Текст книги "Обретенный май"
Автор книги: Мария Ветрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
16
– Зря ты это сказала…
Эля посмотрела на слегка ссутулившуюся спину мужа, стоявшего возле окна. Засунув руки в карманы брюк, Владимир задумчиво смотрел на раскинувшийся внизу сад с купами распустившейся сирени.
– Мать теперь черт-те что нафантазирует, – он покачал головой. – Решит, что ты…
– Ничего она не решит, – прервала его Эльвира. – Во-первых, твоя мать далеко не дура, а во-вторых… В сущности, когда дело идет обо мне или Машке, ей по большому счету все равно, сам знаешь.
– Ну это совсем не та ситуация, чтобы матери было все равно, – возразил он. – Никому не все равно, если в доме завелся убийца! Шутишь?.. Мне – и то не все равно.
– Вот уж действительно… даже странно. – Эля резко и сухо рассмеялась и села на кровати, на которой до этого лежала поверх покрывала, пристально разглядывая и без того хорошо видимый вплоть до последней трещинки потолок. – Полагаю, ты даже втайне рад, что моя, с позволения сказать, карьера наконец-то оборвалась.
– Ты преувеличиваешь, Эля, – мягко возразил Владимир и повернулся к жене. – Конечно, твой Владимир Павлович редкая сволочь. Но оснований избавляться от тебя у него нет. Во всяком случае, лично я их не вижу.
– Достаточно того, что их вижу я. Он никому и никогда не прощает ТАКИХ ошибок. А я – ошиблась. Мой расчет не оправдался… Нужно было съездить к нему самой, а не посылать тебя… Я почему-то думала, что, испугавшись тебя, он подожмет хвост. И. – ошиблась… Ты можешь повторить, что именно он тебе сказал?
– Да почти ничего! Посмотрел пустыми глазами с искренним удивлением и заявил, что решительно не понимает, из-за чего ты запаниковала. Мол, мало ли людей у вас там по разным делам проходило, он вот, например, никакого Любомира и вовсе не помнит… Словом, в твоем шефе погиб великий актер. Но я все равно не понимаю, с чего ты взяла, что он захочет от тебя избавиться. А даже если и захочет, то просто переведет тебя в другой район.
– Правда не понимаешь? – Эля спустила ноги на пол, встала и подошла к мужу. – Все, Володечка, очень просто. Я прокололась, понимаешь? Уже тем, что запаниковала. Следовательно, стала опасной, тем более что Любомир был не единственным…
– Что?.. – Владимир заглянул ей в лицо, словно не понимая, о чем она говорит, или не веря собственным ушам. – Ты хочешь сказать, что… Ты же не хочешь сказать, Элька, что постоянно выполняла при нем роль посредника при передаче взяток?!
Эльвира поморщилась и отстранилась от мужа.
– Не груби, ради бога…
– Я просто называю вещи своими именами! Кстати: что-то ты никак не ответишь на главный мой вопрос, куда ты девала те деньги, которые набегали тебе за… Гм!.. данную услугу в виде процента?.. Ты ж не станешь утверждать, что занималась этой гадостью бесплатно?
– Да не занималась я ничем! Во всяком случае систематически… Раза два-три, не больше… Деньги, говоришь?.. А ты что – искренне полагаешь, что мы живем, а главное, одеваем и обуваем девочек на твою зарплату?.. Именно на эти деньги я и купила девчонкам шубки из норки прошлой зимой, помнишь?! И не на подачки же твоей матери, которые она, кстати сказать, в последние годы сильно урезала!
– Не такая уж у меня жалкая зарплата, чтобы на нее нельзя было одеть девочек, да и тебя заодно!
– Такая-такая, уж поверь мне на слово! – прошипела Эльвира.
– А умерить свои аппетиты тебе не приходило в голову?! – в голосе Владимира уже слышалась ярость. – А?.. Не приходило?! Да миллионы женщин были бы счастливы, если б муж приносил в дом то, что приношу я!.. Норковые шубки им, сопливым студенткам!..
– У них все так одеты! – Эля тоже повысила голос и отступила от Владимира на шаг, испытывая на самом деле растерянность. За все годы их супружеской жизни таким разъяренным она не видела его ни разу… Какая муха укусила сегодня ее мужа, всегда покладистого, избегавшего, как правило, любых не то чтобы конфликтов, но и вообще неприятных разговоров!..
Неизвестно, что бы он наговорил ей еще, но в дверь постучали, и на пороге, к удивлению обоих, собственной персоной возникла Нина Владимировна. Генеральша редко заходила в комнату сыновей, и Владимир с Элей уставились теперь на нее вопросительно.
– Прошу прощения, если помешала, – Нина Владимировна посмотрела на супругов неодобрительно, похоже, часть их ссоры она слышала. – Но вы почему-то не берете трубку…
– Трубку?.. – Эля удивленно глянула на телефонный аппарат. – У нас не было никаких звонков… Володя, посмотри, что там стряслось?
Владимир резко схватил трубку и почти сразу бросил ее на рычаг:
– Аппарат отключен, – буркнул он. – Я всегда говорил, что три аппарата на одной линии – много… Так что там, мама?
– В общем-то, ничего особенного. Звонила Маша, она останется сегодня ночевать в городе, но просила передать тебе, Эля, огромное спасибо за алиби… Ты что, и в самом деле ее видела?
– Зачем бы мне лгать?
– Думаю, незачем, – кивнула головой генеральша. – Но если память мне не изменяет, в сторону сторожки ты ушла не одна, а с Катей. Почему же тогда Машу видела ты одна? Ведь про Катю речи не было!
– А-а-а… Разве я не говорила? Катя как раз в этот момент споткнулась… Или подвернула ногу… Она слегка отстала и что-то там поправляла. Думаю, как раз этот свой игрушечный пистолет. Я ее ждала, а Машка как раз пролетела мимо как ошпаренная. Я автоматически проследила за ней взглядом. Не потому, что сильно удивилась ее экстравагантному поведению, а потому, что ждала, что она вот-вот свалится при таких скачках со своих шпилек… Но она не свалилась. А спустя пару минут – выстрел, и Катя кинулась как сумасшедшая туда чуть ли не сквозь кусты, орать начала… Думаю, она поначалу решила, что это ее муженек вступился за ее честь… Вот бедолага!
– Послушай, мама, – до Владимира, кажется, только что дошло, что именно мог еще означать Машин звонок, – так, выходит, Машку не арестовали, если она звонила из дома?..
– Нет. Я же говорила – то, что она встречалась с ним ночью, совсем не означает, что пистолет взяла Мария и убила… Ты же сам слышал, что сказала твоя жена. Нет никаких сомнений только в том, что этот человек шантажировал ее каким-то документом…
– Интересно знать каким… – Владимир задумчиво посмотрел на Элю. – Как думаешь?
– Что бы я ни думала, это в любом случае не факты, а домыслы, – оборвала его Эльвира. – Не исключено, что Маше в итоге все-таки понадобится адвокат. К моим словам могут и не отнестись достаточно серьезно, мы все-таки родственницы… Если на то пошло, самое надежное алиби у нас с Катей, поскольку мы все время были вместе, а познакомились за пару часов до убийства.
– Не просто адвокат, – вновь заговорила Нина Владимировна, – а очень хороший адвокат… Прости меня, Эльвира, за бестактный вопрос, но… Ты по-прежнему не общаешься со своим отцом?..
Эля слегка вздрогнула от неожиданности и начала медленно краснеть.
– По-прежнему, – нехотя проронила она. – И ничего в этом отношении менять не намерена. Никогда и ни при каких обстоятельствах.
От Нины Владимировны не ускользнул встревоженный взгляд сына, брошенный в этот момент на жену… Не слишком ли много тайн в нашей семье!
Эля тем временем справилась с собой и холодно посмотрела свекрови в глаза. Генеральша и не подумала отступить.
– Если не ошибаюсь, твой отец ни разу в жизни не проиграл ни одного дела, – спокойно сказала она. – О нем, я слышала, ходят легенды. И, если не ошибаюсь, он все еще, хотя и редко, практикует. Я полагаю, что судьба Маши тебе не безразлична, Эльвира…
– Нина Владимировна! – Эля вспыхнула. – Я же русским языком сказала: никогда и ни при каких обстоятельствах! Этот разговор ни к чему!..
– Этот разговор к тому, что, если ты не собираешься менять отношения с собственным отцом, это сделаю я!
– Нет… – теперь Эльвира побледнела, и Владимир, еще недавно кричавший на жену в приступе ярости, кинулся к ней и, крепко обняв за плечи, прижал к себе.
– Успокойся, милая… Мама, ты… Это уже слишком! – в глазах ее старшего сына слышались боль и ярость. – Что – слишком? Что?! – Нина Владимировна не заметила того, что, возможно, впервые за все годы, в которые ей пришлось возглавлять свое семейство, она повысила голос. – А то, что случилось – не слишком? То, что все мы, словно преступники, под подозрением у следователей, не слишком?!
– Вы этого не сделаете, – почти прошипела Эльвира. – Вы не станете звонить человеку, которого я… который мне не отец!..
Брови Нины Владимировны поползли вверх.
– Ты хочешь сказать, что он тебе не родной отец?
– Нет, хуже… Хуже!.. – и, внезапно задохнувшись, Эля вырвалась из объятий мужа, упала на кровать и впервые на памяти Нины Владимировны разрыдалась в голос.
– Черт возьми, мама!.. – Казалось, еще мгновение, и Владимир впадет в истерику. – Тебе непременно нужно знать, в чем дело? Да?!
– Да! – Генеральша стояла насмерть, вопреки тому, что и она сама была потрясена срывом старшей невестки. – Надеюсь, ты понимаешь, что не из любопытства и не для того, чтобы разносить ваши тайны по свету… Их и так слишком много на сегодняшний день, не находишь?..
Лицо Владимира исказила страдальческая гримаса.
– Ну хорошо… Учти: ты напросилась на это сама… Эля?..
Эльвира, продолжая рыдать, махнула рукой, и Владимир, очевидно, расценил этот жест как согласие.
– Этот старый подонок систематически насиловал свою собственную дочь, едва она подросла… Если точнее, с двенадцати лет… До того момента, пока Эля не сумела уйти – заметь, уйти в никуда, на улицу в сущности…
Нина Владимировна отшатнулась от сына и вцепилась в дверной косяк. Возможно, впервые в жизни она не нашлась что сказать в ответ на кошмарное признание. Но Володя как будто и не ждал от нее никакого ответа, вообще никаких слов.
– Так вот, ты никогда не спрашивала, как мы с Элькой познакомились. Тебе ведь это было не слишком-то интересно, верно?.. Не важно! Я – в том смысле, что не важно, интересно тебе это или нет… А мы познакомились в тот вечер, когда она ушла из дома, и прежде чем я привел ее к нам… Да, через два года – два года прошло, мама… Если помнишь, Эльке было девятнадцать и она уже училась на втором курсе. И я тебе лгал отчаянно, когда выманивал деньги на карман и на якобы карточные долги… Я в жизни – слышишь? – ни разу в жизни не держал в руках карты! Спроси у Нюси или у Женьки даже. Все знают, что я тебе лгал, все, кроме тебя!.. Зато я оплачивал Элькину комнату и жратву… Не бог весть какую, но оплачивал…
– Володя, хватит. – Нина Владимировна с огромным трудом справилась с головокружением и с ужасом посмотрела на все еще плакавшую невестку.
– Прости меня, Эля, – она выговорила это с огромным трудом. Следующая фраза далась Нине Владимировне легче. – И ты, Володя, – тоже…
Она совершенно не помнила, как в конце концов оказалась внизу, в холле.
Окончательно к реальности ее вернул Нюсин голос, на который она кинулась, как кидается к матери маленькая обиженная кем-то девочка. Нина Владимировна не сразу поняла, что Нюся вернулась из города одна, без доктора и сейчас как раз ворчит по поводу того, что Иван Иванович так не вовремя надумал уезжать на какой-то идиотский «симпозум», а позвонить, что его не будет в городе, не догадался.
– Так что один только ваш халатик я вам, Ниночка Владимировна, и привезла, – сетовала Нюся. – Ай, совсем забыла… Я еще рецепты прихватила, чтобы после не ездить специально… Господи, да на вас лица нет… Что тут опять случилось?!
Она наконец заметила состояние своей обожаемой хозяйки и, подхватив генеральшу под руки, повлекла в сторону кабинета, очевидно забыв, что Нина Владимировна там больше не ночует.
– Ничего, – лепетала генеральша. – Просто я, кажется, зря не выпила таблетки… Кроме того, следователи увезли Машу…
Нюся ахнула и, на мгновение выпустив из своих крепких объятий хозяйку, всплеснула руками:
– Как это – увезли?! – она усадила Нину Владимировну в кресло и как-то беспорядочно заметалась. – Как… Как увезли, арестовали, что ли?.. Господи, Господи, как же Женечка-то наш, как?!
– Да не кудахчи ты! – внезапно рассердилась генеральша. – Я не говорила, что ее арестовали! Увезли на допрос и уже опустили, она звонила…
– Женя… Евгений Константинович… – Нюся продолжала метаться, бормоча себе под нос. – Ах она, шалава этакая, вот уж воистину шалава…
Нина Владимировна с удивлением посмотрела на Нюсю.
– А почему ты решила, что она в чем-то виновата? Я ведь этого не говорила!
– Да вам и говорить-то ни к чему. Это и так понятно. Ниночка Владимировна… Ясное дело, просто так никого не заберут… Эльвиру Сергеевну же не увезли?..
– Думаю, и ее увезут, – горько усмехнулась генеральша. – Ты уже уехала, когда она заявила, что знакома с этим… ну, соседом убитым…
Нюся снова ахнула, всплеснула руками и наконец, упав на кресло, изумленно и недоверчиво уставилась на свою хозяйку.
– Эльвира Сергеевна? С этим Любо… Господи! Да что же это делается?
– Я же сказала… Впрочем, не исключено, что как раз по работе, а… а не как-то иначе… Мне кажется, он имел какое-то отношение к криминалу… Видишь ли, просто так людей не убивают. Или, как нынче выражаются, не «заказывают»…
– Точно! – Нюся согласно кивнула головой и нетерпеливо шевельнулась. – Ниночка Владимировна, а Женечка… Евгений Константинович-то – как?.. Ах, бедный мальчик… Уж как он эту Машку любит!..
Нина Владимировна поморщилась, вздохнула и кивнула.
– Наверное, надо пойти и просто с ним посидеть… Он… Ты знаешь, он сам не захотел. – Генеральша словно услышала собственный голос со стороны, с тревогой и изумлением обнаружив в нем виноватые нотки. – Не знаю почему, но Женя решил, что я знаю, о каком документе идет речь, и пытался из меня это выпытать.
– Документе?.. – Нюся с недоумением уставилась на свою хозяйку. – Каком документе?
– Ну, да, тебя ж не было… Словом, следовательша буквально на наших глазах совершенно бесстыдно шантажировала Марию каким-то документом, якобы найденным у… у убитого и чуть ли не имеющим к Маше прямое отношение. Если бы Маша с ней не поехала, она бы сказала, что они там обнаружили.
– О Господи… – прошептала Нюся. – Бедный Женя…
– Я вижу, – сухо усмехнулась Нина Владимировна, – ее тебе совсем не жалко?..
– Что?.. – Нюся погрузилась в какие-то свои мысли и не расслышала последнего вопроса хозяйки. – Да жалко, всех мне вас жалко!.. Но Женечка… Ведь я его как родного… Он же ребенок, он такой чувствительный, сами знаете, Ниночка Владимировна… Она-то уж как-нибудь выкрутится, тут я не сомневаюсь. Вот Женя…
– Да что ты затвердила «Женя» да «Женечка»?! – генеральша сердито уставилась на свою подругу. – Да он уже давным-давно взрослый. Господь с тобой!.. У него фирма, руководит столькими людьми, денег заработал больше, чем все мы вместе взятые, а ты кудахчешь над ним, как над беспомощным крохой…
– Я не кудахчу! – Нюся обиженно поджала губы. – И фирма его тут ни при чем! Как будто мужчина, который сумел заработать деньги, становится от этого бесчувственным… Вот, я помню, сериал показывали…
– Нюся! Нам всем только твоих сериалов не хватает! Это жизнь, а не сентиментальное кино, у нас тут свои сериалы!
Генеральша посмотрела на Нюсю, обиженно поджавшую губы, и вдруг ощутила неимоверную усталость.
– Ладно, – вздохнула Нина Владимировна, – прости меня… Хочешь, иди к Жене… Если только он тебе откроет и не прогонит прямо с порога, как меня… Господи, что творится в этом доме?!
Но Нюся хозяйку уже не слушала. Моментально выпорхнув из кресла, она побежала к любимцу Жене.
Сколько Нина Владимировна помнила, Нюся всегда баловала Женю больше Володи. Она буквально обожала его и в детстве, и даже сейчас, женатого, взрослого человека.
Генеральша вздохнула и усмехнулась: впервые за много лет Нюся позабыла дать ей лекарство…
Нина Владимировна прислушалась к тишине, воцарившейся в особняке, и поняла, что как это ни странно, но Нюсе все-таки удалось проникнуть в Женину комнату, в которой он наглухо заперся после отъезда Маши. Вздохнув, она поднялась и нехотя потащилась на кухню выпить лекарство.
17
В последний раз Анна Алексеевна Калинкина плакала в далеком детстве, когда ее мать запила и она осталась вдвоем с полусумасшедшим отчимом. Даже такое простое дело, как слезы, требует, видимо, опыта и тренировки. Потому что за много лет, прошедших с похорон матери, с Аней много чего случалось. Но худшего, чем потеря мужа, все-таки не было. Плакать она все равно не могла.
Отчего-то Калинкина не просто чувствовала – знала, что на этот раз Сергей действительно ушел насовсем. И дело было даже не в том, что она не рожала – о своем бесплодии Аня честно предупредила будущего супруга. И не в ее работе, которую Сергей ненавидел, он прекрасно понимал, что с профессией его жена не расстанется никогда. На этот раз он ушел из дома за ее спиной, не в пылу ссоры, как случалось раньше, а именно дождавшись момента, когда Ани не будет дома, оставив после себя эту пошлую записку и забрав почти все свои вещи… Так уходят не в пустоту и одиночество или с целью проучить строптивую супругу… Так уходят к кому-то, кто очень ждет…
Пустая квартира встретила Аню тихой темнотой. К этому, как и к массе других мелочей, ей надо было теперь привыкать… Смириться… Вот чего она не умела точно – так это смиряться. Возможно, именно благодаря этому и сделала столь стремительную карьеру. В каждый самый малозаметный след, в самую слабенькую ниточку она вцеплялась с бульдожьей хваткой. И почти не знала неудач.
Дело, связанное с преступлением на Беличьей Горе, было странным. Во всяком случае, Аня не помнила, чтобы за всю ее уже немалую практику ей доставалось расследование убийства с такой уймой подозреваемых, у каждого из которых был серьезный мотив угробить жертву и… непробиваемое алиби! Даже у этой крашеной кошки, которую Калинкина уже считала почти преступницей, и то оно оказалось. А после того, как все участники вечеринки были просеяны сквозь сито подозрений, в наличии у следователя Калинкиной осталась самая невероятная кандидатура – сама генеральша…
Аня не заметила, когда и как мысли ее переключились на работу. Автоматически пройдя на кухню, она включила чайник, достала из холодильника колбасу и, сделав бутерброд, устало опустилась возле кухонного стола на жесткую табуретку.
А почему бы собственно и нет? Ведь только со слов Нины Владимировны известно о том, что пистолет пропал… Якобы пропал?.. К сторожке она двинулась последней и, единственная из всех, в полном одиночестве. Конечно, не хватало главного – мотива. Но если учесть их обилие у остальных членов этой «веселой» компании, ничего невероятного, что и у старухи Паниной он тоже был… Конечно, вряд ли эта самовлюбленная и холодная, как рыба, аристократка стала защищать своих невесток. А Эльвира нуждалась в защите. Калинкина связалась со следователем, ведущим когда-то то дело, в котором фигурировал Любомир. Дело было за малым: доказать, что взятка имела место и что Эльвира Панина в этом замешана… «Действительно пустячки!» – горько усмехнулась Аня, прекрасно понимавшая, что уж тут-то точно ничего не докажешь, тем более после смерти Любомира. Конечно, генеральша вряд ли в курсе дел своей старшей невестки, но кто знает?.. А вдруг они с ней все-таки дружат? У них так много общего.
Чайник забрякал крышкой, и Аня наконец вспомнила о чае. Сделав еще один бутерброд и налив кипяток прямо во вчерашнюю заварку, она вновь вернулась к Нине Владимировне. Да нет, вряд ли бы старуха стала рисковать собственной головой ради невестки. Вот ради сына… Но у обоих сыновей было двойное алиби. Кроме того, и Катя, эта несчастная дуреха, подтверждала, что на площадку перед сторожкой они оба влетели перепуганные почти сразу после выстрела. Причем совсем с другой стороны, если учесть, что убийца выстрелил жертве в затылок. Следственный эксперимент также подтвердил, что пристрелить Любомира, затем обежать вокруг площадки, не сломав ни единого кустика, братья были не в состоянии физически…
Ане вдруг пришла в голову новая мысль, и, немного поколебавшись – стрелки часов уже уверенно двигались к полуночи, – она набрала домашний телефон Реброва.
– Ты вообще-то когда-нибудь спишь? – мрачно спросил Ребров, скорее всего уже успевший направиться в объятия Морфея. – К твоему сведению…
– Паша, не злись, – вопреки обыкновению, заискивающе произнесла Аня. – Знаю, сколько времени, и знаю, что я свинья… Но дело не терпит отлагательств, Павличек… Нужно, чтобы ты прямо с утра отправился к тому самому следователю, – ну который вел дело об убийстве девицы по вызову.
– Ты ж с ним уже говорила, – недовольно буркнул Павел.
– Мне нужно, чтобы ты выяснил другое… Он многое может порассказать про шефа Эльвиры Паниной, Лоскина Владимира Павловича, у которого она тогда работала секретарем…
– Я тебе тоже могу про него много чего порассказать, – фыркнул Ребров. – Например, про то, что он – сука и взяточник, правда, к великому нашему с тобой сожалению, сука умная. Никому и никогда его не удалось пока что поймать за лапу. Думаю, вряд ли и удастся…
– Паш, погоди… Поймать я хочу не его, а нашу драгоценную Эльвиру Сергеевну, понимаешь? Пусть этот следак тебе припомнит все детали, все странности того дела… Я хочу, чтобы Панина дала показания против своего шефа.
– Ты что, Калинкина, – совсем «ку-ку»?! – Ребров, кажется, окончательно проснулся. – По-моему, она на самоубийцу не смахивает! А зная Лоскина, дать против него хоть какие-то показания может только самоубийца! Э-э-э… постой-ка… Ты что – думаешь, что Любомира все-таки убил кто-то не из этих… гостей?..
– Я просто представила себе такой вариант, вот послушай: допустим, Эльвира Сергеевна обнаруживает, кого именно ей Бог послал в соседи по даче, и, как ты понимаешь, происходит это неожиданно, и соответственно впадает в шок… Разумеется, если взятка в свое время действительно была – а она была! Что она делает, как ты думаешь, прежде всего?
– Что делает или сделала она – не знаю, а я бы первым делом оповестил своего шефа… Хотя…
– Что «хотя»? Если они работают в связке, то без всяких там «хотя».
– Беда в том, что она, если помнишь, все время торчала на Беличьей Горе, а по телефону такие дела не решают!
– Она – да, торчала. А вот кто-нибудь другой, хотя бы ее супруг… Вполне можно было передать с ним письмецо в конвертике… Хотя нет, письменно такие проблемы не решают. Но если муж в курсе… А ты знаешь, она ведь могла запаниковать и все рассказать ему!..
– Слушай, Анька, я понимаю, что у тебя фантазия по жизни богатая, но будить человека посреди ночи…
– Во-первых, еще нет двенадцати, нечего ложиться дрыхнуть в такую рань! Во-вторых, согласна, пока это лишь – домыслы. Но согласись – вполне реальные и обоснованные. Короче, если ей удалось оповестить своего шефа о появлении Любомира, тот не стал бы ждать обострения ситуации… Так что – прямо с утра дашь распоряжение Соколову: проверить, чем был занят уважаемый Владимир Павлович в интересующий нас вечер.
– Ань, не думаешь же ты, что такой тип собственноручно станет мараться, рискуя всем сразу? Судья все-таки… Это уж ты точно загнула… И вообще, тебе не кажется, что это… Как бы поточнее сказать?.. Не совсем наша сфера деятельности?
– А для чего, по-твоему, существует система прокурорского надзора вообще? Лично меня учили в вузе, что как раз для этого самого надзора, причем прежде всего – за исполнительными органами…
Ребров тяжело вздохнул, но возражать не стал: знал, что бесполезно. Сам он в успех ее новой версии не верил, но начальству следовало подчиняться.
– Ну ладно, – Павел снова вздохнул. – Есть, товарищ капитан… Разрешите поспать?
– Давай, – усмехнулась Аня, – и нечего вздыхать, словно больной слон. Да, и пусть опера еще раз поспрошают соседей, не видел ли кто в тот вечер поблизости от особняков не известную никому машину… Все-все, спокойной ночи, приятных снов!
Аня положила трубку, не дожидаясь реакции Павла, и поймала себя на том, что, вопреки всему, что случилось с ней лично, она чему-то улыбается… Впрочем, улыбка как-то сама собой быстро погасла, едва она обвела взглядом пустую кухню. Грязные тарелки в раковине, несколько скомканных ненужных бумажек, забытых на столе, переполненное мусорное ведро…
Евгений Панин смотрел на мать красными, уставшими глазами. Сердце Нины Владимировны болезненно сжалось при виде вошедшего в комнату младшего сына. Генеральша не могла вспомнить, чтобы веселый, всегда доброжелательный Женя когда-нибудь выглядел подобным образом. Он подошел к кровати, на которой лежала мать, и, согнувшись чуть ли; не вдвое, присел на крохотный пуфик, стоявший в ее ногах. Нина Владимировна протянула руку и нежно коснулась взъерошенной головы сына.
– Ну что уж ты так-то, Женя? Даю тебе честное слово, что понятия не имею, о каком документе шла речь… Я стучалась к тебе в комнату, а ты мне не ответил… Я хотела сказать, что звонила Маша, ее отпустили. Понимаешь? Отпустили! Просто она решила переночевать в городе, скорее всего, просто устала от… всего этого.
– Нюся сказала мне, что она звонила, – вяло кивнул Евгений. – Она больше ничего не говорила?
– Нет. Конкретно тебе передать ничего не просила, только для Эли…
– Эля меня не волнует! – Женя прервал мать, махнув рукой. – А в то, что Машка убийца, не верю. Зато теперь точно знаю, что ее этот подонок шантажировал… О Боже, мама, ты же должна понимать, что шантажировать женщину можно только чем-то… чем-то очень грязным!
– Подожди, Женя, ну почему сразу – «грязным»? – Нина Владимировна села на постели и заглянула сыну в глаза.
– Ты и сама знаешь почему! – он отвел взгляд и сжал губы. – А это значит только одно: Мария меня обманула.
И, сказав самое страшное, Евгений зажмурился.
– Знаешь, – мягко заговорила Нина Владимировна, – не сказать что-то даже очень близкому человеку – еще не значит обмануть его…
– Значит! – возразил он. – Особенно когда речь идет о состоятельных мужиках… Мне вообще не следовало жениться! Я женщин отродясь не понимал, а ты… Ты всегда была идеальной женой и матерью, разве мог я, глядя на тебя, хоть в чем-то усомниться?!
Нина Владимировна внимательно посмотрела на сына и еле заметно покачала головой:
– Мог, Женя…
– Что ты хочешь сказать? – все его лицо выражало недоумение.
– Только то, что наш брак с твоим отцом был… Был поначалу сделкой. Настоящей сделкой…
Только она сама знала, чего стоило ей произнести эти слова – впервые с того дня, когда она увидела своего будущего мужа. Никогда и ни с кем, кроме своей, теперь уже покойной подруги, она об этом не говорила, и последнее, что могла предположить еще каких-то несколько дней назад, что заговорит о том дне. Да не с кем-нибудь, а со своим сыном. Младшим, любимым, не слишком хорошо помнившим, но всю жизнь глубоко уважавшим своего отца, память о нем.
– Видишь ли, – продолжала Нина Владимировна, немного помолчав. – Возможно, понять это сейчас не просто трудно, но и невозможно. Замуж за твоего отца я вышла в обмен на сохранение своей жизни. Не смотри так на меня, сынок, в жизни, поверь, бывает всякое… Я действительно была ему хорошей женой. И вас с Володей родила и воспитала фактически вдвоем с Нюсей, и дом вела, и… Ну и все остальное, что положено в браке – ни от чего я не уклонялась, поверь… Даже когда узнала про драгоценности, я все равно осталась на стороне мужа.
– А… Что ты такое узнала про драгоценности? – тихо спросил Евгений.
– Просто что они есть и привезены из Германии. Разве этого недостаточно? – И, увидев, как Евгений качнул головой, усмехнулась: – Женька, ты ведь учился в советской школе и институте, неужели… Неужели в тебе, в человеке, занимающемся бизнесом, столько наивности?
– Я, чтобы раскрутиться, никого не убивал, – голос Евгения осип и сорвался в кашель. – Да, взятки – давал, крыше – плачу! Но конкурентов при этом не заказываю!..
– Ну просто ты – очень везучий человек, если ни разу в жизни никто не перешел тебе дорогу. И ты сам – тоже никому… Слава богу! Между прочим, когда ты начинал, я ночами не спала – так этого боялась.
– Брось, мама! Ты отлично знаешь, что коммерсант я средненький, о настоящем богатстве и речи не идет, кому я нужен? Так что там с отцовскими камушками?
– Ничего конкретного. Но на любых, как ты выражаешься, «камушках» есть кровь, ты должен знать… Кто же добровольно отдаст фамильную коллекцию?
– А знаешь, – недоуменно произнес Евгений, – я ведь эту самую фамильную коллекцию толком не видел ни разу… Мальчишкой меня это не интересовало, а после… Ну а после – тем более.
Нина Владимировна кивнула.
– А я ее после Костиной смерти никому и не показывала. А сейчас и показывать-то, в сущности, нечего. Почти вся перекочевала в Питер, к старинному знакомому твоего отца, который когда-то помогал ему ее пополнять… Все, что мне досталось, я продавала либо ему, либо через него. Дело это было в те годы подсудное, так что перед законом я тоже далеко не чиста.
– Ты сказала, коллекция фамильная… Откуда это известно?
– Я, сынок, это знаю… Когда твой отец еще задолго до Володиного рождения подарил мне очень красивую и очень дорогую брошь, я… Ну я ее тщательно изучила и нашла на ней, помимо пробы, какое-то странное клеймо, разглядеть которое можно было только через лупу. Несколько дней провела в «Ленинке» и выяснила, что клеймо – точная копия герба Гуттенбергов, старинного графского рода, чьи предки в конце концов осели в Баварии… Твой отец воевал в Баварии и про их родовой замок, полуразрушенный, но сохранивший ряд жилых помещений, и про старика-хозяина рассказывал раз десять. Мол, места там необыкновенно красивые…
Генеральша вздохнула и опустила глаза.
– Я его как-то спросила про этого старика, Костя очень неохотно ответил, что тот случайно попал под какую-то перестрелку и погиб… И тут же сменил тему разговора. Больше мы к этому разговору не возвращались никогда.
Евгений во все глаза смотрел на мать, словно все еще не верил своим ушам.
– И ты продолжала с ним жить, подозревая, что он – убийца? Что ради каких-то… Каких-то стекляшек убил старого беззащитного человека?!
Нина Владимировна поморщилась и покачала головой.
– Он был моим мужем, – сухо произнесла она. – Он спас мне жизнь. И никакие громкие слова ни малейшего отношения к этому не имеют.
В комнате повисла тяжелое и напряженное молчание. Евгений Медленно поднялся с низенького пуфика и с горечью усмехнулся:
– Ты очень мужественная женщина, мама. Сегодня из такого материала людей больше не делают… Я – не такой, не в тебя, к сожалению. И если Маша скрыла от меня что-то действительно гадкое, я с ней расстанусь. Разведусь – элементарно и пошло, через районный суд.
Он вышел из комнаты, аккуратно и бесшумно прикрыв дверь. На лице Нины Владимировны не дрогнул ни один мускул. Во всяком случае, когда хмурая Нюся появилась на пороге ее комнаты с уже ненужным лекарством, ее хозяйка выглядела как обычно.
