Текст книги "Обретенный май"
Автор книги: Мария Ветрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
11
– Вы уверены, что действительно не слышали после выстрела никаких звуков, свидетельствующих о движении от сторожки? Вы ведь находились ближе всех к тропинке, по которой убийца должен был уйти? Другого пути там просто нет… – Аня в очередной раз бросила взгляд на наспех набросанный кем-то из сотрудников план сада и вновь пристально уставилась на Нину Владимировну.
Генеральша устало покачала головой.
– Я уже говорила – нет.
– Насколько я понимаю, освещение уже было включено?..
– Я не помню… Поймите, мы были в шоке, кроме того, весь сад… Ну кругом стоял такой… шум, все бросились на звук выстрела, не разбирая дороги… Ломая кусты… Потом… Потом эта девочка, Катя, кажется, ее зовут, закричала… Нет, больше я, к сожалению, помочь вам ничем не могу.
– Давайте вернемся к освещению. Свет включается изнутри сторожки. Вы не помните, кто его включил?
– Нет, но… Поговорите с моей младшей невесткой, Марией Александровной Паниной. Я думаю, включить могла она, поскольку… В общем, когда мы все туда сбежались, она… Маша была уже в домике. Во всяком случае, она появилась оттуда…
– Она что же, как вы утверждаете, не слышала выстрела, хотя находилась к месту преступления ближе всех?
– Анна Сергеевна, – вмешался Павел официальным тоном. – Я забыл вам сообщить: эта самая сторожка обустроена хозяином весьма основательно, там звукоизоляция не хуже, чем в студии звукозаписи…
– Есть же окна, – Аня метнула на коллегу недовольный взгляд.
– Там стеклопакеты…
Аня молча покачала головой и кивнула генеральше.
– Хорошо. Идите, отдыхайте… Надеюсь, вы понимаете, что в ближайшие дни…
– Я никуда не собираюсь отсюда уезжать не только в ближайшие дни, но и месяцы, – перебила ее Нина Владимировна, поднимаясь с жесткого, неудобного стула. Она бросила взгляд на дверь, но уходить не спешила, словно над чем-то размышляла, не решаясь поделиться со следователем своими мыслями.
– Вы что-то еще хотели добавить к сказанному? – мягко поинтересовалась Аня. Несмотря на то, что эта старуха явно принадлежала к ненавистной ей «аристократии», она отчего-то вызывала в Калинкиной симпатию.
– Возможно… – Нина Владимировна внезапно оставила свои колебания и вновь опустилась на стул. – Да, пожалуй. Это может оказаться важным, и боюсь, что одна я с ситуацией не справлюсь… Дело в том, что у меня после смерти мужа, а это, знаете ли, уже довольно приличный срок, хранилось его именное оружие, пистолет «ТТ», с которым он прошел всю войну. Сегодня утром я обнаружила, что пистолет пропал.
Калинкина не выдержала и ахнула от неожиданности:
– И вы молчали?!
– Вот я вам и говорю об этом, – мрачно усмехнулась генеральша. – Кроме того… Лично у меня никакого разрешения на его хранение не было: я и не знала, что на именное оружие разрешение необходимо, поскольку… а моя старшая невестка пояснила, что подобное… Словом, это – нарушение закона… Вы и в самом деле будете меня… Задерживать?
– Где вы его хранили и как обнаружилась пропажа? Кто в вашем доме умел с ним обращаться? – На вопрос Нины Владимировны Калинкина не ответила, а та не стала настаивать.
– В ящике письменного стола, в кабинете мужа. Всегда запертом, ключ от него хранился в месте, о котором, кроме меня, никто не знал. Оружием в доме из всей семьи владела и владею только я…
И, перехватив изумленный взгляд Анны, усмехнулась.
– Мой покойный супруг полагал, что жена боевого офицера должна в этом смысле соответствовать своему мужу… Самое главное: никто из моей семьи о пистолете ничего не знал, даже сыновья. И еще, – Нина Владимировна внезапно, вопреки своей воле, заторопилась. – Невероятно, еще вчера я впервые за эти годы оставила только ящик, но и кабинет всегда был заперт, кроме… В общем, ключ в двери… Входная дверь у нас всегда открыта, и взять его мог кто угодно.
– Кто, кроме вас и сыновей с невестками, живет в доме? – Калинкина уже справилась с охватившим ее изумлением и смотрела теперь Нине Владимировне прямо в глаза спокойно и, как той показалось, осуждающе.
– Нюся… Я хотела сказать – моя домработница, почти подруга. Но… что касается Нюси, это… это просто смешно – думать, что она как-то причастна к исчезновению пистолета.
– И почему же это смешно?
– Нюся живет со мной больше тридцати лет, она… Ну, она простая деревенская женщина… Кроме того, из дома никогда не отлучается, на ней все хозяйство и… В общем, она почти член семьи и всем нам очень предана… Зачем ей это? Да и стрелять она не умеет. «ТТ» – это вам не современное оружие, которое теперь чуть ли не на кнопках, и ребенок, если захочет, выстрелит… Это…
– Что такое «ТТ», – сердито перебила Калинкина генеральшу, – я, с вашего позволения, тоже знаю. Дальше!
– Ну а что дальше?
– Когда вы обнаружили пропажу? – вмешался молчавший до этой минуты Павел.
– Сегодня утром.
– Вы что – проверяли оружие каждый день?!
– Нет… От случая к случаю, по настроению. Я обещала покойному мужу, что буду хранить его пистолет до конца своих дней.
– Иными словами, – вновь заговорила Калинкина, – у вас сегодня по каким-то причинам было настроение на него взглянуть…
– Настроение чаще всего беспричинно, – сухо произнесла генеральша. – Просто, обнаружив, что кабинет открыт, я решила проверить пистолет. Его на месте не оказалось. Повторяю: домашние о нем ничего не знали! Кабинет на первом этаже, любой со стороны этого участка мог заглянуть в окно – чисто случайно – и увидеть, как я с ним… вожусь…
– Ящик был заперт?
– Да, но…
– Что «но»?
– Видите ли, ключ от него хранился в футляре напольных часов и… В общем, я сразу заметила, что футляр прикрыт неплотно…
– Сразу – это после чего? – Калинкина прищурилась.
– Едва войдя в кабинет! – твердо произнесла генеральша. – Сразу после полудня. Ни мальчиков, ни невесток в доме уже не было. Хотя… Кажется, Эля спала наверху, она плохо себя чувствовала. Маша уже уехала, Володя еще не вернулся, Женя…
– Нина Владимировна, но ведь что-то же заставило вас проверить кабинет и затем стол? – Аня не собиралась отступать, всей шкурой чувствуя, что генеральша чего-то не договаривает.
– Я уже объясняла: ключ торчал в дверях.
«Она лжет, – подумала Калинкина, глядя в бледное лицо Нины Владимировны, – интересно, зачем?..»
– Где сейчас ваша Нюся? – спросила она как можно спокойнее.
– Дома, разумеется, – в глазах генеральши мелькнула и исчезла легкая тревога. – Возможно, задремала… Хотя обычно она не ложится, пока все не возвратятся… Но вероятно, задремала, поскольку иначе…
Нина Владимировна задумчиво глянула в окно, за которым уже вовсю занимался рассвет.
– Знаете, Нюся очень беспокойная, с тех пор как я всю зиму проболела, постоянно обо мне волнуется… Ну а мы так долго в гостях не задерживались никогда.
– Ясно… Павел, вы с Соколовым продолжите дознание, пока я не вернусь, – Калинкина поднялась из-за стола. – Я провожу Нину Владимировну домой, заодно приглашу эту даму…
Ее коллега молча кивнул. Нина Владимировна встала. «Удивительно, – подумала Аня, – какая стойкая эта самая генеральша… В ее-то возрасте любая старуха давно бы закатила истерику, потребовала бы особого к себе отношения… А эта – словно сама на рожон лезет…»
Какое-то время, двигаясь к воротам, они молчали. Первой заговорила Калинкина.
– Вы сказали, ваша домработница постоянно с вами. Она что же – и выходных не берет, и отпусков?
Нина Владимировна неожиданно усмехнулась.
– Хотите сказать, я нарушаю КЗОТ?.. Наверное, так оно и есть, хотя… У Нюси, видите ли, кроме нас никого нет… Мы живем вместе и в городе, и здесь, на даче. Иногда, конечно, она отлучается по каким-то своим делам, а выходных как таковых не берет. Зачем они ей? У нее и подруг-то нет. Была, правда, подружка, тоже домработница, Галя… Фамилии я не знаю. Она работала у бывших хозяев этого дома – Лавровских.
– Вы сказали, Нюся родом из деревни. Неужели за все эти годы она ни разу не ездила домой, к родне?
– Какая там родня… – Нина Владимировна махнула рукой. – Была у нее одна-единственная сестра – и та умерла. Нюся тогда действительно ездила в деревню – хоронить. Ну и дом продала… Я эту ее поездку хорошо помню, потому что чуть с ног без нее не сбилась за лето – и с хозяйством, и с мальчиками… Да, ужасное было лето, она с этим домом около трех месяцев провозилась… Проходите, Анна Алексеевна, мы пришли.
Нина Владимировна оказалась права: Нюся действительно уснула в ожидании домочадцев – прямо в кресле, у камина, который давно потух. Но сон у нее всегда был чуткий, и, едва генеральша с Калинкиной вошли в холл, все еще по ночному ярко освещенный, как женщина, громко всхрапнув, вскочила на ноги и бессмысленно вытаращилась на вошедших:
– Господи, Ниночка Владимировна… – пробормотала она и наконец, осознав, что хозяйка явилась с какой-то совершенно незнакомой хмурой гостьей, растерянно глянула в сторону веранды.
– Батюшки, уже утро… А где… Где мальчики? Все?
– Нюся, успокойся, – заговорила Нина Владимировна, но от Ани все равно не ускользнуло, что разговаривает генеральша как барыня с прислугой… – Случилась беда… Нашего соседа убили ночью, во время вечеринки…
Домработница беззвучно ахнула и в ужасе прикрыла рот ладонью.
– Это Анна Алексеевна Калинкина, следователь из милиции…
– Из прокуратуры, Нины Владимировна, – решительно вмешалась Аня и перехватила инициативу. – Мне необходимо с вами поговорить.
– С… со мной?.. – Нюся смотрела на Калинкину со страхом и недоумением.
– С вами. Вы ведь могли отсюда что-то слышать, прежде чем задремали? Когда, кстати, вы уснули?
– Господи… Да разве ж я знаю? – Нюся напоминала теперь разбуженную посреди ночи курицу, которую безжалостно согнали с насеста. – Я ничего не слышала, у нас стены не такие, чтоб слышать…
– Да вы присядьте, – как можно мягче произнесла Калинкина и посмотрела на перепуганную домработницу с сочувствием. – Вы ведь не сразу после ухода хозяев легли отдыхать? К тому же жара, окна открыты, могли и услышать что-то. Возможно, кто-то бродил под окнами в неурочное время, а вы – слышали?
Нюся неожиданно как-то сразу взяла себя в руки, выражение растерянности пропало с ее лица. И, опустившись обратно в кресло, она заговорила почти спокойно:
– Как я могла слышать, если окна мы на ночь всегда запираем? Особенно на первом этаже? А на тот дом только окна кабинета и выходят, а там и вовсе никого не было с обеда… Как Нина Владимировна перешла спать обратно к себе, так и не было…
Калинкина удивленно подняла брови: неужели домработница не знала о пропаже пистолета? Впрочем, вряд ли хозяйка с ней откровенничает, она ж – барыня, а Нюся – обслуга… Существо низшего порядка!..
– А когда я придремала – и знать не знаю, – заявила Нюся. – Поначалу наверху прибралась, после посуду обеденную мыла, а потом хотела камин вычистить, да на грех-то и присела тут, ну и… Как же я могла, по-вашему, что-то там слышать?..
– Может быть, вспомните, сколько все-таки было времени, когда вы закончили хлопотать по хозяйству?
Нюся покачала головой:
– А кто ж его знает? Помню только, что уже стемнело, потому что я вначале тут люстру включила, чтобы, значит, камин как следует прочистить, чтоб видно было… Потом вот села, думала, передохну минутку, а дальше не помню… Уснула я, сами видите… Мне ведь тоже годики уже немалые, нынешней весной шестьдесят два стукнуло! Где уж тут все упомнишь?..
– Ну хорошо, – сдалась Аня. – Если вам не трудно, пройдите в соседний дом, нам необходимо записать ваши данные… А вы, Нина Владимировна, можете отдыхать… пока.
Генеральша усмехнулась, а Нюся снова нахмурилась и всполошилась.
– Какие еще данные?! Зачем я вам, если я спала?..
– Так положено, это просто формальности. – Калинкина вдруг почувствовала безмерную усталость. – Имя, отчество, фамилию, год рождения…
– Не спорь, Нюся, это недолго, – вмешалась генеральша. – Я сама лягу, не волнуйся за меня…
– Да как же не волноваться-то? – женщина всплеснула руками и, вскочив на ноги, запричитала. – Да вы гляньте на себя, гляньте! На вас же лица нет, с вашим-то здоровьем, разве такое можно?! О Господи!..
– Нюся, перестань!
– Не перестану!.. – она повернулась к Калинкиной и воинственно уперла руки в боки. – Вы что – не видите, до чего человека довели? Она же болеет, слабая, одна ни за что не управится… Да помолчите вы, Нина Владимировна! Я вас тут одну не оставлю, а вдруг этот убивец все еще поблизости бродит?! Ни за что не оставлю!..
– Ну ладно! – удивляясь самой себе, Калинкина неожиданно сдалась. Не иначе как от усталости и недосыпа… – Запишите просто ваши данные, мы, если понадобится, вызовем вас попозже.
– А что тут записывать? – Нюся все еще кипятилась. – По паспорту-то я, как есть, ваша тезка, тоже Анна Алексеевна… И фамилия самая простая – Иванова я. Год рождения – в марте сорокового… И все мои данные… Из Рязанской, значит, губернии!.. Айдате, Нина Владимировна, я вам чайку согрею, а кровать я постелила еще раньше, в вашей комнате.
Калинкина невольно улыбнулась, видя, как осторожно и нежно, будто ребенка, эта крупная крестьянская баба с простым, ничем не примечательным лицом обняла свою хрупкую хозяйку за талию, решительно увлекая ее в сторону кухни. Как прежде, чем прикоснуться к ней, автоматически вытерла руки о свой фартук.
Аня посмотрела на заваленное пеплом и головешками нутро камина, на огромный совок и проволочную метелочку, брошенные рядом, и грустно покачала головой. Ничего удивительного в том, что женщина так устала: огромный дом, большая семья – и все на ней. Наверняка на ней, вряд ли эти финтифлюшки, невестки генеральши, утруждают себя хлопотами по хозяйству.
К реальности ее вернул голос Нины Владимировны, покорно подчинившейся Нюсе и действительно шагнувшей в объятиях домработницы в сторону кухни.
– Извините нас, – извинилась генеральша. – Нюся упрямая, как… В общем, она успокоится, только когда я улягусь… Она обязательно к вам зайдет попозже… Извините.
Аня улыбнулась и, кивнув женщинам, круто развернулась в сторону выхода.
Если Анна Алексеевна Калинкина и боролась с дремой, пока шла обратно, к дому убитого, то всякий намек на сонливость слетел с нее моментально, минуты через полторы после того, как Павел вскочил со стула, освобождая ей место за письменным столом. Он только-только закончил вписывать в протокол данные приглашенной в ее отсутствие красавицы в черном панбархате, которую Нина Владимировна назвала Катей, добавив слово «кажется»… Похоже, прежде они и впрямь не были знакомы. Следователь Соколов из УВД, завидев Калинкину, обрадованно двинул на выход: разумеется, ему не терпелось вернуться к своим операм, уже вовсю прочесывающим сад, в поисках оружия и возможных следов убийцы. Аня едва успела открыть рот, чтобы задать вопрос белокурой красавице, как та вскочила на ноги.
В первый момент ни Калинкина, ни обалдевшие мужчины ничего не поняли. Девушка, ни слова не говоря, подхватила, нагнувшись, тяжелый панбархатный подол своего выглядевшего нелепым в свете утра наряда и задрала его, продемонстрировав присутствующим длинные стройные ноги в умопомрачительно дорогих тонких чулках…
– Вы… – Аня хотела сказать «Вы что – с ума сошли?!», но слова сами по себе застряли у нее в горле. Катя быстрым, отчаянным каким-то движением сунула руку за широкую кружевную резинку правого чулка и извлекла из-за нее нечто подобное дорогой бижутерии, сверкнувшее в лучах восходящего солнца, льющегося через окно.
– Вот… – выдохнула девушка, – вот… Я не убивала его, я только хотела, но я не убивала!..
И, упав на стул, уронив голову на тонкие обнаженные руки, разрыдалась – отчаянно и безнадежно.
Перед капитаном Калинкиной на столе, поверх еще не заполненного до конца бланка протокола лежал крошечный, ювелирно отделанный пистолет… Несколько секунд Аня тупо и бессмысленно пялилась на эту невиданную игрушку и наконец пришла в себя.
– Соколов, принесите воды! – приказала она не успевшему покинуть место действия следователю, замершему с самым глупым видом между столом и дверью. – Заодно спросите у домработницы что-нибудь… успокоительное… Нет, у домработницы не надо, поищите Иосифа Викторовича, он, вероятно, в машине дремлет…
Катя между тем продолжала рыдать – горько, словно маленькая девочка, застигнутая старшими за постыдным занятием.
Павел, очевидно тоже взявший себя в руки, включился в ситуацию. Подойдя к столу, он молча взял пистолет и понюхал ствол, затем со щелчком, заставившим Катю вздрогнуть, вынул обойму.
– Одной пульки недостает, – спокойно произнес он. – Но если из этой игрушки и стреляли, то не меньше чем сутки назад… Это, товарищ капитан, французская штучка, я видел такие в Париже, в каком-то магазинчике… Ну помните, мы в прошлом году с ребятами в турпоездку ездили?..
Аня не помнила. Зато Катя, как-то поперхнувшись рыданиями, неожиданно смолкла и подняла голову. Она явно относилась к тому типу счастливиц, которых слезы не портят, а наоборот, красят…
– Да… – пролепетала она, всхлипнув и с мольбой глядя на Пашу. – Позавчера…
– Что – позавчера? – резко бросила Калинкина, заставив девушку вздрогнуть и сжаться.
– Я из него позавчера стреляла… Дома, в подушку…
– Зачем? – поинтересовался Паша, как показалось Калинкиной, слишком нежно для данной ситуации… Все-таки все мужики – одинаковые: стоит им увидеть красотку – и все, тают, как снег на солнышке…
– Я пробовала. – Катя быстро утерла ладонями слезы и посмотрела на Павла с надеждой. – Я никогда не стреляла и подумала, что надо посмотреть, как это делается, раз уж… раз уж…
Она вновь готова была разрыдаться, но Аня не позволила ей этого сделать, задав очередной вопрос:
– Вы тренировались, чтобы убить Любомира?
– Да! – девушка почти выкрикнула это. – Да! хотела… Я должна была убить этого подонка, эту… крысу!..
– За что, позвольте поинтересоваться? – Аня незаметно придвинула к себе протокол и ручку, но от Кати это не ускользнуло.
– За то, что он был подонком. И… и крысой!.. Пишите, я вам все расскажу! И я… Мне ничуть не стыдно, ничуть! Но я его не убивала, вы же сами говорите, что пистолет мой – нестреляный… Кто-то опередил меня, и дай вам бог никогда в жизни этого человека не поймать!
– Спасибо! – ядовито бросила Калинкина.
– Пожалуйста. – Катя посмотрела на нее с вызовом. – Кто-то убил не простого человека, а раздавил настоящую гадину… Ядовитую, мерзкую гадину!.. Пишите!
12
До дома они дошли молча, не обменявшись между собой ни единым словом. Собственно говоря, все слова были сказаны еще там, в особняке убитого, когда они ожидали – каждый своей очереди на допрос.
Как-то само собой получилось, что Катя отправилась с Паниными. Возможно, кто-нибудь из них пригласил ее, но остальные этого не запомнили, хотя и не удивились, когда девушка присоединилась ко всем.
Своего мужа после допроса она словно и вовсе не замечала. Его Калинкина пригласила туда сразу вслед за Катей и спрашивала так же долго, как и ее. Но если Катя вышла оттуда заплаканная, но на удивление спокойная, почти безразличная, об Александре этого сказать было нельзя. Он вылетел красный как рак и первым делом метнулся к супруге.
– Идиотка!.. Ты… Какого черта ты приперла сюда этот проклятый пистолет, да еще наговорила на нас обоих черт-те чего?.. А?!
Взоры всех присутствующих мгновенно сошлись на супругах. Маша охнула во весь голос. Но на Катю все это, казалось, никакого впечатления не произвело.
– Пошел вон! – холодно глянув на мужа, лишь произнесла она. И эти слова прозвучали в установившейся тишине как удар хлыста. Судя по всему, никогда прежде со своим мужем Катя так не разговаривала.
Краска сползла с его лица, рот приоткрылся от изумления, и, громко сглотнув, он неожиданно как-то сразу ссутулился, смялся, словно сделавшись в два раза меньше, и потрусил в свой угол холла – туда, где сидел до этого в полном одиночестве.
Тишину нарушил Владимир разрядкой его злого, истеричного смеха.
– Ну и ну! – хохотал Володя. Он прищурился и обвел глазами притихших родственников. – Кажется, следователям просто повезло… Преступники сами сознаются, даже оружие искать не надо. А? Каково? Вначале маменька закладывает все наше святое семейство аж по самое некуда, а теперь вот еще одна с чистосердечным признанием выступила. Следователям лишь выбрать надо…
– Замолчи, Владимир. – Эльвира подняла голову и бросила на мужа презрительный взгляд. – Тебе совсем не идет юродство… Мама поступила абсолютно правильно. Уже завтра в соответствующие инстанции уйдут официальные запросы на каждого из нас по поводу разрешения на оружие… Пистолет твоего отца так или иначе, но обязательно всплыл бы… Не завтра, так через неделю…
– С чего ты взяла?! – Владимир, которого пригласили на допрос сразу после матери, все еще был взбешен и никак не мог справиться с возмущением от «прокола» матери. – Отец умер добрых тридцать лет назад, о его оружии отродясь бы никто не вспомнил, если бы не мать!
– Это ты так думаешь, – холодно произнесла Эля, как обычно не повышая тона. – Все сведения по оружию, тем более именному, сохраняются бессрочно… А тем более пистолет пропал накануне убийства. Хватит, Володя!
И она равнодушно отвернулась от мужа, продолжавшего что-то возмущенно бормотать.
Ни Евгений, ни Маша в разговоре не участвовали. Женя, почти не отрываясь, наблюдал за своей женой, пытаясь перехватить ее взгляд, который та упорно отводила. Вопрос, вертевшийся у него на языке, он ни за что в жизни не решился бы задать при всех…
Он задал его только несколько часов спустя, когда все подозреваемые, за исключением Александра, рванувшего к своей машине, добрались до особняка Паниных и, так и не обменявшись друг с другом ни словом, расползлись по своим углам. Бесцеремонно растолкав спавшую в холле Нюсю, Эльвира распорядилась отпереть кабинет и уложить там Катю.
В этот момент в комнате Евгения и Маши разразился скандал.
– Тоже мне, следователь нашелся! – Маша почти шипела, злобно глядя на Женю, задавшего наконец мучивший его вопрос. – Отвяжись, не видишь, я еле на ногах стою?!
– Я не следователь, я – твой муж, – голос Евгения дрожал от возмущения и ярости. – И, прежде чем лечь, ответишь мне, хочется тебе этого или нет, каким образом ты очутилась там раньше всех… Насколько помню, мы договорились иначе, ты сама попросила меня ждать тебя на веранде!..
– Ты что – так и сказал этой… следовательше? – Маша настороженно посмотрела на мужа.
– Нет. Но ты мне сейчас ответишь как миленькая… Каким образом…
– Господи! Неужели нельзя оставить меня в покое?! – в ее голосе звучали отчетливые ноты приближающейся истерики. – Да нет тут никакой загадки, я и этой майорше то же самое сказала…
– Что именно?
– Что было – то и сказала… Я как раз спускалась из туалета, когда Володька тебя куда-то поволок, я увидела это сквозь веранду! Ну, я и решила вас опередить и вышла через черный ход. Вот и все! Там тропинка к сторожке есть, прямая, через все заросли…
– А ты-то откуда знаешь? Ты же у Лавровских была от силы пару раз!..
– А вот и нет, можешь у своей Нюси спросить… Когда мы сюда прошлым летом приехали на выходные, ты дрыхнул почти сутки, а мне скучно было, особенно когда и остальные уснули… Ну я и навязалась с Нюсей к ее подружке чай пить, ясно? Они его, между прочим, как раз в сторожке пили… И про дорожку эту я тогда и узнала. Все? Или допрос будет продолжен?..
– Допустим, это правда, – голос Евгения все еще дрожал. – Но ты же видела, что в домике еще никого нет? Что там, наконец, темно?.. Спрашивается, на кой ляд тебя туда понесло? Любой нормальный человек просто-напросто стоял бы и ждал остальных возле сторожки… По крайней мере – самого хозяина!..
– Значит, я ненормальная. Разве твоя мама не объясняла тебе уже сто раз, что я дурно воспитана? Ха!.. Какой смысл стоять без толку, если там дверь была открыта? Ну я и вошла… Нащупала выключатель и подумала, что, пока вы все ползете, успею раньше остальных поглядеть, какие такие чудеса он там наворотил… Так что моя невоспитанность меня, можно сказать, спасла!
– То есть?
– А сам не соображаешь? – Маша резким движением отбросила от себя платье, которое успела снять, и тут же нырнула в легкую ночную сорочку, мало чем отличающуюся по фасону от ее вечернего наряда. – А жаль, я тебя считала умнее… Если бы этого типа пришили в моем присутствии, кто знает, может, следующая пуля досталась бы мне – как свидетелю? А то и вовсе прихлопнули бы нас одной пулей на двоих…
Евгений тяжело опустился на разобранную постель и, понурив голову, погрузился в какие-то свои размышления. Когда спустя несколько минут он повернулся к успевшей улечься на свое место жене, Маша уже дышала глубоко и ровно: то ли спала, то ли притворялась спящей… Вид у нее был самый что ни на есть невинный. Словно у ребенка, безмятежно уснувшего во время утомившей его игры.
– …Ну, братцы-кролики, давайте-ка подобьем бабки. – Аня широко, ничуть не стесняясь мужчин, расположившихся возле ее стола, зевнула. – Начинай ты, Соколов, чего там наскребли твои ребята?
– Совсем немного, Анна Алексеевна, – Соколов тяжело шевельнулся и подавил зевок. – Как и предположил Иосиф Викторович, стреляли сзади, из кустов… Между двумя скамейками довольно густые кусты. Там мы и гильзу нашли…
– Следы?
– Какие следы? – он безнадежно махнул рукой. – Если бы тропинка была, а так – трава примята да пара веточек сломана.
– Надеюсь, веточки отправили на экспертизу?
– Отправили, только мне кажется, ничего это не даст… Похоже, убийца, воспользовавшись всеобщим смятением, либо выскользнул, причем очень аккуратно, на одну из боковых дорожек и уж потом вместе со всеми рванул обратно, сделав вид, что потрясен не меньше остальных… Это – если Любомира пришил кто-то из дорогих гостей… Но согласитесь, Анна Алексеевна, это сомнительно, поскольку тогда убийца не успел бы избавиться от оружия… А мы всех мужиков сразу обыскали! До этого они все время, если не врут, были друг у друга на глазах…
– Кстати, – перебила его Калинкина, – почему только мужиков?
Соколов смущенно отвел глаза:
– Так кто ж знал… Ну относительно той красотки… А так – все дамы были одеты… Э-э-э… минимально, разве под такими тряпками пистолет спрячешь?
– Так ведь спрятала же?.. – усмехнулась Аня.
– Ну какой это пистолет? Так, игрушечка…
– Ну ладно… Что-нибудь еще в саду обнаружили?
– Нет там ничего! – Соколов хмуро посмотрел на Калинкину. – Ребята у меня опытные, можно сказать, каждую травинку… с лупой…
– Что насчет соседних участков? Особенно меня интересует участок Паниных.
– Ясное дело… Там сейчас как раз Петрушенко со своей группой, вы уж простите, но я своих ребят отпустил домой поспать… Они и так два участка обшмонали – тот, что с другой стороны – тоже…
Аня поморщилась: она терпеть не могла, когда сотрудники переходили на жаргон. Но замечания Соколову не сделала: уж очень усталый у него был вид. Да и остальные выглядели не лучше.
– Паша? – она вопросительно посмотрела на своего коллегу, понимающего все с полуслова.
– А?.. Ну да, – похоже, он тоже засыпал на ходу. – Экспертную группу я вызвал, обещали обыскать особняк убитого сверху донизу самым тщательным образом и доложить предварительные результаты не позже семнадцати ноль-ноль… Я, пожалуй, сейчас и сам туда отправлюсь, на месте оно как-то виднее…
Калинкина покачала головой и обвела взглядом лица присутствующих:
– Все, и ты, Паша в том числе, поедут сейчас по домам – отдыхать. Считайте это приказом! Собираемся здесь завтра ровно в девять, сразу после летучки, со своими мозгами… Я тем временем оформлю постановление о возбуждении дела и попытаюсь выбить разрешение на обыск особняка Паниных… Всё, все свободны!.. И не смотри на меня, Павел, такими глазами: я тоже поеду домой пораньше, что я, по-твоему, железная?
Нина Владимировна внимательно посмотрела на своего старшего сына и покачала головой:
– Если ты, Володя, вдумаешься в свои слова, то и сам поймешь, что не прав… Никого из вас я не подставляла, как ты изволил выразиться… Лучше поинтересуйся у своей жены, что хуже: изложить в данной ситуации правду или, когда она неизбежно всплывет, оправдываться, почему ее скрыли.
– Я ему об этом уже говорила, – Эля отодвинула от себя полную тарелку. К еде, как и все остальные, она едва притронулась. – Володя просто уверен в том, что истина никогда не всплывает. Но ведь убит человек. Убит из огнестрельного оружия. Есть следственные действия, в данной ситуации обязательные… На выяснение того, что в нашем распоряжении был отцовский пистолет, при современном уровне компьютеризации потребуется минут пятнадцать-двадцать…
– С чего вы все взяли, что вообще станут проверять?! – Владимир злобно глянул на жену. – С чего?! Оружие принадлежало отцу, его давно нет на свете… При чем тут мать?..
– При том, что факт возврата оружия всегда фиксируется, Володя. – Эля устало пожала плечами. – А когда человеку выдается именно оружие, в его анкетных данных обязательно фигурируют все члены семьи…
– Ну и что?
– Ничего особенного, кроме того, что компьютер осуществляет поиск этой информации по словам… То бишь по фамилии, имени, отчеству. В том числе и твоей матери… И хватит об этом! Не мы же, в конце концов, убили этого типа, так чего ж, в самом деле, волноваться?..
– То есть как это – чего? – вмешался мрачный Евгений. – Уж тебе, Эля, вообще не пристало проявлять подобную… наивность… Можно подумать, для тебя новость, что менты только так упекают того, кто попадется под руку, а отнюдь не преступников?! Долго будешь изображать из себя справедливого судью?..
– Ну все! – Эльвира резко вскочила, отшвырнула от себя вилку. – Не знаю, кому как, но с меня лично хватит!.. Володя, мы уезжаем! Благо никто не обязывал нас тут сидеть до опупения, ничего, если будет нужно – найдут и в Москве…
– Эля, подожди, – Нина Владимировна смотрела на свою старшую невестку с удивлением. На памяти генеральши та никогда не выходила из себя. Даже голоса не повышала, не то что сорваться и нагрубить… – Успокойся, мы сейчас все не в себе, и это понятно, правда?
– Эльвира Сергеевна, – в дверях кухонного коридорчика стояла Нюся, и вид у нее был самый что ни на есть несчастный. – Не уезжайте, пожалуйста, не бросайте нас тут… Вы же все-таки лучше всех разбираетесь во всех этих делах, а так… Ну что мы тут делать-то будем?
Голос у Нюси был почти плачущий.
– Ну хоть Нину Владимировну пожалейте… Вы ж сами говорите, что она правильно поступила, а никто этого, кроме вас, не понимает…
– Извините, – Эля глубоко вздохнула и опустилась на свое место за столом. В холле, где проходил этот поздний обед, установилась тишина. Домработница бесшумно исчезла в коридорчике, остальные вновь уткнулись в свои тарелки с остывшим мясом.
Генеральша вдруг с удивлением отметила, что, вопреки случившемуся, чувствует себя чуть ли не помолодевшей… Неужели потому, что почувствовала необходимость защищать своих мальчиков от случившегося?.. Но ведь ее-то сыновья здесь точно ни при чем! В этом Нина Владимировна была уверена. И хотя Нюся клялась и божилась, что никаких намеков на то, что пистолет хранился в одной из комнат дома, она не обнаружила во время своих бесконечных и очень тщательных уборок, оружие все-таки пропало из кабинета бесследно и где-то должно было сейчас находиться. Генеральша не верила, что ее домашние не приложили к этому руку… Следовательно, обе невестки все еще оставались под подозрением… Получалось, защищает она именно их, а не сыновей.
