрасно слышите, мы пойдем ко врачу и он пропишет вам необходимые таблеточки... И у вас все будет в порядке...

А потом темнота накрыла меня покрывалом... Черным и беспросветным. Но вместе с тем со мной остались все мои чувства. И боль. И возможность слышать все то, что происходит вокруг...

Звук голоса и шагов Полоза. Открытие каких-то дверей. И еще чьи-то разговоры... Я не знаю...

Слишком голова болит сильно...

И хочется умереть.

Но никак не получается... Чужие и такие теплые руки мешают. И голос.

А потом и они исчезают, и ко мне приходит благословенное забытье...

Господи, спасибо...

* * *

Кажется, ждать Ольгу у дверей ее университета или здания Инквизиции уже стало почти привычкой... Не очень нужной или важной, но какой-то необходимой. Привязался я что ли к этой серой мышке? Если так, то это плохо... Потому как меня ни должно ничто волновать.

Потому что я – убийца. Потому что я – чудовище. Потому что я – преданный раб Инквизиции. И для меня самое главное желание – чтобы мой ненавистный Хозяин был доволен.

Да, я ненавижу того, кто создал меня. Так же как и Лилит, и Цербер. Ведь мы знаем много больше других! Настолько, что даже нам, убийцам сотен иногда жутко становится... Потому что Инквизитор убил тысячи. В том числе и нашими руками.

И рано или поздно мне придется оборвать и Ольгину жизнь... Потому что прикажут и не оставят выбора.

А я не хочу этого! Совсем...

Но приказ всегда остается приказом...

Убить! Или придется умереть самому... Только вот сделать этот шаг почти невозможно... Ведь в нас кроме преданности заложили еще и безумную жажду жизни! Не смотря ни на что! Даже если придется идти по головам...

И поэтому проще – убить, чем наступить на горло собственной программе.

Впрочем, убивать Ольгу мне скорее всего не придется... Потому что в могилу она загонит себя сама. Своими собственными руками.

Милая, тебе не стыдно так издеваться над своим организмом? Доводить его до состояния "только тронь и рухнешь на землю"?

Хотя... это совсем не мое дело! Главное, чтобы ты закончила картину, а остальное – не важно. Совсем. Только почему, мне кажется, что я безбожно лгу... самому себе?

– Ольга! Как приятно видеть вас в таком цветущем состоянии!

Я издеваюсь, специально подкалывая ее... Надеясь хоть на какую-то реакцию! Гнев, обиду, такой же подкол... Потому что общаться с каждым днем с тобою все сложнее. Потому что ты как моллюск, что прячется в своей броне! И не узнать никому, что с тобой происходит! Потому что ты – молчишь... Прячешься. Скрываешься.

Потому что не хочешь, чтобы кто-нибудь знал твои слабости.

Потому, что именно они могут оборвать твою жизнь...

– Молчите, господин Полоз... Богом вас заклинаю – молчите.

Ах, какая прелесть! Но виснуть на мне совсем не обязательно! Даже больше – опасно для жизни.

Но тебе я прощу такую наглость...

А почему – не знаю.

– Знаете, Ольга, а ведь раньше на такие нежности и яркие проявления чувств вы были не способны... и всячески старались их избегать. А тут сами – вы только подумайте – сами меня обнимаете!

Кто обнимает? Я обнимаю? Да не в жизнь! Я нахожу в тебе, дорогой, опору для св

– Это вам снится...

Вот это – вряд ли! Я снов не вижу. И никогда не видел. Для меня существует лишь вечная темнота, в которой нет ничего...

Впрочем, если бы мне предложили, то я не отказался бы посмотреть эти людские фантазии. Просто так... Ради удовлетворения собственного любопытства.

– Вот как? И если я вдруг поцелую вас, то пощечину вы мне не влепите? Сон-то мой...

Неужели и это не вызовет никакого отклика?

– Тогда вы поймете, господин Полоз, что такое реалистичный сон, заканчивающийся фингалом под глазом и вывихом челюсти...

О как! Это чем-то напоминает мне похожую фразу, но про болезни... Там, правда фигурирует еще и сотрясение мозга, но в данном случае разница не очень-то и велика.

– Это угроза?

– Предупреждение.

Смешно! Единственный, кто не боится меня предупреждать – девчонка-художница в розовых очках идущая по жизни! А ведь этого не рискует делать даже мой Хозяин, хотя ему прекрасно известно, что на него я напасть никогда не смогу! Он просто приказывает. А я подчиняюсь.

Но предупреждений и угроз – нет. Потому что ни к чему они.

– А что мы стоим? Кого ждем? Я здесь, вы здесь, так что строевым шагом на место нашей дислокации в зал Витражей марш!

Наглость – второе счастье... Весьма сомнительное, если хорошенько подумать...

– Интересно, с каких это пор вы отдаете мне приказы?

– С тех самых пор, как вы объявили себя моим возлюбленным!

А я разве когда-нибудь делал такое объявление? Скорее, нас повенчали твои сомнительные друзья, которые на самом деле мечтают уничтожить тебя и стереть с лица земли. Но не могут. Потому что ты нужна Инквизиции. А значит твоя жизнь – неприкосновенна. До поры, до времени.

– Знал бы я раньше, что ради этого почетного звания мне придется так себя компрометировать, то держался бы я от вас подальше! А все обязанности свалил бы на Лилит или Цербера!

И нечего так смотреть на меня, наша дорогая охрана! Как бы вам уже не проснуться после таких взглядов...

Вот и молодцы... Ничего не знаю, ничего не вижу. И вообще я не я и хата не моя. Дольше проживешь, если будешь следовать этому простому и очень полезному правилу.

– Не шипите... Ведь в случившемся виноваты вы сами...

Ой ли! Я-то и вдруг виноват! Как бы не так. Потому как все случившееся только твоя вина, Ольга. Если бы ты не была настолько талантливой, а значит – необходимой, то мы бы и не встретились. И ты сейчас не походила бы на оживший труп. Жила бы себе и жила. И ничего не знала ни обо мне, ни о Лилит с Церьером...

Жалко было бы! Потому как я уже не представляю себе день без этих споров-ссор! Не обидных или жестоких, а скорее просто необходимых...

– Знаете, Ольга, а вы немножко отдохнуть не пробовали? Может, вам получше бы стало от этой малюсенькой передышечки?

А то еще чего доброго умрете, а я выговор получу. И наказание за то, что не сберег... А оно мне надо?

– Вы лучше ногами работайте, а не языком, господин Полоз, а то мы так и к ночи до места назначения не доберемся...

– Да мы, вообще-то уже пять минут, как на месте!

Ты же этого и не заметила. Как и чужих недоверчивых взглядов, как и чужого шепота, как и проводившего нас недоверчивым хмыканьем Инквизитора...

– Ну, тогда, может, вы меня отпустите?

– Только после того, как вы отцепитесь от моей шеи...

А то у меня уже наверное синяки появились от такого крепкого захвата...

А походка то у тебя, дорогая, мама – не горюй! Создается ощущение, что по прямой мы в принципе ходить не умеем!

– Ольга, простите мне мое нескромное любопытство, но вы случайно с утра ничего на грудь не принимали?

– Да нет, а что?

– Просто вы такими очаровательными зигзагами ходите, что я даже начинаю сомневаться в правильности того, что вы все-таки от меня отцепились...

– А вы сомневайтесь поменьше да побольше делайте, и все будет хорошо...

Нет, девочка, с тобой явно происходит что-то не то! Ты никогда не терялась на своем рабочем месте и всегда, даже с закрытыми глазами знала, что где лежит или стоит. А тут того гляди, ты от большой любви нашему Инквизитору усы пририсуешь... Кошачьи. И уши. И хвост.

– Но все-таки столик с красками и кисточками находится справа, а не слева.

А что мы так замерли?

– Ой, мама...

Эй, а вот в обмороки падать совсем не обязательно! Как и глаза закатывать, оседая на пол. Поверь мне, Ольга, он жесткий, холодный и жутко не удобный!

– Да что с вами такое?

Восковая бледность... А я-то считал, что это лишь литературный оборот да сильное преувеличение! Ошибался... Впредь, художественной литературе буду более или менее верить, а не считать ее лишь возможностью убить время!

– Так, хорошо... Ольга, вы меня слышите?

– Да.

– Это уже хорошо... Это просто замечательно! А сейчас, раз вы меня прекрасно слышите, мы пойдем ко врачу и он пропишет вам необходимые таблеточки... И у вас все будет в порядке...

Вроде когда-то кто-то мне говорил, что с безнадежными больными надо постоянно разговаривать! Не знаю правда ли это, но стоит попытаться...

– И как же вас так угораздило, вот скажите мне? Вроде умная, осторожная девушка, а о своем здоровье совершенно не заботится! Разве так можно? А если бы вам плохо стало например в автобусе? Там же давка жуткая... И не удобно падать на поручни-то...

Господи, что я несу?

И самое главное – зачем? Да еще и тащу эту девчонку в сторону медчасти!

А ведь раньше за мной такого не водилось! Никогда!

Во что я превращаюсь?!

Но об этом можно будет подумать немного позже... Потому что вон уже виднеются такие необходимые и почти родные двери...

– Эй, есть кто на рабочем месте? Я тут работу дополнительную принес! Так сказать свеженькую и странненькую! Все как по заказу!

– А это ты Полоз... Следовало ожидать, потому что только ты страдаешь наглость так врываться в мое царство...

А дежурная-то сегодня Ева... Повезло! Как утопленнику...

– что тебя привело сюда в мою скромную обитель, несчастный?

– А ты выгляни в оконце да посмотри!

Ну, что за идиотская привычка разговаривать через закрытую дверь?! Так даже Цербер не поступает! Он просто исчезает через форточку. Или винтеляцию.

– Иду... Оля-ля! Какая прелесть!

Любовь к больным, наверное, единственное, что можно назвать положительым качеством в этой страшной женщине, которую стороной обходит даже мой Хозяин. Нет, он не боится. Зачем ему?

Просто... опасается.

– Да ты не стой на пороге-то со своей ношей! Клади свою зазнобу на кровать... Посмотрим, что с ней такое случилось.

– Ольга – не зазноба.

– Охотно верю. Но ты все-таки на кровать эту Ольгу положи. А то ей от твоей заботы может только хуже стать.

И почему рядом с Евой я чувствую себя мальчишкой? Хотя и старше ее на пять лет как минимум!

– И давно с ней такое?

– Да уже дня три...

Проводки, трубочки, датчики-передатчики... И все компьютеризировано. А раньше-то редко когда можно было точный диагноз поставить. Впрочем, тогда и такой техники не было. Да ее вообще – не было. Ни в каком виде. Даже самом допотопном.

– Так... На что-нибудь жаловалась?

– Нет.

– А что так? Не доверяет?

– А как вы догадались?

– А тебе какое дело?

Нет, пошел я отсюда! Пока еще нервы целы! Потому что с Евой общаться совершенно невозможно нормальным чудовищам. Может, только Лилит, да и то – в ограниченных количествах.

– И перед тем, как ты уйдешь, родной, выполни одно маленькое поручение, ок? Притащи-ка мне сюда его Святейшество господина Инквизитора. Для приватной беседы по поводу моей новой больной, которую ты благородно сбагрил на мои руки.

* * *

Так вот оказывается, почему она постоянно знает, где мы находимся... Просто – слышит. Потому что со зрением у этой художницы просто жутко обстоят дела.

Потому что ее слепота не поддается лечению. Никакому! Хотя сейчас вроде как восстановить утраченное зрение можно всем. Кроме тех, кто болеет такой болезнью, как у Ольги. Потому что это у нее не просто врожденное, а помноженное еще и на нервы с чувствами да еще на жуткую головную боль.

И вот именно эта смесь не позволяет вылечить больного. Потому что тогда надо лишить его чувств. Всех. Абсолютно.

Но тогда от человека не останется ничего...

Впрочем, Ева говорит, что в Ольгином случае все не так страшно. То, что случилось всего-навсего – приступ, который через некоторое время пройдет. И зрение само вернется.

До следующего приступа.

И однажды, один из них станет последним. И темнота навеки накроет пеленой ее глаза.

Жаль, что этого не случилось в этот раз. Потому что тогда бы мне не пришлось ее убивать.

А так... придется. Хотя я очень и очень не хочу этого. Если бы не картина...

Но разве можно найти оправдание убийству? Даже совершенному на благо сотен и тысяч... Даже если ты преследуешь благие цели...

Нет. Потому что жизнь – бесценна. А я должна буду на еще один миг забыть об этом.

Хотя... теперь я не очень-то уверена, что без приказа у меня получится это сделать! Потому что Ольга слаба. Как маленький зверек, которого ранила чья-то злая рука. И в моих силах – спасти. Но сердце гложут сомнения. Уже слабые, но они есть. И выбор пока еще не сделан в пользу жизни.

Но часы уже дрогнули...

– Ты слишком много думаешь. Лилит.

– А я иначе не умею, Ева.

– А надо. Потому что кое-что можно сделать только по воле сердца, а не разума. Но ты совсем перестала слушать свое сердечко, которым тебя наградила моя сестра...

Ангел и Ева – сестры. Только Ангел – старшая. И более смелая. Не желающая скрываться и творить то, что приказывают.

Ева похожа на нее... Но в тоже самое время – нет. Ей проще смирится да делать то, что прикажут. Или из под полы творить добрые дела. Вот и все.

Потому что они абсолютно разные люди! Потому что они – всего-навсего сестры. Похожие – да! Но и только.

Жаль...

– И причем здесь мои мысли?

– При том, что ты горько будешь сожалеть, если убьешь эту несчастную девочку, которую жизнь наградила такой страшной болезнью...

– Не такой уж и страшной...

– А вот ты смогла бы жить, зная, что вдруг тебе придется жить в полной темноте? Что однажды ты откроешь глаза и не увидишь ничего?

– Не знаю. Ведь мне это не грозит.

Я никогда не проснусь в таком состоянии. Даже если меня каким-то чудом враги лишат зрения. Потому что наши врачи вернут его мне. Или просто убьют меня, как какую-то ненужную вещь... Чтобы затем создать для Инквизиции новую игрушку.

– А ей – каждую секунду своей жизни.

– Но я не понимаю при чем здесь сожаления? Эта Ольга никто для меня! Всего лишь очередное задание Полоза.

И все! Она для меня не существует. Почти...

– Эта Ольга, как ты, моя дорогая, соизволила выразиться, является почти таким же Ангелом, как и моя покойная сестра. Ее сердце и душа сияют настолько же ярко! Только эта девочка оказалась намного мудрее моей сестры – она сделала вид, что смирилась.

– Ты все врешь! Таких, как Она больше не существует!

Таких, как наш Ангел не может существовать! Потому что мы сами убили их! А в этом Аду ангелу родиться невозможно!

– Думай, что хочешь. Мое дело – предупредить...

– Да ты сама не меньше нас виновна в ее смерти! Это ты, Ты сдала ее Инквизитору!

Мне больно... Вспоминать. Но я не буду страдать одна! Я заставлю вспомнить и тебя, Ева! Вспомнить то, что ты совершила!

Потому что ты тоже не можешь простить себя за содеянное!

Потому что ты – человек.

Потому что ты – предала свою собственную сестру! Моего Ангела...

* * *

Ненавижу темноту... Всем сердцем ненавижу. Потому что в ней нет ничего и в то же самое время – все. Она не позволяет мне вздохнуть полной грудью, заставляя только слышать... И не мочь сделать что-то еще. Потому что следом за темнотой всегда приходит боль. Настолько сильная, что даже попытка немного приподнять голову от подушки заставляет терять сознание...

Наверное, я даже немного полюбила это состояние бессознательности... В нем нет ни боли, ни темноты. Только сны и воспоминания. Счастливые в большинстве своем. Но иногда приходят кошмары... И тогда я просыпаюсь в холодном поту, не в силах вновь заснуть. И жду... Чего угодно! Лишь бы изгнать эту давящую на уши тишину! Уж лучше – слышать хоть что-то. Даже неприятное.

Потому что в этой тишине мне кажется, что я начинаю сходить с ума... Что того мира с серыми красками никогда не существовало, а была лишь эта темнота без единого лучика света.

И я начинаю забывать кто я...

А есть ли я? Может, это только бред... Сон, который никак не хочет закончится. Сон, давно превратившийся в кошмар...

Но время идет, и нет, нет – да и придет кто-то чтобы напомнить мне о том, что мои мысли настоящая глупость.

Чаще других приходят Полоз и отец Михаил, который знает о картине, реже – Полоз, и уж совсем редко Лилит. Меня даже Инквизитор навестил! Чтобы справиться о здоровье... и выяснить смогу ли я продолжить работу над картиной.

Смогу. Даже если мне придется совершить невозможное.

А еще вокруг меня постоянно крутятся врачи и ученые, но среди них просто потрясающе выделяется одна – некая Ева. Кажется, так звали подругу Милы с которой она училась на одном факультет... Не помню точно!

Но как бы то ни было – я чувствую себе зверушкой подопытной! Но это-то понятно... Та болезнь, которой наградила меня природа, редкость... И ее не вылечить никаким вмешательством в гены. Невозможно это...

Смешно! Сейчас лечат почти все... Человеческую жизнь увеличили вдвое! Зрение можно вернуть любому. Только я – исключение.

Ничего... Этот приступ будет не долгим. Может с неделю... Может, чуть дольше... Во всяком случае я надеюсь на это. Молюсь об этом...

– Скучаем, Ольга? А я тебе тут сладенького принес... Думал, дай порадую больную!

Цербер... Мальчишка! Непосредственный и немыслимо мудрый. Замечающий очень-очень много... Больше других.

Хотя, какой мальчишка, если он старше меня лет на десять?

– Сам видишь мое состояние... Тут уж не до веселья!

– Это с какой стороны посмотреть!

– Назови хоть одну причину радоваться.

– Да без проблем! Ты урвала себе недельку просто потрясающих каникул! Вокруг тебя скачет половина Инквизиции, а другая отгоняется твоим верным цепным псом – Полозом... Ах, если бы ты только видела, как он убивался, когда я ему сообщил, что во всем, что с тобой случилось – виноват он! Естественно, я соврал, но это того стоило... Такие фотографии вышли! Прям смотрю и чуть ли не плачу. От восторга. В следующий раз и тебе принесу несколько раритетов... При условии, что Полозу ты их не покажешь!

– Клянусь!

Интересно же посмотреть на скорбящего Полоза! Тогда, когда зрение восстановится. А сейчас это все – бессмысленно! И остается только слушать да пытаться себе это представить.

Но все-таки так приятно, что о тебе кто-то переживает и беспокоится! До безумия...

– Так вот о чем это я? Ах, да! Чуть не забыл – тебе от нашего бармена бАльшой привет и полкило мороженого! А от меня – скромный букетик синих Инквизиторских роз, которые считаются жуткой редкостью и отличаются просто огромной ценой в размере маленького миллиарда за штуку, но чего не сделаешь ради больных друзей? Даже в сад к собственному Хозяину залезешь...

– А ты, как будто, делал это из под палки!

– Нет, конечно! Все по моему скромному и до ужаса обаятельному желанию! Но другим этого знать вовсе не обязательно! Особенно о моей доброте!

Ну-ну! Плач больше, маленький! Карта слезу любит...

– А что еще случилось новенького?

– Новенького? Да ничего, в общем... Войны – нет, Инквизитора – не убили и даже не покушались на его сиятельную персону, революции тоже как-то не получилось... Так что, нет ничего нового! Ты ж здесь всего третьи сутки лежишь!

Третьи? А кажется – вечность! Потому что время тенятся невообразимо долго! Особенно, когда тебя заставляют целый день лежать в кровати и бить горькие и невкусные лекарства! Но одно радует – стараниями Евы моя голова почти прошла, а значит и зрение скоро вернется. Дня через четыре – максимум... И это не может не радовать! Потому что я всем сердцем хочу вырваться из этой больничной клетки!

– ... Так что – выздоравливай и возвращайся в наши не слишком стройные ряды! Без тебя – скучно... И Полоза некого доводить до белого каления...

– Я честно постараюсь поправиться поскорее...

– Смотри у меня!

Приятно, когда о тебе кто-то заботится! Особенно, если это тот, от кого не ожидаешь такой заботы! Особенно, если это раб Инквизиции!

Но Цербер ушел... И вновь вернулась тишина. Сейчас я была бы рада даже Инквизитору, лишь бы он сумел прогнать спутницу моих болезней! Эту проклятую и давящую тишину... Которую я ненавижу.

Однако, надо терпеть... Тем более, что осталось не так много! Каких-то четыре дня в максимуме! А потом снова начнется жизнь...

Но ожидание убивает! Мучит и лишает сил!

Но это пройдет... Так же, как и всегда. Главное – не поддаваться! Главное – терпеть. Сжав зубы и закусив до крови губы. А там вдруг станет легче... И все наладится. Я верю в это! Да и Ева постоянно донимает разговорами и вопросами. Не дает расслабиться, одним словом. И за это я ей благодарна до глубины души! Потому что только это и держало меня в первые дни, когда от боли даже находиться в сознании было невозможно!

А сейчас – легче... И значит скоро все будет хорошо. Я поправлюсь и снова смогу рисовать... Снова смогу дарить жизнь своим снам и мечтам...

* * *

Постепенно Ольга пришла в себя, и зрение вернулось. Правда из отпущенного времени на создание картины у нее осталось не так много времени... Всего каких-то три недели, но сама она говорит, что это очень и очень много!

Впрочем, это не мое дело! У нее своя работа, а у меня – своя! И мне совсем безразлично успеет она уложить в срок или нет...

Хотя тут я вру! Я желаю и молюсь о том, чтобы она не успела. Чтобы картина не увидела свет...

Потому что в данный момент уничтожить Ольгу я не смогу. Потому что еще слишком свежи вновь открывшиеся раны да вернувшиеся воспоминания. Впрочем, виной этому еще может быть разговор с Евой...

Ведь она, в сущности, права! Права, права, права! Ольга действительно до безумия похожа на ее сестру и моего Ангела... Настолько, что даже иногда жутко становиться... И кажется, что вот еще чуть-чуть и она взлетит на белоснежных крыльях или заглянет в мою душу настолько глубоко, что даже на самом ее дне не останется никаких тайн! Даже тех, которые я скрываю от себя самой.

Глупо это все...

Странно и непонятно. И Ольга – просто живет так, как может. Также, как и я. Ведь выбора нет ни у меня, ни у нее.

– Занимаешься самокопанием?

– А тебе-то что до этого, Цербер?

Как же ты мне надоел! До безумия... Особенно своей способностью появляться тогда, когда тебя здесь не ждут и видеть не хотят.

– Мне? Совсем ничего. А вот тебе – да. Или ты думаешь, что я слепой и не вижу твоих сомнений в когда-то казавшимся верным решении?

– Ты ошибаешься, ведь мы не знаем, что такое "сомнения".

– Врешь... Это Полоз – не знает. А мы с тобой – да. Нас же создали раньше.