Текст книги "Святая инквизиция (СИ)"

Автор книги: Мария Котикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Раздался выстрел. Я сама нажала на курок. Своими руками.

Я стреляла в своего брата. Старшего. Единственного, которому я была дорога не как машина или ручной зверек, а как Лилит. Такое же создание, как и он. Может, еще Ей...

А она стояла перед ним. Прикрыла. Защитила. На какие-то жалкие минуты.

И ее темные глаза, смотрели на меня и Инквизитора с упрямой решимостью. Мол, не сверну. Не уйду. Даже и не надейтесь!

– Если вы немедленно не отойдете от этого... создания, то разделите с ним его участь, доктор... Вам так этого хочется?

Прости меня, наш Ангел. Наша создательница. Прости... Мы оказались слишком слабыми... Слишком преданными тому, кто приказал тебя уничтожить...

– Пусть будет так.

Я ничего не могу для вас сделать... Простите. Простите!

– Лилит. Уничтожь их. Я приказываю тебе.

Как больно... Почему вы оставили мне умение чувствовать? Сопереживать? Сожалеть?

И я... Я могу только пообещать вам, что ваша смерть будет быстрой. Это единственное на что я способна сейчас. Когда прозвучал приказ.

Два выстрела. В самое сердце. И ваша жизнь оборвалась.

А я с ужасом смотрела на ваши тела. На то, что я совершила своими собственными руками.

Прости меня, Ангел...

Это мой самый большой грех... За который я не жду прощения.

Потому что не заслужила. Не смогла защитить.

И поэтому я живу в... Аду на земле. А как еще назвать наш прогнивший и погрязший в интригах мир? Только Адом...

Ведь ангелы ушли из него, оставив нас здесь.

Они не могут вернуть в наши души свет так как раньше. В этот раз нам придется справляться своими собственными силами.

Искупить свои грехи самим...

Но чем дольше я живу, тем больше понимаю – это невозможно. Мы слишком низко пали. Превратились в настоящих демонов. Сами. Своими собственными силами. И нет нам уже прощения...

Хотя, я не знаю.

Я уже ничего не знаю в этом мире.

Только то, что мой ненавистный Хозяин обеспокоен каким-то художником да грядущим большим проектом, который должен явить всем мощь и незыблемость Инквизиции.

И я хочу убить того, кому будет поручено это дело. Чтобы не случилось непоправимого. Чтобы та картина, о которой мечтает Инквизитор, не увидела свет. Потому что... тогда жертва Ангела будет напрасной.

А этого... Этого я допустить не могу.

Но как встретиться с этой... девчонкой? Как?! Ведь за ней следит Полоз! Ведь она – его задание! Не мое...

Впрочем, я могу ошибаться. И эта девочка тоже всего лишь жертва. Агнец на заклании. Но это не важно.

Потому что все уже решено. И она станет той, которая создаст настоящий шедевр. И я, если мне прикажут, не смогу ничего сделать...

Но пока этого не случилось... Пока остается хотя бы один-единственный шанс...

Великая картина Инквизиции не должна быть создана. Не будет. И я позабочусь об этом! Или я – не Лилит, игрушка, умеющая сожалеть...

* * *

Я просыпаюсь от того, что в глаза мне бьет солнечный свет. Бледный и почти искусственный. Но он есть. А значит – я жив. Каким-то немыслимым чудом. Или обыкновенным? Не знаю. Но мне кто-то помог. Иначе я бы не лежал в мягкой кровати под стеганым одеялом с перевязанной раной, которая болит так, что искры сейчас из глаз посыпятся. Но это пустяки. Я привык терпеть и большую боль.

Еще бы! С этими... зверьми, и не такому научишься!

В частности – терпению. Огромному и молчаливому. Когда у тебя есть всего один выстрел. Когда на твоих глазах убивают твоих товарищей и друзей. Семью. А у тебя нет возможности даже спасти их.

Потому что в снайперской винтовке, которую ты держишь в руках, всего один патрон. А у тебя – выстрел. И ты просто обязан уложить им одно чудовище!

А вокруг тебя падает снег. Белый и холодный. Почти искусственный. Почти не настоящий. Он укрывает город, заметает потихоньку следы. Их, твои... Любые. Нужные и не нужные, важные и не важные.

Потому что это – снег.

И ты сам им присыпан как покрывалом. И тебя не заметить. Ни с верху, ни снизу. Даже Их совершенным зрением.

А кровь на снегу это... красиво. Как цветы, вдруг распустившиеся в этом грешном, изломанном мире!

Который простить невозможно. Даже Ему! Богу...

Да и зачем ему это? Ведь мы уже давно не его дети! А так, серединка на половинку. Нечто непонятное, странное и бессмысленное. Игрушки, которые уже никому не нужны.

Тем более, что даже дьявол от нас отвернулся. Мы ему уже не нужны. С уничтожением мира прекрасно справились сами, с грехами – тоже! Беспокоится не о чем.

Потому что мы слишком низко пали. Потому что мы уже убили собственную планету и замахнулись на другие. Чужие... Молодые и наивные... Не знающие нашей ненависти.

А ведь скоро нам и этого станет мало! И мы создадим еще более мощные корабли! Еще более разрушительное оружие! И устремимся к другим звездам... где, может, есть жизнь.

Другая. Не понятная и чуждая. И которую мы попытаемся уничтожить. Или поработить. Сделать своими игрушками.

Это время скоро наступит. Потому что Инквизиция уже отдала такой приказ своим ученым...

Потому что Земля – мертва. Давно.

Мы сами убили ее! Сами уничтожили ту, что взрастила нас. Что любила нас. Не смотря ни на что.

Потому что она наша мама.

Но это просто мысли... Просто реальность. И в наших силах все изменить. В моих. Потому что меня, глупого мальчишку кто-то спас. Сохранил для чего-то?

Кто ты мой благодетель? Тот, кто не сдал меня... Инквизиции? Не пристрелил "милосердной" рукой?

В комнате, удивительно светлой и чистой, но потрясающе безликой, с огромными окнами, у стены стоит мольберт, а на тумбочке – кисти с красками. А еще – картины. Незаконченные... И наброски. Аккуратными стопками вдоль стен. С драконами, ангелами, прекрасными девами и зверьми. Теми, кто уже умерли. Теми, кого мы уничтожили. Стерли с лица земли.

Художник?

Скорее всего.

Но здесь так пусто. Ни фотографий, ни каких-то безделушек. Таких милых и дорогих человеческому сердцу. Они даже у меня есть! В моей каморке там, где меня ждет семья и друзья...

Мне даже начинает казаться, что... Словно бы здесь живет не человек, а призрак, которому нет дела ни до чего. Который здесь просто ночует и... работает. Для которого не существует ничего в этом бренном мире.

Хотя, вот там, в углу что-то блестит.

Заколка? Сережка?

Аккуратно встаю...

Медаль. "За заслуги" четвертой степени. Их обычно с гордостью носят на шее, демонстрируя всем и вся, что вот-де, Инквизиция увидела мои заслуги! Наградила!

А эта... не нужна оказалась. Этому человеку...

На краю кровати лежат мои вещи. Зашитые и выстиранные, а поверх них записка. Ну, вот это хоть что-то прояснит. Потому что мне надоело строить догадки и копаться в себе.

Устал я от этого. Но ничего. Скоро пройдет. Достаточно только взять себя в руки.

Уважаемый Некто!

Имени я вашего не знаю и знать – не хочу. То, что я вас приютила – ошибка. Но не оставлять же на своем пороге чужое тело? Соседи могут не то подумать! А мне этого не надо.

Так что я рада, что вы встали и вполне хорошо себя чувствуете, иначе не читали бы этот бред.

Еда – на кухне. Приятного аппетита!

С надеждой больше не встречаться,

Ваш Спаситель!

Уф... Отпустило!

А хозяин-то квартиры с юмором попался! Вон как пишет! Только это все от вредности да общей злобности! Уж я-то знаю! Сам такой же... Дикий и язвительный, когда доведут.

– Все равно – спасибо...

Потому что мало кто здесь сможет и решится пригреть у себя в доме того, кто выступает против Инквизиции. Протянуть ему руку помощи. Слишком боятся. За свою жизнь. Место. Удобство.

Зачем жертвовать ими из-за кого-то мальчишки? Ведь гораздо проще набрать номер из пары цифр и проблемы не будет! А тебя еще и наградят. За помощь в поимке особо опасного преступника. Медальку выдадут... на шею. Да еще повысят по службе! А может тебя даже сам Архиепископ навестит! Похлопает по плечу и улыбнется. Отечески так, понимающе...

Мол, я горжусь тобой, сынок! Инквизиция гордится таким преданным ей человеком! Ведь мог промолчать! Скрыть! Но – нет! Мы же верные! И так любим нашего "Святого отца", так хотим служить ему...

И так далее, и тому подобное. По тексту.

А этот... Спаситель, ха! Действительно прикрыл. Не выдал.

Может, потому что то была минутная слабость или принципы... А может, он просто видел чуть дальше... И знал, что в Инквизиции служат палачи. Которые убивают даже детей... Или уродуют их в своих лабораториях, создавая таких чудовищ, как Полоз...

Я не знаю. Боюсь. И надеюсь.

На то, что этот мир сможет стать хоть чуть-чуть лучше. Но... вряд ли. Этого никогда не станет. Потому что не стало за все время существования человечества.

Утопии не существует. Просто кто-то живет лучше, кто-то хуже. В данном случае – мы, Сопротивление да те, кто не захотел жить под светом нового солнца, Архиепископа! Кому это искусственное небо поперек горла встало! Кто поумнее – на Марс подался. Ведь там почти нет Цепных псов, чудовищ Инквизиции. Там хорошо...

Хоть и трудно! Очень! Оранжереи плохо функционируют. Электричество отключают. Генераторы того гляди отдадут концы. Кислорода мало. А эти постоянные песчаные бури! А ведь они постоянно разбавляются вулканическими извержениями! Того же Олимпа. Не жизнь, а сплошное выживание. Существование даже!

Но люди там – добрее. Не так испорчены, как на Земле и Луне. Живут себе под куполом из сверхпрочного стекла и живут. И политика их не волнует, и всякие Земные дела, и Сопротивление, и Инквизиция. У них своих проблем вполне хватает. С избытком.

И не смотря на все это – там все равно лучше.

Когда-нибудь я обязательно слетаю туда! Вот честное слово!

И ребят с собой заберу! Всех-всех. Потому что нам тоже хочется пожить мирно... Без этой скрытой войны. Не прятаться по норам, как крысам.

Но пора уходить из этого благословенного дома, где еще живет кто-то для кого помощь обычному человеку, совершенно незнакомому, не просто слова...

Спасибо!

Я, правда, говорю это искренне! Так, как не говорил уже очень-очень долго. Некому было. А теперь...

Что ж, мой добрый Спаситель, я тоже когда-нибудь тебя отблагодарю! Можешь мне поверить!

Иначе не оставлял бы у тебя на столе письмо с тем, как найти дорогу в мой дом. Потому что верю – ты не предашь.

* * *

Жизнь – прекрасна и удивительна! Для всех, кроме меня. В моем запущенном случае она скорее ужасна и непонятна. А еще – изумительна. В своих неожиданных поворотах.

Ну, как еще назвать состояние нашего Университета, если не так? Хотя... может я и ошибаюсь и все вполне предсказуемо. Особенно резко возросшее внимание к моей скромной и молчаливой персоне. Настолько сильное, что я уже даже по коридорам боюсь пройтись – обязательно привяжутся!

Почему все так несправедливо!

Я жила, никого не трогала, ни к чему такому не стремилась, а тут! Такое!

– Знаешь, Ольга... Я, конечно, все понимаю, но зачем тебе в нашей лаборатории прятаться?

Ну не в лаборатории – во-первых, а подсобке с особо опасными ингредиентами, а во-вторых, почему прятаться? Я, может, отдохнуть здесь решила... И подумать о чем-то вечном! Тем более, что атмосфера – соответствует. Особенно, если обратить внимание на вот ту чудную заспиртованную мерзость!

Впрочем, Владимира этим не обманешь... Слишком уж хорошо, если сравнивать со всеми остальными, он меня знает...

– Потому что тебя единственного я могу назвать нормальным человеком во всем этом дурдоме, а это место – достойным убежищем! Тем более, что здесь меня никто искать не будет... Ведь не могу я сидеть в подсобке в химической аудитории? Гордость не позволит.

Ухмыляется, зараза! Смейся, смейся, несчастный! Я буду мстить и мстя моя – страшна! Я на тебя такую карикатуру нарисую, что сам рад не будешь!

– Что, поклонники достали?

И ты туда же, предатель! У-у-у!

– Уйди... Изыди, демон!

– Так я не прав? Жаль... А то про тебя и этого Полоза такие слухи ходят! Упасть – не встать!

Слухи...

Стоп, какие слухи?

Хотя, почему "какие"? Вполне понятные... Кет наверняка всем и вся растрепала, что я якобы встречаюсь с Полозом. Этой Инквизиторской гончей! Ведь он так походит под то описание моего "возлюбленного", которое я по собственной безалаберности дала Кет. Надо же было мне в то утро включить новости! Информации захотелось свеженькой! Изголодалась бедная! Вот теперь – разгребай.

Но пусть! Если этот кадр захочет заявится ко мне на чашку чая, то никаких ненужных историй о том, как меня пытали в застенках не появится.

– Ага. Вот именно! А теперь представляешь, каково мне?! И понимаешь, почему я сижу тут, согнувшись в три погибели и прижав к груди самое ценное – альбом с набросками?!

Подсобка-то маленькая! Очень даже... Настолько, что даже моя не очень объемная тушка смотрится в ней очень... оригинально! Я бы даже осмелилась сказать – экзотично!

– Я ж не зверь какой из дремучих подворотен, Ольга! Сиди. Только постарайся, чтобы тебя Пчелка не заметила, ок?

Пчелка или Анна Викторовна Мышьякова – преподаватель химии и куратор группы Владимира. Строгая, но справедливая женщина! Тут уж я ничего сказать не могу... Я ее уважаю! Глубоко и преданно. Почти как Кошмарика. Но – меньше. Немножко. Самую капельку. Потому что химию знаю на два с минусом.

Жаль только, что посторонних она в свою обитель – эту аудиторию в принципе, и подсобку – в частности – не пускает. И если засечет меня, то все! Пиши – пропало! Живой не выпустит.

Но еще больше мне не хочется туда, в коридор и свою собственную аудиторию, где меня караулят Кет и Лиз со товарищами, чтобы узнать побольше об этом "красавчике, что охранял Инквизитора". А так же о том, как давно и насколько близко я его знаю.

И ведь ответить то мне совершенно нечего! Совсем. Потому что я его не знаю. Вообще. Позавчера только в первый раз вживую увидела!

Ой, как тихо-то стало вдруг! Никак Пчелка прилетела... Как иначе объяснить эту звенящую тишину? Кажется, что урони я сейчас иголку и тот момент, когда она коснется пола, услышат все!

Впрочем, это все пустяки... Никто ничего не заметит и не услышит. Я же мышка. Маленькая серая мышка, которая тихонько притихла под веником в попытке дождаться конца этого жуткого дня... Потому что нервы у нее не железные, а очень хрупкие. Но кого волнует ее мнение? Этой маленькой серой мышки в красной бандаме и с ручками-карандашами-ластиками в сумке?

Правильно, никого.

Вот и приходится сидеть, прятаться и передвигаться по коридорам с лестницами, прячась за широкие спины студентов с химического факультета. Потому что их почти ничто не волнует в этой жизни, кроме молекул, соединений и реакций. Потому что о людях они судят исключительно по своему собственному взгляду на них.

Это – хорошо. Прямо-таки замечательно! Ведь я – такая же!

Но сидеть без дела почти три часа – скучно... А слушать эту лекцию-практику и того хуже! Порисовать что ль? Просто так. Для души, а не за ради чьего-то мнения да одобрения.

Впрочем, не хочется. Настроения нет. Вообще никакого. Испортили!

Эх, и почему я не взяла с собой сегодня свою портативную книжку! Сейчас почитала бы! Развлеклась бы... Посмеялась бы над старыми анекдотами да курьезными историями. Или, наоборот, открыла бы страничку по художественной литературе... Сюжет бы для картины поискала.

А так – три часа безделья. Нет! Я так не хочу! Уж лучше рисовать без настроения...

Хотя эти свои картины и наброски я почти ненавижу. Потому что в них – обреченность. И повисшая на копьях, истекающая кровью, моя душа...

Я не ищу спасения или прощения. Ни у кого. Даже у Бога. Потому что для меня его – нет. Потому что я всего лишь сторонний наблюдатель, не пытающийся ничего сделать для того, чтобы хоть что-то изменить в своей жизни!

И в том мой грех. И моя кара.

И смиренно принимаю я ее. Потому что это мое искупление. За все.

Молчание и кажущиеся равнодушие, ложь и двуличие.

Я это заслужила!

А на блокнотном листочке в клетку появляются первые капли дождя...

О, как я люблю дождь! Безумно... Особенно бродить под его холодными струями без зонтика! Потому что тогда никто не поймет, что это плачет не небо, а я... Ведь за его слезами моих не видно. И никто не способен узнать мои слабости и боль.

Ведь это плачет дождь... Ведь это слезы небес...

Не мои.

И это – благо. Для меня. Потому что я не могу держать все в себе. Кричать без слов. Делать вид, что я ничего не вижу и не слышу.

Картины конечно помогают... Но лишь чуть-чуть. Потому что марать своими чувствами бумагу я не могу. Потому что она этого не заслужила. Потому что картины должны нести свет и радость, а не боль и отчаянье!

Я нарисую зонтик... Под ним дождик никого не замочит!

Ведь это так больно попасть под его слезы! Не телу – душе. Потому что небеса плачут о тех, кто умер за свой свет. За свою святость...

Их никто не замечал, пока не стало слишком поздно. Никто не хотел смотреть им в глаза. Этим святым, которые, не смотря ни на что, сохранили свет в своих душах...

Дождь – кара Господа.

Но ее почти никто не замечает... Потому что в Него уже не верят.

Жаль.

Зонтик у меня получился очень большим! Прямо огромным... а девочка под ним – маленькой. Впрочем, от нее видно лишь ноги да часть юбки. Остальное – зонтик. И дождь.

Грустно... Потому что у меня никогда не будет такого зонтика... в яркий горох. Как у гнома из детского мультика.

Но это только мечты. Глупые и наивные. Детские.

Когда я выйду из этой маленькой комнатки, размером со шкаф, то забуду обо всем этом. И снова стану Ольгой. Звездой Университета. Награжденной медалью "За заслуги". Получивший заказ от самого Инквизитора.

Чтоб ему ни дна, ни покрышки!

Загнал он меня как зверя! Куда ни сунься – исход один. Смерть. Моя. Ведь не зря этот... Полоз за мной следит. Проверяет. Но я не девочка маленькая! Не заметит он ничего!

А я... попытаюсь найти выход из создавшегося положения... Потому что заказанная картина будет писаться минимум – месяц. Максимум – три. Может, больше. Не знаю.

Но мне очень и очень хочется жить! Свободно... Не оглядываясь через плечо.

Говорят, что такая жизнь на Марсе. Трудная. Жуткая. Но свободная.

А на Венере отдыхает Инквизитор. Ведь там созданы великолепные сады и климат. Для оздоровления "Святого Отца"! Прошлого, настоящего и будущего...

Но вся эта красота скрывается под защитными куполами. Потому что даже при всем нашем могуществе и прогрессе жить там мы не можем. Без необходимых приспособлений.

– Ольга Анатольевна, может вы будете столь любезны и соизволите покинуть свою скромную и неуютную обитель? Потому как без вас в Университете, право слово, стало до тошноты скучно и обыденно...

Александр Илларионович? А вы что тут, во имя всего святого, делаете?!

Или это Я так задумалась?!!

Плохо, плохо, плохо! Это просто кошмарно! А если бы на его месте был кто-то другой?! Тот же Полоз, например?! Или еще хуже – сам Инквизитор?!!

Довели! Я стала абсолютно невнимательной!

– Зачем? Мне и тут неплохо сидится. Интерьер такой уютный, жизнеутверждающий!

Не хочу я выходить... Букой буду. Имею я на это право или нет?!

– Ольга, прекращайте ломать комедию и выходите! А то вами займусь уже не я, а Анна Викторовна!

Да иду я, иду! Только дайте разогнуться! У меня же от долгого сидения спина затекла!

Мдя... Какие однако сюрпризы мне любит подносить судьба! Прямо и сказать страшно...

Пчелка улыбается! Впрочем, глядя на меня, только статуя бы не улыбнулась.

Всклокоченная, пыльная, помятая и с абсолютно ошалевшим выражением лица... Картинка просто! Хоть сейчас портрет пиши...

– Вот так-то лучше! А то через стенку с вами разговаривать глупо, да и не особо продуктивно...

Смейтесь, смейтесь Кошмар Илларионович! Мне – не жалко. Потому что скоро я университет закончу, а другие студенты – останутся. И не факт, что среди них найдется достойный ваших вежливых подколок оппонент, который еще и сможет вас развлечь! Как и эту аудиторию сумасшедших химиков во главе с Пчелкой! Вон, как смотрят... На продолжение концерта рассчитывают...

– Ну, это смотря с чьей стороны посмотреть. Для меня так это все очень полезно – нервы целы, никто не пристает, да и заданий никаких желающие нагрузить несчастную меня не дали. Красота!

– Дальновидно. Но абсолютно бесполезно!

Да знаю я. Все знаю. Но то, какая я здесь и там, по другую сторону двери это два разных человека. А может – один, но поделенный пополам.

– Анна Викторовна благодарю, что присмотрели за моей студенткой! Поверьте, такого больше не повторится.

В смысле того, чтобы я залезла в подсобку. Ведь там редчайшие и опаснейшие ингредиенты и реактивы хранятся! Не приведи Боже, я по неосторожности задену что! Это же от Университета ничего не останется!

– Уж постарайтесь.

– Зайцева, за мной!

А мы не на военном параде, профессор! Но я покорно иду. Потому что все-таки интересно, что такое могло случится, чтобы меня искали по всему зданию Университета! И прилегающей территории...

– Александр Илларионович, а как вы меня нашли?

– А что вас искать Зайцева? Это ж и вашей подруге Радовской Катерине понятно, что в сложившейся ситуации вы могли спрятаться только в химической аудитории у своих друзей! Потому что туда рискуете заходить только вы. Не смотря на все запреты, предписания и прочее.... А уж если вас не оказалось под партами и преподавательским столом, то наверняка сидите в подсобке.

А я-то когда-то считала себя непредсказуемой... Ошибалась, видимо. Да как сильно-то!

– Так хорошо... А что тогда вам надо от меня?

– Мне от вас ничего не нужно, а Инквизитору – очень даже много!

Это к чему сказано было? Я не поняла. Меня что пытать собираются? И почему мы идем к выходу из университета? У меня же еще две пары! У вас, между прочим, Кошмар Илларионович!

Мама!

Уж лучше пытки...

Потому что на ступеньках стоит, спиной подпирая одну из колонн, и ждет меня, в этом-то я уверена на все 200%, Полоз.

Милый, родной, драгоценный... У тебя, что других дел нет?! Ну, зачем, зачем, зачем ты сюда пришел?! Позвонил бы – сама прилетела бы! Чтобы только не заметил никто этого... Особенно, Кет! Потому что тогда все, кранты. Мне.

– День добрый, Ольга.

Я в этом не уверена.

– И вам не болеть!

Чтоб тебя радикулит схватил, проклятый! Чтоб тебя ангина полюбила! Чтоб ты грипп подхватил страшнейший!

– Ольга Анатольевна ваше отсутствие на лекции не освобождает вас от выполнения домашней работы. К понедельнику сдать мне доклад по живописи Леонардо да Винчи! Хорошего вам дня!

А я? Нет, вы что, меня так и бросите на растерзание этому зверю? Не надо! Я буду хорошей! И всегда есть манную кашу... И работы все сдам в срок! Да я даже готова химию выучить, только не уходите!

Ушел...

Господи, ну почему мне так не везет?!

– Господин Полоз, Святой Отец, что изменил дату и время встречи?

Я милая, добрая девочка, которая до безумия любит и почитает нашу Инквизицию. Меня подозревать не в чем. Аб-со-лют-но!

Главное еще самой в это поверить...

– Почему же? Просто мне захотелось с вами встретится и узнать вас получше. Ведь ваши картины – потрясающи! Особенно "Судный день". Поразительная агония угасающей жизни! И человеческого отчаянья... Ведь все те, кто изображен на этом полотне не получат прощения.

А "Смерть" вообще достойна самых высоких похвал...

Пой, пой соловушка. Это же твоя работа. Следить и заговаривать зубы тем, кто не верит Инквизиции.

Таким как я.

Но этого ты не знаешь... Впрочем, никто не знает. И не должен. Ведь я просто Ольга, художница, которая рисует все человеческие грехи на полотнах восхваляющих Инквизицию. Но этого никто не видит... Потому что не хочет.

Но ты – говори. Это же так важно – влиять на других с помощью слов! Сама я так не умею...

Я буду слушать тебя. Улыбаться. Кивать. Соглашаться и спорить. Выглядеть польщенной.

Но это только игра. На самом деле...

Я не поверю тебе. Ни единому слову.

* * *

Все-таки иногда слежка способна развлекать. Особенно, когда объект достается такой... экспрессивный и не любящий чужого внимания. Что порой заставляет его совершать действия близкие к абсурдным настолько, что можно усомнится в его нормальности и адекватности.

Например, от дома до Университета Ольга кралась, как последний подпольщик и вор, прижимая к своей груди сумку со всякой необходимой мелочевкой. Она даже в автобусе пригибалась пониже и закрывалась специально купленным в магазине на остановке интерактивным журналом. Розовеньким таким и блестящим. Гламурным.

А ведь я знаю из ее дела, что их она ненавидит лютой ненавистью!

Дальше – хуже! По коридорам родного здания университета она чуть ли не ползала, скрываясь от какой-то Кет...

Враг? Или слишком близкий друг?

Скорее что-то среднее, потому как от друзей так не скрываются, а от врагов – не бегают.

А потом она зашла в какую-то аудиторию и пропала там. Вернее засела в подсобке... Потому как на карте здания этот закуток размером с небольшой шкаф только так и называется. Вот до чего доводят людей всеобщее внимание и известность! Прямо страшно становится...

Но не мне.

Потому что меня боятся. И из-за этого не рискуют доставать своим вниманием... И стараются выполнить мои просьбы с максимальной скоростью, что и продемонстрировал мне директор Радовский, приказав какому-то Александру Илларионовичу немедленно найти "нашу Звездочку и освободить от всех занятий. К ней ухажер пришел".

Ухажер! Я! Ха!

Но так даже лучше... Вопросов и косых взглядов меньше.

Что я не могу навестить собственную девушку в свободное от работы время?!

Только жаль что "моя девушка" скорее выпрыгнет из окна лишь бы не находится рядом со мной да не отвечать на мои вопросы. Хотя, конечно, она этого не показывает... Наоборот, слишком хорошо играет свою роль... милой и почтительной девочки, которая преклоняется перед Инквизицией и ее главой. А на самом деле – ненавидит. Всем сердцем...

Я говорю о ее картинах, хвалю, задаю вопросы... Ольга – отвечает. Предельно вежливо и кратко. Старается выглядеть польщенной. Словно бы ей приятны мои похвалы...

Но мне видно, что она не верит ни единому моему слову.

Потому что слишком сильно она старается казаться обыкновенной... А еще не смотреть мне в глаза. Ни под каким видом.

Ведь глаза это зеркало души.

А в ее серых омутах нет ничего. Пустота. Ни ответа, ни реакций, ни гнева или тоски...

И это почти жутко...

Потому что у обычного человека не должно быть таких жутких глаз без дна и краю. Только у зверя или чудовища. У нас, верных Псов Инквизиции. А не у нее... Обычного человека, который может чувствовать, мечтать и видеть сны.

Который может жить так, как хочет, а не так, как приказано!

Но... ведь это – ложь. В этом мире все живут только так, как того хочет глава Инквизиции. Тебя наградят или убьют по одному его слову. Потому что эта земля не знает ничего другого. Не помнит. Не хочет этого.

Намного проще плыть по течению, а не против него. Думать также как все...

С Инквизицией рискуют спорить только эти дети из Сопротивления да тот неизвестный художник, вывесивший прошлой ночью еще одну картину.

Дракона, парящего в небе... Свободного и счастливого. Его крылья казалось, обнимают небо, а глаза хранят тайну недоступную людям. Весь его вид словно бы говорил: "Живите на земле, глупые создания. Я же поднимусь и долечу до тех небес, которые вам никогда не будут доступны... Оставайтесь на этой грешной и мертвой земле... Мне не жаль вас. Ибо это вы заслужили!"

Он прав. Люди заслужили свою участь. Потому что выбрали ее сами. И построили этот жуткий, зачем строить иллюзии, мир своими собственными руками.

Но меня заставило остановится и присмотреться повнимательнее не это, а то, что этот дракон был зеркальным отражение своего собрата с картины "Рыцарь Святой Инквизиции" Ольги Зайцевой. Абсолютное. До мельчайших чешуек и цвета... С той лишь разницей, что на ее картине он умирал, с осуждением смотря на своего палача...

Я не знаю жалости. Не умею сожалеть. Но грусть способна найти дорогу ко мне. И эта картины послужили ключом...

Мне грустно.

Поэтому я пришел к дверям университета, чтобы увидеться с этой Ольгой... Чтобы понять то, что скрывает пустота ее глаз.

– Скажите мне, Ольга, а вы случайно не видели картину "Полет" одного безымянного, но уже имеющего сотни поклонников художника?

Пожимает плечами. Ни да, ни нет. Трактуй как хочешь...

– А что на ней изображено?

Ни капли интереса. Только холодность и отчужденность. А сам вопрос задан лишь для того, чтобы уважить меня... Для поддержания этого бессмысленного, по ее мнению, разговора.

– Дракон. Такой же, как и на вашем "Рыцаре".

Любой художник на ее месте сразу бы захотел посмотреть на полотно, где по чужому мнению ожил его персонаж. А затем разразился бы гневной речью на счет плагиата и тому, что в этом мире никому нельзя верить! Везде обманут, облапошат и заберут чужие лавры.

А Ольгу... больше волновала автобусная остановка со столпившимися на ней людьми, чем картины...

– Вот как? Что ж... Пусть. Мне не жалко. Ведь МОЯ картина увидела свет первой.

Ты знаешь намного больше, чем говоришь девочка. Но я не стану заставлять тебя раскрывать свои тайны. Пока. Ведь ты очень нужна моему Господину для выполнения его задумки... А потом...

Потом ты просто исчезнешь с этой земли. И от тебя, девочка, останутся лишь несколько строк в учебнике истории да картина, прославляющая Инквизицию и обессмертившая твое имя.

Поэтому сегодня я подыграю тебе. И оставлю свои размышления при себе. Все равно в скором времени человека по имени Ольга не станет.

– Тогда действительно...

Странный ты человек, Ольга! Очень... Потому что вполне можете себе позволить купить машину и сдать на права, а не мучится стоя в автобусе вместе с обычными людьми. Ведь ты – Звезда! Да еще и с орденом...

Тебе открыты почти все двери! Но ты не замечаешь их, предпочитая совершенно простую жизнь. Без излишеств и роскоши. Иначе не жила бы ты в маленькой квартирке почти на окраине города, но зато недалеко от родного Университета...

– Ольга, вы не будите столь любезны объяснить мне...

А влезть в битком набитый автобус оказывается – наука! И не поможет тебе в этом случае ни причастность к Инквизиции, ни всякие генетические усовершенствования, ни прочие блага!

– Как вы умудряетесь без потерь ездить в этом жутком орудие пыток?!

Я еду всего две минуты, а уже доведен до такой степени бешенства, которой не всегда удостаивались мои враги или жертвы!

Все орут, толкаются, наступают друг другу на ноги...

Нет, Инквизиция, конечно жестока, но не настолько! У нас даже в самом жутком зале для пыток нет такого! Подумаешь, испанский сапожок или железная дева! Ха! Игрушки по сравнению с набитым транспортом! А уж дыбу можно назвать даже полезной... Для того же позвоночника.

– Практика большая, господин Полоз. Кстати, мой вам совет, если у вас есть с собою кошелек с деньгами, хотя его наверняка уже прихватизировали чьи-то умелые руки, то убирайте его из карманов куда подальше! И еще будьте осторожнее на поворотах... А то наш водитель уж очень любит закладывать крутые виражи на дороге! Ай, мама!