Текст книги "Обретенный май"
Автор книги: Мария Ветрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Так или иначе, но вся первая половина дня оказалась потерянной. Все настолько устали, что, казалось, даже есть вкусный Нюсин обед ни у кого не было сил. Не было сил даже для того, чтобы разойтись по своим комнатам… А может быть, общая беда заставила их, вопреки обыкновению, держаться поближе друг к другу?
Нина Владимировна заметила, что Женя с Машей помирились, зато Эльвира была вся напряжена, думала о чем-то своем и не слышала обращенных к ней вопросов. Кажется, одна только Нюся, поспешно убравшая со стола посуду и теперь собиравшаяся-таки съездить в город за доктором, чувствовала себя неплохо: была собрана, деловита, двигалась легко и быстро.
– Нина Владимировна, – она появилась в холле уже одетая, в своем чуть ли не единственном выходном костюме, носила который зимой со свитерами, летом со слегка пожелтевшей от времени белой польской блузкой. – Я поехала, постараюсь вернуться как можно скорее. Эльвира Сергеевна, очень вас прошу, последите, чтобы Ниночка Владимировна через полчаса выпила таблетки… Она обязательно забудет!..
– Не забуду я, – терпеливо вздохнула генеральша. – Что ты все хлопочешь вокруг меня, словно возле младенца… Я чувствую себя совершенно нормально, как ни странно… Поезжай, коли уж собралась, и не забудь про халат… Счастливого тебе пути!
Нюся ушла, а через какое-то время появилась Катя. Судя по ее лицу, разговор с мужем не прибавил девушке хорошего настроения.
– Катюша, – мягко окликнула ее Нина Владимировна. – Вам обязательно нужно поесть!
– Спасибо… Только я совсем не хочу. – Катя попыталась проскользнуть в сторону лестницы, но Маша, до этого что-то тихо обсуждавшая в дальнем углу холла с Женей, решительно преградила ей дорогу.
– Надо – через «не хочу», ясно?.. Пошли. Нюся уехала, я сама тебя покормлю, а то совсем с ног свалишься…
Она бесцеремонно схватила Катю за руку и действительно потащила слабо упиравшуюся гостью в сторону кухни. В этот момент со стороны веранды послышались шаги и голоса, и все Панины, включая Машу, повернулись в сторону дверей. На пороге стояли оба следователя: Калинкина и тот, который нашел вчера пистолет.
Аня внимательно окинула взглядом лица собравшихся в холле. Все это почему-то напоминало знаменитую финальную сцену из «Ревизора».
– Очень хорошо, что вы все здесь, – выдержав необходимую, с ее точки зрения, паузу, наконец она заговорила. – Вам, Мария Александровна, придется сейчас проехаться с нами в сторону столицы… Собирайтесь, мы подождем. К сожалению, собираться нужно быстро и в моем присутствии.
Генеральше показалось, что все происходящее она видит во сне – настолько неожиданной и дикой была создавшаяся ситуация… И Машино враз побелевшее лицо, и Женин срывающийся на крик голос, требовавший объяснить, в чем дело, какая-то по-детски жалкая попытка защитить жену… Немыслимым усилием воли, заставив себя не смотреть ни на Машу с Женей, ни на полуобморочную Катю, ни на замершую Элю и забившегося в угол Владимира, Нина Владимировна сосредоточила свой взгляд на лице следователя, на котором ей отчетливо почудилась издевка и торжество.
– Простите, – сказала Нина Владимировна, и в холле сразу воцарилась гнетущая тишина. – Вам не кажется, что следует все-таки объяснить, с какой целью вы… забираете мою невестку? Почему она должна переодеваться в вашем присутствии? Вы что же – арестовываете ее?.. Если да, извольте предъявить основания… или как там у вас это называется…
Калинкина прищурилась и пристально уставилась на генеральшу, требующую от нее ответа на такое количество заданных вопросов.
– Ни о каком аресте речь не идет… пока, – нехотя произнесла Калинкина. – Нам необходимо задать вашей невестке вопрос, причем в конкретном месте и в связи с конкретным документом… Разумеется, она может отказаться от этой поездки и дождаться официального приглашения. Мария Александровна, – она повернулась к Маше, не проронившей ни звука, – вы понимаете, о каком документе идет речь? Или я должна оповестить вас?..
Маша стояла молча, не двигаясь, казалось, она даже не дышала.
– Так вы едете или нет? – Калинкина нетерпеливо шагнула в холл.
– Да, – Маша наконец разжала побелевшие губы. – Я не собираюсь переодеваться…
– Маша, что происходит, какой еще документ?! – Женин голос скатывался в истерику. – Никуда не езди одна, с какой стати?..
Казалось, Маша не слышит своего мужа. Она кинулась к двери, резко отбросив от себя его руку, которой муж пытался удержать ее на месте.
– Мама… Что происходит?.. – Женя растерянно смотрел вслед жене. Маша бежала, следователи торопливо шествовали за ней по заросшей дорожке к воротам. – Мама, ты что-нибудь понимаешь?..
Казалось, еще немного, и этот крупный, сильный мужчина, успешный бизнесмен и еще каких-то пару дней назад вполне счастливый муж, разрыдается как малое дитя… Сердце Нины Владимировны заныло. Мозаика последних событий как-то враз сложилась для нее в понятную картину.
Все свои собственные беды и неприятности генеральша всегда встречала с открытым забралом, в том | числе и главное горе в своей жизни – потерю родителей. Она была вправе ожидать этого и от своих сыновей.
– Сядь, Женя, сядь и выслушай меня спокойно, – ее голос действительно подействовал на сына отрезвляюще. – Я не знаю, какой именно документ нашли следователи, не знаю, где именно, хотя можно предположить, что на квартире этого подонка… Но я уверена, что именно этим документом еще несколько дней назад негодяй шантажировал твою жену… Я сама слышала их разговор поздно ночью, хотя и не была уверена, что говорила с ним Маша… Он чего-то требовал от нее, видимо, денег – ведь шантажисты всегда требуют денег?..
– Ты… – Евгений тяжело глотнул и подался в сторону матери. – Почему ты мне не сказала раньше, почему?!
– Потому что не была уверена, что собеседницей Любомира была твоя жена.
– А сейчас, почему ты уверена в этом сейчас?!
– Плохо соображаешь, брат, – вмешался Володя. – Менты ее тоже, в сущности, шантажнули… Если бы Маша отказалась ехать, они бы, вероятно, в деталях растолковали нам всем насчет этого документика. Мария быстро просекла это и, как видишь, помчалась… Удивляюсь, как тебе с твоей сообразиловкой вообще удалось раскрутить свой бизнес!
– Да что с тобой в самом деле?! Владимир! – генеральша возмущенно повернулась к старшему сыну. – Посмотрела бы я на тебя в подобной ситуации, если бы вместо Маши вдруг оказалась бы Эля…
Эльвира издала какой-то сдавленный звук и отвернулась от всех находящихся в холле, принявшись внимательно разглядывать камин.
– Но это все абсолютно не значит, – продолжала Нина Владимировна, – что именно Маша застрелила Любомира, понимаешь, Женя? Совершенно не значит! Я уверена, что следователи потому и гоняли нас сегодня взад и вперед несколько раз, что так и не нашли никаких доказательств того, что кто-то из нас солгал…
– Да успокойтесь вы, – Эля вдруг резко повернулась и посмотрела на генеральшу. – Машка точно никого не убивала, если вас этот вопрос теперь так остро волнует – пожалуйста: я сама, лично, подтвердила ее алиби…
– Ты?! – от изумления Володя подпрыгнул на своем стуле.
– Я, – спокойно подтвердила Эля. – Потому что видела Машу рядом со сторожкой, и как она туда входила, еще до выстрела…
– То есть как? – Нина Владимировна не поверила своим ушам.
– Очень просто. Я в отличие от вас хожу быстро и, когда добралась почти до сторожки, увидела Машу… Она бежала бегом, несмотря на свои шпильки, я еще удивилась, что это с ней и откуда она тут взялась. Словом, пока я соображала, кликнуть ее и спросить или нет, она уже влетела в домик… Все это я слово в слово сегодня изложила следователю и оперативникам, а они соответственно запротоколировали. Так что не волнуйтесь, никто ее не арестует, конечно, если не решат, что я с ней в сговоре… Вас ведь интересует только истина: убийца Маша или нет, верно? Ну так вот: нет. Не убийца. И мы с ней, разумеется, не сговаривались, тем более что я ее видела, а она меня – нет, следовательно, двойного алиби тоже нет…
Эльвира оглядела притихших родственников и так и не сдвинувшуюся с места Катю и, слегка вздрогнув под устремленными на нее взглядами, криво усмехнулась.
– Кстати об истине, – голос Эли внезапно охрип. – Маша не единственная, кто, возможно, знал убитого до… до того, как он стал нашим соседом… Я его тоже знала… Не слишком хорошо, но знала!
И, резко поднявшись со стула, она решительно зашагала в сторону лестницы с явным намерением именно на этом прекратить тяжелый разговор.
Ее никто не окликнул.
15
– Я действительно не знаю, как попало в руки Любомира это свидетельство. И я понятия не имела о том, что Эльвира видела меня возле сторожки… Лично я ее не видела, я спешила и… В общем, не видела никого…
За последние полчаса после того, как Аня предъявила ей Соколовскую находку, Маша почти слово в слово твердила одно и то же, а ее потемневшие от усталости и напряжения глаза приобрели сухой блеск. Сейчас она выглядела старше своих лет, словно именно этого момента ожидали тонкие горькие морщинки, чтобы проступить вокруг Машиных губ.
– Ну хорошо… – Аня нарочито вздохнула и, прищурившись, уставилась на подследственную. – Вы по-прежнему будете утверждать, что впервые увидели жертву в день, когда он по-соседски пригласил вас в гости?
– Насколько помню, я этого не утверждала, хотя бы потому, что меня никто и не спрашивал, знаю я его или нет… В смысле – была ли раньше знакома… Свекровь расписалась за всех, заявив, что мы тогда увидели его первый раз в жизни.
Аня покосилась на Пашу, тут же сделавшего вид, что лично к нему Машино заявление не относится.
– Допустим, – неохотно кивнула Калинкина. – Но ведь вы не возразили ей, верно?
Маша промолчала, слегка передернув плечами.
– Впрочем, понятно почему, – Аня усмехнулась и кивнула на лежавший перед ней документ. – Ваш супруг, разумеется, и понятия об этом не имеет, верно?
– Верно… – Маша подняла на нее глаза, из которых уже исчез первоначальный страх, вспыхнувший при виде этой бумаги, оставив после себя безразличие и усталость. – Ну теперь вы быстро введете его в курс дела…
Калинкина промолчала, и она продолжила:
– Только все дело в том, что Леонида я не убивала. По-моему, вы это и сами понимаете… Эля никогда в жизни не стала бы врать ради меня, она меня, между прочим, терпеть не может. И свекровь меня ненавидит, и Володька… Словом, вы им всем сделали классный подарок… Что вы еще хотите знать?
– Как давно вы были знакомы с Любомиром и каким образом познакомились?
Маша на минуту задумалась и слегка улыбнулась:
– Как давно? – переспросила она. – Еще с детдома, лет с пятнадцати… Я хорошенькая была, вот он и положил на меня глаз… А, чуть не забыла: не знаю, кто сейчас заправляет нашим богоугодным заведением, а тогда директрисой была его старшая сестрица… Так что дело они поставили, можно сказать, основательно, по-семейному, а главное, без риска сестрица, насколько я потом уже, позднее, поняла, намечала наши эти… ну, кандидатуры, братец давал одобрение, а дальше – дело техники, как говорит мой муж…
– Вы хотите сказать, – в голосе Ани звучало недоверие, – что ваш директор поставляла девушек для…
– Для дела своего братца! – резко перебила Калинкину Маша. – А что? Неужели впервые слышите о подобной мерзости? Ха!..
– Каким образом это происходило? – подал голос Павел, поднимая голову от протокола.
– Когда как… В основном покупали каждую на что-нибудь или просто угрожали…
– Что это значит?
– Что-что… Вам не понятно, что ли, как мы там все от директорши, этой гадины, зависели? Она могла все что угодно… Кто с нее спросит. Девчонки боялись… Ну а со мной этот номер не проходил!
– Почему?
– Из-за матери…
Оба следователя непонимающе уставились на Машу.
– То есть, вы хотите сказать, что выросли в детдоме, но мать у вас есть? Или была? – Калинкина откинулась на спинку стула и, не в силах справиться с удивлением, уставилась на Машу. – Она что же, была лишена родительских прав? Пила?..
– Родительских прав мать лишила себя сама, но в детдоме бывала постоянно, я знала ее столько, сколько помню себя… Так что мать ни за что бы не допустила никакой травли, просто забрала бы меня и поместила в другой дом… Со мной был только один путь: соблазнить и уговорить за ее спиной… Возни, конечно, много, но я действительно была очень хорошенькой!..
– И чем же вас… соблазнили?
– Квартирой, – Маша вздохнула и как-то вдруг враз расслабилась. – Воспитанникам детдомов, во всяком случае, самым лучшим и абсолютно бессемейным, полагалась комната после шестнадцати… Редко, но удавалось сделать однокомнатную квартиру… Короче, эти суки меня уговорили, наобещав с три короба… Мол, ничего страшного, если я годик-другой… словом, поработаю на этого козла! Зато потом у меня будет все сразу: квартира, деньги, а заодно красивая жизнь…
– Когда об этом узнала ваша мать?
– Когда мне исполнилось шестнадцать и выяснилось, что я на четвертом месяце беременности… Остальное вам, наверное, ясно?..
– Все, кроме одного, – резко сказала Аня. – Кто ваша мать и где она сейчас?
– Мамочка поделилась со мной своим опытом и заставила оставить ребенка в детдоме. С тех пор я ее больше не видела. Ни разу! – Маша уверенно посмотрела в глаза Калинкиной. – Так что вряд ли вам что-либо даст, если вы узнаете, кто она… Лично я так и не узнала: в моем собственном свидетельстве о рождении два прочерка вместо отца и матери, фамилию мне тоже присваивали в детдоме… Нет, кажется, в доме ребенка, она меня туда подбросила, кажется… Точно не знаю.
– Но хоть что-то же вы о ней знаете?! Имя, внешность, наконец…
– Внешностью она похожа на меня… то есть я на нее. Имя?.. Да, слышала пару раз, как наша гадина-директриса называла ее «Валечкой». Я, естественно, звала ее всегда мамой… Кстати, насчет квартиры – это она их заставила тогда, под мое пузо, выполнить обещание. Думаю, пригрозила разоблачением, ментами припугнула… Пардон, милицией, судом – ну и все такое… Больше я о ней не знаю ничего! Говорю же, после того как я въехала в эту квартиру, маменьку больше не видела… И этого козла Любомира – тоже… Про свидетельство о рождении Ивана я и узнала-то пару дней назад… Не убивала я его, понятно? Не убивала!..
– Не кричите, Мария Александровна, – вновь вмешался Ребров. – Лучше ответьте, убитый Любомир шантажировал вас?
Маша слегка пожала плечами и после недолгого колебания кивнула.
– Во-первых, Любомир меня сразу узнал, когда приперся в тот вечер «по-соседски». А может, и заранее знал, что я Женина жена… Скорее всего, знал, потому что… В общем, свекровь его сдуру пригласила за стол, а я, когда его увидела, от страха даже вилку на пол уронила… Он ее поднял, отдал и прошипел, гад, как змея, что в три часа ждет меня у… у забора…
– У какого? У того, который разделяет ваши участки?
– А у какого же еще?.. Там в прошлом году был пролом, который и сейчас еще не заделали. Наша домработница к соседке через него в гости ходила.
– Видели мои ребята этот пролом, – Ребров повернулся к Калинкиной. – Между прочим, я его тоже осматривал, им пользовались совсем недавно… И что-то вроде тропинки от дома убитого тоже есть…
– А со стороны особняка Паниных? – спросила Аня.
– С нашей стороны там лысая земля и два куста малины по бокам, – ответила ей Маша, опередив Павла. – Мы, когда разговаривали, я стояла со своей стороны, а он со своей…
– Чего он требовал – денег? – поинтересовалась Калинкина.
– Нет, – Маша устало качнула головой. – Не такой он дурак, понимал, что деньги у мужа… Он хотел другого: войти в Женино дело, чтобы я этого со временем добилась какими угодно способами…
– И таким образом вы долгие годы находились ежедневно под угрозой разоблачения… – задумчиво произнес Ребров.
– Любомира убила не я! – твердила Маша. – К вашему сведению, я и пистолета-то в руках ни разу в жизни не держала!
– Значит, – вновь заговорила Калинкина, – в сторону вы кинулись отнюдь не из любопытства.
– Я понимаю, что это глупо, – слабо улыбнулась Маша. – Но я… Я подумала, вдруг он держал документы при себе… Если не в доме, то в этой сторожке… Вот и хотела посмотреть, добежав туда раньше других, и… Посмотреть, поискать…
– Поискали?
– Не успела… Я хотела включить свет, нащупала включатель и вдруг увидела, что электричество вспыхнуло за окном… Это был выключатель от уличных ламп… Что мне оставалось делать? Я понятия не имела, что скажу, когда выйду, про то, что его убили, тоже не знала… Ну и решила – сочиню что-нибудь на ходу, а то потом скажет, что я что-нибудь ценное из его сторожки сперла…
– Но вы ж должны были понимать, Мария Александровна, что бумаги, с помощью которых шантажируют людей, открыто и уж тем более в доступных местах никто не хранит! – возразила Аня.
– Должна была, – покорно кивнула Маша. – Только не всегда все делается как надо… Я вообще ни о чем тогда не думала, кроме как об этом свидетельстве. Тем более он тогда ночью сказал, что свидетельство у него с собой и он может показать его Женьке в любую секунду… Он дал мне на размышление пару дней… Все! Больше мне рассказывать нечего… Можете докладывать все моей замечательной семейке…
– Вы, Мария Александровна, не волнуйтесь, существует тайна следствия… История вашей юности всплывет лишь в том случае, если ваша вина, ваша причастность к убийству гражданина Любомира будет доказана…
– Короче, – усмехнулась Маша, – если вам удастся на меня это повесить… И на том спасибо! Как думаете, сколько у меня еще времени – день? Два? Неделя?
– Вот что, гражданка Панина, – Калинкина наконец устала сдерживаться. – Вы что, хотите нас в чем-то обвинить?
Маша широко раскрыла глаза.
– Но… ведь у меня у единственной был мотив, я думала…
– Неправильно думали! – присоединился к Калинкиной Павел. – Пока что вы – свидетель, и не более того… Подписка о невыезде обязательная для всех, в качестве свидетеля вы можете понадобиться в любой момент, потому и подписка… На сегодняшний день, пожалуй, хватит, как вы думаете, товарищ капитан?
– У меня еще один вопрос, – покачала головой Калинкина. – Скажите, Мария Александровна, в каком детдоме находится ваш сын? Вы хоть в курсе, где он сейчас?..
– Зачем вам это? – Маша напряглась как струна. – Для чего вам нужен ребенок? Вы не имеете права!..
– Мы и не собираемся предпринимать ничего противоправного, смею вас заверить! Просто хотелось бы убедиться, что мальчик жив и здоров!
– Вы с ума сошли! – Машу начало трясти. – Как вы посмели… Иван жив, здоров, в сентябре пойдет в третий класс… Ради бога, не трогайте его!
Калинкина наблюдала за женщиной с откровенным любопытством.
– Похоже, вы и впрямь поступили по образцу и подобию вашей матери? Мальчик вас знает, верно?.. Тем более, простите, неумно скрывать адрес детдома: все равно ведь найдем…
– Послушайте, – Ребров бросил на Калинкину предостерегающий взгляд. – Хотите, я вам лично поклянусь, что мы только проверим, правда ли все то, что вы рассказали о мальчике, причем никто в детдоме и знать не будет, для чего осуществляется проверка?..
– Я вам не верю… – в Машиных глазах закипали злые слезы. – Не верю!..
– Напрасно! Даю вам слово мужчины…
Быстро обтерев ладонью выскочившую слезинку, она взяла себя в руки так же внезапно, как вспыхнула.
– Вы действительно все равно его найдете… Записывайте адрес, а если обманете… Бог вам судья!
Последняя фраза была настолько неожиданной и даже неуместной в устах этой разнаряженной блондинки, что оба следователя на мгновение примолкли. Наконец Павел кивнул головой:
– Вот и хорошо. Я рад, что мы договорились… Вы свободны.
– Хотите сказать, что я… Что я могу идти? – Маша недоверчиво посмотрела на Реброва, потом на Калинкину. Сообразив, что ее и правда отпускают, резко вскочила на ноги и бросилась к двери. На пороге Маша резко затормозила и, повернувшись к следователям, спросила: – Мне обязательно возвращаться на дачу или я могу сегодня переночевать в городе?..
– Можете в городе, – хмуро кивнула Калинкина. – Но желательно, чтобы завтра с утра вы были на Беличьей Горе… Подписка о невыезде означает не приказ сидеть в одном и том же месте, а пожелание сообщать нам о всех своих перемещениях… Адрес вашей городской квартиры у нас есть.
– Я собиралась ночевать не дома, – покачала головой Маша.
– А где же еще? У какой-нибудь подружки, посвященной в ваши тайны?
– Нет у меня никакой подружки… Я поеду к себе. На ту самую квартиру, которую получила благодаря матери… Записывайте адрес.
Она наконец ушла, и Аня смогла дать выход своему раздражению.
– В следующий раз, товарищ Ребров, принимая столь важное решение, как задержание или незадержание подследственного, не забудьте предварительно осведомиться о намерениях старшего по званию коллеги!
Павел слегка вздрогнул, внимательно посмотрел на Калинкину и неожиданно сделал то, что делал крайне редко. Обойдя огромный письменный стол, заваленный бумагами, он обнял Аню за плечи и, наклонившись, заглянул ей в лицо.
– Анюта, что с тобой? Что-то случилось, да?.. Ты ведь и сама отлично знаешь, что при нынешнем раскладе никто разрешения на задержание не даст… Нас и без того постоянно обвиняют в том, что хватаем и засаживаем в предвариловку всех без разбору. А тут еще жена богатого, влиятельного мужика, покойный свекор – заслуженный генерал… Так что там у тебя стряслось?..
Анна Алексеевна Калинкина дернула плечом, пытаясь высвободиться из крепких Пашиных объятий, а когда это не получилось, вдруг вся как-то обмякла:
– Сережка ушел… Совсем, – тихо проронила она. – Так гадко и так пошло… Оставил мне ужин на столе, а сверху – записку…
Ребров прижал к себе Аню, не зная, что в таких случаях надо говорить. В прокуратуре многие знали, что у Калинкиной нелады с мужем.
– Одни, – вдруг горько прошептала она, – рожают как кошки и выкидывают на помойку, а другие…
Она не договорила, и Павел, выпустив дрожащие плечи Калинкиной, вернулся на свое место.
– Ты же понимаешь, что здесь не совсем такой случай… – пробормотал он. – Да опамятуется твой Серега и вернется… В первый раз, что ли?
– В третий, – автоматически ответила Калинкина. – А случай как раз такой, вся разница с выбрасыванием младенца на помойку – не более чем оттенки дерьма… Он больше не вернется!
– Вернется, – тупо повторил Ребров.
Спустя полтора часа такси подкатило к обшарпанной пятиэтажке, расположенной на одной из московских окраин. Пятиэтажка наверняка предназначалась на снос, просто руки у властей до этого микрорайона еще не дошли.
Маша расплатилась с хмурым молчаливым дядькой-водителем, вышла из машины и направилась ко второму подъезду. Ее квартира, в которой за последние годы она почти не бывала, находилась на втором этаже. Дверь с нехитрым замком, такая же облезлая, как и сам дом.
Миновав тесную темную прихожую, Маша прямо в обуви шагнула в комнату. И тут же вздрогнула, почувствовав, что в квартире она не одна… Маша медленно повернулась в сторону кухонной двери, распахнутой настежь, и слегка вздрогнула.
– Как же ты меня напугала! – И, не глядя на застывшую в дверном проеме женщину, небрежно швырнула дорогую сумочку из крокодиловой кожи на узкую кровать с деревянными спинками образца шестидесятых.
– Ну и чего ты сюда притащилась?
Женщина, застывшая в дверном проеме, промолчала. А Маша вдруг сменила гнев на милость: подошла к своей незваной гостье, обняла ее за плечи и устало прислонилась к ней.
– Ну, чего ты переживаешь, мам? – вздохнула она. – Говорю тебе, не трогала я эту гниду… Даже менты поверили! А ты – ты-то хоть мне веришь?
Маша подняла голову и заглянула матери в глаза.
– Конечно, родная, – женщина наконец заговорила. – Верю, как никто…
И она осторожно, словно маленькую девочку, поцеловала Машу в лоб.
