Текст книги "Святая инквизиция (СИ)"

Автор книги: Мария Котикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Для того, чтобы сделать мир лучше, надо самому стать лучше, а это, поверь мне, дитя мое, очень и очень трудно. И для того, чтобы пытаться что-то сделать и донести это до кого-то, то надо прежде всего начать с самого себя...

Этот разговор о мире, предназначении и самосовершенствовании затянется надолго. Знаю по собственному опыту, потому что мой бывший учитель постоянно пытается сделать что-то, чтобы изменить меня и мое мировоззрение. Но уже – поздно. Мне не измениться и не стать белым и пушистым. Да и не хочется. Тот, кто хоть раз почувствовал вкус власти уже не сможет от нее отказаться. Так же, как и от силы. Это просто невозможно...

Цербер с Полозом прохлаждаются на балконе, стащив-таки в свое личное пользование два торта. А Лилит рассматривает ту незаконченную картину...

– Тебя чем-то привлекла эта живопись, Лилит?

– Да, Господин. Она напомнила мне о кое-чем, что я давным-давно потеряла...

Значит об убитом тобою Ангеле. По моему приказу. Что ж, это стоит того, чтобы внимательней присмотреться к этой картине. Не законченной.

На белом полотне сияют несколько цветных пятен вперемешку с ломанными линиями. Два изумрудных и три золотых. Остальное лишь белый туман за котором скрывается нечто. А то что видно – лишь златокрылый ангел, держащий в руках маленький росток. Хрупкий и нежный. Который так легко сломать.

Ничего особенного, в общем...

– Не понимаю, чем тебе так приглянулась эта... мазня.

– Глазами этого ангела. В них скорбь всего мира и такая же огромная надежда.

Скорбь и надежда? Смешно! Потому что эти глаза – пусты. Так же, как и у Ольги в момент нашей первой встречи. Сейчас девчонка оттаяла. Стала доверять моим слугам. Ну а мне только оно и надо!

– Мой тебе совет, слуга, прекращай заниматься ерундой. Пока поздно не стало.

Покорно склонила голову... Что ж, Лилит всегда была умной девочкой. А главное – умеющей делать правильные выводы! И это-то пока еще ее и спасает.

* * *

Я покорно склоню свою голову перед тобой, мой ненавистный Господин. Я стану смиренной и послушной. Но только до тех пор, пока вы здесь. А когда я останусь одна, то вся эта покорность слетит с меня, как шелуха. Ненужная и абсолютно никчемная.

Вот и теперь... Стоит вам отвернуться и я уже могу стать собой. Снова вглядеться в эту картину с ангелом, который так напоминает мне о Ней! А еще о нашей мертвой Земле... Этот росток и есть она! А ангел – ее хранитель, который так нежно любит ее и нас, что готов простить все! Почти... А еще – уберечь от всего злого.

Но что поделать, если мы сами жаждем этой темноты? Если мы сами стремимся к ней, чтобы забыться в ее объятьях? Что если нам тьма стала дороже света?

А – ничего. Просто ничего... Совсем. Потому что нельзя докричаться до того, кто не хочет слышать! Ведь так – проще... Но почему-то каким-то невозможным случаем ты, художница, сумела растормошить меня и заставить иначе посмотреть на тебя. Хотя раньше, до того, как я увидела твою ДРУГУЮ картину, этого не случилось бы. Потому что мне тоже намного проще – не слышать. Так убивать проще. По приказу, конечно.

Но сейчас меня это уже почти не волнует. Потому что я – ошиблась в этой Ольге. И зря не поверила Еве. Мой Ангел и эта художница – похожи. Немного. Но для меня и этого более чем достаточно.

Я уже не смогу убить ее. Даже ради всего мира!

Потому что теперь это просто немыслимо для меня. Потому что тот, кто написал такую картину, просто не может быть безоговорочно преданным Инквизиции. Скорее даже наоборот... Хорошо хоть Господин так и не понял ничего, а я – да.

И от этого – страшно...

Эта картина словно бы грань двух миров. Двух жизней и судеб. Двух сущностей, которые на секунду соприкоснулись, чтобы разойтись... Радость и боль, отчаянье и надежда, вера и недоверие, жизнь и смерть... Они сияют драгоценными пятнами на этом полотне среди белого думана отчуждения и равнодушия. Среди нашего мира, который потерялся среди иллюзий.

Не страшно, если тебя ненавидят или презирают. Это просто больно, особенно если эти чувства вдруг испытывают к тебе твои друзья. И они же могут предать. Но в тоже время – осветить жизнь светом и шальным счастьем. Они дают сил жить.

Нельзя боятся любви. Жестокой и беспощадной, но вместе с тем, поразительно хрупкой и какой-то печальной, как и этот зеленый росток, который всеми силами стараются защитить. Да, это чувство может привести к грани жизни, но оно же может и спасти.

Не стоит презирать или недооценивать чувства! Они дают силы жить и бороться. Ради тех, кто заставляет тебя жить и чувствовать...

Но вот чего действительно стоит бояться, так это равнодушия! Холодного, беспощадного и горького равнодушия, когда можно просто убить. Ни за что. Просто так. Потому что захотелось. Хотя, нет... Даже желания не было. А так...

Я не знаю как это объяснить. ДА и разве можно объяснить, что такое это страшное равнодушие?! Его можно только почувствовать, увидеть или понять, но никак не объяснить. Его можно узнать. А некоторые, волею Инквизиции, рождены бесчувственными. Равнодушными. Как Полоз. Когда-то.

А теперь...

Я вижу, как он смеется. Шутит. Заигрывает с этой художницей. Покупает ей пирожные, шоколадки и плюшевого медведя с бантиком на шее. Как он беспокоится за нее. Как бережет и хранит ее.

Как теплеют его изумрудные глаза, когда Полоз думает, что никто этого не видт.

Он не сможет без нее. Потому что зверь, прирученный до такой степени умирает вслед за своим хозяином. Потому что без него жизнь уже перестает сколько-нибудь значить.

Потому что любить – больно. Но эта боль, наверное, самое дорогое, что может случится в серой жизни.

Я знаю. Я тоже любила. Не так, как он, но... достаточно. Однако, это не дало мне шанса ослушаться приказа. А у змея – получится. Даже наступив себе на горло. Даже разодрав о колючую проволоку все тело.

Потому, что пока жива Ольга, у него будут силы бороться. Даже с Инквизицией. Но только стоит огоньку ее жизни погаснуть, как его мир – померкнет. И уже ничего не станет больше значить для него.

Ведь защищать уже будет некого!

Но я теперь молюсь, не о смерти Ольги, а о том, чтобы она прожила как можно дольше. Потому что я не желаю Полозу, чтобы он пережил то, что случилось со мной. Чтобы у него отняли ЕГО АНГЕЛА!

– Красивая картина, не правда ли?

– Наверное...

Цербер понял все раньше меня. Что ж... Пусть так, но все равно – обидно.

– Инквизитор уехал. Отец Михаил – тоже.

– А Полоз где?

– Посуду моет. Ольга же принципиально не стала когда-то покупать посудомоечную машину. Так что приходится по старинке – ручками.

– Он?

– Да.

Странно и неожиданно! Оказывается, наши ученые ошиблись... Никакими генетическими изменениями невозможно выжечь из сердца и души чувства и вписать на их место равнодушие. Даже если очень захотеть. Ведь они – не боги.

– И давно ты знаешь, что Ольга и есть тот художник на которого мы уже столько времени охотимся?

– Давно. После второй или третьей встречи догадался.

– Вот как... И что ж не выдал?

– А зачем?

Равнодушное пожимание плечами. В бокале с вином мелькают красные искры. А за стеной шумит вода и слышатся тихие и приглушенные голоса.

– Но приказ...

– Отдан не мне, а Полозу. А вот он-то ничего не знает.

– Уверен?

– Абсолютно.

– Это хорошо. Он еще может вкусить счастья...

– По-моему он в последние месяцы только этим и занимается. А еще таскается за Ольгой как верный пес!

Скорее ручная змеючка! Черная такая, с зелеными глазками и жутко ядовитая! А еще – злая, когда на нее не обращают достаточного количества внимания.

– А ты, конечно, ревнуешь...

– Вот еще! Шиплю просто... Для порядка. Чтобы Полоз не расслаблялся, а то, еще чего доброго, охмурят и уведут его сокровище! Мучайся нам потом с ним... Успокаивай.

– Так он же ее не отпустит.

– Отпустит, Лилит, отпустит. Потому что хочет, чтобы Ольга была счастливой. Даже если при этом его несуществующее сердце будет разрываться от боли. Или просто сделает так, чтобы она поняла, что тот, другой, не стоит ровным счетом ничего.

Взгляд мой вновь останавливается на лице ангела. Красивом и грустном...

Хорошо, что Господин ничего так и не понял!

– Как думаешь, что дальше будет?

– А ничего. Мы будем жить, служить и исполнять наивысочайшие приказы Великой и Славной Инквизиции. Только не долго это продлится...

– Почему это? Мне кажется, что все только-только стало налаживаться! Этой художнице даже Инквизитор благоволит!

– Вернее сомневается в том, что Ольгу надо убивать, так?

– Да.

– Только вот это все – затишье перед бурей. А она разразиться как раз в Рождество. В тот день, когда весь мир увидит созданную нашей художницей картину.

– Откуда такая обреченность в голосе?

Глаза отводит. Точно что-то знает! Но говорить – не хочет, а придется.

– Ее убъют. Полоз сойдет с ума. А меня с тобой просто прикончат. Наверное...

– С чего это вдруг такая уверенность?

– Потому что все не так, как кажется на первый взгляд...

Что ж, туманный ответ все равно остается ответом. Как ты тут не крути. Но и то – хлеб. Может, до чего и додумаюсь я... Без помощи Цербера.

– А на кухню сейчас не ходи.

– Почему?

Легкий уивок в сторону приоткрытой двери... За которой Полоз нежно целует Ольгу, а та млеет под этим благословенным дождем, прикрыв глаза в которых сейчас наверняка бушует буря...

– Мда... По-моему мы здесь уже явно лишние...

– Пусть ловят счастье за хвост, пока есть возможность. Пусть.

Я завидую им. Отчаянно и до боли. Потому что я тоже хочу, чтобы кто так сильно любил меня. Но – не судьба. И от этого еще горше. В тысячу тысяч раз.

– Поехали домой, Лилит, а?

– Не хочешь им мешать?

А Цербер-то у нас оказывается страдает редкостной болезнью – скромностью! Ишь, как покраснел! Ну прям, как будто, в банку с краской окунули!

– Не хочу, чтобы завтра Полоз открутил мне голову за подглядывание и подслушивание!

* * *

По асфальту медленно растекается моя кровь. Алая в предательском свете фонарей и почти черная там, куда он не долетает. Меня все-таки достали! Упорные оказались ребета... Уважаю. И почти ненавижу.

Но они выполнили задание. Тихо, мирно подкрались сзади в тот момент, когда я меньше всего этого ожидал и нанесли смертельную рану. Мне не выжить. А помощь не придет. Слишком черна моя душа для того, чтобы надеяться на чудо.

Сколько же еще не успелось! Как много... Как мало...

Жизнь утекает из меня по капле. Медленно-медленно. Настолько, что мне даже умирать уже не страшно. Хотя с чего бы это мне боятся вечную спутницу созданий моего ученика? Слишком хорошо усвоившего уроки, которые я давал ему. Слишком ставшему Инквизитор. Как то, Первый, который уничтожил почти треть Земли, а затем заключил нас в желтый купол искусственной атмосферы.

Я своими собственными руками создал настоящее Чудовище! И я не смог исправить содеянное.

Да еще жалко эту девочку, Ольгу... Хорошая она, хоть и хочет притвориться равнодушной и надменной. Гордой. А на самом деле эта Ольга лишь маленький испуганный ребенок, ввязавшийся во взрослые игры, но все-таки сумевший найти свой путь в конце которого есть лишь смерть.

Жаль... Такая звездочка пропадет ни за что! По такой же прихоти, как и та из-за которой я уничтожал сотни людей. Просто так. Потому что захотелось.

Руки по локоть в крови. Душа черная начтолько, что в ней нет места даже самой малой искры. Чувства уже давно стали чем-то иллюзорным.

Не знал я, что все закончится именно так... глупо. Умиреть от руки каких-то детей! Да еще и из Сопротивления!

Но мальчишки упертые. Сколько раз они устраивали на меня покушения? Пять... шесть? Нет, больше... И все-таки добились своего! Стерли с лица земли второе лицро после Инквизитора. Сумели.

Только вот в одном ошиблись, они думали сломить меня, но не сумели. Они думали, что я буду кричать и звать на помощь, приближая свой конец! Не вышло. Я предпочел умирать медленно и тихо. В одиночестве. Впрочем нет, не в одиночестве. Вместе со своей давней знакомой и спутницей.

– Вот ты и пришла за мной...

Не верьте, если вам скажут, что Смерть ужасна и страшна! Совершенно нет. Она – прекрасна. Свежа. Юна. И порой – милосердна. Ее волосы подобно золоту, а глаза черной бездне... Голос же нежен и чарующ. Настолько, что порой ради него одного многие кидались с крыш небоскребов.

– А ты ждал кого-то другого?

Ей можно смеятся, издеваться и насмехаться. А еще улыбаться так, что кровь будет стынуть в жилах от... потрясающей красоты.

– Да нет, в общем-то... Кого мне ждать? Не ангелов же.

– Скорее уж демонов.

Наконечник стальной косы легонько прикасается к моей груди. Как раз там, где сердце.

– Может, желаешь что-то узнать? Вроде как последнее желание... чтобы было, что вспомнить тогда, когда ты станешь искупать свои грехи.

– Не знаю. Может будущее? Или нет, его я предпочту не знать! Слишком много ужасов ты мне наговоришь, если судить по твоей усмешке... Лучше скажи, та картина будет создана?

– Конечно. Она увидит свет в последний день жизни этой системы.

– Мы обречены?

– А ты сам-то как думаешь, бывший учитель Великого Грешника?

– Обречены. Без права на помилование.

– Истинно так. И поэтому сегодня я буду милосердной. Я подарю тебе легкую смерть. Все равно скоро у меня будет много работы... в честь очень большого праздника.

Хищный блеск косы. Серебреный росчерк. И все. Меня больше нет.

* * *

Сегодня нам удалось совершить то, чего мы так долго планировали! Убито еще одно Чудовище Инквизиции, сам Учитель нашего проклятого Инквизитора! То, кто привел его к власти. Тот, на чьей совести лежат сотни жизней. Мы сумели...

И поэтому у нас – праздник! Потому что слишком уж часто уходила от нас наша жертва! Этот грешник – Учитель Инквизитора, отец Михаил. И теперь его не стало. Задание выполнено. Еще один камень упал на нашу чашу весов. И появилась надежда – возможно добраться и до Инквизитора. Не сразу, конечно, но шанс есть... Хотя кто-то когда-то говорил, что он Проклят и его не может убить ни яд, ни железо, ни огонь. Только прощение чистой души и сердца, которое все еще умеет сострадать. Но в это уже никто не верит. Смерть можно отсрочить благодаря лекарств и всяким процедурам. Ее можно обмануть, но – ненадолго. Она все равно явится за тем, что по праву принадлежит ей. Уж это-то мы знаем хорошо! И поэтому – Инквизитор смертен. Но при этом – чересчур удачлив. Настолько, что эта старуха с косой никак не может подарить ему свой прощальный поцелуй.

Но мы ей поможем. Ну, или очень и очень постараемся. Даже приложим все силы для этого события...

Только вот наш Отец не доволен. Нет, он не показывает это, но... мы видим. Чувствуем. Понимаем.

Да, он вырастил всех нас. Подарил свой дом, пусть и такой странный и ненормальный. Научил всему, что мы знаем. Но... у нас есть свои цели и мечты. Свои мнения на многие вопросы.

И нельзя воевать только лишь словом. Против оружия можно выходить только с оружием. Мечом против меча, винтовкой против винтовки, атомной бомбой против атомной бомбы. Хотя в последнем случае побеждает тот, кто нажал красную кнопочку первым.

– Ты стал жестоким, сынок. Не думал я, что когда-нибудь придет этот день.

– Этот мир не менее жесток...

Да, мы уже ничем не лучше Инквизиции. Убиваем также как и они. Выносим приговор, хотя никто не давал нам этого права. Но нас это уже не волнует.

– Когда-то ты был другим. И все остальные тоже. Вы умели верить. Сейчас все это кануло в бездну и мне остается только скорбеть по вашим душам.

– Прости.

Просто слова. Ничего не значащие и пустые. Ведь я совсем не волнуюсь по поводу содеянного. Не в моих это принципах. Да и о ком скорбеть?! Об этом убийце? О создателе Тирана?!! Ни за что. Не заслужил.

– Бог простит...

* * *

Праздник закончился кошмаром. И вновь появившейся серостью. Страшной и беспощадной. Как сама наша жизнь. Как эта проклятая реальность!

Реальность, где нам приходится хоронить тех, кого мы называем если не друзьями, то во всяком случае – не безликими кем-то. Врагов я в этот список не вношу. Не за чем. Ведь главный враг это мы сами.

– Сегодня мы провожаем в последний путь...

Слова, слова, слова... Это все что остается после нас. Да еще надгробный камень в мертвой земле израненной радиацией. И все. Конечно, какая-то информация появится в исторических книгах, но не для всех такая роскошь. Да и правды там не соберешь ни на грошь.

– ... верного слугу нашей Инквизиции и учителя ее – отца Михаила.

Конечно же, последнее слово должно остаться за Инквизитором! Как же иначе?! Это же нечто само собой разумеющееся! Показуха...

– Мы все скорбим о его внезапной кончине...

Уж вы-то скорбите! Все глаза выплакали! Впрочем... вы действительно сожалеете о смерти своего учителя, Инквизитор. Ведь, чтобы кто ни говорил, вы остаетесь человеком со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вы умеете чувствовать боль. Настоящую боль потери. Хотя когда-то думали иначе... Но тогда вы просто не знали этого чувства всепоглощающего одиночества.

Ваше сердце умеет чувствовать. Может, не так как остальные, но все-таки... Меня – не обманешь.

Я вижу боль на дне равнодушных глаз.

Ведь вам больше не с кем будет поприрекаться, выпить по бокалу вина, поперемывать косточки тварям и т.д. Вам станет скучно. А это сродни одной из пыток Ада.

– ...и здесь мы клянемся, что виновные в содеянном будут наказаны...

Дети... Еще одни жертвы обстоятельств. Не такие невинные, конечно, но все ж таки... Жаль их. До безумия. Только вот сделать ничего нельзя. Разве что картины поскорее закончить. Тем более, что времени осталось не так уж и много. Скоро все закончится...

Но как я хочу жить! Просто жить и радоваться этой глупой, никчемной жизни, дорожн которой нет ничего на этой земле. Да и нигде тоже.

Мне страшно. Настолько, что я уже даже начала видеть кошмары по ночам. Мне снится, моя смерть. То мгновение, когда из моего тела утекает жизнь. По капле. А я смотрю на это и ничего не могу сделать. Только смотреть как-будто бы со стороны. Это жутко настолько, что даже сил кричать нет.

И ты умираешь... Чтобы затем проснуться. Без крика, без шума – просто открыть глаза и увидеть до боли родной потолок...

Я еще жива. И я не хочу сдаваться. Потому что чудеса должны быть в этом проклятом мире. Маленькие, почти незаметные, но чудеса. Как в сказке. Такой же страшной как и сама наша жизнь. Про рождение феникса. И про его четыре смерти...

Первой могилой феникса должна стать земля... Принявшая его в свои благословенные объятья объятья.

Второй – острые камни, смотрящие в бескрайне-синее небо. Он разобьется о них... Потому что ветер не сможет удержать отдавшееся на его волю тело.

Третьей – вода, что вытеснит из его легких воздух и заставит уйти во тьму... Чтобы потом вернуться.

Четвертой станет брат огонь, которой потом подарит ему рождение в новом облике, перед этим беспощадно забрав старый... Человеческий.

Но самое ужасающее во всем этом то, что идти на собственную смерть он должен добровольно. Сам.

Он сам должен лечь в свежевырытую могилу в которой его закопают заживо.

Он сам должен нырнуть в ледяную реку, в которой у него мгновенно сведет руки и ноги, зная, что никто не придет ему на помощь.

Он сам должен прыгнуть со скалы в предательские объятья ветра, прекрасно понимая, что не выживет, разобьется об острые камни.

Он сам должен взойти на собственноручно сложенный костер и бросить на него зажженный факел. И петь песнь Жизни в то время, как его обнимает пламя костра.

Я не феникс. Не сказка. У меня не будет четырех смертей, но только одна. Возможно, это можно назвать счастьем... Мне не придется возрождаться, чтобы затем еще раз умереть.

Мне жалко это несчастное создание, живущее только в книжках. Потому что такой судьбы я не пожелала бы даже Инквизитору...

Впрочем, речь сейчас не о нем.

Прощай, отче Михаил, создатель Великого Инквизитора. Твой путь наконец-то окончен. Ты сможешь отдохнуть и наконец-то стать самим собой. Не чудовищем, не учителем, не убийцей, а просто человеком. Где-то там, куда нам пока еще нет дороги, но по который мы когда-нибудь обязательно пройдем.

Вы знали обо мне слишком много, но молчали. Спасибо. Я действительно вам благодарна, хотя, конечно, для молчания у вас были свои мотивы. Теперь это не важно. О мертвых плохо не говорят...

Поэтому спите...

И пусть земля вам будет пухом.

По моим щекам текут слезы... Я оплакиваю не убийцу, а просто старого человека, который хотел что-то изменить, пусть даже и уже на пороге смерти.

* * *

Не думал я, что все случится именно так. Что мой бывший учитель станет жертвой каких-то детей. Потому что мне казалось когда-то, что он какая-та незыблемая величина, которая никогда не исчезнет. Жаль, что все оказалось иначе.

Мне не страшны огонь, железо и яд. Я проклят. Я, не он. И поэтому Михаил может умереть.

Уже умер.

Не скажу, что я не мечтал об этом, но... и не хотел, чтобы все случилось так. Мой учитель должен был пасть от моей руки и никак иначе. А теперь все бесполезно. Мечты не сбудутся, моя загубленная юность не будет отомщена. Поздно.

Я не буду скорбеть о нем. Только сожалеть, что это не моя пуля оборвала его жизнь. Да может, та частичка меня, которая никак не хочет сгинуть в бездне моей черной души погрустит о том, чего не случилось.

Каждую ночь я вижу лица всех тех, кого убил. Пусть даже не своими руками, но это уже не важно. Приказ отдавал я. Сам подписывал им смертный приговор. И теперь эти не упокоенные, не отомщенные души... Они не дают мне покоя. Они зовут меня к себе, чтобы обречь на вечные муки.

Сегодня среди них появится и мой бывшей учитель. Как память о том, кем я был когда-то. И он также будет тянуть ко мне руки, зовя в бездну Ада, вплетая свой крик в тысячи криков невинно убиенных мною.

Не надо строить иллюзий. Я – Чудовище. Этот путь я выбрал сам. Почти. Меня к нему подтолкнули слуги Инквизиции и прошлый Великий Инквизитор. Моя первая жертва. Тот, о чьей смерти я тогда еще умел молить Бога. И Дьявола.

А потом перестал, потому что понял одну простую истину – их нет, и все в этом мире человек должен делать своими собственными руками.

Никто так и не догадался, что это я подсыпал ему в вино яд. Никто кроме него. Хотя, облегчения бывшему Инквизитору это не принесло.

Король умер, да здравствует король!

Еще бы от снов избавиться... Но они часть моей вечности и моего проклятия. Без них у меня не будет бессмертия. За все надо платить. А за этот дар – тем более, ведь никто не сможет лишить меня его.

Никто никогда не сможет простить Чудовище и одного из Великих Грешников. На земле уже не осталось ангелов.

Но иногда, в такие ночи, когда я не могу уснуть из-за мучающих меня кошмаров, я почти молюсь о том, чтобы он появился. Потому что даже Грешник может устать от убийств.

Скольких я убил?

Не помню.

Скольким подписал смертный приговор?

Тем более не вспомнить.

Десятки, сотни, тысячи...

Из них лишь некоторые удостоились чести быть запомненными.

Пятеро. Всего пятеро за всю долгую жизнь.

Первым был мой ... друг, который тоже мечтал стать Инквизитором. А потом влюбился. Настолько сильно, что даже под пытками не выдал имени своей возлюбленной. Той, ради которой пошел на смерть.

Потрясающая сила воли! И взгляд. Огненный, проникающий в самую душу. И улыбка, которая бесила меня и тогда, и сейчас. Понимающая, знающая, прощающая...

Невинный агнец, брошенный на алтарь Инквизиции. Я сам перерезал ему горло.

Второй оказалась девочка лет... четырнадцати. У нее хватило духу и умения, а может просто удачи, пробраться ко мне в кабинет и почти оборвать мою жизнь. Ей не повезло. Тогда уже были созданы Люцифер с Цербером. А они, что говорить, были неплохой охраной.

План девчонки пошел крахом... Но даже тогда она не сдалась, пытаясь дотянуться до меня и вонзить нож в мое черное сердце.

Пуля в лоб стала ее приговором.

Третье место занимает сестра Евы, создательница Люцифера, Цербера и Лилит. Предательница, влюбившаяся в собственное творение. Последний ангел, чью жизнь оборвало его же собственное творение. По приказу моему.

Но даже в смерти она была прекрасна... своей чистотой и невинностью. Верой в этот прогнивший мир.

Четвертая – старуха, проклявшая меня и подарившая мне вечную жизнь. Обычная карга, но мастерски умеющая проклинать. Я не стал даже марать об нее руки. Всю работу сделал Цербер.

Но именно ее я ненавижу! За произнесенные слова...

"Будь ты проклят, Чудовище! Каждому воздастся по делам его, Инквизитор. И ты не станешь исключением. Тебя не убьет ни сталь, ни огонь, ни яд. Время не оставит на твоем лице отпечатка, но на душе твоей огненными письменами будут гореть имена тех, кого ты обрек на смерть рукою своей или словом. Каждый раз, когда ты будешь закрывать глаза, они встанут пред тобою, силясь затянуть твою душу в Ад, туда, где мучаются Великие Грешники. И ты будешь одним из них. Но смерть забудет к тебе дорогу. Навеки. Но не радуйся! Ты, Грешник, будешь мучится на этой земле до тех пор, пока не найдется человек с душой, подобной ангельской. Только его прощение снимет с тебя мое проклятие... И тогда муки земные, воистину покажутся тебе раем..."

Пятым был властелин мира или попросту – рок-музыкант. Очень известный тогда. Да и сейчас. Его не смогли сломать лучшие палачи моих пыточных камер. Он шел на костер гордо, с высоко поднятой головой. А на костре пел. В последний раз.

Говорят, что так рождаются фениксы...

А еще он единственный, кто знал о моем проклятье. Та старуха, оказывается, была его бабкой. И в застенках Инквизиции он хохотал и распевал свои песни. И издевался. И радовался, как ребенок.

Он тоже меня ненавидел. И ликовал, узнав мою участь. Как – я не знаю. Может, привет с того света?

И вот сейчас, я впервые за много лет хочу помиловать, а не казнить. Наверное потому, что эта девчонка все-таки сумела как-то заинтересовать меня, да и победителям полагается награда... В данном случае ею будет жизнь... с оговорками, конечно.

– Лилит?

– Господин?

– Принеси мне форму о награждении и закажи билет на Венеру.

Ольга должна исчезнуть из этого мира. Как будто ее и не было. Это будет платой ее за жизнь. Это станет моим приговором.

– Как вам будет угодно.

Они изменились, мои слуги... Стали мягче, добрее, хотя это по-идее невозможно. Но факт остается фактом. Ольга изменила их.

О стену с тихим звоном разбивается хрустальный бокал с вином, брошенный дрожащей рукой, унизанной перстнями...

Чем ты, проклятая художница, сумела приворожить моих слуг?!! Чем?!!! Цербер зовет тебя другом, Лилит скорее умрет сама, чем попытается убить тебя, а Полоз, мой змей, чуть ли не молится на тебя!!!

Что в тебе особенного?!!!

Почему даже я... не могу приказать никому убить тебя? Почему я выношу тебе приговор на жизнь?

* * *

Смерть отца Михаила, как будто придала Ольге сил. Она теперь рисует как заведенная. Впрочем, до Рождества осталось не так уж и много времени...

– Снова наблюдаешь за ней, Цербер?

– Это интересно, Лилит. Тем более, что не за ней, а за ними.

– Полоз опять не выполняет приказов, предпочитая скучать в обществе своей любимой художницы?

Скептична ты, моя старая подруга... Впрочем, это лишь маска. На самом деле ты так же рада за них, как и я.

Кто-то из нас счастлив. Это хорошо. Это значит, что даже мы, чудовища Великой Инквизиции, умеем быть живыми. Это значит, что мы тоже имеем право на нормальную жизнь.

– Завидуешь. Не стоит. Они заслужили эти мгновения.

А мы – нет. Недостойны оказались... Не встретили еще своего ангела или, наоборот, убили его.

– Знаю. Но с собой ничего поделать не могу. Я тоже хочу, чтобы кто-то так меня любил...

А я – нет?

Все мы хотим быть любимыми и необходимыми. Жаль, что не у всех получается...

– Пойдем. Нам здесь делать нечего.

* * *

Предрождественский город... Он ярок и сияет огнями, которых не просто тысячи, а миллионы! И это делает похожим улицы на какой-то маскарад... Впрочем, Рождество – праздник. Ему просто необходимо быть таким... шумным и красочным. С подарками и улыбками... Это, пожалуй, единственный любимый мой праздник... Так уж вышло. Что все остальные я не признаю. Кроме Пасхи, пожалуй...

Снега в это Рождество не будет. Опять потепление... По радио передавали. Жаль! Я бы с удовольствием прошлась по усыпанным снегом улицам. А так... придется довольствоваться малым – дарить подарки. Тоже одно из моих любимых занятий...

А Мил стол собирает. Звала! Вместе с моими "Чудовищами". Только вот, боюсь, что не смогу я ее порадовать своим присутствием в этот раз. Да и в другие – тоже.

Моя картина почти закончена. Осталось совсем немного... И все встанет на свои места. Я окажусь предательницей высоких идеалов. Но мне – не жаль. Даже не смотря на то, что я узнала всю Инквизицию так сказать изнутри. Взглянула на нее другими глазами... И многое поняла.

Инквизитор оказался не таким уж дьяволом во плоти. Вернее просто человеком. Смертным, как и все. Хотя многие говорят, что он проклят какой-то своей жертвой... И проклятие обрело силу, и нет ему прощения и покоя. Как и нам.

Я не могу сказать, что оправдываю все то, что он когда-то сделал и наверняка сделает. Не могу просто. Так же, как и забыть глаза всех тех, кому был вынесен приговор... Ни за что. Просто потому, что они не захотели смириться.

Это все останется в моей памяти, так же как и на страницах истории – начало той жуткой войны, которая унесла слишком много жизней! Невинных... Которая уничтожила половину Земли... Которую развязала тогда еще молодая Инквизиция.

Такое не прощают...

Наверное.

Но ведь во всем случившимся есть и доля нашей вины! Есть! Мы позволили утвердиться власти Инквизиции! Мы позволили ей диктовать то, как нам надо жить! Мы позволили ей слишком многое, чтобы на это уже можно было закрыть глаза...

И не надо слез, причитаний и всего остального. Люди сами создали Великого Грешника. Своими собственными руками. Так в чем же винить Бога? Ведь Он совершенно ни при чем...

Но как же низко мы пали, если позволяем себе творить такое! Коверкать чужие души, тела и судьбы. По своему усмотрению играть с чужими жизнями!

Мне даже немного жаль Инквизитора. Как и его созданий. Но ничто не забыто... Но быть может уже прощено. Мной. Потому что я не могу сказать, что в такой же ситуации могла поступить как-то иначе... Что не сломалась бы и не предала бы свои идеи и убеждения.

Я ведь – человек.

Так что – не мне судить. Не мое это дело. Придет время и все станет на свои места. Что-то забудется, что-то останется...

Странно задумчивое у меня сегодня настроение... Даже тошно! Но как видимо не у меня одной...

Не думала я встретить тебя сегодня, мой старый нечаянный гость из Сопротивления! Нежданно-негаданно вновь пересеклись наши с тобой дороги! Тогда, когда и не ждали... Впрочем, я и не искала с тобой встречи... Просто так вышло. Так пали на цветной платок судьбы карты.